Первый документ о деятельности Гапона я нашел в архивах царской охранки. Некий агент по кличке Проня подал рапорт о том, что «неизвестный человек вел в чайной разговор о справедливости в обществе». Проня проследил, где живет этот человек, и выяснил его имя — «Георгий Гапон, жилец гостиницы Соломатина».
      Подвижническую деятельность отца Георгия замечает императрица. Она знакомится с известными общественными деятелями, художниками, артистами, писателями. На проповеди Гапона приходят сотни верующих. Дьякон церкви на Галерной гавани написал на него донос, указав, что тот касается вопросов политики, дает «сомнительные советы прихожанам». В охранке срочно принимают меры. Агент Охломов (псевдоним Юрист) докладывает в отчете: «В проповеди Гапон говорит о том, откуда обездоленный человек может ждать помощи. Обращаясь к тем, кто уповают не на Бога, а на разных политиков, он призвал не верить социал-демократам, так как они все… инаковерцы, и призвал молить Бога, чтобы царь сам даровал своему народу лучшую жизнь… Проповедь слушалась с удивительным вниманием…»
 

* * *

 
      Судьба сводит Гапона с выдающимся человеком — одним из руководителей Департамента полиции Сергеем Васильевичем Зубатовым. Помимо своих прямых обязанностей, тот занимался организацией рабочего движения, был в числе создателей «Собрания рабочих» в Петербурге. Дружбу с Зубатовым позже истолкуют как предательство и связь с охранкой.
      Зубатов так организовал работу московского охранного отделения, что заниматься революцией в Москве было делом бесполезным. В его руках сосредотачивалась информация сотен тайных осведомителей из всех партий и преступных обществ, он ежедневно проводил операции по задержанию боевиков-террористов, принимал решения по сотням депеш, приказов, циркуляров, встречался на конспиративных квартирах со своими сексотами… В конце прошлого столетия в западных губерниях империи образовалась довольно разветвленная, тщательно законспирированная сеть противоправительственных организаций. Местная полиция оказалась бессильной что-либо противопоставить заговорщикам. Зубатов, находясь от подполья за сотни верст, внедрил в их ряды своих лучших филеров, выявил всех руководителей и одним махом задержал. «Добивайтесь улучшения жизни трудящихся легальным путем, — говорил он на допросах. — Объявляйте забастовки, предъявляйте хозяевам ультиматумы, но не втягивайте молодых неопытных людей в преступные группировки, в убийства чиновников и полицейских…»
      Летом 1903 года Г. Шаевич в Одессе организовал забастовку, которая стихийно переросла в вооруженную стычку с полицией. С обеих сторон были жертвы. В результате Шаевича отправили в Сибирь, а Зубатова, не имевшего к событиям никакого отношения, из полиции уволили и сослали во Владимир. Помимо него, министр внутренних дел Плеве уволил многих выдающихся сыщиков, развалив отлаженную машину царской охранник, а сам стал жертвой бомбы террориста Егора Сазонова.
      От Зубатова руководство «Собранием рабочих» перешло к Гапону.
 

* * *

 
      Гапон писал:
 

      «Идея общества заключается в стремлении свить среди фабрично-заводского люда гнезда, где бы Русью, настоящим русским духом пахло, откуда бы вылетали здоровые и самоотверженные птенцы на разумную защиту своего царя, своей Родины и на действительную помощь своим братьям-рабочим».

 
      Священник объединял не люмпен-пролетариат, не лодырей и пьяниц, а высокооплачиваемых, квалифицированных рабочих. Он организовал учебу, воскресные концерты и лекции.
      Начавшаяся в 1904 голу русско-японская война усугубила положение рабочего класса. Для организации массовых беспорядков и срыва военных заказов правительство Японии выделило огромные денежные средства и через сиониста Циллиакуса передало эсерам и социал-демократам. Сбор средств на русскую смуту организовали и в европейских странах с сильными еврейскими общинами. Лондонская «Еврейская хроника» обнародовала суммы: германские евреи — 115 000 фунтов (1 150 000 рублей); английские — 149 341; американские — 240000; французские и австрийские — 370 000. На эти деньги приобреталось оружие, издавались революционные газеты, листовки, содержались партийные функционеры.
      Слушая на собраниях жалобы на рабские условия жизни, штрафы за малейшую провинность, массовые увольнения, Гапон убеждал рабочих, что царь просто не знает всей правды, в противном случае принял бы все меры к «защите своих детей». Так родилась идея пойти с петицией к царю. Ее подхватили сотни тысяч людей, и остановить их было уже невозможно. «Ну что же, — сказал Гапон. — Свобода такой цветок, который не расцветает до тех пор, пока земля не будет полита народной кровью!»
      Утром 9 января правительство предприняло меры по предотвращению демонстрации: развели мосты через Неву, ввели войска в город. Однако со всех концов Петербурга рабочие колоннами шли к центру города — в руки иконы и хоругви. К ним присоединились боевики-революционеры, любопытные. Толпа росла. Собралось более 200 тысяч. В районе Невской заставы — цепь солдат. Офицер дал команду разойтись. Толпа медленно приближалась, Раздалась команда «пли»: первый выстрел поверх голов, второй по ногам. Снег обагрился кровью, все бросились врассыпную…
 

* * *

 
      Накануне «кровавого воскресенья» рядом с Гапоном крутился некто «инженер» Рутенберг. И хотя «Собрание» не допускало на свои заседания чужих, для него было сделано исключение. Священник от частых выступлений охрип, и предприимчивый инженер кричал в толпу его слова. Теперь мы знаем, что
      Рутенберг оказался рядом с Гапоном не случайно. Один из вождей эсеров Б. Савинков писал: «Наш блистательный вождь Чернов поручил ему пасти этого попа, чтобы иметь возможность его громкое имя вплести в терновый венок славы нашей многострадательной партии».
      Рутенберг оказался рядом и около Нарвских ворот. Священник от выстрелов не пострадал, его увели во двор соседнего дома. Что удивительно, у инженера при себе оказались ножницы (!!!), которыми он тут же подстриг (в целях конспирации) длинноволосого Гапона. Рабочие вырывали из рук «ловкого парикмахера» пряди волос и уносили как священную реликвию на память. Отца Георгия переодели в костюм рабочего и спрятали. Вскоре ему удалось уехать за границу.
 

* * *

 
      Гапон был лишен не только церковного звания, но и объявлен опасным преступником. Он обвинялся в том, что «с крестом на груди, в одежде духовного отца предал свой сан и вступил в преступное сообщество еретиков и халдеев, выполнявших в России предательскую роль». В ответ Гапон проклял «солдат и офицеров, убивающих своих невинных братьев», а царя объявил «изменником»…
      За границей он опубликовал несколько оскорбительных открытых писем Николаю П. Они имели громадный успех. Вожди всех партий шли к Гапону на прием, всячески обхаживали его. За рукопись книги «История моей жизни» он получил пятьдесят тысяч франков, что гарантировало безбедную жизнь на долгие годы. В Женеве Гапон пытался объединить всех революционеров в одну партию, не понимая разницы между их целями. Над ним посмеивались, упрекая в незнании учения Маркса — Энгельса, а он заявлял, что всю социал-демократию сметет с лица земли.
      Эсеры выманили у него деньги якобы для покупки оружия на революцию в России, но снаряженное судно — по «странному стечению обстоятельств» — садится на мель и погибает. Сам Гапон, сопровождавший груз лично, выплыл чудом… Сегодня можно утверждать, что это было первое реальное покушение на его жизнь.
      17 октября Николай II опубликовал манифест об амнистии преступников. Гапон едет в Петербург.
 

* * *

 
      Рабочими он встречен как герой. Социал-демократы писали за границу, что Гапон полностью владеет инициативой в рабочем движении. В декабре 1905-го революционеры потребовали от Гапона вывести рабочих Петербурга на улицы и поддержать восстание в Москве, но он категорически отказался устраивать новую бойню. Именно в это время газеты начинают публиковать материалы с намеками на тайные связи с охранкой. Кампания против Гапона приобретала оскорбительный характер. Он возмущался, собирал руководство «Собрания», требовал доказательств. В это время один из рабочих активистов, некто Петров, ушел в подполье, откуда разразился серией антигапоновских заметок, немедленно опубликованных газетами. Тогда он опубликовал следующее заявление:
 

      «Мое имя треплют теперь сотни газет — и русских, и заграничных. На меня клевещут, меня поносят и позорят. Меня, лежащего, лишенного гражданских прав, бьют со всех сторон, не стесняясь, люди разных лагерей и направлений: революционеры и консерваторы, либералы и люди умеренного центра, подобно Пилату и Ироду, протянув друг другу руки, сошлись они в одном злобном крике: „Распни Гапона — вора и провокатора! Распни гапоновцев-предателей!“ Правительство не амнистирует меня: в его глазах я, очевидно, слишком важный государственный преступник, который не может воспользоваться даже правом общей амнистии. И я молчу. И молчал бы дальше, так как прислушиваюсь больше к голосу своей совести, чем к мнению общества и газетным нападкам… Совесть моя чиста.
      18 февраля 1906 года
Гапон».

 
      Разобраться, был ли Гапон агентом охранки, в сущности, не так сложно.
      В царской России полиция охотно пользовалась услугами осведомителей, но по секретным законам империи категорически запрещалось вербовать таковых среди церковнослужителей и депутатов Госдумы.
      Если все же предположить, что в этом случае закон был грубо нарушен, на «агента Гапона» обязаны были завести личное дело с грифом «хранить вечно». Но где оно? Среди почти двух тысяч сексотов, выданных революционерам «перебежчиками от полиции» М. Бакаем и А. Менщиковым, имени Гапона не было. Во вскрытых большевиками в 1917 году архивах МВД и жандармерии до сегодняшнего дня ни один историк не нашел ни одного документа, подтверждающего его связь с полицией. (А ведь если Гапон получил хотя бы копейку, это было бы зафиксировано в финансовых документах.)
      Основным доказательством, компрометирующим Гапона, до сих пор является утверждение Рутенберга, что якобы «отец Георгий предложил ему стать агентом и за 25 000 рублей выдать приготовление какого-нибудь террористического акта». Сразу вызывает сомнения сама цифра. Чтобы представить значимость этой суммы, сравним ее с жалованьем царского губернатора, получавшего 500 рублей в месяц. Рабочие тогда зарабатывали не более 200 рублей в год. Такой «гонорар» не выплачивали даже самым ценным агентам за предотвращение крупнейших террористических актов. Например, Кальман Альбаум получал 75 рублей в месяц, Зинаида Гернгрос — 500 рублей, Лев Голинберг за доносы на Ленина и Крупскую — 40, а затем 50 рублей, Мовша Дликман по 250 рублей и т. п.
      Сомнительность заявления Рутенберга еще и в том, что сам он в партии эсеров был лишь маленьким человеком, «пешкой», о чем полиция, разумеется, великолепно знала, к тому же он давно ходил под «наружкой».
 

* * *

 
      Поднятая вокруг бывшего священника кампания клеветы окончательно подорвала его здоровье. Жена тайно увезла Гапона в Финляндию, в Териоки, где сняла комнату на даче хозяйки Пяткинен. Эсерам все же удалось его выследить. 24 февраля 1906 года в 12 часов дня рутенберг явился к Гапону и предложил ему встретиться с важным революционером в тайном месте. Сейчас уже известно, что у Рутенберга был план: обманным путем посадить Гапона в повозку, в пути заколоть ножом, труп бросить в лесу в глубокий снег — до весны ищи-свищи… Несмотря на категорическое возражение жены, Гапон надел шубу, сунул в карман пистолет и сел в санки. Как только отъехали от дачи, «наемные извозчики» узнали свою будущую жертву и отказались ехать.
      Еще дважды Рутенберг пытался вытащить Гапона — 5 и 10 марта. Воспротивилась жена, выгнала его вон. Заподозрив неладное, увезла мужа в Петербург. Тогда эсеры снимают на подставное лицо, Путилина, пустующую дачу в Озерках…
      Описывая подробности расправы, Рутенберг заявлял, что свидетелями их разговора были несколько рабочих. Услышав предложение отца Георгия стать агентом, «они не выдержали и выскочили из укрытия и повесили предателя». Лично я с огромным трудом представляю себе «рабочих», которые чуть ли не пихают человека в петлю. Если бы это были коллеги по «Собранию», что помешало им устроить третейский суд (что тогда широко практиковалось в таких случаях) и осудить Гапона публично? Выходит, эти люди оказались в Озерках с заведомой целью — убийство. Даже веревка для повешения была приготовлена заранее…
      В книге «Провокаторы и террор» (Тула, 1927 г.) Л. Дейч написал, что знает фамилии всех участников убийства и даже с одним из них разговаривал: «…Встретив на станции Гапона, Рутенберг привел его на дачу, где в одной из комнат уже поместились трое рабочих. Гапон, думая что они одни и никто их не может слышать, был цинично откровенен… Среди нас был молотобоец Павел… он лично знал Гапона. „А вот ты каков!“ — воскликнул он и бросился на Гапона. Тот стал на колени, начал просить: „Товарищи, братцы, не верьте тому, что слышали. Я по-прежнему за вас, у меня своя идея“.
      …Павел, повалив его, стал душить своими железными руками… Я схватил веревку, которую, видимо, оставил дворник, когда принес дрова, и закинул петлю на шею Гапона. После этого мы потянули его в переднюю, где повесили на вбитый над вешалкой крюк».
 

* * *

 
      Почему даже много лет спустя ни товарищ Дейч, ни «молотобоец Павел» не называют подлинных имен убийц-рабочих? Почему скрывал свое участие в акции возмездия «молотобоец Павел»? (Например, один из могильщиков царской семьи Ермаков не скрывался, а, наоборот, ежегодно открывал демонстрацию в Свердловске, в первых рядах гордо неся красное знамя.) Рутенберг писал, что ему приказал убить Гапона сам Евно Азеф (Азеф в течение 16 лет был одним из руководителей партии эсеров и одновременно тайным агентом охранки. — Э. X.). Если так, то при чем тут «стихийная несдержанность рабочих»?! Странно, что ни Дейч, ни публикатор записок Рутенберга Владимир Бурцев не спросили риторически: с какой целью Гапона пытали, ведь на трупе были следы ужасных пыток?
      Последние месяцы жизни Гапона и последовавшие за его гибелью события полны таинственных загадок, не раскрытых до сих пор. Я уверен: Гапон располагал какими-то важными документами, которым сам придавал исключительное значение. В частности знал о получении вождями революции огромных сумм на организацию смуты в России и неоднократно подчеркивал, что Бог его миловал от этих денег.
      «Когда они (документы. — Э. X.) будут опубликованы, многим не поздоровится, а в особенности… (он назвал одно громкое имя, с которым тесно связана история появления манифеста 17 октября). Им всем хочется поднимать и опускать рабочую массу по своему усмотрению; об этом мечтал еще Плеве, но они ошиблись в расчетах», — писал В. Грибовский о высказываниях Гапона (Исторический Вестник. — 1912, март).
      Гапон прятал эти документы у надежных людей, в конце концов, передал их своему адвокату Марголи-ну. После убийства Гапона Марголин с бумагами выехал за границу, но там неожиданно скончался при невыясненных обстоятельствах, а документы бесследно пропали.
      Интересно, что сам Рутенберг сразу «завязал» с эсерством и уехал сначала в Италию, а затем, сменив фамилию, строил в Палестине еврейское государство, где сделал карьеру, став миллионером. В 1927 году в советских журналах была опубликована фотография грандиозных похорон, подписанная только «двумя словами: „Похороны Рутенберга“. Какую такую важную услугу оказал он большевикам, что его столько лет не забывали и даже отвели много места в советских энциклопедиях?
      …Гапона хоронили 3 мая 1906 года на Успенском городском кладбище в присутствии почти 200 человек. Могилу завалили венками и цветами. Исправник Ко-лобасов в рапорте докладывал: «Затем стали говорить речи рабочие: Кладовников, Смирнов, Князев, Ушаков, Кузин, Карелин о том, что Гапон пал от злодейской руки, что про него говорили ложь, и требовали отмщения убийцам. Затем послышались среди присутствующих крики: „Месть, месть, ложь, ложь…“ На могиле поставили деревянный крест с надписью: „Герой 9 января 1905 г. Георгий Гапон“. После революции крест был сорван и положена доска с такими словами: „Ты жил только для себя и поэтому тропинки нет к твоей могиле…“
       (Совершенно секретно. — 1996. — №1)

Охота на ворона