Большому обеду, назначенному на середину дня, должен был предшествовать так называемый полуденный ланч, проще говоря, перекусон, или чаепитие, с обилием всяческих закусок и некоторым количеством алкоголя. А как же иначе, ведь суббота.
      Ирину с Ольгой позвали в дом Залесских. Там, на широкой открытой веранде под стеклянной крышей, которую все называли фонарем, был накрыт столик. Александр с Игорем уже были тут, полулежали в удобных плетеных креслах, что-то пили из маленьких рюмочек и потягивали кофе, очень, кстати, ароматный. И уж конечно не растворимый. Поскольку чашки были тоже миниатюрные, а для Турецкого так вообще непривычные. Он ее, бедную, с трудом в пальцах-то удерживал — за тонюсенькую ручку. Да, Шурик, это тебе не привычная кружка, куда вбухивается до полулитра темной бурды, именуемой крепким «кофием», способным, оказывается, заряжать твои усталые мозги дополнительной энергией.
      Игорь, как вежливый хозяин, немедленно встал из кресла, едва дамы поднялись по лестнице на веранду. Взяв Ирину за руку, он подвел ее к креслу рядом с Турецким, после чего призывно поднял руку. И тотчас из дома «выплыла» исполненная достоинства, очень эффектная девица, ну точная копия горничной из какого-нибудь богатого бюргерского дома, как их изображали классики. Все на ней было словно из прошлого: пышное платье до полу, передник с кружевными оборками, туго затянутый на талии, отчего формы девицы обретали особую живописную пикантность, наконец, крахмальный кружевной чепчик на обильных рыжих кудрях. А глаза! С поволокой, с рожденья утомленные, они смотрели на мир с такой женской откровенностью, что любые вопросы тут, пожалуй, были бы лишними. В ее обнаженных до локтей, пухлых и белых руках сверкал серебряный поднос, на котором были расставлены такие же, как у Турецкого, чашечки. И аромат от них струился воистину умопомрачительный. Стол же был полностью заставлен маленькими тарелочками с разнообразными бутербродами, пирожками, замысловатыми пирожными, печеньями и прочей легкой закусью.
      — Прошу отведать! — как-то даже излишне изысканно предложил Игорь Ирине, помогая ей сесть и придвинуть кресло поближе к столу.
      Вот это да! Подобное Турецкому, поди, и не снилось! Ирина с торжеством посмотрела на мужа, а он… Ах, негодяй! Он в открытую буровил глазами эту рослую и упитанную рыжую «шоколадницу», нагло подмигивал ей, словно сообщнице по каким-то темным делам, и вообще вел себя ну совершенно непристойным образом. То есть абсолютно ни на что не обращал внимания, будто ни жены его рядом не было, ни вообще… Надо же! Ведет себя… как хочет! А сам что говорил, когда ехали в гости? И потом, ведь пришли дамы, вот и Лера появилась из дома, правда, казалась она чем-то не в меру озабоченной. Или просто недовольной. Возможно, у нее была на то причина, хотя демонстрировать свое скверное настроение при гостях вроде бы не следовало. Но Игорь понимающе покивал Александру и незаметно махнул рукой: мол, не берите в голову, образуется…
      Сам он по-прежнему не садился. Правда, за Ольгой не ухаживал, этой своей соседке он просто показал на кресло, а вот жене, как и гостье, подвинул. Наконец и сам устроился, сказал:
      — Давайте, девочки, перекусите! И отдохните, еще нагуляетесь. А то пока дойдет до обеда, можно ведь и похудеть, верно, Саш? А ты, Верочка, — обернулся он к пышнотелой своей горничной, — погляди-ка нам как бы еще чего-нибудь вкусненького. Ребята, чего хотите? Саш, что скажешь про коньяк, ничего? А может, желаете пивка холодненького? Девочки, не стесняйтесь! Ирина, скажите, ну чего бы вам сейчас больше всего хотелось?
      — Говори, не бойся, — снисходительно-небрежным тоном разрешил Турецкий.
      — Шурик, не валяй дурака, — спокойно отфутболила Ирина.
      — Ой, она тебя Шуриком зовет?! — в восторге воскликнул Игорь. — А мне можно? Ну хоть по старой дружбе, Саш!
      — Тебе, Игоряша, все можно, — печально вздохнул Турецкий. — Ирка, а кофе, между прочим, мировой. Даже я такого никогда не пил. Попробуй, тут дело, конечно, не в рецепте, как он мне нагло врет, — Александр ткнул перстом в хозяина дома, — тут, дорогая моя, качество продукта, вот что самое главное. Попроси, может, он для тебя лично расщедрится. А из этого продукта я и сам сварю, дай боже! Верно, Верочка?
      И величественная, словно императрица, горничная вдруг страстно округлила голубые глазищи и… благосклонно кивнула. Ирина едва не поперхнулась действительно замечательным кофе. Это что ж тут делается, граждане?!
      — Ладно, Сашка, — кивнул Игорь, — вопрос больше не обсуждается, принципиально. Получишь ты этот свой «продукт», можешь не сомневаться. Лерик, не забудь, пожалуйста, когда завтра соберемся провожать наших дорогих гостей. И Шуриком я тебя, так уж и быть, звать не буду, потому что для меня ты, как был, так навсегда и останешься Сашкой, а еще Турком, понял? Вот так, учти, старик… А что, Ира, нравится вам здесь?
      — Очень. Отдыхать одно удовольствие. А вот работать? — Она засмеялась.
      — Умница, в самую точку. Но здесь, — постучал он пальцем по столу, — у нас никто и не работает. Здесь… как это? Тихая заводь. А работа — она там. — Игорь вздохнул. — Вот и ваш замечательный супруг это хорошо понимает… Ты, старина, между прочим, на досуге-то прикинь все-таки мое предложение. С ходу ведь как бы не стоит ничего отвергать, верно? Сегодня одно настроение, завтра — совсем другое, а послезавтра вообще, может быть, в петлю потянет…
      — Ну, у тебя, старик, и планы!
      — Брось, все мы человеки… И семьи у нас. И жены-красавицы, верно? Слушай, Лерик, а почему я Светки не вижу?
      — А они все там, Игорь Валентинович, на бордюре гоняют! — вмешалась Ольга. — С раннего утра, разве вы не слышите?
      — И Светка там? — словно бы удивился Игорь.
      — А ты будто не знаешь! — хмыкнула Лера. — Как обычно, с Колькой этим. С Найком.
      Ирине показалось, что сказано было это мачехой Светланы со скрытой долей неприятия, пренебрежения, что ли. И явно — с неудовольствием.
      Кое-что ей уже стало известно о взаимоотношениях женщин в семье Залесских, Олечка успела натрепаться. Не сплетни, нет, а так, как говорится, по-соседски, о чем в поселке практически всем известно. Просто не обсуждается, поскольку и особого повода тоже нет. Сказала, что Валерия и Светлана не переносят друг друга, хотя в принципе вполне могли бы стать подружками, ведь между ними всего и разница-то — меньше десятка лет. Светлане пошел шестнадцатый, какая уж там девчонка, девушка, считай, местными парнями верховодит, с характером, чертовка. И настоящей красавицей растет. А Валерия, к примеру, в компании человек замкнутый и мало интересный. Натура, в сущности своей, склочная, вероятно, по этой причине и возникают у Залесских все семейные конфликты.
      Ну а особое место в доме занимает Вера — Верочка, Верунчик, Веруся — в зависимости от настроения хозяина. Откуда она взялась, никто не знал, но было известно, что Игорь трогательно опекал ее, как свою дальнюю родственницу, какую-то там «много… юродную» племянницу. А что она помогает в доме по хозяйству, так мало ли какие бывают у двадцатилетних девиц капризы? Валерия поначалу была недовольна постоянным присутствием в доме какой-то там племянницы, но потом смирилась и перестала обращать на нее внимание. Хочешь быть прислугой — твои заботы. Но тогда и соответствуй положению. А еще ее, возможно, устраивало то обстоятельство, что и со Светкой у Веры также отношения как будто не складывались. Вот и жила «родственница» как бы сама по себе, изредка «выплывая» к гостям то в облике знаменитой лиотаровской шоколадницы, то лукавой декамероновской Перонеллы, а то сдобной рубенсовской дамы. На это у нее фантазии, во всяком случае, хватало. Каким же было конкретное «участие» Игоря Валентиновича в ее судьбе, в поселке не обсуждалось. Или, если и обсуждали, то исключительно в своих стенах, не вынося мнений наружу. В конце концов, если это Игорю надо, значит, пусть так и будет.
      Но вообще-то народ догадывался, что Игорь Валентинович разве что при гостях выглядит самостоятельным и независимым: покрикивает, приказывает, пошумит даже иной раз. А на самом деле дома он по большей части под Леркиным каблуком. Такой вот парадокс. И, вполне возможно, что именно эта Вера и являлась в какой-то степени тем щитом, которым Игорь прикрывался от Валерии. Или чем-то большим, кто их разберет…
      Зато на службе, в банковской своей ассоциации, там да, там он — голова и самый крупный начальник. И все, кто работали вместе с ним, были, пожалуй, одинаково прочно завязаны на Игоре Валентиновиче. И не только финансово, хотя и этот вопрос необычайно серьезен. Тут другое важно.
      Фонтанирующий смелыми и рискованными идеями, Залесский сумел в свое время собрать и сплотить вокруг себя сильную группу людей, занимающихся банковской деятельностью. В те времена, естественно, тоже рисковой, потому что именно тогда можно было делать деньги «из воздуха»: только еще создавались крупные капиталы, возникали мощные финансово-промышленные группировки, которые впоследствии станут диктовать свою волю и президенту страны, и ее правительству. Ну, пытаться это делать, во всяком случае.
      Он же затем организовал и так называемую Малую Ассоциацию коммерческих банков, работающих исключительно с мэриями крупнейших центров России.
      Следующим шагом стал этот поселок Солнечный, в который вложены баснословные средства, зато и жители его могли в дальнейшем буквально ни в чем себе не отказывать.
      Так что, как говорится, дружба дружбой, но хозяева коттеджей, сильно смахивающих на стилизованные средневековые замки и начиненных при этом всеми доступными удобствами, оказались людьми сплошь состоятельными, обладающими сказочными возможностями. А если пока они не слишком на виду, в смысле не мелькают постоянно на телеэкранах и газетных полосах, то и на это имеются свои веские причины. Каждый плод должен созреть. Вот такая философия.
      И все это Ирина поняла из легкомысленной болтовни Олечки, пока бродили по парку, вдоль воды, смотрели, восхищались и так далее. Разумеется, не этими конкретно понятиями оперировала Ольга, однако смысл оставался именно таким. Наверняка и возможности, да и потребности Залесского были чрезвычайно высокими.
      Но теперь Ирину заинтересовали слова Игоря о каком-то его предложении, сделанном Турецкому. От чертова Шурика ничего же толком не добьешься, ему бы все шуточки да хаханьки. А ведь пахло чем-то весьма аппетитным, мягко говоря. Он и сейчас делает вид, будто безумно утомлен жизнью, что все ему надоело, что удовольствия никакие не нужны, и если бы окружающие не противились, он бы с наслаждением закинул свои ходули да хоть на те же перила террасы и подремал бы себе в охотку. Ну и зануда же ты, Турок! Правильно тебя в школе дразнили! Зря, подумала Ирина, раньше об этом не слыхала, стал бы ты тогда у меня Шуркой, как же!..
      — Саш, — обратил внимание на Турецкого хозяин, — может, ты вздремнуть хочешь? Или, если желаете, можно как бы баньку устроить, а, девочки? Очень, между прочим, славно перед обедом!
      Женщинам такое предложение показалось чудовищным. Идти распаренными, потными и красными к столу?! Где столько мужчин! Это ж себя не уважать! Не говоря об окружающих. Ну разве что завтра с утра…
      А вот Александр Борисович почему-то сразу согласился. Будто только и ждал подобного предложения. Завтра, мол, какой уже пар! Завтра домой ехать…
      И мужчины заторопились. Игорь велел Вере, явившейся по его зову и картинно застывшей в дверях, принести вниз, в подвальный этаж, где была оборудована отличная баня — и финская сауна, и российская парилка с каменкой, на любителя, и даже приличный, двадцатиметровый бассейн с морской водой, — все необходимое для чисто мужского священнодействия.
      Прозвучало это, надо сказать, несколько двусмысленно. Что немедленно и отметила Ирина, даже пожалевшая на миг, что так легкомысленно отпустила супруга с заметно посверкивающими глазками явно в какой-то «чужой огород». Но что делать, переменить решение — значит продемонстрировать свою неуверенность. В чем? Господи, да в чем вообще нынче может быть полностью уверена любая женщина! Кто бы подсказал…
      И еще один примечательный, хотя и краткий, диалог состоялся у мужчин.
      — Пивка-то прихватим? — спросил Игорь и сделал Вере знак подождать.
      — А что у тебя? — уже деловито осведомился Турецкий.
      — Прикинь на выбор: «Варштайнер», «Бремен», если желаешь, есть даже «Бель-вю».
      — Э-э-э… — важно поморщился Турецкий. — «Бель-вю» пусть женщины пьют. И шоколадками, понимаешь, закусывают. Ну что, в принципе ассортимент у тебя, гляжу, неплохой. Я бы остановил внимание, пожалуй, на… «Варштайнере». Опять же древняя история, то, понимаешь ли, другое… Лет с полтыщи-то наберется? И охладить бы градусов этак… до десяти, не возражаешь?
      — А за горлышко свое, господин государственный советник, не боитесь?
      — Так не зима ж! И в бассейне у тебя наверняка никак не меньше двадцати, точно?
      — Двадцать три, — будто оправдываясь, ответил Игорь. — Не то?
      — Перебьемся… — вздохнул Турецкий. — Значит, десять, и не больше. Да, Верочка, а еще нам бы очень желательно… ага? — Турецкий сделал плавный и волнообразный жест обеими руками, изобразив нечто, напоминающее не то гитару, не то женский торс, после чего словно бы легонько пришлепнул по этому самому воображаемому торсу ладонью, что выглядело как-то уж очень двусмысленно. — Как считаешь, Игоряша?
      Игорь плотоядно ухмыльнулся, кинул пухлую ладонь на лысину, будто поправляя несуществующую прическу, и многозначительно кивнул. Отлично все поняла и эта рыжая. Она скромненько так улыбнулась, но заметно взбодрилась, будто получила весьма приятное предложение, однако голову склонила церемонно: мол, хорошо, и это вам тоже будет сделано.
      Ирина с неясной тревогой взглянула на хозяйку, на Олечку, но те в ответ лишь иронически хмыкнули и равнодушно пожали плечами, будто происходящее им было совершенно не интересно.
      «Нет, — в который уже раз за сегодняшний день подумала Ирина, — что-то здесь определенно не то… Ну, что Турецкий тут уже как рыба в воде, это ясно, с его-то профессиональным нахальством иначе, наверное, просто и нельзя. Один только разговор о сортах пива чего стоил! Можно подумать, будто Шурик с утра до вечера только и делает, что дегустирует все эти „Варштайнеры“ с „Бременами“. А она и названий-то таких не слыхала. Но что означала эта не очень понятная игра жестов? Наверняка ведь что-нибудь непристойное, к чему все здесь, похоже, давно привыкли, и уже ни на что не обращают внимания. Игорь же прекрасно понял, чего хотел его школьный друг Александр Борисович! А об этой рыжей „родственнице“ с жутко порочными глазами и говорить нечего!..»
      Ирина вдруг поймала себя на том, что совсем недавно, буквально полчаса назад, примерно в таком же духе рассуждала и по поводу той же Олечки, только еще подозревая, что с легкой руки Турецкого попала в рассадник порока. Но теперь невольные подозрения все больше обретали черты реальности. Ну, ладно, Ольга! Семьи тоже бывают разные, что-то не сложилось, хочется новизны, того, другого. Трудно упрекать человека, когда не знаешь, чем он живет. Однако с этой-то дивой ведь все предельно ясно! К таким вот, как она, почему-то больше всего и тянет мужиков. Но как Шурик-то обрадовался, когда женщины отказались с ними париться! Или Игоряша этот почему ухмыляется, будто они с Турецким устроили заговор против собственных жен? Да какой там, к чертям, заговор, если у них на физиономиях написано, что все мужики — козлы? Ну, может, не все, но почти, это точно. Вот только где те, которые составляют исключение? Но снова расспрашивать, а тем более допытываться, что там, в бане, может быть, — это Ирина сочла ниже своего достоинства. Оставалось, правда, еще надеяться, что Турецкого не занесет и он не забудет, что приехал сюда не один, а вместе с супругой. На которую, между прочим, тоже все обращают внимание… И зря об этом как-то постоянно забывает господин «важняк»!

      Турецкий вышел из «врачебного кабинета», аккуратно прикрыл за собой дверь, подтянул плавки и в прямом смысле рухнул в голубую, подсвеченную до бирюзового блеска, воду. Под водой резво промахнул почти треть бассейна, вынырнул и пошел дальше мощным баттерфляем. Оттолкнувшись от противоположного бортика, заторопился назад уже кролем, поднимая вокруг себя волны, будто колесный пароход. Пройдя, таким образом, положенную сотку, подплыл к лесенке и опрокинулся на спину, раскинув руки. Тело отдыхало.
      Черт его знает, как оно получилось, но теперь-то чего рассуждать?..
      …Они расположились не в сауне, а в русской парилке, когда температура там подползла к ста двадцати градусам. Александр только что в охотку «отходил» жирное тело Игоря парой отлично распаренных пихтовых веников. Залесский орал так, будто оказался жертвой группового насилия. Турецкий хохотал и продолжал лупить его от всей души, опаливая нагоняемым жаром так, как не пожелал бы и врагу. Нет, ну, конечно, никакого изуверства, все, в общем-то, по науке, хотя вполне можно было бы и полегче.
      Потом, пока Игорь, жалобно охая, бултыхался в почти ледяной воде отдельной «бочки», прошелся и по собственному телу. Но явившийся обратно в парную взбодрившийся Игорь заявил, что теперь его, Турецкого, очередь ложиться на полок. И вот тут уже олигарх, мать его, отыгрался на все сто! Сильный, зараза! Это только казалось, что если человек толстый, так обязательно рыхлый. Вовсе нет, но он еще и злопамятным оказался! «Ты, говорит, меня помучил, теперь сам никакой пощады не жди!» Ну никакой жалости, ни малейшего почтения к телу все-таки генерала от юстиции.
      Впрочем, и это терпимо. Подобная встряска не бывает во вред нормальному организму. Исключительно на пользу.
      И вот, когда они полулежали в предбаннике, больше напоминавшем небольшую гостиную, на кожаных диванах, застланных пахнущими морозной свежестью простынями, и, лениво перебрасываясь фразами о закончившемся судебном процессе, потягивали из высоких стаканов золотистое, мягкое пиво, к ним вошла Вера.
      Ее вызывающе белое, прямо-таки ослепительное, полное тело было закутано странной прозрачной тканью, от складок которой скользили голубоватые тени, придававшие общей картине воздушность и нереальность. Было ли на девушке надето еще что-то из купальных принадлежностей, Турецкий сразу и не разглядел, но уже одного только взгляда на нее было достаточно для того, чтобы он немедленно сел и кинул на колени скомканную простыню. А эта штука у нее, вспомнил он где-то услышанное, кажется, называется «парео». Или что-то вроде того.
      Она подошла к низкому столу, на котором стояли бутылки с «Варштайнером». Не спрашивая у дяди разрешения, взяла одну из них, откупорила и стала сосать прямо из горлышка, не обращая внимания на поднос, уставленный чистыми бокалами. Скосив глаза, она заметила откровенное изумление Турецкого от этакой «простоты нравов» и хитро подмигнула ему. Наконец, не отрываясь, прикончила бутылку, выдохнула «уфф!», вытерла пухлые губы локтем и… засмеялась:
      — Блеск! Ну что, дядечка? Какие проблемы? Или они у вас, Александр Борисович? Не стесняйтесь. Скажи ему, дядя… — И она опять залилась смехом.
      — Да, в самом деле, — закивал Игорь, — настоятельно советую. Верусенька ведь у нас будущий доктор! Ты не думай, будто она как бы ветреная какая-нибудь, она очень серьезный и знающий человечек, вот! Это главное. Единоборствами занимается, да, девочка? Опять же превосходно владеет оздоровительной гимнастикой, между прочим. А уж массаж исполняет, старик, куда там всем хваленым спортивным врачам! Очень советую. Если Верунчик, конечно, не возражает. Ты ведь не возражаешь?
      — Неловко как-то… — промямлил Турецкий, старательно придерживая на коленях простыню.
      — А чего неловкого? — развел руки в стороны Игорь. — Вера, отведи его в наш кабинет, заодно там и давление померь, погляди, чего надо, массажик сообрази, ну, как положено. А я тем временем еще один парок приму. Сашк, ты расслабься, почувствуй себя раскованно и, вообще, постарайся полностью скинуть напряжение! Давайте, ребята, двигайте…
      Сказано это было спокойно и просто, без каких-либо там пошловатых намеков, задних мыслей, подковырок. И Турецкий поднялся и отправился за Верой, за этой «крупногабаритной» девушкой, которая, кокетливо оглядываясь, отправилась вдоль кромки бассейна к двери в противоположном конце помещения.
      Игорь не обманывал. За дверью действительно была просторная комната, оборудованная как врачебный кабинет. Пара широких кушеток у стен, стол для массажа, стеклянный шкаф с наборами склянок, инструментов, пузырьков и прочей медицинской мелочью. Томограф на столике в углу, множество непонятных приборов. Даже зубоврачебное кресло с каким-то космическим аппаратом над ним. Ну, то есть все, что требуется в доме для оказания экстренной медицинской помощи.
      — И вы всем этим делом непосредственно командуете, Верочка? — удивился Турецкий, оглядев помещение.
      — Нет, в поселке есть свой врач. А я так, от случая к случаю, при острой необходимости. Понимаете? — и опять улыбнулась, эротично облизнув губы, сложенные пухлым колечком.
      Очень наглядное объяснение, отметил про себя Турецкий.
      — Но ведь вы готовитесь стать врачом? Чем же не практика?
      — Доктору, которым предстоит стать мне, все эти глупости скорее всего не понадобятся, — заметила она с непонятным вызовом и, картинным движением сняв свое «парео», небрежно кинула легкую ткань на одну из кушеток. После этого достала из шкафчика тюбик, выдавила на ладони какой-то крем, растерла его и, подняв руки, словно хирург перед операцией, повертела ладонями. Кивком указала на стол для массажа, на котором была уже разостлана накрахмаленная простыня.
      — Прикажете лечь? — усмехнулся Турецкий.
      — А вы разве пришли сюда с другой целью? — наивным тоном спросила она.
      И уставилась на него такими невинными глазищами, что Турецкий понял: все, хана! Вот же она, статья сто тридцать четвертая Уголовного кодекса Российской Федерации: «Половое сношение и иные действия сексуального характера с лицом, заведомо не достигшим шестнадцатилетнего…» Нет, это в старой редакции, а в новой дошли уже до четырнадцатилетнего возраста… послабление сделали для себя господа депутаты, ага. Но все равно «наказывается лишением свободы на срок до четырех лет»!
      — Я, Верочка, почти уверен, что такой восхитительной девушке, как вы, должно быть отлично известно, почему мужчины смотрят на вас с откровенным восхищением. И даже, извините, вожделением. Я не прав?
      — Ну то есть абсолютно правы, — спокойно ответила она. — Поэтому извиняться нет нужды. Могу только добавить, что девушке пошел двадцать третий год и она, по правде говоря, давно уже не девушка и, бывает, с не меньшим вожделением посматривает на тех, кто и ей нравится. Поэтому не теряйте времени и ложитесь, а там посмотрим, чем мы сможем помочь друг другу.
      Турецкий оценил текст, еще раз окинул необычайно аппетитную девушку откровенно «пожирающим взглядом» и готов был уже принять надлежащую позу на массажном столе, но все же не удержался от вопроса: