Мечтал об этом. Так нет же, не вызвали. Ни одного звонка, будто все вымерли. Как назло, оставили в покое, наедине с коврами и мебелью, которую приходится отодвигать, потом возвращать на место. Сегодня же, когда находился, считай, в двух шагах от счастья, когда предвкушал встречу со старыми друзьями, с которыми давно не виделся, когда, заметив готовое мясо для шашлыков и много блюд с аппетитными закусками, уже с плотоядным выражением лица довольно потирал руки, вызвали. Позвонил Меркулов и сказал, что вчера вечером застрелена авторитетная банкирша, обладательница всех мыслимых и немыслимых финансовых секретов.
Александр Борисович еще немного поломался для приличия: мол, нельзя ли сегодня обойтись без меня, подключусь завтра утром, хочется в кои-то веки маленько расслабиться. Однако уже сам прекрасно сознавал, что ведет подобные разговоры для нищих по инерции, и сам в них не верит ни на грош, и звонивший Меркулов пропустит его нытье мимо ушей. Понимающая расстроенная Ирина уже попросила у хозяйки расписание электричек на Москву и с кислым лицом успокаивала мужа: «Что же делать, такова твоя планида — следак есть следак», и даже кофейку с дороги не успел хлебнуть — вот-вот придет электричка, а следующая будет только через полчаса, нужно мчаться на эту. Турецкий натужно отшутился:
— Можете мне позавидовать белой завистью: поеду с комфортом — сейчас мало дураков найдется ехать в Москву. Поеду, как на такси, с ветерком.
Такси не такси, однако народу в вагоне действительно негусто. Во всяком случае, можно было сесть у окна, без смущения вести по мобильному телефону деловые разговоры, и после беседы с Курточкиным из городской прокуратуры Александр Борисович уже более или менее был в курсе вчерашних трагических событий на Кутузовском проспекте.
Хорошо, что Алексей Михайлович уже держал председателя «Сердца России» на поводке и просил того предупредить о боевой готовности инспектора банка по кадрам. Очевидно, с ними придется встретиться в первую очередь. Хотя бы узнать такую простую вещь, почему ни у Пресняковой, ни у Сурманинова дома никто не отвечает. И у той и у другого нет ни семьи, ни детей? Так какие между ними отношения? Начальник-подчиненный или более близкие? Чего ради их носило вместе по городу в субботний вечер? Да еще в компании с парочкой опасных преступников, а у модно одетой женщины при себе к тому же имелась собачка. Получается, преступление совершено экспромтом. Не пойдет же нормальный человек на дело с собакой. Даже самое что ни на есть дрессированное животное способно повести себя в кульминационный момент неадекватно. Однако пусть даже собака поведет себя мирно, яркая примета остается — если по пути эту пару никто не видел, все же теперь известно, что у преступницы имеется пекинес. При определенных условиях такой факт может стать сильным козырем. Однако до того момента, когда такой козырь окажется в руках, еще дожить надо.
Заместитель генерального прокурора Меркулов привычно сидел за заваленным бумагами столом в своем кабинете, можно подумать, и не уходил отсюда с позавчерашнего дня. Бодро привстал со стула, чтобы поздороваться, толстячок Курточкин. Устал следователь, не мог не устать за ночь, правда, вида не показывает, доволен, что очутился в столь авторитетной компании «важняков», о которых в профессиональной среде ходили легенды. Судя по тому, что Алексей Михайлович успел разузнать к этому времени, такой башковитый сотрудник обедни не испортит.
— Генеральному уже обо всем доложили, — сообщил Константин Дмитриевич, — сегодня утром. Он попросил назначить тебя руководителем следственной бригады.
— Я вроде бы по банкам не большой специалист, — осторожно заметил Турецкий.
— Здрасте пожалуйста! А кто раскрыл убийство банкира Коробкина?
— Коробкина убили не из-за профессиональной деятельности, — напомнил Александр Борисович. — Из-за нестандартной сексуальной ориентации.
— Здесь тоже истинная причина неизвестна. Профессиональная деятельность, бытовые мотивы. Возможны варианты. Правда, генеральный уверен, что охотились за Пресняковой, охранник просто под руку подвернулся. Поэтому и просил тебе поручить. Сказал, чтобы ты сам решил, разрабатывать версию охранника или проигнорировать ее. Как тебе интуиция подскажет. — Константин Дмитриевич сделал мхатовскую паузу. — Что она тебе подсказывает?
— Пока ничего, — пожал плечами Турецкий. — А рассуждая логически, охранника тоже нужно проверять. Ведь человек работал не продавцом газетного киоска. Оружие у него при себе имелось?
— Табельный «макаров», — подсказал следователь.
— Имелось. Люди, связанные с оружием крепкими узами, вообще сильно отличаются от представителей миролюбивых кругов. Кому известно, какие дела были у Сурманинова помимо охраны высокопоставленной банкирши? Конечно, его тоже нужно хорошенько тряхануть.
— Ну давай тряханем, что нам мешает. Выделим дополнительного человека. Ты по пути сюда прикинул, сколько людей тебе на круг понадобится для такого дела?
— Надеюсь, Алексей Михайлович согласится работать в бригаде. — Курточкин сдержанно поблагодарил «важняка» коротким кивком. — Мы сегодня вместе выясним кой-какие детали, а завтра утром попрошу о привлечении других участников. Сейчас мне даже приблизительно трудно представить объем следствия.
— Все равно кому-то придется ехать по домашним адресам. Надо же предупредить родственников погибших.
— Ладно. Сейчас поговорим с председателем банка, с инспектором по кадрам, тогда фронт работ станет нагляднее. Понадобится, попрошу кого-нибудь из оперов подъехать по адресам. Кто к кому ближе живет. Будут вопросы, позвоним, — не удержался Турецкий от того, чтобы не съерничать.
— Хватит зубы скалить, — миролюбиво проворчал в ответ либеральный Константин Дмитриевич. — В любом случае позвоните мне вечерком. Интересно знать, насколько вы продвинетесь по горячим следам. Ступайте, и да будет легок ваш путь.
Оба следователя перешли в находившийся этажом выше кабинет Турецкого, где Алексей Михайлович сразу подсел к телефону, позвонил председателю «Сердца России» и, сказав, что с ним хочет поговорить следователь по особо важным делам, передал трубку Александру Борисовичу.
— Собственно говоря, я хотел условиться с вами о встрече. Телефонные разговоры не заменят непосредственных контактов. Думаю, лучше всего было встретиться в вашем банке. Наверняка понадобится просмотреть личные дела погибших, какие-то записи, документы. Чтобы уж все было под рукой.
— Да, я подъеду, когда скажете, — смиренным тоном ответил Богдан Кириллович.
— Хорошо, если инспектор по кадрам тоже приедет.
— Татьяна Васильевна предупреждена.
— Сегодня воскресенье, город пустой. Мы с Алексеем Михайловичем поедем на машине из главка, то есть с Петровки, по пути готовы заехать и за вами, и за кадровичкой.
Банк «Сердце России» находился в Черемушках, инспектор по кадрам жила близко от него, добиралась своим ходом, а Востриков обитал в высотном доме на Кудринской площади, которую по многолетней привычке называл площадью Восстания. Заезжая за ним, следователям даже крюк делать не пришлось.
— Знаете, почему я не рад нашей встрече? — задал странный вопрос Богдан Кириллович, когда появившиеся в квартире следователи показали ему свои удостоверения.
— При виде нас редко кто радуется, — философски заметил Александр Борисович.
— После звонка до вашего появления я надеялся, что таким образом меня хотят заманить в ловушку. На самом же деле с Пресняковой ничего не произошло.
— Вы, видимо, читаете много детективов, раз додумались до такого оригинального варианта.
— Я их вообще не читаю. Зато фильмы иногда смотрю. Они тоже подкидывают изощренные идеи.
— А если бы мы в самом деле оказались преступниками, как бы нам противостояли? — спросил Алексей Михайлович.
— В комнате были жена и сын, — простодушно объяснил Востриков.
В «Сердце России», в отделанном мрамором холле первого этажа, их уже поджидала инспектор банка по кадрам Татьяна Васильевна, миниатюрная женщина в строгом темном костюме. По ее лицу было понятно, что от всего происшедшего она находится в шоке. Для начала следователи попросили ее принести личные дела погибших: трудовые книжки, анкеты. Через минуту нужные бумаги оказались в председательском кабинете.
Преснякова была разведена с мужем, у нее был сын Дмитрий — ровно вдвое моложе ее, ему двадцать три. Он носил девичью фамилию матери — Саврасов.
— Получается, сыну до сих пор не сообщили о ее гибели? — обратился Александр Борисович к Курточкину.
— Его может не быть в Москве, — сказал Востриков. — У Дмитрия есть собственная фирма на Кипре, и он большую часть времени проводит там.
— Телефон-то его тамошний вы знаете?
— Я — нет. Может, кто из сотрудников знает или есть в ее записной книжке.
— Ладно, там видно будет. — Взяв следующую анкету, Турецкий пробежал ее глазами. — У Сурманинова жена Лидия, сыну Вадиму десять лет. Небось мальчик в школе учится.
— Могли на выходные куда-нибудь поехать, — сказал Курточкин, ненароком насыпав Александру Борисовичу соль на рану — напомнил о его сегодняшнем неудачном визите в Абрамцево. Там уже шашлык шкварчит вовсю.
— Только в анкете указан адрес Полярная улица, это в Медведкове, — продолжал Алексей Михайлович. — Мне же сказали, что он живет в Бескудникове, и телефон другой дали.
— Это где никто не подходит? Значит, нужно звякнуть по медведковскому, уточнить.
Курточкин набрал номер и, услышав в ответ женский голос, спросил:
— Простите, это квартира Сурманиновых?
— Да.
— С вами говорит старший следователь прокуратуры Центрального административного округа Курточкин. Вы кем приходитесь Максиму Николаевичу?
— Это мой бывший муж.
— Как вас зовут?
— Лидия.
— Вы слышали о том, что произошло с Максимом Николаевичем?
— Нет, ничего не знаю.
— У меня, Лидия, прискорбное известие. Вчера вечером ваш бывший муж погиб.
Собеседница громко ойкнула:
— Как же это случилось?
— Максим Николаевич работал охранником, должность по нынешним временам весьма опасная. Очевидно, погиб, как пишут журналисты, на боевом посту. Мы постараемся выяснить все подробности этого происшествия, прокуратурой заведено уголовное дело. Вместе с ним погибла и объект его охраны — Тамара Афанасьевна Преснякова. Вы слышали такое имя?
— Нет. Максим только сказал как-то вскользь, что охраняет банкиршу, только имя не называл. Зачем оно мне?
— Вы давно в разводе?
— Чуть больше года.
— Какие у вас отношения?
— Плохие. Иначе бы не разводились.
— Но вы же общались?
— У нас растет сын. Максим собирался вчера вечером заехать. А потом позвонил, жаловался, что неожиданно вызван на работу. Он чаще всего приезжал в субботу или в воскресенье. В будние дни допоздна занят.
— Лидия, я чувствую, нам будет необходимо встретиться, чтобы вы поподробней ответили на все наши вопросы, которые, кстати, полностью не готовы, следствие только начинается.
— А когда будут похороны?
— Тоже еще неизвестно. Вы запишите все наши телефоны, и мы будем созваниваться. — Алексей Михайлович продиктовал номера своих телефонов и, по безмолвному знаку Турецкого, его тоже. Потом спросил Лидию: — Кому еще из близких людей нам следует сообщить о гибели Максима Николаевича?
— Родителям.
— Они живут в Москве?
— В Москве, — сказала Сурманинова и с горечью добавила: — Это мы, считай, за городом, а они в Москве, на Таганке.
Записав телефон родителей, Курточкин скорчил плаксивое лицо:
— До того неохота сообщать им такую весть — хоть в петлю лезь.
— Надо было узнать про них поподробней, — сказал Александр Борисович. — Может, они такие старые и больные, что нужно предварительно «скорую помощь» подогнать, а потом говорить про гибель сына.
Еще раз позвонив бывшей жене погибшего, Алексей Михайлович узнал, что родители Сурманинова люди сравнительно нестарые, оба едва достигли пенсионного возраста, работают, а по выходным в хорошую погоду, как сегодня, часто ходят в однодневные походы. Следователь позвонил им, не застал, чем и остался доволен — лучше сообщить прискорбную весть попозже.
Трудовая книжка Сурманинова требовала специальной расшифровки — сплошные ООО и АОЗТ. Вот у Пресняковой все понятно, да и мест работы она сменила мало. Последние четырнадцать лет работает в «Сердце России». Видимо, похвальная усидчивость и привела к такому взлету карьеры. На четырех должностях сидела: консультант ипотечного отдела, заведующий там же, заместитель председателя правления, первый заместитель.
Следователи попросили Татьяну Васильевну сделать ксерокопии нужных бумаг, после чего ее отпустили и стали беседовать с Востриковым.
— С чего начать?
— Если можно, Богдан Кириллович, расскажите о том, чем занималась Тамара Афанасьевна последнее время.
— Тут последним временем, пожалуй, следует считать года полтора-два. Весь этот период Преснякова выполняла совершенно неподъемную работу. Без преувеличения это можно назвать событием, важнейшей стратегической вехой на пути дальнейшего упрочения банковского сектора России, революцией в области финансовой отчетности и оценки кредитных рисков, методов корпоративного управления кредитными организациями…
Востриков увлекся и не сразу заметил, что за этим пафосом и обилием специальных терминов сторонним людям трудно уловить суть дела. Лишь когда Александр Борисович, улучив момент, задал ему наводящий вопрос, председатель правления «Сердца России» попридержал коней: перестал петь осанну своей подчиненной. Все-таки перед ним сидят не специалисты, им нужно объяснять подоходчивей, как студентам финансовой академии, да не просто студентам-первокурсникам.
— Попросту говоря, Тамара Афанасьевна провела в стране банковскую реформу, положительно отразившуюся на деятельности кредитных организаций. По ее инициативе состоялся переход деятельности российских банков на международные стандарты. Причем в этом переходе заслуга моей заместительницы, обладающей огромным организаторским талантом, пожалуй, даже больше, чем моя. Это была ее вотчина, она отвечала за проведение реформы, что хорошо известно всем специалистам. Возможно, именно поэтому пострадала она, а не я, хотя готовые директивные документы рассылались по стране за моей подписью как председателя правления.
— То есть вы считаете, теоретически даже полезная реформа может послужить причиной убийства? — уточнил Турецкий.
— С большой долей вероятности. Предстоящая чистка вселила в души банкиров страх: а что, если их привлекут к ответственности? Практически реформа болезненно затронула интересы всех без исключения банков, и в первую очередь таких, которые занимаются неблаговидными, можно сказать, преступными делишками. Есть такие темные лошадки в нашей системе.
— А что для них изменилось на практике?
— Объясняю: раньше наши банки делали свои отчеты по сравнительно вольной форме. Она зависела от региональных, отраслевых и прочих особенностей, местного волюнтаризма. Преснякова причесала их, в хорошем смысле слова, под одну гребенку — она заставила все банки страны перейти на составление финансовой отчетности в соответствии с МСФО: международными стандартами финансовой отчетности. При таком способе обнажаются всякие алогичности, накладки, нестыковки, цифры с потолка, то бишь махинации, которыми порой грешат банкиры страны. Преступлений же в этой сфере немало — от черной обналички до прямой фальсификации. Впрочем, неумышленных ошибок тоже встречается немало.
Следователи слушали «лекцию по распространению» с внимательным видом. Особенно усердствовал Курточкин, он так и ел рассказчика глазами. У Турецкого же иногда проскальзывал скучающий взгляд. Александр Борисович с молодости не переваривал всяческие экономические и тем более бухгалтерские выкладки. Как он сам говорил, на всякие «сальдо-бульдо» у него стойкая аллергия. Поэтому сейчас принуждал себя слушать — как ни крути, дело расследуется важное. Только мыслями иной раз уносился на молниеносно покинутую утром дачу и тогда клял судьбу-злодейку, заставлявшую иной раз заниматься предельно неинтересными дисциплинами именно в тот момент, когда перед глазами маячат более заманчивые соблазны.
Испугавшись, что председатель заметит его неприязнь к банковской тематике, Турецкий попросил его сформулировать вкратце принципиальное отличие старой финансовой отчетности от новой. Почувствовав неподдельный интерес слушателей к рассказу, Богдан Кириллович сел на своего конька и охотно принялся знакомить их со специфическими подробностями.
— Принципиальное отличие новой финансовой отчетности заключается в том, — с ораторским пылом начал Востриков, — что она составляется не методом совокупности четырех арифметических действий, в основном даже двух — сложения или вычитания аналогичных статей баланса. В ней применяются оценочные категории справедливой стоимости активов, пассивов, рисков и тому подобных вещей, а также профессиональные суждения специалистов касательно данных показателей, то есть используется оперативная экспертиза, что очень важно для корректировки повседневной деятельности.
Богдан Кириллович перевел дух, и Курточкин, воспользовавшись моментом, робко поинтересовался:
— А для чего это требуется?
— Неужели вы не понимаете?! — Брови на лице председателя вскинулись. — Ведь это позволяет впрямую осуществлять оценку рисков по мере их возникновения с адекватным отражением их возможных последствий в финансовой отчетности по международным стандартам. Таким образом, новые правила предъявляют более жесткие требования к оценке финансового положения кредитных организаций. Выполнение таких требований влияет на показатели финансового состояния большого количества кредитных организаций и позволяет наглядно выявить значительные отклонения в показателях их прибыли и капитала между российской отчетностью и отчетностью по МСФО. Например, прибыль банков по данным международной отчетности меньше, чем по российской, в среднем на двадцать процентов.
— Это все относится к государственным банкам или к коммерческим? — опять поинтересовался въедливый Курточкин.
— К любым. Помимо всего прочего, Тамара Афанасьевна готовила президенту страны докладную записку о необходимости запрещения деятельности иностранных банков в России, что должно сделать нашу банковскую систему стабильнее…
Турецкий со скрипом пропускал всю вышеизложенную информацию. Ему вообще часто приходилось выслушивать тьму— тьмущую ненужных сведений, которыми его обильно пичкали во время следствия всякие эксперты и свидетели, и он знал, что наступит момент и неожиданно произойдет какой-то щелчок, после чего лишнее забудется, казавшаяся до этого никчемной информация вдруг сложится во что-то понятное, компактное, с чем можно и нужно работать.
Так произошло в этот раз: когда председатель правления «Сердца России» принялся говорить о последствиях, как он выразился, революции госпожи Пресняковой, Александр Борисович почувствовал, что ему удалось ухватить за тоненький кончик суть столь таинственной для непосвященных проблемы. Она оказалась в том, что в связи с осуществленной революцией Преснякова отозвала, то есть отобрала, лицензии у ста с лишним банков, находящихся в разных городах.
— Ага! — вырвалось у Турецкого. — Это же для них катастрофа. А по каким причинам отобраны эти лицензии?
— Первопричина как раз кроется в составлении финансовой отчетности с грубыми нарушениями международных стандартов. А в каждом конкретном случае имеются свои основания. Чаще всего банки лишались лицензии из-за нарушения закона, официально именуемого «О противодействии легализации (отмыванию) доходов, полученных преступным путем, и финансированию терроризма». Такие банки не направляли в установленном порядке в Федеральную службу по финансовому мониторингу сведения по операциям, подлежащим обязательному контролю. То есть нарушали порядок идентификации своих клиентов.
Александр Борисович с досадой почувствовал, что нить рассуждений собеседника опять начинает ускользать от него, и поинтересовался:
— Наверное, имелись и другие веские причины?
— Само собой. Например, Тамарой Афанасьевной были установлены факты существенной недостоверности отчетных данных. При новой форме отчетности это сравнительно легко определяется количественными критериями. Скажем, достаточность капитала банка ниже двух процентов или размер собственных средств банка ниже минимального значения уставного капитала, зафиксированного на дату государственной регистрации. Кроме того, выявлялись нарушения в сфере валютного обмена и потребительского кредитования.
— Скажите, пожалуйста, лишенные лицензии банки закрылись навсегда или временно?
— Официально их как бы временно законсервировали. После соответствующих исправлений они могут вновь открыться. Однако некоторые будут вынуждены признать себя банкротами.
— Короче говоря, привычная, монотонная деятельность всех их в любом случае нарушена? — продолжал допытываться следователь.
— Вне всякого сомнения. — При этих словах Богдан Кириллович так сильно кивнул, что едва не слетели очки. — Необходимо также упомянуть и ряд других нюансов. Скажем, сейчас Центральный банк готовится ввести закон о том, что банкам, не попавшим в систему страхования, запрещено работать с частными вкладами. Преснякова привлекалась как консультант при разработке этого жесткого закона. Тут тоже многие банки пострадают. Им, правда, разрешено дважды подавать апелляции. Однако если те не будут удовлетворены, тогда такие банки уже не смогут работать с депозитами физических лиц. Это тоже какой-никакой ущерб, да и сильно бьет по деловой репутации, что отразится на количестве вкладчиков и, следовательно, на рентабельности. Для вкладчиков любые банковские пертурбации всегда означают одно и то же: вчера были деньги, отложенные на покупку машины, красивый отпуск или спокойную старость, а сегодня их нет.
— Представляю, с какой нежностью и душевной теплотой относились в этих банках к Тамаре Афанасьевне.
На прощание Курточкин вернулся к практическим проблемам следствия:
— Сейчас важно, чтобы из кабинета погибшей не пропало ни единой вещи.
— Вам нужно посмотреть там какие-нибудь бумаги?
— Я даже затрудняюсь ответить. Тем более что без хозяйки там сложно что-либо отыскать.
— Это точно. Когда было нужно, я просил — она мне давала.
— Нам придется опечатать кабинет Пресняковой и предупредить ваших технарей, чтобы никто не залезал в ее компьютер. Однако это только на сегодня. Завтра утром придут наши сотрудники, все там осмотрят, перепишут содержание жесткого диска или заберут его. Если выявятся какие-нибудь улики, сообщат вам.
Позвонив, Богдан Кириллович вызвал охранника с ключами, после чего он и следователи подошли к кабинету Пресняковой. На дверях висела табличка с указанием ее должности и фамилии — на деревянной дощечке выпуклые металлические буквы.
— Тут вход в приемную, а из нее уже непосредственно в кабинет, — объяснил Востриков.
— Вот ту дверь и нужно будет опечатать, — сказал Александр Борисович. — Наружную не надо трогать. Секретарша должна находиться на своем месте.
Ведущая в кабинет дверь, обитая ветчинного цвета искусственной кожей, была не заперта. По просьбе следователей охранник закрыл ее на ключ, после чего Турецкий, отрезав ножницами полоску от первого попавшегося под руки листа бумаги, расписался на ней и приклеил скотчем к двери.
— Предупредите секретаршу, чтобы не только никого не пускала в кабинет, но и на всякий случай запомнила, у кого было желание под каким-нибудь предлогом туда проникнуть.
Глава 4 Портрет бывшего мужа
Разговор с Востриковым продолжался больше двух часов. Тем не менее Алексей Михайлович после этого с энтузиазмом вызвался съездить к бывшей жене Сурманинова. Турецкий понял, что у следователя большое желание закрепиться в его следственной бригаде, отчасти поэтому проявляет чрезмерную старательность. Однако в любом случае подобное рвение приятно.
Все же он для приличия попытался охладить пыл нового соратника:
— Притомились ведь, Алексей Михайлович. Может, на сегодня хватит. Вы же и спать не спали.
— Да я как Наполеон, — хохотнул Курточкин. — Мне много не нужно — четырех часов сна хватает… Если почувствую, что она не склонна разговаривать, настаивать не стану.
Он позвонил Лидии Сурманиновой и попросил разрешения заехать. Та вполне благосклонно отнеслась к предложению следователя. Возможно, за разговорами ей будет легче перенести тяжелое известие.
От метро Алексей Михайлович шел среди бессистемно разбросанных, уродливых хрущоб, в основном пятиэтажек. Долго петлял по нужному Студеному проезду, никто из прохожих не мог толком сказать ему, где находится третий корпус. Попав же наконец в стандартную двухкомнатную квартиру, будто очутился у себя дома — у него точно такая же двушка, с такой же планировкой. Вдобавок прихожая покрыта таким же рябым ковролином, и зеркало точно такое же, как у него, и светильник. В большой комнате похожая мебельная стенка и знакомый телевизор «Самсунг» — тоже стоит в дальнем углу слева от окна.
У брюнетки Лидии карие глаза и скуластое лицо, она слегка напоминает бурятку. Прямые, словно солома, волосы усиливают сходство. Сынишки дома не было.
— Пошел к приятелю смотреть домашний кинотеатр, — объяснила она.
— Про гибель отца ему сказали?
— Еще нет. Боязно. Наверное, утром скажу, да еще подумаю. Может, ближе к похоронам.
Курточкин в общих чертах обрисовал ситуацию. Сказал, что, скорей всего, состоялось покушение на руководительницу банка, Сурманинов же погиб, защищая свою подопечную (опять не удержался от банального штампа), — на боевом посту. Однако нельзя исключать и другой вариант, противоположный, — убили телохранителя, Преснякова же погибла как нежелательная свидетельница.
— Ничего не могу сказать по этому поводу, — вздохнула Лидия.
— Вы слышали от Максима Николаевича в последнее время, чтобы ему кто-нибудь угрожал.
— Такого не помню. Только про свои дела Макс всегда говорил без особой радости. Нелегко ему все давалось. Ну разве что первое время был доволен. Мы тогда жили под Москвой, в Лучинске. Был там такой «почтовый ящик», на котором Максим работал. Секретный завод. Правда, весь город знал, что там делают ракеты. Сейчас никакой секретности нет, но никто толком не знает, чем там занимаются. Появилось несколько разных производств, меняются собственники, меняется начальство, а толку шиш.
Лидия предложила следователю чаю или кофе, однако Курточкин отказался, хотя умирал, как хотел есть. У женщины погиб близкий человек, отец ее ребенка, а он будет тут чаи распивать. В такой ситуации и от пива отказался бы.
— Вы и сейчас бываете в Лучинске?
— Конечно. Там живут мои мать и сестра. И вот первое время у Макса все было нормально. Работа как работа, приличный оклад, много друзей. А как пошла конверсия-перестройка, все полетело кувырком. Зарплату выдавали через пень-колоду, народ стал увольняться. Уходили кто куда — каждый искал, где бы побольше заработать. Сначала Макс пытался подрабатывать ремонтным бизнесом, потом кто-то надоумил организовать кооператив по производству наклеек для школьных ранцев. Он собрал документы, получил лицензию, закупил оборудование…
Алексей Михайлович посмотрел запись в трудовой книжке Сурманинова:
— Это, видимо, кооператив «Радуга»?
— Точно.
— Он один был хозяином?
— Нет, на пару с каким-то художником, Виталием. Я его и в глаза не видела, только слышала о нем.
— А откуда у них появился начальный капитал?
— Они у кого-то взяли кредит, потом расплачивались, что-то у родителей одолжили. Работал вроде нормально, кооператив расширялся. Тогда мы и переехали в Москву, купили квартиру. В Лучинске школ мало, плохо с реализацией. Все равно Максу часто приходилось в Москву ездить. В общем, деньги имелись. Макс даже своего заводского приятеля, инженера, переманил к себе. Тот хоть и кандидат технических наук, а получал на заводе с гулькин нос. Вот и перешел в «Радугу». А потом этот приятель, Стебельков, решил открыть свой бизнес — сеть платных общественных туалетов. Открыл один, за ним второй, третий. Деньги текут рекой, но и работы невпроворот, понадобились помощники. Теперь уже он в знак благодарности предложил Максу теплое местечко.
— Ясно, — сказал Курточкин и, заглянув в трудовую книжку, обнаружил там запись про АОЗТ «Лазурь».
— Муж прикрыл свою наклеечную лавочку…
— В каком смысле — прикрыл? — перебил ее следователь.
— Продал по дешевке. Внес долю в стебельковский бизнес и стал вместе с ним заниматься туалетами. Только роли уже переменились: раньше Макс был его начальником, а теперь стал подчиненным. Какое-то время работали душа в душу, но в один прекрасный день между ними пробежала черная кошка.
— Причина вам известна?
— Нет. У нас с ним тоже начались нелады, поэтому он в подробности не вдавался, да я и не расспрашивала. Помню только, Макс называл Стебелькова жлобом, мерзавцем и выжигой.
— После туалетного бизнеса муж сразу ушел в охрану?
— Какое-то время болтался без работы, — кажется, подрабатывал извозом. Потом кончил курсы охранников, устроился в магазин «Копейка», оттуда ушел в издательский холдинг, затем в банк. Вот до чего дошло. Когда-то Макс считал охранников самыми никчемными людьми, презирал их, говорил, что бо€льших дармоедов трудно представить.
— Где сейчас живет Стебельков?
— Тоже в Москве, только ни адреса, ни телефона я не знаю.
— А лучинский адрес знали?
— Да, мы часто бывали у него в гостях: праздники, дни рождения. Это на улице Гагарина. Знаю дом и квартиру, только номера не помню. Показать могу.
— Думаю, и так найдем. Как его зовут?
— Сергей. Отчества не знаю. Не обращались мы к нему по отчеству — это же приятель.
Глава 5 Финансы поют нюансы
В понедельник, передав Грязнову в общих чертах рассказ председателя правления банка «Сердце России», Александр Борисович признал, что в этом деле потребуется помощь специалистов и экспертов.