Марш Турецкого - На исходе последнего часа

      Самолет поднялся в воздух, и через несколько минут внизу промелькнула тонкая кромка песчаных пляжей, уступив место серой поверхности моря. Штормило. Кажущиеся сверху неподвижными волны то и дело вспенивались белыми барашками. Вскоре самолет набрал высоту и море скрылось под густым слоем тяжелых облаков.
      "Итак, если предположить, что на пароме действительно произошел взрыв, то прежде всего надо выяснить, каким образом взрывчатка попала на борт. Ведь даже если бандитам удастся подкупить таможенников, на пароме есть своя служба секьюрити. Надо обмануть ее бдительность и пронести бомбу. А это довольно сложно. Внутренняя служба безопасности всегда была очень придирчива, гораздо придирчивее таможни. Стоп! А что, если они подложили взрывное устройство в грузовой отсек? Например, в автомобиль? Найти там бомбу очень трудно. Но проехать в грузовой отсек может только тот, у кого есть билет. Значит, он оставил машину внутри, а сам каким-то образом сошел на берег. А если он действительно купил билет, то убийцу надо искать среди тех, кто опоздал или по каким-то причинам не поехал в Швецию. Только где бы получить такую информацию?.."
      Таллинский аэропорт встретил Рейна мелким, занудным дождем. Так как у него не было никакого багажа, кроме спортивной сумки, таможню он прошел быстро.
      - Добро пожаловать в свободную Эстонию, господин Мяяхе, - торжественно произнес белобрысый верзила таможенник, и Рейн оказался на родной земле.
      Впрочем, "родной" Эстонию Рейн мог теперь назвать лишь с некоторой натяжкой. После свадьбы с Ингой, сразу же, когда это позволили шведские законы, он принял гражданство. И теперь ему было несколько странно, что для того, чтобы, например, устроиться на работу, он должен был получать специальное разрешение властей. Хорошо хоть их старая квартира осталась. После гибели мамы она должна была отойти ему. Рейну вдруг пришло в голову, что у него нет ключей от квартиры. Мамины сейчас покоились на дне Балтийского моря, а запасные были внутри дома. Конечно, ему не хотелось выламывать дверь. Поэтому Рейн отправился в гостиницу "Виру", где когда-то познакомился с Ингой.
      "Информация о том, кто купил билеты, но не отплыл паромом в Стокгольм, может быть у диспетчера морского вокзала. Только вот как ее получить? Это будет трудная задача. Ясно одно - это надо сделать как можно быстрее, пока то же самое не сделали следователи, ведущие это дело. И тогда все пропало. Дело будет тянуться год, а то и больше, и потом они разведут руками и скажут что-нибудь вроде: "за недостаточностью улик дело прекращено". Нет, я так не согласен. Я пойду по горячим следам и найду убийцу".
      Номер в "Виру" оказался точь-в-точь таким же, какой был у Инги тогда, десять лет назад. Такое же огромное окно во всю стену, из которого открывался прекрасный вид на Таллин, такой же обитый красным плюшем диванчик. Раньше сюда селили только иностранцев, поэтому еще тогда здесь был крошечный барчик в углу и цветной телевизор "Юность". Если бы то время можно было вернуть...
      С Ингой они познакомились совершенно случайно. И абсолютно классическим образом. Рейн спешил в институт, а она спросила у него, как пройти к Вана Тоомасу. Ему было по пути, и они разговорились...
      В институт Рейн так и не попал. До позднего вечера он показывал Инге старый Таллин, они гуляли по узеньким, мощеным улочкам, заходили в небольшие кафе в подвальчиках. А потом Инга пригласила его к себе в гостиницу. Так как она была гражданкой Швеции, Рейна в "Виру" пустили без проблем. Ну почти без проблем. Подумаешь, червонец в карман горничной, чтобы не поднимала шум ровно в двадцать три ноль-ноль. В общем, оставшиеся два дня до конца турпоездки Инги они не расставались. И большую часть времени провели в ее гостиничном номере.
      Когда Рейн умылся и переоделся, часы уже показывали половину шестого. До порта было недалеко, но он все-таки взял такси.
      В здании таллинского морского вокзала царила та же тревожная суета, что и в Стокгольме. Родственники погибших или пропавших без вести так же рыдали на скамейках в зале ожидания, напряженно вглядывались в морскую даль, надеясь первыми увидеть возвращающиеся катера спасателей, некоторые пытались штурмовать дверь кабинета начальника вокзала, пытаясь узнать последние новости. Кое-кто просто молча сидел, убитый неожиданно свалившимся горем... Порядка здесь было, конечно, меньше, чем в Швеции. Люди были предоставлены сами себе, часами сидели в ожидании какой-то информации. Власти даже не позаботились организовать для них нормальное питание.
      Неожиданно для самого себя в этой суматохе Рейн быстро и почти без хлопот получил нужные сведения. Статус "родственника погибшего" оказался полезным. Зачуханный начальник вокзала даже толком не спросил, для чего Рейну список.
      В компьютерной распечатке оказалось всего пять фамилий. Оставалось только узнать их адреса и попытаться тихо и незаметно выяснить как можно больше об этих людях.
      Кто-то из них должен быть убийцей - в этом Рейн почти не сомневался.
      Всю ночь Рейн ворочался с боку на бок. Роль сыщика была для него в новинку. Он попытался вызвать из памяти методы, которыми пользовались детективы в романах Агаты Кристи или Жоржа Сименона, но все они были какие-то неподходящие. Он не мог себе представить, что, например, следит за подъездом дома, прикрывшись газетой, или, вооружившись лупой, ищет следы на подоконнике. В конце концов Рейн решил прибегнуть к методам своей профессии и перво-наперво "поставить диагноз". Видимо, это было то же самое, что на языке сыщиков называлось "сбором улик".
      Первыми в списке, полученном в диспетчерской порта, стояла супружеская чета - Томас и Хильда Свенсен, судя по фамилии - шведы. Позвонив по телефону, стоящему напротив их имен, Рейн попал на коммутатор гостиницы "Виру", той самой, в которой сам находился. Регистраторша равнодушным голосом сообщила ему, что шведы отправились в Стокгольм следующим паромом, принадлежавшим той же фирме, что и "Рената". Судя по всему, они просто опоздали на рейс, что и спасло их жизнь.
      "Если бы Инга и мама задержались, застряли в лифте или еще что-нибудь, - с горечью подумал Рейн, - ничего бы не случилось..."
      Дальше шел некий Эмиль Рюйдэ, сорока пяти лет, коммерсант.
      Набрав номер, Рейн услышал в трубке женский голос.
      "Жена, наверное", - решил Рейн.
      Каково же было его удивление, когда она сообщила, что муж в назначенное время отплыл в Швецию!
      - А вы в этом уверены? - осторожно спросил Рейн.
      - Конечно. Он мне вчера оттуда звонил.
      - Эмиль мне срочно нужен. Не могли бы вы дать его стокгольмский телефон?
      - Я его не знаю. Позвоните на фирму, может, там знают. А вообще, он должен послезавтра вернуться тем же паромом.
      - "Ренатой"? - переспросил ошеломленный Рейн.
      - Ну конечно. Эмиль всегда им пользуется...
      "Ну дела!" - подумал Рейн, почесывая в затылке. Похоже, она даже не знает, что паром четыре дня назад затонул. А тем не менее муж жив-здоров. Значит, он сказал жене, что отправился в Швецию, а сам или уехал куда-то в другое место, или (что было бы более желательно), остался в Таллине. Тут что-то не так. Тем более что человек, занимающийся коммерцией, вполне мог везти с собой какие-то грузы, а значит, и проникнуть в грузовой отсек "Ренаты".
      Однако еще больший сюрприз ждал Рейна, когда он дозвонился в фирму, где работал Рюйдэ. Секретарша, подробно выспросив, кто он такой и зачем ему нужен ее шеф (не мудрствуя лукаво, Рейн представился сотрудником фирмы "Прибалтика", которой принадлежал паром), неожиданно попросила оставить свой телефон, сказав, что Рюйдэ перезвонит. Ни о каком Стокгольме она не знала. Рейн терялся в догадках и все больше подозревал, что именно Рюйдэ и есть тот, кого он ищет.
      Минут через десять в номере зазвонил телефон.
      - Господин Рюйдэ готов принять вас в час дня. Запишите адрес...
      Значит, он все-таки в Таллине. У Рейна засосало под ложечкой. Неужели он нашел убийцу?
      Офис Рюйдэ находился в самом центре города, в недавно выстроенном административном небоскребе. Скоростной лифт в несколько секунд поднял Рейна на двадцать шестой этаж, и вскоре он уже стоял перед дверью, на которой значилось: "Рюйдэ и Ко. Экспорт-импорт".
      До этого момента Рейн как-то не задумывался над тем, что он будет делать, когда найдет виновника катастрофы "Ренаты". Застрелит прямо в кабинете? Укокошит где-нибудь в подъезде? Обличит перед общественностью? Все эти варианты не годились. По-видимому, самым разумным было потом заявить в полицию. Но в этом случае Рейн совершенно не был уверен, что преступник понесет заслуженное наказание. Тем более, судя по офису, Рюйдэ был достаточно богатым человеком, а значит, в случае чего, у него нашлось бы достаточно средств, чтобы откупиться.
      Размышления Рейна прервала секретарша, которая открыла дверь в офис.
      - Вы к кому? - строго спросила она.
      - К Рюйдэ, мне назначено, - не очень уверенно ответил Рейн.
      - Проходите, он вас ждет.
      Рюйдэ оказался совсем не таким, каким его представлял Рейн. За большим письменным столом восседал маленький лысоватый толстячок с близко посаженными поросячьими глазками. Рейн почему-то сразу окрестил его про себя "хомяком". Может быть, из-за щек, которые почти лежали на плечах своего хозяина.
      - Чем могу служить, господин Мяяхе? - сухо спросил Хомяк, жестом указывая на стул для посетителей.
      Рейн толком не знал, о чем его спрашивать, ведь одно неосторожное слово могло испортить все дело. Для начала он решил произвести разведку.
      - Я менеджер компании "Прибалтика", которой принадлежат паромы, совершающие рейсы в Стокгольм, - начал он.
      - Да, я знаю, - нетерпеливо перебил его Рюйдэ.
      - Ваша фамилия значится в списках пассажиров парома "Рената" на шестое сентября. - Рейн заметил, что при упоминании парома Хомяк занервничал застучал по столу своими толстенькими пальцами и отвел глаза в сторону.
      "Кажется, тепло, - подумал Рейн. - Неужели сразу повезло?"
      - Да, - повторил Рюйдэ, - я брал билет на этот рейс.
      Рейну показалось, что он сказал это как-то неуверенно.
      - Но вас, к счастью, не оказалось на борту "Ренаты" в ту ночь.
      Рюйдэ только грустно улыбнулся.
      - Обстоятельства изменились, знаете ли.
      - Так как вы наш постоянный клиент, "Прибалтика" могла бы предоставить вам место на другом пароме.
      - Нет, спасибо.
      - Хорошо, тогда мы можем возместить стоимость билета. Кстати, он у вас сохранился?
      Рюйдэ занервничал еще больше.
      - Я в этом не нуждаюсь.
      - Хорошо, - Рейн решил прощупать почву в другом месте. - Вполне достаточно регистрации в компьютере. Мы вышлем деньги за неиспользованный билет вам на дом. Продиктуйте, пожалуйста, адрес.
      - Я прошу вас этого не делать.
      Рейн сделал вид, что очень удивлен.
      - Почему же?
      Зрачки Рюйдэ сузились.
      - Я не обязан давать отчет в своих действиях. Считайте, что я использовал билет.
      - Это невозможно, господин Рюйдэ. У нас очень строгая отчетность...
      Рюйдэ полез в карман, вынул бумажник и достал оттуда стодолларовую бумажку.
      - Вот, - сказал он, протягивая ее Рейну. - Это чтобы ваша отчетность не пострадала.
      Теперь Рейн почти не сомневался, что Рюйдэ что-то скрывает. Он решил пойти в наступление.
      - Послушайте, Рюйдэ, утром я звонил вашей жене. Она уверена, что вы в Стокгольме. Она даже не знает, что паром со всеми пассажирами затонул. А вы здесь, целы и невредимы. Наша фирма проводит альтернативное расследование причин гибели парома. И если вы сейчас же не объясните причину, по которой вы не отплыли в Стокгольм и скрываете от жены ваше местонахождение, мы будем вынуждены подозревать вас в причастности к этой аварии.
      Конечно, было просто наивно думать, что если Рюйдэ действительно замешан в крушении парома, он так сразу признался бы. Но у Рейна не было другого выхода, и, как ни странно, это сработало.
      Рюйдэ выскочил из-за стола и забегал по комнате. Потом снова сел и обхватил голову руками.
      - Ну хорошо, хорошо, - наконец сказал он. - Я вам все скажу. Но у меня есть одно условие. Моя жена не должна ни о чем знать.
      - Хорошо.
      - Скажите, господин Мяяхе, вы видели мою секретаршу? Если видели, то вы меня, как мужчина, поймете. Просто-напросто я хотел провести с ней недельку вдвоем. А билет на ваш паром мне нужен только для отмазки. Кто же знал, что он ни с того ни с сего потонет? Хорошо еще, жена по телевизору только сериалы смотрит...
      Когда Рейн выходил из офиса, он рассмотрел секретаршу Рюйдэ повнимательнее. Она действительно была шикарна - копна светлых волос, огромные голубые глаза, ноги от ушей...
      "ВЕДЕНИЕ"
      Что-то заставляло их бежать, хотя крики больше не повторялись.
      Во дворе дома стоял деревянный стол в окружении шести пней одинаковой высоты. Огромная собака непонятной породы буквально надрывалась на цепи.
      Массивную дубовую дверь вышибать им, слава Богу, не пришлось. На настойчивый стук в калитку наконец отреагировали, и она распахнулась. На пороге стоял крепкий молодой парень с волосатой грудью. Заметно было, что он только проснулся. Взгляд его заспанных глаз спокойно выдержал лихорадочный натиск Трофимова. Лоб пересекал небольшой шрам, похожий на след от аппендицита.
      "Какой, к черту, может быть аппендицит на лбу, - подумал Турецкий, ты совсем уже рехнулся. Это все жара виновата".
      - В чем дело? - спросил парень, застегивая на "молнию" мастерку "Рибок". Он говорил с неопределенно-южным акцентом.
      - Это мы хотели узнать, - нервно отреагировал Трофимов и сунул руку в карман. - Что это за крики? - Он продемонстрировал свое удостоверение.
      - Какие крики? Мы люди спокойные, голоса не повышаем. Пожалуйста, парень посторонился, пропуская сыщиков в дом.
      "Дом этот стоило бы посмотреть в любом случае, - подумал про себя Турецкий. - Давненько не приходилось бывать в таких хоромах. Очевидно, камин тут топят красным деревом".
      - В прежние времена, - вздохнул Трофимов, - была замечательная статья о нетрудовых доходах. - Он попытался перейти в следующую комнату.
      - Минуточку, минуточку, - парень встал у него на пути. - Я готов предложить вам по рюмке коньяка, но не следует так злоупотреблять гостеприимством. Разве есть какие-нибудь санкции на обыск?
      - А разве они кому-то нужны? - возразил Грязнов, не отказываясь, однако, от коньяка, бутылку которого парень успел достать из бара.
      Когда бар открылся, в нем вспыхнули разноцветные огоньки и заиграла музыка - "туш", потом - марш Мендельсона. Когда закрылся - музыка пискнула и смолкла.
      - Я хоть сейчас могу выписать постановление на арест, если потребуется, - предложил Турецкий и тоже показал свою корочку: Генеральная прокуратура.
      - Тогда не теряйте времени, - сказал хозяин. - Ни хрена не надо мне тут выписывать, а быстренько ищите чего нужно и проваливайте.
      В какую-то минуту Турецкому показалось, что парень сейчас бросится на него.
      - Кто здесь у тебя кричал? Где эта женщина?
      Парень пожал плечами. Потом закинул в рот сразу три жвачки "Орбит". Естественно, без сахара.
      - Показывай дом, - прикрикнул Трофимов. - Кто еще здесь есть?
      - Мой старший брат.
      - Как это трогательно, когда взрослые братья живут вместе! - умилился Трофимов, наступая на парня. - Что он делает, твой брательник?
      - Смотрит видак.
      - Где?
      - Наверху, в южной комнате.
      Трофимов посмотрел на Турецкого. Действительно, крики раздавались с южной стороны. Турецкий молчал, явно предоставляя действовать Трофимову.
      - Почему он не спустился открыть?
      - Послушайте, не надо наглеть, - возмутился парень, даже слегка притопнув ногой. - В конце концов, вы вторгаетесь в частную жизнь!
      - Ах ты сопляк! - взревел Трофимов, хватая его за грудки. Американского кино насмотрелся?! - Мастерка треснула. - Может, тебе еще зачитать твои права? А адвоката вызвать не желаешь?! Живо отвечай старшим: почему твой родственничек не спустился на стук?! - Неожиданно для свой комплекции майор встряхнул его с такой силой, что следующие слова вылетели из парня сами собой:
      - Он глухой.
      - Глухой? Ты что, издеваешься надо мной, щенок?!
      - Глухой.
      - И немой, - предположил Грязнов, зевая с риском проглотить "щенка" целиком.
      - Нет, только глухой, - упорствовал парень.
      - Проводи нас к нему, живо!
      Грязнов остался на всякий случай внизу, а остальные поднялись в южную комнату.
      Камин, кстати, находился именно в ней. Комната была буквально напичкана бытовой аппаратурой, причем не всегда понятного назначения. На широком продавленном диване валялся небритый человек, который с явным удовольствием смотрел по видео откровенную порнуху на огромном экране, вмонтированном в книжную стенку недалеко от камина. На экране три негра насиловали толстую белую женщину. Та истошно вопила.
      Трофимов сплюнул с досады. Действительно, с улицы эти крики можно было принять за чистую монету.
      Парень откровенно злорадствовал. А мужчина, лежащий на диване, даже не обернулся в сторону вошедших. Он ожесточенно скреб свою щетину и время от времени прокручивал назад особо понравившиеся места. Эти двое действительно были похожи друг на друга.
      На стенах висели охотничьи трофеи. В том числе кабанья голова.
      - Предъяви документы. Чем занимаетесь?
      - Торгуем, конечно, - пожал плечами парень, протягивая паспорт. - Чем сейчас честные люди могут деньги зарабатывать? Торгуем всем, что под руку попадается.
      - Или что плохо лежит? Оптом и в розницу? - рявкнул Трофимов.
      - Ни Боже мой, - смиренно ответил парень.
      Турецкий заглянул в паспорт. Фамилия, не говоря уже про все остальное, была похожа на болгарскую, - Киряков. Так, болгары строили Бургас. В Бургасе кладбище. Машины на дороге у кладбища... Турецкий автоматически запомнил несколько номеров.
      Где-то зазвонил телефон.
      И тут Турецкий краем глаза уловил, как совсем чуть-чуть, еле заметно вздрогнул мужчина на диване. Так, так, глухой?
      Мягким, кошачьим движением парень извлек из кармана радиотелефон.
      - Да-да, - сказал он в трубку. - Сегодня привезу, обязательно. Общий привет. Должок за мной, - объяснил он Трофимову, спрятав трубку обратно в карман. Приятель напоминает. Ну так что, будете наш гарем дальше осматривать?
      - А то как же. И заткнись, твой номер пятнадцатый. - Трофимов уже побывал в двух других комнатах. После чего заглянул в погреб. - Так, а что на чердаке?
      Парень замялся. Тогда Трофимов, ни секунды не размышляя, живо полез наверх. Парень явно занервничал и сделал движение вслед.
      - Муля, не нервируй меня, - попросил поднявшийся наверх Грязнов, придерживая его за руку. - Дядя сам, без тебя, все что надо найдет.
      - Если бы дядя смог наконец объяснить, что он ищет, я бы с удовольствием помог.
      Сверху раздался какой-то шум и проклятия.
      - Твою мать! - Трофимов спустился с чердака. - В краску влез.
      - Я же хотел предупредить, - ехидно объяснил парень.
      В углу прихожей валялся большой мешок из рогожки. На нем лежал начатый рулончик скотча. Даже если здесь что-то действительно есть, подумал Турецкий, просто так, нахрапом не найдешь.
      - Пошли, - резюмировал он, глядя на ноги парня: тот был в кроссовках, причем не на босу ногу. Кроссовки на паркете оставляли черные следы. Это со сна-то он успел их нацепить и уже куда-то ступить, не выходя из дома? В камин, что ли?
      - Извиняться не будем, фраер, не рассчитывай, - буркнул Трофимов. Еще подловлю тебя на чем-нибудь, загремишь как пить дать. А я подловлю, - с удовольствием пообещал он и коротко хохотнул. - Всенепременно подловлю.
      - Кажется, Скотленд-ярд чем-то недоволен? Счастливого пути. - Парень с грохотом захлопнул за ними дверь.
      - Пока что никуда не едем, - придержал Турецкий за куртку раздраженного Трофимова, зашагавшего было к машине. - Отгоните машину, чтобы не было видно. И посидим здесь, подождем, история еще не закончилась.
      - В засаду, натурально, - одобрил, зевая, Грязнов.
      Но сначала пришлось сделать ложный отъезд и припарковать джип подальше.
      Засаду устроили в соседнем особняке, слегка напугав хозяев, пожилую супружескую пару, своими документами. Вернее, испугался только хозяин невысокий мужчина с живым нервным лицом и седой шевелюрой. Его жена, энергичная дама в шортах, неодобрительно покачала головой и ушла готовить обед.
      Дремлющий Грязнов вел наблюдение через занавеску кухонного окна.
      В течение трех часов из краснокирпичной дачи никто не выходил. Трофимов с самого начала был изрядно раздражен и считал все это глупостью.
      - Александр Борисович, может быть, вы все же объясните эту нашу безумную затею?
      - Охотно. Вы видите, возле дачи стоит "БМВ"? Его номер я видел еще на похоронах Малахова. Этого достаточно? - усмехнулся Турецкий.
      Трофимов поперхнулся.
      - Черт возьми! Я всегда говорил, что тут, в нашем болоте, нужен свежий глаз. Сам черт ногу сломит. Будем ждать, конечно, какой разговор! Но я же могу вызвать людей.
      - Я думаю, не стоит. Ведь не исключено, что я действительно ткнул пальцем в небо.
      Хозяин их убежища на вопрос, что он знает о своих молодых соседях, ответить не смог. Он сказал, что редко бывает не только на своей даче, но и вообще в самом городе, в основном разъезжая по гастролям.
      Трофимов, что-то припоминая, пригляделся к нему повнимательней:
      - Кажется, вы дирижировали в филармонии?
      Хозяин демонстративно помахал руками, в которых были нож и вилка.
      - А она - вторая скрипка оркестра, - он кивнул в сторону хлопотавшей жены. И, понизив голос, добавил: - Изумительная женщина с одним-единственным недостатком: даже во сне видит эти чертовы сериалы.
      - Круз в таких случаях действует совсем не так, - неуважительно глядя на сыщиков, покачала головой вторая скрипка. - Вот когда они с Перлом последний раз устроили ловушку для Елены...
      - Дорогая, это же серьезные люди, - взмолился дирижер. - Они не смотрят "Санта-Барбару" и тебя просто не поймут! А вы знаете, я ведь могу устроить вам наблюдательный пункт на воздухе. У нас тут имеется такая славненькая пристроечка... Пойдемте, прошу вас. - И он увел Грязнова.
      Выход туда был из соседней комнаты, но маленькое кухонное окошко позволяло оставшимся видеть Грязнова, расположившегося в кресле-качалке. Пристроечка представляла собой сплошь заросшую плющом и виноградом и почти открытую сверху деревянную беседку, одним боком прилепленную к дому.
      - Слава, что там сейчас видно? - нетерпеливо спросил Турецкий, подходя к двери в соседнюю комнату и наблюдая оттуда за Грязновым.
      - Они готовят шашлык в саду, - после паузы отозвался Грязнов. - Стоп! Появился новый персонаж. Этого раньше вроде бы не было. Похоже, мы таки не все помещения осмотрели.
      Турецкий осторожно выглянул. Огромный, под два метра, парень переворачивал шампуры, раздувал угли, брызгал на мясо вином. Запах шашлыка стал настолько силен, что захотелось есть.
      - А что это, Саня, вы про какое-то НЛО еще в машине языки чесали? вспомнил Грязнов, широко зевая.
      - НЛО! - засмеялся Трофимов. - Ну дает!
      - НЛП, - объяснил Турецкий, - нейролингвистическое программирование... Ты продолжаешь там приглядывать? Это такой метод лечения. Он занимается не причиной болезни, а моделью поведения больного. Это такая своеобразная терапия, причем нефрейдистскими методами. Фрейд и Фромм сейчас на Западе, между прочим, вовсе не так уж популярны, как мы привыкли считать. Американец Ричард Бэндлер так лихо лечил своих больных пациентов, что этим заинтересовалось ФБР. Нетрудно догадаться почему, ведь получается, что этим методом в идеально смоделированной ситуации можно выудить из человека практически все. В свое время мне подфартило: помнишь, три года назад я летал в Америку? Был в Лос-Анджелесе, а там попал в его школу. Свое НЛП Бэндлер проводил в три этапа: через "синхронизацию" к "ведению"...
      - Введению?!
      - Не к "введению", балда, а "ведению" и "якорению".
      - Ну-ка, ну-ка...
      - Что такое "синхронизация"? Синхронизация врача с больным, разве не понятно? Ну, скажем, ты чихаешь, и я тут же чихаю. По крайней мере, на словах это вполне просто. А вот реально - довольно сложный процесс, когда доктор полностью подстраивается под все внешние аспекты ощущений больного. Должен сказать, что это требует виртуозной техники, потому что Бэндлер лечил конечно же не насморк. Однажды, абсолютно имитируя поведение больного, он в течение пяти часов молчал вместе со своим пациентом.
      - Эка невидаль!..
      - Да, для нас это было именно так. Представь себе, что когда на исходе последнего часа Бэндлер, не говоря ни слова, вдруг резко изменил свое дыхание, больной изменил его тоже! Внешне это произошло совершенно спонтанно, но на самом деле - тщательно подготовленный, возник чувственный контакт. Более точно это называется "рапорт"...
      - Довольно остроумно.
      - Рапорт - это вроде бы армейское понятие, правильно? Оно говорит о присутствии некоторой субординации, подчинения, то есть ситуации, когда кто-то кому-то что-то докладывает. Заметь, докладывает исключительно по своей воле, но в то же время и потому, что так положено. И тогда развивается второй этап - "ведение"... Как там у тебя, все чисто?
      - Чисто, чисто... То есть, значит, больной с врачом или там пойманный шпион со следователем по-товарищески делятся своими проблемами? - ехидно осведомился Грязнов.
      - Не обязательно. Здесь дело не только в каких-то конкретных словах. А именно в чувственном контакте. И наконец наступает третий этап "якорение". Собственно, может быть, это даже не отдельный этап, потому что точное его начало проследить невозможно. "Якорение" - это часть "ведения". Когда врач, "войдя в доверие", становится мнимым больным, он пытается вывести настоящего больного в здоровое состояние с помощью очень сильного чувственного, словесного или визуального образа...
      - Все это какая-то галиматья, я уже натурально ничего не понимаю, Грязнов в очередной раз сильно зевнул, показывая ровные белые зубы.
      - А это одновременно самый сложный и самый простой момент. "Якорение" в том и заключается, что этот яркий образ вводится в сознание больного, то есть как бы якорится там, закрепляется через фиксированные промежутки времени.
      - Ага, что-то вроде рефрена. И как должен выглядеть такой якорь?
      - С рефреном тут сходство, пожалуй, только в повторении, - возразил Турецкий. - А у "якоря" слишком сильное физиологическое влияние. Как он может выглядеть? Это зависит от конкретного контекста задачи. Идет ли лечение, раскрутка ли шпиона, как ты говоришь, или что другое. Возможности для творчества здесь не ограничены. И, пожалуй, от качества и оригинальности "якоря" зависит общий успех. Владение "якорной" техникой это владение волей клиента.
      - Так что, получается психотропное оружие? - пробормотал Грязнов, откидывая голову на спинку качалки.
      Трофимов скептически улыбался.
      - Решай сам, что это такое, - сказал Турецкий. - Одно скажу, Слава, это не пистолет, у которого любой ребенок сможет нажать курок, и при этом всегда известно, что пуля неминуемо вылетит. Даже зная все правила игры, при НЛП требуется серьезная подготовка и большая практика. И все равно нет никакой гарантии успеха.
      - Я, пожалуй, пойду его подменю, - нехотя предложил Трофимов.
      Прогремела гроза.
      В этот момент со стороны краснокирпичного дома раздался громкий собачий лай. Турецкий с Трофимовым, не сговариваясь, бросились к выходу.
      ДЕНЬ ЛЕСОРУБА
      - Ну что, Осколков, а вот лично у вас есть какие-нибудь версии по поводу происшедшего?
      Капитан милиции Журавлев пытался напустить на себя строгий вид допрос свидетеля все-таки. Но это получалось плохо - Петю Осколкова он знал с малых лет, так как тридцать лет назад приехал в строящийся поселок Февральский по комсомольской путевке вместе с отцом Пети.
      - Ну что вы, дядь Саша, какие могут быть предположения...
      - Я тебе сколько раз говорил: при исполнении называть меня "товарищ капитан".
      - Да уж товарищей-то давно нет. Господин капитан!
      - Не важно. Все должно быть по форме, по уставу.
      Журавлев нервничал: прибывшая из Москвы для расследования причин пропажи вертолета следственная бригада рьяно принялась за работу, и он боялся, что столичные сыщики начнут совать свои носы и в другие дела нераскрытые, например, или прекращенные без соблюдения надлежащих процессуальных норм. А таких у него было предостаточно.
      - Ну рассказывай, как дело было.
      - А чего рассказывать? - Петя нервно теребил массивный замок "молнии" на своей летной куртке. - Не мог я в этот день полететь, ну и попросил Серого меня заменить...
      - "Попросил"?! - грозно сверкнул глазами Журавлев. - Не вздумай об этом московским следователям болтать. Мигом упекут за нарушение правил полетов. А почему полететь-то не мог?
      Петя застенчиво улыбнулся:
      - Ну знамо дело почему. Раздавили с ребятами вечером по полбанки, какие уж с утра полеты.
      Капитан вконец разозлился:
      - Балбес ты, Петя. Ну кто же о таких вещах в милиции говорит? У тебя соображалка работает? Я же должен твои показания в протокол допроса занести. Что ты мне тут мелешь?
      - Ну, дядь Саш, вы же записывать не станете. А то меня с работы уволить могут.
      - Так я о чем тебе и толкую! - Журавлев понизил голос. - Не болтай лишнего. "Дядь Саш"! Здесь дядьев нету. Здесь правоохранительный орган!
      Он достал из ящика стола чистый бланк.
      - Значит, так и запишем: гражданин Осколков шестого сентября был нездоров. Поэтому в рейс на Златоустовск полетел Дегтярев. Небось тоже выпимши был.
      Петя протестующе замахал руками:
      - Да что вы, дядь Саш. Он спиртного в рот не брал, а тем более перед полетом.
      Капитан продолжал корпеть над протоколом:
      - Согласно показаниям Петра Осколкова, вертолет был в полном порядке... Да?
      Петя вздохнул:
      - Ну это если не считать того, что движок последний раз два года назад ремонтировали, шасси на ладан дышит, и в салоне отопление не работает.