Это сейчас все эти страсти поутихли, а во время предвыборной кампании они бушевали с такой яростью, что все частное было наружу: и кто против мэра, и кто заказчик этой войны, и кто мэра поддерживает. Вулкан клокотал. Каких только собак на мэра не вешали! И украл-де он наши миллионы на стройке своей великой кольцевой дороги, и виллы он на средиземноморском побережье себе строит, и американца, одного из совладельцев огромной гостиницы, чуть ли не самолично убил, и жена-то у него бизнесом занимается только за счет того, что муж дает ей заказы от города, и дочки-то у него двоечницы...
      Особенно усердствовал один журналист на телевидении - этот научился чуть ли не вгонять мэра - крепкого, видавшего виды мужика, - в слезы, честное слово! И видно было, что этот умелец выполняет чей-то заказ, и видно было, что он действует нечестно, подтасовывает факты, передергивает, и все, что он говорит, - "чистая полушерсть", ложь, смешанная с небольшой долей действительных фактов для придания ей, лжи, правдоподобия, но все было подстроено так, что мэру умело не давали сказать перед страной свое слово в защиту - лишили выхода на федеральный экран, и все тут. И в конце концов умельцы своего добились - мэр огорчился, и так заметно, что кое-кто даже начал поговаривать открыто, выдавая цель всего этого предприятия: ну какой он политик, если даже удар держать не умеет... Вообще-то удар положено держать боксеру или просто драчуну, но попробуй скажи, что политику должны быть присущи несколько иные таланты... Это в стране-то, где даже президент время от времени прибегает к криминальному жаргону...
      А самое главное - и это-то я знал прекрасно - мэр как раз умел держать удар. Но ведь и любой самый-рассамый боец может это делать лишь при условии, что его не бьют сзади, не бьют ломом, если против него не выступает целая шайка отморозков... Мэр был москвич по рождению, что, кстати, придавало ему особую популярность даже у тех москвичей, которые стали таковыми, то есть москвичами, всего несколько лет назад, и, как парень из Кожевников да выросший в войну, он, конечно, умел и драться, и держать удар. Только он, наивная душа старого воспитания, считал, что политика не зона, а раз драка, то вестись она должна по правилам. А его взяли в оборот так... Я даже вспоминал в разгар этой травли один черный анекдот про соревнования по плаванию в фашистском концлагере: "Вот сходит с дистанции француз, вот исчезает с дорожки американец, и только русский все еще плывет... Взмах, еще взмах, но вот и русский исчезает с поверхности бассейна... Да, трудно, очень трудно плыть в соляной кислоте..." Я, да и все мы, горожане, видели, как трудно ему было плыть в этом концентрированном растворе ненависти... Но ничего, выплыл. На то он и наш общий столичный избранник...
      Именно в этот период я познакомился с замечательным человеком, помощником мэра по приемной, - назову его Калитиным. Этот человек, к слову, был помощником по приемной и при Промыслове, и при Гончаре, и при Попове, однако настоящим городским головой он считал только нынешнего мэра - а уж Калитину-то было с чем сравнивать. Он объяснял мне этот расклад так: "Кто говорит: он, мол, жулик, - а я говорю: он патриот. И знаешь почему? Ну по тому, что он делает все для нас, для города, - это само собой, это всем видно. Но главное - он, как и я, из Кожевников, понял, госсоветник юстиции? Он, как и я, голубей гонял. А все остальное - это х...ня, извини за невольную резкость. Так и передай всем, кому надо... А то они переселяются сюда - кого в Думу избрали, кто в правительство попал, - ах, какая она, эта ваша Москва, ужасная! Я обычно такому говорю: почему - наша? Она и твоя тоже - ты ж уже сам москвич, ты здесь десять лет живешь, у тебя здесь дети, я знаю, школу кончают... Ах нет, это чужой, это враждебный мне город!.. Вот это мило! А зачем же ты здесь живешь да семью перетащил? Уезжай... Нет, не уезжает ведь! Мучается... Тут один такой мученик написал в газете: дескать, Москва поняла свое место в новой действительности после того, как ее опидорасили. Так и написал. Опустили, дескать, как урки в лагерях опускают. Так знаешь, как мэр наш возненавидел этого писаку за одно это слово! Как это: про его любимую Москву - и на таком уровне. Ну и дал ему понять... А тот, сучонок, окрысился, подлость затаил, все ждал момента, чтобы тяпнуть... Знаешь, правильно говорят: раздави клопа - и сам клопом вонять начнешь... Вот они его и жрут все скопом, клопы-то эти... - Он вдруг засмеялся. - Нет, ребята, мы с мэром патриоты. Лучше города не бывает на свете. А потом, все мы здесь теперь, после войны, приезжие. Коренных-то - у которых здесь деды-бабки родились - не так уж и много. Все мы приезжие, только приехали в разное время, понимаешь? Но если ты здесь вырос, то уже ни на какой другой город его не променяешь. Согласен?"
      Я был абсолютно с ним согласен, за что сейчас, когда я по своим делам встретился с Калитиным и случайно заикнулся о том, что вообще-то хорошо было бы достать повестку дня того самого заседания правительства, Калитин с ходу предложил мне распорядок дня мэра на то самое 19-е число, когда подстрелили Топуридзе: может, мол, пока чем поможет хоть это. Я согласился.
      Итак, на утро 19 декабря у мэра было назначено то самое заседание правительства, потом была запланирована поездка на новостройку в один из окраинных районов города - эти ревизионные поездки были введены мэром в систему с самого первого дня. Потом он должен был попасть на гражданскую панихиду по знаменитому актеру, погибшему в нелепой автокатастрофе, - они с женой, как театралы еще со студенческих лет, очень этого актера любили, да и вообще, мэр не упускал ни одного случая пообщаться с творческой интеллигенцией. Следом у него была запланирована поездка в Кремль мероприятие, пожалуй, из малоприятных, верхняя власть втихаря давила его и гнобила: слишком высоко, мол, ты, соколик, с этой своей столицей занесся. А она не твоя вовсе, столица-то, она наша... Ты думаешь, ты поли-тик? Ты власти хочешь, да? А мы тебя к ногтю. Хозяйственник ты, паря, и ничего больше...
      Тут как бы сказалось давнее уже противостояние: "Москва - вся страна". Москву повелось тихо ненавидеть с тех времен, когда Брежнев начал строить коммунизм в одном отдельно взятом городе, в результате чего чуть не вся страна ездила в Москву за продуктами... Понятное дело, образцовый коммунистический город должен был стать ненавистным всей остальной необразцовой и некоммунистической - стране. Но при чем тут, спрашивается, нынешний мэр?
      Она проявлялась часто, эта нелюбовь, в том, с каким удовольствием Дума урезала городской бюджет, на который ее власть вроде бы и не распространялась, в том, с каким удовольствием транслировали на всю страну травлю мэра и с каким удовольствием эту травлю наблюдали.
      - Да что ему не работать, - говорили другие губернаторы, - они же там, в Москве, за наш счет жируют, на денежных потоках сидят...
      Напрасно столичный мэр доказывал, что говорить так - все равно что говорить о тетках, которые в Мирном на сортировке пересыпают алмазы из одной эмалированной кастрюли в другую, будто они, эти тетки, сидят на несметных богатствах... Впрочем, чего они стоят, все эти аргументы, - блеск чужого богатства всегда ослепляет сильнее самих драгоценностей.
      И вроде бы вот сейчас, когда выборная кампания закончилась и мэр снова триумфально победил на выборах, нет-нет да и выплеснутся наружу отголоски той ненависти - вулкан все работает, то и дело видишь или слышишь в средствах массовой информации:
      "Ревизия организаций, занятых на строительстве МКАД, - убедительное свидетельство нечистоплотности московских чиновников!"
      "За великими стройками мэру некогда подумать о реальных нуждах горожан - вместо третьего кольца городу не хватает простых подземных переходов (или туалетов - смотря по тому, какой пафос нагнетает издание)".
      "Москва, прогнили купола!" - этот ликующий перифраз, набранный огромными черными буквами, сопровождал в газете грустное в общем-то сообщение, что в одном из любимых детищ мэра, совсем недавно сооруженном комплексе на Манежной, потекла крыша.
      Ну и так далее...
      Все это была, так сказать, предварительная информация к размышлению, навоз, удобрение, на котором должна была вырасти более или менее убедительная версия, объясняющая причины покушения на одного из самых верных и самых надежных сподвижников мэра - на его зама по правительству и личного друга Георгия Андреевича Топуридзе...
      Впрочем, все это, конечно, интересовало меня постольку-поскольку...
      МЕСТО ПРОИСШЕСТВИЯ
      Якимцев листал протоколы осмотра места происшествия и допросов свидетелей и слегка про себя дивился: налицо был тот редкий случай, когда картина событий оказалась зафиксированной в ее, так сказать, первозданном виде. Через пятнадцать минут приехала "скорая", а еще через пять - бригада местного управления внутренних дел, которая произвела оцепление. Затем прикатила оперативно-следственная группа ГУВД. Так что и следы сохранились и могли сказать сыщикам все что могли, и служебная собака, с ходу взяв след, уверенно потянула в сторону Вознесенского переулка, где киллера позже видели прохожие, с чьих слов даже был составлен словесный портрет и фоторобот - киллер, как это ни странно, уходил в открытую, без маски, на ходу бесцеремонно распихивая встречных, так что запомнился доброму десятку человек. Правда, куда именно он все-таки уходил, ясности не было, как не было ее и с тем, сколько еще человек участвовало вместе с ним в покушении, велика ли была группа... Как бы то ни было, оперативники "с земли" возникли настолько вовремя, что зафиксировали по горячим следам все, что было можно, и даже произвели опросы очевидцев...
      Исходя из содержимого следственного тома, что лежал сейчас перед ним, Якимцев прикинул "фронт предстоящих работ" и тоскливо вздохнул. "Фронт" этот выглядел весьма внушительно и как-то на удивление не вдохновляюще сплошная рутина. Надо было теперь уже целенаправленно, поподробнее допросить нескольких очевидцев - раз. Надо было произвести допрос родственников и сослуживцев потерпевшего - два. И это при том, что нередко такой допрос ничего не дает, а времени отнимает страшно даже подумать сколько. Нужно было побеседовать, и, очевидно, не один раз, с самим Топуридзе - уж он-то наверняка заинтересован в том, чтобы вспомнить хоть какие-то подробности, высказать хоть какие-то версии, объясняющие факт покушения. Ну и самое тоскливое и бумажное - изучение служебной деятельности Георгия Андреевича. За просто так ведь никого не убивают подобным образом... Тут для уяснения мотивов, двигавших преступником, хорошо бы знать как можно больше: какие решения Георгий Андреевич принимал в последнее время, с какими людьми встречался, кому отказывал, кому давал добро, какие распоряжения или платежные документы подписывал. Все это морока совершенно особая. Сначала переживи скандал, который тебе устроят по месту работы жертвы, не желая, естественно, ничего показывать постороннему для них человеку, да еще слуге закона. А пережив этот скандал, покорпи-ка над папками каких-нибудь идиотских приказов по учреждению или над бухгалтерскими счетами, платежками, балансами... Или над теми и другими вместе, сведенными в отчеты, предназначенные для того, чтобы обмануть государство и своих же сотрудников из числа непосвященных... Но тут, что называется, выбирать не приходится: хочешь не хочешь, а делать это рано или поздно все равно придется.
      Подумав, Якимцев решил, что сам он отправится на место происшествия, одного из членов следственной группы, а именно дотошного Сидорчука, пошлет в местное управление внутренних дел - добрать протоколы следственных мероприятий и поспрашивать ребят там, "на земле". А ну как они что-то такое заметили, что и в протоколы не попало, вдруг оно, это "что-то", окажется очень важным... А на бумаги, в мэрию, он отправит прикомандированную к ним от МУРа оперуполномоченного старшего лейтенанта Елагину. Леночка - умница, красавица, и такая бумажная работа ей, аккуратистке, вполне может прийтись по душе. Главное - внушить ей, что важнее этого дела ничего нет и быть не может. Но это уж он сам должен постараться навешать лапши на уши не слишком опытному старшему лейтенанту милиции Елене Петровне Елагиной как можно убедительнее. Хотя почему лапши? В бумажных хитросплетениях добросовестный глаз способен открыть мно-огие тайны, спрятанные за семью печатями. Можно, скажем, утаить сам факт воровства, но всегда ли удается скрыть факт расходования уворованных денег?
      Его же самого интересовало, конечно, не место происшествия вообще - у него был совершенно конкретный интерес. Во-первых, девочки-продавщицы из магазинчика "Продукты на Клеонтьевском", где Топуридзе нашел первое укрытие. А во-вторых, конечно, тот охранник фирмы "Квант", который принял непосредственное участие в развернувшихся событиях. Если верить тому, что говорил этот охранник, Соколов Андрей Леонидович, он пытался оказать преступникам реальное сопротивление, даже вроде бы стрелял в сторону нападавших, но не попал и в конце концов был обезоружен преступниками, страховавшими киллера, получил черепно-мозговую травму (в деле присутствовала медицинская справка из травмопункта об опасном для здоровья ушибе затылочной части головы и обширной гематоме пострадавшего)... Как бы то ни было, а табельное оружие Соколова А. Л. - а это была не газовая какая-нибудь игрушка, а пистолет Макарова, 9 мм - оказалось в руках преступников, и, мало того, именно из него, кажется, был убит водитель, везший Топуридзе.
      Словом, на ближайшие сутки-другие работой Якимцев был загружен по самое не балуйся.
      Первым номером у него значилась встреча с девочками из магазина "Продукты на Клеонтьевском". Это был магазинчик самообслуживания вытянутый, как кишка (он занимал какое-то бывшее служебное помещение на первом этаже жилого дома), и вдоль всей этой кишки стояли стеллажи с продуктами - выбирай на вкус, расплачивайся на выходе. На выходе же сидели две миловидные кассирши, к которым он и обратился:
      - Здравствуйте, девочки. Я следователь городской прокуратуры, фамилия моя Якимцев Евгений Павлович, и я хотел бы с вами поговорить о том, что произошло девятнадцатого...
      - Ой, - обрадовалась одна, одетая и накрашенная более ярко, чем вторая, - мы вам все расскажем! Мы уже рассказывали следователю... не вам, другому, но, если надо, еще расскажем, правда, Маш?
      Вторая бросила на Якимцева быстрый взгляд, но ничего не ответила.
      - Я знаю, что вы уже рассказывали, - стараясь быть обаятельным, улыбнулся Якимцев, - но, может, вы что-то упустили? Может, сегодня я узнаю от вас что-то новое. Такое важное, что мы сразу найдем преступников.
      Та, что поярче, охотно затарахтела, вспоминая все что можно и не обращая внимания на двух застрявших у кассы посетителей, - в магазине в этот час было пусто, да и вообще он, наверно, пустовал большую часть дня. Изредка вставляла одно-два слова и вторая - эта между делом быстренько отпустила покупателей, которые, впрочем, сразу не ушли - еще стояли какое-то время на выходе, делая вид, будто беседуют о чем-то своем, а на самом деле прислушиваясь к разговору следователя с девушками-продавщицами.
      Выяснилось, что девушки видели через большие витринные стекла почти все и почти с самого начала. Хотя и боялись, как бы в них тоже не попали: сразу поняв, что это не кино, что все по-настоящему, они, что называется, прилипли к окнам. Но, собственно, их рассказ лишь подтверждал все, что было уже известно: мужик с автоматом стоял внаглую на дороге, прямо перед машиной. Откуда он появился, девушки не видели, но видели, как обстрелянный черный автомобиль, вдруг совсем сбросив скорость, затормозил чуть ли не у самых ног киллера. А потом к этому, с автоматом, подскочил еще один: он, в отличие от стрелявшего, был в такой черной маске... знаете, как большие очки, и рот все шарфом закрывал, как простуженный. Этот сбоку заглянул внутрь машины, а потом выстрелил туда из нагана, а потом они оба побежали. Один вон туда - говорившая показала рукой в сторону центра, а вторая, Маша, вставила: "Он автомат свой бросил - вот так, отшвырнул и побежал..." Первая кивнула и продолжила с того же места, на котором прервалась: "А другой побежал вон туда..."
      Если верить яркой девушке, второй побежал по Клеонтьевскому, в противоположную сторону той, откуда ехала машина.
      - А почему вы говорите, что он стрелял из нагана? - заинтересовался Якимцев.
      - Ну... этот из автомата стрелял, а у того такая небольшая штука была в руке, как в кино...
      Якимцев распахнул куртку и вытащил из кобуры своего "макарова".
      - Такая "штука"?
      Обе девушки с уважительной опаской посмотрели на его пистолет.
      И тут возник хозяин магазина - могучий брюнет кавказской наружности. Еще издали было заметно, как он строг, почти гневен.
      - Что происходит? - грозно спросил он. - Что за шуры-муры? Девочки, вы почему не работаете, а развлекаетесь?
      Вопрос глупый хотя бы потому, что перед кассами никого не было. Впрочем, увидев пистолет, кавказец сразу расплылся во вполне доброжелательной улыбке.
      - Э... издравствуйте, - заискивающе сказал он подобострастно, не сводя с Якимцева глаз.
      - Здравствуйте, - буркнул ему Якимцев, даже не подумав поддержать эту расположенность. Впрочем, как бы компенсируя это, он ухитрился (хоть и хмуро) пошутить - сказал, имея в виду пистолет: - Это не налет. Я следователь. С вашего позволения отвлеку девочек еще на несколько минут. Если вас это не устраивает, мне придется вызвать и их, и вас к нам в горпрокуратуру...
      - Пожалуйста, пожалуйста! - еще охотнее расплылся в улыбке хозяин. Если надо, мы всегда готовы помочь чем можем. Даже продуктами... Если надо...
      - Продуктами не надо, спасибо, - отмахнулся Якимцев. Кавказец его вообще не интересовал - Якимцев уже знал из материалов дела, что владелец магазина во время покушения отсутствовал в магазине, ездил закупать товар. И это вполне могло быть правдой: магазин в Москве держать - дело ой какое хлопотное...
      - У, сука чернож... - с неожиданной ненавистью сказала вдруг говорливая девчонка, когда хозяин наконец исчез, унося с собой последнюю, самую медоточивую улыбку.
      - Что так? - усмехнулся Якимцев. - Притесняет?
      - А то вы сами не знаете! - неожиданно включилась в разговор вторая, молчаливая. - Сволочь та еще...
      - Да ладно тебе, Маш, - остановила ее говорливая. Она, видимо, вообще проще смотрела на жизнь.
      Якимцев с легкой досадой подумал, что это маленькое происшествие слегка изменило ход их беседы, а ведь надо было двигаться дальше. Итак, второго участника покушения девочки видели. Теперь надо было выяснить, запомнили ли они его внешность. Но тут они ничего сказать не могли. Он был в пальто, в этих своих черных очках... ну да, в полумаске, а в общем-то... Ведь они и видели-то его совсем мельком... Роста? Роста ну вроде немного выше среднего... А когда все кончилось, когда они решились выскочить посмотреть, что там, в расстрелянной машине, нападавших уже и след простыл - не было их в переулке ни с той, ни с другой стороны...
      - Значит, вы не можете сказать, ни как он выглядел, тот, второй, ни куда он пошел, верно я вас понял?
      - Знаете, - сказала Маша, - когда он руку с этим, ну с пистолетом, тянул в сторону машины, мне показалось, что у него вот здесь, около пальцев, какие-то буквы выколоты - вроде как "Вова", что ли... У меня в общем-то глаза очень хорошие, но тут далеко... Может, я и ошибаюсь, но такое пятно... синее и по виду - именно как буквы...
      Якимцев зафиксировал этот факт с некоторым сомнением. Все-таки девчонка и сама сомневается... Хоть и серьезная, а все равно, наверно, думает: "Как это так - меня спрашивают, а мне и сказать нечего!" Он попытал их еще насчет киллера - но тут показания девушек полностью совпали с тем, что уже было зафиксировано дежурной группой: коренастый, плотного телосложения, славянской внешности, кажется, блондин, движения выдают в нем человека тренированного, что действительно может говорить либо о спортивном прошлом, либо о какой-то спецподготовке. Правда, говорунья Лена добавила все же новую черточку:
      - Вот еще - взгляд у него какой-то нехороший... Как стеклянный... Знаете, у меня брат наркоман... был, сейчас помер... Он, когда свою дрянь вколет, точно вот такой становился... Как стеклянный...
      - Это что значит? - уточнил Якимцев.
      - Ну знаете, глаза как остановились, даже на вас когда смотрит, как будто что-то совсем другое видит, а не вас. И движения... Движения - они какие-то не медленные, не плавные, а как-то... как бы по отдельности - если рука шевелится, то шея или там нога уже не сдвинутся, не повернутся. Понимаете? Сначала рука, потом нога, потом шея, потом глазами хлопнет... Понимаете?
      Якимцев не очень понимал, но кивал - вроде бы достаточно и намека на то, что киллер вел себя как человек, находящийся под наркотическим воздействием. Отбросить лишние слова говоруньи - так оно и получится. Это как раз зафиксировать можно, этого раньше не выявилось...
      - Скажите, - задал он девочкам следующий вопрос, - а вот вы вышли из магазина, пошли к машине... Еще кто-то на улице был? Кто-нибудь еще подошел вместе с вами?
      Девушки переглянулись.
      - Был, был! - обрадовалась вдруг Лена. - Мы почему-то про него забыли...
      - Нас никто про него не спрашивал, - поправила ее строгая Маша.
      - Ну да... Но это неважно... Короче, вот тут машина стояла, "шестерка" синяя... А около нее стоял дядька. Он, наверно, все время, пока стреляли, около нее и стоял, боялся шаг сделать. А тут увидел, что мы выскочили, и тоже на середину улицы вылез. Все стоял и приговаривал: "Вот черт! Вот черт!"
      - Сразу приговаривал или когда что-то увидел?
      - Сразу, - сказала Лена.
      - Нет. Когда увидел, что дядька этот жив - ну который потом звонил, не согласилась Маша. - Что он из машины живой вывалился...
      - Ну и что дальше?
      Что было дальше, девушки не знали, потому что этот якобы перепуганный насмерть человек из "шестерки" как-то незаметно исчез, хотя машина его продолжала стоять чуть ли не до вечера. Ее тоже потом милиционеры осматривали...
      По описаниям девушек этот третий мужчина был невысок ростом, немолод, одет как-то не по-московски.
      - Как колхозник, - сказала Лена.
      - Знаете, как будто он только что с вокзала, - сказала более развитая Маша. - И еще - брови у него такие, знаете... Вот бывает у пожилых людей волосы начинают расти из носа, из ушей, да? Вот какие-то такие у него брови - где нормальные, а где какие-то длинные, косматые...
      Якимцев зафиксировал и это, предположив, что "шестерка", на которой к моменту осмотра не было номеров, принадлежала группе, в которую входил киллер; машина, как показал осмотр, стояла у магазина чуть не всю ночь, раньше она здесь не замечалась; никто, увы, не запомнил, были ли на ней номера вообще.
      Ну что ж, можно было сказать, что поразмышлять ему уже есть над чем. Однако Якимцев собирался выжать из этой встречи все что можно.
      - А скажите, - спросил он, - как вы догадались, что в расстрелянной машине кто-то жив? Почему вы решили ему помочь? Ведь отсюда, из магазина, наверно, невозможно понять, есть ли там кто-нибудь живой, в машине... Да и страшно, поди, было, а?
      - Ужасно страшно, - подтвердила говорливая Лена. - А только мы даже не успели толком к машине подойти - мы только к кабине сунулись, а он сам наружу и вывалился... Я, знаете, даже закричала, а вы говорите - не страшно. Знаете, сидит на грязной мостовой, лицо белое, руки все в крови, как в краске, и рот то откроет, то закроет. Не то хочет что сказать и не может, не то так дышит... Мы как раз с Машкой к нему кинулись, чтобы помочь, да, Маш? А он сам встал и к нам пошел. Вот здесь встал, рядом с машиной, руками об нее оперся, а руки все в крови... брр... Шагнул к нам и говорит так, - она показала, зачем-то скривя рот, как он говорил. Девочки, говорит, я министр московского правительства Топуридзе. На меня, говорит, совершено покушение, я ранен, водитель машины убит... Позвоните в милицию... У вас, говорит, наверно, есть телефон... И начал вдруг так садиться, садиться... А потом руками за снег хватается, а по снегу кровавые полосы - как в кино, честное слово! А потом вроде как очухался и снова: "Девочки, я министр московского правительства... У вас есть телефон? Вызовите, пожалуйста, "скорую" и милицию..." Ну Машка вон и вызвала пошла, а я здесь осталась. А он, ну который министр-то, вырубился совсем. И главное, я потом смотрю - а у него мобильник из кармана торчит, представляете?
      - Ясное дело - шок, - сказала та, которую звали Машей. - Это он от шока забыл, что у него телефон есть... Мы его к себе в магазин потащили, чтобы все-таки не на улице... Знаете, морозит маленько, а он, наверно, крови много потерял... Мы его у нас около двери в уголок посадили, чтобы особо покупателей не пугать, а он очнулся... Я сижу около него на корточках, плачу, а он смотрит на меня снизу и все просит: "Девочка, милая, не отходи от меня, я тебя умоляю, не отходи..." То ли боялся один остаться, то ли думал, что эти, убийцы, снова вернутся... Как будто я его спасу... Это ведь шок, правда?
      - Да ну, - сказал вторая. - Испугался, да и все. И мы с тобой испугались, скажешь, нет?
      - Сравнила тоже! - Маша строго и требовательно посмотрела Якимцеву прямо в глаза. - Скажите, а он живой остался?
      - Живой, живой, - засмеялся следователь. - Я думаю, когда выздоровеет - придет, спасибо вам скажет. Если бы не вы, ему бы так быстро "скорую" не увидеть, мог бы прямо тут, около машины, и умереть...
      Он сказал это и подумал, что у него нет никакой уверенности в том, что Топуридзе придет в голову благодарить каких-то продавщиц. Но сам бы он поступил именно так...
      Якимцев выписал повестки. Объяснил Маше и Лене, что они должны явиться к нему на Новокузнецкую для обстоятельного и детального допроса.
      Теперь ему нужен был охранник "Кванта" Соколов Андрей Леонидович, 1965 года рождения. Что-то с товарищем Соколовым и его "наганом" получалось не то - либо какая-то нестыковка, либо кто-то что-то наврал...
      "Квант" был совсем рядом с местом покушения на Топуридзе, на той же стороне улицы, что и продовольственный магазинчик. Что "Квант" контора не бедная становилось очевидным с первого же взгляда: парадный вход отделан богатым красно-розовым гранитом, бронзовая, сияющая золотом табличка, плотный охранник в полувоенной форме, жующий жвачку, а вдобавок ко всему у него над головой, немного левее самого входа, камера наблюдения. Вернее, не камера - камера должны была быть, но ее не было, зато был хорошо знакомый Якимцеву кронштейн для нее. Кстати, подумал Якимцев, надо будет изъять и камеру, и кассету - чем черт не шутит, а вдруг на ней зафиксировались киллеры во всей красе.
      Подходя к охраннику, Якимцев заранее достал свое удостоверение, раскрыл и показал жующему церберу.
      - Следователь по особо важным делам Московской городской прокуратуры, - сказал он, освобождая охранника от тяжелой повинности читать документ. - Я хотел бы видеть кого-нибудь из вашего руководства.
      - Ничего не знаю, - сказал охранник и равнодушно отвернулся, и не думая пропускать его к двери. Он даже не хамил, просто по-другому, наверно, не умел разговаривать. "Интересно, уж не тот ли это самый Соколов, который мне нужен!" - усмехнулся про себя Якимцев.
      Он не чувствовал себя ни задетым, ни оскорбленным или ущемленным. Ему поведение охранника было вовсе не в диковинку: работая в прокуратуре, приходится сталкиваться со всякой дрянью. Поэтому он среагировал так, как всегда реагировал в этих случаях, зная, что подобного дурака можно взять только на испуг. Поэтому Якимцев сказал особым, выработанным для таких случаев деревянным голосом, в котором не было ни злости, ни раздражения, ни угрозы:
      - Вызовите своего старшего, если не хотите неприятностей.
      Охранник угрюмо сплюнул в сторону и снова принялся жевать свою жвачку, оглядывая при этом следователя с недоброй усмешкой - будто оценивал его физические возможности, прикидывал реальность угрозы насчет неприятностей.
      Якимцев тоже недобро усмехнулся, достал мобильник. Крайняя мера, конечно, брать человека, исполняющего свои должностные обязанности, на понт, но, похоже, иначе нельзя... А ведь и впрямь неслабая, наверно, контора этот самый "Квант", если даже какой-то охранник уверен, что может не бояться прокуратуры...
      - Семеныч, - крикнул он в трубку, сделав вид, что набрал номер секретаря. - Это я, Якимцев. Да, да. Пришли мне человек пятнадцать "тяжелых" по адресу, - тут он посмотрел на табличку на углу строения, занимаемого "Квантом", - Клеонтьевский, 16. Ну да, где вчера стреляли. Кстати, скажи моим, чтобы подготовили побыстрее справочку, что это за шарашка такая "Квант" и на кого она работает...
      И, не глядя на переменившегося в лице охранника, пошел к своей машине - якобы ждать, когда подъедут "тяжелые", то бишь ОМОН. Якобы потому, что мудрый Семеныч, уже знающий все уловки следаков, будет конечно же дожидаться подтверждения этого вызова. Послать пятнадцать человек во всей экипировке - дело не дешевое.
      Прием, как всегда, сработал безотказно: уже через полминуты у его машины извивался какой-то "ведущий менеджер" фирмы "Квант": "Ах, извините, работник нашей охраны неправильно вас понял... и хотя у него свое начальство, но я гарантирую, что он обязательно понесет наказание". Сам же "работник", стараясь не смотреть в их сторону, тоскливо и злобно переминался на столь бдительно охраняемом им высоком гранитном крыльце.
      Уже через пять минут менеджер, назвавшись Кириллом Суровым, развлекал его в одном из уютных офисных помещений "Кванта", щедро угощая кофе с печеньем, пока специально посланная машина мчалась с заданием добыть хоть из-под земли и привезти в контору тяжко травмированного охранника Соколова Андрея Леонидовича. Словом, фирма делала все, чтобы никому не нужный инцидент был исчерпан окончательно.
      - Вообще-то, как вы понимаете, - пояснил менеджер, - это не совсем, так сказать, в нашей компетенции. Охраной занимается совершенно самостоятельная организация, с которой у нас договор, но мы конечно же поставим вопрос об увольнении этого человека... Соколова, и, думаю, его начальство обязательно к нам прислушается...
      - Ну почему же? - несколько деланно удивился Якимцев. - Я, правда, с ним еще не беседовал, подробностей, так сказать, из первых рук не имею, но ведь он вроде как проявил служебное рвение, пытаясь помешать преступникам?