Яркое солнце, широким снопом бьющее из окна, разбудило Юрия Гордеева, он поморщился, потянулся, закутался в одеяло, перевернулся на другой бок и попытался снова уснуть. Потом снова перевернулся и сделал еще одну попытку. Но сон больше не приходил. Какое-то непонятное чувство беспокойства не давало ему вновь погрузиться в сон. Гордеев полежал в таком полусонном состоянии минут пять и все-таки поднялся.
      Солнце смеялось и танцевало за окном, уличный гул вливался в комнату: щебетали птицы, заливались веселым хохотом мальчишки и девчонки, звонко гавкали собаки. Все радовались теплым весенне-летним денькам.
      Гордееву стало тошно от этой всеобщей жизнерадостности, он что-то проворчал под нос, встал, по привычке соблюдая правило — всегда подниматься с правой ноги, — тут же выругался и на эту глупую примету, и на себя и побрел в ванную.
      Он вовсе не был ворчливым, недовольным жизнью пессимистом. Причина его беспокойства и плохого настроения заключалась в следующем: три дня назад куда-то пропала Лида. Причем пропала совершенно бесследно. Ни звонка, ни привета, как говорится.
      Все три дня Гордеев непрерывно названивал ей то на сотовый телефон, то на домашний. Но сотовый находился «вне зоны действия сети», а на домашнем выводящий его из себя автоответчик вновь и вновь просил оставить сообщение после сигнала. И Гордеев оставлял. Но ни ответа, ни привета по-прежнему не было…
      Гордеев уже начал себя ругать: «Ну какого черта я ей названиваю! Ясно же, что не хочет со мной разговаривать. И чего я как ненормальный! Это же самый обыкновенный женский способ отшить приставучего кавалера». Хотя после той запомнившейся ему (и, надеялся он, Лиде тоже) ночи их отношения были абсолютно безоблачными, кто знает, что этим бабам придет в голову в следующий момент? Да и Лида совсем не производила впечатление монашки. Наверняка у нее действительно еще кто-то был…
      Но несмотря на все эти доводы, на душе у Гордеева было муторно. И он даже собирался съездить к ней домой.
      «Ладно, если я ей надоел, понять можно. Но как человек вот так может наплевать на работу! Она же мой стажер. Это ее шанс выйти в свет, так сказать. А если скоро будет новое дело?!» — думал Гордеев.
      Он пытался успокоить себя тем, что она ненадолго куда-нибудь уехала. В конце концов, у каждого человека своя жизнь, свои какие-то проблемы. Имеет же она право… Но, рассуждая дальше, он приходил к выводу, что не имеет. То есть, конечно, имеет право, но обязана была предупредить, сообщить что-либо. Она же все-таки адвокат (будущий), а не уборщица какая-нибудь с ненормированным рабочим днем. Кроме того, она его, Гордеева, стажер, и обязана предупреждать обо всех своих отлучках.
      Рассуждая так и к тому же успев узнать Лиду как ответственного и умного человека, Гордеев опять начинал волноваться. «Что-то здесь не так, — думал он. — Она обязательно бы предупредила, если бы собралась куда-нибудь уехать, обязательно сообщила бы. И что за бредовое предположение, будто она специально не берет трубку, скрывается от меня?… Какой смысл? Я веду себя как ревнивый идиот!»
      К тому же Гордеев привык к тому, что его предчувствия и интуиция почти никогда не обманывают. А сейчас у него именно было плохое предчувствие. Поэтому его все это так раздражало.
      Как бы там ни было, Гордеев решил не поднимать панику раньше времени. Он подумал, что нужно сначала еще раз съездить к Лиде домой, подождать какое-то время, поговорить с Розановым, все у него узнать, а уж если она за это время не появится и ничего не прояснится, тогда уж бить тревогу.
      Так он и сделал. Сегодня у Гордеева почти не было дел, и он решил заняться поиском Лиды немедленно.
      Подъехав на машине к ее дому, Гордеев столкнулся с небольшой проблемой: домофон. Он не знал кода. А к подъезду, как назло, никто не шел.
      Со стороны Гордеев выглядел достаточно подозрительно. Он в раздумье стоял около Лидиного подъезда и грустным взглядом провожал проходивших мимо людей.
      Сидящие на лавочках около дома старушки с явным неодобрением косились на него и даже начали о чем-то перешептываться.
      Все же, чем стоять неизвестно сколько около входной двери, он решил попытать счастья и обратился к группке старушек:
      — Простите, кто-нибудь из вас живет в этом подъезде?
      — Ну я живу! — отозвалась бойкая старушонка с лицом сморщенным, как печеное яблоко.
      — Вы не могли бы впустить меня в подъезд?… — попросил Гордеев.
      — С какой это стати! Я вас не знаю, вы тут не живете! — безапелляционно ответила старушонка.
      — Да, но мне нужно узнать, дома ли один мой очень хороший приятель, который живет в этом подъезде, — объяснил Гордеев.
      — Позвоните в домофон и узнаете! — отрезала старушка.
      — Дело в том, что я не помню номера ее квартиры. — Гордеев старался говорить спокойным голосом, хотя его терпение иссякало. — Расположение помню, а номер нет.
      — А вы к кому? — с подозрением спросила другая старушка, в белой опрятной косынке и с добрым лицом.
      — Я к Лидии Ермолаевой, — сказал Гордеев.
      — Это на пятом этаже, что ли? — вмешалась первая.
      — На четвертом, — поправил ее Гордеев.
      — Да, верно, на четвертом. Но я все равно вам дверь не открою. Вдруг вы нам соврали? — упрямо произнесла первая старушка, угрожающе покосившись на вторую.
      — Я не вру, — возразил Гордеев.
      — Откуда мне знать, врете вы или нет? — с явным подозрением сказала старушка.
      — Я адвокат, — применил последний аргумент Гордеев.
      Старушки переглянулись:
      — Покажите документы!
      — В смысле паспорт? — уточнил Гордеев.
      — Нет, там, где написано, что вы адвокат.
      — Минутку. — Адвокат полез во внутренний карман пиджака, потом пошарил по остальным карманам, открыл сумку… Удостоверения Московской коллегии адвокатов не было.
      Старушки с огромным интересом наблюдали за манипуляциями Гордеева.
      — Я забыл удостоверение… — виновато потупившись, промямлил Гордеев.
      — Где забыли? — насмешливо поинтересовались старушки.
      — Не знаю… Дома, наверное, — автоматически ответил Гордеев, хотя никакого отчета им он давать вроде был не должен.
      — Ну на нет и суда нет! — отрезала бойкая старушка. — Звоните в милицию, пусть они вас пропускают.
      — В милицию ради того, чтобы попасть в подъезд? — опешил Гордеев.
      — Да, — с откровенным уже подозрением глядя на него, сказала старушка, — заодно пусть вашу личность проверят!
      — А личность зачем? — удивился Гордеев. — У вас в доме действует усиленный паспортный контроль?
      — А вдруг вы нам бомбу подложить хотите? — тоном, не терпящим возражений, отреагировала старушка.
      — Если бы я хотел подложить бомбу, я бы давным-давно узнал код. И не светился бы сейчас перед вами, — резонно возразил Гордеев.
      — Молодой человек, я сказала «нет!» Значит, нет! — отрезала бабка. Другая, которая была подобрее, предпочла не связываться со своей подругой, хотя Гордеев видел, что она была готова ему помочь.
      Гордеев поразился добросовестности старушки, или как там это лучше назвать, и ему ничего не оставалось, как поплестись опять к подъезду.
      На его счастье к дверям бежал какой-то мальчишка. Увидев у двери незнакомого мужчину, он растерялся, но не преминул поинтересоваться:
      — Дядя, вы к кому?
      — Ты открывай, открывай, мальчик, — нетерпеливо сказал Гордеев.
      — Нет, я открывать не буду, — твердо сказал мальчик и даже заложил руки за спину, — я вас не знаю.
      — А ты разве знаком со всеми, кто приходит в ваш подъезд? — спросил Гордеев.
      — Нет. Но мне мама сказала, чтобы я не пускал в подъезд посторонних людей. Вы, может быть, грабитель, или террорист, или этот… как его… маникак! — сказал мальчишка.
      «Еще один подозрительный! — со вздохом подумал Гордеев. — Вот время-то настало!»
      — Я не грабитель, не террорист и не маньяк. Я адвокат, понимаешь? В суде работаю.
      Мальчик покачал головой:
      — Вдруг вы врете? У вас есть документ?
      Гордеев вздохнул:
      — Удостоверения при себе нет.
      — Ну вот видите! — мальчик скрестил руки на груди.
      — И как же мне попасть внутрь?
      — А к кому вы? — подумав, спросил мальчик.
      — К Лидии Ермолаевой. Она со мной работает. Тоже адвокат, — сказал Гордеев.
      — Это с четвертого этажа? Красивая такая?
      — Да, она самая, — кивнул адвокат.
      — А если вы врете? — повторил мальчик.
      — А если я тебе денег дам? — Гордеев быстро терял терпение.
      — Сколько? — загорелись глаза у мальчика.
      — Пятьдесят рублей, — подумав, сказал Гордеев.
      — Сто пятьдесят! — быстро поправил его мальчишка.
      — Ты со мной еще и торгуешься? — сдвинул брови Гордеев.
      — Сто пятьдесят! — невозмутимо повторил мальчик.
      — Хорошо. — Гордеев вынул бумажник и отстегнул ребенку сто рублей.
      Мальчишка задумчиво покрутил в руках купюру, вздохнул, сунул ее в карман и быстро набрал код. Дверь открылась, и Гордеев наконец-то очутился в Лидином подъезде.
      Как и ожидалось, Лиды не было дома. Гордеев держал руку на кнопке звонка минут десять, пока из квартиры напротив не вышла соседка. Она выносила мусорное ведро. Подозрительно оглядев Гордеева с ног до головы, она немного постояла, уперев кулак свободной руки в талию, потом недовольно спросила:
      — Вы к Лидии?
      — Да, — ответил Гордеев, сняв палец с кнопки звонка.
      — Неужели вы не видите, что никого нет дома? Раз не открывают… — недовольно произнесла соседка.
      — Извините. — Гордееву стало неловко, в который уже раз сегодня…
      Ведь и правда логично, если никто не открывает, значит, никого нет дома, чего зря звонить? Но он все никак не мог отойти от двери. Его не оставляло чувство беспокойства и дурацкое положение неведения.
      Соседка уже выкинула мусор и возвратилась обратно. Теперь она еще злее смотрела на Гордеева, и тот понял, что ничего хорошего от нее ждать не приходится. Еще вызовет милицию! Тут все жильцы бдительные до ужаса…
      — Простите… — обратился к ней Гордеев.
      Она опять недовольно приподняла бровь.
      — Скажите, вы Лидию давно видели?
      «Черт! Как на допросе вышло», — подумал он про себя.
      — А вы кто, собственно? — бесцеремонно поинтересовалась соседка.
      «Ну какая тебе разница! Если скажу, что брат или муж, тебе легче станет?! Если такая подозрительная, просто не разговаривай со мной! Можно подумать, будь я вором или бандитом каким-нибудь, я бы ей так прямо в этом и признался! Однако если я скажу, что адвокат и Лида работает у меня, она тоже может потребовать удостоверение… А когда я его не покажу, насторожится». — Он набрался терпения, чтобы не хамить, и ответил:
      — Понимаете, я ее брат двоюродный. Приехал в Москву по делам, скоро уезжать, хотел сестру навестить, а все никак застать не могу. Может, она уехала куда-нибудь, она вам не говорила?
      «Вот черт! — продолжал про себя ругаться Гордеев. — Такие тетки просто заставляют врать! А если разобраться, чего я вру? Зачем? Разве я что-то криминальное делаю? Пропал человек, а я просто хочу ее найти!»
      — Так это вы день назад приезжали, тоже все стояли, звонили… — пристально глядя на Гордеева, сказала соседка. — Я в глазок наблюдала.
      Гордеев покачал головой.
      — Нет, это был не я… — При этом у Гордеева знакомо засосало под ложечкой.
      «Значит, я был прав. У нее кто-то есть еще. Правда, и он ее искал… Значит, у нее не я один, а как минимум двое!»
      — Она мне ничего не говорила. Мы с ней мало общаемся. Только здороваемся иногда, — сказала соседка. — Да и видеть-то я ее не видела что-то давно, дня три уж, наверно. Уехала куда-нибудь…
      «Неужели все это нельзя было сказать сразу!»
      — Спасибо, — ответил Гордеев. — До свидания.
      Через пять минут Юрий сидел в своей машине и размышлял: «Что-то тут не так. Все-таки не могла она просто взять и уехать ни с того ни с сего, не предупредив меня. Может, она что-нибудь Розанову сказала? Да нет, он бы мне наверняка сообщил. Но надо попытать счастья. Остается одно — ехать к Розанову, может, он мне что-то прояснит».
      Подумав так, Гордеев завел машину и поехал в свою юридическую консультацию. А приехав, прямиком направился в кабинет Генриха Розанова.
      — А, Гордеев! Проходи, садись, — как всегда добродушно обратился к нему Розанов, когда Гордеев вошел в кабинет. — Как дела? Как жизнь молодая?
      Поздоровавшись за руку со своим начальником и усаживаясь на стул, Гордеев решил начать прямо с главного. Чего время-то тянуть!
      — Генрих Афанасьевич, у нас чепэ, — серьезным тоном произнес он.
      — Что такое? — поднял бровь Розанов.
      — Лида пропала, — сказал Гордеев.
      — То есть? — с недоумением глядя на него, спросил Розанов.
      — Ну ее нигде нет, — объяснил Гордеев.
      — Может, просто заболела? — предположил Розанов. — Ты ей домой звонил?
      — Конечно, звонил! — сказал Гордеев. — Даже ездил. Дома ее нет. На телефонные звонки не отвечает. Она же не могла уехать куда-нибудь, не предупредив меня! У нас ведь совместная работа…
      — Хм… — Розанов забарабанил пальцами по столу, — …интересное кино…
      — Она вам, случайно, ничего не говорила?
      — Не говорила… — ответил Розанов. — А на мобильный звонил?
      — Конечно, — отозвался Гордеев. — Глухо.
      — Так… — Розанов помрачнел. — И давно ее нет?
      — Три дня. Значит, вам она совсем ничего не говорила?
      Розанов отрицательно покачал головой. По его лицу было заметно, как он обеспокоен и расстроен.
      — Она бы ведь предупредила, если бы собиралась куда-то уезжать?…
      — Ну конечно, предупредила бы! Она, мне кажется, очень ответственный человек.
      — Вот и я думаю, что-то здесь не так…
      — «Так», «не так»! — Розанов встал из-за стола и заходил по комнате. — А ведь это все ты!
      — Что я? — не понял Гордеев.
      — Она ведь твоя подопечная, твоя стажерка. — Розанов остановился рядом с Гордеевым и ткнул в него указательным пальцем.
      — Ну и что? — развел руками Гордеев.
      — А то! — строго объяснил Розанов. — Не уследил! Вот так доверяй тебе подрастающее поколение. А говорил: «У меня талант Макаренко»…
      — Подождите, подождите, Генрих Афанасьевич! — запротестовал Гордеев. — Что значит — «не уследил»? Я же не сиделка, не нянечка в детском саду. Лида взрослый человек… Самостоятельный.
      — Ты — учитель! — поднял указательный палец Розанов. — Ты — старший! А потом, я видел, между вами искорка пробежала…
      Гордеев решил не углубляться в эту тему.
      — Ну кто же мог знать, Генрих Афанасьевич! И потом, вы так говорите, будто случилось что-то непоправимо страшное. Мы еще ничего не знаем!
      — Не знаю, страшное — не страшное, но что-то случилось, это точно, — твердо сказал Розанов. — Так просто она исчезнуть не могла.
      Гордеев с опущенной головой сидел за столом и чувствовал себя провинившимся школьником в кабинете директора. «Ничего себе обвинения, — думал он. — Оказывается, это я еще во всем и виноват! Хорошенькое дельце!»
      — Ну и что ты собираешься теперь делать? — строго спросил его Розанов.
      — Найти ее, — ответил Гордеев, пожимая плечами. — Что я еще могу сделать?
      — Как? Где искать будешь?
      — Не знаю…
      Розанов наконец перестал ходить по комнате, сел опять за стол и внимательно посмотрел на Гордеева.
      — Ты бывший следователь, поэтому должен знать, — веско сказал он.
      — Пока у меня нет ни одной версии, — грустно ответил Гордеев. — Может быть, вы мне что-нибудь расскажете о ней? Ну или о ее родственниках… Где искать? У кого спрашивать? Вы же ее как стажера ко мне направили. У вас, наверно, должны быть какие-нибудь данные о ней.
      — Ну какие, какие данные? — по-стариковски проворчал Розанов. — Она — выпускница юрфака МГУ. А порекомендовал ее нам Кравцов, ее муж. Бывший уже, кажется. Крупный бизнесмен из Андреевска…
      — Откуда? — переспросил Гордеев.
      — Город такой есть. Андреевск. Знаешь?
      — Ага… Областной центр.
      — Точно. Так вот, Кравцов Сергей Сергеевич — молодой преуспевающий бизнесмен… — продолжал Розанов.
      — Может быть, она уехала именно туда, в свой Андреевск? — предположил Гордеев.
      — Весьма возможно, — согласился Розанов. — Во всяком случае, поиск я бы на твоем месте начал именно оттуда.
      Но тут у Гордеева зазвонил сотовый телефон. Он вскочил, будто его ударило разрядом тока. У него в мыслях было одно — Лида!
      — Да, я слушаю, — почти закричал в трубку Гордеев.
      — Юрий Петрович? Добрый день, — раздался спокойный размеренный баритон. — Это вас Константин Павлович беспокоит. Зайцев. Ваш бывший подзащитный, — добавил голос.
      — А-а, Константин Павлович, здравствуйте, — разочарованно отозвался Гордеев.
      Розанов недовольно махнул рукой, сел в кресло и уткнулся в какой-то документ.
      — Извините, я сейчас, — тихонько сказал Гордеев Розанову и вышел из кабинета. — Как поживаете, Константин Павлович?
      — Спасибо, хорошо… Ну я сразу к делу перейду, — продолжал голос в трубке. — Не хотите ли взяться еще за одну работу? Да, есть еще одно дело.
      — Как, опять вас защищать? Снова дом обвалился? — пошутил Гордеев.
      — Нет, к счастью, все дома стоят… Защищать надо не меня, — засмеялся голос.
      — А кого?
      — На сей раз моего брата.
      — Криминальная у вас, однако, семейка, — пошутил Гордеев.
      — Да уж, это точно… Но уверяю, как в прошлый раз в случае со мной, так и теперь, мой брат совершенно невиновен. Возьметесь?
      — Смотря какое дело. Расскажите вкратце.
      — Видите ли, мой брат баллотируется в губернаторы Андреевской области. А его соперники, так сказать, пытаются от него избавиться.
      — Как это «избавиться»? — поинтересовался Гордеев.
      — Ну, удалить его из предвыборной гонки. Навешали на него всех собак… Оклеветали. Короче говоря, нам с вами надо будет встретиться, и я вам все подробно расскажу.
      — Нет, вы знаете, наверно, ничего не получится… — подумав, ответил Гордеев.
      — Но почему? У вас сейчас много неотложных дел?
      — Нет… Но, знаете ли… — протянул Гордеев.
      — Что же тогда? — перебил его Зайцев.
      Гордеев почувствовал в его голосе металлические начальственные нотки.
      — Дело в том, что самые ненавистные для меня дела — это дела подобного рода, — признался Гордеев.
      — Почему? — спросил Зайцев.
      — Скажу вам честно, потому что, по моему мнению, политика — это одна сплошная грязь, — объяснил Гордеев.
      — Ну-у… — протянул Зайцев, — на самом деле это далеко не так. Есть чистая политика. И чистые политики.
      — И один из них, конечно, ваш брат? — спросил Гордеев.
      — Да, — уверенно ответил Зайцев, не почувствовав иронии. — И для того, чтобы политика не воспринималась как нечто грязное и бесчестное, ну… вот как вы сейчас о ней сказали, надо сделать так, чтобы честных политиков было как можно больше. А для этого надо помочь моему брату.
      — Вы знаете, у меня уже не раз был такой опыт работы, — сказал Гордеев со вздохом. — Я знаю, на выборах все подсиживают друг друга, пытаются друг друга убрать… И большей частью все это надумано, сфабриковано!..
      — Вот именно, — подтвердил Зайцев.
      — …И на самом деле не разберешь, кто прав, а кто виноват, потому что этим занимаются абсолютно все.
      — Но мой брат честный политик! — возразил Зайцев.
      — Дай-то Бог… — без энтузиазма ответил Гордеев. — Но в конце концов обнаруживается столько грязных делишек, и у подзащитных, и у их соперников, что где правда, где ложь, уже не понятно. Поймите, я ни в чем не хочу обвинять вашего брата, но я просто ненавижу дела подобного рода. Мне противно в них копаться.
      — Вообще-то, на то вы и адвокат, чтобы копаться в разных неприятных делах, — прозвучал в трубке довольно веский ответ.
      — Да, но каждый адвокат волен выбирать себе то дело, которое ему по душе, с которым он в силах совладать, — не менее веско ответил Гордеев.
      — Есть много дел, которые нам не по душе, — возразил Зайцев, — однако и их тоже надо как-то решать.
      — Константин Павлович, милый, поймите, я не из собственной прихоти отказываюсь, я действительно ненавижу такие дела и не уверен, что смогу выручить вашего брата.
      — А если я попрошу вас… То есть я и так прошу вас. Но прошу вас как друга. Помогите.
      — Константин Павлович!.. — взмолился Гордеев.
      — Ну что же вы, Юрий Петрович!
      — Я не отказываюсь помогать вашему брату. Но сама эта атмосфера! Я ненавижу политические игры… Вот если у вас возникнет еще какая-нибудь проблема со строительством, милости прошу.
      — Тогда посоветуйте, к кому мне обратиться. Порекомендуйте мне какого-нибудь хорошего, — он особенно выделил это слово — «хорошего», — адвоката, которому было бы не противно в этом участвовать. И который принес бы конкретную пользу. А то, знаете, город у нас хоть и не такой маленький, но все же не Москва, и если сейчас не восстановить доброе имя, то…
      — Черт! — вдруг выругался Гордеев.
      — Что? — переспросил Зайцев. — Знаете хороших адвокатов, которые бы согласились?
      С минуту помолчав, Гордеев вдруг встрепенулся:
      — Как вы сказали город, то есть область, называется?
      — Андреевск. Андреевская область.
      — Хорошо… Да, хорошо, — задумчиво проговорил Гордеев.
      — Что «хорошо»? — поинтересовался Зайцев.
      — Пожалуй… — Гордеев подумал несколько секунд, а затем решительно заявил: — Я берусь за это дело.
      — Вы это серьезно? — осторожно переспросил Зайцев.
      — Куда уж серьезней, — твердо сказал Гордеев.
      — Хм… Интересно, все адвокаты такие? — хохотнул Зайцев.
      — Какие?
      — Ну… Быстро меняющие свое мнение.
      — Не знаю. Но я именно такой, — как ни в чем не бывало ответил Гордеев.
      — Ну ладно, — заключил Зайцев. — Спасибо, Юрий Петрович! Выручили.
      — Ну пока еще не выручил…
      — Но я уверен, что ваша помощь будет действенной.
      — Когда и где мы с вами встретимся?
      — Это дело очень серьезное, поэтому, я думаю, на нейтральной территории не стоит встречаться, лучше я приеду к вам в контору. Скажем, завтра. Договорились?
      — Договорились, — вздохнул Гордеев.
      Когда он вернулся в кабинет Розанова и тот вопросительно посмотрел на него, первыми словами Гордеева были:
      — Ну, Генрих Афанасьевич, вот я и отправляюсь в Андреевск.
      — Это еще зачем? — недовольно поморщился Розанов.
      — По делу Зайцева.
      — Ты же его уже вроде завершил.
      — Оказывается, у Зайцева есть брат, который тоже нуждается в адвокатской поддержке. И, кроме того, я надеюсь найти там Лиду.

      Гордеев с утра пребывал в дурном настроении. Пропажа Лиды не давала ему покоя. Больше всего изводила неизвестность. Если бы Юрий знал, что она сбежала именно от него, то переживал бы, конечно, но все-таки смирился. Если бы подозревал, что Лиде угрожает какая-то опасность, то бросил бы все свои силы ей на помощь. Если бы, в конце концов, они бы поругались и после этого Лида исчезла, то Гордееву вообще не пришло бы в голову переживать. Но в руках адвоката не было ни одной ниточки. Ни единой, способной привести к ответу, куда подевалась Лида. Оставалось только ждать случая. Какого? Гордеев и сам не знал этого. Единственное, что он сейчас мог предпринять, — это поехать в Андреевск. Но и там шанс найти Лиду мог появиться только случайно…
      Еще с самого раннего детства Юрий верил в счастливый случай, верил, что он дается каждому, главное — вовремя схватить удачу за хвост. Но вот так сидеть и ждать в полном бездействии было совершенно невыносимо. Гордеев буквально не находил себе места, не мог заниматься делами, сосредоточиться. Он постоянно прокручивал в голове бесконечные варианты возможных причин исчезновения Лиды, включая самые фантастические. Самое главное, что это не приносило ни малейшей пользы…
      Когда на следующий день в дверь кабинета постучали, Юрий рассеянно отозвался, и тут же в кабинет просунулась голова Зайцева. Гордеев вопросительно уставился на него.
      — Добрый день, — сказал Зайцев. — Можно к вам?
      — Да, конечно, проходите, — спохватился Юрий. Он только сейчас вспомнил про то, что вчера договаривался с Зайцевым о встрече.
      — Я не вовремя? — спросил визитер, заметив растерянность хозяина кабинета.
      — Нет, все в порядке. Я внимательно вас выслушаю. Вы, насколько мне помнится, хотели поговорить о деле своего брата.
      — Да, все правильно, — кивнул Зайцев, заходя в кабинет.
      — Присаживайтесь, — показал Гордеев на стул для посетителей. На этот раз он был свободен — вчера Гордеев выбросил все ненужные бумаги в урну.
      — Но должен предупредить вас, что дело запутанное, — сказал Зайцев, усаживаясь. — Но я все-таки очень вас прошу взяться за него.
      — Постараюсь сделать все, что в моих силах.
      — Кстати, насчет гонорара не беспокойтесь. Ваши усилия будут достойно вознаграждены.
      — Это радует, — улыбнулся Гордеев. — Видимо, мой гонорар будет выплачен из предвыборного фонда вашего брата?
      — Нет, — ничуть не смутившись, ответил Зайцев, — из личных сбережений.
      — Ну хорошо… Изложите сначала суть вопроса, будьте добры, — едва заметно раздражаясь, перебил его Гордеев.
      — Конечно, простите… Итак… — Зайцев нервничал и никак не мог начать свой рассказ.
      Гордеев попытался помочь ему:
      — Итак, у вас есть брат…
      — Да-да, — подхватил Зайцев. — Брат. Евгений. Женя. Он совершенно необыкновенный человек. Это не просто красивые слова, каждый, кто был знаком с ним, может это подтвердить. Я уверен, что, если бы вы знали его, сказали бы то же самое.
      — Ну, — вставил Гордеев, — думаю, у нас будет шанс познакомиться. И чем же он так необыкновенен?
      — Понимаете, у него с детства было повышенное чувство справедливости и стремление помогать всем обиженным. К нам все мальчишки из двора ходили за советами и помощью, Женька никому не отказывал. Он был кем-то типа третейского судьи. Споры разрешал. Совсем еще ребенком был, а все равно всех внимательно выслушивал, все взвешивал, решал так, чтобы все по совести было. И авторитетом всегда пользовался непререкаемым.
      «Какая идиллическая картина, — подумал Гордеев, — прямо Робин Гуд, Гаврош и Дон Кихот в одном лице. Интересно, это все отражено в предвыборной агитации?»
      — … И мы с ним очень дружны были, — продолжал Зайцев. — Знаете, как иногда бывает, растут двое мальчишек в одной семье и возникает ревность какая-то, или зависть, или несправедливость. Так вот у нас, поклясться могу, никогда такого не было, за всю жизнь ни разу. Мы, наоборот, всегда друг за друга горой стояли, перед родителями оправдывали, от учителей защищали. И всегда вместе ходили. Он гулять — и я за ним, я в библиотеку — и он туда же. Не могли надолго разлучаться, сразу же скучать начинали. А если случалось такое, то при встрече наговориться не могли. Редко такое между братьями бывает, а у нас вот так повелось. Нас даже сиамскими близнецами называли. И хотя он старше меня был, правда не намного, у нас все равно были общие занятия, друзья. Никогда такого не случалось, чтобы кто-то прикрикнул на меня: мол, иди отсюда, малявка, здесь взрослые собрались. Так и росли бок о бок. Откровенно могу сказать, что Женька для меня самый родной на свете человек, даже ближе родителей.
      В старших классах интересы наши разошлись, я имею в виду то, что касается академических дисциплин. Меня к военному делу никогда не тянуло, я больше был к точным наукам склонен. Математикой увлекался серьезно, даже на курсы ходил. А Женька тот с детства грезил об армии. Но не так, как большинство мальчишек — им бы только пострелять, брат к этому очень серьезно относился, книги изучал. Учебники для военных ВУЗов по тактике, стратегии откуда-то притаскивал, читал взахлеб. Суворова наизусть цитировал. Представляете, даже когда художественную литературу читал, «Полтаву», например, или «Войну и мир», графики какие-то чертил, схемы, планы, линии обороны обозначал, еще черт знает что, я-то в этом деле ничего не понимаю. Поэтому не удивительно, что он без труда поступил в общевойсковое училище, а потом и в военную академию. Там экзаменаторы только диву давались, когда он отвечал. Радовался Женька — не описать. Стыдно признаться, но мы тогда с ним первый раз в жизни напились по-взрослому. Ох, влетело же от родителей тогда! Пришли домой еле живые. Нет, ну действительно первый раз в жизни я тогда водку попробовал.
      И Женька тоже. Он сказал тогда: «Я в институт поступил, взрослый человек уже, имею право отпраздновать по-человечески». И пошли мы с ним в грязнющую забегаловку рядом с вокзалом, в которой собирались все оборванцы города. Вонь там всегда была невыносимая, горелым луком несло и капустой прокисшей. Дым стоял от сигарет — хоть топор вешай. И вот зашли мы в это заведение, сели так солидно за стол, официантку ждем. Подошла толстенная тетка, по пятнам на ее фартуке можно было рассказать, что заказывали в этом кафе в течение двух последних месяцев. Женька заказывает, а я дрожу от страха, что нас сейчас прогонят к чертовой матери или, что гораздо хуже, в милицию позвонят или родителям. Мне тогда казалось почему-то, что милиция только и ждет повода, как бы подловить меня на каком-нибудь неблаговидном поступке. Пока я дрожал, брат заказал графин водки и тарелку винегрета, на более обильную закуску денег не хватило.