Кровь через повязку не сочилась. Бурые пятна на ней уже подсохли. Вечером или завтра утром можно удалить дренажные трубочки.

— Вы купили водку? — спросила я Сержа.

— Да, вот. — Он открыл бутылку и протянул мне.

— Боюсь, Рэй не оценит, что мы поливаем его «Смирновым», — ухмыльнулась я, глядя на этикетку. — Вполне может подойти что-нибудь подешевле. Впрочем, ваше дело.

Придержите ему голову на всякий случай, а я смочу повязку. Вот так. Поняли? Делайте то же самое. Испарение увеличивается, заживает быстрее и так далее. А теперь мы сделаем мальчику укольчик.

Серж сидел рядом с собакой, гладил ее по голове. От моих последних слов он напрягся и нахмурился, словно ему я собиралась всадить иголку в мягкое место. Рэй на укол никак не отреагировал, даже не вздрогнул.

— Вы замечательно инъектируете, — облегченно вздохнул Серж.

— Что я делаю? Ну и речь у вас. Как будто по нашим улицам не ходите.

— Я хотел сказать, — оправдывался Серж, — что вы прекрасно делаете инъекции.

— Мерси. Можно, конечно, отнести это на счет моего умения, но вообще-то у собак пониженный порог чувствительности.

Ему в самом деле не больно. Я загляну к вам, Серж, вечером, сделаю перевязку Рэю.

— Да, да, вот. — Серж засуетился и протянул мне пакет с перевязочными материалами, которые он купил в аптеке.

Бинтов и пластырей хватило бы, чтобы обработать свору раненых собак.

— Не хотите ли выпить чаю или кофе,;

Катя?

— Я тороплюсь, и меня зовут вовсе не Катя.

— Строго говоря, я тоже не Серж. Мы будем ждать вас.

Александр Иванович, заведующий нашим травмпунктом, уже сидел в своем кабинете.

Он был милым стариканом, всех величал исключительно Танечками, Манечка и, Юлечками и Петечками. В нашу работу совершенно не вмешивался, чертил графики дежурств вместо старшей медсестры, отвечал на звонки наших родственников и друзей, улаживал дела с вышестоящим начальством. В прошлом году мы отметили восьмидесятилетие Александра Ивановича. Почему многочисленные внуки и правнуки отправляли его на работу, я не знала. Хотя, с другой стороны, она, работа, была ему совершенно не в тягость и большей частью заключалась в двух занятиях — мирной дреме и разгадывании кроссвордов. С их помощью он пытался бороться со старческим слабоумием. Но силы уже были не равны — старый доктор хоть и помнил, как звали коня Дон Кихота, но здоровался со всеми по пять раз на день. Если уж случалась совсем большая запарка и заведующему приходилось идти на прием пациентов (что входило в его должностные обязанности), то толку от него было мало — за смену он принимал трех человек против моих двух десятков.

— Юлечка, детка, — приветствовал он меня, — как хорошо, что ты пришла пораньше. Видишь, какая очередь в коридоре?

— Александр Иванович, я принесла заявление об уходе, то есть о переводе на другую работу.

— Что ты! Что ты! — замахал он руками. — Как же я могу тебя отпустить? Оленька легла на сохранение. Петенька вышел на работу с таким запахом, с таким запахом, я уж велел ему валерьяночкой заглушить. Юленька, он до обеда только протянет, а потом опохмеляться пойдет, ты же знаешь.

— Александр Иванович, вы когда в наш травмпункт пришли?

— Уже лет десять, милочка, здесь тружусь.

— Вот и я об этом! Вы пришли сюда в семьдесят лет. А до этого были классным хирургом. Я помню, что говорили ваши ученики на юбилее. Обо мне подумайте! Неужели до седых волос я буду здесь прозябать и ничему толком не научусь?

— Юлечка, я все понимаю. Но ведь тебя своей преемницей видел, — канючил Александр Иванович.

Может быть, даже наверняка, он полвека назад был отличным хирургом, войну прошел, отделение потом возглавлял, но сейчас Александр Иванович, если его выдергивали, из привычной дремы, заботился только о том, как бы побыстрее в дрему вернуться.

А дело пусть идет как-нибудь само собой.

Проблемы с несварением желудка его волновали гораздо больше, чем моя судьба.

— Не отпустите по-хорошему, — пригрозила я, — напишу заявление на все накопившиеся отгулы. А потом все равно уйду.

— Юлечка, напоследок подежуришь во вторник, в пятницу и субботу?

— Ладно, — согласилась я, — но заявление вы подписываете прямо сейчас.

Александр Иванович мыслил короткими временными дистанциями: решил проблему с дежурствами на эту неделю — и отлично, до следующей еще надо дожить. Через неделю я могу изменить решение, или он что-нибудь придумает, привлечет старший и младший медперсонал, они взовут к моей совести. Но я стояла твердо: подписываете заявление сейчас — или завтра меня уже не увидите. Как и Александр Иванович, я знала, что моей твердости может надолго не хватить. Кряхтя, вздыхая и стеная, начальник подписал заявление.

Тяжесть наложенной на меня за дезертирство епитимьи мог оценить только наш брат травматолог — все дополнительные дежурства были ночными. Каждый третий пациент в это время суток пребывает в состоянии алкогольного опьянения.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.