Крылья

Вам когда-нибудь доводилось целить в голову своего лучшего друга?..

— Прости меня, Йарре, — прошептала я и нажала на спуск.

На сей раз все получилось точно. Он не издал ни звука. Просто его голова дернулась и сразу же скрылась под водой. Я сунула мушкет в руки матросу и побежала к себе в каюту, где упала на койку и разревелась…

После этого я проспала почти сутки. Уж очень мне не хотелось возвращаться в реальный мир. Отчим… Шайна… Йарре… сколько еще жертв мне придется принести на пути к моей мечте? И есть ли в этой мечте хоть какой-то смысл, или я попросту сама задурила себе голову детской фантазией о счастливом мире крылатых где-то среди звезд?

Но, так или иначе, я сделала свой выбор, и обратной дороги уже не было.

Я отсиживалась в каюте первые три дня, пока корабль шел на северо-запад вдоль ранайского побережья. Хотя и не похоже было, чтобы на вийеррской территории за мной охотились, я сочла за благо оказаться подальше от ранайских портов, прежде чем решусь обнаружить себя. Разумеется, выбравшись на палубу утром четвертого дня, я все равно не рискнула выставить напоказ крылья и набросила плащ — не меховой, в нем было слишком жарко, а летний, купленный в Ллойете. Солнце припекало вовсю, хотя от воды тянуло холодом. Земли больше не было видно. Мы шли на север, огибая Ландаримское море. Илсудрумцы требуют от всех судов, проходящих через их воды, уплаты значительной пошлины; нарушителям грозит конфискация корабля и груза. Разумеется, имперский флот, сколь бы ни был он обширен и быстроходен, не в состоянии контролировать каждую квадратную милю окружающих Илсудрум морей. Находится немало капитанов, готовых рискнуть и проскочить без уплаты. Некоторые предпочитают платить, тем более что плавание в этих водах имеет свои плюсы — военные патрули отпугивают не только прижимистых торговцев, но и пиратов. Наконец, третья категория капитанов и судовладельцев полагает, что плавание в обход имперских вод обойдется дешевле, чем уплата пошлины, и не столь рискованно, как игра в догонялки с илсудрумским флотом. Очевидно, что наш шкипер выбрал именно третий вариант. Я бы, конечно, предпочла оказаться в Гантру пораньше, но выбирать не приходилось.

Я вдруг почувствовала удовольствие от этого отсутствия выбора.

В ближайшие декады мне ничего не нужно решать, ничего не нужно делать. Меня будут просто везти. Другие будут заботиться о том, чтобы я в срок попала туда, куда надо, а я могу просто стоять, опершись о фальшборт, жмуриться, подставив лицо теплым лучам солнца, вдыхать свежий морской воздух, слушать, как поскрипывают снасти… Хорошо…

— Я вижу, вам все же удалось попасть на корабль?

Я нехотя повернула голову, открывая левый глаз. Разумеется, это был тот учтивый, но несговорчивый господин, которого я тщетно упрашивала в порту. Тогда я почти не разглядела его, а сейчас заметила, что ему, пожалуй, лет сорок. То, что он называл меня на «вы», мне льстило. Вообще-то я терпеть не могу, когда мне «тыкают», ожидая услышать «вы» в ответ. Но проще с этим мириться, чем устраивать скандал. Я не заинтересована в скандалах…

Ответа его слова не требовали, так что я просто кивнула, показывая, что узнала его.

— Я не видел вас на палубе раньше, — продолжал он. — Вам нездоровилось?

Несмотря на то что это было мое первое плавание, морская болезнь благополучно миновала меня; если организму и потребовалось какое-то время, чтобы приспособиться к качке, то он успешно сделал это во сне.

— Просто отдыхала после долгой дороги, — пожала плечами я.

— Вы проделали долгий путь в одиночку? И сейчас тоже едете одна?

Было ли это просто светской болтовней или он что-то разнюхивал?

— Хотя бы и так, а что? — ответила я не слишком дружелюбно.

— Ничего, просто во времена моей молодости юные девушки не предпринимали столь дальние вояжи, — улыбнулся он.

— Во времена моей молодости тоже, — заверила его я. — Но это их проблемы.

— Вы знаете, к кому вам обратиться по прибытии? Я повторила историю про дядю-торговца.

— О, я знаю всех ранайских торговых представителей в Лаце, — обрадовался он. — Как, вы говорите, его зовут?

Незадача!

— Коммерческая тайна, — отрезала я. Подумав, что это звучит неубедительно, я добавила: — Узнав, к кому я еду, кое-кто из конкурентов может догадаться о цели моего визита.

— О, так это не просто родственный визит?

— Гантру далековато для просто родственных визитов, вы не находите? Впрочем, я, кажется, и так уже сболтнула лишнее!

— Хорошо-хорошо, забудем об этом. — Он вновь улыбнулся. — Вы говорите по-гантруски?

— Убхэм, — ответила я, что по-гантруски значит «немного».

Он тоже перешел на этот язык, и мы некоторое время поболтали на ничего не значащие темы. Он владел гантруским лучше меня, так что я была рада возможности попрактиковаться. Уже потом у меня мелькнула мысль, что он, возможно, прощупывал мои лингвистические познания.

На палубу тем временем вышли еще несколько пассажиров, желавших погреться на солнышке — в этих широтах оно припекало уже по-летнему, на радость путешественникам, еще недавно мерзшим на промозглых дорогах ранней весны. Мой собеседник, напротив, засобирался к себе в каюту. На прощание я спросила его имя, и он назвался Дйартом Каайле. Мне, в свою очередь, пришлось придумать очередной псевдоним — Йерка. Фамилию я, согласно ранее сделанному заявлению, называть не стала. «Еще немного, и мне придется записывать свои имена, чтобы не запутаться», — подумала я.

Другие пассажиры не проявляли ко мне особого интереса; как я поняла, незаметно прислушиваясь к разговорам, большинство их направлялись в Гантру по торговым делам, и они явно не считали какую-то девчонку достойной собеседницей. Вероятно, они даже не догадывались, что я еду одна. На корабле плыли представители нескольких конкурирующих компаний; забавно было послушать, как они учтиво беседуют друг с другом, пытаясь одновременно и спровоцировать собеседника на случайную откровенность, и самим не сболтнуть лишнего. Хотя на самом деле эти их разговоры, которые, даже начинаясь с замечаний о погоде, неминуемо сползали на цены, товары, оптовые партии, займы, процентные ставки, торговые пути и т.д. и т.п., были изрядно скучны. Но, по крайней мере, никто из них не упоминал историю с убийством тар Мйоктана, и то хорошо.

Так прошло несколько дней плавания. Купленная в спешке перед отплытием книга оказалась изрядно скучной, и выбор занятий у меня был невелик — сидеть в каюте или торчать на палубе. Второе было все-таки повеселее, хотя в основном я просто смотрела на море. Иногда ко мне присоединялся Каайле, и я пользовалась этим, чтобы усовершенствовать свой гантруский. Но Дйарт хотя и оставался неизменно любезным, по всей видимости, не слишком любил подолгу маячить на виду у других. Среди пассажиров обнаружились две женщины — мать с дочерью, семья какого-то обосновавшегося в Гантру ранайца, который теперь выписал их к себе. Мать, некогда, вероятно, красивая, но теперь изрядно располневшая, что нередко случается с купеческими женами, была болтлива, набожна и глупа. Начала она с того, что посоветовала мне не сутулиться (я уже говорила, куртка мне не идет, но даже в просторном плаще впечатление легкой сутулости остается), причем совет этот больше походил на приказ. Мне хватило нескольких минут, чтобы утратить всякое желание продолжать знакомство, и примерно вдвое больше времени, чтобы объяснить это ей. Естественно, она оскорбилась и с тех пор демонстративно отворачивалась при моем появлении. Ее дочка, девочка на пару лет моложе меня, сразу же взглянула на мою шпагу с таким отвращением, словно увидела раздавленного грызуна; кажется, она осуждала даже мои брюки, хотя многие ранайки надевают платья только на официальные церемонии. Плыли на корабле и четверо гантрусов, возвращавшихся на родину; я впервые увидела представителей этой далекой страны так близко. Закутанные с головой в свои белые хламиды, они держались особняком и негромко переговаривались исключительно между собой. На прочих пассажиров они лишь стреляли узкими черными глазами из-под низко надвинутых круглых капюшонов. Я хотела было подойти к ним и познакомиться — всегда полезно побеседовать с носителями языка, — но, наткнувшись на этот колючий взгляд, передумала.

Меж тем «Звезда тропиков» начала оправдывать свое название: мы достигли тропических широт и теперь шли на запад. Дни стояли ясные, солнце пекло изо всех сил, и я даже в легком плаще обливалась потом. Пассажиры, сколь бы важными господами они ни были дома, с каждым днем прогуливались по палубе во все более легких нарядах. Самые смелые, раздевшись догола, на ходу принимали морские ванны: забирались в веревочную сбрую, их спускали на лебедке за борт, а потом по команде втаскивали обратно. По ранайским обычаям, нагота не считается чем-то непристойным. Конечно, по улицам и на службу в таком виде не ходят, но без одежды выступают и спортсмены, и артисты классического балета — того, что появился за пару тысяч лет до современного и представлял собой искусство танца в чистом виде — без сюжета, костюмов и декораций. Никаких различий между полами в этом смысле в Ранайе не делают. В Илсудруме порядки несколько другие — женская нагота там тоже не возбраняется, а вот мужская считается неприличной. Это пошло от древних воинственных традиций Илсудрума, когда каждый мужчина воспринимался как воин, а воину не пристало оставлять тело незащищенным, он должен иметь доспехи или щит. Когда-то это правило было вполне рациональным, а теперь бедным илсудрумцам приходится надевать специальные костюмы для купания — воистину одеваться, чтобы лезть в воду, еще глупее, чем одеваться, чтобы лечь спать. Будь у нас на борту илсудрумцы, они бы, вероятно, громко возмущались развязностью наших пассажиров. Но эти имперские снобы редко путешествуют на судах под чьим-либо флагом, кроме собственного. Что на сей счет думали гантрусы, я не знаю; сами они оставались в своих хламидах и, казалось, вовсе не замечали происходящего на борту.

Однако мне от ранайского здравомыслия было ни жарко ни холодно — то есть именно что мне было жарко, и я ничего не могла с этим поделать. Сами понимаете, почему. Хотя я говорила себе, что этим аньйо явно нет никакого дела до расклеенных по всей Лланкерской провинции объявлений и что ранайский закон защищает меня точно так же, как и любого крылатого, — стоило мне попытаться выйти из каюты без плаща, как ноги сами прирастали к полу. Однако в конце концов я не выдержала — да и моя манера вечно кутаться в плащ, несмотря на жару, кажется, вызывала уже насмешливые взгляды. Так что я, уже стоя на палубе, озлилась на свою нерешительность, резко расстегнула крючки и повесила сложенный плащ на фальшборт. После чего с наслаждением расправила крылья и принялась обмахиваться ими, по-прежнему глядя в сторону океана.

Реакция последовала незамедлительно. За моей спиной затихли разговоры. Стало так тихо, словно я осталась на палубе одна. Но я понимала, что все они по-прежнему здесь и неотрывно пялятся на меня. У меня даже крылья зачесались от этих взглядов.

— Да что ж это делается? — прорезал тишину визгливый голос с интонациями базарной торговки. Разумеется, это была толстая купчиха. — Я думала, это порядочный корабль! Я заплатила за каюту первого класса! Я не нанималась ехать в зверинце! Я резко обернулась.

— Напрасно, — сказала я, растягивая губы в улыбке. — Там бы вы оказались в достойном вашего интеллекта обществе.

Ее толстые щеки отразили мучительную работу мысли, а затем, когда до нее наконец дошел смысл моей фразы, купчиха разразилась новым визгом:

— Капитан! Эта тварь меня еще и оскорбляет! Где капитан?!

— В самом деле, добрые аньйо! — поддержал ее еще один голос, на сей раз мужской, но все равно довольно высокий. Его обладатель вынырнул откуда-то с кормы, и я, вглядевшись, вспомнила, кто он: ремесленник, последним севший на корабль. — Кто вообще это бесово отродье на корабль пустил? Она ж беду на нас накличет! Потопнем, как есть потопнем! У-у, дочь Лла!

Вид у него был такой, словно он прямо сейчас готов вцепиться мне в горло, но стоило мне шевельнуть бровями и положить руку на эфес (не будь при мне шпаги, я не решилась бы снять плащ), как его словно невидимой рукой отбросило назад, и он продолжал выкрикивать проклятия уже из-за спин других аньйо.

Я обвела взглядом пассажиров. Граждан Ранайи, одной из самых свободных и просвещенных стран на земле — по крайней мере, так меня учили в школе, тридцать лет назад признавшей равноправие крылатых и даже имеющей крылатого в своем пансионе святых… Никто из них не одернул этих двух идиотов. Более того, многие, наверняка не такие уж дураки, раз вели успешную торговлю с заморскими странами, явно сочувствовали их словам. Лишь один из купцов, стоявший ближе всех, посмотрел на меня с брезгливой жалостью и негромко сказал:

— Иди в каюту, девочка, и лучше тебе не выходить до конца плавания.

Я уловила краем глаза какое-то движение. Это был гантрус, вышедший на палубу узнать, что за шум. Его и без того узкие глаза склеились совсем в щелочки; он что-то злобно прошипел и поспешно вновь скрылся за дверью.

И тут я заметила Каайле! Я расслабилась и улыбнулась ему. Ну хоть один аньйо на этом судне мне не враг…

Но улыбка застыла на моем лице, как гримаса манекена. Нет, если бы я обратилась к нему, он бы наверняка ответил с прежней вежливостью и на «вы»… Но взгляд его жег меня таким ледяным презрением, что у меня едва не перехватило дыхание.

— За борт ее, за борт! — бесновался ремесленник, избегая попадаться мне на глаза.

— И то дело, — пробасил один из торговцев. — Не просто так, конечно, мы ж не звери. А посадим в лодку, и пусть плывет куда хочет…

Не звери! Да ни один зверь до такого не додумается — вышвырнуть себе подобного за борт посреди открытого океана! Впрочем, доктор Ваайне как-то говорил, что некоторые животные убивают сородичей, если те не похожи на них. Скажем, йуввы заклевывают альбиносов…

Я обнажила шпагу.

— Что здесь происходит?

Это наконец-то подошел капитан. Выглядел он спокойным, но из-за его широкого кушака выглядывали рукоятки двух пистолетов.

— Кажется, у ваших пассажиров какие-то проблемы, — проинформировала его я.

Он окинул меня сумрачным взглядом.

— Капитан, я жена купца второй категории! Я оплатила проезд первым классом! Если бы я знала, что на вашем корабле будет плыть всякое…

— Она не «всякое», — перебил капитан визг купчихи. — Она такая же ранайка, как и вы. И она тоже оплатила свой проезд. А если вы будете устраивать беспорядки на моем судне, я, согласно Морскому кодексу, велю заковать вас в кандалы и посадить в трюм. Еще вопросы есть?

Купчиха, уже налившаяся кровью до цвета спелого кетнала, вдруг быстро побледнела.

— Я буду жаловаться, — пискнула она.

— На кого? — осведомился капитан. — На короля Аклойата Доброго, подписавшего эдикт о равноправии крылатых?

Толстуха окончательно стушевалась и заторопилась в свою каюту.

Ремесленник исчез еще раньше, при первых словах капитана. Я уже решила, что инцидент исчерпан, как вдруг на палубе вновь появился гантрус. Не знаю, тот же или его товарищ — в их капюшонах они были похожи друг на друга. Направившись прямиком к капитану, он обратился к нему с речью, из которой я поняла не все слова, но смысл был вполне ясен — во-первых, мало того, что они, благородные гантрусы, вынуждены ходить по одной палубе с женщинами, что само по себе возмутительно, так среди этих женщин имеются еще и стоящие ниже низшей касты крылатые, что уже просто оскорбление; во-вторых, что подобное попрание священных законов Земли и Неба навлечет на корабль гнев богов, а в-третьих, что меня следует немедленно удалить с корабля, и если таковая мера означает для капитана финансовый убыток, то они, высокородные гантрусы, будучи деловыми аньйо, готовы даже оный компенсировать. Капитан, однако, ответил им на превосходном гантруском языке (по крайней мере, я понимала его лучше, чем речь самих гантрусов), что, во-первых, он подчиняется не священным законам Земли и Неба, а Морскому кодексу Ранайи, а гантруские боги пусть командуют на судах под гантруским флагом, а во-вторых, если высокородных гантрусов что-то не устраивает, то они вправе сами удалиться с его корабля в любом желаемом ими направлении. Гантрус, опять прошипев что-то невразумительное, предпочел удалиться в направлении каюты. Подумать только, и с этой публикой я еще надеялась завести знакомство! Я, конечно, знала, что у них кастовая система, но не представляла, что они распространяют ее и на чужестранцев — а тем более в прочитанном мной не говорилось об их отношении к крылатым. Слишком уж редкое это в наши дни явление, чтобы заострять на нем внимание. И в то же время вклад Гантру в мировое искусство и науку невозможно отрицать, недаром я стала учить их язык еще тогда, когда и не думала, что отправлюсь в те края. Однако, похоже, меня ждет веселенькое путешествие!

Прочие участники происшедшего тоже разбрелись, стараясь не смотреть в мою сторону. Впрочем, несколько злобных взглядов я все-таки поймала.

— Шла бы ты к себе в каюту, — сказал мне капитан. — Мне скандалы на борту ни к чему.

— Ладно. — Я подхватила плащ и, демонстративно не надевая его, ушла с палубы. Уже сидя у себя на койке, я пыталась понять, откуда в них столько злобы? Ну ладно — чужаки-гантрусы, но ранайцы? Ведь даже в «Серебряном тйорле» на меня накинулись только после убийства тар Мйоктана. А тут — вообще без всякого повода. Может, просто «повезло», что подобралось такое общество? А может, дело в том, что мы в открытом море? За тысячи миль от берега узы цивилизации слабнут, и аньйо проявляют свою истинную природу… И суеверные страхи тоже обостряются пропорционально опасности, а плавание через океан опасно, что ни говори. Мне не доводилось читать, чтобы относительно крылатых на корабле существовали какие-то специальные суеверия вроде тех, что касаются йувв, но бредни о том, что крылатые связаны с нечистой силой, вколачивались в головы аньйо столетиями, такое не исчезает так просто. И даже Каайле… а ведь он казался таким культурным.

Я решила больше не выходить на палубу. Может быть, вы упрекнете меня в слабости или трусости, скажете, что я из принципа должна была отстаивать свои права… но доводилось ли вам стоять под перекрестным огнем ненавидящих взглядов? В конце концов, сам капитан попросил меня не провоцировать их, а просьбы капитана надо уважать.

Но, как говорят в Ранайе, гони судьбу в дверь — она влезет в окно. На пятый день моего затворничества я была разбужена поутру частыми тревожными ударами корабельного колокола. По палубе протопали башмаки матросов, спешащих на свои места. Я выглянула в иллюминатор. Море было спокойно, небо практически безоблачно — вряд ли опасность грозила с этой стороны. Может быть, где-то открылась течь?

Но если и так, команда быстро заделает ее и откачает воду. Это обычный рабочий момент, о котором пассажирам и знать не следует, а не повод для общей тревоги. Тогда… неужели нас атакуют пираты? В мой иллюминатор чужих кораблей не было видно — должно быть, они заходят с другого борта…

Я быстро оделась, затянула пояс со шпагой и выбежала на палубу. Плащ надевать не стала — если придется драться, он будет стеснять движения, да и свободные крылья могут пригодиться в бою — как-никак лишняя пара конечностей. Кажется, настало время показать этим торгашам, кто чего стоит на самом деле!

Действительно, что-то творилось по правому борту. Капитан, двое его офицеров и, в некотором отдалении, несколько пассажиров стояли там, вглядываясь в океан; капитан прильнул глазом к окуляру подзорной трубы. Я услышала скрип и стук за бортом и поняла, что это открываются люки портов, обнажая жерла пушек.

Но океан был пуст по правую сторону от корабля точно так же, как и по левую. Сколько я ни всматривалась, — а зрение у меня хорошее, — до самого горизонта нигде не белел парус другого судна.

Я решительно пересекла расстояние, отделявшее пассажиров от офицеров, и спросила капитана, что происходит. Он лишь что-то буркнул, не отрываясь от трубы.

— Капитан, я спрашиваю не из праздного любопытства, — настаивала я. — Если мы готовимся к бою, моя шпага к вашим услугам. Но я не вижу…

— Шпага? — недобро хохотнул он, наконец удостоив меня взглядом. — Шпага — это то, что нам сейчас больше всего необходимо, клянусь Святым Треугольником!

В первый миг я решила, что он смеется над моими способностями, как обычно, делая неверный вывод на основании моего пола и возраста, но, прежде чем я успела обидеться, мне был продемонстрирован ответ на мой вопрос.

Не более чем в полутора сотнях локтей от брига море вдруг вспучилось огромной волной, которая в следующий миг лопнула, стекая потоками пены с бурой чешуи исполинского горба. Он поднялся над водой как минимум на дюжину локтей, а в длину вдвое превосходил наш корабль. И ведь это не считая того, что осталось под водой…

Морской дракон! Ранайская королевская академия наук называла их матросскими легендами до тех самых пор, пока тушу одной такой легенды не прибило к берегам Йирдона, одной из наших северных колоний. В ней было 70 локтей длины, и это была самка. Говорят, самцы еще больше…

Одна из пушек выпалила — как видно, бомбардир поднес фитиль по собственной инициативе, не получив команды стрелять; этот выстрел послужил сигналом еще троим. Но за мгновение до первого выстрела дракон начал погружаться так же внезапно, как всплыл, и все ядра прошли над ним. Море с шумом сомкнулось над могучей спиной.

— Дьявол! — Капитан стиснул в кулаке свою трубу. — В следующий раз он может вынырнуть прямо под нами!

— А надо ли по нему стрелять? — вслух засомневалась я. — Может, если его не раздражать, он не причинит нам вреда? Ученые говорят, драконы питаются рыбой, а не кораблями.

— Только твоих острот нам и не хватает! — рявкнул капитан, и я поняла, что в эту минуту раздражать его не разумнее, чем дракона.

Волны, поднятые чудовищем, дошли до брига и несколько раз ощутимо качнули нас с борта на борт. Мне пришлось ухватиться за леер.

— Я говорил! Я говорил, это все она! Она навлекла на нас чудовище! Может, оно за ней и приплыло! Надо бросить ее за борт, пока не поздно! — Ну конечно, это был все тот же ремесленник.

— Заткнись, — бросил капитан через плечо, но без той резкости, которую я ожидала. Неужели и он усомнился? Тем более что его нельзя было назвать свободным от суеверий — я вспомнила его реакцию на йувву… Нет, наверное, он просто занят более важным делом и не считает нужным обращать внимание на дураков. Последуем же примеру капитана.

Держась за канат, я перегнулась через борт, пытаясь рассмотреть в чистой темно-синей воде очертания огромного тела. Но солнечные блики мешали мне. Внезапно меня охватил страх, что, пока я так стою, кто-нибудь и впрямь может подойти сзади и спихнуть меня в море. Я поспешно выпрямилась и оглянулась. Нет, ко мне никто не подкрадывался, но желание сделать это явственно читалось не только на лице ремесленника, но и еще на нескольких физиономиях. Их удерживал только страх совершить покушение на убийство при свидетелях, но дай капитан знать, что готов поверить в «несчастный случай», — и они не колебались бы ни минуты.

— Эй, на орудиях! — крикнул капитан. — Как только он снова покажется, стрелять! Целить под ватерлинию!

Никакой ватерлинии у дракона, конечно, не было, но, очевидно, этим оборотом обозначался угол, под которым следует направить пушки. Так, чтобы ядра ударили в тело над самой водой или даже уже под водой…

Несколько минут прошло в напряженном ожидании. «Уходи, — мысленно обратилась я к дракону. — Они убьют тебя. Этих аньйо хлебом не корми, дай только убить того, кто не похож на них».

Вновь с шумом отхлынула в стороны вода, выпуская огромный горб — на сей раз гораздо ближе, но не напротив борта, а чуть впереди. Дракон плыл быстрее корабля. Лишь первая пушка могла достать его; бабахнул одиночный выстрел. Сквозь пороховой дым я не видела его результата, однако горб тут же пошел в глубину, а вдоль всего борта над водою взметнулся гигантский хвост! У основания он был толщиной с набатную колокольню, да и по длине ей отнюдь не уступал. Два вертикальных плавника, сверху и снизу, тянулись вдоль него до самого кончика. Мы в ужасе смотрели, как этот хвост навис над нами. Если бы он ударил по кораблю, то, несомненно, разнес бы бриг в щепки. Но хвост вновь ухнул в море с оглушительным плеском; судно швырнуло набок, и на палубу обрушились потоки воды. Я не устояла на ногах, но успела вцепиться в леер; ослепленная, оглушенная, захлебывающаяся, я держалась за него скорее инстинктивно, чем сознательно. Затем вода наконец схлынула; я смогла проморгаться и вытряхнуть воду из ушей. Большинство пассажиров ползали по палубе возле левого борта, куда их отнесло волной; кто-то обнимал мачту. Лишь капитан и его помощники по-прежнему стояли, держась за леер правого борта, хотя с них ручьями текла вода.

Капитан ругнулся и принялся протирать рукавом камзола объектив трубы.

Я поднялась на ноги и взглянула за борт. Справа по курсу в синей воде расплывалось бурое пятно в клочьях розовой пены. Значит, выстрел попал в цель. Но вряд ли одно ядро, тем более попавшее не в голову, могло убить столь крупное существо.

— Аньйо за бортом!

Это крикнул матрос с мачты. Удивительно, как он сам не свалился оттуда… Впрочем, морякам в шторм доводится испытывать и не такое. Пассажиры, еще не оправившиеся от внезапного купания, должно быть, не скоро заметили бы, что одного из них не хватает. Но теперь они торопливо вскакивали на ноги и оборачивались туда, куда показывал вахтенный. Я тоже поспешила к левому борту.

Увы, волной смыло отнюдь не гадкого ремесленника и не кого-то из сочувствующих ему. За кормой бултыхался купец, который во время конфликта первым посоветовал мне вернуться в каюту. Конечно, он тоже смотрел на меня не как на равную, а скорее как на дворовое животное, которое обижают мальчишки, но он, по крайней мере, не желал мне зла. Я оглянулась в поисках каната, который можно было бы ему бросить, но не увидела ничего подходящего; прочие просто стояли и галдели.

— Шлюпку на воду!

Дробной россыпью протопали башмаки, заскрипели тали; через несколько мгновений шлюпка шлепнулась широким брюхом в волну, и шестеро матросов дружно заработали веслами. Вряд ли они могли не думать об опасности, но ни один не пытался нарушить приказ.

Пострадавший, как видно, неплохо умел плавать и уже вовсю греб навстречу спасателям. До него оставалось локтей двадцать, когда вдруг вокруг него поднялось и лопнуло несколько крупных пузырей.

Один из матросов резко затабанил; остальные продолжали грести вперед, и лодку повело в сторону. Купец испуганно вскрикнул и забил по воде руками. Пару секунд спустя голова его ушла под воду словно поплавок. Мгновение спустя он отчаянным усилием снова вынырнул, чтобы затем скрыться уже окончательно. Там, где он только что боролся за жизнь, образовалась небольшая воронка.

Теперь уже все матросы поняли, что происходит, и изо всех сил гребли назад, к кораблю. Воронка росла, и казалось, в следующий миг в нее утянет и шлюпку. Но гребцам, яростно орудовавшим веслами, удалось удержать лодку на месте, а затем вода на месте воронки вновь сомкнулась, из глубины всплыло еще несколько пузырей. Вслед за ними на том же месте расплылось кровавое пятно…

Матросы так спешили, что едва не разбили шлюпку о борт; ее поспешно втащили на корабль. Несостоявшиеся спасатели тяжело дышали и не могли произнести ни слова; кто-то из товарищей поднес им флягу с вином.

— Пассажирам очистить палубу, — мрачно приказал капитан.

— Но, согласно регламенту, — возразил Каайле, — в случае опасности для корабля пассажирам надлежит быть на палубе, дабы успеть вовремя покинуть судно.

— Что будет с покинувшими судно, вы видели, — отрезал капитан.

Каайле не стал настаивать, не говоря уж об остальных, которые, как видно, считали, что каюты защитят их, как раковина — улитку.

Но меня совершенно не прельщала перспектива дрожать от страха в неизвестности; я, как ни банально это звучит, предпочитаю встречать опасность лицом к лицу. Поэтому я решила встать за грот-мачтой, укрываясь от глаз капитана; правда, меня могли видеть другие члены команды, но я понадеялась, что у них хватит своих дел.

Корабль шел, не меняя курса. Я мысленно одобрила решение капитана: чудовище все равно могло догнать нас, куда бы мы ни направились, во всяком случае, при таком ветре, но, начни мы вилять, вернее привлекли бы его любопытство. В последний раз оно было у нас за кормой; но кто знает, откуда оно вынырнет снова? И если опасения капитана оправдаются и оно атакует нас снизу, нас не спасут никакие пушки.

Время тянулось ужасающе медленно. Казалось, после гибели купца прошло уже с полчаса, но, взглянув на тень от мачты, я поняла, что на самом деле намного меньше. И все же, казалось, с течением времени наши шансы на спасение увеличиваются. Может быть, дракон оставил нас в покое? Может быть, несчастного торговца чудовищу оказалось достаточно для того, чтобы утолить голод? Впрочем, вряд ли, учитывая размеры животного…

— Ты что здесь делаешь?

Надо мной нависал боцман. Занимался б ты, боцман, своими матросами…

— Принимаю солнечные ванны, — ответила я, нагло стоя в тени мачты. Он, однако, не оценил моей иронии.

— Давай-давай, дуй отсюда. Не слышала, что капитан велел?

— Я же никому не мешаю, — сопротивлялась я.

— Йорп, что там у тебя? — окликнул капитан.

— Да снова эта девка с крыльями, сударь. Команда и так бурчит из-за того, что она на борту…

— Опять ты?! — Капитан уже шагал ко мне, разгневанный не на шутку. — Я тебе что, нянька?! Сейчас же брысь в каюту, черта тебе за пазуху! Одни проблемы от тебя в этом рейсе!

Но тут громкий всплеск напомнил ему, что у него имеются проблемы и посерьезней. Прямо по курсу из воды вздыбилась голова на гибкой шее длиной с наши мачты! В широкой пасти, усеянной коническими зубами, мог поместиться небольшой крестьянский дом — по крайней мере, сарай точно; сейчас из этой пасти, сверкая на солнце, стекали потоки воды. На фоне головы зубы казались мелкими, хотя, наверное, в каждом из них было не менее полулоктя. Ученые, исследовавшие ту мертвую самку, установили, что еще одни зубы, помельче, у морского дракона в горле и последние, самые мелкие, — в желудке… и мне очень не хотелось проверить это на практике!