Трость с секретом

      – Но он выдал себя за другого!
      – Да, но мы вмешались бы только в том случае, если бы от этого кто-то пострадал. На Старое кладбище, где хозяйничает группа подростков, мы обратим более пристальное внимание. Лично вам я советую заняться историей тросточки. Я показал ее нашим специалистам по истории криминалистики. Она их заинтересовала. Специалисты сказали мне, что человек по прозвищу Очко им неизвестен, но если что-нибудь узнают, обязательно позвонят вам. Из такого материала может выйти очень поучительная статья, правда?
      Генрику не оставалось ничего другого, как распрощаться, извинившись за столь долгий визит. Попросил разрешения просмотреть дело Рикерта, присел за столик секретарши, снял с документов копии. На улице перед зданием управления столкнулся с Розанной, с которой они вчера договорились вечером встретиться в кафе.
      – Поедемте к Бутылло, – сказал он, взяв ее за руку. Она отрицательно покачала головой.
      – С некоторых пор вы мне все время приказываете: едем к Рикерту, едем на кладбище, едем ко мне! А сегодня: едем к Бутылло! А вы не можете предположить, что у меня могут быть свои дела?
      – Поедем к Бутылло, а вечером сходим потанцевать.
      – Танцевать? – удивилась она. – Сначала расскажите, что вы узнали у сестры Рикерта и как вас приняли в милиции. Сомневаюсь, что нам удастся поговорить в перерывах между танцами.
      – Я должен ехать к Бутылло.
      – А я должна ехать к модистке. Директор дома моделей велел мне выбрать шляпу для наших манекенщиц. К Бутылло поедем позже.
      – Он живет за городом, в Озоркове.
      Уговорить ее Генрику не удалось, условились встретиться в три часа на трамвайной остановке. Она проводила Генрика до редакции. Он был доволен, что Розанна так серьезно относится к своей работе. Когда они познакомились, она и впрямь производила впечатление человека, живущего «по привычке».
      «Может быть, она переменилась с тех пор, как познакомилась со мной?» – подумал он без особой уверенности.
      В редакции он прочел репортаж литсотрудника, вставил несколько запятых, сократил репортаж наполовину и передал материал секретарю редакции. После этого направился в клуб журналистов, помещавшийся на втором этаже Дома печати.
      В баре он увидел Юлию. Она подчеркнуто холодно ответила на его приветствие. Несмотря на это, Генрик подошел к ней, еще раз поздоровался и поинтересовался, звонила ли она ему вчера вечером.
      – Звонила. Но ты был в ванной. У меня не было желания ждать, пока ты вымоешься.
      – Я замывал брюки, на которые пролил кофе.
      – Неужели домработница не могла сделать это за тебя? Мне кажется, у тебя есть кто-то в этом роде?
      – Ты разговаривала не с домработницей, а с соседкой, – соврал он.
      – А ты, я вижу, в очень хороших отношениях с соседками, – заметила Юлия.
 
       29 мая, вечер
      На остановку трамвая Розанна явилась минута в минуту. Генрик сразу почувствовал, что от нее пахнет вином. Это потрясло его настолько, что за все время поездки он не мог вымолвить ни слова: «Она обманула меня. Ни к какой модистке она не ездила, пьянствовала где-то».
      Губы ее были сильно накрашены, несколько раз она пыталась прижаться к Генрику, сидевшему рядом. Он отодвинулся на самый конец скамейки, и тогда Розанна оскорбилась и зло проговорила:
      – Не стройте из себя святого! А что, разве я не имею права выпить с подругами вина? Во-первых, я совершеннолетняя. Да и что вы беспокоитесь? Я ведь вам не невеста.
      – И слава богу, – буркнул он.
      В течение часа они не произнесли больше ни слова. Наконец они вышли из трамвая, спросили дорогу к вилле пана Бутылло. Стояла чудесная весенняя погода. Солнце повисло над самыми верхушками густых сосен, видневшихся неподалеку. Генрик и Розанна оставили позади длинное одноэтажное строение, нечто вроде старинной корчмы, несколько больших возов, доверху нагруженных ранними овощами. Пройдя еще метров пятьсот, они оказались перед металлической изгородью, за которой раскинулся сад. Калитка была открыта; выложенная кирпичами дорожка вела прямо к маленькому домику, где жили Бутылло.
      Генрик осторожно постучал в дверь набалдашником трости. Хотел было постучать еще, но Розанна толкнула его локтем. Он оглянулся и увидел, как из-за зеленых кустов вышла высокая, великолепно сложенная женщина в очень смелом купальнике. Очевидно, она принимала воздушную ванну в саду.
      Волосы цвета спелой соломы разметались по загорелым плечам, ее лицо было наглядным доказательством всемогущества косметики. Длинные загорелые ноги, на груди тоненькая полоска материи.
      Женщина перехватила восхищенный взгляд Генрика и улыбнулась.
      – Я хотел бы поговорить с паном Бутылло, – робко произнес Генрик.
      Она подошла ближе и остановилась в шаге от Генрика. Ее совершенно не смущало, что она одета так легко.
      – Мой муж еще спит, лег отдохнуть после обеда, и до сих пор не проснулся.
      Голос у нее был грубый, почти мужской, что неприятно поразило Генрика.
      Она отворила дверь и провела их в слабо освещенную прихожую. Оттуда они вошли в большую комнату. Снаружи вилла казалась маленькой и скромной, напоминая домики, которые строили на окраинах отставные железнодорожники. Но внутри дом был обставлен роскошно, что и давало ему право именоваться виллой.
      Хотя хозяин и торговал предметами старины, в его квартире не было ни одной старинной вещи. Все здесь было ультрасовременным: и толстый пушистый ковер на полу, и тахта у камина, и мягкие кресла, и встроенные в стену шкафы.
      – Будьте добры, подождите. Сейчас я позову мужа, – любезно сказала женщина и исчезла в дверях, ведущих в соседнюю комнату.
      – Черт побери! – выругался Генрик. – Почему всегда так получается, что любой болван с набитой мошной может добиться успеха у самой красивой женщины?
      – А если он не только богатый, но и красивый? – спросила Розанна.
      Он не был красив. В длинном коричневом халате, высокий, солидный, с землистым цветом лица, уже пожилой, он производил неприятное впечатление. Волосы были тщательно прилизаны и, наверное, подкрашены, потому что их чернота чересчур контрастировала со старческим лицом.
      – Слушаю вас. В чем дело? – спросил он довольно грубо. Он не собирался вести долгих бесед. Генрик встал и коротко рассказал о своем деле. Во время объяснений Генрика Бутылло смотрел в окно через его голову.
      – Сестра магистра Рикерта, – закончил свой рассказ Генрик, – нашла записную книжку своего брата. Из записей явствует, что Рикерт купил тросточку у вас. Поэтому я позволил себе вас побеспокоить.
      Тот пожал плечами.
      – Я смогу рассказать об истории трости лишь очень немногое. Приобрел я ее в сорок шестом году у одного спекулянта, который продавал в Лодзи различную рухлядь. Даже не знаю, как его зовут и где он живет. Это, наверное, немецкая тросточка, которую он стащил в каком-нибудь богатом имении.
      Разговор можно было считать законченным. Войдя в комнату, Бутылло не подал руки, поэтому на прощание Генрик ограничился легким поклоном.
      Молча шли они по шоссе к трамвайной остановке. Розанна, казалось, была огорчена неудачей. Но Генрик весело помахивал тросточкой. Вдруг он остановился.
      – Черт подери! – воскликнул он. – Я оставил у них свой портсигар! – И побежал к дому Бутылло. Через пять минут он вернулся, и они продолжили свой путь.
      Не успели они еще дойти до остановки, как мимо по шоссе, в сторону Лодзи промчался желтый «вартбург» За рулем сидел Бутылло.
      – Как быстро он успел переодеться, – заметила Розанна.
      – Подождите, пожалуйста, я еще раз сбегаю к Бутылло, – быстро проговорил Генрик.
      – Снова? – удивилась девушка.
      – Пани Бутылло осталась одна.
      – Любовь с первого взгляда? – произнесла она насмешливо. – Муж уехал, а вы через окно и в спальню? Такой бедняк, как вы, ей ни к чему.
      – Бутылло – это тот тип, который выдавал себя за Рикерта. Я узнал его по голосу, как только он произнес ту же фразу, что в квартире покойного: «Слушаю вас. В чем дело?»
      Он оставил Розанну на шоссе и быстрыми шагами направился к вилле. В саду он встретил пани Бутылло. Она была уже в платье и несла домой сложенный шезлонг.
      – Простите, – обратился к ней Генрик, – я вернулся, чтобы спросить вашего супруга об одной вещи.
      – Муж только что уехал в Лодзь. Разве вы не видели его?
      – Нет, не видел, – произнес Генрик, тщетно пытаясь изобразить на лице светскую улыбку. – Речь идет о сущем пустяке. Я расспрашивал вашего мужа об этой тросточке, – тут он ловко подбросил свою трость вверх, – но я забыл самое главное. У кого ваш муж купил ее?
      Она посмотрела на него с веселым любопытством.
      – Вот уж не думала, что вы приехали к нам ради нее… – А вы знаете, что там внутри? Штык. Показать?
      – О нет, нет, – воскликнула она, смеясь.
      – У этой трости интересная история, мне хочется узнать ее и описать в серии статей. Именно поэтому я и пришел к пану Бутылло.
      – Ничем не могу вам помочь. Вам лучше еще раз встретиться с мужем. Его дела меня мало интересуют. Понятия не имею, у кого он мог ее купить. Помню только, что в нашем доме она появилась только в этом году и сразу же исчезла. Муж продал ее пану Рикерту. Я даже представления не имела, что там спрятан штык.
      Он поцеловал ее холодную загорелую руку, пахнущую жасмином. Закрыв за собой калитку, он бросился бежать и успел еще догнать трамвай, идущий в сторону Лодзи.
      – Это он, Бутылло, выдавал себя за Рикерта, – без конца повторял он Розанне во время обратной дороги. – Много бы я дал за то, чтобы узнать, зачем он так сделал и почему он уже дважды уклонился от ответа, когда я спрашивал о происхождении тросточки. – Первый раз сослался на болезнь, во второй – рассказал, что купил трость у спекулянта еще в сорок шестом году. А жена его говорит, что тросточка появилась в их доме только в этом году.
      – Может быть, он держал ее в подвале или где-нибудь в чулане…
      – Возможно, – неохотно согласился он. – Почему, однако, он не сказал мне прямо: «История тросточки мне неизвестна. Я случайно купил ее у спекулянта»? Объяснение может быть только одно: Бутылло невыгодно, чтобы я знал правду о происхождении трости. Если принять такую гипотезу, то становится понятен телефонный разговор с таинственным реквизитором. За обыкновенную трость мне предложили три тысячи злотых. Кому-то очень нужно, чтобы я не допытывался о ее родословной. Тем сильнее во мне желание узнать ее!
      – Пока у вас одни подозрения. Но мне неясно, к чему Бутылло так тщательно скрывать историю приобретения трости? Не купил ли он ее у какого-нибудь вора?
      – Или у убийцы, который боится разоблачения.
      – Вы шутите!
      – В тросточке штык. Ведь не для украшения же он!
      – Это было полвека назад, первого ее хозяина давно нет на свете.
      – Вы сказали: первого хозяина. А кто знает остальных хозяев? В чьих руках она была и кому служила? Вот что меня интересует.
      В пять часов вечера они вернулись в Лодзь. Тут Генрик вспомнил, что сердится на Розанну. Он попрощался с ней очень холодно, не назначив новой встречи. Она, в свою очередь, равнодушно повернулась к нему спиной, вскочила в автобус и поехала по Петрковской улице.
 
       29 мая, ночь
      Его разбудил звонок. Зажег ночник, посмотрел на часы – без пяти одиннадцать. Подбежал к двери и широко распахнул ее. В холле горел свет. Он увидел Розанну.
      – Едва успела, могли закрыть парадное, – сказала она, тяжело дыша.
      Без всяких объяснений, не обращая внимания на то, что Генрик был в пижаме, она прошла прямо в комнату. Светлый плащ девушки был сильно запачкан. Розанна швырнула на кресло большую кожаную сумку. Потом накрыла сумку плащом. Сама села в другое кресло, потянулась, зевнула.
      – Я буду у вас ночевать.
      Генрика снова возмутило, что она так бесцеремонно распоряжается в его квартире. Он указал ей на стоящее в углу кресло-кровать.
      – Хорошо, – кивнула она.
      Пошла в ванную, вскоре он услышал шум колонки. Генрик разложил кресло, вытащил из тахты запасную подушку, чистые простыни и теплое одеяло. Приготовил постель, а так как купание затягивалось, он оставил маленький свет и лег на тахту. Она вошла в комнату в купальном халате.
      – Я не могла идти к себе: Лолек с ребятами поджидали меня у моего дома.
      Погасила лампу, скрипнули пружины кресла-кровати.
      – Я знаю, вы думаете обо мне очень плохо. Но вы ошибаетесь.
      Ее ложь бесила Генрика. Он подумал, что Розанна может, чего доброго, его обворовать. А обращаться в милицию, не зная ни ее имени, ни адреса, смешно.
      Поднялся с тахты, вышел в коридор. Закрыл входную дверь на ключ, а ключ спрятал под ванной. Вернулся в комнату и залез под одеяло. Тахта была широкая, он лежал на самом краю. Прошло довольно много времени, и вдруг, к своему удивлению, он почувствовал на своей щеке ее дыхание.
      – Там было слишком жестко, – объяснила Розанна. – Ты сердишься? – шепотом спросила она. – Ну, не сердись! – И поцеловала Генрика в губы.
 
       30 мая
      Утром она не могла его добудиться. Когда он открыл глаза, Розанна была уже одета и умыта.
      – Где ты спрятал ключи? – спросила она, брызгая на него водой из стакана.
      – Куда тебе торопиться? Сегодня воскресенье, – позевывая, сказал он.
      – У меня сегодня показ моделей. Хочешь, чтобы меня выгнали с работы?
      – Тебя все равно выгонят, ты плохо себя ведешь.
      – Свинья! – Она осмотрела свой перепачканный плащ и решила его почистить. Нашла в прихожей щетку и пошла с плащом в ванную.
      Генрик подумал: «Выпущу ее, а вдруг она что-нибудь стащила?»
      Он спрыгнул с тахты и заглянул в сумку, лежащую на кресле. Там лежали всякие женские мелочи: помада, кошелек, носовой платок. На самом дне лежал пистолет марки «ТТ». «Вот ты какая!»—проворчал он и юркнул на тахту. Розанна вернулась в комнату в плаще.
      – Ну, открывай дверь, мне нужно торопиться! – воскликнула она, закинув сумку через плечо.
      Притворяясь донельзя сонным, он поплелся в ванную, достал ключ и открыл дверь.
      – Чао! – сказала она и поцеловала его в щеку.
      – Чао, – зевнул Генрик, захлопнул дверь и помчался к тахте.
      Проснулся он в двенадцатом часу. Вспомнил, что сегодня воскресенье и не надо идти в редакцию. Закурил натощак сигарету– ставить чай ему было лень. В час позавтракал. Выспавшийся и довольный собой, он включил проигрыватель, поставил «На сопках Маньчжурии» и только отправился бриться, как опять позвонили в дверь. Не смывая мыльной пены, он открыл дверь.
      – День добрый! – обратился к Генрику незнакомый тучный мужчина. Не переступая порог, он предъявил свое удостоверение. Никому не пришло бы в голову, что этот толстый бодрячок в поношенном костюме может оказаться следователем милиции. Генрик подумал, что он один из тех специалистов по истории криминалистики, о которых упоминал майор Бучек.
      Гость уселся в кресло, широкополую шляпу положил на стоящий рядом столик. Указав на тросточку, он вежливо спросил:
      – Вы не смогли бы показать мне эту игрушку? Генрик подал ему трость.
      – Надо сильно дернуть за ручку.
      Гость вырвал штык из ножен, осмотрел острие, покивал головой как бы в такт своим мыслям, потом спрятал штык обратно. Положив руку на набалдашник, он произнес:
      – Я хотел бы с вами поговорить.
      – Если вы не возражаете, я сначала добреюсь.
      – Конечно, конечно!
      Генрик побрился, вымыл лицо, побрызгал одеколоном.
      – Я в вашем распоряжении, – сказал он, убирая постель с тахты.
      – Мне хочется узнать: давно ли она у вас?
      – Так вот в чем дело! – обрадовался Генрик. – С удовольствием отвечу.
      Сначала он рассказал о безобразиях на Старом кладбище, которые и натолкнули его на мысль приобрести себе трость. Рассказал о стычке с Лолеком, о своем решении узнать историю трости. Изобразил сцену встречи с лже-Рикертом, вспомнил о таинственном звонке реквизитора и описал визит к Бутылло. Сообщил, что признал в Бутылло субъекта, хозяйничавшего в квартире Рикерта.
      – Бутылло отправился на машине в Лодзь, – закончил он. – Тогда я вернулся к его жене, соврал, будто забыл спросить Бутылло о человеке, продавшем ему трость. Она сказала мне, что трость появилась в их доме только в этом году, но не знает имени человека, продавшего ее мужу. Таким образом, я пришел к выводу, что Бутылло хочет скрыть происхождение трости.
      – И что вы решили? – спросил следователь. Это был первый вопрос, который он произнес во время рассказа Генрика.
      – Пока ничего. Думаю, однако, мне придется еще раз съездить к Бутылло. Попробую убедить его в том, что мной руководит исключительно журналистский интерес и что я не разглашу секретов, касающихся лично его.
      Толстяк засопел, точно на него взвалили тяжелую ношу.
      – У вас, пан редактор, есть удивительные склонности. Вам стоило бы заняться спиритизмом.
      – Я не совсем вас понимаю, – пробормотал Генрик.
      – Вас все время так и подмывает поговорить с людьми, которых уже нет в живых. Приставали с расспросами к Рикерту, хотя этот человек погиб, теперь хотите убедить Бутылло, что есть какое-то обстоятельство, мешающее ему говорить… Так вот. Есть одно обстоятельство, мешающее ему говорить. Он мертв.
      – Бутылло? Не может быть!
      – Поверьте мне, он мертв.
      – Значит, я разговаривал не с Бутылло, а снова с кем-то другим?
      – Бутылло умер после того, как вы с ним говорили.
      – Он куда-то поехал на своем «вартбурге»…
      – Но вернулся. И был убит ударом штыка.
      Генрик покосился на трость в руке толстяка. Тот поймал его взгляд.
      – Не таким штыком, – успокоил он. – Кстати, – быстро произнес он, – чем вы занимались вчера в одиннадцать вечера?
      – Я был дома, спал. Точнее говоря, без пяти одиннадцать меня разбудила одна молодая женщина, которая оставалась здесь до утра. Так что я не мог одновременно находиться в двух местах: в вилле Бутылло и своей квартире. Как явствует из вашего вопроса, Бутылло был убит в одиннадцать вечера.
      – А что за женщина была у вас?
      – Я холостяк! – возмутился Генрик – Мне тридцать лет, я уже не ребенок.
      – Вы меня не поняли, дорогой редактор. Я хочу узнать фамилию этой женщины, мне необходимо с ней поговорить.
      – Ах, так вы мне не доверяете, не верите в мое алиби!
      – Следствие по делу об убийстве не ведется по принципу «доверять или не доверять». Милиция отнюдь не религиозная община. На мне лежит обязанность установить факты. Как можно более точно. Итак, вы назовете мне фамилию особы, которая подтвердит ваше алиби?
      – Я не знаю ни ее имени, ни ее фамилии, ни где она живет, – печально произнес Генрик.
      – Да-а-а? – удивился следователь. – Случайное знакомство?
      – Да. Она та самая девушка, с которой мы ездили к Бутылло. Сказала, чтобы я звал ее Розанной. Говорит, что работает в доме моделей. Среднего роста, худощавая, с красивыми черными волосами. – Генрик чуть было не проболтался о пистолете, обнаруженном им в сумке Розанны, но решил, что рассказать об этом всегда успеет, а для Розанны, быть может, будет лучше, если он сам спросит ее о пистолете. – Вы мне не верите, – с горечью констатировал он.
      – Я из милиции, – сказал следователь, точно еще раз напоминая, что он не принадлежит к религиозной общине. – А что касается девушки, мы ее разыщем.
      – На основе таких скудных фактов?
      – Мне кажется, я уже угадал, о ком идет речь. Я знаю ее.
      – Это хорошо, – облегченно вздохнул Генрик. – Она подтвердит мое алиби. Меня интересует только, откуда вам известно, что мы были у Бутылло?
      – Об этом нам сообщила жена Бутылло.
      – Но ведь она не знает моей фамилии!
      Толстяк добродушно усмехнулся и сразу сделался симпатичным.
      – Как вы наивны, дорогой редактор! Труп был обнаружен в половине первого ночи. Туда немедленно выехала опергруппа во главе с майором Бучеком. Жена Бутылло рассказала, что вечером она с мужем собиралась пойти в театр. Но во второй половине дня к ним явился какой-то господин с девушкой и интересовался происхождением трости. Майор Бучек сразу вас узнал. Тем более что она очень точно описала приметы гостя, а майор хорошо вас знает.
      – Да, мы давно знакомы, – сказал Генрик не без гордости.
      – После разговора с вами Бутылло отказался от поездки в театр, сел в машину и поехал в Лодзь, посоветовав жене пойти в театр без него, что она и сделала. Спектакль окончился без десяти одиннадцать. До трамвайной остановки она шла пешком, минут пятнадцать ждала трамвая, что подтверждается свидетельствами знакомых, ехавших вместе с ней. В двадцать минут первого сошла на своей остановке. Войдя в дом, увидела труп своего мужа. Бутылло был убит примерно в одиннадцать часов.
      Генрик с горечью произнес:
      – А у меня нет алиби, и вы меня подозреваете. Офицер согласно кивнул.
      – А если алиби у меня будет, что вы станете делать? Кого подозревать?
      Поскольку следователь хранил молчание, Генрик принялся его поучать:
      – Прежде всего надо узнать, почему Бутылло выдавал себя за Рикерта и скрывал, от кого получил трость. Да, да, трость, – подчеркнул Генрик, отбирая ее у толстяка. – Она является ключом к убийству Бутылло.
      – Возможно, – буркнул тот. Генрик стукнул тросточкой об пол.
      – Да вспомните вы, что говорила панн Бутылло! После разговора со мной ее муж неожиданно раздумал ехать в театр и решил отправиться в Лодзь. А ведь я не разговаривал с ним ни о чем, кроме трости.
      Следователь не ответил.
      – Почему вы решили, будто он убит штыком? – спросил Генрик.
      – Врач установил. Кроме того, утром мы нашли в кустах сада Бутылло старый немецкий штык со следами крови.
      – И с отпечатками пальцев?
      – Нет, – ответил тот. – Убийца принадлежит к людям, которые знают, что такое отпечатки пальцев.
      – Каким образом он был убит? – любопытство Генрика возрастало.
      Следователь усмехнулся, мягко и доброжелательно:
      – Ваше рвение мне понятно. К сожалению, пока не в моих силах изменить то обстоятельство, что следствие веду я. Абсолютно уверен, что вы провели бы его лучше. Поэтому я буду стараться следовать вашим советам и пожеланиям. Хотелось бы только, чтобы и вы шли мне навстречу. В соответствии с вашей просьбой я займусь историей тросточки. А вы в соответствии с моей просьбой еще сегодня явитесь в управление милиции, в комнату № 215, и оставите там отпечатки своих пальцев. Договорились?
      Он поднялся, взял со столика шляпу, кивнул Генрику на прощание и удалился.
      Генрик подумал не без страха, что, если милиция не найдет Розанну или если она по какой-либо причине не захочет подтвердить его алиби, у него будут большие неприятности. И причиной всему тросточка. Тонкая палисандровая трость с секретом. Ведь именно из-за нее погиб вначале Рикерт, сдавший трость на комиссию, и был убит Бутылло, владевший ею до Рикерта. А не простое ли это совпадение? Может быть, обе смерти не имеют к тросточке никакого отношения. Но как тогда объяснить такой факт: стоило Генрику приобрести трость, как он очутился в самой гуще таинственных происшествий? Событие на первый взгляд самое обыкновенное – визит к прежнему владельцу трости – приобрело характер мистический и жутковатый. От темно-вишневой тросточки из палисандра явно веяло тайной, мрачной и угрожающей.
      Генрик схватился за набалдашник, вырвал из ножен длинный блестящий штык. «Наверное, это не случайность, что Бутылло убит штыком. Другим, правда, но штыком».
 
       30 мая, день
      – Это пан Скажинский, знакомый моего брата, – сестра Рикерта представила Генрику лысого господина лет пятидесяти, с одутловатым лицом и длинными усами.
      Скажинский низко поклонился, словно слышал о Генрике много хорошего и преисполнился уважения к нему.
      – Вообразите себе, дорогой редактор, – не умолкая, болтала старушка, – на свете больше честных людей, чем кажется. Пан Скажинский только что вручил мне пятьсот злотых, которые он остался должен моему покойному брату. Он принес долг сам, без всякого напоминания с моей стороны. Да я никогда и не напоминала бы: в деловых записях брата пан Скажинский среди должников не числится.
      Скажинский выглядел очень смущенным: очевидно, похвалы сестры Рикерта претили его скромности.
      – Ах, это настолько незначительная сумма, что светлой памяти магистр Ян Рикерт даже не счел нужным записать ее, – произнес Скажинский. – Я купил у него маленькую православную икону за 900 злотых. Четыреста заплатил сразу, а пятьсот злотых обещал отдать несколько позже. Да прихворнул… Живу я не в Лодзи, и мне было трудно переслать деньги. Потом я узнал из газет о трагическом происшествии со светлой памяти магистром Яном Рикертом и очень сожалел, что не имел возможности присутствовать на похоронах. Выбрался только сегодня и сразу воспользовался случаем вернуть долг.
      Потом он произнес несколько фраз об опасностях, подстерегающих всех автомобилистов. У него, Скажинского, тоже есть автомобиль, и однажды он просто чудом спасся от смерти, столкнувшись с грузовиком, водитель которого был пьян. В этом месте своей речи Скажинский выразил уверенность, что причиной катастрофы, в которой погиб светлой памяти Ян Рикерт, несомненно явился машинист, в нетрезвом виде управлявший паровозом. Узнав о трагической гибели светлой памяти Яна Рикерта, пан Скажинский, по его словам, решил продать свой автомобиль. После такого заявления он поднялся и начал прощаться.
      – Ах, правда, чуть не забыл! Светлой памяти брат пани предлагал мне купить золоченую солонку. Он просил за нее три тысячи. На солонке изображена Леда с лебедем, а у меня есть золоченый кубок с тем же сюжетом. К сожалению, пани, когда ваш брат предлагал мне купить ее, у меня как раз не было денег, я даже не мог сразу заплатить за икону. Сейчас, однако, я готов купить и солонку. Или серебряный нож в стиле Ренессанс, который я у него когда-то видел.
      Старушка стала рассуждать вслух:
      – Я не видела такой солонки среди вещей брата. Может, он ее уже продал? О серебряном ноже я тоже ничего не знаю.
      Скажинский печально покачал лысой головой. А старушка, знавшая коллекционеров, догадалась, какое разочарование постигло пана Скажинского, и засеменила в другую комнату.
      – Я загляну в записную книжку и скажу вам, кому брат продал солонку и серебряный нож, – утешала она своего гостя. – Может быть, вам уступят…
      Через минуту вернулась, листая календарь.
      – Это последние сделки моего брата. «Золоченая солонка. Продана пану Гневковскому». А серебряный нож приобрел какой-то пан Игрек.
      – Пана Гневковского я знаю! – радостно вскричал Скажинский и с благодарностью поцеловал старушке руку. – Готов дать хоть триста злотых отступного! Очень она под стать моему кубку.
      Когда он ушел, Генрик шепнул старушке:
      – Бутылло умер. В одиннадцать ночи его убили ударом штыка. В собственном доме.
      Старушка часто-часто заморгала, точно это известие никак не могло дойти до ее сознания.
      – Его убили? – переспросила она шепотом. – Наверное, так же, как и моего брата.
      – Я вчера разговаривал с начальником следственного отдела майором Бучеком: он придерживается мнения, что смерть магистра Рикерта не внушает никаких подозрений. Полагаю, что после убийства Бутылло ему придется пересмотреть свою версию. Я не сомневаюсь, что эти два происшествия связаны между собой.
      – Вчера вечером Бутылло был у меня, – сказала старушка.
      – Вчера вечером? – воскликнул изумленный Генрик. – В котором часу?
      – Пяти еще не было.
      – Это очень важно. Что он от вас хотел?
      – Пан Бутылло узнал, что нашлись записи моего брата. Попросил разрешения ознакомиться с ними.
      – А он не сказал, что именно ему было нужно?
      – Я не спрашивала. Он был в очень близких отношениях с моим братом, они вели дела совместно, и мне подумалось, что он интересуется какой-то старой сделкой. Брат почти никогда не делился со мной своими делами, и я не захотела выспрашивать Бутылло. Решила, что он имеет право заглянуть в заметки. Может, неправильно поступила?
      – Не знаю.
      – Дала ему календарик. Он только взглянул на него и сразу вернул мне.
      – Как так?
      – А так. Открыл календарик, перевернул страничку и, видно, сразу нашел, что искал. Через минуту попрощался и вышел.
      – Вы не заметили, какая это была страничка?
      – Где там, у меня и мысли такой не было! Тем более что он буквально через секунду отдал мне календарь.
      – Гм… – Генрик начал размышлять вслух. – То, что вы сейчас сказали, несколько изменяет мой взгляд на случившееся. Вчера около четырех я был у Бутылло и разговаривал о моей трости. Сразу после разговора со мной Бутылло на машине уехал в Лодзь. Я думал, что отъезд связан с тросточкой. Теперь мне понятно, зачем он появился у вас. Услышав от меня, что вы нашли деловые записки вашего брата, он помчался в Лодзь, полагая найти нужные ему сведения. Да-да, теперь все становится на свои места. Я догадался, почему Бутылло выдавал себя за магистра Рикерта.
      – О чем это вы? – не поняла старушка.
      – В Бутылло я распознал того мужчину, который хозяйничал в квартире под видом вашего брата.
      – Мне кажется, он все время был с нами на кладбище, – неуверенно произнесла старушка.
      – У него есть машина. Может быть, после того как вынесли гроб, он на минуту остался в квартире и столкнулся со мной. Л потом сразу поехал на кладбище. Это все не могло занять много времени. Его кратковременное отсутствие вы могли просто не заметить. Он остался в квартире покойного, чтобы найти его записную книжку.
      Старушка пожала плечами:
      – Здесь что-то не так. Если бы он искал календарик, он бы его нашел.
      – Но ведь вы сами говорили, что записная книжка лежала в тайнике.
      – Бутылло достаточно разбирался в старинной мебели, чтобы обнаружить тайник. Вдобавок мне сдается, будто секретер брату продал он.
      – Может быть, на старый календарик он не обратил внимания?
      – Вот это уже более вероятно. Впрочем, найдя в тайнике вместо записной книжки календарик, он должен был догадаться, что календарик лежал там не случайно.