Одну из стен занимало огромное окно. Оно начиналось у самого пола и упиралось в потолок, как бы поддерживая его своим тонким металлическим переплетом.
В то утро, о котором я рассказываю, у окна вместе со мной стоял Ярцев, ожидая приезда директора института. Андрей что-то подсчитывал на линейке и записывал в тетрадь.
За окном виднелось поле, как бы разрезанное надвое прямой белой дорогой. Каждое утро по ней проезжала машина директора. Он всегда был точен и ровно в десять входил в свой кабинет.
Мягкие лапы серебристых елей лезли в окно и, раскачиваясь от ветра, стучали в стекла.
Все это мне хорошо запомнилось, так как в минуты напряженного ожидания, когда многое решается в твоей жизни, невольно фиксируется внимание на каждой мелочи. Они как бы подчеркивают значимость событий.
Помню, как в ответ на настойчивый стук в окно строгий математик Ярцев скупо улыбнулся, отложил линейку и повернул рычаг на подоконнике. Рамы раздвинулись в стороны, и в комнату ворвался бодрящий воздух осеннего утра.
Сегодня Андрей казался особенно юным, почти подростком. Но в его стройной худощавой фигуре чувствовалась военная подтянутость и собранность.
Как всегда, он был задумчив и молчалив.
Валя утверждала, что во всем виноваты интегралы, но кому-кому, а ей бы нужно было знать причины хандры, которая вот уже довольно долго держит в своих цепких лапах нашего замечательного математика.
Впрочем, об этом - потом. Я не хочу выдавать своего друга, когда дело касается, как говорится, самых тонких струн его мятущейся души. Мне он своих тайн не поверял.
В то утро, о котором сейчас идет речь, мы долго не отходили от окна.
- Знаешь, Андрей, - начал я тогда разговор, - смотрю на тебя и думаю: нет для любителя высоких абстракций Андрея Ярцева более трудной проблемы, чем борьба с ожиданием. Вот где твой главный враг.
Андрей подошел к одному из приборов и с деланной неторопливостью оправил складки чехла:
- Вполне понятно. Вчера в одиннадцать ноль ноль мы получили приказание готовиться к выезду. Куда, как - никому не известно. - Он иронически посмотрел на меня. - Не думаю, чтобы ты был абсолютно спокоен и холоден, как лягушка. Но у тебя есть хоть какое-то терпение. А у меня нет, и ждать я действительно не умею. Это моя слабость.
Он нервно зашагал по комнате и снова остановился у окна.
- Ожиданием можно оправдывать собственное ничегонеделание. "Что ты делаешь?" - "Жду". Ответ вполне исчерпывающий. Но если проанализировать причины ожидания, то выяснится, что эта болезнь...
Я не выдержал и рассмеялся.
- Да, да, болезнь, другого я не подберу названия, - горячился Андрей. Эта болезнь происходит от неорганизованности, расхлябанности, недостатка культуры или даже просто не очень высоких моральных качеств, скажем, некоторых из нас. Мы по привычке ждем в приемной у начальника, вместо того чтобы заранее попросить его установить час встречи. Мы теряем дорогое время из-за того, что человек обещал прийти в семь часов, а приходит в восемь. И чаще всего это из-за лени. В таких пустяках мы привыкли не сдерживать своего слова. И до чего же это тягостное, неприятное состояние. Но я оптимист и надеюсь, что скоро никто никогда и никого не будет ждать. - Он подошел ко мне вплотную и посмотрел в глаза. - Честное слово, можно подумать... что тебе до всего этого нет дела. Самое обыкновенное кокетство! Смотрите, мол, я создал гениальное изобретение, а где и как его будут испытывать, мне наплевать.
Чудак Андрей, если бы он тогда знал, насколько мне было не безразлично, куда мы повезем "Всевидящий глаз". О сейфе я ничего не говорил раньше времени.
В комнату вошла Валя. Она несла перед собой аппарат, напоминающий большую зеркальную фотокамеру. Длинный полуметровый объектив был опущен книзу, а на верхней стенке, где у фотоаппаратов такого типа находится матовое стекло, светился зеленоватый экран.
Валя внимательно наблюдала за тенями, которые скользили по экрану. Только подойдя вплотную к окну, она подняла голову и, обращаясь ко мне, сказала:
- Вы спрашивали инструкцию, Виктор Сергеевич? Возьмите. У меня руки заняты. - Кивком головы указала на боковой карманчик в стенке аппарата.
Я вынул оттуда зеленую тетрадку. Валя снова стала рассматривать тени на стекле.
В тот день, я помню, она пришла на работу в нарядном платье, отделанном какой-то золотистой вышивкой. Светлые волосы были уложены в замысловатую прическу. Это сложное сооружение, а также очень высокие каблуки сделали из нашей маленькой лаборантки довольно внушительную фигуру. Ей даже можно было не приподниматься на носки, разговаривая с Ярцевым и тем более со мной.
Но как ни старалась бедная наша Валя придать такую же внушительность и даже строгость своему круглому личику с чуть широковатым и слегка приплюснутым носом, с бровями, зачем-то взлетевшими вверх, - отчего с Валиного лица никогда не сходило выражение удивления, - с мягким детским ртом и маленьким острым подбородком, - ничего у нее не получалось. Мы видели все ту же Валю, знали, что ей немногим больше двадцати лет, и никакие пышные наряды, прически и даже легкий слой пудры на румяных щеках не заставят нас поверить, что наша лаборантка вдруг стала по-настоящему взрослой. Больше того, мне показалось, что весь ее праздничный наряд не особенно гармонирует со строгой обстановкой лаборатории.
- Что означает ваш костюм, Валентина Николаевна? - спросил я с нарочитой начальственной строгостью. - Чем вызвана такая торжественность?
- По-моему, у нас сегодня праздник.
- Какой же?
- А вы не будете смеяться, Виктор Сергеевич?
- Не вижу к тому оснований.
Валя поставила аппарат на стол и погладила стекло экрана.
- Я понимаю, это немного наивно. Но что поделаешь. Ведь сегодня мы закончили работу! Все получилось, как ожидали... И я уже вижу наши аппараты у археологов, строителей, водолазов.
- Ну, до этого еще далеко, - прервал ее Андрей. - Сплошная фантазия, Валентина Николаевна. Ведь наш аппарат практически не испытывался. А это не маленькое дело. В технике нельзя быть оракулом.
- Сердечно благодарю, - Валя поклонилась и с ехидной улыбочкой заметила: Очень жаль, что фантазия не поддается вашим расчетам.
- Опять - споры! - остановил я друзей. - Займемся инструкцией, Валентина Николаевна.
Она села рядом со мной. Я вооружился красным карандашом для необходимых пометок.
- Прежде всего - "Назначение прибора", - начал я вслух читать инструкцию и по ходу дела вставлять те или иные замечания. - Что ж, посмотрим, как вы это изложили. "Прибор, предназначенный для определения местоположения металлических предметов под землей". По-моему, это все-таки не точно и, главное, не полно. Не только сквозь толщу земли видит наш прибор, но и сквозь любую другую среду, кроме, конечно, металлической. Впрочем, это ясно, металл в металле не увидишь. Здесь еще надо добавить: "Для визуального определения", иначе какая же разница между нашим прибором и миноискателем? Еще надо уточнить, что прибор позволяет не только определять местоположение металлического предмета, но и видеть его. Мне кажется, Валентина Николаевна, формулировку надо все-таки переработать. Вы, конечно, понимаете, как важно просто и толково рассказать о нашем приборе какому-нибудь технику, который будет им пользоваться, рассказать человеку не только о том, какую ручку крутить, но и объяснить принципы работы самого аппарата. Для этого и составляется инструкция. Я думаю, что вам небезынтересно ознакомиться с технической сущностью "Всевидящего глаза", а если так, то мне придется об этом рассказывать примерно в той же форме, как я объяснял Вале.
Валя нахмурилась, закусила губу, что выражало у нее и обиду и сосредоточенность, однако не прерывала меня, продолжая слушать.
Я сделал на полях жирную пометку и перешел к следующему пункту:
- "Принципы работы". Ну, Валентина Николаевна, что у нас здесь получилось? . пришлось подбодрить обидчивую девушку. - "Прибор работает на принципе отражения радиолуча от металлических предметов. Обычно эта система применяется в современных радиолокационных установках для обнаружения самолетов, где направленный луч очень коротких волн, отражаясь от металлических плоскостей, принимается на земле специальным приемником". - Хорошо, - заметил я, отрываясь от чтения. - Допустим эту аналогию. О радиолокации столько писали, что, пожалуй, на нее можно сослаться для ясности. Хотя я бы скорее сравнил наше устройство с комбинацией из трех известных приборов: рентгеноаппарата, эпидиоскопа и телевизора. С рентгеновским аппаратом я бы сравнил его потому, что наш прибор позволяет видеть металлические предметы сквозь непрозрачную среду. С эпидиоскопом он сходен тем, что мы видим на экране отраженное изображение, а не просвечивающее, как в рентгеноаппарате. И, наконец, сравнивая наш "Всевидящий глаз" с телевизором, мы должны отметить, что оба эти прибора имеют систему так называемой развертки, то есть принцип последовательной передачи изображения, когда оно передается не сразу, а по частям. Вы понимаете, Валентина Николаевна, - говорил я, - мне кажется, что здесь надо рассказать о принципе действия передачи изображения в простейшем телевизоре. Ведь эта инструкция рассчитана на человека, мало понимающего во всех этих делах.
- Так как же написать? Посоветуйте... - И Валя отвернулась к окну, заметив, что Андрей пристально смотрит на нее.
Это ее раздражало, - трудно сосредоточиться, - потому и злилась и на Андрея и на меня. Но разве я мог запретить инженеру Ярцеву наблюдать за работой лаборантки, которая обычно выполняла его задания?
Я понимал ее состояние, еще не установившийся, вспыльчивый характер и старался по-дружески, но вместе с тем с необходимой требовательностью объяснить, как написать инструкцию.
- Например, можно так рассказать о принципе работы телевизионной камеры, говорил я. - Бегает световой зайчик по изображению, или, вернее, по тому предмету, который находится перед ее объективом, и как бы говорит: "Здесь темно" - это когда он попадает на темную часть предмета, или: "Здесь светло" когда проходит светлый участок. А в иконоскопе, или, проще говоря, специальном фотоэлементе, ток от этого изменяется, становится то сильнее, то слабее. В нашем аппарате вместо светового луча используется очень мощный радиолуч. Обычно столь высокие частоты, которые мы применили в аппарате, отражаются и от земли и от стен, но все же какая-то часть энергии может проходить и сквозь толщу земли и сквозь другие среды. Это получается потому, что мощность нашего луча огромна. Опыты показали полную возможность просвечивания такими частотами и земли и соды. Правда, пока еще очень не глубоко. Мощный луч, проходя сквозь землю, отражается от находящихся в ней металлических предметов, попадает на специальный приемник и дальше, претерпевая ряд изменений, управляет электронным лучом кинескопа. На его экране он словно вычерчивает контуры металлического предмета, спрятанного под землей. Вот примерно так бы я рассказал об этом. Согласны, Валентина Николаевна?
Валя молча кивнула головой.
- Ну, теперь как у вас тут дальше написано? - Я продолжал читать инструкцию: - "Метод последовательной развертки изображения позволил в узком пучке радиолуча сосредоточить значительные мощности, которые дали возможность высоким радиочастотам проникнуть вглубь земли".
- Да, это нужно особенно подчеркнуть, - сказал я. - Но вы тут ничего не говорите о способе получения узкого пучка. Возможность создания столь узкого луча, который бы позволил передавать изображение по частям, как это делается в телевизоре, многие подвергают сомнению. Это не световой луч, он требует довольно больших рефлекторов. Можно концентрировать радиочастоты с помощью "волноводов" и специальных линз, но в нашем аппарате, как вам известно, применены другие устройства. Думаю, что о них не следует писать. Есть еще в мире разные вояки, они могли бы воспользоваться нашим способом концентрирования радиоэнергии для других, далеко не мирных целей. Правильно сделали, Валентина Николаевна, что не включили в инструкцию этого описания, похвалил я лаборантку. - Правда, без формул Андрея никто бы не смог разобраться в принципе концентрирующего устройства, но лишняя предосторожность не помешает. Должен сделать еще одно замечание. Меня удивляет, почему наша уважаемая Валентина Николаевна ни одним словом не обмолвилась об аккумуляторах Ярцева? Я думаю, сам изобретатель мог бы выбрать время для того, чтобы рассказать о них подробно.
- Это не вызывалось особой необходимостью, - холодно сказала Валя. - У меня имеются все данные аккумуляторов. Записаны все циклы и сняты кривые саморазряда. Материал достаточный.
Она замолчала и с подчеркнутым равнодушием взглянула на Андрея.
Должен вам сказать, что замечание нашей лаборантки было принято Андреем не только "к сведению". Она намекнула ему о самом главном и самом больном. Когда-то молодой инженер Ярцев математически доказал возможность создания нового аккумулятора очень большой емкости и предложил совершенно новую систему.
Специальная лаборатория два года разрабатывала идею Ярцева. Результаты оказались многообещающими. Легким и портативным аккумуляторам ученые предсказывали огромное будущее.
Представьте себе бесшумные автомобили, мотоциклы. Зарядки такого аккумулятора хватит на сотни километров пробега. Машины станут удивительно просты и дешевы. Что может сравниться с надежностью электромотора? Будут созданы крохотные двухместные автомобили, не тяжелее велосипеда. Его можно ставить в прихожей и заряжать аккумулятор от электросети. Легкий аккумулятор большой емкости - это мечта всех конструкторов. Можно было бы построить спортивный самолет с электромотором - летающий мотоцикл.
Но все это оставалось пока только мечтой. Аккумуляторы Ярцева сами по себе, без всякой нагрузки, разряжались через час. Запасать в них энергию - это все равно что хранить воду в дырявом ведре. Ярцев ссорился с химиками, ему казалось, что только они виноваты в повышенном саморазряде аккумуляторов.
Валя не могла провести длительных измерений в аппарате, приходилось каждый час бегать в аккумуляторную за свежими банками. Причем, как правило, это бывало при самых ответственных измерениях. Например, когда снималась какая-нибудь сложная кривая, Валя злилась и нервничала, поэтому не случайно умолчала об ярцевских аккумуляторах.
Мне пришлось ее поправить.
- Попрошу вас, Валентина Николаевна, подробно написать в инструкции о правилах пользования аккумуляторами Ярцева. Возьмите материалы из двенадцатой лаборатории. Вам известно, что без этих аккумуляторов нельзя было создать такого портативного прибора. Надо написать, что от аккумуляторов столь большой емкости мы берем десятки киловатт мощности. Конечно, не всякий поверит, что в ящике размером с фотоаппарат заключены мощности чуть ли не целой радиовещательной станции. Правда, эта радиостанция работает импульсами, то есть передавая свою энергию только в краткие мгновения, но это как раз то, что нам и нужно.
- Машина идет, - с подчеркнутым спокойствием сказал Андрей.
Я отложил инструкцию и подошел к окну.
Вдали по дороге катилась "голубая капля". Это была экспериментальная машина, которой часто пользовался директор. Тонкий прутик антенны дрожал и пригибался от ветра.
- Я не знаю, стоит ли упоминать об аккумуляторах? - сказал Андрей, нетерпеливо следя за машиной. - Но если о них писать в инструкции, - говорил он уже Вале, - то убедительно прошу вас привести точные цифры, емкость, напряжение... Причем без всяких эмпирических сравнений. Любая техника требует точности, и этим, как мне кажется, не следует пренебрегать даже в инструкции по эксплуатации прибора.
Я тут же согласился с Андреем. Валя повела плечами и ничего не ответила. "Приказ есть приказ", как бы говорили ее слегка поджатые губы и независимое, равнодушное выражение лица.
Однако я прекрасно понимал, она готова была выбросить ненавистные ей аккумуляторы не только из инструкции, но даже из самого аппарата. Впрочем, она, конечно, знала, что это невозможно, и не могла не оценивать по достоинству хоть и несовершенные, но изумительные по выдумке аккумуляторы Ярцева.
Машина подлетела к подъезду и остановилась.
- Точно, - заметил Андрей, взглянув на часы. - Он никогда не заставляет себя ждать.
- Вероятно, учитывает особенности вашего характера, - съязвила Валя.
- Нет, просто он знает, что точность - один из элементов культуры.
Из громкоговорящего телефона послышался гудок.
- Он, - уверенно сказал Андрей.
Я подошел к телефону и назвал себя.
Из репродуктора мы услышали голос директора:
- Выполняю ваше желание, дорогие друзья. Если вам удобнее проводить испытания в знакомых местах, то пожалуйста, не возражаю. Но помните, что это первое практическое испытание вашей конструкции, где нужно определить ее полезность и пока еще скрытые возможности. Думаю, что "Всевидящий глаз", как вы называете свой аппарат, будет полезен строителям, восстанавливающим город. План испытаний согласуйте с главным инженером. Вылетите завтра в восемь ноль ноль.
"Испытания начинаются"
Пожалуй, так и следует назвать эту часть моего рассказа, где говорится о начале опытов с нашим аппаратом. В угоду занимательности я мог бы предложить и другие названия, например: "Часы бьют полночь", или "Человек за дверью". Они будут полностью соответствовать содержанию, так как всякой таинственности потом вы об этом узнаете - тут хоть отбавляй. Но я не хочу выдумывать, поэтому рассказываю все, как было на самом деле.
Ранним утром мы вылетели из Москвы.
Под нами раскинулась желто-зеленая земля. Мы поднялись так высоко, что казалось, будто наш скоростной самолет остановился в воздухе подобно вертолету.
С такой высоты земля была совсем неинтересной. Города выглядели кучкой детских кубиков, случайно забытых в пожелтевшей траве. Около кубиков я заметил блестящую проволоку. Это была железная дорога. Сверкающий на солнце кусок бутылочного стекла при внимательном рассмотрении становился озером. Я долго разгадывал непонятный ребус: к проволоке почему-то прицепился кусок ваты, он болтался на ветру и постепенно растягивался, становясь прозрачным. Потом только я догадался, что видел дым от паровоза.
Наскучило смотреть вниз. Пожалуй, я начал понимать Андрея, его ненависть к ожиданию, и даже стал сочувствовать ему. Действительно неприятное занятие сидеть и ничего не делать, когда впереди столько работы. Признаюсь по совести, меня тогда очень волновала эта командировка... Что-то покажут наши аппараты?
Я не успел их как следует проверить. Только перед самым отлетом пришлось немного походить по двору института, чтобы увидеть на экране "Всевидящего глаза" какие-нибудь случайные гвозди или потерянные гайки.
Впереди меня сидели Андрей и Валя. Андрей протянул свои длинные ноги и откинулся на спинку кресла. Беспокойная струйка холодного воздуха из вентилятора шевелила его мягкие волосы. Андрей рассеянно откидывал их назад, искоса поглядывая на Валю. Та его просто не замечала, грызла карандаш и что-то записывала на полях инструкции к аппарату.
Я облокотился на спинку кресла Андрея и решил поделиться со своими друзьями, как бы мне хотелось помочь Колоскову.
- Должен откровенно предупредить вас, - говорил я, - что, кроме официальных испытаний, нам придется встретиться с совершенно неожиданным применением "Всевидящего глаза". Вам покажется удивительным, но его мы испробуем в поисках "клада"... Не делайте большие глаза, Валентина Николаевна, это у вас не получается, - пошутил я. - Клад был спрятан при очень загадочных и таинственных обстоятельствах. Не правда ли, довольно романтическое начало? Тут я вопросительно посмотрел на Андрея.
Он притворно зевнул и вытащил из кармана логарифмическую линейку.
- Ну еще бы, ни одни испытания у тебя без этого не обойдутся, - процедил он. - Ты всюду ищешь приключения.
Я помню, Валя осчастливила бедного Андрея таким взглядом, что он даже поперхнулся.
- До чего же скучный вы человек! - сказала она. - Ну, прямо как дождь осенний. Вы думаете: вся жизнь умещается на этой вашей линейке? - Валя неприязненно покосилась на нее. - Не все рассчитывается и предугадывается.
- Почти все. Даже погода, - прервал ее Андрей. - Трудно найти такое явление, которое бы не поддавалось расчету.
- Да вы что? Всерьез или как? - Валя говорила негромко, боясь, что услышат другие пассажиры. - "Расчеты, расчеты", - передразнила она моего растерянного друга. - Вы можете заранее знать, например, когда заболеете? Какого числа? Разрешите спросить. Или когда полюбите - вам тоже известно?
Ярцев вздохнул и спрятал линейку. Не эту тему он не решался разговаривать с Валей. Но она уже чувствовала свою победу и хотела ею насладиться до конца.
- Вы уже заранее рассчитали, какой будет та, которую вы полюбите? язвительно спрашивала она. - Знаете, сколько ей лет, цвет глаз, волос, в каком городе она живет?..
- На какой планете, - подсказал я, выручая друга. - Вы оба правы. Действительно, многие явления для нас перестали быть тайной, однако, Андрей, я бы на твоем месте не стал спорить с Валей насчет того, где ты найдешь свою подругу. Межпланетные полеты не за горами, и кто знает, не понравится ли тебе какая-нибудь марсианка с удивительно мягким и добрым характером, который так редко встречается на Земле.
Тут Андрей буркнул что-то совсем непонятное. Я не помню, но кажется, он упрекнул меня в некоторой несправедливости к жительницам Земли, намекая на какой-то мой печальный опыт. Впрочем, это к делу не относится.
Валя была нетерпелива, под стать Андрею, и, кроме того, любопытна. Тут же она затормошила меня.
- Расскажите о кладе, Виктор Сергеевич, товарищ Ярцев все равно ничего не поймет. Думает, что на Земле ни кладов, ни приключений не осталось. Расскажите. До смерти люблю слушать про необыкновенное. Так какой же это клад? Золото?
- Может быть, с "Черного принца"? - иронически спросил Андрей. - Тоже был легендарный клад. А потом выяснилось, что золото это стащили англичане еще до того, как корабль затонул. А сколько лет голову морочили, экспедиции посылали... Оказалось, обыкновенное жульничество. Вот и мы к морю летим... Уж не искать ли золото на дне?
- Нет, мы будем искать не золото, - заявил я серьезно, - а то, что ценится гораздо дороже. Я говорю о замечательном произведении искусства.
- Портрет графини неизвестных лет, неизвестной национальности, кисти неизвестного художника, - съехидничал Андрей и, повернувшись ко мне, положил подбородок на спинку кресла. - Неужели наш абсолютно прозаический аппарат способен найти такой портрет? Вот это, я понимаю, романтика!
Помню, я даже обиделся.
- Валя права: твоя насквозь пропитанная формулами душа этого не поймет. Ради точности, столь необходимой твоей натуре, должен сказать: искать мы будем не портрет графини, а... чертежи советского архитектора.
Валя победоносно посмотрела на Андрея и снова застыла в ожидании.
- Можете ли поверить? - говорил я. - Когда я услышал историю пропавших чертежей чудесного архитектурного творения, то мне страшно захотелось найти их. А это можно сделать только нашими аппаратами. И наряду с обычными испытаниями по программе мы будем заниматься поисками круглого сейфа.
- Сейфа? - переспросил Андрей, взглянув на Валю. - Но ведь...
Она сделала протестующий жест и заставила его замолчать.
Дальше я рассказал друзьям о том, что вам уже известно. Не забыл историю с убийством старика и даже сообщил, что это произошло в гостинице, - где я останавливался. Упомянул и о других не менее романтических подробностях.
Друзья молчали: видимо, каждый из них по-своему оценивал мой рассказ. Глухо рычали четыре мотора.
Наконец Андрей потянулся и, удивленно взглянув на меня, спросил:
- Неужели ты во все это веришь?
- А почему бы и нет? - Тут я удивился не меньше его. - Колосков не такой человек, чтобы...
Андрей не дал мне договорить, нетерпеливо взмахнул рукой.
- Да я не о том. Твой друг не станет обманывать, в этом я не сомневаюсь, но он может ошибаться. А главное - в другом. Как могут наши аппараты найти железный ящик, если он спрятан неизвестно в какой части города? Не будем же мы ходить по квартирам?
Я ничего не ответил. В самом деле, город очень большой. Посмотрел на Валю, словно хотел призвать ее в союзники.
Но она не заметила моего взгляда: откинувшись в кресле, полулежала, закрыв глаза. Тени пролетающих облаков скользили по ее лицу. Возможно, как и я, думала о новом и неизвестном, что ждет нас через несколько часов.
Самолет снижался.
На аэродроме нас встретил Колосков, с которым я договорился по телефону. Предупредительно открывая дверцы машины, он с уважением посматривал на наши чемоданы, видимо, догадываясь, что там должны быть аппараты.
Он уже знал, они будут испытываться на его участке.
Мы въехали в город. Чувствовалось дыхание моря. Мне тогда показалось, будто оно пахнет свежими огурцами. По обеим сторонам улиц уже были выстроены новые здания, но кое-где еще стояли, ожидая своей очереди, унылые остовы домов без крыш, с закрытыми темной фанерой окнами.
- Что-то не узнаю дороги. Куда вы нас везете? - спросил я у Колоскова, когда машина выехала на главную улицу.
Это был не тот путь, по которому я ехал в прошлый раз.
- В новую гостиницу, там для вас уже оставлены номера.
- Нет, Федор Григорьевич. Там нам делать нечего, - возразил я. - Мы приехали к вам на участок для того, чтобы работать, а не гулять по этому вылизанному асфальту. Везите в старую гостиницу. Это совсем близко от места восстановительных работ, где мы и будем проводить испытание. Поймите, Федор Григорьевич, - убеждал я его, - нам нужны развороченные тротуары, голые остовы домов, исковерканные балки, засыпанные щебнем. Там для нас, как говорится, и воздух другой...
- Вот и я так же думаю, - поддержала меня Валя. - Аппараты надо испытывать в самых сложных условиях, - и деловито спросила: - Когда начнем?
- Я думаю, завтра с утра.
- А почему не сегодня? - вмешался Андрей. - Хотя бы через час.
- Еще лучше - через пять минут. - Валя искренне рассмеялась. - За всю свою жизнь я ни разу не встречала человека с таким, ну просто чудовищным нетерпением.
- Во-первых, Валентина Николаевна, я бы на вашем месте никогда не ссылался на жизненный опыт, - вежливо напомнил Андрей. - Это величина, как говорят нелюбимые вами математики, бесконечно малая. А во-вторых, в моем предложении нет ничего смешного. Нам нужно экономить время.
Спор мог бы возникнуть каждую минуту, поэтому я постарался прервать его в самом начале.
- Второй аппарат надо еще немного подрегулировать.
- Будем испытывать один, - настаивал Андрей.
- Как хочешь, - согласился я. - Сегодня так сегодня. Начнем часа через три.
Едва мы успели распаковать свои вещи и умыться с дороги, как за нами в "Европу" зашел Колосков. Видимо, он тоже заразился нетерпением. Мы с Андреем взяли аппарат и направились к строительному участку номер семнадцать.
Валя тоже хотела идти с нами, но вид у нее был усталый, и я посоветовал ей остаться в гостинице: пусть хорошенько отдохнет. Валя, конечно, обиделась, однако не всегда приходится с этим считаться.
- Предположите, Федор Григорьевич, - обратился к Колоскову Андрей, - что в вашем распоряжении есть аппарат, который позволяет видеть металл под землей. Что бы вы с ним сделали?
- Я бы нашел ему работу, - уверенно заявил Колосков. - Мне, например, очень важно знать, где под землей проходят водопроводные и газовые трубы, нет ли там телефонных или электрических кабелей, которые могут пригодиться. Потом...
- Одну минуту, - перебил его Андрей. - Подержите, пожалуйста, чемодан.
Он вынул аппарат, надел его на себя и застегнул ремни.
- Теперь смотрите на экран.
Мы подходили уже к участку Колоскова.
Федор Григорьевич наклонился над аппаратом. На темном экране вспыхнула яркая зеленая точка и вытянулась в линию. Через мгновение весь экран загорелся зеленоватым светом и стал похож на огромный кошачий глаз.
Длинный объектив, вернее, направленная антенна, заключенная в трубу, была опущена книзу и как бы смотрела в землю. По экрану пробежала черная линия. Андрей остановился, отрегулировал фокусировку, и на экране стал четко виден контур водопроводной трубы.
- Посмотрим, куда она ведет? - сказал Андрей и зашагал дальше, не выпуская ее из поля зрения.
Андрей остановился у стены.
- Здесь труба входит в дом.
- Сейчас проверим, - и Колосков взялся за лопату.
Он энергично раскапывал груду мелкого щебня. Лопата звякнула. Да, действительно здесь проходила труба.
Федор Григорьевич вытер лоб.
- Здорово. Но я придирчивый. Работу требую на совесть. Мне мало знать, где проходит труба. Может, она посредине лопнула или, скажем, вообще никуда не годится?
- Ваша придирчивость нам только на пользу, - сказал Андрей. - Попробуем доказать зоркость аппарата.
Он пошел вдоль водопровода в обратную сторону. Метров через двадцать линия на экране резко искривилась, здесь были заметны сплющенные стенки трубы.
- Можно сказать... замечательно, - проговорил Колосков. - Все видно как на ладони. Значит, этот отрезок надо сменить. Ну, а что еще там есть, под землей?
Целый час ходили мы тогда по строительному участку. На круглом экране были видны темные контуры спрятанных в земле труб, кабелей, водоразборных колодцев, все, что человек с таким трудом заботливо укладывал в землю.
Федор Григорьевич не скрывал своего восхищения. Он сделал множество отметок в записной книжке. Все, что обнаружено здесь, под землей, должно было так или иначе использоваться.
- А нельзя ли проверить, каково здоровье этой уважаемой стены? - спросил Колосков, останавливаясь возле железобетонного здания с глубокими извилистыми трещинами. - Посмотрите в ее нутро? Как там с арматурой? Нет ли трещин в каркасе? Как сохранились другие стены? Может быть, удастся восстановить эту коробку?
- "Всевидящему глазу" все равно, что земля, что бетон, - ответил Андрей, рассматривая потрескавшиеся стены. - Радиоволны пройдут.