Между тем рыжий «Москвич» приближался не к Рязани, не к Тамбову и не к Индии. На синих дорожных указателях самая жирная стрелка упиралась в слово «Псков». А на белых, которые устанавливают при въезде в населенные пункты, стали попадаться смешные и милые названия: «Ря-мешки», «Мараморочка», «Лудони». В этом ряду «Малые Грязюки» никому не показались бы ни странными, ни лишними.
Аккуратные бревенчатые домики с резными наличниками утопали в садах. Ветер, врывавшийся в окна машины, одуряюще пахнул яблоками. Их было так много, что отяжелевшие ветви яблонь лежали на заборах, и заборы эти кое-где даже прогнулись. Казалось, что за ними яблоки валяются горами, и вот-вот они прорвут серые подгнившие доски, как вода – плотину, и на дорогу хлынет яблочный потоп. По обочинам стояли корзины яблок, детские ведерки яблок и большие ведра яблок. Николай остановился у одного ведерка, погудел, но к машине никто не вышел. Тогда он высыпал яблоки на пустое сиденье, бросил в ведерко деньги и поставил его на то же место у дороги.
– Вот какие люди у нас на Псковщине, – с гордостью сказал он, разгоняя машину. – Доверчивые и ленивые.
Было розовое закатное время. Николай включил фары, и сначала казалось, что он поторопился с этим делом. Но уже через несколько минут подкралась темнота и скрыла проносящиеся за окнами машины сельские домики. А села или, может, деревни (Блинков-младший не видел разницы) пошли подряд: не успеваешь выехать из одного, как начинается другое.
Дорога была так себе. Николай снизил скорость и вовсю работал рулем, объезжая колдобины, но машину все равно потряхивало. Потом они свернули на какое-то идущее среди поля шоссе. Рыжий «Москвич» побежал резвее. Ровный асфальт пел под шинами, в окнах свистели быстрые сквознячки. Впереди сияли огни поселка, вот уж точно поселка, а не деревни: дома в нем были кирпичные, двух- и трехэтажные, с башенками, как старинные замки, и со шпилями, как высотки в Москве.
– А вот и моя историческая родина – Малые Грязюки! – объявил Николай. И свернул в сторону от симпатичного поселка.
Машину сразу же стало кидать по ухабам. Блинков-младший, который в этот момент грыз яблоко, прикусил язык. Ирка стукнулась головой о потолок. Блинкова-младшего тоже подбрасывало, но он почему-то до потолка не долетал. Наверное, был тяжелее Ирки. При каждом таком толчке из сидений выбивались клубы пыли. Вцепившись в корзинку с кроликом, Блинков-младший наперегонки с Иркой подпрыгивал и чихал, подпрыгивал и чихал.
Самое главное, все эти мучения казались напрасными. Они все равно так приблизились к поселку, что стала слышна громкая музыка из чьих-то окон. Наверное, можно было проехать подальше по хорошей дороге, а потом свернуть, если надо. Воздух почему-то пахнул сыростью и тиной, как на море. В темноте замелькали силуэты покосившихся домишек. Ни одно окно не светилось. Блинков-младший понял, что это и есть Малые Грязюки.
Из-под самых колес шарахнулась тощая, одичавшая кошка.
– Приехали, – сказал Николай и затормозил.
Дом, у которого они остановились, был с просевшей посередине крышей, похожей на кавалерийское седло для великана. Когда Николай выключил фары, стало видно, что в нем слабо светится занавешенное окошко. Все вышли из машины и стали разминать затекшие ноги. В эту минуту из дома послышался глухой удар, как будто на пол уронили мешок с картошкой.
– Это, наверное, бабуля упала, – забеспокоился Николай. – Пошла нас встречать и споткнулась на радостях.
Пока он отворял калитку и бежал к дому, бабуля упала еще два раза.
– Быстро поднимается, – заметил Блинков-младший. А Ирка учительским тоном сказала:
– Стыдно, Блинков!
Как будто он специально хотел подшутить над старушкиной немощью.
Ночь была душная и влажная. Быстрые рваные облака то и дело закрывали луну, и тогда Малые Грязюки совершенно утопали в темноте. Блинков-младший плохо видел даже стоявшую рядом Ирку. Зато шагах в двухстах, на пригорке, сиял всеми окнами трехэтажный особняк с верандой и остроконечной башенкой. Прожектор на шпиле башенки освещал медно-розовую сверкающую крышу.
В особняке крутили «техно», а такую музыку не ставят, чтобы просто послушать. Там, по совести говоря, нечего слушать – никакой мелодии, одни ритмы. Это музыка для ног. Под нее обязательно нужно прыгать и визжать, иначе и связываться нет смысла. Люди в особняке так и делали. Было слышно, как они с грохотом подпрыгивают, визжат и аплодируют, если грохот получался особенно громкий.
– Группа «Свистящие», – определила Ирка. – Дрянь музычка, для умственно отсталых.
Голос у нее был завистливый.
– Вот видишь, а ты не хотела ехать. Всюду жизнь, Ирка, – бодро сказал Блинков-младший. – Завтра познакомимся с. местной молодежью…
– А чего откладывать? Пойдем прямо сейчас! – подхватила Ирка. – Погоди, я только папины сапоги надену и выпрошу у бабки ватник по-страшней… Митек, на тебя уже действует благодатный сельский воздух. Ты становишься бараном, скоро сенца запросишь.
– Не понял! – повысил голос Блинков-младший, хотя все уже понял.
Ну, конечно, их не ждут в особняке с распростертыми объятиями. Там живут очень богатые люди, а это довольно нервная публика. Они справедливо считают, что многие хотят их обворовать. Ведь самые опасные преступные группировки на своих джипах «Лендкруизерах», с мобильными телефонами и автоматами, не станут, к примеру, тырить белье с веревки. Они охотятся за богатыми людьми. Могут заслать к ним своего наводчика под видом случайного знакомого или монтера. А когда все разузнают – бац, и обворуют дом. А может, украдут сына или дочку богача, чтобы потребовать выкуп. Поэтому богатые очень подозрительно относятся к посторонним.
Так что правильно Ирка обозвала Блинкова-младшего бараном. Не видать им дискотеки в особняке под медной крышей. Хотя за «барана» стоило бы съездить ей по шее. Раньше Блинков-младший делал это запросто и не считал несправедливым, потому что-йрка могла дать сдачи. Но последнее время у него рука на Ирку не поднималась. В самом прямом смысле: его ударная левая будто чугуном наливалась. Тащишь ее, тащишь, как мамину пудовую гирю,- а результат плачевный: рука так и норовит не стукнуть Ирку, а погладить. Короче, мужчины о таких делах не треплются. Кто переживал это, тот поймет Блинкова-младшего, а у кого нос не дорос, тому ничего не объяснишь.
– Ну и плюнь. Подумаешь, танцы-шманцы, – утешил он Ирку и решил сменить опасную тему. – А странный этот Николай.
– Да ничего в нем странного нет, – с досадой сказала Ирка, – разве что язык без костей. Я его сто лет знаю, еще с тех пор, как он водителем был у папы. Вечно у него шуточки, а в этот раз он сам себя переплюнул. Тамбовский волк ему товарищ!…
– Значит, Николай ведет себя не как обычно? – поймал ее на слове Блинков-младший.
– Обычно рядом папа, а при нем не больно-то пошутишь… Ты что, Митек, вообразил себя секретным агентом? – поинтересовалась Ирка таким ехидным тоном, что Блинков-младший решил помалкивать.
Вернулся Николай и сообщил:
– Так и есть, упала. Совсем одряхлела старушонка, в чем только душа держится. Эх, давно забрал бы я ее в Москву, а она упрямится. Может, говорит, последнее лето живу я на свете, проститься хочу с родимым домом.
Почему-то голос у него был совсем не грустный.
Блинков-младший с Иркой взяли свои рюкзаки и пошли знакомиться с одряхлевшей старушонкой.
Глава IV
Полицейская бабуля
Домик был поделен пополам стеной из коричневых от старости бревен. Блинков-младший догадался, что это и есть изба-пятистенка, о которой он слышал в одном рассказе по радио и не мог сообразить, почему она «пятистенка» – пятиугольная, что ли? А оказалось, что пятая стена внутри, только и всего.
В первой комнате была печка, посудная полка, стол и шкаф с мутным зеркалом, во второй.- другая сторона печки, этажерка с тремя книжками и кровать. Бабушка Николая лежала на этой кровати, до подбородка накрытая одеялом, и тяжело дышала. Лицо у нее было красное и потное, как у человека, только что поднявшегося на высокую гору. К ужасу Ирки, сбылись ее самые мрачные предчувствия: ни телевизора, ни телефона в доме не оказалось. На подоконнике стоял жалкий транзистор. А под потолком, на крюке, висела нелепая в старушечьем обиходе вещь: туго набитый брезентовый мешок.
Блинков-младший сразу же сообразил, что на мешке отрабатывал удары какой-нибудь каратист или боксер. Другого применения ему выдумать было невозможно. Ну а раз так, то ясно, почему старушке понадобилась их с Иркой помощь в конце лета. Раньше у нее кто-то жил – Николай или какой-нибудь дачник. А потом у него кончился отпуск, и бабушка осталась одна.
Молчание затянулось. То ли старушка изучала ночных гостей, то ли еще не пришла в себя после того, как упала.
– Смотрите, Мария Петровна, каких я вам постояльцев привез! – сказал Николай таким ненатурально бодрым голосом, что булыжник прослезился бы от жалости. Сразу стало ясно: совсем плоха Мария Петровна, а любящий внук хочет ее подбодрить.
Несчастная улыбнулась и сказала, строго глядя на внука:
– Колюшка – моя гордость. Подумать только: дослужился до младшего лейтенанта, и до сих пор со мной на «вы»!
– Да, – подтвердил Николай, – такие уж патриархальные нравы у нас в семье. Мы с братом, пока не подросли, даже кошку на «вы» звали. Про нас и поговорку сложили: «Доброе слово и кошке приятно».
– Шутник, истинный крест, шутник, – без улыбки сказала Мария Петровна. – Ну иди сюда, мой голубчик, бабушка тебя расцелует!
И она громко расцеловала наклонившегося к ней внука, для удобства взяв его обеими руками зауши.
Блинков-младший во время этой семейной сцены потихоньку толкал мешок. Рука упиралась как будто в каменную стену. Пришлось налечь плечом, и только тогда мешок чуть-чуть качнулся. Похоже, он был набит песком и весил килограммов сто.
– Это мой, – заметил Николай, оторвавшись от бабушки. – Приезжаю иногда и балуюсь, чтобы форму не потерять.
Он шагнул к мешку, явно собираясь постучать для разминки. Но бабушка поймала внука за штаны и притянула к себе. На вынырнувшем из-под одеяла рукаве было три адидасовских полоски. Блинков-младший чуть не расхохотался: старушка ползала по дому в спортивной куртке! Потом он представил себе, как ей одиноко и страшно в ее неухоженном доме, во всей этой деревне с темными окнами, где то ли рано ложатся спать, то ли вообще никто больше не живет. Истосковалась бабушка по внуку, вот и надела его куртку.
Старушка тем временем что-то горячо шептала на ухо Николаю.
– Само собой, бабуля! Абсолютная независимость и необременительное деловое сотрудничество! Я и полковнику так обещал: поселю, сказал, ребят на сеновале, – в полный голос ответил ей любящий внук и обернулся к Блинкову-младше-му с Иркой. – Эх, и завидую я вам, детки-тарталетки! Будете спать на свежескошенном сене, пить парное молоко!
– Какое сено, какое молоко?! Я ведь козу пять лет как продала, Колюшка! – поджав губы, напомнила внуку старушка.
– Ах ты, незадача какая! – огорчился Николай. – То-то я давно нашу Лизку не видел! Раньше, бывало, только подъеду, а она уже тут как тут, бородой трясет, морковку выклянчивает. Большая охотница до морковки была наша Лизавета!
– Николай, – устало сказала Ирка, – борода у козлов, а у коз бороды не бывает. И вообще, хватит сказок для самых маленьких. Если мы здесь лишние, то поехали обратно. А если нет, уложи нас где угодно – я спать хочу.
– Вот это деловой подход! – обрадовался Николай, словно только и ждал, когда Ирка оборвет поток его завиральщины. – Пошли, ребята, на колодец, покажу вам, что к чему. Попьем чайку, да поеду я. А бабуля пока решит, куда вас устроить.
Он сказал «ребята» вместо «деток-драндуле-ток-тарталеток». Это уже можно было считать Иркиной победой.
А в особняке веселились вовсю! В тот самый момент, когда Блинков-младший с Иркой вышли на улицу, лидер группы «Свистящие» Таракан так лихо бацнул по струнам, а танцующие так дружно подпрыгнули и хлопнулись об пол, что на веранде особняка взорвалась лампочка.
Позвякивая пустым ведром, их догнал Николай.
– Вот и кончаются мои мучения, а ваши начинаются, – довольным голосом объявил бабулин внук.
– Ты почему фонарик не взял? – спросила его Ирка. – Что же мы, так, в темнотище, и пойдем?
– Вон тебе фонарик, – Николай кивнул на спрятанный за облаками размытый блин луны. – Могу, если хочешь, посветить фарами, только это не нужно. Мимо колодца ведром ты и так не промахнешься. Привыкай к деревенской жизни, Ирэн. У бабули фонарика нет, потому что встает она с солнышком и ложится с солнышком.
И они пошли попадать ведром в колодец. Ирка ворчала, что она не рабыня на плантациях – вставать с солнышком. У нее, в конце концов, каникулы! Когда захочет, тогда и встанет!
Она по-женски не проникала в суть явлений. А Блинков-младший проникал и уже прекрасно понял, что рано вставать – никакая не трудность здешней жизни. Рано вставать совсем легко, если перед этим рано ложиться. А поздно лечь в деревне просто невозможно, потому что по вечерам тут совершенно нечего делать, и в этом-то как раз главная трудность!
– Надо все-таки познакомиться с этими, из особняка, – шепнул Ирке Блинков-младший. – А то. через неделю мы на самом деле заблеем и начнем по травке скакать.
– Ну-ну. Флаг тебе в руки, – хмыкнула Ирка.
Николай привел их к колодцу и начал объяснять, как детям неразумным: эту крышку открываете, сюда цепляете ведро, эту ручку крутите, нет, бросать ведро нельзя, нужно потихоньку опускать, а то колодец старый, стенки грибами заросли, посшибаете их ведром, и будет вам грибной суп вместо чистой воды. В какой-то момент Блинкову-млад-шему показалось, что полицейский опять врет, но, когда они с предосторожностями подняли из колодца ведро воды, там плавал темный кружок размером с банкину крышку.
– Видал, какие здоровенные опята у нас в колодце?! – похвастал Николай, вылавливая кружок. – Можешь поджарить и съесть. Будешь потом рассказывать в Москве, как за грибами на колодец ходил!
И он торжественно вручил кружок Блинкову-младшему. Это действительно была шляпка гриба, трухлявая от старости.
Нести ведро досталось Блинкову-младшему. С непривычки он расплескал почти четверть, и в основном – себе на ноги. Когда они дошли до дома, в кроссовках у него хлюпало. Еще чуток- и лягушка заквакала бы…
А дома, за столом, покрытым белой скатертью с неразгладившимися складками, сидела розовень-кая благостная Мария Петровна в цветастом сарафане. Ее заплетенные в косицу седые волосики были скручены на затылке в бублик.
– Проходите, ребятушки, – произнесла бабуля полицейского певучим сказочным голосом. Казалось, что сейчас она продолжит: «Козлятушки, ребятушки» и все такое. – Колюшка, ставь самовар, Иринушка, накрывай на стол, а ты, Митенька, слазай в подпол за вареньем, помоги мне, старой.
– Я сейчас, Марьпетровна, – спохватился Блинков-младший. – У меня в машине кролик.
– Неси его сюда, Митенька. Пускай в сенях переночует, – решила старушка. – А завтра сделаешь ему клетку.
Само собой, кролик не сидел в корзинке паинькой, дожидаясь, пока о нем вспомнят. В машине попахивало. Блинкову-младшему пришлось вытряхнуть все коврики и чехлы с сидений, потому что кролик обследовал свою тюрьму, рассыпая по пути орешки. А еще надо было нарвать для кролика клевера и устроить его в сенях под лавкой. Когда Блинков-младший вошел в комнату, вся компания уже пила чай с вареньем.
– Кроликовый папа, – отметила его появление Ирка.
– Кроличий, – механически поправила ее Мария Петровна.
Блинков-младший подумал, что, наверное, до пенсии она работала учительницей. Но полицейская бабушка вдруг добавила прежним сказочным тоном:
– Ты кушай повидлу-то, Иринушка. Повидла у меня страсть какая сладкая, истинный крест!
Окно вдруг озарилось ярким белым светом. По занавеске снизу вверх побежали тени от веток растущей у дома яблони. На улице кричали: «Ура», – конечно, это развлекалась компания из особняка.
– Армейская ракета, осветительная, – заметил Николай.
– Каждый вечер так, – пожаловалась бабуля, прихлебывая чай из блюдечка. – Подожгут дом, вот и будет освещение.
Ракета опускалась долго, не то что китайские шутихи. Похоже, она была с парашютиком.
Ирка вяло ковырнула ложечкой повидлу, шмыгнула носом и сказала:
– Действительно, ну что мы там не видели? Марьпетровна, научили бы вы меня вязать. Говорят, это успокаивает нервы.
– Конечно, конечно, Ирина Ивановна, в вашем солидном возрасте пора сидеть дома и учиться вязать, – поддакнул Николай. – Ну что могут вам предложить эти буржуины в особняке? Музыкальный центр на четыре киловатта да синтезаторпо-моему, «Ямаха». Ну и компьютер с примочками: монитор – двадцать один дюйм, четырехкно-почный джойстик, руль и педали…
О компьютере полицейский говорил уже явно для Блинкова-младшего, и говорил неспроста. Он завлекал, он интриговал, он хотел, чтобы Блинков-младший с Иркой спали и видели, как бы им познакомиться с людьми из особняка!
– Николай, а ты там был? – заинтригованно спросила Ирка.
– Был разок. Там одна молодежь, мне с ними неинтересно, – голосом ветерана первой империалистической войны проскрипел Николай.
Блинков-младший догадался, что на его глазах происходит самая настоящая вербовка «втемную»! Полицейский уже так обработал Ирку, что она сама обязательно, непременно попросит его… И ни о чем не подозревающая Ирка заныла даже раньше, чем Блинков-младший успел додумать эту мысль:
– Николай, Николайчик, ну познакомь нас! Блинков-младший читал психотехническую
комбинацию полицейского, как по книге. Сейчас Николай станет отнекиваться… Так и есть!
– Да нет, Ир, я для вас плохой посредник, – вздохнул Николай, даже забыв переделать Ирки-но имя. – Если бы я запросто ходил к ним в гости, тогда другое дело. А то ведь меня туда звали починить им тележку для гольфа. Видела в кино – такие электрические автомобильчики? Ну вот, папа Букашин раз в месяц играет в гольф, а все остальное время сын Букашин на этих тележках девочек катает. Раз докатался до того, что въехал
в бассейн…
– Там и бассейн есть? – с острым любопытством спросила Ирка.
Вербовка шла как по маслу, а тут еще простоватая бабуля нечаянно подыграла внуку.
– Я тебе что скажу, Иринушка, – запела она своим сказочным голосом. – Букашин Данил-ка – сын, значит, – он сильно балованный, но в душе неплохой. Только надо ему окорот дать. Кто ему даст окорот, с тем он друг-приятель, а кто за ним бегает, как собачонка, с тем Данилка сам как есть пес!
– Он, в общем, несчастный парень, но и негодяй еще тот, – вмешался Николай. – Мать за границей, отец в своем банке, приезжает сюда на выходные, и то не каждый раз. А сынок всю неделю за старшего остается и дурака валяет. Собрал компанию, все оттуда же, из дачного поселка. – Николай кивнул в сторону особняка. За окном снова запустили ракету, но «ура» больше не кричали. – Раздает им кассеты, лазерные диски для компьютера. Кто клюет на дармовщину, над теми он издевается. А, скажем, был тут в прошлом году парень, который, как бабуля выражается, дал ему окорот по морде, так Дэн с ним нормально дружил.
– Дэн? – переспросила Ирка.
– Он Данила. Чувствуешь? Даже не Даниил, а Данила! Папа, когда имя ему давал, был большой патриот. А сейчас – банкир и поклонник Америки. Поэтому Данила превратился в Дэнни.
Вид у Николая был предовольный. Ирка уже не только мечтала познакомиться с этим Дэнни. Мало того! У нее осталось полное впечатление, будто бы не полицейский подсказал ей эту идею, а она сама так решила. Хотя еще полчаса назад за одни только разговоры на эту тему Ирка обозвала Блинкова-младшего бараном.
Глава V
Разговор с резидентом
Сарай не открывали так давно, что дверь пальца на два ушла в землю. Похоже, туда никто не заходил после того, как продали козу Лизку. Николаю пришлось подкапывать дверь лопатой, подогнав к сараю для освещения свой «Москвич» с включенными фарами.
– А обещал-то! «Спать будете на свежеско-
шенном сене!» – упрекнула его Ирка.
– Конечно, будете. Накосите сена и спите себе на здоровье, – невозмутимо парировал Николай, распахивая скрипучую дверь.
Блинков-младший с Иркой заглянули в сарай
и отшатнулись.
– Ну-ну, не тушуйтесь, детки-сандалетки, – подбодрил их Николай. – Добро пожаловать в сию скромную обитель.
Обитель была вызывающе скромной: земляной пол и щелястые стены с развешенными на них велосипедными рамами без колес, деревянными граблями, лопатами и тому подобной дребеденью. Под крышей, как огромная полка размером с половину сарая, лежали доски. Кажется, это называется сеновал, только сена там не было – оно валялось внизу серой слежавшейся горой. Блинков-младший потянул торчащий стебелек травы, и тот обломился от одного прикосновения.
– Ир, – спросил он, – у тебя пододеяльники конвертом или мешком?
– Разные. Я принесу, которые мешком. Набьем себе тюфяки, – сообразила Ирка.
Дождавшись, когда она уйдет, Блинков-младший пнул сенную гору. В свете фар с улицы взвилось облако пыли. Гора зашевелилась и зашуршала, как будто по ней забегали десятки маленьких сквознячков.
– Мыши?
– А как же, – подтвердил Николай. – Старое сено без мышей не бывает.
– Уезжайте, пока Ирка не опомнилась, – сказал Блинков-младший. – Ей и так здесь не нравится, а когда узнает про мышей… Она же под колеса ляжет, чтобы вернуться с вами в Москву.
– Сенцо, конечно, так себе. Со времен Лизаве-ты осталось, – признал Николай. – Поспите не раздеваясь, чтобы не колко было, а завтра накосите свежего… Ничего, проживете. Там в углу Лиза-ветин загончик, – он кивнул в темноту, куда не доставал свет, – повесите лейку, вот вам и душ. Ты же, Дмитрий, рукастый парень!
– Я не рукастый. Я головастый и понимаю, что за день сено не высохнет, – отрезал Блинков-младший. – В общем, поезжайте, а мы тут как-нибудь разберемся.
– А мне казалось, ты отослал Ирину, чтобы поговорить со мной о задании полковника. Он звонил мне в машину по сотовому, и мы все обсудили, – понизил голос полицейский. – Поступаешь в мое распоряжение. Отныне ты мой агент в Малых Грязюках, а я, получается, резидент. Так что докладывай.
Как всегда, было неясно, что Николай говорит в шутку, а что – абсолютно всерьез.
– О чем докладывать? – пожал плечами Блинков-младший. – Задание понял, а сообщить мне пока что нечего. Конечно, хочется спросить вас кое о чем, только ведь вы не ответите.
– Спрашивай, – разрешил полицейский. – Вдруг отвечу?
– Я так понимаю, что вы хотите внедрить нас в особняк… – Блинков-младший помолчал, дожидаясь от Николая подтверждения своей догадки, но полицейский ничем себя не выдал. – Вопрос вот в чем: кто именно вас интересует – старший Букашин, Дэнни или, может, кто-то из персонала?
– Добавь их знакомых, и будет полный список. Нас интересуют все, – ответил полицейский.
Блинков-младший кивнул:
– Понятно.
– Да что тебе может быть понятно?! Тут профессионалам ни черта не понятно, а ему понятно! – с досадой буркнул полицейский.
– Понятно, что вы ушли от ответа, – хладнокровно пояснил Блинков-младший. – Еще вопрос: а если спросят, кто мы Марии Петровне?
– Отвечай: «Бабуле приехали помогать». Именно «бабуле», а не «Марии Петровне». Пусть думают, что вы ее внуки. Если начнут выяснять ваши родственные отношения, скажешь, что родители отправили вас в деревню к бабуле, и все тут, а кто чей деверь, сноха или золовка, вы понятия не имеете. Выдумывать ничего не надо, а то здешние старухи вас моментально раскусят. В деревне ведь, знаешь, как? Я, может, понятия не имею о какой-нибудь бабке, а она обсуждает с приятельницами, какого цвета обои в квартире у внука Петровны…
– Я понял, – прервал рассуждения полицейского Блинков-младший. – Уезжайте, в конце концов, пока Ирка не вернулась!
– Неудобно получается. Предателем себя чувствую, ей-Богу: завез людей в козий сарай и бросил, – признался Николай. Впервые Блинков-младший видел его смущенным. – Можно было и палатку взять, и надувные матрасы, а я забыл.
– Ничего, привезете в следующий раз, а мы пока перебьемся, – успокоил полицейского Блинков-младший. – Вы же не виноваты, что так срочно пришлось ехать.
– Ну да. Я думал, что повезу Ирину в субботу, а про тебя до сегодняшнего дня вообще знать не знал… Слушай, Митек, а тебе никто не говорил, что ты отличный парень?
– Говорят, но реже, чем хотелось бы, – серьезно сообщил Блинков-младший. – Особенно редко те, от кого мне было бы приятно это услышать.
– А от меня, значит, неприятно, – понял толстый намек полицейский. – Ну что ж, я сам виноват… Ладно, Митек, еще успеем подружиться. Держись, – Николай пожал ему руку и, уже выходя, сказал через плечо: – А она обязательно скажет, что ты отличный парень!
Взревел мотор, свет фар вскользь ударил по глазам, и Блинков-младший остался в темноте.
Глава VI
Страшная ночь
Ирка вернулась с простынями и охапкой какого-то бабулиного тряпья. Минут десять Блинков-младший при ничтожном лунном свете, льющемся в открытую Дверь, лазал по горе сена и выполнял бестолковые Иркины приказания: мне постели здесь, а себе – там, нет – поближе, а то я буду бояться в темноте, или нет – подальше, а то вдруг я захочу раздеться, а ты станешь подглядывать. В награду за все Ирка заявила:
– Ну ты и копуша, Митек! Устала я с тобой.
– Если не нравится, устраивайся сама, как хочешь, – разозлился Блинков-младший и лег там, где стоял.
Место оказалось не самое удачное. Он понемногу съезжал с горы к стене сарая, но потом промял себе лежку и сразу же задремал.
Ирка растолкала его, чтоб он закрыл дверь, – ей было холодно.
Блинков-младший встал, закрыл и плюхнулся на пригретое место, засыпая на лету. Но тут у него стало чесаться под лопатками. Сунув руку за шиворот, он выгреб набившуюся сенную труху, всласть начесался и закрыл глаза.
Ирка помалкивала. Проваливаясь в сон, Блинков-младший умиротворенно подумал, что игры девичьи на сегодня закончены. Он совсем забыл о мышах.
– Митек! Эй, Митек! – окликнула его Ирка. – В доме домовой, а в сарае кто?
– Ирка, которая спать не дает! – буркнул Блинков-младший, просыпаясь в третий раз.
– Я серьезно, Митек! Ты не поверишь, но только что рядом со мной кто-то пробежал!
– Маленький, на четырех лапках, с хвостиком? – уточнил Блинков-младший.
– Не пугай меня, Митек, – жалобно попросила Ирка. – Ты же не хочешь сказать, что это МЫШЬ?!
– Да нет, какие здесь мыши?! – спохватился Блинков-младший. – Это, наверное, кошка. Помнишь, когда мы приехали, она у калитки сидела?
– Что я, кошку от мышки не отличу? – из чувства протеста буркнула Ирка, но замолчала.
Блинков-младший лежал, прислушиваясь к ее дыханию. Спящий человек всегда хоть немного, да посапывает, а Ирка дышала тихо-тихо. Похоже, она не очень-то поверила вранью насчет кошки и тоже прислушивалась. А напуганные возней Блинкова-младшего мыши обнаглели, вернулись к своим обвалившимся тоннелям в сене и принялись за восстановительные работы. Они как ненормальные носились по шуршащей, пересушенной траве, копошились и с хрустом что-то грызли.
– Скажешь, и это не мыши? – обмирающим голосом спросила Ирка. Было понятно, что ей очень-очень хочется, чтобы Блинков-младший именно так и сказал: конечно, мол, не мыши, спи.
– Это сено. Мы же все переворошили, а теперь оно укладывается, – сказал Блинков-младший и подумал, что этого вранья от силы хватит минуты на две, а потом Ирка сообразит, что к чему. Спать уже не хотелось. Разве до сна, когда сейчас такое начнется!
И началось. «Сено», вместо того чтобы честь по чести укладываться, вдруг с писком передралось где-то совсем рядом с Иркой. Почти в тот же момент сверху плюхнулась невесть откуда взявшаяся кошка и начала устанавливать свой порядок. Писк стал таким отчаянно пронзительным, что можно было бы сверлить им зубы.
– Папочка!!! – басом взревела Ирка и, чудом не наступив на Блинкова-младшего, кинулась к стене.
В темноте громыхнуло какое-то рухнувшее с гвоздя корыто, на него тут же посыпались не то палки, не то черенки граблей и лопат, а в довершение всего упала велосипедная рама. Раму Блинков-младший угадал совершенно точно, потому что ему здорово досталось рулем по коленке, а потом, вскакивая, он еще запутался в ней ногами, упал и получил велосипедной педалью под ложечку.
– Митек! – Иркин голос доносился из-под крыши. – Митек, ты жив?
От удара у Блинкова-младшего перехватило дыхание. Он стоял, скрючившись, и не мог ответить.
– МИТЕК!!!
И тут безо всякой видимой причины дверь сарая начала со скрипом приоткрываться. Пятно лунного света, увеличиваясь, скользнуло по стене, и в двух шагах от себя Блинков-младший увидел молочно-белое привидение и сверкающее лезвие косы!
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.
