Повесть из Исэ (Исэ моногатари)

      49 Т. е. "в сильной любви к жене своей я не делаю различия между ней и ее родными".
      51 Замечание это, по всей вероятности, вставка позднейшего комментатора. В нем приведенное выше стихотворение ставится в связь с известным стихотворением:
      Из-за фиалки,
      только одной лишь
      на поле Мусаси
      все травы
      кажутся дивными мне.
      Это стихотворение по своему содержанию тождественно с предыдущим.
      51 Действия кавалера объясняются тем, что, поднеся другу в подарок женскую одежду, он находит уместнее делать все от имени жены. И последующее стихотворение также говорится им за свою жену.
      52 Стихотворение в сущности не переводимо, так как основано на игре слов: мо по-японски означает и "одежды", и "скорбь, траур". "Снять одежду" получает вследствие этого смысл: "избавиться от скорби и траура", в переносном значении от несчастья вообще. Отсюда благознаменательный для отъезжающего смысл всего стихотворения. Последние две строки имеют то значение, что благоприятное предзнаменование коснется и самого автора стихов,- и он будет свободен от скорбей, несчастий.
      53 Указание на любопытный обычай той эпохи: перед гробом умершего играли на инструментах в надежде, как говорят, вернуть его к жизни.
      54 По-видимому, не по доброй воле, но получив служебное назначение.
      55 Слово нусА, не имеющее соответствия в русском языке, означает особый предмет, употребляемый при синтоистских ритуалах. Нечто вроде палки с прикрепленными к ней лоскутками бумаги или ткани. "Большая нуса" - нуса особой формы, применяемая при обряде "великого очищения". Лоскутками этими подвергающиеся очищению гладят свое тело и затем выбрасывают их в реки, в море и т. п. Привешенные рядами лоскутки являются как бы руками этой нуса. Отсюда постоянные сравнения, особенно в поэзии, человека, за все цепляющегося, непостоянного, с такой большой нуса.
      56 Название музыкального инструмента вроде большой цитры.
      57 Стихотворение, конечно, с особым смыслом, построенным на игре слов, слово нэ - "корень" может означать и "ложе"; "благородный" - может быть заменено в переводе словом "хороший", "приятный"; "младая травка" употребляется метафорически в значении "новобрачный", "новобрачная".
      58 Смысл этих слов в том, что несомненно хризантемы цвести будут: ведь осень обязательно наступит. А если с наступлением зимы цветы и опадут, все же остаются надежды на будущее: ведь корни не засохнут.
      59 Упоминаемые пирожки представляют собой особо приготовленный рис, обернутый в широкие листья,- в настоящее время бамбука, тогда - болотных растений вроде водяных кувшинок.
      60 Рукав служит для отирания слез. Кавалер хочет сказать, что, не встречаясь с ней наяву, он жаждет увидеть ее хоть во сне,- но и этого нет; оттого он и плачет даже во сне.
      61 Игра слов, опять непередаваемая по-русски, но составляющая всю суть стихотворения: слово варэкара означает и "из-за себя" и служит названием червячка, живущего на водорослях. Все, что говорится об этом червячке, собственно, не имеет особого значения, но поставлено лишь по связи с образом червячка. Смысл же всего тот, что кавалер своей безнадежной любовью сам себя губит.
      62 Слово "демон" не следует обязательно понимать в смысле ужасного существа; оно приложимо, как и в новой этнографической терминологии, вообще к духам. Здесь по смыслу скорей "милый демон".
      63 Стихотворение, конечно, шуточное, как и весь рассказ: подшучивание друг над другом.
      64 "Гора Восточная" - Хигасияма в нынешнем Киото.
      65 "Река небес" - Млечный путь - путь странствования души.
      66 Уса-Хатиман - бог войны синтоистического культа.
      67 Имеется в виду обычай хэйанских дам носить свои длинные и широкие рукава надушенными.
      68 Цукуси - древнее наименование нынешнего острова Кюсю.
      69 По-видимому, место это надо понимать в том смысле, что кавалер, проходя по улице, услышал разговор за спущенными занавесками одного дома,разговор, конечно, дам и при этом касающийся его отличительного свойства.
      70 Река Сомэгава ("Окраски") -на о. Кюсю. По дороге сюда кавалер должен был через нее переправиться.
      71 Своим стихотворением он хочет сказать, что в такой своей репутации он лично не виноват: наоборот, здесь, по-видимому, такие нравы, и на него лишь переносят общий признак.
      72 Дама хочет убедить его в обратном. Если бы все соответствовало своему имени, то, конечно, он должен был бы окраситься, перейдя реку Сомэгава, т. е. рассматриваться с точки зрения обитателей этих мест. Но, однако, такого соответствия с именем нет,- пример "остров Забавы",- и виноват в своей репутации исключительно он сам.
      73 Т. е. не носила их открытыми и распущенными, что ей мешало бы при исполнении ее обязанностей служанки, но, скрутив их вместе, обернула фуляром.
      74 Эпизод настолько сжато обрисован, что понимание его очень затруднительно. Скорее всего можно принять то толкование, по которому действие здесь происходит таким образом: в те времена существовал обычай в случае заинтересованности кем-нибудь сначала испытать это лицо анонимным письмом с соответствующим содержанием; так, по-видимому, случилось и здесь. Дама, желая впоследствии завязать любовную интригу с кавалером, послала ему такое и, может быть, не одно письмо, но дальше этого не шла. Тот же, будучи этим сильно заинтригован, досадовал на то, что не знает, где она. Возможность все же снестись с ней письменно объясняется, конечно, тем, что ее письма доставлялись ему особым посланцем, который брал от него и ответы для нее, не открывая в то же время ни имени дамы, ни ее местожительства.
      75 В те времена лица, имевшие какое-либо отношение ко двору и официальной службе, носили особые, так сказать, форменные одежды, цвет которых, как и покрой, и узор, был строго определен. В данном случае император, надо думать, в знак особой милости позволил даме носить какие-нибудь особо красивые цвета одежд независимо от ее ранга и положения.
      76 Т. е. из фамилии Аривара.
      77 Т. е. разрешалось посещение тех комнат дворца, которые были предназначены для женщин: это объяснялось юным возрастом героя.
      78 Дама хочет сказать, что он своим поведением, своей столь явной к ней привязанностью компрометирует и ее, и себя, и это может очень печально отозваться на судьбе как одного, так и другой.
      79 До сих пор, как оказывается, их встречи имели место в общих покоях; теперь же она, предполагая, что он постесняется идти за нею в ее личные помещения,- видимо, спальню,- решила туда скрыться, но напрасно.
      80 Здесь рисуется то ложное положение, в которое попал герой. Служил он и жил во дворце, но каждую ночь уходил в дом дамы. Рано утром, пока еще все спали - кроме дворцовых слуг, которые под присмотром управляющего производили уборку,- он спешил к себе и принужден был сам снимать с себя обувь: слуг неудобно было звать иль брать с собой; а затем, чтоб уборщики подумали, что он был на ночной страже во дворце, нарочно ставил свою обувь в то место, куда ставила ее стража.
      81 "К богам" - т. е. к божествам религии синто, в противоположность последующим "буддам" - божествам буддийским.
      82 Это указание дает возможность предположить, что героиня однажды, желая во что бы то ни стало избавиться от преследований настойчивого и неотвязного кавалера, бежав из дворца к себе домой, через некоторое время опять вернулась на службу ко двору.
      83 Опять, как и в эпизоде 56-м, все построено на игре слов: слово варэкара означает и "из-за себя" и служит названием морского червячка (ср. эпизод 56-й, прим. 61).
      84 Место, звучащее очень странно: возможно ли, во-первых, каждую ночь являться из места ссылки к дому дамы, а во-вторых, возможно ли самовольно уходить оттуда? Конечно, здесь несомненная натяжка автора ради эффектного положения в эпизоде. Но все-таки необходимо иметь в виду, что ссылка в то время могла означать простое удаление от двора, без лишения свободы и в очень недалекую от столицы местность.
      85 Леса из цветов - деревья в снегу, красоте которых завидуют облака.
      86 Т. е. лучше всего - лучше даже осенних красот, когда пролетают караваны диких гусей, когда цветут хризантемы,- побережье Сумиёси весною.
      87 По той причине, что услышанное стихотворение показалось всем настолько прекрасным, что никто не отважился выступить со своим.
      88 В то время центральное правительство периодически командировало в провинцию особых "послов", называемых "охотничьими". На обязанности их был отчасти осмотр охотничьих дворцовых дач, а главным же образом ознакомление с административной деятельностью правителей.
      89 В числе служителей знаменитых храмов, помещавшихся в этой провинции, бывали представители царствующего дома.
      90 Любовный кодекс Хэйана требовал обязательно обмена стихотворениями после ночного свидания. Ему первому это было сделать неудобно, так как положение ее особенной огласки не допускало.
      91 Эпизод, находящийся в ближайшей связи с предыдущим. Посол уже на обратном пути из Овари в столицу вновь проезжает через провинцию Исэ и останавливается здесь на ночлег в местности Оёдо. Тут его встречают и за ним ухаживают посланцы от принцессы-жрицы, той самой, с которой у него была недавно, оказавшаяся столь мимолетной, встреча. Среди них был и тот отрок, с которым приходила она к нему в ту достопамятную ночь. При виде его у кавалера поднялись воспоминания о бывшем и вновь загорелось желание увидеть ее. Отсюда приведенное стихотворение, обращенное к отроку.
      Смысл стихотворения иносказателен целиком и весь уясняется из опять-таки непереводимой игры слов: мирумэ - "морская сосна", род съедобных водорослей, собираемых (жать) рыбаками, и в то же время - "свидание"; слово кару - "жать" и в то же время - "быть разлученным". Скрытый смысл стихов заключается в следующем: рыбак знает хорошо, где растут водоросли "морская сосна"; на своей лодке, сдвигая ее веслом, он всегда может добраться до них; отрок живет в доме принцессы, и он всегда может ее увидеть. Не может ли он как-нибудь научить и его добраться до того места, с которым он теперь разлучен?
      92 По-видимому, одна из свиты принцессы.
      93 Т. е. не в качестве посланной от госпожи своей, но хлопотавшая уже за себя лично.
      94 Стихотворение, имеющее и буквальный смысл, так как она тоже нечто вроде жрицы, и иносказательный, а именно: "запретная ограда богов" - это связь посланца с самой ее госпожой; она рискует этим своим выступлением навлечь на себя ее гнев, но удержаться не может. "Потрясающе-стремительных" - перевод многосмысленного японского слова тихаяфуру, служащего постоянным поэтическим эпитетом к слову "божество".
      95 Все стихотворения этого эпизода почти не переводимы во всей полноте своего смысла на какой-либо другой язык: настолько все здесь построено на игре слов и так много слов и целых выражений находится в зависимости от этой игры. Здесь дан перевод внешнего, прямого смысла стихов,- иной же, скрытый за словами или находящийся в тех же словах, остается только объяснить.
      Пусть читатель прежде всего вспомнит то, что слово "морская сосна" род съедобной водоросли, по-японски миру или мирумэ (см. прим. к эпизоду 69) - означает в то же время "свидание" и что поэтому всюду, где в стихах стоит слово "морская сосна", следует понимать именно "свидание". Подставив это и приняв во внимание, что все упоминания о побережье, о рыбаке и т. п. находятся в стихах лишь по связи с образом "морской сосны" и самостоятельного значения не имеют, можно уяснить без особых трудностей основной для этих взаимных переговоров в стихах смысл. Необходимо только добавить, что слово "раковина" в третьем стихотворении - японское каи означает также "польза, пригодность, удовлетворительность". Кроме всего этого образ "сосны морской" зависит от того, что дама эта живет в местности Оедо, т. е. у самого моря, где растет много таких водорослей.
      96 Внешний смысл стихотворения, конечно, очень понятен: здесь растущая у древнего святилища сосна,- наверно, очень старая - могла естественно навеять мысль, что она должна помнить еще то время, когда боги жили на земле,- эпоху золотого века. Но не в этом смысле дело: кавалер хочет сказать, что сегодня, получив от нее знак особого внимания, он вспоминает то золотое время, когда они были счастливы, когда ничто, в том числе ее новое высокое положение, тогда отсутствовавшее, не мешало их любви. Дама этого эпизода, вероятно, героиня первых повествований - Эпизодов 4, 6 и 7.
      97 Существует указание, что в ту эпоху подносимый предмет прикрепляли к ветке дерева, и на ней его протягивали, кому нужно, подобно тому, как теперь подают на подносе.
      98 Горы в Японии большей частью покрыты густыми лесами.
      99 Удайсе - нечто вроде генерала. Цунэюки был братом умершей и распоряжался похоронами.
      100 Т. е. он предпочитал взять другую тему.
      101 Удайсе - звание, см. предыдущий эпизод, прим. 99.
      102 Согласно комментаторской традиции, в местожительство отца Цунэюки.
      103 Разумеется, для поднесения микадо. Такие камни употребляются в Японии для устройства различных прихотливых украшений в садах.104 Имеются в виду особые украшения садов.
      105 Т. е. у женщины, принадлежащей к какому-то роду и бывшей женой или наложницей императора, родился от него сын.
      106 Намек на новорожденного принца, который станет покровителем всего рода своей матери.
      107 Условное обозначение: имеется в виду здесь, по-видимому, кавалер главный герой большинства эпизодов; к тому же и японское слово окина буквально "старец" - может прилагаться вовсе уж не к столь почтенным по возрасту людям.
      108 Т. е. в соответствии со своим "ничтожеством" не имевший права войти в помещение, но бродивший внизу той галереи, которая окружала центральное, устланное циновками, место. Все это, конечно, совершенно условное повествование.
      109 Намек все на того же вероятного автора всего произведения Аривара Нарихира.
      110 Появление здесь разговора об охоте несколько неожиданно. Можно было бы при переводе этого избегнуть, так как слово кари - "охота" означает также "пикник, экскурсия с целью любования прелестью цветов". Но названия местностей, идущих дальше, заставляют думать, что все же вся компания занималась и охотой - соколиной, по всей вероятности: эти местности были знамениты именно такой охотой и составляли охотничьи угодья двора.
      111 Специальное указание на танка, так как мужчинам более приличествовало бы писание китайских стихов.
      112 "Река небес" - название Млечного пути. С нею связан миф о двух созвездиях - Ткачихи и Волопаса, которые, находясь по разным сторонам Млечного пути, раз в год близко подходят друг к другу, что дает повод к неисчерпаемым сравнениям, уподоблениям, повествованиям - особенно в области эротики. Последующие стихи имеют в виду именно этот миф.
      113 Не мог или потому, что не сумел сложить удачное стихотворение, или же просто ввиду сильного опьянения.
      114 Помимо явного смысла, стихи эти намекают на принца и дают ему понять, что всем присутствующим его уход спать к себе представляется слишком ранним, они еще не успели вдосталь насладиться его обществом.
      115 Причина, почему и здесь пришлось Арицунэ вступиться за принца, разумеется, объяснений не требует.
      116 Здесь имеется в виду обычай одарять гостей на пиршестве каким-нибудь предметом, чаще всего произведениями искусства, на память.
      117 Кавалеру кажется очень подозрительным поведение принца, так необычно задерживающего его; ему кажется, что у того что-то есть на сердце, и он невольно начинает беспокоиться. Это беспокойство вскоре и оправдалось: с принцем что-то произошло недоброе, здесь не называемое, и он постригся в монахи.
      118 По-видимому, принцу Корэтака предстояла иная судьба, может быть, даже престол, но что-то помешало, и он так кончал свои дни в забвении и печали.
      119 Вероятно, тот же принц Корэтака.
      120 Принцу как монаху не пристало, вообще говоря, употреблять вино; здесь он делает исключение для января, т. е. новогодних празднеств.
      121 Кавалер хочет сказать, что ему пришлось бы разделиться надвое: с одной стороны быть на службе во дворце, с другой - здесь с принцем. Первого нельзя избегнуть, ко второму влечет желание. И вот как раз, словно зная его затаенные желания, выпало так много снегу, что пройти ему уж не удастся, и он сможет остаться с принцем.
      122 "Сговорился" - т е. обручился, оба дали друг другу клятву впоследствии соединиться.
      123 Вероятно, потому, что от родителей нельзя было ожидать согласия на их брак.
      124 Кавалер этими стихами хочет сказать, что за время их разлуки дама успела уж многое пережить, у ней уж бывали другие привязанности, и нечего теперь вспоминать о том, что было с ними тогда, в юные их годы.
      125 Известный в Японии водопад Нунобики - "Распростертый холст".
      126 Очень маленький, величиной почти с каштан, плод, похожий строением на апельсин.
      127 Т. е. слез моих иль этих капель, что текут перед глазами.
      128 Кавалер хочет сказать, что он желал бы, подставив свой рукав, набрать этих сыплющихся перлов, но, к сожалению, узок его рукав Комментаторская традиция ставит это последнее выражение в связь с предыдущим замечанием- "Этот кавалер имел кое-какую службу при дворе"... и находит, что здесь автор хотел в присутствии своих друзей, занимавших уже довольно высокое положение, подчеркнуть свое ничтожество по сравнению с ними.
      129 "Смешно им стало, что ли"...- следует понимать как выражение скромности автора: присутствующие так восхитились его стихотворением, что у них не хватило смелости с ним соперничать.
      130 Нечто вроде "министра двора".
      131 Ловля рыбы на свет, с факелами.
      132 Опять проявление скромности, паче гордости. С точки зрения японской поэтической техники стихотворение это совершенно безукоризненно.
      133 Ладья без перекладины, т. е очень маленьких размеров.
      134 Стихотворение построено на мифе о любви двух созвездий - Ткачихи и Волопаса, которые, находясь по разные стороны Млечного пути, не могут соединиться.
      135 Игра слов, э - "мелкий ручей" и "любовный союз". Как мелкий ручей осенью бывает весь засыпан листьями и гибнет, так и наша любовь погибла теперь.
      136 При молитве богам в ладоши ударяют перед собой, при заклинаниях за спиной.
      137 Как было уже указано раньше, в те времена, при поднесении чего-нибудь высшему, подносимое прикрепляли к ветке, как теперь кладут его на поднос.
      138 На состязания эти обыкновенно собиралось много зрителей и из них знатные - в экипажах, тем более дамы. Здесь кавалер подсмотрел, как из под опущенной занавески экипажа, стоящего напротив его собственного, выглядывает лицо дамы, старающейся рассмотреть то, что происходит.
      139 Поступок дамы здесь объясняется ее желанием узнать: забыл ли он ее, которую любил прежде, чем она сделалась любимицей микадо, или же только затаил свою любовь, держит ее втайне.
      140 Сатюбэн - название одного из высоких чинов того времени.
      141 Все построено на игре слов: слово "Фудзи" - глициния - является фамильным именем рода Фудзивара ("поле глициний"), т. е., говоря о глициниях, он тем самым говорит об этом роде. В тот же момент первым канцлером был именно глава этого рода, и весь род находился в апогее своего могущества.
      142 Для людей Хэйана, тех, которые принадлежали к образованному, по тогдашним понятиям, кругу - главным образом к придворным,- умение слагать стихи подразумевало знание света, т. е. знание сложных общественных взаимоотношений, людских переживаний, чувств и т. п.
      143 Подобно горным феям, просветленным отшельникам и т. п.
      144 Сон вместе с тобою оставляет все время в душе чувство безутешное: так быстро летят его часы; казалось, ничего не могло бы быть печальней этого, а вот оказалось, что сон без тебя - еще безутешней,- хочет сказать автор.
      145 "Угостит морской травой", т е. съедобными водорослями - предметом рыбачьего промысла. Стихотворение все построено на игре одинаково звучащих в японском языке слов: "рыбак" - "монахиня"; "море" - "отвращаться от мира", "морская трава" - "глаз, свидание". Получающийся второй смысл стихотворения ясен, особенно если привести его в связь с предыдущим замечанием: "к вещам интерес все ж был у нее".
      146 От большого количества красных кленовых листьев, частью упавших в реку, частью отражающихся в ее водах.
      147 Скала, несмотря на все волны, остается сухой, рукав же дамы все время влажен от слез, льющихся беспрерывно благодаря жестокости кавалера.
      148 Кавалер имеет в виду свои слезы, которые он будто бы льет неустанно из-за ее жестокости.
      149 Кавалер хочет сказать, что его друг ошибся: он считал, что к цветам, так скоро осыпающимся, нужно относиться в первую очередь с любовью и нежностью. А вышло наоборот.
      150 Верование того времени: при виде духа, привидения, которое могло быть душою человека, временно покинувшей его тело, увидевший спешил завязать подол своей исподней одежды; считалось, что этим путем можно вернуть душу обратно в тело и тем спасти человека от смерти.
      151 Намек на поговорку - поверье того времени: если мужчина очень любит женщину, у той сами собой распускаются завязки ее нижнего платья.
      152 Дама хочет сказать, что ему нечего и обращать ее внимание на такую возможность: этого не будет, потому что он ее вовсе не любит, а только так говорит.
      153 Т е. выполнял обязанности, которые обыкновенно лежали на юношах и которые раньше выполнял и он.
      154 Кавалер хочет сказать, что так как жить ему, может быть, уже недолго, то он может позволить себе эту последнюю радость - послужить микадо, как встарь, в дни своей юности. "Сегодня только" - так, по мнению кавалера, кричат цапли, преследуемые соколом, зная, что им наступает конец.
      155 Т. е. то место стихотворения, где говорится о крике цапли.
      156 Т. е. устроить проводы, прощальную трапезу вдвоем.
      157 И немудрено - настолько искусно сделано это стихотворение, целиком построенное на игре слов-образов: Окинои - "сильное пламя" и собственное имя - общее название местности, где все это происходит; Миякодзима название самых мест проводов и также - "остров столицы, столица". "У самой Миякодзима"-перед самым его отъездом в столицу.
      158 Комментаторская традиция хочет понимать эту приписку, может быть, даже и не принадлежащую самому произведению, в том смысле, что кавалер, до сего времени не оценивавший своей подруги по достоинству, теперь, в отдалении от нее, вновь загорелся к ней любовью.
      159 Знаменитая в японской поэзии и легенде сосна.
      160 Т. е. с того момента, как она начала расти здесь.
      161 "Ты" - этих стихов император, находящийся, следовательно, под особым покровительством божества. Все стихотворение носит благознаменательный характер, суля микадо долгую, как возраст этой сосны, жизнь.
      162 Дама хочет сказать, что за время их разлуки кавалер успел уже столько раз сблизиться с другими женщинами. Эпитет "жемчуг" к слову плющ частый украшающий эпитет в поэтическом языке.
      163 Т. е. предметы, оставленные кавалером на память о себе.
      164 Недоумение читателя несомненно. Дело в том, что по обычаю того времени, как уверяют комментаторы, во время празднества в храмах указанной местности присутствовавшие женщины - члены этой общины - носили при себе столько котлов или сковород (набэ), сколько мужчин они знали в течение своей жизни. Кавалер, сначала считавший свою даму совершенно неопытной в делах любви и жестоко разочарованный в своем доверии, теперь ударяется в противоположную крайность, подозревая ее в многочисленных связях.
      165 Ответ, построенный на игре слов: омои - "любовь", а и (хи) означает, кроме того, "пламень, огонь". Стихотворение - достойный ответ на затрагивание, чуть насмешливое, кавалера.
      166 "Причем здесь первые три строчки",- скажет недоуменный читатель. Дело опять объясняется игрой слов: таноми - "пить, зачерпнув ладонью", и, с другой стороны,- "вера, надежда". Отсюда все то, что стоит до слова "веры",- только лишь замысловатое введение - определение к слову таноми в его первом смысле, а последующее примыкает к нему же уже во втором смысле.
      167 "Но что это будет сегодня иль завтра",- сказали бы мы на месте автора-японца.
      Н. И. Конрад
      ИСЭ МОНОГАТАРИ
      Когда впервые знакомишься с произведением, носящим название "Исэ моногатари", то сразу же получается впечатление, что все оно слагается из ряда отрывков, совершенно законченных в своих пределах и друг от друга независимых. Количество их исчисляется в сто двадцать пять, хотя возможно насчитывать при иной редакции текста и, на один больше. При этом начинает казаться, что и самый порядок этих отрывков, их взаимное расположение также не играют особенной роли: один отрывок как будто может совершенно спокойно стать на место другого, без всякого ущерба и общему смыслу произведения, и характеру самой его композиции. И японская критика в общем подтверждает и то, и другое впечатление: она говорит о возможности - в течение исторического существования "повести" - различных вставок, перестановок, касающихся не только отдельных фраз, но и самых отрывков в целом. Здесь не место, конечно, обсуждать с русским читателем эти вопросы, почему я и постараюсь подойти к "Исэ моногатари" с той стороны, которая представляется, как мне кажется, важной для его истинного понимания.
      Начнем с анализа структуры каждого отдельного отрывка. Вопрос этот важен именно потому, что отрывок и претендует, и действительно играет самостоятельную в композиционном смысле роль. Каждый из них состоит из двух частей - прозаической и стихотворной. Обычно сначала идет проза - более или менее длительное накопление прозаических фраз, затем - стихотворение, и, если отрывок короток, на этом все кончается, и лишь в более развитых эпизодах вслед за стихотворением идет еще новый прозаический элемент. В особо длинных отрывках после первоначальных фраз прозы идет стихотворение, чередующееся с прозой; их может быть несколько, причем прозаическая часть предшествует и заканчивает собою каждые из этих стихотворений. Таковы три типа отрывков. Самостоятельность их в композиционном смысле достигается различными приемами, из которых наиболее существенны два: в начале каждого отрывка стоит слово "мукаси" - русское "в давние времена", за которым следует обычно главное подлежащее всего последующего - слово "отоко" "кавалер"; этими словами зачеркивается всякая формальная и реальная связь с предыдущим. Самостоятельность отрывка по отношению к последующему достигается иным приемом: последний раздел отрывка заключает в себе такое выражение сказуемости, которое грамматически и стилистически знаменует собою полную исчерпанность всего содержания, всю возможность такой сказуемости. Этот технический прием проходит сквозь все отрывки и делает их в морфологическом смысле совершенно независимыми друг от друга. Связь, если она и существует, приходится искать уже в ином месте, в смысловых соотношениях.
      Очень многие из ученых японцев - исследователей "Исэ моногатари" считали и считают, что центр тяжести в каждом отдельном отрывке лежит в его стихотворной части. Ведь стихотворения обязательно входят в состав каждого из них и как будто являются самым значительным элементом всего целого. Если это так, продолжает эта теория, то "Исэ моногатари" следует считать не "повестью", но книгою стихов, собранием ряда стихотворений, снабженных вводными замечаниями, попутными примечаниями и объяснениями, долженствующими облегчить читателю проникновение в истинный смысл каждого стихотворения, разъяснив, при каких обстоятельствах, по какому поводу, в какой обстановке было оно создано. Вся прозаическая часть "Исэ моногатари" при таком взгляде не более, как пояснительные ремарки. При таком взгляде, конечно, падает вся ценность произведения, так как большинство его стихотворений размещено в различных поэтических антологиях того века, где многие из них также имеют свои, действительно объясняющие, ремарки. Все отличие "Исэ моногатари" от этих мест заключается, следовательно, только в большом развитии этих пояснительных примечаний. Этим, на мой взгляд, уничтожается всякая художественная самостоятельность "повести" как особого произведения. Однако великая слава именно "повести", неизменно сопутствовавшая ей за все время ее существования, сама по себе опровергает такое мнение. "Исэ моногатари" - не сборник стихов, но вполне самодовлеющее художественное произведение, как нельзя лучше представляющее собою Хэйан в его подлинной сущности: оно дает нам не картину быта, уклада, не философию, но является художественным адекватом своей эпохи. И в этом его ценность и непререкаемое значение. Сквозь эту призму может выясниться и композиционная сущность отрывков в отношении их двух составных частей - прозы и стихотворения.
      Все сто двадцать пять отрывков в указанном отношении делятся на два основных типа, с различными модификациями проходящих через все произведение. Первый тип имеет исключительно эмоциональные задачи: в основе его композиции лежит одна определенная эмоция, она - исток целого и его подпочвенный питающий слой. Эта эмоция, просачиваясь понемногу наружу, звучит сначала сдержанно - прозаическими фразами, обозначающими и ее постепенный ход, и постепенное нарастание. Прозаическая часть отрывка, эти "введения", "примечания" и т. п., играет только эту роль: это - зачин эмоции и рамки ее разрастания. И когда это эмоциональное crescendo, все повышаясь, достигает своего порога, своего высшего напряжения, прозаические фразы исчезают, как уже не могущие быть словесным адекватом этой эмоции: они переходят в мерную речь, и начинают звучать слова и размеры стихотворения. Стихотворение - всегда в форме танка - всего только естественный результат эмоционального хода, апогей эмоционального нарастания, и, следовательно, его связь с прозаическою частью, прямое вытекание из нее поистине органическое. Вслед за этим возможны два исхода: либо автор так и оставляет свою эмоцию в такой доведенной до высших пределов силе, т. е. обрывает ее, чтобы придать ей большую значимость для читателя, либо же ведет свой прием теперь в обратную сторону - в нисходящем порядке. Слышно эмоциональное diminuendo, стихи сменяются прозой, мерная речь переходит в простую, эмоция вновь находит свой адекват уже в прозе, и, наконец, она вновь уходит в глубину, скрывается под почву. И все целое отрывка, будут ли здесь две части или больше, представляет собою в этом смысле подлинное органическое единство.