В проводники взяли охотника Рамазана Елеусизова, о котором говорили, что он Бетпак-далу знает, как собственную юрту. На сборы ушло двое суток. Навьючили на верблюдов необходимые продукты - муку, чай, сахар, сушеный творог (иримшик), приладили большие бурдюки с водой. Взяли с собой несколько дойных кобылиц: свежий кумыс в безводной пустыне для бойца лишним не будет.
      Вечером попрощались с родными. Полными слез глазами смотрела на меня жена. Она была беременна, и я сильно волновался, оставляя ее одну.
      - Ничего, все будет в порядке, - шепнул я ей.
      Стемнело. Душный зной сменился относительной прохладой, и отряд вышел из райцентра.
      Маршрут составили так, чтобы, обследуя колодец за колодцем, пересечь Бетпак-далу - Голодную степь - с севера на юг, а потом с востока на запад. Куда денется человек в песках без воды? Поэтому у, какого-нибудь колодца наверняка окажутся следы банды... Они долго сохраняются на глинистой почве.
      В первых колодцах вода была застоявшаяся, черная, затянутая тиной. Случалось и так, что камень, брошенный в темное горло колодца, падал на сухой песок. И отряд шел все дальше и дальше, от колодца к колодцу.
      Лишних разговоров в походе не вели, только Абдрахман, острослов и домбрист, с красивыми густыми рыжими усами, вполголоса напевал старинные песни. Иногда он устраивал настоящие концерты, мастерски исполняя на домбре казахские народные кюи - "Сары-арка", "Сары-жайлау" и многие другие. Люди легко поддавались очарованию мелодии, вызывающей щемящие воспоминания и ощущение полного слияния с природой в одно нерасторжимое целое. И постепенно мне начинало казаться, что не домбра это вовсе, а журчит где-то над ухом ледяными струйками ручеек. И плыли под этот плеск воспоминания...
      То вставало передо мной лицо покойной матери, темное от горьких забот о нас, сиротах... То вспоминалось, как встретился я с Мадыкеном, приехавшим из большого города в аул на каникулы... После его рассказов об Оренбурге, о школах, о спектаклях в театре, о кино начал я мечтать о чем-то необычном... Мадыкен согласился взять меня в Оренбург.
      Тайно уезжал я из родного аула, боялся, что не отпустит мать в далекий и непонятный город. Долго добирался до Оренбурга, жил первое время на пятьдесят шесть рублей, вырученных в Акмолинске от продажи кобылы. А потом казахская краевая школа для подростков. Первая баня и новая казенная одежда.
      Ничто не забылось, все осталось в памяти. Припомнил, как приехал первый раз на каникулы, привез матери из города платье. Мать обрадовалась - сын учится, значит комиссаром будет... А я мечтал стать журналистом. Но после школы для подростков меня вызвали в горком комсомола.
      - Теперь куда? - спросил секретарь. - Кем стать-то мечтаешь?
      - Писателем, - смело ответил я.
      - Ишь ты, - усмехнулся секретарь горкома комсомола, - это очень хорошо... Но, видишь ли, писателем можно стать и без института. А у нас так не хватает работников рабоче-крестьянской милиции, - секретарь провел ребром ладони по горлу. - Нам надо готовить свои кадры. Сейчас идет набор в краевую школу среднего начсостава милиции и уголовного розыска... Как на это смотришь?
      - Раз комсомол велит, - ответил я...
      Вдруг плеск воды оборвался. Я поднял голову и увидел: впереди стоит Рамазан, предупреждающе подняв руку. Быстро подскакал к охотнику.
      - Что случилось, Реке?
      - Вижу колодец, - ответил Рамазан, - и кажется, недавно около него кто-то был. Место уж больно чистое вокруг...
      Мерген не ошибся. Когда вытащили из колодца кожаное ведро, в воде не оказалось ни одной соринки. Она была чистой, прозрачной, словно колодец только что специально вычистили. Давно не пили мы такой вкусной воды. Рамазан, отошедший в сторону, вернулся и сказал, что здесь недели две назад останавливалась банда.
      - Следы ведут туда, - указал он рукой на запад.
      Долго не мог я заснуть в этот вечер. Ходил около бойцов, сладко спавших на потниках в большом кругу из толстой волосяной веревки: по народным приметам, каракурт не может перепрыгнуть через волосяную веревку и не любит запаха лошадиного пота. А здесь, в пустыне, каракурт страшен не меньше, чем пуля бандита.
      Я размышлял о том, какое принять решение: броситься в погоню или отрезать Итемгена от всех колодцев и заставить сдаться?
      Больше подходил второй вариант. Напасть на банду - это значило вступить в перестрелку и рукопашный бой, понести потери в людях. Нет, надо действовать хитрее...
      На следующий день недалеко от урочища Шили встретили старика на верблюде. Он назвался Жаксеном, сказал, что едет к родственникам-жатакам в Чу. Старик боязливо посматривал на вооруженных людей, вздрагивая, когда кто-нибудь из бойцов делал резкое движение.
      - Вздрагивает как, - шепнул Абдрахман, - может, шпион Итемгена? Надо его задержать, пусть идет с отрядом...
      Так в отряде появился новый человек, старик Жексен. Он тоже неплохо знал Голодную степь и, когда Рамазан сомневался, приходил к нему на помощь. Делал он это ненавязчиво, вроде бы размышляя вслух. Но его советы всегда были полезны, и вскоре в отряде стали доверять аксакалу.
      А следы бандитов становились все свежее, все глубже.
      Люди тоже вели себя настороженнее, реже брал в руки домбру Абдрахман. Захромали кони. Баялыш - мелкий кустарник, похожий на траву, стирал копыта лошадей хуже камня.
      Уже больше месяца гнались мы за бандитами. Как-то у колодца увидели дикого козла каракуйрюка с двумя козлятами, он стоял, чуть наклонив голову, без робости рассматривая остановившийся отряд.
      - Эх, свежего бы мяса!.. - сказал кто-то со вздохом.
      Рамазан соскочил с коня, нетерпеливо воткнул в песок ножки-рогатку своего ружья... Выстрел был негромкий, но козел, от испуга подпрыгнув на месте, через секунду застыл в том же положении.
      - Начальник, - сказал Рамазан с какой-то хитринкой в голосе, - теперь твоя очередь стрелять...
      "Проверяет", - подумал я, соскочил с лошади, поставил прицел на 700, устойчиво встал, медленно повел дулом винтовки. Выстрел! Козел, перевернувшись через голову, упал с бархана.
      - Жаксы, - сказал Рамазан и пошутил: - Теперь можно кокпар устраивать...
      Все в отряде одобрительно заулыбались.
      Оставалось тридцать-сорок верст до урочища Кендирлик, где был хороший родник. Следы банды вели туда. Отряд шел очень осторожно. Вперед высылались дозорные. У одного из них обязательно висел на груди единственный в отряде бинокль - старый, с треснувшим посередине стеклом.
      - Итемген наверняка в Кендирлике отдыхает, - говорил Жаксен. - Уж больно там вода хорошая. Родник... По следам видно, что ни у одного колодца они долго не останавливались, а отдыхать надо, люди не железные...
      В нашем отряде люди тоже были не железные. Я видел, как обтягиваются скулы кожей, как темнеют от бесконечного недосыпания круги под глазами, как все тяжелее и тяжелее на привалах соскальзывают с седел всадники. Губы у всех потрескались от жары и кровоточили. Но ни одной жалобы не слышал я от своих бойцов.
      Вечером оседлали запасных коней. Я провел небольшую беседу:
      - Завтра может быть бой. Не исключено, что кто-то из нас погибнет. Но пусть каждый знает, что его кровь прольется не зря. Почетно отдать кровь за свою народную Советскую власть.
      Бойцы молча слушали. Лица у них были розовы от лучей заходящего солнца.
      - Вперед!
      Зацокали копыта, еле слышно, словно детские колокольчики, зазвенели удила.
      Неожиданно подул резкими порывами восточный ветер. Пригнал он откуда-то с края степи черные тучи и в них нырнула ранняя луна. Отряд окутала плотная черная тьма.
      Рамазан и старик Жексен, боясь сбиться с пути, часто останавливались, щупали руками пыль, советовались. Вдруг с востока ветер донес ржание молодой лошади.
      - Табун, - проговорил Рамазан.
      - Стойте! - скомандовал я. - Казбек пойдет со мной! Остальным оставаться на месте...
      Через две-три минуты мы были уже одни в черной темноте ночи. Неожиданно ветер разорвал тучи, и в мутном свете луны я увидел табун лошадей. Они стояли, сбившись в кучу. Пастухов не было видно.
      - Стой и жди меня здесь, а я объеду табун, - сказал я негромко Казбеку. Мы поняли, что это дойные кобылицы бандитов. Их надо угнать, потому что без кумыса в Голодной степи пропадет любой человек.
      Уже отъехав от Казбека, я услышал негромкий разговор. Совсем рядом лежали на земле двое мужчин. Один из них держал за уздечку коня.
      - Эх, зима подходит, - с тоской проговорил молодой голос. - Где будем зимовать? Мечемся, как волки, по Голодной степи...
      - Да, мотаться надоело, - задумчиво ответил другой. - А куда денешься. Э, э, кто это? Стой!..
      Поняв, что меня заметили, я поскакал к Казбеку. Те двое, вскочив на коней, понеслись за мной. Казбек уже горячил коня, держа наперевес винтовку. Мы выстрелили несколько раз по приближающимся всадникам. Те повернули обратно.
      Начался рассвет. Тьма быстро таяла. Проступило серое низкое небо. Отряд поднялся на бугор. В бинокль я увидел колодец и остовы двух юрт.
      - Жексен-аксакал! - приказал я. - Идите к ним и скажите, что мы догнали и окружили их. Табун тоже у нас. Пусть сдаются без лишней крови...
      В бинокль было видно, как два дюжих бандита встретили и скрутили старика, столкнули вниз, в овраг. Прошло два с лишним томительных часа. Жексен не появлялся. Не проявляли признаков жизни и бандиты.
      Солнце поднималось все выше. Начиналась жара. Мы поняли, что каждая минута, проведенная в бездействии, оборачивается против отряда. Вода была у бандитов. Это огромная сила в Голодной степи. Надо действовать. К северу между холмами был выход из оврага. Итемген может им воспользоваться. Решили отрезать для бандитов и ту дорогу. На бугре оставили всего лишь несколько бойцов и коноводов с лошадьми.
      - Стреляйте время от времени вверх! - приказал я. - Пусть думают, что здесь главные силы отряда...
      Несколько человек во главе с уполномоченным ГПУ пошли в обход бандитов слева, а другой маленький отряд со мной - справа. Встретиться должны были у северного выхода из оврага.
      Трудно идти по раскалившемуся песку. Заливал глаза пот. Но мы торопились, чтобы успеть к выходу раньше бандитов, и наконец добрались до условленных камышей. Второго отряда еще не было. Внизу в котловине мы увидели стоявших наготове оседланных лошадей и завьюченных верблюдов.
      Я отдал приказ стрелять в них. Бандиты тут же начали отстреливаться. В воздухе запели пули.
      Один из бандитов пополз к оседланным коням. Прицелившись, я нажал на спусковой крючок. Бандит дернулся и, уткнувшись в песок, замер. Да, кони, кони нужны бандитам, чтобы вырваться из окружения.
      Еще один в голубом лисьем малахае короткими перебежками кинулся в камыши к коням. Но пуля остановила и его...
      К шести часам вечера перестрелка стихла. Подняв руки над головой, шагнул из укрытия первый бандит, потом второй, третий... Последним поднялся широкоплечий, высокий, с темным лицом. Он шел как-то боком, исподлобья поглядывая по сторонам.
      - Смотри, смотри, Шаке, - заговорил Казбек, - сам Итемген идет...
      - Ну, что же, - ответил я, - пусть идет... Вьючьте верблюдов. Пора возвращаться...
      Так было покончено с бандой кровавого Итемгена.
      Я.МУЛЯР, А.ГОНЧАРОВ
      ПО ЗАКОНАМ ВОЕННОГО ВРЕМЕНИ
      Великая Отечественная война расширяла масштабы работы милиции, поставила перед собой целый ряд новых задач, выдвинутых военным временем. Решения Коммунистической партии и Советского правительства о перестройке всей работы государственных органов на военный лад и о беспощадной борьбе с дезорганизаторами тыла в корне изменили систему работы милицейских учреждений.
      В то время, как солдаты храбро сражались на фронтах против немецко-фашистских захватчиков, советская милиция очищала нашу землю от расхитителей государственной собственности, от бандитов, воров, спекулянтов и хулиганов, мешавших укреплению советского тыла, нарушавших общественную безопасность.
      * * *
      Вооруженные преступники, преследуемые работниками милиции, во всю мочь гнали своих коней, пытаясь скрыться в степном тумане. Брошенная ими загнанная лошадь беспомощно лежала на дороге.
      - Это из нашей сельхозартели! - воскликнул, подъезжая, колхозник. Несколько дней тому назад грабители угнали у нас много скота.
      - На ворованном далеко не уедут! - отозвался оперуполномоченный ОУР Акмолинской области Приходько, преследовавший вместе с заместителем начальника Управления милиции Бондарем и одним из колхозников банду грабителей.
      Пыль, летящая из-под копыт лошадей, густыми клубами обдавала придорожные травы. Маленький отряд спешил - нельзя упустить опасных преступников. Свежие следы вели к старому заброшенному аулу.
      - Здесь они могут засесть! - сказал Приходько, спрыгивая с коня. Взяв винтовки наперевес и маскируясь за маленькими холмиками, работники милиции стали приближаться к полуразрушенным землянкам.
      Из аула раздались один за другим два выстрела. Дымок от них ясно обозначил цель. Завязалась перестрелка. Работники милиции, маскируясь, быстро приближались к оврагу, охватывающему аул с одной стороны. Отсюда они могли стрелять наверняка.
      Приходько тщательно прицелился и спустил курок. В одной из землянок вскрикнули, и вслед за этим раздалось еще несколько выстрелов со стороны аула. Тогда Приходько и Бондарь открыли прицельный огонь. Вскоре бандиты прекратили стрельбу - то ли патроны кончились, то ли многие были ранены - и стали кричать, что хотят сдаться. Один из преступников вышел из укрытия и с поднятыми руками стал приближаться.
      Бандиты пошли на хитрость: они думали разоружить оперативников, но их замыслы были раскрыты.
      - Кругом! - скомандовал Приходько. - Иди к землянке!
      Бандит было замялся, но Приходько строго повторил команду. Преступник пошел, а за ним, держа винтовку наготове, шел Приходько. Бондарь зорко следил за бандитами, оставшимися в землянке.
      - Выноси оружие! - приказал Приходько.
      У арестованных восьми преступников и их соучастников было изъято 16 колхозных лошадей, восемь коров, 30 баранов, два верблюда и много ценных вещей.
      Это лишь один из эпизодов борьбы работников милиции с бандитами и расхитителями в первые годы войны.
      Не жалея ни сил, ни времени сотрудники милиции, возглавляемые коммунистами, делали все, чтобы вернуть государству похищенное. Это была героическая, самоотверженная работа.
      Сотрудники ОБХСС Алма-Атинской области разоблачили группу расхитителей, орудовавших на мясокомбинате No 3 и в транспортной конторе Горхлебкомбината. Хапугами было похищено большое количество продуктов. В результате операции государству возвращено 396 000 рублей и 80 мешков муки.
      Во время весеннего сева были замечены случаи хищения семян, горюче-смазочных материалов и запасных частей.
      В колхозах имени Амангельды Терень-Узякского района и имени Ворошилова Казалинского района Кзыл-Ординской области работники милиции выявили случаи растранжирования семенного зерна крупными партиями. Так, председатель колхоза имени Амангельды Ахметов раздал своим родственникам и другим приближенным ему лицам 1487 килограммов пшеницы, а председатель правления колхоза имени Ворошилова Каракулов таким же путем разбазарил 448 килограммов семян.
      В Южно-Казахстанской области участковый уполномоченный Сузакского райотдела НКВД, член партии Сарсембеков раскрыл несколько преступных групп, которые в дни уборки урожая расхищали хлеб в колхозах имени Кирова, "Интымак", имени Ворошилова и на складе райпотребсоюза. Расхитители были арестованы, а шесть тонн похищенного зерна возвращено колхозам и государству.
      Начальник Кзыл-Ординского областного управления милиции подполковник Мильнер и начальник ОБХСС того же Управления старший лейтенант Курмангалиев в течение суток раскрыли особо опасное преступление и возвратили государству 130 000 рублей похищенных денег.
      Оперуполномоченный ОБХСС Семипалатинской области Мартынов разоблачил большую преступную группу, долгое время занимавшуюся расхищением продуктов с мясокомбината. Группа состояла из 18 человек и похитила 16 бочек сала и 19 ящиков сливочного масла. Преступники, в том числе начальник техснаба Нудельман и заведующий перевалочной базой мясокомбината Гольдфарб, понесли суровое наказание по закону от 7 августа 1932 года.
      В грозные годы войны Казахстан все свои силы и богатства отдавал на защиту Родины, на дело скорейшего разгрома врага. Наша республика бесперебойно снабжала фронт вооружением, нефтью, углем, мясом, хлебом, обмундированием. Трудящиеся Казахской ССР напрягали все силы, чтобы приблизить час победы и окончательного разгрома фашизма.
      Ни одного винтика с производства, ни одного килограмма хлеба не должно было попадать в руки расхитителей, воров и жуликов. Общественная социалистическая собственность священна и неприкосновенна! И работники милиции на деле обеспечивали претворение в жизнь этой заповеди.
      * * *
      В годы войны город Джамбул был одним из пунктов размещения населения, эвакуированного с территории СССР, временно окупированной немецко-фашистскими захватчиками.
      Несмотря на временные неудачи на фронтах и пережитые невзгоды, эвакуированные, как и местное население, включились в напряженный труд.
      Совершенно по-иному, с враждебным безразличием отнеслась к бедам нашей страны обособленная кучка людей из воссоединенных перед войной западных областей, входивших до этого в состав панской Польши. Буржуи, валютчики, спекулянты, профессиональные мошенники и прочие паразитические элементы выискивали пути легкой наживы.
      Заработала черная биржа, на которой проворачивались валютные махинации. "Золотых дел мастера" скупали бытовое золото, искусно воровали его доли от каждой - вещи, заменяли натуральные драгоценные камни фальшивыми и с барышом сбывали их любителям "вечных ценностей". На рынке и подступах к нему хитро орудовали спекулянты продуктами питания и промтоварами. Сбывали спирт, медикаменты, наркотики, поддельные продовольственные карточки.
      Неблагоприятная обстановка сложилась на важных объектах: сахарном и спиртовом заводах, мясокомбинате, в государственной и кооперативной торговле. Замена кадровых материально-ответственных работников, ушедших на фронт, непроверенными лицами резко сказалась на состоянии дел.
      В этой сложной обстановке аппарат ОБХСС, состоявший только из четырех оперработников, был перегружен до предела. И часто с болью в сердце мы сознавали недостаточную эффективность затрачиваемой энергии. Многие завезенные с запада, квалифицированно отработанные и точно рассчитанные на успех методы и способы махинаций были еще незнакомы оперативным работникам и их помощникам.
      Наиболее поучительным в этом деле явилось дело по мясокомбинату, возникшее при случайном стечении обстоятельств.
      Летом 1942 года оперуполномоченный ОБХСС Босов из засады наблюдал за непроезжим переулком у рынка. Оттуда на почтительном расстоянии друг от друга появились сначала старик, а за ним мужчина. Встретившись, последний вынул что-то из кармана пиджака и передал старику. После тщательного осмотра и перебрасывания с ладони на ладонь, тот начал тереть переданную вещь о левый рукав. Проверялось качество металла. При повторном снятии пробы продавец пытался вырвать вещь. Но старик ловко увернулся. Последовал сильный удар, от которого старик рухнул на землю. Появившийся в этот момент Босов сначала подобрал растянувшуюся змейкой в пыли длинную стограммовую золотую цепь, а потом уже задержал "хулигана" и "потерпевшего". При личном обыске из брючного кармана мужчины извлекли полкилограмма колбасы.
      Колбаса эта была особая. Крутосоленая и прокопченная, рассчитанная на длительное хранение. Изготовлялась она мясокомбинатом только по заказу фронта. Пересмотрели все материалы по комбинату, но никаких сигналов о хищениях колбасы не нашли.
      Сбытчика золотой цепи за "хулиганские" действия по отношению к старику водворили в КПЗ. А чтобы не насторожить старого "золотых дел мастера", его обыскивать не стали. Не обратили внимания и на латку на левом рукаве, размером 10 на 20 сантиметров. Она маскировалась под цвет материала на пиджаке. Допросили по поводу нанесения ему побоев и отпустили с миром.
      Страхуя себя, старик добрых два часа колесил по улицам и переулкам. Побывал в четырех квартирах и, зайдя в калитку пятой, исчез в винограднике. При проверке ни в одной из пяти квартир старик не проживал. На второй день он не появлялся на рынке.
      Два дня в городе работали сотрудники милиции и нашли старика. Жил он с семьей бедно, в однокомнатной, слепленной из глины избушке, окруженной со всех сторон полуразрушенными дувалами.
      Рано утром с тремя понятыми оперативные работники заполнили тесное жилье старика. Обыск начали с входной двери по ходу часовой стрелки. Внимательно осмотрели стены, пол и потолок. Подозрительные места зондировали щупом. Исследовали предметы домашнего обихода, убогую мебель кустарного производства. Подозрительным показался обшарпанный фанерный чемодан. Сам чемодан старый, а мебельные гвозди, которыми он густо был усеян, выглядели совсем новыми. Сорвали один гвоздь. Под шляпкой показалась утопленная в дерево крупная точка - самодельный сапожный гвоздь. Поскребли его перочинным ножом. Чемодан таил в себе более ста золотых гвоздей.
      Дошла очередь до полуразрушенной печки. Разобрали ее по кирпичику, прощупали прямоугольник земли, на котором была сложена печь и нашли предмет, похожий на пульверизатор. Это был аппарат, при помощи которого плавилось золото.
      Затем перешли в тесный, захламленный чулан. И снова в подошвах и каблуках старой обуви золотые гвозди...
      Обыск подходил к концу, а "большого золота" нет и нет. Где же оно таится? Осмотрели косяки дверей, рамы окон, наружные стены избы, крышу. Протыкали стальным щупом дувалы, территорию небольшого, заросшего бурьяном двора. Оставалась помойная яма, около которой с бросавшейся в глаза небрежностью навалены всякие нечистоты.
      Физически сильный Босов с азартом начал орудовать щупом, проверяя помойку от края к центру. И вдруг рука почувствовала глухой стук. Взялись за лопаты. С глубины одного метра извлекли кусок листового железа, не совсем проржавленного. Щуп заработал энергичней. Снова стук, и на середине помойки щуп туго вошел во что-то мягкое. Решили яму диаметром более двух метров раскопать от края до края.
      Когда оперативники и понятые начали разрывать зловонную яму, у старика начался "приступ печени". Скорчившись, он лег здесь же на бурьяне. Учли его поведение и еще быстрее заработали лопатами, пока не наткнулись на что-то твердое. А через минуту со словами "вот оно" Босов поднял над головой глянцевую кринку с заделанным толстым слоем сургуча отверстием.
      Кринку торжественно перенесли в квартиру хозяина. Один из понятых сорвал с отверстия сургучную заделку. Первыми на стол упали фунты стерлингов и доллары в банкнотах. За ними - золотые изделия и бриллианты в небольшом замшевом мешочке. Из перевернутой кринки посыпались золотые монеты: польские злоты, американские доллары, рубли дореволюционной чеканки. И последними выпали самосплавленные золотые слитки.
      Был изъят и пиджак с латкой на левом рукаве, как вещественное доказательство преступной деятельности старика.
      Много лет старик открыто крал золото. Бывало, выйдет на толкучий рынок, высмотрит жертву, продающую по нужде обручальное кольцо или другую золотую вещь. Начнет торговаться, крутит, вертит вещь, пробует на зубах, трет о латку, грубую, как наждак, смотрит и нова трет. И, наконец, предлагает ничтожную цену. Продающий считает это насмешкой и отходит. За день десятки раз прикоснутся золотые вещи к латке. Дома латка с рукава срывалась и сжигалась. Выплавленное золото оставалось на дне тигелька. Очень просто и здорово.
      Задержанный сбытчик, когда ему вменили в вину спекуляцию золотом, хулиганство и покупку заведомо похищенной колбасы, в свое оправдание с жаром доказывал, что золотая цепь принадлежала его покойной матери и продавал он ее как свою собственность.
      Ударил старика, "мошенника из мошенников", за кражу золота. Купил колбасу у "корчмаря" - тоже несусветного жулика. А где корчмарь колбасу приобретает, спросите, мол, у него самого.
      Так стало известно, что в просторном помещении, расположенном во дворе ничем не примечательного закоулка, существует подпольная корчма. Ее хозяин, в прошлом крупный в Польше ресторатор, открыл свое заведение для узкого круга "солидных" и вполне надежных посетителей.
      Скучающие от безделья обеспеченные особы, зная, что у него можно хорошо поесть и выпить, валом валили в корчму. Корчмарь, с бородой и заплывшими жиром бойкими глазами, всегда был доволен. Дела шли великолепно.
      С подгулявших панов за съеденное, выпитое и проведенное за картами время брал по своей "таксе" фунтами стерлингов, долларами, золотыми монетами и советскими деньгами. Даже отпускал на дом копченую колбасу, ветчину, корейку.
      Его пробивные "заготовители" исправно и в избытке поставляли хлеб, мясо, масло, яйца, копченые мясные изделия. Прихваченный на всякий случай из Польши искусный повар готовил изысканные блюда.
      Ликвидировать корчму трудностей не составляло. Но прежде нужно было (и в этом состояла главная задача) вскрыть каналы, по которым "плыли" в корчму ценные мясные изделия.
      Не ослабляя наблюдения за деятельностью корчмы, сосредоточили внимание на мясокомбинате. Однако в результате вскрыли лишь мелкие хищения второстепенных мясопродуктов да оформлявшийся через бухгалтерию отпуск мяса и небольшого количества копченых изделий по именным запискам директора разным лицам. Других существенных хищений не установили. Корчма же, как и прежде, ежедневно снабжалась копчеными мясными изделиями. Как же они туда попадали? Это пока было загадкой.
      Через отделение железнодорожной милиции проверили транспортировку и погрузку продукции в вагоны-холодильники, но все оказалось в порядке.
      Кто-то из работников ОБХСС предложил провести осторожный опрос работников мясокомбината, уволенных за последнее время. Быть может, найдутся "недовольные" и прольют свет на истину. Предложение было принято.
      Бывшая работница, уволившаяся по собственному желанию, рассказала примерно следующее:
      - Порядка там нет, из-за этого и уволилась. Устроилась я туда охранницей. Проинструктировал меня начальник и поставил к главным воротам. "Смотри, - говорит, - хорошо. Подводы и автомашины через ворота пропускай только по пропускам. А если что-нибудь везут, требуй еще и накладную. Смотри, то ли везут, что написано в накладной. Если что не так, подавай сигнал свистком. Придем - разберемся".
      - Стою на посту и вижу: со двора комбината катят дрожки. "Отворяй ворота, - кричит мне кучер, - что рот-то разинула". Я ему говорю, пропуск сначала предъяви. Да покажи, что везешь под ковром. Приподняла за угол ковер, а там большой чемодан. Кучер оттолкнул меня от дрожек. А я за свисток, да и давай во всю мощь сигналить. Сидевший на дрожках ко мне спиной мужчина обернулся да как крикнет: "Прочь отсюда, огородное пугало". Что бы дальше было, не знаю, но прибежал начальник охраны, сам открыл ворота, и дрожки умчались. Я была выругана за задержание самого директора. А я откуда знала, что он директор. После этого меня перевели в убойный цех. В самую мокроту. А у меня ревматизм. Подумала, подумала, да и уволилась.
      Это вызвало недоумение. Неужели директор? Но наблюдение организовали.
      На следующий день утром добрый конь катил за собой рессорные на резиновом ходу дрожки с директором. Сидение дрожек было покрыто ковром, из-под которого возвышался прямоугольник, похожий на сиденье для кучера.
      За 40-50 метров ворота распахнулись. Кучер, не сбавляя хода, проехал ворота и остановился у конторы. Ссадив директора, он поехал в глубь двора и затерялся между строениями. До конца рабочего дня кучер оставался на территории мясокомбината.
      В 19.00 ворота распахнулись. От конторы кучер повел лошадь рысью. Доставив директора домой, тронулся дальше, прямо с ходу, через узкую щель, проделанную в высоком дувале, заехал на просторный двор. Остановившись у своей квартиры, извлек из-под ковра вместительный черный чемодан, занес его в квартиру. Не задерживаясь, выехал и проследовал на конный двор мясокомбината.
      На второй и третий день кучер повторял то же самое. За эти дни работники милиции установили и главное: где, как и чем наполнялся "директорский чемодан", и каким образом копченые мясные изделия переправлялись в корчму.
      По детально разработанному плану была осуществлена одновременная операция. У квартиры директора работники милиции отогнули ковер и сняли с дрожек чемодан, в котором оказалось 38 килограммов копченых мясных изделий, преимущественно колбасы. Поставленный в весьма затруднительное положение директор мясокомбината кулаком молотил по своей груди и отборной бранью ругал себя за небдительность на руководимом предприятии. Долго при подписании документа по факту задержания с поличным возражал против формулировки, согласно которой похищал готовую продукцию вместе с кучером.
      ...Содержатель корчмы - хитрый делец - встретил оперативных работников поклоном и сразу же пригласил к столу по случаю своего пятидесятилетия. А когда ему было предъявлено постановление на арест и ордер на право обыска, замахал руками и попятился назад. Присутствующие изрядно захмелевшие паны прекратили пиршество и, вытирая белоснежными салфетками жирные губы и подбородки, смотрели на оперативных работников вытаращенными глазами.
      Потребовались две подводы, чтобы вывезти из корчмы посуду, большие запасы продуктов, спирта, самодельных ликеров и, конечно, продукцию мясокомбината: колбасы, ветчину, корейку.
      На квартире кучера изъяли несколько килограммов копченостей, крупную сумму советских денег, монеты и изделия из золота. Склад готовой продукции комбината опечатали и сдали под милицейскую охрану. Заведующего складом взяли под стражу. Работниц склада допросили прямо в конторе мясокомбината.
      Многочисленными свидетельскими показаниями и добытыми вещественными доказательствами устанавливалось систематическое, организованное хищение готовой продукции. Оставалось уточнить размеры похищенного, причиненный ущерб и каким способом создавался резерв для расхищений. Однако полученный акт ревизии склада готовой продукции поразил своим выводом. Кроме незначительных недостач и излишков по некоторым видам изделий, возможных при большом обороте продукции, других отрицательных фактов он не отмечал.