Естественно, что письма бывших воспитанников вызывают самый живой интерес в колонии. Педагогический коллектив умело использует их в своей повседневной работе с подростками.
      Отличительная черта многих ребят, попавших сюда не по доброй воле, недоверие к взрослым. Исправить таких воспитанников невозможно до тех пор, пока они не поверят своим наставникам. Несовершеннолетние правонарушители только тогда потянутся к наставникам, учителям и мастерам, когда почувствуют, что их не столько осуждают, сколько стараются помочь. Чуткость, умение внимательно отнестись к личности подростка, изменяют его отношение к людям.
      Был в колонии некоторое время Коля С., у которого умерла мать, угрюмый и недоверчивый парнишка. Дома остались отец и две младшие сестры. Чувствовалось, что он любит их, очень ждет писем. И вдруг письмо о трагической гибели отца на производстве. Сестра просит помочь - остались совсем одни. Обсудили это письмо на общем собрании колонистов. Решили: выделить из общего заработка деньги сестрам, написать письмо на завод, где работал отец, с просьбой взять опеку над девочками. Сейчас Коля уже дома, работает, часто пишет воспитателям.
      Опыт показал, что правильно организованный и умело направляемый педагогами коллектив воспитанников может сделать многое. Хорошие традиции становятся правилом жизни всего коллектива, и многие подростки выходят из колонии людьми с вполне сложившимися нравственными устоями, с жаждой возвращения к честной трудовой жизни.
      "Большое спасибо вам, моим воспитателям, за все хорошее. С вашей помощью я получил специальность и научился работать в коллективе, успешно закончил восьмой класс, а теперь учусь в вечерней школе и работаю на заводе в бригаде коммунистического труда. Еще раз большое вам спасибо".
      Читая такие письма, с удовлетворением отмечаешь, что труд коллектива сотрудников колонии не пропал даром.
      Н.ЯНИНА
      СВЕТ В ЧУЖИХ ОКНАХ
      Мальчишка сидел и молчал, хмурил белесые брови, морщил лоб, - видно, не так просто было ему сладить с собой и выплеснуть все, что накопилось в его жизни.
      Было разное. О некоторых его поступках можно только догадываться, а кое о чем рассказала его мать, женщина болезненная, с иссохшими от слез глазами.
      Валентина Георгиевна знала, что мало было в Витькиной жизни ярких, запоминающихся дней. Она не хотела повторять те вопросы, которые обычно задают в детских комнатах милиции, когда просят написать объяснительную и дать слова, что подобное не повторится. Она начала свою работу с доверительного отношения к чувствам и мыслям подростка. Пока что она не добивалась от него раскаяния, а пыталась уяснить, как произошло, что он стал красть и ушел от матери...
      Витькина мать вначале не знала, с кем разделить свое горе, сунулась к соседке.
      - И-и, милая, иди к директору. Ты целыми днями на работе, а они, что смотрели, учителя-то...
      - Была, говорила... Разве школа уследит за ними: у них там пятьсот, а я одного проглядела.
      - Тогда иди в милицию, пока не поздно. К Головиной Валентине Георгиевне. Она поможет.
      Тяжело было переступить порог детской комнаты милиции и рассказывать о своем сыне. Одно успокаивало ее, что старший инспектор, хоть и в милицейской одежде и в офицерском звании, - женщина.
      Витькина мать ошиблась, думая, что ей начнут задавать вопросы, учинят допрос и заставят подписать протокол. Когда же этого не произошло, она стала допытываться у самой себя.
      - Почему так получилось, почему? - и смотрела на Валентину Георгиевну, в глазах которой видела сосредоточенность.
      - Кажется, ведь все у него было, отказу ни в чем не имел - одежонка, обувь, книжки... А может, хлестать его надо было - уважай, коль хлеб еще не свой ешь, - рассуждала Витькина мать вслух. - Конечно, побоями не всегда своего добьешься. Вот велосипед просил, а я нет и нет! А за что такие подарки?
      Говорила сбивчиво, знакомо и буднично, переходя от одной житейской мудрости к другой. Таких объяснений Валентина Георгиевна выслушивала немало. Противоречивые мысли - и в этом-то вся беда. Мог ли мальчишка иметь устойчивые взгляды...
      В первый день откровенного разговора, когда Валентина Георгиевна рассказала о своем детстве, Витька был даже угнетен.
      - Ну ты что? - потрепала она его непокорную голову. - У тебя вся жизнь впереди. Вот пойдешь снова в школу, все войдет в свою колею. А ко мне заглядывай почаще.
      С ним много было возни. И хотя в комиссии по делам несовершеннолетних большинство высказалось о спецшколе, Валентина Георгиевна еще не решила для себя этот вопрос. Ей казалось, что пока неразумно отрывать мальчишку от матери. Оставив подростка в семье, она всю дальнейшую ответственность брала на себя. Витька был на строгом контроле, и надо знать о каждом его шаге. Но и этого мало - знать.
      * * *
      Когда работала в школе, то, как говорят, "лепила характеры", здесь же, в детской комнате милиции, характеры меняли - искореняли изъяны воспитания. И бороться приходилось с такими изъянами не только у подростков, но что еще труднее - у взрослых, их родителей.
      Это была крайняя мера - лишение родительских прав. И на этом она настаивала после долгих раздумий и обсуждений на совете общественности.
      Узнав, что дело передано в суд, родители Коли притихли. В доме тишина, мир, повышенное внимание к ребенку. Он уже не лишний. И мальчишка потянулся к ласке, как чахлое растение к солнцу. В доме появились деньги, которых давно уже не было, - раньше все уносили выпивки. Новые ботинки жали ноги, но Коля шел в школу в праздничном настроении. По вечерам отец подсаживался к столу и листал учебник - что там задано? Из кухни доносился запах домашней пищи. Все быстро нормализовалось, и уже стали забывать о злополучной повестке, когда накануне суда снова появилась Валентина Георгиевна. Ее встретили настороженно. Все эти дни они жили на грани "или - или". И уже видя счастливое лицо Коли, Валентина Георгиевна задумалась: какую позицию занять на суде.
      Ей очень хотелось верить им, но было и "но". Надолго ли их хватит? Лишение родительских прав могло круто изменить их жизнь - общественное мнение, с которым приходилось считаться, отцовские и материнские чувства их тоже так просто не сбросишь, они уже дали знать о себе перед лицом выбора... Отступить, поверить им?
      В ее работе такие случаи встречаются нечасто, и решение не извлечешь из опыта, но и без веры в людей тоже нельзя.
      Разговор затянулся до глубокой ночи и, что показалось странным Валентине Георгиевне, - родители Коли и не подозревали о том, что им предстоит рано или поздно держать ответ за свои поступки перед обществом.
      - Ну кому какое дело... - храбрилась мать.
      - Если бы знали, да разве бы... - понуро отвечал отец.
      Она приняла незамедлительное решение. На другой день договорилась с отделом народного образования провести в городском доме культуры родительскую конференцию "Отцы и дети", на которой выступила с беседой "Безнадзорность детей порождает преступление".
      Возвращалась тихой, уже засыпающей, улицей. Гулко раздавались быстрые шаги за спиной, ее догоняли. Валентина Георгиевна остановилась, подождала. Это был отец Коли.
      - Понимаете, не мог я там к вам подойти. А поговорить надо... задумался я серьезно о судьбе Кольки, виноват я перед ним. Бесхарактерность... а она от чего? От водки... Попустительство тоже. А что он чувствовал от нас... Вот, понимаете, Валентина Георгиевна, худо нам будет без сына; наказывайте по всей строгости, что заслужили, а Кольку оставьте при нас.
      Долг службы... Она с ним хорошо знакома с детства, ее отец всю жизнь посвятил охране общественного порядка. Но вместе с ним она еще впитывала и другой долг - долг человека перед человеком.
      Природа состоит из противоположностей - зима и лето, день и ночь, молодость и старость, добро и зло... Одно переходит в другое. И зло может перейти в добро.
      И не всегда все можно разложить по полочкам - вот это - черное, а это белое, не признавая светотеней.
      Ее могли упрекнуть в излишней доверчивости, когда вместо крутых мер были уговоры, убеждения, она выискивала в человеке хорошее и делала на это ставку, отбрасывая словно наносное плохое. Это был ее метод работы. В нем не было ничего, в общем-то, нового, многие воспитатели "трудных подростков" поступали именно так, но, избрав этот путь, она никогда уже не отступала от него.
      Душевный мир подростка глубок и не всегда понятен, и нет рецептов каждый отдельный случай требует своего подхода.
      И когда однажды Витька подвел ее - легче всего было смотреть на него осуждающим взглядом, но она не отошла от самой себя, не сорвалась, начала разговор с ним, как будто бы ничего не произошло. Отпустила его, до конца веря, что это последнее приземление перед взлетом.
      Он пришел на другой день, несмело подошел к столу, сел напротив и стал терпеливо ждать, когда она закончит телефонный разговор. И для него и для нее это были бесконечные минуты, а когда она положила трубку и долгим тревожным взглядом посмотрела ему в глаза, он еще больше окреп в уверенности, что только правдой можно вернуть доверие.
      На ее столе стоит стакан для карандашей, сделанный Витькиными руками, но его она получила потом, вместе с благодарностью его и матери, а пока предстоял еще долгий путь непрестанного внимания, становления, шефства...
      Вспоминается Леня К. Даже не то слово - вспоминается. Он настолько прочно был связан с детской комнатой милиции, где изо дня в день помнили о нем, что теперь, когда определили его в спецучилище, почувствовали пустоту, словно исчез близкий человек.
      "Педагогически запущен" - так о нем было написано в личном деле, когда Леня первый раз появился в детской комнате милиции. Нет нужды расшифровывать эту лаконичную запись, хотя за ней скрываются такие поступки, что от него отказались учителя.
      С чего начинать? Пожалуй, от них, первых шагов, и зависит в дальнейшем исход борьбы за человека. Тут мало знать: почему и как он стал таким, надо учесть и его индивидуальные психобиологические особенности, суметь направить интересы парня. Он был резв и, не находя нужного выхода энергии, превратился в забияку. У него была склонность к тщеславию, и, не получив должного направления, он стал главарем уличных мальчишек. А смелость, пройдя доступные преграды, привела к кражам.
      Вот таким его приняла Валентина Георгиевна. Что и говорить - "трудный" был, по-настоящему трудный. Она поставила перед собой задачу перевоспитать его и не ждала быстрого результата - немедленного поворота в нравственном уровне. Пройдет еще много времени, прежде чем он осознает глубокую внутреннюю потребность проявлять силу своего характера в нравственных качествах. Позже он пришлет ей письмо: "Дорогая Валентина Георгиевна! Учусь я на столяра и хожу в седьмой класс. 9 января у меня день рождения. Приезжайте ко мне в гости. Если можно, вышлите фотографию..."
      Этот день рождения стал для нее рождением нового человека.
      Вечерний телефонный звонок. Где-то на другом конце провода случилась беда - слышалось прерывистое всхлипывание, а потом голос с дрожью поведал грустную историю. Ждали помощи, а ее оказать было не так-то престо. Случай редкий и в практике ее работы еще не встречался, чтобы можно было бы сопоставить, сравнить, хотя вообще ничего не повторяется - каждый раз что-то новое, во тут было, как никогда. Ее не уговаривали неотложно принять меры, ничего не требовали, и в то же время невозможно было не отозваться на чужую беду.
      Эту семью нельзя было назвать "неблагополучной", откуда и выходят большинство трудновоспитуемых детей. Все такие семьи она знала наперечет, с ними была налажена надежная связь - часто бывала в них сама, бывали и шефы из нештатных инспекторов. Эта семья была даже слишком благополучной уважаемые родители при высоких должностях, единственный сын, примерный во всем, - их гордость, материальный достаток.
      - У него есть все... Мы его воспитывали так, что он ни в чем не нуждался, - с некоторой гордостью в голосе говорила мать и показывала вещи: мотороллер, магнитофон, отдельную комнату.
      Эта внешняя сторона, по мнению Валентины Георгиевны, пока еще не играла главнейшей роли в душевной драме Вадима. Было что-то другое, более значительное, что от нее или тщательно скрывали, или не придавали значения. Возможно, последнее. Предстояло разобраться, а пока на нее смотрела как на доктора, который лечит больного ребенка, - с надеждой и опасением.
      - Они все там в классе против него, даже учителя... Он может бросить школу или... что-нибудь сделать с собой... Даже его друг Костя перестал здороваться с ним и, кажется, назвал подлецом... А за что - спрашивается? Вадик был первым учеником, его ставили другим в пример...
      Да, в благоприятных обстоятельствах он был лучше других, но не выдержал сравнения с ними в нравственных качествах при сложившихся трудностях. Он исчез в то время, когда больше всего была нужна его помощь.
      Вспомнила до отказа набитый зал школы, когда проводили конференцию мальчиков на тему: "Ты будешь настоящим мужчиной". После выступления Валентины Георгиевны ("А хватит ли у тебя силы воли удержаться от дурного поступка?") зал как будто бы забурлил. Выходили мальчишки и по-разному говорили об обычном и героическом, выступали учителя. Никогда еще так прямо не ставился вопрос, и многочисленная аудитория остро реагировала на каждое выступление. Говорили искренне, без заученных фраз, с примерами из жизни. И сравнивали себя с самими собой до этого диспута и сейчас, когда появлялась вера в возможности каждого.
      К столу подошел стройный юноша в темных очках и, выжидая тишину, постоял с прикушенной губой. Ребята галдели, не унимались. Он тряхнул поднятой вверх головой и вышел из зала. Позже Валентина Георгиевна узнала еще недавно он был кумиром ребят и вдруг такое.
      - Алька, весь класс задачу не решил, может, объяснишь.
      - Представьте, тоже ничего не получилось.
      А потом этот урок алгебры. Настороженная тишина и его торжествующий голос.
      - А я эту задачу решил!
      Вадим потерял веру к себе при других обстоятельствах, более драматических, но истоки одни и те же.
      Она попросила, чтобы он пришел в детскую комнату милиции. Уверенные манеры, выправка спортсмена и напряженная улыбка. Опытному глазу можно было его и не рассматривать. Диагноз был прост - лечение сложным.
      Теперь, когда все уже позади, и Вадим заметно изменился, и отношения с товарищами стали проще, естественнее, честнее, в свободное время, иногда вечерами, он заходит сюда и рад, что старший инспектор разговаривает с ним без нравоучений, как равная с равным, не высмеивая его неясных мыслей, разных "заскоков", и незаметно направляет его.
      ...А эта женщина появилась у них внезапно и внесла какое-то тревожное и щемящее чувство. Она жаловалась на свою пятнадцатилетнюю дочь, которая, по ее словам, "связалась с хулиганом, только что вырвавшимся из колонии". Она просила принять самые строгие меры "к этому хулигану и ее непокорной дочери". Она ушла, оставив запах духов и возмущение.
      Валентина Георгиевна помнила Станислава. Его мать мало занималась сыном, постоянно беспокоилась за свою личную жизнь и не ожидала его досрочного освобождения. И тут еще дружба с девочкой, мать которой тоже настроена против него. Сложная ситуация для неустойчивого в своих решениях парня. Нужны чуткость и осторожность.
      Вначале была беседа с этой девочкой, Валей.
      - Да вы знаете Стасик - лучший парень в нашем дворе, - чуть не захлебываясь от восторга, сказала она, - а мама этого не понимает. Вчера кричит с балкона: "Валька, домой! Не связывайся с этим обормотом!" Я плакала от стыда за маму.
      Пришел Станислав. Кратко, скупо объяснил, что происходит.
      - Устроился на работу. За меня не беспокойтесь - не собьюсь. А с Валей так - писал я ей, а она мне отвечала на письма.
      Снова прибежала мать Вали, за ней мать Станислава, и этот житейский клубок симпатий и антипатий можно было бы бесконечно распутывать, если бы Валентина Георгиевна не оборвала нить, принципиально став на сторону Вали и Станислава.
      ...Никогда еще не было такого расширенного совета общественности учителя, члены родительского комитета, директор школы, представители с кирпичного завода, где работают Гудковы. Неблагополучное положение в их семье тревожит каждого. Дети безнадзорны, отец и мать пьют.
      Семья и общественность... Валентина Георгиевна так и строит свою работу - воздействует систематически на семьи, где родители не занимаются воспитанием детей, в тесной связи с общественностью, школами, райкомом комсомола.
      Гудковым пришлось держать ответ перед большим коллективом, и урок этот не прошел бесследно: детей определили в спецшколу, отец направлен на лечение.
      Когда Валентину Георгиевну спрашивают: "В чем успех вашей работы?" она, не задумываясь, отвечает:
      - Просто хочется, чтобы все семьи были счастливыми, чтобы в каждом доме было радостно и светло...
      А.УСАЧЕВ,
      капитан внутренней службы
      УРОКИ ЖИЗНИ
      Вместо предисловия
      Сколько раз приходится слышать рассуждения, что мы чересчур нянчимся с преступниками, стараемся их перевоспитать, вразумить, вместо того, чтобы сурово покарать. Рассуждающие так люди готовы в каждом случайно оступившемся человеке видеть закоренелого преступника, которому нет места в обществе. Они не желают задумываться над тем, а что же все-таки толкнуло человека на кривую дорожку. Быть может, душевная глухота окружающих, черствое отношение, хамство или просто озорство? Надо делать все для того, чтобы предупредить преступление, но, если оно случилось, важно вернуть человека к нормальной жизни, сделать его полезным членом общества.
      За последние годы деятельности исправительно-трудовых учреждений произошли коренные изменения. Если раньше "посторонним" не разрешалось бывать в колонии и общаться с заключенными, то теперь в воспитание и перевоспитание преступников активно включаются шефствующие коллективы.
      Шефы проводят беседы, лекции, организуют встречи осужденных с передовиками производства, знатными людьми. Они ведут индивидуальную работу с нарушителями режима, установленного в колонии, присутствуют на собраниях, посещают общеобразовательную школу, встречаются с родными и близкими заключенных, приезжающими к тем на свидание, проверяют табели успеваемости, интересуются нормой выработки, бытом своих подопечных.
      Люди от станка, ученые, педагоги, пенсионеры прилагают много сил и энергии, чтобы помочь осужденным вернуться в строй. Но вот срок наказания истек. Бывший осужденный стучит в заводские ворота. Он хочет честно работать, искупить свою вину перед коллективом.
      И тут, что греха таить, бывает - отмахиваются от таких, не принимают на работу. Нетрудно догадаться, что это наносит большую душевную травму, озлобляет человека и порой толкает на новое преступление.
      На большинстве предприятий очень внимательно относятся к тем, кто оказался на перепутье. Побывайте хотя бы на Карагандинском машиностроительном заводе No 1, Алма-Атинском домостроительном комбинате, и вы убедитесь в этом.
      Вместе с тем мы не можем проходить мимо черствого, бездушного отношения к бывшим осужденным. За каждого из них нужно бороться, оступившийся человек должен подняться, стать полноправным членом общества. В этом состоит главное назначение исправительно-трудовых учреждений. Но только с помощью всей общественности можно добиться успеха в трудном деле перевоспитания правонарушителей. Об энтузиастах-общественниках мне и хотелось рассказать.
      I
      У нее простое открытое лицо, доброе лицо матери. Она стала бывать в колонии с первого дня ухода на пенсию. Ходит словно на работу, подолгу задерживается по вечерам, как раньше в школе. Тридцатилетний педагогический стаж Зинаиды Васильевны Лапшиной пополнился десятью годами общественной работы с правонарушителями.
      З.В.Лапшиной приходится преподавать осужденным не только русский язык, арифметику, зоологию, но и уроки жизни. А по этому предмету нет ни учебников, ни пособий. Потому что жизнь сложна и многообразна. Жизненный опыт, душевная доброта помогают Зинаиде Васильевне в ее трудной миссии.
      ...С Лизой Рыбиной Зинаида Васильевна встретилась не в классе. Она торопилась в школу и вдруг увидела необычную фигуру: навстречу ей шла женщина в черной монашеской одежде. Она шла, низко опустив голову, глядя себе под ноги. Лапшина остановилась. А фигура, безучастная и отрешенная, прошла мимо.
      - Кто эта женщина? Что с ней? Почему она оказалась здесь?
      Ей объяснили, что ранее Рыбина жила при Почаевском мужском монастыре, объявив себя духовной дочерью одного из монахов. Бродяжничала, жила без прописки, нигде не работала. И в колонии ничего не делала, отказывалась ходить в школу, лишь постоянно молилась. Зинаида Васильевна попросила начальника колонии разрешить ей шефствовать над Рыбиной.
      - Не возражаем. Будем только рады! - ответил Владимир Митрофанович Башкатов.
      Они долго говорили о судьбе Лизы. Выросла девушка в Сибири, окончила там семилетку. Успешно сдала вступительные экзамены в железнодорожный техникум, была активной, способной студенткой, а потом все вдруг бросила и ушла из техникума, из семьи.
      - Как это "вдруг"? - размышляла Зинаида Васильевна. - Значит, что-то просмотрели и педагоги и товарищи Лизы. Может быть, горе у девушки было, тяжело жизнь складывалась. Человек колебался, метался, искал какого-то выхода, а верующие воспользовались смятением, подошли с добреньким словом, с участием.
      - Вот так обычно и бывает, - подтвердил Башкатов. - Если бы окружающие ее люди были повнимательнее к Лизе, она бы не стала жертвой церкви.
      "Что же делать?" - спрашивала себя Лапшина. - Как разрушить ее фанатизм, вернуть ей радость жизни? Как? Есть у монахинь заповедь: не иметь привязанности "в миру". А если у Лизы такая привязанность появится? Не верится, чтобы человек не отозвался на доброту. Отзовется!"
      ...Девушка вначале будто ничего не замечала. Зинаида Васильевна, приходившая в колонию ежедневно, словно ненароком, завязывала с ней разговор, осторожно расспрашивала о житье-бытье, о прошлом. Лиза отвечала равнодушно. Лапшина рассказывала о событиях, происходящих в мире, о пережитом. Девушка слушала, не перебивая, но выражение лица оставалось непроницаемым, недоступным. Однажды Лапшина посоветовала Лизе написать письма матери, сестре. Отказалась вежливо, но твердо.
      А Зинаида Васильевна все ходила и ходила к Лизе. Но ничего не менялось. Казалось, всякая надежда потеряна. И вдруг, в один из дней, случайно взглянув во время очередного урока в окно, она увидела Лизу, прогуливающуюся у входа в школу. "Значит, все-таки соскучилась! Пришла!" - обрадовалась Лапшина. Она быстро вышла из класса.
      - Здравствуй, Лиза! - приветливо улыбнулась старая учительница. Хорошо, что пришла. Мне как раз с тобой поговорить надо.
      Так Лиза пришла в школу.
      Потом было легче. Зинаида Васильевна уговорила ее снять монашеское одеяние, ходить в кино, читать, работать.
      Когда Лиза вышла из колонии, Лапшина пригласила ее жить к себе. И никто в семье - ни дочь, ни зять, ни внук - не упрекнули свою бабушку за то, что в их квартире появился чужой человек. Лиза пошла работать в депо. Продолжала учиться в вечерней школе. К зиме Зинаида Васильевна устроила девушку в общежитие. Но и позже все свободное время Лиза проводила в семье Лапшиной. Казалось, жизнь Рыбиной входила в нормальную колею. Зинаида Васильевна собралась поехать на лето отдохнуть. Хотела было пригласить с собой и Лизу, да не отпустили из депо, сказали, что не заработала она еще права на отпуск. Что ж, это было справедливо. Зинаида Васильевна перед отъездом зашла в отдел кадров, в цех, в комитет комсомола. Рассказала Лизину историю, попросила, чтобы были к ней повнимательней. А когда вернулась, Лизы на работе уже не было, не было ее и в городе. В общежитии ждала наспех написанная записка: "Не разыскивайте, я буду молиться за вас", Лапшина побежала в депо.
      Из рассказов товарищей Рыбиной Зинаида Васильевна узнала, что как только она уехала, появились около Лизы богомолки, какие-то старушки. Девушка долго спорила с ними, что-то отрицала, не соглашалась. А потом пошла в отдел кадров и подала заявление об уходе. "Как же вы могли его подписать? Не разубедили?" - допытывалась Зинаида Васильевна у кадровиков. Ей равнодушно ответили: "Каждый человек имеет право увольняться с работы".
      Лапшина на второй день пришла в колонию. Молча села к столу начальника.
      - Освобождайте меня от общественной нагрузки, Владимир Митрофанович, начала Зинаида Васильевна. - Не обладаю я способностями воспитателя...
      - Это вы напрасно, - мягко ответил Башкатов. - Вы не правы. Если вы уйдете - мы потеряем настоящего воспитателя. В случившемся виноваты не вы. А Лизу мы найдем. Даю вам слово. Мы вернем ее людям...
      II
      ...Ира К. была недавно переведена сюда из трудовой колонии для несовершеннолетних, куда попала за квартирную кражу. Характеризовалась не лестно: "Перевоспитанию поддается трудно. Ведет себя вызывающе. Постоянно нарушает режим. Подвержена воровской романтике".
      Она и в школе демонстрировала свою независимость. Отвечала дерзко. Иной раз без всяких объяснений уходила с уроков. Просто вставала и уходила. Делала все, чтобы провоцировать и учителя на ответную резкость.
      Конечно, можно было попросить администрацию наказать Иру. Но Зинаида Васильевна знала, что это не принесет пользы. Ведь, судя по делу, в детской колонии ее часто наказывали, но это мало помогало.
      Когда та молчала, отказывалась отвечать, Зинаида Васильевна замечала:
      - Ну что ж, Ира, выучишь уроки - предупреди, я тогда тебя спрошу.
      - Я не знаю урока!.. - взрывалась Ира и тут же старалась доказать, что ей материал хорошо известен.
      Когда девушка во время занятий вставала, чтобы уйти, Зинаида Васильевна, прервав объяснение, спокойно говорила:
      - Ирочка, пройдет плохое настроение, приходи, - все объясню тебе одной.
      И пристыженная девушка на следующие уроки приходила кроткая, присмиревшая.
      Ира постепенно оттаивала, стала хорошо учиться. Окончила в колонии восьмой класс. На работе ее хвалили за прилежность и мастерство. Ира увлеклась художественной самодеятельностью.
      Накануне освобождения она пришла к Зинаиде Васильевне, попросила:
      - Нельзя ли мне в городе устроиться на работу? К вам поближе. Дома-то я никому не нужна. Отец пьет. А у мамы, кроме меня, еще четверо.
      Лапшина пообещала переговорить на швейной фабрике. И договорилась, в общежитии место нашла. Но только прежде привела Иру в дом. Накануне строго предупредила в семье.
      - Все шкафы отоприте, смотрите, случайно не закройте на ключ, а то подумает девчонка, что мы ей не доверяем.
      И опять жил в их комнате пятый человек. Зинаида Васильевна бегала по магазинам - покупала девушке туфли, пальто, платья. И не чувствовала усталости. Но когда однажды пришла из колонии и увидела, что ящик письменного стола, куда лишь вчера положила деньги, пуст, то в изнеможении опустилась на стул: "Как же она могла?"
      ...Ира вернулась через два дня, робко остановилась на пороге, потупив глаза, проговорила:
      - Хотела сбежать. До Петропавловска доехала. Но подумала о вас - и так стыдно стало. Так стыдно. Первый раз в жизни. Думала, не переживу такого позора. Деньги я отработаю. Только простите меня. Снимите камень с души.
      Зинаида Васильевна смотрела на свою подопечную и думала, что у нее самой словно гора с плеч свалилась.
      Сейчас у Ирины своя семья. Она вышла замуж, работает, воспитывает малыша. Зинаида Васильевна часто получает от нее письма.
      "Вы научили меня жить. Спасибо Вам, дорогая моя мама. Спасибо, что вернули на честный путь", - пишет Ирина Лапшиной в одном из своих писем.
      Таких писем приходит в адрес Зинаиды Васильевны много, за каждым из них стоит трудная и долгая история борьбы за человека.
      III
      ...Николаю Яковлевичу Арефьеву никогда ранее не приходилось слышать такого диспута. На магнитофонную пленку был записан долгий и трудный разговор между воспитателем и осужденными исправительно-трудовой колонии. Вел этот разговор Михаил Иосифович Дукравец, и смысл его сводился к тому, что человек не всегда умеет критически смотреть на самого себя, оценивать свои поступки, а это часто приводит к беде.
      Потом выступали осужденные. Слабые духом всегда оправдывают себя, ищут виновных в своей несчастной судьбе, и таких выступлений оказалось большинство. Но были и другие. Николай Яковлевич стал невольным свидетелем нравственного взрыва. Чувствовалось, что люди долго находились в состоянии растерянности, порой отчаяния, и слова Михаила Иосифовича, которого они давно знали и которому доверяли, побудили их к самоконтролю, заставили заглянуть себе в душу и ужаснуться. Крутился диск магнитофона, и кто-то говорил о том, что свел весь смысл своей жизни к накопительству, кто-то осуждал себя за то, что был духовно убогим и пассивным...
      Михаил Иосифович принял эти откровения. Как и всегда в трудную минуту, пришли ему на память слова А.С.Макаренко о том, что человек не может жить на свете, если у него нет впереди цели, что истинным стимулом человеческой жизни является завтрашняя радость. Вспомнил и повел разговор о будущем. О том, что надо учиться, приобретать специальность, чтобы жизнь не прошла бесцельно. Он защищал оступившихся от самих себя, помогал им подняться.
      А Николай Яковлевич слушал и думал о том, как все-таки хорошо, что встретился этим людям такой обыкновенный с виду, но удивительно убежденный волевой человек.
      Дукравец познакомил Николая Яковлевича с заключенным Иваном С. Тот поведал Арефьеву о себе все.
      В войну погиб отец. Вскоре умерла мать. Иван очутился в детском доме. Потом - ремесленное училище и работа токаря на заводе. Жил в общежитии, считался "тихим", а у ребят, которые его окружали, были в в почете ухарство и бесшабашность. Сосед по койке предложил ему однажды взломать замок на двери соседней комнаты, где жил инженер, украсть его вещи. Иван стал отказываться, и тогда ему бросили в лицо обидное "трус". Из опасения, что его мягкость и доброту примут за слабость, Иван смалодушничал и пошел на поводу у дружков. Преступление усугубилось дракой. И вот он в колонии.