Дюбост: Уточните, пожалуйста, в чем состояла перекличка в начале февраля?
      Вайян-Кутюрье: 5 февраля было то, что называли общей перекличкой.
      Дюбост: 5 февраля какого года?
      Вайян-Кутюрье: В 1943 году. В половине четвертого весь лагерь...
      Дюбост: В половине четвертого утра?
      Вайян-Кутюрье: В половине четвертого утра. Весь лагерь был разбужен и выведен на перекличку на равнину, тогда как обычно перекличка производилась в половине четвертого внутри лагеря. Мы оставались на этой равнине перед лагерем до пяти вечера, не получая пищи, стоя на снегу. После того как была отдана команда, мы должны были пройти через дверь, поочередно один за другим, и каждому заключенному наносили удар в спину дубинкой для того, чтобы заставить его бежать. Те, которые не могли бежать, потому что были слишком стары или больны, были схвачены и помещены в 25-й блок, в котором ожидали отравления газом. Десять француженок из нашей партии, прибывших в лагерь, были схвачены и помещены в тот же день в 25-й блок. После этого все заключенные были приведены обратно в лагерь, была сформирована колонна заключенных, в которую входила и я. Эта колонна направилась на равнину, которая напоминала поле сражения, так как ее покрывали горы трупов. Мы перенесли во двор 25-го блока как мертвых, так и умирающих, которые находились там в обстановке большой скученности.
      Блок 25, если можно так выразиться, был преддверием к смерти, он был мне хорошо известен, так как мы к тому времени были переведены в блок 26 и наши окна выходили во двор 25-го блока. Во дворе можно было видеть горы трупов, и время от времени голова или рука одного из сваленных в кучу тел приходила в движение: это была умирающая, которая стремилась выбраться из горы трупов, чтобы спастись.
      Смертность в этом блоке была еще более высокой, чем в других, так как обреченным на смерть давали пить и есть лишь в тех случаях, когда оставались остатки пищи в кухонных котлах, то есть часто в течение многих дней они оставались без капли воды.
      Однажды одна их моих подруг - Аннет Эпо, красивая, молодая женщина 30 лет, проходила мимо блока. Ей стало жаль этих женщин, которые кричали с утра до вечера на всех языках: "Пить, пить, пить, воды". Она возвратилась в наш блок, чтобы принести им немного похлебки, но в тот момент, когда она протягивала ее через решетку окна, надсмотрщица заметила это и, схватив Аннет Эпо за ворот, швырнула ее в 25-й блок.
      Никогда в жизни я не забуду Аннет Эпо. Два дня спустя я видела ее в грузовике, который отправлялся к месту, где находилась газовая камера. Она поддерживала старуху-француженку Лин Поршэ и, когда грузовик тронулся, закричала нам: "Если вы возвратитесь во Францию, не забудьте о моем маленьком мальчике". Потом они начали петь "Марсельезу".
      Можно было видеть, как по двору 25-го блока бегали громадные крысы, которые объедали трупы и даже набрасывались на умиравших, у которых не было сил с ними справиться.
      Другой причиной смертности или эпидемий было то, что нам давали есть в больших красных котелках, которые каждый раз прополаскивали только холодной водой. Так как все женщины были больны и не могли выйти ночью к месту, которое не поддается описанию, - к канаве, где они могли отправить свои естественные потребности, - они использовали эти котелки не по назначению. На следующий день котелки собирали, выливали их содержимое в помойную яму, и днем их пускала в употребление следующая группа людей.
      Другая причина смертности - положение с обувью. Кожаная обувь приходила в полную негодность через одну, две недели, так как ее носили здесь по грязи и снегу. В связи с этим ноги отмораживали, на них образовывались раны. Из страха, что обувь украдут, приходилось спать в грязных башмаках. Почти каждую ночь, в тот момент, когда нужно было выходить на перекличку, раздавался жалобный крик: "У меня украли туфли". Тогда приходилось ждать, пока все выйдут из помещения, чтобы найти что-нибудь под нарами. Иногда это были два ботинка на одну ногу или же башмак и сабо. Это могло позволить выйти на перекличку, но для работы это была дополнительная пытка, так как от этой обуви на ногах образовывались раны, которые быстро растравлялись из-за отсутствия ухода. Многие из моих подруг, у которых были раны на ногах, ложились в лазарет и более оттуда не возвращались.
      Дюбост: Что делали с заключенными, которые выходили на перекличку без обуви?
      Вайян-Кутюрье: Евреек, выходивших на перекличку без обуви, немедленно отправляли в 25-й блок.
      Дюбост: Следовательно, их уничтожали с помощью газа?
      Вайян-Кутюрье: Их уничтожали с помощью газа за что бы то ни было. Вообще их положение было совершенно ужасно. Нас собирали по 800 человек в блоке, и скученность была такой, что мы с трудом могли двигаться по помещению. Их же было в блоке такого же размера 1500 человек, то есть значительная часть из них не могла ни спать, ни даже улечься на ночь.
      Дюбост: Не могли бы Вы дать показания относительно лазарета?
      Вайян-Кутюрье: Чтобы попасть в лазарет, нужно было сперва просить об этом, каково бы ни было состояние...
      Дюбост: Могли бы Вы уточнить, что за лазарет был в лагере?
      Вайян-Кутюрье: Лазаретом был блок, в который помещали больных. В действительности это место не может быть названо лечебным заведением потому, что оно не соответствует тому, что принято подразумевать под этим словом. Чтобы туда попасть, надо было получить разрешение начальника блока, а это было чрезвычайно трудно. Наконец, надо было выстоять в очереди перед лазаретом, какая бы погода ни была, шел ли снег или дождь. Для того чтобы быть допущенным, приходилось выстаивать в очереди в течение многих часов даже с температурой 40. Часто больные умирали у входа в лазарет еще до того, как они могли туда попасть. К тому же собираться перед лазаретом было опасно: когда там было слишком много народу, эсэсовцы хватали всех женщин, стоявших в очереди, и направляли их прямо в 25-й блок.
      Дюбост: То есть они попадали в газовую камеру?
      Вайян-Кутюрье: Да, в газовую камеру. Вот почему зачастую многие женщины предпочитали не ходить в лазарет и умирали на работе или во время переклички. После вечерней переклички зимой ежедневно поднимали трупы упавших в канавы.
      Единственное преимущество, которое получали те, кто попадал в лазарет, заключалось в том, что пребывание в нем освобождало от выхода на перекличку, но там приходилось лежать в ужасных условиях, не менее четырех человек на одной кровати в метр шириной, людям, страдавшим различными заболеваниями, и это приводило к тому, что тот, кто попадал в лазарет из-за ран на ногах, заражался от соседа тифом или дизентерией. Подстилки были страшно грязны, и их меняли лишь тогда, когда они окончательно сгнивали. На одеялах было множество вшей, которые кишели, как муравьи.
      Одна из моих подруг, Маргарит Корренже, рассказывала мне, что в то время, когда она была больна тифом, она не могла спать всю ночь из-за вшей, которых она, отвернув одеяло, сбрасывала на бумагу и затем в стоявший около кровати ночной сосуд, и так ей приходилось делать целыми часами.
      В лазарете не было медикаментов, больных оставляли лежать без присмотра, не создавали им гигиенических условий, не давали мыться. В продолжение многих часов живые лежали вместе с мертвыми. Когда же трупы обнаруживали, их просто вытаскивали из кроватей и сваливали перед помещением. Те, кто переносил трупы, приходили туда и перетаскивали их на небольших носилках, с которых свешивались голова и ноги трупа. С утра до вечера заключенные, перетаскивавшие трупы, курсировали между лазаретом и мертвецкой.
      Во время сильных эпидемий зимой 1943/44 года, когда мертвецов было слишком много, носилки заменили повозками. Во время этих эпидемий ежедневно умирали от 200 до 350 человек.
      Дюбост: Сколько людей умирало в это время?
      Вайян-Кутюрье: Во время больших эпидемий тифа зимой 1943/44 года от 200 до 350 человек в день.
      Дюбост: В лазарет допускали всех заключенных?
      Вайян-Кутюрье: Нег. Когда мы были привезены в лагерь, евреям не разрешалось ложиться в лазарет, их прямо направляли в газовую камеру.
      Дюбост: Не расскажете ли Вы, как производилась в блоках дезинфекция?
      Вайян-Кутюрье: Время от времени в связи с тем, что в помещении было невероятно грязно, а это приводило к распространению вшей, которые вызывали частые эпидемии, блоки дезинфицировали с помощью газа. Но и дезинфекция была причиной значительного числа смертных случаев, потому что в то время как блоки окуривали газом, заключенных отправляли в душевую, затем у них отбирали одежду, которую помещали в паровую дезинфекционную камеру. Заключенных заставляли дожидаться под открытым небом совершенно раздетыми, пока одежду дезинфицировали, после чего ее возвращали насквозь промокшей. Даже больных, которые не могли держаться на ногах, подвергали этой процедуре, и, конечно, очень многие из них при этом умирали. Во время дезинфекции больных, которые не могли передвигаться, мыли в тех же ваннах, что и остальных заключенных.
      Дюбост: Как вас кормили?
      Вайян-Кутюрье: Мы получали ежедневно 200 граммов хлеба, 3/4 или 1/2 литра, в зависимости от случая, жидкой похлебки, а вечером несколько граммов маргарина или кусочек колбасы. Это было питанием на день.
      Дюбост: И оно было таким вне зависимости от того, какую работу приказывали заключенному выполнять?
      Вайян-Кутюрье: Вне зависимости от того, какую работу было приказано выполнять заключенному. Некоторые из заключенных работали на заводах, на которых производили снаряды и гранаты. Эти заключенные получали так называемый "цулаге" - дополнительный паек в том случае, если они выполняли норму. Как и нас, этих заключенных вызывали утром и вечером на перекличку, и, кроме того, они работали по 12 часов на заводе. После работы они возвращались в лагерь и путь от лагеря на завод и обратно проделывали пешком.
      Дюбост: Какой это был завод, "Унион"?
      Вайян-Кутюрье: Это был завод, на котором производили боеприпасы. Я не знаю, какой компании он принадлежал.
      Дюбост: Там был лишь один завод?
      Вайян-Кутюрье: Нет, была еще большая фабрика, Буна, но, поскольку я там не работала, я не знаю, что там производили. Заключенные, которых туда забирали, более не возвращались в лагерь.
      Дюбост: Не могли бы Вы дать показания о медицинских экспериментах, если Вы были свидетелем их?
      Вайян-Кутюрье: Говоря об опытах, я могу сказать, что видела в лазарете, в котором я работала, молодых евреек из Салоник, которые находились перед рентгеновским кабинетом, где их ожидала стерилизация. Кроме того, мне было известно, что в лагере для мужчин производили операции по кастрации. Я была в курсе медицинских экспериментов над женщинами, потому что моя подруга доктор Адэ Оваль из Монбельяра, которая возвратилась во Францию, работала в течение многих месяцев в этом блоке, ухаживала за больными, хотя всегда и отказывалась участвовать в проведении экспериментов.
      Женщин подвергали стерилизации, делая впрыскивания, а также путем облучения. Я видела и знала многих женщин, которые были стерилизованы. Среди подвергавшихся операции по стерилизации была высокая смертность. Четырнадцать евреек из Франции, отказавшиеся подвергнуться стерилизации, были направлены в штрафную рабочую команду, то есть на них наложили наказание, назначив на работу.
      Дюбост: Возвращались ли на родину те, кто работал в этих командах?
      Вайян-Кутюрье: Редко, в виде совершенно исключительных случаев.
      Дюбост: Какую цель преследовали эсэсовцы при совершении стерилизации?
      Вайян-Кутюрье: Они не скрывали цели, которую преследовали, производя стерилизацию. Они говорили, что стремятся найти лучший метод стерилизации, чтобы заменить коренное население оккупированных стран немцами после того, как используют одно поколение местных жителей в качестве рабов, работающих на немцев.
      Дюбост: Видели ли Вы в лазарете беременных женщин?
      Вайян-Кутюрье: Да. Если еврейские женщины, попадавшие в лагерь, находились на первых месяцах беременности, им делали аборт. Когда же они находились на одном из последних месяцев, то после того как они производили на свет ребенка, его топили в ведре с водой. Мне известно это, так как я работала в лазарете и знала, что этим руководила немка-акушерка, сидевшая по обвинению в уголовном преступлении - совершении абортов. Спустя некоторое время приехал новый врач, и в продолжение двух месяцев новорожденных еврейских детей перестали убивать. Но однажды из Берлина пришел приказ, в котором говорилось, что их снова следует уничтожать. Тогда матерей с детьми вызвали в лазарет, посадили на грузовики и увезли в газовую камеру.
      Дюбост: Откуда Вы знаете о приказе, пришедшем из Берлина?
      Вайян-Кутюрье: Я была знакома с заключенными, работавшими в секретариате СС. В частности, я знаю словацкую женщину, которую звали Херта Рот и которая в настоящее время работает в отделении ЮНРРА в Братиславе.
      Дюбост: Это она сообщила Вам о приказе?
      Вайян-Кутюрье: Да. Кроме того, я знала людей, которые входили в команды, работавшие в газовых камерах.
      Дюбост: Вы только что говорили о еврейских матерях. Были ли в лагере матери других национальностей?
      Вайян-Кутюрье: Обычно, когда женщины нееврейской национальности производили на свет детей, их не отбирали у матерей, но в связи с тем, что условия в лагере были ужасны, новорожденные редко выживали более 4 - 5 недель.
      В лагере был блок, в котором находились польские и русские матери. Однажды русских обвинили в том, что они производят слишком большой шум. Их вызвали на перекличку и заставили целый день стоять перед своим блоком с детьми на руках, совершенно раздетыми, в продолжение всего дня.
      Дюбост: Какой дисциплинарный режим был установлен в лагере? Кто обеспечивал надзор и дисциплину? Каковы были меры наказания?
      Вайян-Кутюрье: В целях ограничения своего персонала эсэсовцы использовали обычно заключенных для надзора в лагере. Сами же эсэсовцы осуществляли лишь верховный надзор. Эти заключенные были взяты из числа преступников или проституток-немок или иногда иной национальности. В большинстве случаев это были немки. С помощью коррупции и терроризирования их превратили в животные существа. Заключенные страдали от их действий не в меньшей степени, чем от действий самих эсэсовцев. Они били так же, как били эсэсовцы, мужчины вели себя так же, как женщины, а женщины были столь же жестоки, как и мужчины. Между ними не было разницы.
      Используя изощренную систему для того, чтобы максимально унизить людей, эсэсовцы терроризировали их и с помощью террора принуждали совершать поступки, которые должны были заставить их краснеть за самих себя; эта система привела к тому, что они не являлись более человеческими существами. Вот к чему стремились эсэсовцы. И требовалось невероятное мужество, чтобы противостоять этой атмосфере коррупции и террора.
      Дюбост: Кто налагал наказания?
      Вайян-Кутюрье: Командиры СС - мужчины и женщины.
      Дюбост: В чем состояло наказание?
      Вайян-Кутюрье: В зверских телесных наказаниях. В частности, одним из наиболее употребительных наказаний было 50 ударов палкой по пояснице, которые производились специальной машиной. Эту машину я видела. Она состояла из системы балансов, приводимых в движение эсэсовцами. Кроме этого, были бесконечные вызовы днем и ночью на перекличку или гимнастические упражнения: ложиться плашмя - вставать, ложиться плашмя - вставать, и так в течение нескольких часов. Тех, кто падал, осыпали ударами и направляли в 25-й блок.
      Дюбост: Как обращались эсэсовцы с женщинами? Я имею в виду также и женщин СС.
      Вайян-Кутюрье: В лагере Освенцим был дом терпимости для эсэсовцев и также для заключенных, занимавших определенные должности. Таких заключенных называли "капо".
      Кроме того, когда эсэсовцам нужна была прислуга, они приходили в сопровождении начальницы лагеря, и в то время, когда производилась дезинфекция, указывали на молоденькую девушку, которую начальница вызывала из рядов. Они осматривали ее, и если она была красивой и нравилась им, брали ее в качестве служанки.
      Дюбост: Почему они приходили в то время, когда производилась дезинфекция?
      Вайян-Кутюрье: Потому, что во время дезинфекции женщины были раздеты.
      Дюбост: Эта система коррупции и морального разложения была исключением?
      Вайян-Кутюрье: Нет, эта система была во всех лагерях, где я находилась. Та же система существовала и в тех лагерях, в которые меня не помещали. Об этом я узнала из разговора с прибывшими из этих лагерей. Система была совершенно одинакова во всех лагерях. Я думала, что Освенцим был одним из лагерей с наиболее суровым режимом, но затем меня направили в Равенсбрюк, и там также был дом терпимости, в который также набирали женщин из числа заключенных.
      Дюбост: Из того, что Вы сказали, следует, что были использованы все возможные средства для того, чтобы принизить заключенных в их собственных глазах?
      Вайян-Кутюрье: Да.
      Дюбост: Вы знаете, что было с партией евреев, которая почти одновременно с Вами прибыла из форта Роменвилль?
      Вайян-Кутюрье: Когда мы выехали из форта Роменвилль, находившиеся там еврейки продолжали там оставаться. Затем их отправили в направлении Дранси, и мы вновь встретились с ними в Освенциме спустя три недели после нашего приезда туда. Из общего их числа в 1200 человек в лагерь попали 125 человек, остальных немедленно по прибытии отравили газом. Месяц спустя ни одна из этих 125 евреек не осталась в живых.
      Прием прибывающих в лагерь производился следующим образом. Вначале, когда мы только попали в лагерь, когда прибывала партия евреев, прежде всего производился отбор стариков и старух, матерей и детей, а также больных и слабых на вид. Их погружали на грузовики. Оставляли только молодых женщин, девушек и молодых людей. Последних отправляли в лагерь для мужчин.
      Обычно из прибывавших партий от 1000 до 1500 человек в лагерь попадало не более 250 человек. Остальных тут же отправляли в газовую камеру.
      Так же производился отбор здоровых женщин 20-30 лет, которых отправляли в блок, где производились медицинские эксперименты, а женщин более старшего возраста, а также тех девушек, которых не использовали в указанных целях, все же направляли в лагерь, предварительно обрив и вытатуировав клеймо.
      Весной 1944 года был организован блок для близнецов. Это было в то время, когда прибыла колоссальная партия венгерских евреев, приблизительно 700 тысяч. Доктор Менгеле, который производил эксперименты, отбирал во всех прибывших партиях близнецов. Он руководствовался желанием получить обоих близнецов, вне зависимости от того, какого они были возраста. Поэтому в этом блоке находились и маленькие дети и подростки. Я не знаю, что с ними делали, помимо того, что у них брали кровь и производили их измерение.
      Дюбост: Были ли Вы очевидцем отбора, который производился по прибытии партии заключенных?
      Вайян-Кутюрье: Да, так как в то время, когда мы работали в блоке, который был пошивочной мастерской. Блок, в котором мы тогда жили, был перед тем местом, куда прибывали составы. В систему приема прибывающих партий было внесено усовершенствование: вместо того чтобы производить отбор на платформе, состав подводили по запасному пути почти к самой газовой камере. Он останавливался в 100 метрах от газовой камеры, как раз перед нашим блоком, который, конечно, отделяли два ряда колючей проволоки. Таким образом, мы видели, как распломбировывали вагоны, как солдаты выводили из них женщин, детей и мужчин. Мы присутствовали при душераздирающих сценах, видя, как разъединяли пожилые супружеские пары, как матерей понуждали оставлять своих юных дочерей, так как те попадали в лагерь, в то время как матерей и маленьких детей направляли в газовую камеру. Все эти люди не знали, какая участь им была уготована. Они находились в состоянии растерянности, потому что их отделяли друг от друга, но они не знали, что их ведут на смерть.
      Чтобы разрядить атмосферу приема, в ту пору, то есть в июне-июле 1944 года, во время отбора после прибытия состава оркестр из молодых красивых заключенных, одетых в белые блузки и синие матросские юбки, играл веселые арии из оперетты "веселая вдова", баркаролу из "Сказок Гофмана" и т. д. Прибывшим говорили, поскольку они не попадали внутрь лагеря и видели лишь небольшую, окруженную зеленью платформу, на которой играл оркестр, что это трудовой лагерь. Конечно, они не могли представить себе, что их ожидает. Тех, кто был отобран для отравления газом, то есть стариков, детей и матерей, направляли в здание из красного кирпича.
      Дюбост: Производили ли перепись этих людей?
      Вайян-Кутюрье: Нет.
      Дюбост: На них не ставили клейма?
      Вайян-Кутюрье: Нет, их даже не считали.
      Дюбост: На вас было сделано клеймо?
      Вайян-Кутюрье: Да.
      (Свидетель показывает Суду клеймо на руке)
      Отобранных направляли в здание из красного кирпича, на котором имелась надпись "баня". Там их вначале заставляли раздеться и прежде, чем направить в так называемую душевую, им выдавали полотенца. Но в дальнейшем, когда стали прибывать большие партии из Венгрии, более не было времени для того, чтобы разыгрывать представление и мистифицировать заключенных. С них безжалостно срывали одежду. Мне известны эти подробности потому, что я была знакома с молоденькой французской еврейкой, которая жила со своей семьей во Франции...
      Маленькая Мари была единственной в семье из девяти человек, которая выжила. По прибытии в лагерь ее мать и семь братьев и сестер были отравлены газом. Когда я с ней познакомилась, ей было приказано раздевать детей перед тем, как они попадали в газовую камеру. После того как люди раздевались, их заставляли пройти в помещение, которое внешне напоминало душевую. Через отверстие в потолке в это помещение кидали капсулы с газом. Один из эсэсовцев наблюдал через глазок за тем действием, которое оказывал газ. Спустя пять-шесть минут после того как газ сделал свое дело, этот эсэсовец подавал знак для того, чтобы открыли двери, и люди в газовых масках (это были заключенные) проникали в помещение и вытаскивали тела. Они нам рассказывали, что заключенные испытывали перед смертью сильные мучения, о чем свидетельствует то, насколько тела были сцеплены друг с другом, и стоило большого труда их разъединить.
      После этого приходила команда, которая занималась тем, что вырывала золотые коронки и снимала искусственные челюсти, и уже после того, как тела были превращены в пепел, его просеивали снова в поисках золота.
      В Освенциме было восемь кремационных печей. Но с 1944 года этого количества стало недостаточно. Эсэсовцы заставили заключенных вырыть колоссальные рвы, в которых устанавливали перекрестные перекрытия. Их обливали бензином и поджигали. Трупы сбрасывали в эти рвы.
      Мы видели из нашего блока, как спустя примерно 3/4 часа или час после прибытия партии заключенных из печей крематория начинали вырываться большие языки пламени и на небе возникало зарево от огня, поднимавшегося над рвами.
      Однажды ночью мы были разбужены страшными криками. На следующее утро мы узнали от людей, работавших при газовой камере, что накануне было недостаточно газа и еще живых детей бросали в топки кремационных печей.
      Дюбост: Не могли бы Вы сообщить об отборе, который производился перед наступлением зимы?
      Вайян-Кутюрье: Ежегодно, в конце осени в лазарете производили большой отбор. Видимо, это протекало в соответствии с определенной системой. Я говорю это потому, что могу делать выводы за тот период, который я находилась в Освенциме, и такие же выводы были сделаны теми, кто находился в лагере более длительный срок, чем я.
      Весной во всей Европе производили облавы на мужчин и женщин, которых отправляли в Освенцим, В живых оставляли лишь тех, у которых было достаточно сил для того, чтобы работать в течение лета. Конечно, в течение этого периода люди умирали ежедневно, но наиболее сильные, которым удавалось продержаться шесть месяцев, как, например я, настолько ослабевали, что в конце концов попадали в лазарет. Тогда-то осенью и производили большой отбор, чтобы не кормить зимой лишние рты. Всех женщин, которые были наиболее истощены, отправляли в газовую камеру, как и тех, кто болел довольно продолжительный срок. Евреек травили газом почти без всякого повода. Так, отравили евреек, находившихся в блоке для чесоточных, хотя каждому известно, что от чесотки можно вылечить при достаточном уходе за три дня. Я вспоминаю, что из 500 больных тифом, находившихся в блоке для выздоравливающих, 450 было отправлено в газовую камеру.
      На рождество 1943 года, когда мы находились в карантине, помещавшемся перед блоком 25, мы видели, как совершенно раздетых женщин привозили в этот блок. Затем прибывали грузовики, которые не были покрыты брезентом, и на них погружали этих совершенно раздетых женщин в таком количестве, в каком грузовики могли их вместить. Затем каждый раз, когда грузовик трогался с места, заслуживший известность Гесслер, осужденный впоследствии к смерти на Люнебургском процессе, бежал за грузовиком и наносил этим раздетым, идущим на смерть женщинам двойной удар своей дубинкой. Женщины знали, что их везут в газовую камеру, и пытались вырваться. Их избивали жесточайшим образом. Они пытались выпрыгнуть из грузовика, и из нашего блока мы видели, как проезжали грузовики, и слышали страшные крики этих раздетых женщин, которые ехали, зная, что они будут отравлены газом. Многие из них могли бы свободно выжить, так как у них была лишь чесотка или небольшое истощение.
      Дюбост: Госпожа Вайян-Кутюрье, Вы сообщили нам, что стоило угоняемым сойти с поезда, как их, даже не пересчитав, отправляли в газовую камеру. Что делали с их одеждой и их багажом?
      Вайян-Кутюрье: Что касается евреев, то вопрос о них должен быть рассмотрен отдельно, потому что лица нееврейского происхождения сами должны были нести свой багаж в блоки, где его сортировали. Евреи должны были по прибытии оставлять все свои вещи на перроне. До того как их пропускали, им приказывали раздеться, и их одежда и прочие вещи, которые они с собой привозили, - все это оставалось на перроне, а затем направлялось в большие бараки, где производила разборку вещей команда, которую называли "Канада". В бараках вещи сортировали и отправляли в Германию. Там были всевозможные предметы: драгоценности, меховые манто и т. д.
      Так как в Освенцим евреев отправляли целыми семьями, говоря им, что это нечто вроде гетто и поэтому они должны брать с собой все, что у них имеется, они привозили с собой значительные драгоценности. Я вспоминаю, что когда прибывали евреи из Салоник, им выдавали почтовые открытки, внизу на этих открытках указывалось, что адрес отправителя - Вальдзее, хотя такого пункта не существовало. Им выдавали также печатный текст с тем, чтобы они написали своим родным: "Здесь мы хорошо устроились: у нас есть работа, с нами хорошо обращаются и хорошо кормят. Ждем вашего приезда". Я лично видела такие почтовые открытки, и писари в каждом блоке получали приказ раздавать их заключенным, чтобы те отправляли их своим семьям. Мне известно, что такие случаи имели место в Греции, и я не знаю, применяли ли этот метод в других местах, но в Греции (как и в Словакии) целые семьи приходили в бюро по вербовке в Салониках, изъявляя желание присоединиться к своим родным. Я вспоминаю профессора-филолога из Салоник, который с ужасом узнал в приехавшем родного отца.
      Дюбост: Могли бы Вы дать показания о лагерях для цыган?
      Вайян-Кутюрье: Рядом с нашим лагерем находились на расстоянии трех метров два лагеря, отделенные колючей проволокой. В одном из этих лагерей находились цыгане, которые в 1944 году, примерно в августе, были все отравлены газом. Там были цыгане из всех европейских государств, в том числе и из Германии. По другую сторону от нашего лагеря находился так называемый лагерь для семей. В него были помещены евреи из гетто в Терезиенштадте, которые в отличие от нас не были выбриты, не носили вытатуированные клейма. У них оставили их одежду, они не работали. Так они прожили шесть месяцев, а спустя шесть месяцев все обитатели этого лагеря были отравлены газом. В лагере было около 6 - 7 тысяч евреев. Через несколько дней из Терезиенштадта прибыли новые значительные партии евреев, они также были привезены целыми семьями, и шесть месяцев спустя их всех, как и первую партию, отравили газом.
      Дюбост: Госпожа Вайям-Кутюрье, не могли бы Вы дополнительно рассказать о том, что Вы увидели перед самой отправкой из этого лагеря и при каких обстоятельствах Вас из него увезли?
      Вайян-Кутюрье: В 1943 году перед тем, как мы были увезены из Освенцима, нас поместили в карантин.
      Дюбост: Когда это было?
      Вайян-Кутюрье: Мы пробыли в карантине в течение 10 месяцев: с 15 июля 1943 г. по май 1944 года. Затем мы были возвращены на два месяца в лагерь, после чего нас отправили в Равенсбрюк.
      Дюбост: Среди вас были только француженки из вашей партии, которые остались в живых?
      Вайян-Кутюрье: Да, это были только француженки, оставшиеся в живых из нашей партии. От прибывших из Франции примерно в июле 1944 года евреек мы узнали, что лондонское радио сообщило о нашей партии заключенных, причем были упомянуты Майя Политцер, Даниэль Казакова, Элен Соломон и я. Мы узнали, что после этого из Берлина был отдан приказ поместить француженок, входивших в эту партию заключенных, в лучшие условия, нежели остальных заключенных. Так мы попали в карантин. Это был блок, находившийся перед лагерем по другую сторону колючей проволоки. Я должна сказать, что мы, которые остались в живых, обязаны жизнью этому карантину, так как через четыре месяца после нашего прибытия в лагерь нас осталось лишь 49 человек. Поэтому, несомненно, мы не смогли бы перенести 18 месяцев лагерной жизни, если бы десять месяцев не провели в карантине. Карантин этот был создан в связи с тем, что в Освенциме свирепствовал сыпной тиф. Поэтому для того чтобы выйти на свободу или быть переведенным в другой лагерь или же для того чтобы предстать перед судом, надо было предварительно пробыть в течение двух недель в карантине, так как две недели длится инкубационный период при заболевании сыпным тифом.
      Также в тех случаях, когда приходили бумаги, в которых говорилось о возможном освобождении какого-либо заключенного, его отправляли в карантин, где он находился до тех пор, пока приказ о его освобождении не был подписан. Иногда это длилось в течение многих месяцев. Минимальный срок пребывания гам был две недели.