Ну что ж, прекрасно -своя девочка. Сейчас развлечемся.
      Потом все прервалось. Только пурпурная сфера и все.
      Наконец, я оказался на Звездном бульваре. Фарцовщик с Кудринки предлагает мне купить за трешник фотоаппарат "Зенит Е". Я торгуюсь, требуя еще и вспышку.
      Опять провал.
      И снова я в подъезде "номенклатурного" дома. Дверь распахнута. Захожу в одну комнату за другой, но никого не вижу. И вдруг слышу какие-то приглушенные голоса. Ногой открываю очередную дверь. Комната была маленькая, и старинная арабская кровать занимала почти всю площадь. На полу валялись опрокинутые бутылки, подсвечники, раздавленные окурки и все то, что называют предметами женского туалета. В постели была Катя с высоким белокурым мужчиной. Во всяком случае, мне он показался высоким и похожим на римского легионера. Я достал фотоаппарат и стал щелкать с таким остервенением, будто расстреливал врагов народа. Шкатулка кривлялась перед объективом, у нее были длинные пышные волосы и такая кожа, будто ее сто часов продержали под ультрафиолетом. Потом все пропало, и на следующий день я встречаю мою любимую перед нашим институтом. Она здоровается со мной, и вдруг в ее глазах возникает непривычное злобное выражение, а по губам пробегает презрительная усмешка:
      -Теперь ты понял, кто я такая.. Все мое окружение всегда сбудет считать меня паинькой, - она усмехнулась, - а я плевать на них хотела!
      Между нами проехало красное такси, и Катя исчезла.
      Я проснулся и решил быстрее встать. Окна были зашторены. Ничего не видя и вскакивая по инерции в другую сторону, я с такой силой трахнулся головой о батарею, что у меня на самом деле глаза на лоб полезли.
      ???
      Из Таганрога я вернулся 10-го января. Заехал домой, принял душ, переоделся, выбежал на Самотеку, остановил такси и через пять минут был у Кати. Она не удивилась, но, по-моему, обрадовалась. Ее мама, вероятно, используя этиловый спирт не только в научных целях, приготовила из него ликер, добавив туда концентрированного молока, сахара и кофе. Русский Irish cream. К часу ночи от него не осталось и следа. Шкатулка была возбуждена, доброжелательна, откровенна, и у меня опять стал появляться проблеск надежды. Я рассказывал ей второй том "Унесенных ветром", и мы вместе читали последние страницы романа - расставание Скарлетт и Ретта. Она была без ума от книги. Меня просто убивала ее сентиментальность. Что касается героев, то мы были по разную сторону баррикад. Читая последние диалоги Скарлетт О'Хара и Ретта Батлера, я подсознательно чувствовал, что не хочу, чтобы Скарлетт удалось вернуть Ретта. Катя же надеялась на компромисс. В этой книжке есть такие моменты, что рыдать хочется. И если бы меня спросили, кто больше всего сблизил меня с Катей, я ответил бы - Margaret Mitchell
      Правда, в начале беседы она успела ляпнуть ни к селу, ни к городу, что ее бросил любовник. Я понял, что большей дуры я в жизни не встречал, и захотел с ней сделать то, что сделал слуга графа Робера Артуа с Маргаритой Наваррской...?
      Шкатулка говорила о романе и параллельно высказывала свои консервативные взгляды на нравственность. Говорила она убежденно, и этим, как бы косвенно, заставляла меня верить в ее принципиальность. Она говорила о своем неприятии пошлой действительности и о сплетнях на кафедре, о дружбе с простой девочкой Машей и об одной своей подруге, от которой в некотором аспекте она отмежевалась не менее категорично, чем ЮАР от действий группировки УНИТА.
      Я понимал относительность и условность ее излияний. Я понимал, что видимость всегда будет для нее важнее сущности. Я думал, что уж лучше она была бы полностью безнравственна, чем так желеобразно псевдонравственна. Ни одной из сказанных фраз она не сможет отстоять, если на нее надавить, потому что на самом деле она просто слабохарактерная дура. Но я любил ее, и в глубине души верил, что она не способна на предательство.
      Катя не способна на предательство! Вот умора!
      Каждый раз, когда появлялось что-нибудь более интересное, чем мог предложить я, Катя без объяснений уходила. В этом отношении она была абсолютно раскомплексована. Нет, вру, иногда она говорила: "Завтра позвоню, все объясню! А сегодня я очень спешу!" Ни разу я с ней не встречался просто так. Каждый раз я должен был что-нибудь придумать: театры, "Космос", видео, дни рождений, поездки на дачу, обмен книгами, забытые вещи и т. д. О том, чтобы позвонить и сказать: "Катя! Я хочу тебя видеть!" не могло быть и речи.
      В недалеком будущем Катя произнесет не одну "антипредательскую" тираду в отношении "счастливого поклонника на Рижской", но у меня это уже не вызовет сочувствия. Однако об этом позже.
      ???
      Я сумел договорится со своим самолюбием по поводу разрыва с Катей Мороз. Причиной тому послужила замена новогодней ночи на вечер 13-го января и замена дачи майора Пятницы в Переделкино на его квартиру. ."Катя, мы встречаемся каждый день. Почему мы не можем быть вместе на Новый Год.." - взмолился я. "Потому, что Новый Год -это ночь", - отрезала Катя.. У меня просто не хватает слов, чтобы описать это самонаебательство! Это была такая замена Нового года, как если бы вам в каком-нибудь фешенебельном ресторане вместо чашечки espresso принесли стакан разбавленного и холодного к о ф е й н о г о напитка "Арктика"!..
      Мы никак не могли остановить такси, и нас подбросил какой-то частник. Как назло, я еще забыл, как подъехать к "пьяному" дому майора Пятницы на Новокузнецкой, и мы долго кружили. У меня вконец испортилось настроение. По пути я ей рассказывал про Пятнитскую Луизу - этот феномен выдержки, хладнокровия и терпимости. Луиза просидела всю ночь, как истукан, на кухне в темноте, пока майор трахал в комнате ее сокурсницу, дождалась, пока та утром уехала, и, не задумываясь ни на минуту, вернулась к Пятнице. На меня это произвело неизгладимое впечатление. Такого я еще не видел.
      - Дима! А я тоже - "телка?" - полукокетливо спрашивает Катя, закусив нижнюю губу.
      -Да, - говорю. Но думаю "нет".
      За этот вечер она так достала меня своей холодностью, что я готов был уйти в монастырь и до конца своих дней петь четвертый псалом. Она постоянно отвлекалась, и, казалось, ее мысли витали гдето в Западном полушарии. Пила мало, но курила одну сигарету за другой. единственное, что, может быть, ее оправдывало, так это то, что жрать было всего ничего: вареная картошка, севрюга и зеленый горошек. А есть она любит жутко! -ест много, да еще к тому же ужасная привереда.
      Я хотел показать несколько карточных фокусов, но с таким настроением не мог сделать даже примитивный двойной вольт. Фокусник Фрид - мой карточный учитель, сказал бы: "Дайте ему в руки стеклянный хуй, так он и его разобьет и руки поранит!"
      Пятница завел будильник на полночь, а в 11 перевел стрелки на час вперед. Мы дружно подняли бокалы с шампанским, в котором мне хотелось утопиться.
      В такси я пожалел, что у нас нет пуленепробиваемого стекла между салоном и местом водителя, как в машине Бормана, потому что тихо говорить я уже не мог. Пять минут я готовился и, когда мы подъехали к площади Ногина, сказал:
      - Катя! Я попал в дикий переплет.
      - Что случилось? - заботливо спросила Шкатулка таким тоном, будто подумала, что от меня забеременели восемь школьниц.
      - Я люблю тебя, Катя! - выпалил я, взял ее руку, стянул перчатку и стал целовать. Мне показалось, что ее рука лежала в морозильнике. Но в какой-то момент я почувствовал, что Катя тоже женщина, а не мумия, и, вероятно, преступил границу дозволенного. Она моментально отдернула руку - на все, что касается секса для меня наложено абсолютное табу.
      - Когда мы выйдем из машины, я тебя поцелую, безоговорочно сказал я. Катя молчала. Вероятно решила, что такому зануде, как я, легче уступить, чем доказать, что не хочешь.
      Я попросил водителя подождать, безуспешно попытался исполнить в лифте угрозу, пока он тащился до третьего этажа, вернулся в машину и уехал домой.
      ???
      С Забором я встретился первый раз в феврале 1982 года, хотя мы были наслышаны друг о друге довольно давно. Мне позвонил Хан, пригласил меня с Анечкой в бар и сказал, что будет с девушкой. Девушкой оказался Забор. Он уселся за столик и сразу, "с пылу-с жару", стал рассказывать о своем очередном несчастье - ему опять не удалось уговорить отдаться какую-то девицу. Забор мне понравился. В нем не было хановско-скорпионовской наглости и позерства, а была какая-то тихая, вкрадчивая "просачиваемость". Впоследствии Картина, злая на язык хановская жена, прозвала его "тихий блядун".
      Зная о нашем "матриархате" и о том, что я поеду в гости даже к Ясеру Арафату, если Катя соблаговолит составить мне компанию, Забор позвонил моей платонической girlfriend (с моей подачи) и пригласил нас в гости. Катя согласилась. А мне могла бы отказать. (А Забор, если бы родился на Западе, скорее всего, был бы сутенером).
      Пока мы дошли до Рижской, Катя прожужжала мне все уши моей самой любимой фразой: "Дима! Возьми такси!" Но если уж я уперся, меня ничем не прошибешь. Мы проехали шесть остановок в лучшем в мире метро (в вагоне стоял синтетический запах французских духов, перегара, немытых подмышек и сухой колбасы), прошли километра два по абсолютному бездорожью, после чего попали к Забору.
      Я устаю подробно описывать каждую встречу. У меня неплохая память, и я помню каждую Катькину фразу, каждый взгляд и каждый жест. Но лучше всего я помню, во что она была одета. В этот день она наконец-то нашла применение имеющим ко мне некоторое отношение бусам.
      Весь вечер нам гадала Заборовская прабабка, которая была старше ХХ века. Впрочем, я бы предпочел, чтобы Кате гадал м-р Финбоу из "Смерти под парусом" Ч. Сноу. Уж он бы вытянул из нее не меньше, чем из Эвис Лоринг.
      Каким-то образом разговор перешел на военные лагеря. Тут уж меня не остановишь. Хотя прошло почти рассказывали нашим дамам, что такое "электрический стул"?, и сколько воды вытекает из общевойскового защитного комплекта (ОЗК) после марш-броска; рассказывали, что йодом и зеленкой можно вылечить все болезни; что изучать станции Московского метрополитена можно и не будучи в Москве?; что перловая каша небесного цвета тоже бывает съедобной; что бромистый калий, добавленный в жрачку, обладает потрясающим антисексуальным эффектом; что ходить можно по трем "направлениям": строевым шагом, бегом и с песней; что "стоять на тумбочке" - вовсе не значит залезть на нее с ногами; что складка на гимнастерке иногда является признаком респектабельности; что если бы дней было не 90, а 91 - мы бы повесились.
      Кстати, если вы хотите узнать поподробнее, что такое военные лагеря Технологического института, я могу процитировать письмо моего друга Толстого, мастера спорта по вольной борьбе. В сокращенном и практически освобожденном от мата виде оно выглядит следующим образом:
      Скотина, здравствуй!
      Милый друг! Срочно напиши мне письмо с описанием той, так любимой мною жизни. Я уже обалдеваю от всего происходящего. В принципе я готов был ко всему, но такого кошмара! Все немного легче, так как я в итак и вот печатаю "профессионально" на машине "Оптима". А остальные в это время трахаются на полигоне с ОЗК, ну, я надеюсь, что ты знаешь, что это такое. Но чувство, что тебя могут отодрать в любую минуту не покидает меня с 1 июля. Здесь сержанты так спать мешают, что потом ходишь весь день, как будто с тобой провели анальный половой акт...
      Братан, умираю, привези мне сюда какую-нибудь телку, все равно, какую, лишь бы со всеми женскими атрибутами. Прошла неделя(!) воздержания.
      Тут такая халява стала вылезать на поверхность: у одного мама, у другого дядя, у третьего рука волосатая - ну просто обалдеть можно.. Я же, как всякий тихий и маленький человек, послал весь этот раскардаш к чертовой матери и вот сижу себе и печатаю. Иными словами, чтобы как-то облегчить свое положение, надо работать в штабе. Ну, черт возьми, как устану, не могу печатать без ошибок. Здесь, чтобы жить хорошо, надо иметь рублей 500, тогда можно послать столовую нахуй. и покупать жратву в магазине - уникальное место. Но это еще не все. Здесь еще письма перлюстрируют - за такое письмо сразу пиздец.
      Уже имеются кандидаты, которых я лично изобью на станции "Ногинск" после лагеря.
      Продолжаю писать после ужина. Сейчас кто-то стащил в солдатской все деньги и на плацу ебут бойцов. Там в этой чайной работает местная шлюха, зовут Наташа, по-видимому, ее трахают все офицеры части по очереди. Я тоже хочу, но, естественно, хер чего получу. А жаль!
      Свиридов растер себе всю промежность и ходит теперь, как пингвин. Экзотика! Вчера он достал бритву и пугал сержантов и курсантов всего батальона. Этот халявщик выворачивается наизнанку, хочет уехать отсюда работать в Москву, на военную кафедру, но у него ничего не выйдет.
      Братан! Ты когда-нибудь видел, как пьют одеколон. После присяги я подарил сержанту нашей роты флакончик одеколона. Ты бы видел, какой он был благодарный! Глаза его слегка увлажнились и долго блестели; потом от него пахло, как из парикмахерской.
      Комары здесь совершенно невероятных размеров, как шакалы, и им монопенисуально кого кусать, хороших парней, вроде нас, или всякое отребье, которое лижет жопу всем прямым и непосредственным начальникам.
      Здесь, говорят, добавляют в жратву какую-то дрянь! Ходят слухи, что KBr?. Это для того, чтобы солдат СА не отвлекался на всякого рода туфту, как-то: девочки, мордочкой сержантского состава и своих товарищей, воспоминания о прошлой жизни, нехорошие книжки, кроме, разумеется, установленных газет, и думал только о благах, какие предоставляют армия и ебаный флот.
      Изложу вкратце будни нашей в/ч.
      Ужин. Сыро. На душе дерьмо. Столовая. Дурные запахи, звон посуды. На первое подают кашку, черт знает из чего, на второе чай с 4-мя кусками сахара; кашка подается с рыбой, в которой полным-полно гельминтов?. Сначала бойцы не верили, но после демонстрации глистов во всю длину на столе, прониклись. Теперь обжираюсь глистастой рыбой. Ты ведь знаешь, я парень без комплексов.
      Остановлюсь на подготовке ко сну и на сне. Подготовка ко сну начинается с чистки зубов. Далее, натягиваю шерстяные носки толщиной в палец - подарок моей бывшей подруги, затем "олимпийку" и штанишки. Ночь можно считать удавшейся, если не звенел браслет от часов, когда трясешься от холода. Кончается вся эта процедура криком "Рота, подъем!", и все начинается сначала. Душа моя изнемогает, чувствую себя, как говно в консервной банке, - читай "Черви" Флэнагена. Иногда бывает все абсолютно по фигу, а сегодня посмотрел я в голубое небо, и стало так нехорошо. Оказывается, это так тоскливо ощущать всю безысходность своего положения, когда ты живешь, как собака, которая знает, что вечером ее должны покормить. Когда все это кончится, я, наверное, стану самым активным пацифистом. Да это еще хуйня! Тут некоторые льют слезы прямо в столовой. Только и пытаешься все переводить на юморную нотку: то облажаеиь какого-нибудь сержанта за его педерастический вид, то напишешь на березе нехорошее слово, надо попробовать помочиться кому-нибудь в сапог.
      Об одном я жалею, что я не два метра ростом и весом не 100 кг. При таком раскладе я избил бы весь ОБХЗ?!
      Чувствуешь, как зверею. А что будет в конце сезона?
      И почему у меня папа не министр?
      Но студенты все же разгильдяйский народ. Постоянно разлагают сержантский состав, уже играют в карты на деньги, по всему видно, как обалдевают. Заезжай, поболтаем, и то так тоскливо.
      пос. Больиие Буньки Ногинской обл., 1982г
      Как только мы вышли от Забора, я бросился ловить такси, потому что иначе она бы просто выцарапала мне глаза.
      ???
      15-го января прилетели Анечка с Чмоней. Анечка из Калининграда, Чмоня из Тбилиси. Но почему-то в один день.
      И, что совершенно непонятно для знакомых с гражданской авиацией, в один аэропорт.
      Анечка прожила у меня три дня, и я за это время ни разу не назвал ее Катей. Как, впрочем, и наоборот.
      Возможно, что они бы подружились, хотя не похожи абсолютно. При всей разнице в возрасте, темпераменте, социальном положении, целях и средствах их достижения они, наверно, нашли бы общий язык. И Катя, и Анечка ищут в подругах понимания и утешения и вряд ли находят. Внешне складывается впечатление, что Катя довольна замкнута, тяжело сходится с людьми и неоткровенна. (Это последнее качество я ценил в ней больше всего, наверное, потому, что сам трепло ужасное). Но она, как и Анечка, - не дура выпить, а алкоголь и предутренние часы действуют очень расслабляюще на человеческий язык. Я так отчетливо представляю их плачущими друг другу в жилетки после бутылки красного вина, что мне просто становится смешно!..
      После второго Чмониного пришествия началась новая "космическая" эпопея. Поселение Чмони в "Космосе" было не самым умным шагом администрации -пусти козла в огород. Но так или иначе, это позволило его друзьям и подругам посещать это прозападное заведение и привнести туда не самые аристократические манеры современной молодежи. Во всяком случае, я сомневаюсь, чтобы ктонибудь до Анечки танцевал в баре "Дубрава" на столе под национальные песни пьяных арабов.
      После отъезда Анечки, я, конечно, сразу же пригласил туда же Катьку. Но ее появление в гостинице оказалось отмеченным ее забывчивостью и моей безответственностью. Катя забыла паспорт нашла чего забыть! И горничная на "чмонином" этаже, которую этот фраер собрался уже трахнуть, естественно, без пропуска нас в номер не пустила. Вероятно, решила, что работа в "Космосе" ей дороже обещанных чмониных пятидесяти рублей. Которые он бы, конечно, ей не дал. Думаю, отделался бы клеенкой. Так вот, бегу я вниз, в Бюро пропусков, и говорю:
      - Светик, милый! Со мной здесь девушка, забыла она паспорт. Я тебе могу все ее данные назвать, - не возвращаться же домой за документами!
      - А девушка-то хорошая? -спрашивает неприступная Светлана.
      - Отличная, -говорю, -девушка. Совсем не проститутка.
      "Космический" страж проявляет милосердие:
      - Ну, говори, я пишу.
      - Мороз Екатерина.
      - Чего? - Света вскидывает брови, и у меня появляется подозрение, что Катя - заклейменная шлюха. - А где девушка работает?
      - В химическом институте, - говорю, хотя уже в этом не уверен.
      - Не та. - Светино удивление сменяется разочарованием.
      - Да, но до этого она танцевала в цирке.
      - О! Да ведь она моя одноклассница!
      Ну, слава Богу, думаю. Это уж лучше, чем если бы они вместе попали в вытрезвитель.
      Так я завязался со Светой.
      ???
      Начиная с середины января я совсем помешался. Отсутствие ярко выраженного сексуального желания и теоретическая необходимость трахнуть Шкатулку разрывали меня, как лебедь, рак и щука повозку - единственное, что всегда приводит мои нервы в порядок и делает из меня флегматика, так это упорядоченный секс.
      Постоянные сексуальные контакты с (желательно) любимой девушкой (лучше с двумя) настолько благотворно влияют на мое внутреннее равновесие, что папаша Фрейд наверняка нашел бы во мне еще одно подтверждение своей теории. Но несмотря на то, что робостью я отличался последний раз в восьмом классе, у меня сложилась стопроцентная уверенность, что я скорее трахну Оливию Ньютон-Джонс, чем Катю Мороз.
      20 января Чмоня уехал, посоветовав мне на прощание взять 50 рублей, сводить Катю в кабак, напоить, привезти домой, трахнуть и не делать проблем.
      Вместо этого я пошел с ней бассейн. Сеанс был на 6 часов. А до этого я обрыскал весь район ВДНХ-Щербаковская в поисках денег. Ночевал я в гостинице, потом провожал Чмоню, который улетел, растратив все родительские и государственные деньги. Идиота Хана, как назло, дома не было. Я уже никуда не успевал, и мне ничего не оставалось, как позвонить все той же соседке Хана Любе-зуборезке. Наши отношения представляли собой типичный пример free love, не омраченные пошлятиной, ссорами, и, самое главное, их выяснениями. Ни разу мы не договаривались о следующей встрече. Я приезжал, когда хотел, и, так как она жила рядом с Ханом, совмещал визиты. Я забывал у нее обо всем на свете, и она, как никто другой, умела создавать идеальные условия для отдыха и хотя бы временного покоя. Зуборезка жила одна в очень уютной и аккуратной квартирке, работала в 15-й стоматологической поликлинике, окончив 3-й медицинский институт, училась в университете марксизма-ленинизма, заботилась не только о моих зубах, отличалась честолюбием, независимостью, чувством юмора и повышенным темпераментом. Летом 1984-го она навещала меня в больнице и больничные weekends я проводил у нее. В феврале Зуборезка уедет в Англию. Очередная потеря, очередное расставание. "Что имеешь, не хранишь, потерявши, плачешь". Досадно, что у нее останется мой "единственный Катин подарок" - альбом "Мещерская сторона" (не смейтесь!)
      Я сочинил трогательную историю о том, как я, сидя в ресторане. вдруг обнаружил, что забыл дома деньги, что я оставил в залог паспорт и, что если она не выручит, мне придется сделать то, что сделал с собой отец Максимилиана Морреля.
      Зуборезка сделала вид, что поверила, потрогала мой лоб, дала мне десятку, чмокнула и закрыла перед носом у меня дверь еще одной 62-ой квартиры.
      Перед приходом Кати в "Космос" я, как ненормальный, носился между сервис бюро и Бюро пропусков, боясь, как бы чего не обломилось. Шкатулка всегда вела со мной себя так, будто она правнучка королевы Елизаветы, провела детство в саду Тюильри и привыкла, что перед ней распахивают любые двери. Если уж я ее куданибудь приглашаю, все должно быть идеально: автоматически накладывалось вето на задержки, очереди, неудобства и общественный транспорт. В противном случае она дико раздражалась, капризничала и вела себя как ребенок, единственным не испробованным средством воспитания которого являются розги. Как что не так - надуется, как мышь на крупу - слова из нее не вытянешь! А уж если орать начнет святых выноси. Голос тоненький, писклявый, а речь -сбивчивая. Не прошибешь ее уже ни юмором, ни логикой. Я всегда боялся этих приступов раздражения, а заводилась она с пол-оборота.
      Но в этот день все обошлось, и в бассейне я первый раз увидел ее раздетой. На ней был черный купальник, и он не выглядел чисто символичным.
      Я был рад, что у нее просто хорошая фигура, а не такая, что можно с ума сойти. И неправда, что она ходит, будто ей в задницу вставили кочергу. А свою иронию в отношении ее щиколоток и походки матерый фарцовщик Алекс может свернуть в трубочку и засунуть туда же, куда и кочергу. Только, разумеется, себе. У нее прекрасные щиколотки и походка. Как, впрочем, и все остальное.
      После бассейна, проголодавшись, мы пошли в "Калинку" и, как всегда устроили обжираловку. О "Калинке" и об ее отличии от русской народной песни я расскажу как-нибудь позже.
      А сейчас я могу лишь сказать, что этот день был лучшим январским днем. Помимо этого, этот день был одним из последних перед наступлением Нового этапа, полностью перечеркнувшего все то, что было до него, вернее, доказавшего, что до него вообще ничего не было.
      Часть вторая
      Новый этап наступил 28 января, в 16.30 по московскому времени.
      А до этого я попал в тупик.
      Я попробую описать, что представлял из себя этот тупик.
      Представьте себе, что вы чините какую-нибудь вещь или решаете задачу. У вас есть определенный метод, который заключается в многократном повторении одного и того же действия в надежде на достижение желаемого эффекта. Допустим, пружина в механизме часов, которую вы никак не можете вставить на место. По всем законам логики вы чувствуете, что вставить ее невозможно, но все же надеетесь, что это легче, чем выдавить из тюбика пасту, а потом вдавить ее обратно. Постепенно у вас начинает сосать под ложечкой, вы успеваете искусать до крови губы; еще чуть-чуть и снежный ком вашего раздражения поднимет эти чертовы часы и со страшной силой швырнет их об пол. Единственное, что мешает поддаться искушению разбить часы, так это то, что они - дорогие. Тогда вы откладываете неподдающуюся деталь в сторону, принимаете холодный душ, закуриваете сигарету, и вам в голову приходит мысль о кардинальном изменении самого метода починки. Надо придумать что-то новое!
      Я не знаю, насколько соответствует сравнение с идиотскими часами моему положению. Но, так или иначе, после нескольких мелких ссор с Катей Мороз, которые были для меня все равно, что масло, разлитое на дороге, для автомобиля, идущего со скоростью 90 миль, я решился на авантюру - поменять измор на шпионаж (вы чувствуете необъявленную войну?). Идея была такова: так как Катя до сих пор все еще представляла для меня загадку, я решил во что бы то ни стало узнать и понять ее. И так как самому мне это никак не удавалось, я решил прибегнуть к отнюдь не новому способу подружке. Подружкой была Марта Лисовская, по прозвищу Мартышка, о которой Катя пропилила мне все уши, но которую я видел лишь раз, год назад, мельком. Со слов Кати я знал только, что раньше они вместе танцевали в цирке; что Мартышка встречается с Укропом - не то физиком, не то лириком, пишущим песни для "Круиза"; что мужчины от нее без ума; что это она прозвала ее Шкатулкой, что живет она в Подмосковье и, может быть, даже путанит (с ума сойти!) Как вы уже, наверное, догадались, в какой-то мере Мартышка представляла для меня интерес не только как Катина подружка. (Шучу).
      Да, вот еще что. Катя была помешана на всяких там модных ансамблях, типа Стаса Намина, "Круиза", "Автографа" и прочей фуфлятины, к которым Мартышка, вероятно, имела отношение через Укропа-либреттиста. При упоминании этих "оригинальных" и "своеобразных" ансамблей-миссионеров, несущих истинную веру Христа советским музыкальным язычникам, Катя просто прыгала от восторга. Она как-то показала мне фотографию какого-то гитариста на пластинке, а потом заявила, что знакома с ним. По ее тону могло показаться, что она приемная дочь Франклина Д. Рузвельта, и ее роль в созыве Тегеранской конференции была не последней. Она с ума сходила по знаменитостям, хотя и считала, что говорит о них так, вскользь, равнодушно-небрежным тоном. Она была ужасающий сноб, сколько бы ни скрывала это. А еще она была ужасно влияема, что называется, "куда ветер дунет". Ее можно было убедить и переубедить в чем угодно. Так вот Мартышка, таская везде за собой Шкатулку, по всей видимости, просто использовала ее, как приманку.
      Да, разрешите мне еще упомянуть вот что. Я никак не мог найти какой-нибудь зацепки, которая позволила бы мне встречаться с ней постоянно. Я думаю, меня можно понять, - первый раз всегда трудно, а это был мой первый платонический роман. И если раньше обычно цементирующим каркасом в отношениях был секс, то теперь нужно было найти что-то новое. Это должно было быть что-то такое, от чего Катя не могла бы отказаться, и что нельзя было бы "перенести на другой день". Я выбрал театры. Когда-то на первых курсах института я с удовольствием ходил в театры один и пересмотрел почти все спектакли. Потом Анечка, будучи "актрисой кукольного театра", затаскала меня по всяким представлениям. В каждом городе, куда бы я за ней не следовал, она знакомила меня с кукольным миром. Я торчал с утра до ночи на ее репетициях и в конце концов возненавидел все это, в том числе невероятные совмещения кукол с "живым планом", то бишь мужиками и бабами на сцене. Короче говоря, одного меня не затянешь в эти дурацкие театры никакими силами. Я так начинаю раздражаться, что у меня возникают спазматические боли в левой области желудка.
      Но не забудьте, что с Катей я готов был десять раз подряд смотреть "Служу Советскому Союзу" в перерыве между "Сельским часом".
      2-го декабря Кате исполнилось двадцать лет, и театры еще входили в сферу ее интересов. Смотрела она все подряд и покупала билеты вне зависимости от наличия прямой пропорциональности между стоимостью и качеством мест.
      Я быстро установил торгово-дипломатические отношения на взаимовыгодной основе с Ленкой из УПДК, которая занималась распределением театральных билетов среди "интуриста", таская ей книжки в обмен на билеты.
      "Божественная комедия" была первым спектаклем (в кукольном театре, кстати, - вероятно, это символично), который она мне предложила. Билеты были на 28.01.85. Я рассмеялся в душе - три года назад я смотрел "БК" с Анечкой.
      Спустя несколько дней после злополучного 28-го января я написал что-то вроде маленького рассказа об этом дне экзальтированного и архисумбурного. Но, быть может, в то время я был ближе к истине, чем сейчас, поэтому мне скорее хотелось бы воспроизвести то, что написано ранее, нежели еще раз вспоминать то необычное чувство, которое появилось у меня в этот день, - чувство Петра I, узнающего правду об Анне Монс.
      Чувство мужчины, узнающего правду.
      "Мои клочки воспоминаний, вероятно, так и останутся разрозненными. Для возникновения первоначального творческого импульса иногда достаточно любой мелочи, как писал Сименон, солнечного луча, какого-то необычного дождя, запаха сирени. Стоит в голове мелькнуть яркому воспоминанию, и я испытываю настоятельную потребность зафиксировать его.
      Нежелание пояснять некоторые детали, ограниченность во времени и наличие двух главных действующих лиц порождают коекакие трудности, которые проявятся в "повествовательнобессвязном" стиле этого маленького репортажа.
      Я уже давно пытался найти ключи к наглухо заколоченной двери ее Прошлого. Не веря в успех, я действовал по заранее отрепетированному сценарию, слегка импровизируя.
      Отношение Кати к Мартышке стало приобретать черты идолопоклонства. Однако я надеялся, что последняя обладает довольно длинным языком и не такими "длинными" мозгами. В таком случае моя "раскрутка" породила бы зависть любого "следака".
      Ничто не свидетельствовало об истинной цели моего приезда - он был вполне корыстен, и мнимое участие одной из Мартышкиных танцевальных партнерш обеспечивало мне что-то вроде алиби. Рассчитано робкие, но в то же время довольно настойчивые попытки втянуть Мартышку в игру в конце концов дают результаты.
      28-го января, 1б.30. Мы вместе вышли из клуба, она позвонила своему Укропу и, не найдя его, решила воспользоваться неожиданной, и, как она надеялась, приятной возможностью to have some fun. А может быть, просто за неимением барыни меня решили использовать в качестве горничной. Ну что ж, автора вполне устраивало такое развитие событий. Неожиданные, но почему-то настойчивые попытки Мартышки пригласить с собой Шкатулку убедили меня в ее полной неосведомленности о нашем знакомстве. Мне пришлось дать отпор этим предложениям не менее решительный, чем отказ Никарагуа подчиниться диктату американского империализма.