Рэйн даже мог определить, что ему не нравилось в Анюте. Она была слишком уж тихая, молчаливая и иногда смотрела на него с таким обожанием, что он готов был убежать и не вернуться. Просто ему казалось, что если он попросит ее выпрыгнуть из окна, - она выпрыгнет не задумываясь.
      Два с небольшим года назад, когда они познакомились, Рэйну это очень льстило. Девочка с большими серыми глазами ходила за ним по пятам и смотрела на него так восхищенно, что он даже немного смущался. А после одного концерта Аня подошла к нему и попросила автограф. Она была единственной, кто это сделал, и Рэйн просто растаял. После него в клубе выступал еще кто-то, а они с Анютой сидели в баре и разговаривали. Потом он даже проводил ее домой.
      "Это удивительное ощущение - знать, что кто-то счастлив просто оттого, что ты существуешь". Раньше с Рэйном такого не случалось. Правда, после женитьбы такие люди встретились ему вот уже дважды...
      И надо было что-то делать, а Рэйн не знал, что. Вспомнился БГ: "Нам всем будет лучше, когда ты уйдешь". Вот только к кому из них четырех это обращено?.. Он мучительно думал, потому что бесконечно устал от уничтожающих взглядов Кары, от Алькиной улыбки, такой беззаботной - и такой обреченной - и от тех моментов, когда Анюта берет его за руку и говорит: "Володя, почему..."... - Володя, почему ты не спишь?
      Рэйн едва не свалился с велосипеда. - Да... так... не спится, - пробормотал он. Сердце бешено колотилось. - Не надо так неожиданно спрашивать, ладно? - Извини, - Аня подошла и положила руку ему на плечо. - Опять вдохновение снизошло? - она улыбнулась. - Да, чего-то такое пытался сочинить. Но оно было против и не сочинилось, Рэйн тоже улыбнулся и подмигнул. Хорошо быть творческим человеком - всегда есть повод не спать по ночам.
      Анюта зябко обхватила руками плечи. - Ты еще и босиком. Тем более только что был дождь. Простудишься же! Немедленно в кровать! - приказал он. - Ты тоже босиком.
      Рэйн помедлил и притянул ее к себе. - Хочешь сказать, чтобы я тоже шел в кровать? - Да. Именно это я и пытаюсь тебе сказать последние полторы минуты.
      Рэйн зарылся лицом в тонкий аромат ее коротких светлых волос, потом поднял ее на руки и понес в спальню, боясь, что оно кончится - то мгновение, когда в его сердце была только она... * * * * *
      "Чего ж так темно-то?" - проворчала Кара, тщетно пытаясь попасть ключом в замочную скважину и поминутно откидывая назад мокрые волосы, которые лезли в глаза. Раза с десятого у нее получилось открыть дверь, и она наконец попала в квартиру.
      В квартире было тоже темно. Ну, оно и понятно - второй час ночи все-таки. Кара ощупью добралась до своей двери. Диких криков и мяуканья Ника, страдающего от одиночества, слышно не было. Значит, он здорово обалдел от того, что его наконец-то накормили рыбой.
      Маша зашла в комнату, закрыла дверь и попыталась найти на стене за шкафом выключатель. Нашла; и, пощелкав немного, обнаружила суперприятную вещь: света не было. - Оп-па, - сказала Кара. - Горячий ужин отменяется. Что ж: у нас с Ником будет романтический вечер при свечах... скорее, утро.
      Ник проснулся (зашуршал бумагами на батарее), спрыгнул на пол ("Лошадь ты этакая! Погромче-то не мог?") и, подкатившись к хозяйке, заверещал дурным голосом. - Тихо ты! - прошипела Маша. - Чего ты, в самом деле, люди же кругом спят... Ну что, что, моя лапонька, соскучился? Хороший ты мой. Сейчас мы зажжем свечку, достанем чего-нибудь из холодильника и будем это есть, - сказала Маша, роясь в вещах и предметах на столе, на полу и на кровати и пытаясь найти зажигалку. Ник усиленно помогал, сначала путаясь под ногами, а потом забравшись на стол и весело расшвыривая вещи.
      Зажигалка нашлась, и Маша достала из шкафа витую свечу и зажгла ее, поставив на стол-табуретку. Заодно она зажгла жасминовую ароматическую палочку.
      Потом настал черед холодильника. (Нет, его не собирались поджигать; из него собирались достать что-нибудь, хотя бы отдаленно напоминающее еду.) На верхней полке лежала одинокая сарделька, стояла бутылка с кетчупом и пакетик майонеза. А еще была целая булка черного хлеба! - Вот ведь, блин. Еда, - удивленно сказала Маша Нику. Ник обрадованно мявкнул и подсел поближе. - Нет, сардельку ты будешь кушать утром. Вот, если желаешь, могу хлеба дать.
      Ник хлеба не пожелал, а Маша, сделав "бутерброд" из хлеба и майонеза, уселась на кровать перед свечкой.
      "Ночь. Темно. Аромат жасмина наполняет комнату. Они сидят вдвоем: она... и ее кошка.
      Ремарка для пьесы с хорошим концом. Можно прямо так и начать. Черт возьми, напишите кто-нибудь сценарий моей жизни, только чтобы конец был хороший... И чтобы он был".
      Маше почему-то вспомнилась картина, наблюдаемая иногда по утрам - "Она и ее любимые мужчины". Лежит на кровати Маша Кара, а рядом Рэйн и Ник. Когда мужчины просыпаются, то начинают трогательно рычать друг на друга. Прямо можно подумать, что из ревности...
      "Дивные вещи. Внезапно пришло в голову: а чем Рэйн отличается от того соседа, который с Володей штурмовал эту комнату?.. Практически ничем. Кроме одного: Рэйна я люблю. И никуда не деться, не спастись - ни правильными фразами, которые слышит от меня Алька, ни стихами, ни марихуаной... Идиотская зависимость от человека. Как тогда, на трассе. И он - единственный, кто может вправить мне вывих. И я все еще иду к нему, потому что - больно. Тогда ноге было больно, а сейчас душа вывернута наизнанку. И - холодно. Потому что он не со мной. Точнее, он со всеми сразу. И можно было бы послать его подальше... если бы с ним не было так тепло...".
      Бутерброд кончился, и Маша поймала себя на том, что уже некоторое время облизывает палец, измазанный в майонезе, хотя палец давно уже чист, как первый снег в песне у "Сплина". - Надо же. Задумалась, - после этих слов Кара фыркнула, вспомнив некое произведение, которое давным-давно написал Джокер и где каждая глава заканчивалась фразой: "Выпил Джокер и глубоко задумался...". - Ладно, Никки. Не будем о грустном. Давай лучше стихи читать. Например, Алькины... О, кстати, - она порылась в карманах, потом нашла в куче одежды рубашку и пошарила в левом кармане. Конечно, оно было там - то стихотворение, что Алька сунула ей на своем дне рождения. Если птицы не верят в лето Значит, сверены все маршруты, Значит, снова сжимает где-то Старый счетчик часы в минуты. Если пальцы не верят в нежность Значит, сердцем забыта верность. Непростительная небрежность Бесполезная откровенность. Если птицы не верят в лето, Значит, скоро сведутся счеты... Ты опять говоришь мне это. Я опять не пойму, о чем ты.
      И Кара даже не поняла, чего здесь было больше: отчаянной безысходности или обреченности. Нет, Алька не настолько "без башни", чтобы шагнуть из окна... тем не менее Кара прислушалась к себе. Нет. Страха не было, даже просто тревоги. Было ощущение неуюта, и все. И Кара знала, что с Алькой все в порядке. Она чувствовала Альку очень хорошо, недаром они были Единым Целым". Даже теперь, когда между ними "стена дождя".
      "И вообще, Алька очень сильный человек. Хотя может страшно переживать.
      А вот Рэйн, интересно, переживает? Или его устраивает такая фигня - трое вокруг одного?
      Ой, Господи, за что нам все это? Почему мы не можем, как все люди, жить просто и спокойно? Почему нам обязательно надо "стоя и в гамаке", как говорится?..".
      Кара поняла, что ей хочется курить. Сигарет не было, не было даже "Примы". И денег не было.
      И она решила тихонько попеть. Естественно, первое, что пришло в голову - это Янкино "Я повторяю десять раз, и снова...". Потом пришло "Мне придется отползать". А после Кара с неожиданной злостью и яростью выдала "Медведь выходит на охоту душить собак".
      "Надо же, как-то даже жить стало легче. Все-таки психологи правы: чтобы проблема стала решаемой, ее нужно вербализовать. Выговориться, короче. И неважно, кто выступает в роли "жилетки", пусть даже маленький белый котенок. А теперь будем решать, что же делать с этим человеком, который не может сам определиться, чего ему от жизни надо... Ну, я же пыталась его убедить в том, что ему надо только меня и никого больше. Не убедила.
      Интересно, как человек меняется! Какой был свободолюбивый юноша, как он не хотел больше месяца жить в одном городе... Вечно в дороге. Странник. Золотой дождь. А сейчас? Его держат целых три дома, а он разрывается между ними. По-моему, скоро от этого жаркого тропического ливня останется мерзкая серенькая изморось... Эк я, про любимого-то! Надо же. Может, я таким макаром дойду до осознания того, что я его и не люблю вовсе? А это просто привычка. Привычка просыпаться в крепких объятиях, засыпать в счастливой истоме, гулять по ночам, взявшись за руки, целоваться под дождем...
      Но если это привычка, то она слишком уж родная.
      Может, попробовать дернуть? Чтобы до крови, до боли, до крика "Не уходи!". А если уйдет и не крикнет?.. Вот чего я боюсь: А ЕСЛИ ОН УЙДЕТ?
      Конечно, это будет означать всего лишь то, что он просто не тот, не мой единственный. Но как-то от этого не легче.
      Хотя, когда мы вчера договаривались встретиться в клубе в понедельник, я уже думала, что не приду. А если приду, то сначала его не замечу. А если замечу, то не улыбнусь счастливо. А если...
      Черт! Ничего у меня не выйдет. Я слишком его... слишком привыкла к нему?.. Нет, все-таки от этого действительно никуда не деться - люблю. За что?.. А говорят, что любят не "за что", а "вопреки". Вот я точно вопреки. Всему и всем. Нелогично. Нерационально. Цепляюсь даже не за соломинку, а за какую-то пушинку... точечку... капельку-дождинку. Дождинка - это часть Рэйна. Мне всегда достается только часть его".
      Кара встала и прошлась по комнате. В квартире - полный бардак, в голове полная анархия.
      Она задержала взгляд на Тине, который чуть заметно улыбался ей со стены, залитой лунным светом. Маша некоторое время смотрела на него, потом грустно улыбнулась: - Живут же люди. Люди, которых двое. Тин и Юлька. Хорошие люди, которые нашли друг друга. Везет же некоторым. Правда, Ник?
      Ник поднял одно ухо, что-то сонно промурлыкал и перевернулся на другой бок. - Ничего ты не понимаешь, глупое животное. Когда людей двое - это здорово. И, наверное, это единственно правильно...
      И тут зажегся свет.
      Кара посмотрела на лампочку, одиноко висящую под потолком. Потом медленно села на кровать. Подумала немного, и лицо ее приняло решительное выражение. Она поднялась, вытащила из рюкзака записную книжку, полистала ее, нашла букву "С" и записи на "Санкт-Петербург". Ник, проснувшись, следил за ней настороженно.
      Маша взглянула на часы. Без пятнадцати три. "Успею!" - подумала она, задула свечку и палочку и стала быстро собираться. Положила в рюкзак свитер, диктофон, пару кассет, чистую тетрадь, записную книжку и ручку. Вытащила из-под кровати кофр и засунула в него гитару.
      Ник, видимо, что-то почувствовал - тревожно-жалобно мяукнул и, спрыгнув с кровати, подошел к Каре и стал тереться об ее ногу. - Что, маленький? Ты не хочешь меня отпускать? Я ненадолго. А соседи из 326-ой будут тебя кормить. Они хорошие, - Кара посадила Ника на плечо и стала собираться дальше. Положила в рюкзак "мыльно-рыльные" принадлежности и прочие предметы гигиены, вытащила из холодильника хлеб и отломила примерно половину. Потом подумала и на всякий случай взяла бактерицидный пластырь. Деньги? Зачем деньги - ей не привыкать ездить "зайцем". Она затянула рюкзак, надела джинсовую куртку со множеством карманов и ботинки. Ник жалобно замяукал. - Не плачь, солнышко, я вернусь обязательно.
      Маша написала записку соседям из 326-ой комнаты, отрезала кусочек скотча и пошла приклеить записку на их дверь. Вернувшись, она притиснула Ника к себе и прошептала: - Я вернусь. Не знаю, когда. Ты жди, ты только жди меня, пожалуйста, не забывай, - она поцеловала его в мокрый розовый нос, посадила на кровать и хотела уже взять гитару, но словно вспомнила что-то. Взяла маркер, дотянулась через кровать до портрета Тина, который все так же смотрел на нее с отрешенной улыбкой, и написала что-то на обоях рядом с ним. Потом весело и зло швырнула маркером в "Иванушек" на шкафу.
      Надела на одно плечо рюкзак, на другое вскинула кофр с гитарой, подмигнула Нику, погасила свет и вышла.
      А Ник остался один на кровати под портретом принца из сказки, рядом с которым было отчаянно выведено: "ХОРОШО, КОГДА ЛЮДЕЙ ДВОЕ!".
      октябрь 1998 - январь 1999
      Вадим Филиппов
      Пять рассказов
      -==-------------Три секунды-------------------------==
      ----------(моментальный рассказ)---------------
      =-=-=-=--=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=
      Секунда первая.
      Где они? Где все хорошие люди, о которых так часто пишут и говорят?
      Где все те, что несут в мир доброе и светлое? Нет их.
      Они стали анахронизмом. Чем-то, подобным легкому сну. Сон
      кончается и снова погружаешься в работу и серый бестолковый день.
      Бегаешь, крутишься, кому-то что-то доказываешь. Пусто все.
      Театрально-искусственно. Кому это надо?
      Я БУДУ ХУДОЖНИКОМ. Это успокаивало, заставляло мириться с жизнью.
      Терпел и мечтал, терпел и был жизнерадостным. Щенок...
      Друзья? А друзья есть. Хорошие, добрые, но с ворохом своих проблем
      и говорят, говорят только об этом. А кому интересны мои?!!
      Кто меня будет слушать?!! Хорошие друзья, добрые...
      Любимая? Дорогая моя! Ты же видишь, что устали мы
      друг от друга. Опостылели. Все чаще ругаемся и тихо ненавидим.
      Пусть это пока сиюминутно, но что будет дальше? Зачем это?
      Отдохни от меня, славная.
      Секунда вторая.
      Господи! Где же ты? Видишь что делаю? Глупо все. Запутался я, ребята.
      Хотя было хорошее, было. Кто же спорит? Люблю и любим. Искал и находил. Узнавал,
      познавал. Дочурка растет - лапонька. Хотя многого и добился! Разве не прекрасно быть
      учителем? Балбесов этих, оболтусов учил. Переживал с ними. Плакал с ними.
      Резвился.
      Вот смотрит на тебя пацаненок, глазами хлопает - вникает умным речам.
      И себя, ну хоть на чуточку, уважать начинаешь. Хотя кому это надо?
      Авторитет, уважение... Все летит. Вся жизнь в одну секунду...
      Секунда третья.
      Мама! Что же я делаю?!! Прихожу из школы, а ты все крутишься, вертишься.
      В безденежьи этом. Кормишь нас четверых, а я балбесом скачу в своих мечтах и
      бесконечных увлечениях. Стареешь ты прямо на глазах - то поясница, то хондроз...
      Я не имею права тебя оставить, НЕ ИМЕЮ! Ты вырастила нас! Спасибо тебе, ма!
      Разные мы получились - хорошие, плохие, глупые... Глупый я! Что ж я делаю?!
      Не надо было... Ма!!!
      Послесекундие.
      Кончились мои три секунды и сорок пять метров до земли. Кончились...
      --=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=
      Сентябрь, 1998 г.
      г. Орск.
      -==-------Семичасовой на Сан-Антонио.--------==
      ------------рассказ---------------------
      - Запомните, молодой человек, дедушку зовут Джекоб Бэнс, и ни как иначе! Он
      не "старик" и не "старикан"! Твой дедушка прожил долгую и трудную жизнь - он заслужил
      уважения! И пусть смеются все в городе, но Джекоб Бэнс имеет право ходить на заброшенную
      станцию и встречать поезд, который не ходит уже 20 лет через наш город!
      Когда Вы, Тим Бэнс, проживете столько же, то получите право на свои чудачества! А теперь
      отправляйтесь в постель и не забудьте помолиться! А завтра, до школы
      отнесете дедушке на станцию сэндвичи. Вам все понятно, сэр?
      - Да, мэм! Все понятно, мэм! - десятилетний Тим Бэнс козырнул маме, маленькой опрятной
      женщине, и побрел в свою комнату.
      Мама Эзра еще секунду осуждающе посмотрела в след сыну, покачала головой
      и вернулась к недочитанной вечерней газете.
      Утром маленький Тим Бэнс ворвался на кухню, с вытаращенными глазами:
      - Ма-а-а! А дедушки нету на станции!
      - Как нету? - Эзра чуть не подавилась кофе.
      - Совсем нету! Я всю станцию обыскал! Нигде! Что делать?
      Мать закрыла глаза, опустила плечи, но через секунду встряхнулась и глянула
      на сына спокойным ясным взглядом:
      - Тим, иди собирайся в школу. Наш дедушка, Джэкоб Бэнс, уехал! Уехал на юг, как и
      мечтал всю жизнь - семичасовым на Сан-Антонио! Вам все понятно, молодой человек? Не слышу?
      - Да, мэм! Все понятно, мэм!
      -----------------------------------------------------------------------
      1998 г.
      Октябрь.
      Орск.
      -==-------------ОЖИДАНИЕ----------------------- ==
      --------(новогодняя сказка)----------------
      Телевизор что-то радостно бубнил, безрезультатно борясь с приглушенным звуком.
      Тикали часы на стене.
      До конца года осталось несколько минут. Сейчас появится президент.
      Я бездумно смотрел на экран - внутри меня пушистым котенком свернулась тишина.
      Настроение дождливое какое-то.
      Праздник умчался сегодня утром, захлопнув за собой дверь, закрыв от меня шум
      и веселую суету.
      Мама с папой, проведав, что я проведу Новогоднюю ночь дома и согласен
      остаться один с братишкой, быстро собрались и, расцеловав нас, унеслись к друзьям.
      Раньше бы я на такое не пошел - в шестнадцать лет сидеть дома редко кого заставишь!
      Ха! Но это раньше... Когда я еще не знал...
      Да собственно что надо было знать? Что Аленка...
      Слушай, парень! Ты дал себе слово, что Аленка забыта! Что ты все время выплываешь
      на нее? Вот когда зуб ноет, его тоже все время трогаешь языком, морщясь от боли, пока
      не заболит так, что с ума сходишь...
      А сегодня утром я торчал у дома Аленки с подарком и тихой надеждой,
      что после разговора с ней в наших отношениях все изменится к лучшему.
      Ух, как я готовился к этому! Оттачивал слова, подбирал мимику,
      что бы не очень казаться безобразным.
      То, что я некрасивый, мне стало известно рано утром, когда, умываясь,
      вгляделся в свое отражение. Где тот симпатичный пацаненок, сероглазый
      и чубастый? Теперь на меня глядел остроугольный парень с пушком
      над верхней губой и точечками бесконечных прыщиков на скулах. Хм! Довольно
      отвратное зрелище... Я час убил, пытаясь придать своей физиономии благопри
      стойный вид. Тщетно. Ладно, я не мармелад, что бы всем нравиться. Вот.
      А к Аленкиному дому утром прилетел вмиг и замер, ОЖИДАЯ ЕЕ ПОЯВЛЕНИЯ.
      Сыпал снег и в нем мелькали машины, люди, смех и музыка. Все мимо, мимо.
      А я ждал, стараясь не расплескать своего счастья...
      Минута, час прошли...
      Вот так, закрывшись в себе и своем счастье, я, видимо, и пропустил
      тот момент, когда Сергей прошел мимо в Аленкин подъезд. Они вышли вместе
      и Сергей подхватил Аленку, закружил, растаптывая снег на дорожке... И мое счастье!
      Сразу! Вмиг! Вот только оно росло заморским цветком, а вот уже покрыто следами
      зимних сапог...
      Аленка смеялась, брыкалась шутя и, вдруг, заметив меня, вывернулась
      из рук Сергея и бросилась ко мне:
      - Вик, как здорово, что ты решил забежать! Мы едем в парк!
      Айда с нами! Что ты такой грустный? Ведь Новый Год! Улыбнись, а!
      - Правда, старик! Потопали с нами! - это Сергей. А улыбочка такая
      самодовольная!
      - Нет, ребята. - выдавил.
      - Я только вот... - и протянул подарок Алене.
      - Ой, спасибо! Ты давай сегодня приходи ко мне часам к девяти. Ты же вчера
      мне обещал. Смотри, а то обижусь! - Алена смешно и так знакомо сморщила нос.
      - И такую грустную мордочку оставь дома. Ну пока, до ве-че-ра!
      Они побежали на трамвайную остановку, махнув мне на прощанье.
      Глупый ты глупый - вчерашний разговор принял за признание. Она говорила: "Ты мой
      самый лучший друг на всем белом свете, Витя! Как брат родной! Я тебе иногда рассказываю
      вещи, которые не расскажешь любимой подружке...". Аленка тогда поцеловала меня в щеку
      и взяла с меня обещание провести новогоднюю ночь у нее: "Представляешь, родителей не будет,
      только мои друзья! Напью-ю-юсь, наверно!..". Хохочет. Это она шутила, как всегда сморщив
      переносицу.
      А вот теперь вечер и я один. Никуда не пошел. Еще чего не хватало?! Смотреть на них?..
      Зря я это все вспомнил - горло вот опять перехватило.
      Что ты, как баба? Успокойся !!!
      Кстати, за вечер я уже "уговорил" бутылку вина, а трезвый. Походить надо.
      Ой! Вино то все в ногах скопилось. Кстати что там брательник делает?
      Свет горит?
      - Человечина, спи давай, а то Дед Мороз подарок не принесет.
      Кстати, а куда мне мама велела его засунуть? Фу, вспомнил.
      - Я уже сплю. - донесся тонкий голосок Лешки и заскрипела кровать.
      Этому оболтусу уже седьмой год. Когда-то мы с папой ему пеленки да ползунки стирали.
      А с какой он их скоростью ... хм, использовал! Аж злость брала! Я люблю братишку. Хотя ему
      иногда от меня достается. За дело конечно... Иногда...
      А вот к кухонному окну мне вообще не следовало бы подходить- вот опять же смотрю
      в сторону Аленкиного дома. В темноте только окна светятся сквозь замороженное стекло,
      но я представляю четко танцующие пары. Весело вам, да?!! А я должен здесь
      стоять и скрипеть зубами?!! Сволочи! Сергей этот... Гад!
      Нет, а пил я все-таки зря-я-я.
      Вчера еще все хорошо было! Я такой счатливый бродил!
      Ну все! Все! Успокойся! Пойду в комнату.
      Будем гулять! Веселиться! А что? Мне и одному хорошо!
      Будем объедаеться маминым пирогом, тортом, этим...Что там еще? Все!
      Геть, геть пакостное настроение! Сегодня Новый Год! Он лучший самый! Я найду другую девушку!
      Лучше Аленки! Во сто раз лучше! У меня все получится. Надо только не расскисать. Соберись!
      Надейся и жди... Вся жизнь впереди... Трам-пам-пам.
      Заглянем к брату... Эй! А он не спит еще?
      Алешка сидит на табуретке у окна, вглядываясь во что-то на улице. В одних трусиках,
      обхватив зябко себя за плечи. Он аж подпрыгнул, когда я ворвался в комнату:
      - Я не понял, пацан! Ты почему не в кровати? Первый час ночи? Я не въехал? Тебя
      накормили? Сопли вытерли? Подарок пообещали? Спи! Нет - он торчит у окна! Что ты там высма
      триваешь, дубина?
      - Я Дедушку Мороза жду! Когда он с подарком придет! - тихо бормочет брат и глядит на
      меня испуганно.
      Вот морда!
      - Понимаешь, дитятко, - мой голос стал тихим и ядовитым. Никогда не думал, что
      способен на такое. - Дедушки Мороза не су-щест-ву-ет! Нету его! Это сказка для глупых детей
      на ночь! А подарок...
      Мне понадобилось всего три скачка, что бы принести мамой приготовленный подарок
      для Алешки.
      - Вот он! Дедушка Мороз его уже принес!!! - Я швырнул кулек брату на колени.
      - Какие тебе еще подарки нужны? До каких пор ты будешь верить в сказки? Вот так
      всю жизнь и проживешь лопухом, как Я!!!
      - Нет! - Алешка пискнул, - Ребята говорили, что если даже подарки от родителей,
      то там все равно есть в кучке конфетка или игрушка от Деда Мороза.
      Алешка говорил все тише и тише. Потом опустил голову и закапал на пол.
      Не понимаю, и с чего я так взвился? Но меня понесло основательно:
      - Где? - я схватил кулек, разорвал его и высыпал содержимое на пол.
      - Где, я СПРА-ШИ-ВА-Ю?
      Конфеты, печенье, набор автомобильчиков, карандаши и какие-то еще мелочи цветным
      сверкающим ручейком вывалились на пол и разлетелись во все стороны. Схватив горсть
      конфет я орал, тыча ими в лицо брату:
      - Показывай! Да не отворачивайся, а показывай "дедморозовскую" конфету. Я ее не
      вижу! Я такой тупой, видимо?!
      Но Алешка плакал все сильнее и сильнее.
      - Вот только нам "концерта по заявкам" не хватало! Все! Спать!
      Алешка для семилетки был очень тощим и я его, подняв одной рукой, с размаху бросил
      в постель, швырнул сверху одеяло и ушел, громыхнув на прощанье дверью.
      Кресло перед телевизором, в которое я хлопнулся, только закряхтело.
      Вот верим всякой чухне - любовь там, лямур всякий, дружба! Сказки это все,
      развеститая лапша! То, что внутри у нас, никому не нужно - главное фейс и ... Ладно.
      Хлебнув "Колы", включил до грохота телевизор и постарался вникнуть в кривляние
      размалеванных клоунов. Клоуны были хроническими дебилами.
      А вот тут... А вот тут мне стало стыдно... Почему то...
      Побрел к окну.
      В холодных узорах окна угадывалиь прекрасные силуэты. Аленка Аленка...
      Я смотрелв окно и ждал. Чего? А кто ж его знает!
      Тихо так. Там далеко, в другой жизни, пел, гремел и кривлялся телевизор.
      Мне вдруг до боли захотелось, что бы появился Дед Мороз. Вон там, в самом
      дальнем конце улицы, сквозь танцующие снежинки, в свете фонарного столба. Он вот сейчас
      махнет мне рукой, усмехнется в бороду... И тогда все будет хорошо!
      Если ждать и верить, то это всегда случается!
      Пойду к Алешке, извинюсь, что ль, а то наглупил я что-то.
      Нам есть ЧТО ждать.
      И дождемся! Будьте уверены! Правда-правда...
      -----------------------------------------------------------
      1998, Орск
      Орск, 10.5.98
      -==----------Женщина, которая поет-----------------------==
      --------сказка о Малиновом Кролике------------------
      - Бабуля! А ты сказку про Кролика Малинового перед сном расскажешь?
      - Да я же тебе эту сказку много раз уж рассказывала! Давай лучше...
      - Не-е-е! Лучше про Кролика - я очень его лублю!
      - Ну хорошо, Светулек! Расскажу я тебе эту сказку. Давай беги играй,
      а меня еще вон какая гора посуды ждет!..
      1.
      Воскресные теплые вечера Мария Ивановна Сереброва любила проводить на кладбище
      у могилки своего мужа. При надобности, сначала выдергивала мелкую травку, бурную
      и нежно-зеленую, вокруг памятника. Потом садилась на скамеечку у оградки
      и, теребя какой-нибудь цветок-лепесток, тихо мурлыкала незатейливую
      печальную мелодию.
      Мария Ивановна пела, а мысли ее летали неизвестно где. В мелодию
      вплетался шелест ветра среди старых ветвей деревьев, да чириканье птиц. В мелодию
      вплетались и воспоминания...
      С самого, наверное, рождения Мария Ивановна, тогда еще просто Маша, мечтала петь.
      Нескладно сложенная, озорная девчонка-пацанка часто в ванной комнате пела во все горло.
      Можно даже сказать, вопила от счастья - непонятного детского счастья.
      Но однажды дверь в ванную тихо открылась и на пороге, сложив руки на плоской груди,
      возникла мама. Ее черное платье на фоне белого кафеля четко врезалось в память Маши. Мама,
      почти не разжимая ниточку тонких губ, произнесла:
      - Мария! Перестаньте терзать мои уши!
      И так же тихо исчезла, притворив за собой дверь.
      С того момента Маша никогда не пела. А почему - и сама не могла объяснить.
      Нет, она конечно пела в школьном, например, хоре, но что бы сама - никогда.
      Даже прожив многие годы, вырастив сына, похоронив мужа, она позваляла себе только
      тихо мурлыкать под нос - кому ее пение нужно?
      Оказалось, что нужно...
      2.
      По утрам в будни Ася, невестка Марии Ивановны, подхватив сонную дочку Светочку,
      улетала на работу. Сын все время был в загранплаваниях и дома оставалась одна бабушка
      глава семьи. Она тихо убирала квартиру, готовила обед, надевала праздничное платье и шла...
      ... в кладовку.
      Неяркий свет вспыхивал на мнгновение, брызнув по половицам коридора, и гас.
      Квартира погружалась в дневную дремоту.
      А Мария Ивановна Сереброва оказывалась в длинном коридоре, где матовые стены,
      пол и потолок светились мирно и успокаивающе.
      Вот и сегодня, как всегда, первым на встречу Серебровой выскачил Дейи - странное
      существо ярко-малинового цвета. Его Мария, просебя, и окрестила Малиновым Кроликом
      очень уж похож был.
      - Мария! Как здорова! Вы снова к нам вырвались?
      - Я же обещала, Дейи!
      - Мы помним, помним! Вас уже ждут! Идемте! Сегодня нас ждут пааны!
      - А они на что похожи? - старая женщина улыбнулась.
      - На шарики! На простые шарики! Да вы и сами увидите! - Дейи подпрыгивал на месте,
      как настоящий кролик...
      Мария Ивановна, оправив платье, двинулась за Малиновым Кроликом. Через несколько
      секунд они вошли в огромный зал, и вправду наполненному миллионами воздушных шаров, всех
      цветов и размеров. При виде вошедших, пааны зашумели, загудели. Когда женщина, увлекае
      мая Дейи, прошла в центр зала и села в старинное кресло, приготовленное по ее просьбе,
      все стихло. Мария шепнула Дейи:
      - У них хоть есть чем слушать?
      - Ага! Есть - они сами одна большая мембрана!
      Потом Дейи испарился, буквально.
      Женщина устроилась поудобнее, закрыла глаза и запела. Нет, она не пела голосом
      мелодия звучала у нее в голове, а хитроумные устройства передавали ее слушателям.
      Земля, деревья, осенние листопады, пение птиц, смех внучки Светочки - все было
      в этой мелодии. Мельком открыв глаза, Мария могла бы увидеть, что под потолком зала
      непостижимым образом, созвучно ее мелодии, появлялись образы ее внучка, ветви деревьев,
      могилка мужа, прощание с сыном, уплывающим в очередной рейс. Она не могла предугадать как
      сложится мелодия - она просто жила ею. Каждый раз, когда приходила сюда Мария Степановна,
      мелодия получалась разная - то грустная, то веселая. И всякий раз слушатели-зрители, по
      окончании, высказывали свое бесконечное восхищение. Как могли лапами, крыльми, светящейся дымкой
      или бульканьем они благодарили женщину.
      Вот и эта мелодия закончилась. Шары загудели, запорхали по залу в возбуждении.