Юлька немного постояла, собирая в кучу обрывки мыслей. Потом посмотрела на Ника, который терся о ее ногу и громко требовал еды. - Вот кто точно знает, чего хочет, - поняла Юлька и открыла холодильник. * * * * * Когда Тину в третий раз вежливо сообщили, что Юли нет дома, он повесил трубку и пожаловался Кельту: - Опять не судьба. А счастье было так возможно... - ...И так возможно, и вот так... - добавил Кельт. - Ну что же, Костя, ты не отчаивайся, все еще впереди! - Всенепременно. Ну ладно. Спасибо тебе за гостеприимство, я бы даже сказал за костеприимство, спасибо за кофе со сливками, но я пошел. Если сейчас уже девять часов, это значит, что меня уже часа два ждет под окнами моей квартиры Тигра. Он, наверное, уже вспомнил весь свой запас матерных выражений и придумал новые. - Ой, прости, пожалуйста, что я тебя так задержал, - озаботился Кельт. - Он тебя, надеюсь, не убьет и не изуродует? - Какая тебе разница, я же тебе все равно не нравлюсь... - обиженно протянул Тин. - А вообще, наверное, не убьет. Я ему скажу, что я звонил девушке - это для него весомый аргумент.
      Кельт проводил его до прихожей и сказал: - Ну, будете у нас на Колыме... - Нет, уж лучше вы к нам! - откликнулся Тин, пожал ему на прощанье руку и вышел.
      Кельт жил на первом этаже огромного дома в восемнадцать подъездов. Дом хитро изгибался, так что образовывался симпатичный замкнутый дворик.
      Осень была теплая, зеленая с золотыми проблесками. В свете догорающего заката все было видно словно сквозь красное стеклышко. Тин спустился во двор и, побродив немного меж тополей, увидел детские качели. Он сел на них и слегка раскачал. Качели были на удивление нескрипучие, а в душный сегодняшний вечер движение воздуха вокруг Тина создавало иллюзию ветерка. Тин вспомнил про Тигру, но... пятнадцатью минутами больше, пятнадцатью меньше - в контексте двух часов ожидания это не играло большой роли. Тем более что-то такое придумывалось... Тин вытащил записную книжку и щелкнул авторучкой. "Анастасия...". Почему Анастасия? Не все ли равно. Как придумалось... Анастасия - яркий свет ненастных дней.. Анастасия - утри рукой слезы дождей... Анастасия - высокое солнце седых облаков... Ты - королева снов...
      ...- В сущности, ты - мерзкое и отвратительное существо, - мрачно сказал Тигра. Он сидел на скамеечке возле подъезда Тина и смотрел в сторону. - Простите, извините, каюсь, грешен. Виноват, но я не виноват, протараторил Тин. - Я звонил девушке.
      Лицо Тигры немедленно подобрело.
      - Ладно, прощаю. Я же сказал в принципе. Я сам пришел семь минут назад... Да елы-палы, ну нельзя же за это убивать сразу! - прокричал он, защищая руками голову от Тина, который с разъяренным видом стучал по ней кулаками. - Кого ты соблазнял на этот раз? - поинтересовался Тин, беря Тигру за шиворот и ведя его за собой по лестнице. - Я соблазнил? Я соблазнил?!. А, ну да, я соблазнил. - Женское счастье - был бы Тигра рядом... - пропел Тин, открывая дверь. Ужин будешь готовить ты! - Ужин? Зачем ужин? - попытался увильнуть Тигра. - За дверью кухни! - объяснил Тин. - Вперед и с песней. - Кстати, о песнях, - встрепенулся Тигра. - Я тебе еще не пел "Девочку из морга"? Совершенно офигительная песня, обхохочешься... - Евгений Викторович! - угрожающе сказал Тин. - Что, Константин Арсеньевич? - Тигра лучезарно улыбнулся. - Если в ближайшие две минуты вы не начнете приготовление еды, я буду зверствовать! - Тин взял Тигру за плечи и развернул в сторону кухни.
      ...- Слушай, Тигра, может, сделать тебя шеф-поваром? - задумчиво спросил Тин. - У тебя здорово выходит. Ты берешь все подряд, сваливаешь в кучу, а получается очень вкусно. - Это я вспомнил Джерома Джерома и ирландское рагу... Да! Чуть не забыл! закричал вдруг Тигра. Тин едва не подавился. - Я видел Кая, он сказал, чтобы ты приходил завтра к нему на день рождения. Он тебя искал сегодня весь день и раз пять заходил в ваш корпус, как раз после того, как мы разошлись. Где ты был?
      - Ты его слушай больше, "раз пять", как же! Хорошо, если он вообще там был. А я где был?... А, я писал "фанеры" для Дебюта первокурсников. Это было кино и немцы. Прихожу в студцентр, там ко мне подходит девушка. Я вижу, что я ее знаю, но вот откуда?.. А она берет меня за жабры и говорит: "Вы тот самый Константин Васильев, который пишет фонограммы?!. Я говорю, что да, я тот самый... и так далее. Она просит: "Сделайте нам фонограмму Натали "Звезда по имени Солнце"...
      Тигра поперхнулся и закашлялся. Тин заботливо похлопал его по спине и продолжил: - Я тоже сначала не очень хорошо подумал про это создание. Она, наверное, это увидела и сразу давай объяснять: "Понимаете, у нас по сценарию выходит на сцену девочка и начинает петь эту песню типа как Натали. Ее грубо так прерывают и говорят: "А ну, казнить ее, чтоб песню хорошую не поганила!"...
      Тигра хохотнул: - Вот это номер! Елы-палы, хорошие у вас первокурсники... первокурсницы... Это какой факультет? - Тигра!.. - Да я что, я ничего... - Ну вот, а потом она говорит: "Вам привет от Альки", и тут я ее вспомнил. Это же была Люська, Алькина сестра. Ангидрид твою перекись марганца, подумал я. Вот память стала! - Да, знаете ли, бароны стареют, бароны лысеют... Че-то у вас дни рождения зачастили! - Да, у нас же много "сентябрят": Алька, Кай, Кельт, потом еще я... - Спасибо, что напомнил. - Надо что-то дарить Каю. - Бутылку текилы, - предложил Тигра. - Да ну тебя, алкоголик. - Спасибо, черт возьми. - Всегда пожалуйста. А я еще и на машинке могу... - Тин увернулся от летящей в его сторону ложки. - Не ругайся, Женечка, спой лучше песенку. - Не буду, - манерно протянул Тигра. - Вы меня жестоко оскорбили, сударь. Я вызываю вас на дуэль! Выбор оружия предоставляю вам. - Мясорубка, - предложил Тин. - Старо! - Компакт-диски? - Пижонство! - Ну спой, светик, не стыдись! - Я не Светик, я Женечка. ...Эх, елы-палы, отходчивый я человек, - вздохнул Тигра.
      Они перебрались из кухни в комнату Тина. Конечно, обе комнаты были его, но это так называлось: "его комната" и "комната для всех".
      Тигра взял гитару и, усаживаясь на полу, объявил: - "Студенческая голодная". Под небом голубым стоит огромный дом. Туда идут ученые - ученых кормят в нем. Здесь зеркала кругом, хрусталь здесь, как слеза. В зобу дыханье сперла слюнная железа.
      Тебя там встретит франт-официант,
      Подаст бокал французского вина,
      Печеных куропаток на подносе,
      Чей так светел взор незабываемый... Под небом голубым еще один есть дом, Но знай, что академика ты не увидишь в нем. Ужасен дом на вид, ему уж много лет, Туда идет обедать измученный студент.
      Его там встретит сломанный поднос,
      Зеленый хлеб, исполненный очей,
      Невинная яичница с глазами,
      Чей так светел взор незабываемый... - Зашибись! - сказал Тин смеясь. - Это надо же так гнать! - Давай теперь ты будешь петь? - предложил Тигра. - Ну давай... - Тин взял у него гитару. - Чего бы тебе такого спеть?.. А, знаю, я спою серьезное. В общем... Друг у меня ушел служить, и там... чего-то он стрелял. С неба падали желтые листья, Я услышал плачущий выстрел, Собирая в одно свои мысли, Наш боец самостоятельно мыслил. Потерялись годы и дети, Поезда уносились куда-то. Наблюдая события эти, Превращался ребенок в солдата.
      Бесконечная война... Мать готовила свежего хлеба Скоро дети из боя вернутся. Она ждет их каждое лето, Солнце силится ей улыбнуться... Ну а там, где мелькают рясы, Генералы идейных красок, Запивая политику квасом, Превращают солдатов в мясо...
      Бесконечная война... Ну а вы, по ту сторону поля, Ковыряете танками землю, Автоматом, штыком и невольно Рвете в клочья мертвые вены. После этого прыгают с крыши, Убивают невинных мальчишек, Тех, кто ростом да силой не вышел, Тех, кто спрятался тише мыши.
      Бесконечная война... Мать готовила свежего хлеба.
      Солнце силится ей улыбнуться.
      Где же ты - патриот мой с победой?
      Сколько их, которые уже не вернутся...
      Бесконечная война... Губы Тигры искривились в жесткую усмешку. Потом вдруг глаза его яростно блеснули: - Сукины дети!!! У меня одноклассника забрали в Чечню... вернулся оцинкованный. А они... как будто так и надо! Гады все эти политики! Сволочи!!! - Тигра вдруг словно очнулся, посмотрел на Тина: - Коська, прости... Елы-палы, да классная песня просто, вот я и... Извини. - Да нет, это ты меня извини. Меня по ночам тянет на оптимистическое. - Все ништяк. Спой еще. - Как ты относишься к Моррисону? - Люблю. - Ну, тогда... People are strange When you are stranger. Faces look ugly When you`re alone...
      Когда уже собрались спать, а в окно робко пробирался рассвет, Тигра вспомнил: - А что за девушка, которой ты звонил? - Да помнишь - Юля, моя Совесть. - А, ну как же, конечно помню! - с энтузиазмом воскликнул Тигра, но, встретив взгляд Тина, осекся: - Да ладно, у меня же к ней чисто патологич... э-э-э - платоническое чувство. - Ты смотри у меня, - Тин погрозил ему пальцем. - А то, понимаете, я в кои-то веки... мне в кои-то веки понравилась девушка, а тут некстати - Тигра... - Значит, понравилась? - уточнил Тигра - Пока да. Пока только понравилась... И вообще: пора спать. - Так еще же время детское! - Помнишь правила поведения на вписке? "Ночь наступает тогда, когда хозяин захотел спать!". - "...А мастера по постели зовут Прокруст". - Молодец, пять. Так и быть, я сам вымою посуду. * * * * *
      Далеко не каждый человек
      имеет правильное понимание
      хорошей музыки.
      Toshka.
      Была суббота, и от осознания того, что завтра не надо рано вставать и ехать учиться, душа Юльки ликовала. Тем более Юлька шла на день рождения Кая, так что жизнь была вообще прекрасна. А если учесть, что там вполне может оказаться Тин...
      Юлька шла по вечерней улице и читала стихи. Вслух. Прохожим и себе, людям и птицам, и вообще этому миру, в котором все так замечательно:
      Это был неясный вечер; клочья снов соткали воздух, В дыры черных подворотен уползали страхи дня. И бродячие собаки с шерсти стряхивали звезды, Чтобы было все прекрасно у тебя и у меня... - Эй, девочка, где тут дом номер 118? - спросили за спиной. Юлька обернулась. Трое "пацанов" в спортивных костюмах и кепках с интересом разглядывали ее. - А почему ты оборачиваешься? Ты что, и правда все еще девочка? - они заржали. - Вам в другую сторону, - сухо сказала Юлька. "Пацаны" уже начали ей надоедать. Она развернулась, чтобы идти дальше, и почувствовала сильные цепкие пальцы на своем плече. - Подожди-ка, девочка, это же невежливо. Что значит "в другую сторону"? Ты что, не хочешь составить нам компанию? - Сударь, я спешу. Извольте отпустить мою руку. - Надо же, как мы изысканно выражаемся! Какие мы воспитанные! - парень издевательски ухмыльнулся, совсем не собираясь отпускать Юльку. Она дернулась, но он лишь крепче сжал ее руку. - Девочка, почему у тебя три сережки в ухе? - спросил второй. - И что это у тебя на руках? - заинтересовался третий, зацепил пальцем одну из фенечек и внезапно дернул. Фенька порвалась, а Юлька свободной рукой дала ему пощечину. Он развернулся и наотмашь ударил ее по лицу. - Спокойно, Вадик, - первый удержал его руку, замахнувшуюся для второго удара. - Ты сам был виноват, вот и получил. А девочка еще не ответила нам на вопросы, и он снова повернулся к Юльке. - Так почему у тебя три сережки? Ты что, неформалка?
      Юлька уже поняла, что ее просто так не отпустят, и решила сказать им все, что она о них думает: - Слушайте, вы, братья наши меньшие по разуму! У вас свои понятия, у нас свои... - Вот за понятия... - спокойно сказал первый и ударил Юльку в солнечное сплетение...
      ...Юлька сидела, привалившись спиной к дереву, и пыталась понять: уже поздний вечер или у нее в глазах темно? Голова кружилась, страшно болел правый висок и... наверное, это называется "почки". Юлька уже несколько раз пыталась встать, цепляясь за дерево левой рукой, которая не была сломана, но на нее тут же наваливалось такое головокружение, что она почти падала.
      При очередной неудачной попытке встать она нечаянно задела тополь сломанной рукой, и ее пронзила такая боль, что она тут же провалилась в черную бездну, потеряв сознание... - Юля!..
      Детвора смеется - в детских лицах ужас
      До смерти смеется, но не умирает...
      Это чтобы связь была крепче... чтобы узаконить...
      Чтобы было все прекрасно у тебя и у меня... - Юля, очнись, пожалуйста!..
      А за дверями роют ямы для деревьев,
      Стреляют детки из рогатки по кошкам,
      А кошки плачут и кричат во все горло... - Юля!!!
      Юлька очнулась. Она увидела над собой знакомое лицо и прошептала: - Тин..? - Господи, я уже думал, ты никогда ничего не скажешь, - Тин облегченно вздохнул. - Как ты? Сейчас приедет "скорая". - А почему... - Юлька обвела взглядом то, что находилось вокруг. - Где мы? - У поста ГАИ. Я не хотел оставлять тебя одну, а надо было звонить в "скорую", вот я и решил отнести тебя сюда. Тут полквартала всего. Ну, ты как?
      - Насколько я понимаю, сломана рука... левая... нет, это называется "правая"... ужасно болят почки, и еще голова...
      - У тебя рассечен висок. - Это они меня, кажется, об дерево... Но я тоже собой горжусь. Один из них, по-моему, еще долгое время не захочет общаться с женщинами.
      Тин успокоенно улыбнулся и коснулся ладонью Юлькиной щеки. - Юля... Это так здорово, что я успел тебя найти... Ты не представляешь, как это здорово.
      Юлька слабо улыбнулась, и вдруг на нее обрушилась дикая головная боль. - Тин! - Что случилось? Что?! - крикнул Тин, увидев, что она резко побледнела. - Я тебя не вижу... - прошептала Юлька. - Я вообще не вижу ничего. - Юля, солнышко, держись, пожалуйста. Слышишь, уже едет "скорая". Ты только не умирай, ладно? Пожалуйста!.. Господи, пойми, я не смогу второй раз потерять любимого человека, едва найдя его!.. Юля, скажи что-нибудь. Юля! - Не уходи. Только не уходи... - Я никуда не уйду. Я не могу тебя бросить.
      У Юльки перед глазами прыгали и метались разноцветные шары, они сталкивались и рассыпались на множество искорок. Голос Тина звучал все слабее, потому что в ушах звенело, но Юлька, собрав все силы, вновь и вновь возвращалась в этот мир, где снова все было прекрасно... * * * * * На лестнице было темно. Алька вскарабкалась на свой девятый этаж, выжимая по дороге совершенно мокрую рубашку; отдышавшись, достала ключ, и тут к ней пришла совершенно закономерная мысль: "А почему так тихо? Почему не слышно "Орбита без..." - чего там? Соли? Хлеба? Страха и упрека?.. - разносящегося по всему подъезду, несмотря на первый час ночи? Неужели эта... создание - младшая сестра - опять существует в наличии отсутствия?.. А, ну понятно. Спасибо, записку оставили. Чего?.. Ну и почерк!.. Ах, "ушла". Надо же, я и не заметила. "Не вернусь". Что, вообще никогда в жизни? А чего ж не забрала свою любимую клетчатую рубашку - вон на диване валяется, - как ты будешь без нее жить? Плохо будешь жить, поэтому, наверное, вернешься... Кто в холодильнике? Какой серп?!. Ах, суп. Феерично. У нас есть еда. Сейчас мы будем есть еду. Кай, конечно, абсолютно дивный человек, но вот с едой у него в квартире некоторый напряг".
      Алька надела сухую рубашку ("А дождь все-таки замечательный! Люблю дождь"), прошлепала к холодильнику, по дороге включив БГ, и вытащила кастрюлю. "Надо же, почти половина! А еще... еще у нас есть две сосиски, хлеб и майонез. Да это же просто рай! Это же можно жить!..". Она поставила кастрюлю на плиту, плюхнулась на стул и соорудила себе бутерброд. Отъев половину, она задумчиво уставилась на него. "Боже, видела бы мама, чем я питаюсь!.. Нет, лучше не надо, ей бы стало плохо. Интересно, Кай когда-нибудь ест? Как ни придешь к нему, в холодильнике пусто, как у Тигры в голове... Наверное, он не ест вообще, он только пьет. Поэтому такой худой. А мне еще везет. У меня есть еда, какая-никакая... скорее никакая". Алька сосредоточенно откусила сосиску.
      "А куда, интересно, отправилась Люська? Опять на день рождения с ночевкой? Господи, как заставить этого ребенка жить дома хотя бы неделю? Видела бы мама..." - Алька вздохнула и отложила бутерброд. Мама... Как она там, одна?..
      Полтора года назад Алька приехала из своего маленького городка в Тюмень. Она очень хотела учиться в каком-нибудь университете или институте и не хотела замуж за Сережку, который почему-то считал, что в нем - смысл ее жизни. Наверное, от него-то она и сбежала, а еще от тягомотины почти деревенской жизни, когда каждый день - одно и то же, в клубе крутят только "Иванушек" и "Золотое кольцо", а единственная радость в жизни - театральная студия приказала долго жить, потому что руководитель Андрей отказался работать "там, где ему вообще не платят"...
      Были папа и мама, но вместе Алька помнила их очень смутно. Папа был милиционером и однажды не вернулся домой с работы... Мама осталась одна с двумя дочерьми (Альке было пять, Люське - три).
      Жили дружно. Вместе дурачились с псом Шариком, обедали вместе с тремя котами - Барсиком, Мурсиком и Гимли (имя предложила Алька, начитавшаяся Толкиена). Мама учила детей русскому и литературе и находила в Альке поэтический талант. Она ходила за дочерью по пятам и записывала все ее рифмованные строчки, и говорила: "Когда ты станешь знаменитой и кто-нибудь захочет издать полное собрание твоих сочинений, я продам все это за бешеные деньги и попрошу, чтобы в книжке, в уголочке, скромно упомянули и мое имя...". Люська страшно завидовала и кричала: "Я тоже талант! Вы только посмотрите, как я чищу картошку!".
      Был еще дядя. Потрясающий человек, который в свои пятьдесят два года продолжал слушать "Doors" и "Deep Purple" и говорил, что люди делятся на два типа: те, кто не читал "Братьев Карамазовых", и те, кто читал, но забыл. Себя он с сожалением относил ко второму типу. Именно дядя научил Альку-Аленку писать сочинения, заставил прочитать "Мастера и Маргариту" и подарил кассету с альбомом БГ "Акустика". Именно он советовал ей поступать на филфак.
      Полтора года назад Алька стояла перед огромным - четырехэтажным! - зданием, на котором большими буквами было написано: "УНИВЕРСИТЕТ". Она зашла туда с веселой толпой людей, которые громко говорили, курили и вообще олицетворяли собой тот образ студента, что уже успел сложиться в Алькиной голове. Когда она спросила их, где тут деканат филфака, некто высокий, с длинными черными волосами сказал: "Зачем тебе филфак? Поступай лучше к нам, мы - физики!". Алька сказала: "Да нет...", но физики закричали: "Да-да-да!" и потащили ее в свой корпус. По дороге Алька выяснила, что высокого и черноволосого зовут Тин.
      Придя к себе, физики так красочно описали свой факультет, познакомили ее с проходящим мимо деканом, спели песенку "Марш студентов-физиков"... И Алька поняла, что она будет учиться только здесь и нигде больше! ...Правда, проучившись полгода, она забрала документы и стала повторять правописание кратких прилагательных, решив все-таки поступать на филфак.
      ...Была весна, середина марта. Алька шла домой с Дня открытых дверей университета, окончательно уверившись, что ей туда никогда не поступить. Домой - то есть в квартиру дяди. Но теперь Альку некому там было ни утешить, ни обругать - дядю три месяца назад сбила машина... По дороге она встретила Машу Кару. Маша тогда заканчивала первый курс филфака, а с Алькой они до того сдружились, что их прозвали "Единое Целое". - Что ты, милый, смотришь искоса? Может быть, ты хочешь "Вискаса"?.. пропела Маша. Она была какая-то особенно радостная.
      "Да, - отвлеклась Алька от воспоминаний. - Было время, когда Кара была радостной..." - Да вот, понимаешь, думаю я себе, что я экзамен завалю, - пожаловалась она.
      Кара даже не поверила: - Ты брось эти упаднические настроения! Как это завалишь? - Ну, или на "четыре" сдам. - Все ништяк. Я в тебя верю - сочинение напишешь на "пять"! - А ты чего такая счастливая? - поинтересовалась Алька. - Да у меня вчера была годовщина свадьбы... - сообщила Кара как бы между прочим. - Ах вот оно что! Вот чего я вчера плохо спала!.. - поняла Алька (раз они были Единым Целым, то и "муж" у них был общий, и "дети", и "родители"). - Фи, сударыня, это пошло. - А я хоть знаю своего мужа? - Знаешь. Заочно. Его зовут Рэйн - помнишь, я давала кассету послушать? - Ух. - Чего ух? - Вообще ух.Я, оказывается, замужем за Рэйном. Ты хоть покажи мне его когда-нибудь! - попросила Алька. - Пойдем завтра в рок-кафе - и покажу.
      Назавтра в рок-кафе к Альке подошел невысокий молодой человек с короткими черными волосами, в ослепительно черном костюме. - Здравствуйте, Алена. - Здравствуйте, - удивилась Алька. - Меня зовут Рэйн. - Рэйн?! - Алька внимательнее посмотрела на него, и группа "Кошачий Глаз" на сцене перестала для нее существовать. Алька поняла, что это судьба...
      Алька запихнула в рот остатки бутерброда. Суп на плите уже несколько минут яростно кипел. Алька стащила его с конфорки и налила себе в тарелку. Пока он остывал, она решила проверить, насколько впечатляющий бардак оставила после себя Люська.
      Зайдя в ее комнату, Алька тяжко вздохнула. Абсолютный сюрреализм. Книги, браслеты, кассеты, джинсы... И со всем этим как-то очень хорошо сочетается плакат с Ильей Лагутенко на стене. "Как?! Она не надела свои любимые черные джинсы, аккуратно порезанные и разлохмаченные?.. А, она надела шорты. Ну что ж, сама себе злобный баклан. На улице тропический ливень и слегка прохладно. Хотя она наверняка найдет себе какого-нибудь молодого человека, который ее согреет...". Слава Богу, Алька отучила ее приводить этих молодых людей сюда на ночь. Сама она, конечно, тоже не ангел - все-таки Рэйн пару раз ночевал здесь, ну и не просить же у соседей раскладушку?.. Но Рэйн - это Рэйн, а эти совершенно незнакомые парни очень раздражали Альку.
      А Рэйн... "Интересно, каково это - вести даже не двойную, а тройную жизнь? Он ведь продолжает общаться с женой и периодически живет у Кары. ...Бедная Анюта. Как это, наверное, страшно - смотреть в спину уходящему мужу и знать, что он идет к другой, - и ничего не говорить... Может, ей легче было бы все порвать и выгнать его, или уйти самой?.. Да нет, не легче, - горько усмехнулась Алька. - Иначе я бы сама давно это сделала...".
      Она вздохнула, вернулась на кухню и стала есть суп. Но мысли никуда не ушли.
      Зачем это надо? Алька не могла понять, что такого особенного в Рэйне и почему он притягивает, как магнит. Она уже несколько раз решала: "Все, хватит, надоело, я устала от бесконечных ссор с лучшей подругой и от вздрагивания всякий раз, когда Аня говорит: "Алена, у меня к тебе серьезный разговор...". И от ночных звонков в домофон, когда ждешь Рэйна, а приходит не Рэйн, и нужно минут по десять вдалбливать какой-то пьяной харе, что Игорек здесь не живет... И от взглядов Кары, таких умоляющих и в то же время сочувственных... " - Алька, не надо этого делать. - Почему? Ты считаешь, что ты - единственная, кто может его осчастливить?! - Алька, не надо, не иронизируй. Никем я себя не считаю. Просто я знаю Рэйна лучше, чем ты, и знаю, что потом сложнее избавляться от привязанностей, чем сразу. - А я не хочу избавляться. Я, может быть, люблю его! - Алька, нельзя бросаться такими словами. Слово "люблю" никак не сочетается со словами "может быть". Никак и никогда. И если ты не любишь, а "может быть", то подумай о том, как ты будешь смотреть в глаза Анюте... - А я не виновата, что люблю. И буду смотреть прямо и честно. - Не получится. Я сама думала точно так же. Когда кончится романтика и начнется просто постель, ты уже не сможешь прямо и честно смотреть в глаза Анюты. Потому что она-то его действительно любит. - Какая постель, о чем ты говоришь?! Ты считаешь, я настолько испорченная, чтобы спать с ним, когда кончится романтика? - Это не испорченность, Алька. Это жизнь. Все мои представления о том, что "до свадьбы - нельзя", с треском рухнули не потому, что я испорченная, и даже не потому, что Рэйн такой уж суперлюбовник. Просто это женская идиотская убежденность в том, что мужчину можно удержать с помощью "этого". Это жизнь, Алька, и ты тоже никуда от нее не денешься. Если, конечно, не сбежишь вовремя. Поэтому я пытаюсь тебя убедить в том, что все его взгляды и стихи - вовсе не тебе. И, конечно, не мне. Они вообще никому, отвлеченному идеалу. Извини, но я не думаю, что именно ты окажешься этим идеалом...".
      И уже около полугода Алька пыталась вырваться из этого круга. Слава Богу, Аня пока не догадалась, что и она тоже... "Ну, чего ты боишься произнести это слово? Да, в конце концов мы пришли к тому, о чем говорила Кара - к постели. И надо осознать тот факт, что я не любимая, а любовница. И никакой не идеал...".
      Люся нервно швырнула сумку на пол и скинула босоножки. "Свинья! Пьяная озабоченная свинья! Хорошо еще, что удалось сбежать, а то неизвестно, что бы пришло ему в голову... Козел!".
      На кухне горел свет. Значит, Алька еще не спит, и если она не очень злая, то можно будет излить душу. Люся прошла через огромную квадратную прихожую и заглянула на кухню.
      Сестра сидела на полу у батареи, уткнувшись лицом в колени. На столе стояла тарелка с недоеденным супом. - Ален, ты чего? - Ничего, - прошептала Алька и расплакалась... * * * * *
      "Луна.. Черт возьми, какая луна! Ее свет льется, словно золотистый ликер, и так же, как он, дарит наслаждение... Эпикуреец, тоже мне. Певец любви. Допелся, можно сказать".
      Рэйн вздохнул и сел на кровати. В комнате было темно, только луна пролила золотое пятно на ковер. В ее свете лицо Анюты казалось совсем детским. "Маленькая моя, девочка моя милая! Что же я с тобой делаю...". Рэйн посмотрел на спящую жену и бесшумно поднялся. Натянул джинсы, накинул на плечи рубашку, взял со столика пачку "L" и вышел из комнаты.
      На кухне он, не включая свет, добрался до плиты, нащупал чайник и сделал несколько глотков. Тепловатая вода прокатилась внутри - словно медуза сползла вниз по пищеводу. Рэйн поморщился. Курить захотелось еще сильнее.
      Он вышел на балкон, щелкнул зажигалкой, затянулся с наслаждением, а затем выпустил вверх струю дыма. Дым тут же растворился в свежем ночном воздухе сентября, а Рэйн уселся на прислоненный к мокрым перилам велосипед и стал смотреть вниз.
      С девятого этажа открывалась замечательная панорама ночного города. Прямо напротив строился дом. Стройка освещалась прожекторами, а заодно они "проливали свет" на глобальную свалку перед домом. А также возле дома, за домом и везде. Вселенская свалка. Рэйн сплюнул и заинтересованно посмотрел вниз. Плевка, правда, тут же не стало видно. Зато внизу он увидел подвыпившего гражданина, который зигзагообразно двигался по направлению к дороге. По прямой там было шагов двадцать, но гражданин шел очень долго и изогнуто. Дойдя наконец до дороги, он собрался перейти на другую сторону. Мимо пролетел "джип", сияя фарами и тонированными стеклами. Он на полной скорости врезался в огромную лужу, которая не просыхала даже в июле. Два веера грязных брызг по обе стороны "джипа" добавили колора на близстоящие машины и слегка задели подвыпившего гражданина. В лунной сентябрьской ночи послышался отборнейший трехэтажный мат. Рэйн даже услышал несколько новых слов.
      "Если бы Аня материлась, чего бы только я не услышал... Вот чего, спрашивается, надо человеку? И чего было жениться... Нет, жениться было надо. Любовь, понимаешь. Кто же знал..?
      Господи, объясни, я не понимаю - как можно любить сразу троих?! Может, я чего-то не понимаю в терминах, может, любовь - не это?
      Ладно, это не важно. Вопрос - что делать? Пора что-то решать. Уже давно пора". Рэйн сделал последнюю затяжку и заткнул окурок в уже забитую чашку-пепельницу. И вспомнил. Снова вспомнил, как это было...
      Рэйн сидел у костра и докуривал последнюю сигарету, собираясь уходить. Светало. Птички вовсю свиристели и щелкали. Дорога звала - туда, дальше, в Питер. Путешествовать автостопом тогда было любимое занятие Рэйна. А что еще делать, когда тебе двадцать пять и полгода семейной жизни тебя еще не тянут неподъемным грузом на дно рутины?...
      Костер уже затухал. Рэйн поднялся, чтобы притоптать тлеющие угли, и вдруг за спиной раздался голос: - Эй!
      Рэйн обернулся и увидел девушку, одетую в камуфляжные штаны, военные ботинки и черную рубашку, завязанную узлом на животе. Длинные каштановые волосы, челка спадает на глаза. Девушка, слегка прихрамывая и волоча за собой рюкзак, подошла к нему. - Привет, сестренка! - слегка удивленно сказал Рэйн. - Ты откуда, лесное чудо? - Да вы, батенька, поэт, - девушка закашлялась. - Черт. Простыла все-таки. Откуда я? Оттуда, - она махнула рукой куда-то за лесок. - Там поле и стог сена. Я там ночевала. А ты, значит, у костра. Тоже никого не стопнул? - Ага, трасса безмазовая. Тебя зовут-то как? - Кара, - девушка села на свой рюкзак. - Ты умеешь вправлять вывихи? - Ну... - Рэйн присел рядом на корточки. Девушка, видимо, расценила это как утвердительный жест и стала расшнуровывать левый ботинок. - А то мне совершенно неинтересно жить, - пожаловалась она. - Держи, - и она протянула ему свою ногу. - Я ее даже вымыла - только что, в той луже на той полянке. - В луже? А вода, наверно, холодная, - сказал Рэйн, легонько ощупывая ногу Кары.- Слушай, а ты... - начал он и внезапно дернул. Кара закусила губу и закрыла глаза. - Ну, как? - спросил Рэйн. - Извини, пожалуйста.
      Кара открыла глаза и немного поморгала, смахивая слезы. Потом осторожно пошевелила ногой. - Ура. У тебя получилось, - она посидела несколько секунд неподвижно, привыкая жить без боли, потом стала натягивать носок и, подняв на Рэйна почти желтые глаза, проникновенно сказала: - Спасибо!.. А тебя-то как зовут? - и тут она улыбнулась... ...- Меня зовут Рэйн, - сказал он. - Рэйн?! - Алька всмотрелась в него внимательнее, насколько позволяла полутьма рок-кафе. - Так вот ты какой, северный олень! - Не ругайся, я твой муж, между прочим. - Надо же, через год после свадьбы я наконец-то тебя увидела. - Ну, и как впечатление? - поинтересовался Рэйн.
      Алька оценивающе посмотрела на него, обошла кругом, все так же осматривая, потом подняла глаза: - Ну, что я могу сказать по этому поводу? "С пивом сойдет". - Запросто. Идем в бар? - Ого, - удивилась Алька. - Ты спонсор, что ли? - Мне зарплату выдали. - Ага, познакомились уже? - это Кара пришла проверить, как дела. - Пойдемте, что ли, в бар. Чего-то они лажают бессовестно, - она бросила взгляд на сцену. Посидим, поговорим. Алька, тебе, наверное, есть что рассказать новоявленному мужу?.. - Кара посмотрела на Рэйна. А Рэйн смотрел на Альку...