И он, наконец, понял - это АД. Это место, где тебя никто не любит. Это место, где ты один, где пусто, холодно и где никогда не бывает солнца. Это был АД.
      Он ехал и не мог понять, что делать дальше.
      В кармане зазвонил телефон. Он долго не решался достать его, но потом достал и приложил к уху. Громкий скрипучий голос сообщил ему:
      - Посмотри на заднем сиденье, дружок!
      Он инстинктивно обернулся. Сзади на сиденье лежал старый чемодан, крышка была закрыта, но защелки расстегнуты.
      - Подними крышку! - командовал скрипучий голос.
      Он машинально поднял крышку. Там лежал пистолет, разные баночки с какими-то таблетками, порошками и жидкостями, большой охотничий нож, веревка, завязанная петлей.
      - Что тебе больше нравится? - спросил неизвестный собеседник.
      - Я не буду этого делать! Я тебе не верю! Это был не последний шанс! У меня есть еще! Я найду ее и докажу тебе это!
      Он выключил телефон и убрал его. Затем он остановился на обочине и стал рыться по карманам. Он нашел две записные книжки и разные бумажки с адресами и телефонами.
      "Не может быть, - подумал он, - что никто из них не помнит меня, может быть даже кто-то любит меня. Я найду ее и докажу, что есть еще шанс".
      Он достал телефон и стал набирать первый попавшийся номер.
      - Алло! Алло, Марина? Марина, это Саша, помнишь меня?
      На другом конце провода женский голос повторял:
      - Алло! Алло! Алло, вас не слышно! Алло, вас не слышно, пожалуйста, перезвоните!
      Она повесила трубку.
      "Ничего, - подумал он, - это первая попытка, а у меня телефонов немеренно".
      Он стал набирать все номера по очереди, но всегда получалось одинаково - его никто просто не слышал.
      Он решил, что неисправен его телефон, вышел из машины и пошел звонить из автомата. Но все повторялось. Какой бы девушке он не звонил, его никто не слышал. Его просто не слышали!
      Начинало темнеть.
      "Странно, - подумал он, - с тех пор, как рассвело, не прошло и получаса. Почему темнеет?"
      Он посмотрел на часы. Минутная и часовая стрелки быстро-быстро вращались, как будто кто-то специально крутил их. Он попытался исправить часы, но не смог. Стрелки вращались все так же быстро. Наконец, он понял, даже время против него, оно бежит слишком быстро.
      Окончательно стемнело.
      Людей на улицах, машин, света в окнах так и не появилось.
      Истошно завывал ветер, мелкий колючий снег срывался с верхушек сугробов, словно пена с морских волн, и залеплял глаза, ветер лез за шиворот. Было мерзко, холодно и слишком жутко.
      Он сел в машину, габариты так и оставались включенными.
      "Море, - вспомнил он, - у меня еще осталось море, я поеду к нему. Оно и я... И нам никто больше не нужен. Не нужно ничьей любви!"
      Он улыбнулся, радуясь принятому решению, и поехал из города. Шоссе должно было вывести его на загородную магистраль, а там 15 часов по скользкой дороге и он у моря... Город не заканчивался. Бесконечные вереницы домов тянулись и тянулись по обеим сторонам дороги. Город не заканчивался. Он стал всматриваться в названии улиц... Здесь он уже был! Он ездит по кругу!!!
      Зазвонил телефон. Он быстро достал его из кармана.
      - Алло! Это ты? Что происходит?
      - Ты больше никогда не увидишь солнца, а про море просто забудь. Ты навсегда заключен в этом городе без людей, ты заключен в эту зиму, в эту бесконечную череду ночи и сумерек! Тебе не выбраться! Ты уже мертв!
      И смех, громкий скрипучий смех...
      Он выключил телефон.
      "Что же делать? Неужели это действительно так???"
      Уже рассвело и снова темнело. Ему захотелось есть. Впереди он увидел горящую вывеску бара. Он поставил машину у обочины и вошел в бар. В баре были люди. Некоторые сидели за столиками, некоторые стояли у стойки с кружками пива, в центре бара кто-то даже танцевал. Но было тихо. Не было музыки, люди не произносили ни слова, они просто шевелили губами. Было очень тихо.
      Он повесил куртку в гардероб. Может он оглох? Он хлопнул в ладоши. Получилось громко. Охранник, стоявший у входа, вздрогнул и стал оглядываться по сторонам. Его охранник не видел. Его никто не видел.
      Он сел у стойки, и взял с нее кружку пива. Никто его не видел. Пиво в пустом желудке напомнило ему, зачем он пришел. Он поймал официантку за руку. Та шарахнулась и с ужасом уставилась на него.
      - Принесите мне яичницу, пожалуйста, и два хлеба!
      Официантка, глядя на него широко открытыми от ужаса глазами, молча кивнула и убежала на кухню.
      Он повернулся лицом к танцующим. Сидеть в баре, где тебя никто не видит, где ты не слышишь чужие голоса, где даже музыки не слышно, хотя музыканты на небольшой сцене старательно щипали струны электрогитар и что-то пели в микрофон, было не просто странно. От этого просто мороз по коже. Это было слишком жутко.
      В центре бара танцевали. Немного, человек десять. Одна девушка повернулась и посмотрела на него. Он не ошибся, она смотрела именно на него, ему в глаза. Она посмотрела и улыбнулась ему. Улыбнулась! Именно ему! "Она же видит меня!" - подумал он.
      Он тоже улыбнулся ей. Официантка принесла ему тарелку с яичницей. Бросила перед ним на стойку и убежала, все так же с ужасом глядя на него. "Я что, на приведение похож? Чего эта она так меня испугалась?" - подумал он.
      Он принялся за яичницу, периодически оглядываясь на танцующую девушку. Она танцевала, улыбалась другим мужчинам, иногда оглядывалась и улыбалась ему.
      Когда он покончил с едой и отодвинул тарелку, она подошла к нему. Она улыбнулась и что-то сказала, но он ничего не услышал. В баре было все также тихо. Она вопросительно посмотрела на него.
      - Привет, - все, что смог он произнести.
      Девушка улыбнулась и молча, одними губами ответила:
      - Привет!
      Он помолчал, глядя на нее, и спросил:
      - Ты меня слышишь?
      Она недоуменно подняла брови и что-то сказала, при этом многозначительно кивнув головой.
      Она его слышала, она, должно быть, слышала музыку, голоса других людей в баре и его голос тоже. Но он ничего не слышал.
      Она улыбнулась и пошла назад к танцующим. Он рассматривал ее. Она была абсолютно не в его вкусе. В принципе, как такового вкуса у него не было, он встречался и спал с очень разными женщинами, но эта была абсолютно не его тип. Это он знал точно.
      Но она была одна, кто видел его и кто слышал его, и он не хотел терять этот хоть ничтожный, но все же шанс.
      Когда танец закончился, она подошла к нему. Он спросил:
      - Не хочешь поехать ко мне?
      - Зачем? - молча спросила она
      - Есть бочонок хорошего пива и водка.
      Она неуверенно пожала плечами.
      - Не знаю, можно, конечно.
      Они пошли в раздевалку, оделись, вышли и сели в машину. На улице все так же было темно.
      "Интересно, - подумал он, - сколько уже прошло дней?"
      Он посмотрел на часы. Стрелки двигались уже гораздо медленнее. Может это действительно еще один шанс?
      Зазвонил телефон. Он подумал и достал его из кармана. Скрипучий голос кричал:
      - Ты что делаешь? Ты куда ее везешь? Как ты с ней собираешься общаться? Ты даже не слышишь ее!
      Он выключил телефон, повернулся к ней и сказал:
      - Кто-то ошибся...
      Они приехали в его квартиру. Там царило полное запустение. На полу под слоем пыли валялись какая-то одежда, книги, коробки, пакеты и много другого мусора. Везде лежал слой пыли, кое-где по углам висели кружевные платки паутины.
      На столе стояла бутылка водки и бочонок пива. Водка была на две трети выпита. Они допили ее, запивая пивом.
      Потом он поцеловал ее.
      Он открыл глаза. Похоже было, что наступило утро. Еще одно грязное серое утро.
      Рядом с ним спала девушка. Он посмотрел на нее и неожиданно для самого себя улыбнулся. Девушка заворочалась, просыпаясь, открыла глаза, увидела его, зевнула, прикрывая рот рукой, и, улыбаясь, сказала:
      - Доброе утро.
      И он услышал ее. Он услышал ее голос. Он ответил ей:
      - Привет. Хорошо спала?
      - Отлично.
      Он прижал ее к себе и поцеловал.
      - Останемся в постели на целый день, - сказал он.
      - Да, давай еще немного поспим. Еще рано.
      Он уснул рядом с ней, обнимая ее, уткнув голову в ее волосы.
      Когда они через пару часов проснулись, сквозь темные тяжелые шторы в комнату било яркое солнце...
      Николай Григорьев
      Записки Падающего и Свинья-оракул
      Записки Падающего
      Только что вспомнил, что у меня в сумке есть блокнот, а в кармане ручка. Хоть воздух ( или что это такое ) и свистит в ушах, и иногда меня переворачивает вверх ногами, писать можно. Страх, с которым я жил первое время, не ушел окончательно, но я хотя бы могу думать и шевелить руками.
      Было так - я шел по дороге, по Реутовской улице, я засмотрелся на двух скандалящих теток - и провалился в канализационный - или какой там - люк. Я больно ударился плечом о крышку люка - она лежала с краю - и бедром о стенку какую-то.
      Господи!
      С тех пор я падаю.
      Сначала я вообще ничего не чувствовал от ужаса - не знаю, где летел, потом стало ясно, что это все же колодец: смутно были видны стены, потом они куда-то исчезли, хотя я вижу собстенные руки с странном коричневом свете.
      Я не понимаю, почему я еще не сгорел: дышится нормально - в воздухе есть кислород; скорость большая.
      Господи, господи, господи!
      Что со мной? Где я? -==x x x==
      Часа четыре ничего не писал - сначала кричал, как безумный, проклинал все вокруг, потом было совсем плохо. Сейчас нормально.
      Еще раз - в полшестого вечера я свалился в канализационый люк. Сейчас 8.30 утра. Я продолжаю падать. Ха-ха! Падать - сосотояние невесомости, кручусь в любом направлении...
      Дома, наверное, уже беспокоятся, звонили в милицию. Им и в голову не придет, что я на Реутовскую пошел.
      Удивительно, что не хочется есть и спать. Хотя скучно безумно.
      Где же дно? Я еще вчера, часов в 7, попрощался с жизнью, простил всех и у всех попросил прощения.
      Но где же это чертово дно!!!
      ( четыре строки неразборчиво )
      ... Стране Чудес проваливается в кроличью нору. Не могу вспомнить, что там было на дне, но летели они тоже долго. Хорошее слово "тоже". Хотя если здесь на дне - Страна Чудес наподобие алисиной... Наверное, я стану глубоко верующим человеком. Правда, во что? В улыбку от кота? -==x x x==
      Мне было весело, и около суток я пел песни. Сегодня - третий день моего полета. Есть и пить по прежнему не хочется. Когда я понял, что слюна отлетает достаточно далеко, я решился помочиться, но потом пожалел. Так мы с жидкостью и плевками вместе и падаем.
      У меня очень хорошие часы; что бы я без них делал? А, понял - считал бы плевки, словно звезды, окружил бы себя миллионами этих звезд.
      Почему не хочется пить? -==x x x==
      Произошла куча событий. Я спал. Отключился мгновенно и так же мгновенно проснулся - спустя почти двое суток по часам. Во сне было безумно хорошо, но когда я понял, что продолжаю падать, мною овладело отчаяние.
      Может быть, я умер? Может я не провалился в люк, а меня сбила машина? Хотя я прекрасно помню этот люк, и боль в плече чувствовалась дня два.
      Что-то странное есть в нашем мире - кроме человеческой души. Я абсолютно спокоен, я должен быть счастлив, ведь счастливы дети, не догадывающиеся, что ждет их впереди. Наверху все устроено не так, как я полагал в течении тридцати лет, значит нельзя представить себе жизни и там, внизу.
      Проходят ... -==x x x==
      Боже мой! Вся середина блокнота вывалилась, пока я спал на прошлой неделе. Листочки разлетелись вокруг, я не могу до них дотянутся, они продолжают медленно удаляться.
      Сколько труда в них вложено! Сколько мыслей! Долгие часы размышлений. Верилось - это кому-нибудь пригодится. Я всегда так думал о собственной жизни - даже до падения, хотя теперь мне явственно видна чудовищная абсурдность мира наверху.
      Я - избранный, падающий.
      Я больше не напишу ни строки, я буду творить подобно богу - в мире, неведомом никому, открытом мной, бесконечно глубоком.
      Счастье... -==x x x==
      Прошло двенадцать лет. Я все еще падаю.
      Начинает открываться смысл жизни.
      ( Блокнот найден обходчиком Мосгаза в люке ? 167 по Реутовской улице. Кроме блокнота ничего обнаружено не было ).
      Лето 1994 г.
      Новокосино.
      Свинья-оракул
      Новый, 199... Год, мы встречали дома. Было много гостей, еще больше поздравлений, шампанское и водка лились рекой. Уже почти под утро подъехал Сергей с полудюжиной приятелей, все были сильно навеселе; их встретили радостно, тут же начали хором распевать что-то народное, и я, кажется, нес околесицу, размахивая рюмкой.
      - О, Дима, Дима! - вдруг закричала Светка, жена Сергея, - у нас же для тебя подарок есть!
      ... Вы видели несуразные пластмассовые игрушки времен уже ушедших? Они назывались, если не изменяет память, "пупсики", их негнущиеся руки и ноги можно было выломать из туловища, чем все дети успешно и занимались. В некоторых домах, более или менее многодетных, я видел целые ящики таких кукол, а еще раньше, в дни благословенные, я видел, как дети играют в них два голых пупсика, раскинув ноги ( иначе они сидеть не могли ), видимо, о чем-то очень серьезном беседовали, стукаясь пластмассовыми лысыми головами ведомые рукой очень целеустремленной девочки.
      - Сергей! Где она? - спросила Светка мужа.
      - Да, точно! - он покопался в пакете, выудил розовую пластмассовую свинью и протянул мне. - С Новым Годом!
      Может быть, на моем лице промелькнуло некое недоумение.
      - Уникальная вещь, - тыча пальцем в игрушку, сказал Сергей. - Ее в мой магазин на комиссию принесли. Смотри: "Свинья-оракул".
      В области окорока в пластмассе было выжжено нечто вроде торговой марки: "По повелению использованию подлежит - свинья-оракул". И чуть ниже какой-то очень витиеватый оттиск. У свиньи было, как полагается, четыре конечности, с трудом поворачивающиеся в пазах, сделанных в корпусе. На туловище справа, ближе к голове, торчало какое-то устройство, похожее на щель в кассовом аппарате, откуда вылезают чеки, Сходство особенно бросалось в глаза, потому что щель эта заканчивалась зубчиками - точь-в-точь такими, как используются в кассах, чтобы вручную оторвать пропечатанный чек. Маленькие пластмассовые глаза свиньи были намертво приделаны к голове, зрачки, как у всех таких кукол, были скошены в одну сторону.
      - Спасибо, - сказал я и поставил свинью на полку в прихожей. - Пойдем что ли, выпьем?
      Пьянство отдаляет нас от бездны.
      Через пару дней Новый Год кончился. Сутки мы приходили в себя и убирались в квартире. Лиза нашла свинью на полке и принесла ее мне.
      - Что это такое? - спросила она.
      - Там написано, - ответил я, - это Серега на Новый Год подарил.
      - "Свинья-оракул", - прочитала Лиза, - а что это значит?
      - Ты не знаешь, что такое оракул?
      - Знаю, но это как-то работает?
      - А ты ее что-нибудь спроси, а она ответит, - сказал я.
      Идиот.
      - Какая завтра будет погода?
      Завтра и всегда будет тьма. Будет тоска, переходящая в отчаянье. Будет очень холодно и страшно. Будет слишком много звезд. Будет очень черное небо.
      Свинья слабо затарахтела, и из ее недр через устройство на голове поползла бумажная лента. Мы отпрянули. Потарахтев с полминуты, она затихла. Переглянувшись с Лизой, я с опаской ( ха! "с опаской"!) взял свинью в руки и оторвал бумагу.
      " 6.00. - 18?С. Ветер 7-9 м / с, западный. Давление 140 мм. рт. ст.
      9.00. - 17?С. Ветер 7-9 м / с, западный.
      12.00. - 15?С. Ветер 6-8 м / с, юго-западный ..."
      И так далее, до полуночи.
      С другой стороны от любых проблем может спасти глупость. Я готов перед кем угодно отстаивать эту мысль. Глупость - дар Божий.
      - Вот здорово, - воскликнула Лиза. - Давай еще спросим.
      Она вертела в руках прогноз погоды.
      - Ну, ни фига себе! Давай, давай еще спросим.
      Я все еще не мог прийти в себя.
      - Ну, давай, да.
      - А что? - спросила Лиза.
      - Кто победит на выборах?
      - На каких? - не поняла Лиза.
      - Ну, на президентских, следующих, у нас.
      Свинья дернулась, вылез клочок бумаги.
      "Черномырдин".
      "По повелению использованию подлежит - свинья-оракул".
      В ту ночь мы не спали как раз до шести утра. На термометре, конечно, было - 18?С ...
      Лиза тогда работала в крупной риэлтерской фирме, кажется, менеджером. У меня было свое небольшое дело. В принципе, мы жили в достатке.
      Я поутру на работу не пошел, а Лиза с котировками акций всех активных эмитентов на ближайший месяц умчалась в неизвестность. Через два дня я продал свое дело - в общем, за бесценок; через месяц мы были миллионерами, и по Лизиным подсчетам ( тут она свинье не доверилась ) через 8 месяцев у нас должен был быть миллиард. Она дневала и ночевала на бирже - где-то на теле у нее были спрятаны распечатки от свиньи.
      На этом история могла бы закончиться.
      Потому что с этого начинается безумие.
      Я услышал, как свинья ходит по дому, дня через три после прогноза погоды. Проснувшись от звука цоканья пластмассы по дереву, я замер и почти тут же толкнул Лизу в бок.
      - Ты слышишь?
      - Что?
      - Ходит кто-то ...
      - Кто - свинья, - сонно ответила она.
      - Как свинья? - испугался я.
      - Она и вчера ходила, я тебе не сказала. Если она любой прогноз может выдать, знаешь, сколько там электроники. Так почему бы ей не ходить? - И Лиза повернулась на другой бок.
      Звуки доносились из дальнего угла комнаты. Если прислушаться, можно было различить, как скрипят лапы в пластмассовых суставах. Я включил ночник. Свинья бродила под письменным столом. Ее безжизненные глаза были печальны. Мне все еще было страшно, но вдруг стало ее немного жаль. Тогда я побоялся взять ее в руки и лишь при свете дня, когда свинья была недвижима ( спала?), решился еще раз рассмотреть ее. Я готов поклясться, что у нее внутри ничего не было. Пластмасса не была прозрачной, но достаточно легко сдавливалась. Весила свинья всего ничего.
      Она знала все. Она никогда не ошибалась. Для нее не было загадок. Она было бесконечно одинока и несчастна.
      Что толку от мира, который неинтересен даже пластмассовой свинье, в котором для такого маленького, такого неприхотливого создания нет ни загадок, ни радостей. Что за радость нам жить в мире, про который все доподлинно известно? И что за резон стремиться к чему-то более высокому и дальнему, если это не прибавит нам счастья, не даст ничего, вообще ничего; и чем я, мятущийся по свету, отличаюсь от этого оракула, как по тюремному двору совершающего ночную неуклюжую прогулку под письменным столом?
      Она стала двигаться больше. Я видел в этом обреченность. Иногда она садилась на задние лапы и сидела, невидящими глазами скосившись под диван. Какого труда ей потом стоило подняться снова! Как страшно скрипели пластмассовые втулки. Что такое тяжело, если при этом не больно. Я это видел. Знаю ли я это?
      Однажды ...
      Однажды ночью к ней приходил друг.
      Может быть я сошел с ума, и это просто бред. Дай Бог.
      Не знаю, почему я проснулся. Удивляться и бояться не было смысла. В углу комнаты стояло существо с тремя головами.
      Они были расположены одна над другой. В области поясницы была одна голова, на плечах - кошачья грустная морда с ушами кролика, а на ней голова, похожая на скальп какого-то древнего индейца с остатками жестких волос и в красной тюбетейке. На удивление изящно эта тварь подошла к нашей свинье, кот повел своими ушами, а индеец едва заметно кивнул. Глаза его были закрыты. Я вжался в подушку, боясь пошевелиться. Существо явно что-то говорило свинье, я вдруг заметил зеленоватые огоньки в ее пластмассовых глазах. Она характерно затарахтела, и из нее поползла бумага. Нижняя голова открыла рот с рядом огромных лошадиных зубов, оттуда высунулся длинный розовый язык, а из-под него - крошечная сморщенная рука. Она тянулась к бумажной ленте, растягиваясь на глазах, наконец, схватила ее и попыталась оторвать. У нее ничего не вышло, она была слишком слаба. Она мотала бумагу из стороны в сторону, но та не отрывалась. Морда кота стала еще грустнее, уши нервно вздрагивали. Индеец стал медленно открывать глаза. Я зажмурился. Было очень тихо. Мне был слышен стук собственного сердца. Не раньше, чем через полчаса, я рискнул заглянуть под письменный стол - кроме свиньи там никого не было. Лиза спала сном младенца. Глаза нашего оракула снова были безжизненны.
      Может быть, я потерял сознание, может быть, заснул. У меня есть надежда, что все это - лишь приснилось мне.
      - Смотри, - разбудила меня жена. - Ты ее вчера о чем-нибудь спрашивал?
      - Доброе утро! - сказал я.
      - Смотри, - она протянула мне бумажную ленту.
      Она была недлинной. Строк десять, не более.
      Каждая строка волнистыми линиями соединялась с знаками в других строках, создавая впечатление испорченного детскими каракулями письма. Естественно, ни один значок не был мне известен.
      Что я мог сказать? Впрочем, Лиза и не настаивала.
      Иной раз мною овладевала решимость. Мне жутко хотелось оторвать свинье ногу или голову: вынуть из паза, а потом поставить на место. Я бы сделал это, если бы верил, что хоть что-то изменится.
      Однажды Лиза спросила, когда умрет ее дедушка ( он действительно был очень плох). Свинья ответила с точностью до минуты. Мне с трудом удалось истерически не расхохотаться. Я придумал для свиньи новый вопрос. Не про себя, упаси Бог.
      Один раз я ходил с ней гулять. Мы вышли ночью, месяц был подернут слабой пеленой перистых облаков, было холодно. Я взял для нее шерстяную подстилку, положил на снег и поставил на нее свинью. Она сделал по ней два или три шага и затем села, растопырив свои пластмассовые ноги. Я стоял и смотрел на нее сверху вниз. Минуту, две, три. Звезды сияли. Никогда, ни в одном живом существе, ни в одном камне или закате я не чувствовал столько тоски.
      Я придумал вопрос. Я спросил ее: "А когда ты умрешь?" Она ответила. Особенно наглядно это выглядело на кассовом чеке. Там было пробито: "Никогда".
      Утром я отвез ее на другой конец города и отдал в какую-то коммерческую палатку, торгующую игрушками. Девушка-продавщица весело улыбалась.
      "По повелению использованию подлежит - свинья-оракул".
      Мне не страшно смотреть на звезды, мне страшно быть с ними рядом.
      Страшный суд, вечная жизнь, говорите вы?
      1-4.1.1997 г.
      Соколиная Гора.
      Искандер Абдуллаев
      Два этюда
      СЕРЕБРЯНАЯ ПУЛЯ, ОСИНОВЫЙ КОЛ
      "Прекрасная, полупрозрачная мысль прилетела ко мне диковинной птицей, и я наспех связал ее первыми попавшимися словами.. так что она задохнулась в них и умерла. А я, глядя на бездыханное тельце, удивлялся, чему я мог так радоваться, поймав ее.."
      Аллюзия из Ф.Ницше.
      ...ложится на паркет, пахнущий пчелами, косматый серый зверь, похожий и не похожий на волка, и роняет серебряную пулю, символ своей особенной смерти. Задумчиво катает ее по полу громадной лапой, думая о своем, и щурится на солнце из окна янтарными глазами, в которых зрачки - как мошки в кусочках желтого камня. Лениво зевает, клацкая челюстями и негромко скулит.. Некоторое время следит за неровным полетом ополоумевшей моли, пыль на крылышках которой вспыхивает алмазной пылью, попадая под заоконное солнце.. Когда же она садится рядом с ним, утомленная, сильно хлопает по ней, и смеется, глядя на ее совсем уже сумашедшее, летуче-мышиное шарахание в затхлой коричневой комнате...
      Он ждет.. В эту ночь должна взойти и раствориться в крови луна.
      Раньше, много лет назад, днем он был человеком... и ночью был человеком. Но так тяжело им оставаться, - особенно когда влажное серебро, льющееся сверху, вносит свои жестокие коррективы.
      Он, тускло вспомнив что-то, походит к дальней стене - там, как дорогая вещь из оружейной коллекции, висит кем-то любовно отполированный осиновый кол, покрытый затейливой вязью то ли диковинного узора, то ли надписи на старом языке.
      Полуволк ставит лапы на стену, оставляя глубокие борозды на камне, покрашенном под дерево, и носом смахивает кол на паркет. В комнате быстро темнеет. Он смотрит на мертвый кусок дерева, который когда-то сделал сам, готовил сам, любовно полировал сам, когда уже не было надежды, и все меньше оставалось времени даже в безлунную ночь, даже в сумерки, - а потом уже и днем; а был только страх, животный и безоговорочный, который все чаще сменялся холодной ЛУННОЙ яростью..
      Полуволк силится вспомнить что-то, и ему это почти удается.. и ввергает в настоящее исступление, так что он перекусывает свою смерть напополам и мочится на нее, нервно подняв заднюю лапу.
      Молча бросается вон, уже не видя луны, которая только что взошла, полуслепой от диковинных гормонов, к которым привык так давно.
      МАРТОВСКИЕ ДЖАГГЕРНАТИКИ
      Весна, и головная боль, и март, наглый и невинный... Ласковое солнце балует его.
      Оборотень в забытьи, странной тоске, пережидает головную боль и день, забившись в свои мысли. Что-то в нем неудержимо хочет выть, плакать и смеяться. Весна, хвостом ее по голове...
      Долгожданная, пришедшая в одно касание, полутемень скрадывает нестерпимый свет и приносит с собой прохладу.. Горы торопливо вписаны в черту горизонта серыми, зелеными и коричневыми мазками; и, только успокоившись, невидимая рука наносит закатные краски. Тени в лесу укорачиваются и синеют, как сумеречное небо. Зажигаются звезды, еще не зная, что скоро серебрянная монета неведомого бога потушит их.
      Вперед!
      Запахи, и знакомая ярость, запахи леса и бег, бесшумный и полубезумный.. Там! невдалеке! за деревьями, в кустах, где начинается лунная поляна - тела двоих, любовная возня и приглушенный смех..
      Долгое мгновение полуволк смотрит желтыми глазами туда, где трахаются и говорят друг другу нежные слова, плачaт, стонут и тихо смеются мужчина и женщина. Глаза его - тусклый янтарь, и ничего больше. Ощеривается и идет напролом, вперед, уже неторопливым шагом, чтобы его успели заметить перед смертью.. Кровь без вкуса страха - пуста.
      ...Лежит на траве, под шелестящим призраком громадного дерева, прислушиваясь с любопытством к звукам и запахам, и шорохам, с поднятыми торчком от возбуждения ушами; сладкий зуд охоты стихает медленно, как угасающая мелодия колокольчика. Ветер тихонько поет заупокойную по ком-то в сверчковой тишине...
      Шум ломающихся кустов, всхрапывание и вздохи, запах пота и большое животное, силуэт коня, залитый голубым светом; он приближается, не замечая оборотня, не замечая вообще ничего, кроме травы и надоедливых слепней, хлеща себя по бокам хвостом, мотая головой, как бы отгоняя мысли...
      Полуволк скалит зубы в ухмылке, и крепко прижимается к влажной земле.
      Сегодня хорошо и много, думает он.
      ...Прыжок!! на спину! когтями по бокам, раздирая толстую шкуру, зубами - в загривок, и лакать горячее , и еще, и еще!!
      А потом - кромешная тьма, и тишина, как поворот выключателя, с щелчком.
      ...Зверь ты, или человек, скулящее создание? Скули громче.. и смотри!
      Смотри! он, крупица Джаггернаута, на сером коне, рубит коротким мечом налево и направо от взмыленного крупа, а конь его бешен, и оставляет трещины там, где касается копытами, и топчет демонов-крыс, скалящихся на полубогов-детей, и опрокидывает пинками полубогов-детей, улыбающихся демонам-крысам, когда они гурьбой и с визгом затевают свои странные игры...
      "Отвали, волчара позорная, не до тебя."
      Оборотень опрокинут на землю, и ощущает холод и тяжесть там, где давит копыто.
      " А ты не пасись, где не попадя.."
      " Цыц!"
      " А хозяин-то где?"
      " Да не знаю я. Трахается где-то, наверно. Что-то в нем от человека есть... Весна пришла, чуешь, волчара позорная?"
      " Да.." - хриплый рык.
      "То-то.. Надоело, говорит, в джаггернатики играть, а ты попасись, я скоро.."
      Полуволк рычит и воет, и кашляет кровью, и хрипит - смеется, похожий и непохожий на Анубиса, опрокинутого копьем сумасшедшего писца.
      Тоскливо:
      ".. и восьмое скоро... сдохнешь тут в конях..р-р-р-романтика, туды ее в качель..!"
      Призрачный конь уходит, забыв про оборотня, и щиплет траву, время от времени резко встряхивая головой, как бы отгоняя грустные мысли.
      Вой, и плач, и смех полузверя в одном.
      GDG
      Капкан
      Большую часть времени я жду. За одно только терпение, выказанное в этом бесконечном ожидании, мной можно восхищаться. Я лежу в ящике в вашем сарае, или в мешке под лавкой, или вишу на гвозде, вбитом в стену, и жду, жду, жду. Это первая стадия моего ожидания. Я безопасен, как безопасна граната, из которой пока не выдернули чеку. Я безопасен и безупречно красив; в моих линиях виден потенциал моей силы, мои челюсти плотно сомкнуты - голодные стальные челюсти, - моя пружина расслабила свою единственную мышцу, мой язык безволен и раскачивается сквозняком. Вы меня создали совершенным, убрав все лишнее, все, что вам самим не позволяет подняться до совершенства, до предельной цельности и законченности. Первая стадия ожидания может быть нескончаемой. Ее срок зависит только от вас, от моих создателей, и я верю, что рано или поздно вы обо мне вспомните. Вы пожелаете защитить свой дом от крыс, вам понадобится пища, которая, как вам кажется, сама идет в руки, вам захочется иметь одежду прекрасные серебристые меха на плечи ваших самок, - вам захочется развлечь себя убийством, за которое не карает ваш закон, и вы попытаетесь удовлетворить ваши желания, и не сможете! Ваши мышцы давно атрофированы, ваше зрение утратило остроту, ваша выносливость оставляет желать лучшего, ваши желания чересчур многочисленны, ваше нетерпение слишком велико. Неудачи обескуражат вас, оскорбленное самолюбие не даст вам покоя и, не существуй я, вы бы изобрели меня заново, но поскольку я есть, вы вспомните о своем создании, и откроете ящик, где я лежу, и тряхнете мешок, и протяните руку, чтобы снять меня с гвоздя. Вы придете за мной, и первая стадия моего ожидания закончится.