Он радостно и заразительно смеялся. Его смех, чрезвычайно веселый и искренний, казалось, шел из глубины груди; иногда все его тело сотрясалось от смеха. Лицо и фигура производили яркое впечатление силы, равно как и его мускулистые руки. Походка была величавой, держался он прямо.
      Одежда у учителя была проста: обычное дхоти и рубашка, когда-то окрашенные охрой, но сейчас оранжевый цвет явно "выцвел".
      Оглядываясь по сторонам, я заметил, что довольно-таки ветхое помещение ашрама укаывает на то, что его владелец не привык к материальному комфорту. Белые стены длинной комнаты хранили следы непогоды, на них виднелись полосы голубой побелки. В одном конце комнаты висел портрет Лахири Махасайа, украшенный простой гирляндой в знак преданности и благоговения. Здесь же находилась еще одна старая фотография Йоганандаджи, на которой он был изображен в момент прибытия в Бостон вместе с другими делегатами на Конгресс религий.
      Я обратил внимание на странное сочетание духа современности и древности. Огромны канделябр из рубленного стекла весь покрыт паутиной, а на стене висит новенький яркий календарь. Вся комната излучала аромат мира и счастья. Над балконом можно видеть несколько кокосовых пальм; они возвышались, как бы охраняя ашрам.
      Интересно, что как только учитель хлопал в ладоши, сию же секунду появлял какой-нибудь младший ученик. Очень мне понравился один из них по имени Профулла /2/ с черными волосами, падавшими ему на плечи и с парой проникновенных, сверкающих черных глаз. На лице его играла ангельская улыбка: его глаза сияли, а уголки рта поднимались кверху, и все вместе напоминало звезды и полумесяц в сумерки.
      Радость Шри Юктешвара по поводу возвращения своего "создания" была очевидной, и он присматривался ко мне как к "созданию создания". Однако в природе этого Великого Существа преобладал аспект мудрости, и это препятствовало внешнему выражению его чувства.
      Йооганандаджи предложил учителю несколько подарков по обычаю учеников, возвращающихся к учителю. Позже мы вместе сели за трапезу; блюда были просты, но хорошо приготовлены. Все кушанья представляли собою различные сочетания риса и овощей. Шри Юктешвару было приятно, что я соблюдаю множество индийских обычаев, таких, например, как уменье есть рукми.
      После нескольких часов, заполненных беглыми фразами на бенгали и обменом теплыми улыбками и радостными взглядами, мы склонились к ногам учителя в знак повиновения, соврешил на прощание пронам /3/ и отправились в Калькутту с неизгладимым воспоминанием о священной встрече. Хотя я пишу главным образом о моих внешних впечатлениях об учителе, однако я всегда осознавал его духовную силу. Я почувствовал эту силу, и буду хранить это впечатление, как мое божественное благословение".
      Я привез для Шри Юктешвара много подарков из Америки, Европы, Палестины. Он принял их с улыбкой, но без замечаний. Для себя я купил в Германии комбинированную трость-зонтик. Вернувшись в Индию, я решил подарить эту трость Шри Юктешвару.
      --Этот подарок мне действительно нравится. Когда учитель сделал столь необычное замечание, его глаза были устремлены на меня, и в них светилось ласковое понимание. Из всех подарков он выбрал именно трость, чтобы показывать ее посетителям.
      --Учитель, разрешите мне, пожалуйста, принести новый ковер в комнату, где вы медитируете,--обратился я к гуру, заметив, что Шри Юктешвар кладет свою тигровую шкуру на рваный ковер.
      --Ну, что же, если это доставит тебе удовольствие, то приноси!--В голосе гуру не слышно было энтузиазма.--Смотри, моя тигровая шкура приятна и чиста. Я--монах в своем небольшом царстве. А за его пределами находится обширный мир, который интересуется только внешним.
      Когда он произнес эти слова, я почувствовал, что прошлое кабы вернулось, и я вновь стал молодым учеником, ежедневно очищавшимся в огне строгости.
      Как только я смог оторваться от Серампура и Калькутты, я отправился вместе с мистером Райтом в Ранчи. Сколько приветствий и оваций! Со слезами на глазах я обнял учителей, которые самозабвенно держали знамя школы в течение всего моего пятнадцатилетнего отсутствия. Радостные лица и счастливые улыбки пансионеров и приходящих учеников служили полным подтверждением эффективности их тщательного школьного обучения и занятий йогой.
      Однако школа Ранчи, увы, находилась в тяжелом финансовом положении. Сделавший немало солидных пожертвований сэр Маниндра Чандра Нанди, чей Кашимбазарский дворец был преобразован в центральное здание школы, уже умер. Многие факультеты школы оказались в серьезной опасности из-за недостатка средств.
      Но я не напрасно провел годы в Америке: я научился кое-чему из американской практической мудрости, научился американскому неукротимому духу, преодолевающему все препятствия. Я остался в Ранчи на неделю и погрузился в борьбу с критическими ситуациями. Затем последовали интервью в Калькутте с выдающимися политическими деятелями и авторитетами в области народного образования, длительная беседа с юным махараджой Кашимбазара, обращенная к отцу просьба о финансовой помощи--и вот неустойчивое положение школы Ранчи стало поправляться. В скором времени многочисленные пожертвования поступили также и от моих американских друзей.
      Через несколько месяцев после прибытия в Индию я имел радость увидеть, как школа Ранчи была официально зарегистрирована правительством. Исполнилась мечта моей жизни--мечта о постоянном центре воспитания йоги. Эта мечта вела меня вперед с самого 1917 года с группы из семи мальчиков.