Опасные тропы натуралиста (Записки ловца змей)

      -- Зачем не разрешаешь помазать этим маслом? -- удивлялся Курбан-Нияз. -- Это хорошее лекарство. Сразу болеть перестанет.
      -- Тебя скорпионы кусали? -- спросил его Костя.
      -- Слава аллаху, нет.
      -- А откуда же ты знаешь, что это масло снимает боль?
      -- Так старики говорят.
      -- Не всему, что говорят старики, нужно верить. Масло твое грязное и может вызвать заражение. Это будет похуже, чем укол скорпиона. Да перестань ты скулить, --- рявкнул он на меня. -- Верещишь, словно поросенок, даже уши больно!
      -- Тебе бы испытать эту боль, --хныкал я. --Ты бы еще не так орал.
      -- Я, дружок, эту боль испытывал уже не один раз и, как видишь, жив и здоров. Терпи, сейчас пройдет.
      -- Костя, а беды не будет? -- осторожно спросил дядька. -- Ведь говорят, что укусы скорпиона весной могут быть смертельными.
      -- Чепуха, -- отрезал Костя. -- Такие случаи медицине не известны.
      -- А может быть, ты просто не знаешь? -- допытывался дядька.
      -- Если наступит смерть, то это будет первый случай, и медицина обогатится интересным фактом, --насмешливо ответил Костя. От этих слов по спине у меня пробежал холодок и голова слегка закружилась. Обогащать медицину интересным фактом мне не хотелось. Я стиснул зубы и решил умереть, как мужчина, но боль вдруг внезапно прошла.
      -- Скорпион убивает себя только в том случае, если не может убежать из огня, -- сказал Костя. -- Вот как это происходит.
      Из обрывков газеты он выложил новое кольцо, достал пинцетом из коробки другого скорпиона, не выпуская его, поджег бумагу, а затем поднес скорпиона к огню. Скорпион бился в пинцете, но себя не убивал. Только когда языки огня окружили его со всех сторон, он ударил себя ядовитым крючком между клешней и тут же обвис. Костя положил его на землю. Скорпион был мертв.
      -- Самоубийство? -- спросил нас Костя.
      -- Выходит так, -- неуверенно ответил дядька.
      -- А вот и не выходит. Чувствительный нервный узел расположен у скорпиона в передней части туловища. Когда пламя жжет скорпиона со всех сторон, он, очевидно, ощущает боль этим нервным узлом. Стараясь избавиться от источника боли, скорпион бьет в это место ядовитым крючком. Если же скорпиону жечь ноги, то он будет бить хвостом туда, где жжет. Хотите убедиться?
      У нас не было желания жечь еще одного скорпиона. Достаточно мы нагляделись и на первого. Мы поверили Косте на слово.
      Этим же вечером, когда мы сидели возле костра и пили чай, ветерок принес пьянящий медовый запах, такой сильный, что у меня закружилась голова. Сидевший рядом со мной Курбан-Нияз глубоко втянул в себя этот запах, сладко потянулся и сказал:
      -- Джида расцвела! Теперь скоро дожди кончатся и будет тепло!
      В эту ночь дождя не было. На другой день дождик лишь поморосил, а потом наступили теплые солнечные дни.
      ПЕРВАЯ ГЮРЗА
      Костя с Курбан-Ниязом снова ушли в дальние ущелья. Нам с дядькой было ведено еще раз обыскать окрестности кишлака. Долго лазили мы по крутым косогорам, заросшим и голым склонам, переворачивали камни, заглядывали в щели. До рези в глазах всматривались в темноту нор и густые сплетения ветвей, надеясь увидеть там изгибы змеиного тела, но, увы, змей не нашли. Отыскали мы несколько выползков -- сброшенных змеями шкурок. Забрали их с собой, хотя шкурки вместо живых змей -- слабое утешение. От постоянной неудачи и у меня и у дядьки настроение было плохое. Дядька по любому поводу раздражался и ворчал, а я огрызался.
      Уже после полудня ущелье привело нас к старому кутану -- загону для овец. Кутан был сложен из камней. Между камнями зияло множество щелей. При виде кутана у меня появилась слабая искорка надежды. Может быть, здесь мы найдем хоть одну гюрзу! Костя говорил, что возле старых кутанов гюрзы встречаются довольно часто. Старательно обшарили мы каждый закоулочек, каждую щелку каменной стены. Снова нашли несколько выползков, но змей и здесь не было.
      Настроение окончательно испортилось. Бросив бесцельные поиски, я отошел в сторону и улегся на сухой траве в тени толстого развесистого тала, уже одетого нежной зеленой листвой. Дядька лег рядом. Долго лежали мы молча, потом я сказал:
      -- Дядька, тебе еще не надоело?
      -- Давно надоело, -- пробурчал дядька. -- Да что поделаешь, взялся за гуж -- не говори, что не дюж!
      -- Чует мое сердце, придется нам ехать домой не солоно хлебавши, -заныл я.
      -- Подожди лазаря петь, может быть, и найдем что-нибудь.
      -- Черта лысого мы найдем! -- продолжал я тем же тоном. -- Уже вторую неделю лазим и все без толку!
      -- Не ной, -- рассердился дядька. -- И без твоего нытья тошно!
      Я замолчал и закрыл глаза. Дядька для порядка поворчал еще немного, повозился, укладываясь удобнее, и затих. Через минуту он уже похрапывал, а мне не спалось. Я представил себе, как будут изощряться институтские остряки, и на душе стало нехорошо.
      Усталость все же взяла свое, и я тоже уснул. Разбудили меня жгучие лучи солнца. Тень уползла в сторону, и мы оказались на солнцепеке. Можно было перебраться в тень, но жара разморила и подниматься было лень. Дядька повернулся к солнцу спиной, а я лежал лицом к солнцу, уставившись глазами в каменную стенку кутана. Щели в стенке светились, как окна многоэтажного дома. От земли поднимался горячий воздух, и просветы щелей рябили и сливались в волнистые светящиеся полосы. Один из просветов вдруг почему-то потух, будто кто-то потушил свет в окне. Я не придал этому значения .
      Но вот и соседний просвет сначала сузился, а потом тоже пропал. Начал закрываться и третий просвет, когда я сообразил наконец, что между камнями ползет змея. Переползая по щелям, она заслоняла просветы, и они тускнели и гасли.
      Еще боясь поверить удаче, я тихо поднялся, на цыпочках далеко стороной обошел подозрительное место и осторожно заглянул в кутан. Да, там была гюрза. Такую змею я видел впервые в жизни. Она еще не выползла наружу целиком. Из щели свисала только передняя часть. Большая широкая голова была очень похожа на заржавевший наконечник древнего копья, а толстое серо-голубое с ржавчиной туловище напоминало обрывок истрепанного пожарного рукава.
      У меня задрожали коленки. Нет, я не испугался. Просто что-то холодное возникло в глубине живота и медленно растеклось вверх к сердцу и вниз к коленкам.
      Гюрза меня не замечала и продолжала медленно выползать из щели. Она двигалась, чуть приподняв голову и часто выбрасывая изо рта черный раздвоенный язык. Тело змеи изгибалось почти незаметно, и казалось, что она не ползет, а переливается по сухой траве. Змея вылезла на солнце, свернулась большой безобразной лепешкой, зевнула, широко раскрыв пасть, и замерла. Я глядел на нее как завороженный.
      Сколько-то времени оставался я в состоянии оцепенения. Потом, словно очнувшись, вспомнил, что нужно ведь ловить эту змею. Пинцет здесь, а где крючок? Крючка не было, он остался там, где я отдыхал. Снова осторожно ступая, я далеко обошел угол кутана, где лежала гюрза. Вот он крючок! Да, а как же быть с дядькой? Будить или нет? Решил разбудить.
      -- Дядька, вставай! Гюрза!
      -- Прекрати глупые шутки, осел! -- заворчал спросонья дядька. -- Так я тебе и поверил!
      -- Честное слово, гюрзу нашел!
      Теперь дядька вскочил, словно его стукнуло током.
      -- Где?
      -- Тихо, ты! Вон там в кутане! Иди за мной! Да крючок не забудь!
      Дядька подхватил с земли крючок и, подражая моим осторожным шагам, двинулся следом за мной. Гюрза лежала на том же месте.
      -- Видишь, -- указал я крючком, -- вот лежит. Спросонья дядька никак не мог разглядеть гюрзу, распластавшуюся на солнце. Он старательно вглядывался, отчаянно сопел, но змеи не видел. Я испугался, что он спугнет змею, и хотел было прыгнуть через стенку, чтобы подбежать и прижать ее, но дядька рукой словно клещами вцепился в мое плечо и зашипел:
      -- Не пущу! Дай разглядеть, иначе не пущу!
      Куда он смотрел, не знаю. Гюрза лежала перед ним, как на ладони.
      - Дядька, пусти! --шепотом взмолился я. --Пусти! Уйдет ведь змея!
      Но дядька не отпускал. Вырываться силой я не мог: наша возня спугнула бы змею. Мне оставалось с замиранием сердца ждать, пока дядька, наконец, рассмотрит гюрзу.
      -- Знал бы, что ты будешь мешать, не стал бы будить тебя! -- бешено прошептал я и даже задохнулся от злости. -- Вот навязался на мою голову. Одну гюрзу нашел и ту упустим!
      Мне казалось, что прошло больше часа, а дядька все еще не разглядел змеи. Потом она шевельнулась, и дядька узрел ее.
      -- Подожди, я сам! -- прошептал он и, опираясь на мое плечо, тяжело взобрался на стенку кутана. Дядькина тень скользнула по земле и попала на змею, та молнией метнулась к щели. Но тут уже и я очутился рядом со змеей и прижал ее крючком у самого входа в щель. Змея зашипела и рванулась. Я бы скорее раздавил ее, чем выпустил. Подскочил дядька и тоже прижал змею своим крючком.
      Ловить голову змеи пинцетом в тесном углу кутана было невозможно. Дядька крючком отбросил ее в сторону. Змея тяжело шлепнулась на землю и тут же пустилась наутек. Толкая друг друга, мы кинулись к ней и кое-как снова прижали к земле, но уже в центре кутана. В спешке дядька поскользнулся, упал на колено и оперся рукой о землю на таком расстоянии от змеи, что она вполне могла бы вцепиться ему в руку. Однако гюрза не сделала этого, и после долгой возни мы все же посадили ее в мешок.
      Она была очень миролюбиво настроена или слишком напугана, эта наша первая гюрза, иначе она обязательно покусала бы нас, и не кого-нибудь одного, а обоих сразу!
      Когда мешок был завязан, мы, мокрые от пота, дышали как загнанные лошади, а пальцы наши никак не могли взять папиросу. Разговаривать мы не могли. Наша первая гюрза тяжело ворочалась в мешке. Разговоры пришли позднее, когда мы уже отдохнули. В кишлак мы не шли, а летели, не чувствуя под собой ног. Раздражение и усталость как рукой сняло. Мне казалось, что эта гюрза -- самая крупная из всех когда-либо встреченных людьми, но, когда Костя ее измерил, оказалось, что ее длина всего около ста двадцати сантиметров.
      ОХОТА НА ГЮРЗ
      Однажды Костя принес трех гюрз. После этого мы стали находить их довольно часто. Они лежали на тех же местах, которые мы и раньше тщательно осматривали. Однако тогда наши неосторожные, резкие движения распугивали змей. Теперь же мы научились двигаться медленно и осторожно и змеи не уползали.
      Еще несколько змей встретилось нам в ущелье на камнях возле родников. Справиться с ними было не очень трудно. Прыжок -- и крючок прижимает змею, ему помогает нога. Змея яростно вцепляется в сапог. Пинцет сжимает челюсти гюрзы, рука охватывает голову. Гюрза бешено бьется в руке, но быстро устает и обвисает тяжелой плетью. Подставлен мешок, туловище гюрзы хвостом вперед заправлено внутрь мешка. Голова с тусклыми, мерцающими бешеной злобой глазами и страшными зубами крепко сжата пальцами. Внимание, ловец! Наступает самый ответственный и опасный момент! Нужно быстро и точно швырнуть голову змеи в глубь мешка и моментально отдернуть руку. Гюрза может извернуться и в последний момент царапнуть зубом по пальцу!
      Голова змеи летит в мешок. Завязка туго стягивает его горловину. Гюрза взята. У Кости эти действия были почти автоматическими и занимали несколько секунд. У нас с дядькой минимум четверть часа...
      Подробностей всех встреч со змеями я не помню, но некоторые из них запомнились мне на всю жизнь.
      Дни становились все жарче. Зеленые склоны гор выгорали и желтели на глазах. Гюрз мы стали встречать только рано утром и после захода солнца. Если мы и находили их днем, то только возле родников или в глубоких щелях.
      В один из особенно жарких дней поднялся я на вершину невысокой горы. Пить хотелось неимоверно, но фляжка моя давно была пуста. На другом склоне горы, в неглубоком ложке, которым начиналось ущелье, виднелась удивительно яркая зеленая лужайка. Так могло быть только возле родника. Вода! Можно напиться досыта и набрать флягу! Из-под слоя почвы выступали слоистые каменные плиты, изрезанные щелями. Весело искрясь на солнце и ласково журча, из одной щели выбегала хрустальная струйка. От одного вида воды во рту стало еще суше. Пить! Кинулся было к роднику, но скользнул глазами по щелям и отпрянул. В одной из них над родником виднелся изгиб толстого тела и тупая жабья морда. Гюрза! Наклонись я к роднику, не осмотревшись, наверняка получил бы укус в затылок. Это верная смерть. Но в тот момент я думал не об этом, а лихорадочно соображал, как извлечь змею из щели. Выход один: зацепить ее крючком и вытащить наружу. Не тут-то было! Змея зашипела и скрылась в глубине щели. Как быть?
      Хватаю большой валун и бью им по плитке, под которой находится щель со змеей. После нескольких ударов она треснула. Крючком отбрасываю обломки и вижу змею. Видеть-то вижу, но достать не могу. Змея соскальзывает с крючка, а рукой ее не схватишь! Толкаю змею крючком. Она шипит и мечется по щели, но наружу не выходит. Не даю змее покоя. Змея шипит и жмется к камню. Перед глазами переливается ее толстое, длинное тело. Вдруг на секунду из щели показался змеиный хвост. Тотчас же хватаю его рукой и, страхуя руку крючком, тяну змею из щели. Змея упирается, цепляется чешуйками за шероховатый камень. Потянешь посильнее -- разорвешь змею. Осторожно, но не ослабляя натяжения, вытягиваю сантиметр за сантиметром. Вот уже около метра змеиного тела снаружи. Какая же у нее длина? Нужно принять меры предосторожности. Наступаю ногой на хвост, а крючком прижимаю змею у самой щели. Вовремя!
      Гюрза выбрасывает голову из щели и делает рывок к ноге. Ногу отдернуть я не успел. Зубы змеи ударили о сапог, но не пробили задубевшую кожу. Потом гюрза по крючку потянулась к руке... Я так растерялся, что не сообразил отбросить ее прочь, и только смотрел и ждал: дотянется или нет? Не дотянулась всего на несколько сантиметров. Длина змеи была почти полтора метра.
      Передо мной большой стелющийся куст. Местное название его киуль, научное -- каперсы. Змея скрыта в кусте. Мне виден только небольшой отрезок ее тела. В обхвате змея толще моей руки!
      Затаив дыхание, смотрю на гюрзу, не зная, что предпринять. Где голова змеи, где хвост? Судя по толщине, змея много длиннее метра. Такие встречаются нечасто. Длина крючка около метра. Если я прижму змею возле хвоста, она достанет мою руку зубами. Как быть?
      Наконец опасение упустить редкую добычу пересилило осторожность. Стараясь не шуметь, подхожу к кусту. Завожу крючок за видимый кусок тела змеи и рывком пытаюсь выбросить ее из куста. Не получилось.
      Из куста вылетела только задняя часть тела змеи. Голова осталась скрытой. Змея зашипела и словно пружина моментально втянула хвост в куст. Снова пробую выгнать змею из куста. Она шипит, но не выползает. Я не отступаю. Разъяренная гюрза выскальзывает из каперсов и мчится к обрыву, к выходам крысиных нор. Бросаюсь за ней и крючком откидываю ее прочь. Змея разворачивается и снова рвется к норам. Она бьет головой, пытаясь попасть мне в ноги. Я уворачиваюсь и крючком опять отбрасываю змею и от нор и от ног. Схватка длится целую вечность. Атака следует за атакой.
      Я устал, ноги дрожат, рубашка взмокла. Но все внимание на гюрзу. Снова и снова отбрасываю ее от обрыва. Змея тоже устала. Она движется все медленнее. Вот она свернулась клубком и замерла. Сейчас же крючком прижимаю ей голову...
      -- Ну, друг, -- сказал мне Костя, -- считай, что экзамен на ловца змей ты сдал. Взять такую гюрзу -- это, брат, не шутка, ведь длина ее сто шестьдесят восемь сантиметров.
      Котловину, которой оканчивалось крутое, заваленное камнями ущелье, окружали обрывистые скалы. Над одной из скал просочился крошечный родничок, вернее, слезничок. Вода Слезинками капала из мха, толстым слоем покрывшего отвесный камень скалы. У подножия скалы-слезника ровная площадка, покрытая густо переплетенными прошлогодними Стеблями мяты.
      Возле слезника змей мы не нашли. Ходить по жаре не было смысла, и мы решили переждать там жару. На соседних склонах ущелья паслись овцы. Передвигаясь по склонам, они почему-то обошли котловину. Пасший отару чабан увидел нас и пришел поговорить. Узнав, что мы ищем змей, чабан сказал:
      - Здссь змей много!
      -- Где же они? -- насмешливо спросил дядька.
      -- Вот тут, в сухой траве, -- показал чабан на заросли мяты.
      -- Ва-алейкум ва-ассалам! -- послышалось в ответ, и путники, поднявшись с земли, протянули нам руки.
      После традиционных взаимных осведомлении о здоровье и успехах нас пригласили к чаю. Мы не отказались. Пить хотелось давно, а ничто так хорошо не утоляет жажды, как горячий, крепкий кок-чай. Мы уселись рядом с путниками, и пиала пошла по кругу. Путники знали Курбан-Нияза и слышали о нас. Во время чаепития разговор шел и о змеях. В мешках дядьки и Кости лежали две солидные гюрзы, а у меня -- длинный и толстый разноцветный полоз с черной головой. Путники попросили показать им змей.
      Костя развязал свой мешочек, где лежала гюрза покрупнее. Наши новые знакомые с опаской заглядывали внутрь, при виде толстой змеи испуганно вскрикивали, с уважением поглядывали на Костю и отходили в сторону. Однако самый большой успех неожиданно выпал на мою долю. Желая показать горцам неядовитую змею, я голой рукой полез в мешок и вытащил из него топорщившегося полоза. Едва полоз был извлечен из мешка, как послышался дружный испуганный крик, и все горцы отошли подальше.
      -- Чего испугались? -- сказал Курбан-Нияз и взял у меня полоза. -- Это неядовитая змея, ее не нужно бояться!
      Но горцы продолжали стоять поодаль и просили не отпускать "страшную" змею. Только после долгих уговоров они подошли ближе и с любопытством разглядывали полоза, обвившего руку проводника.
      -- Это очень опасная змея! -- убеждал нас один из горцев. -- Если она укусит -- умрешь! Спасенья нет!
      Вместо ответа Костя вытряхнул из мешочка гюрзу, прижал се, взял за голову рукой и пинцетом раскрыл ей пасть. На верхней челюсти змеиной пасти торчали два длинных кривых зуба.
      -- Смотрите, -- показал он горцам, -- это ядовитая змея.
      Вот ее оружие -- зубы. А вот, -- Костя чуть нажал на зуб плоской стороной пинцета, на блестящем металле появилась желтая капелька, -- а вот яд! Вот где опасность и смерть! Теперь ты, Леша, открой пасть полозу.
      Я взял у проводника змею и, сжав пальцами пасть с боков, заставил ее разжать челюсти. Длинных зубов не было. Вместо них по краям пасти и небу были видны несколько рядов частых, маленьких зубов.
      -- Где здесь ядовитые зубы? Раз нет ядовитых зубов, то змея не опасна. Понятно?
      -- Э, что ты говоришь! -- продолжал упорствовать горец. -- Старые люди говорят, что эта змея опасна, значит, опасна!
      В это время полоз, которому, очевидно, не понравилось столь фамильярное обращение, вырвал голову и, широко раскрыв пасть, захватил ею весь первый сустав моего указательного пальца. Полоз с такой силой сжал челюсти, что его маленькие, но очень острые зубки пробили кожу до крови. Сильной боли не было, но я бы не сказал, что это доставило мне удовольствие. Горцы возбужденно загомонили, а я попытался отцепить полоза. Не тут-то было. Разжать челюсти змеи мне не удавалось.
      -- Отпусти его, -- посоветовал Костя, -- дай повиснуть, он сам отцепится.
      Так я и сделал. Почувствовав свободу, змея разжала челюсти и шлепнулась на землю. Перепуганные горцы бросились врассыпную.
      -- Не бегите, ничего страшного нет! -- кричал им Курбан-Нияз.
      Куда там! Горцы не слушали проводника и остановились, лишь отбежав на безопасное расстояние. Только когда полоз был водворен обратно в мешок, а мешок крепко завязан, они подошли к нам и сочувственно смотрели, как Костя залил мне палец йодом и завязал бинтом.
      -- Э, нет! -- сказал один из них. -- Хоть миллион рублей платили бы мне за каждую змею, я все равно не стал бы их ловить!
      По просьбе горцев мы положили мешочки со змеями у дальней скалы, и чаепитие возобновилось.
      -- Курбан-Нияз, -- спросил я проводника по-русски, -- что это за склад на плите и почему на дереве так много лент?
      -- Овринг видишь? -- по-русски же ответил мне проводник и показал на карниз. -- По нему пройдешь -- страху наберешься. От него до подножия обрыва метров двести. Если сорвешься, то в лепешку разобьешься. Другой дороги нет. Только по нему ходят. По оврингу идти страшно, а муллы и старики говорят, что возле оврннга дэвы1 живут. Угодишь дзвам -- пропустят тебя без вреда, не угодишь -- столкнут или овринг под тобой обрушат.
      Идет старый горец по дороге, подходит к оврингу и молит аллаха и дэвов, чтобы пропустили его через овринг живым и невредимым. Обещание дэвам дает, если пропустят через овринг, жертву принести. Перед тем как на овринг ступить, отрывает от пояса или чалмы ленточку и привязывает на ветку, будто задаток дает, а большую жертву положит потом, когда через овринг пройдет. Ну, а когда овринг позади, страх тоже позади, богатую жертву жалко оставлять. Вот и оставляют под деревом всякую дрянь. Дэвы все равно не разберутся!
      Курбан-Нияз говорил по-русски, и горцы не поняли, о чем шла речь. Словно подтверждая его слова, они закончили чаепитие, молитвенно провели руками по лицу и бороде и принялись вьючить ослов.
      Самый старший из них, полуседой горец, подошел к дереву, опустился на колени, что-то прошептал. Снова провел руками по лицу и бороде. Снял поясной платок и принялся отрывать от него тонкую полоску. Его спутники, сгрудившись у начала овринга, терпеливо ожидали окончания ритуала. Горец поднялся с колен, подошел к дереву и только хотел привязать к ветке свою ленточку, как вдруг испуганно отскочил назад и закричал: "Вай, илян2! "
      Костя, дядька и я вскочили на ноги и стремглав бросились к нему.
      -- Укусила? -- схватил его за руку Костя.
      -- Нет, слава аллаху, нет! Там сидит!
      На той самой ветке, куда горец хотел привязать свою ленточку, уютно улеглась небольшая гюрза. Она заметила нас, тут же соскользнула на землю, но уйти ей не удалось, Костя прижал змею, и через минуту она была уже в мешке. На верхних ветках дерева мы обнаружили еще двух змей. Эти были покрупнее. Одна из них попала в тот же мешок, где сидела и первая, испугавшая горца, а вторая успела удрать. Она воспользовалась тем, что дядька, взобравшись на дерево, был занят сбрасыванием вниз ее соседки. Едва первая гюрза полетела вниз, как я и Костя бросились к ней. В тот же момент вторая змея прыгнула с высоты более пяти метров, шлепнулась на камень в метре от меня и бросилась наутек. Я замешкался, и змея успела улизнуть в одну из многочисленных щелей в основании скалы. Вытащить ее оттуда мы не смогли.
      -- Ну и черт с ней! -- махнул рукой Костя.
      Горцы забыли о своем намерении продолжать путь и с любопытством наблюдали за нами. Они тронулись в путь только после того, как мы посадили змею в мешочек.
      Пожилой горец снова подошел к дереву и привязал к веткам уже не одну, а три ленточки. Потом он порылся у себя в хурджуне3, что-то пробормотал и положил на плиту надколотую пиалу. Все горцы при этом хором сказали "0-омин! " и провели руками по лицам и бородам.
      -- Смотри, какие темные люди, -- огорченно сказал Курбан-Нияз. -- Они благодарят аллаха и дэвов за то, что те спасли их от змей! Эй, друг, -крикнул он, -- не того благодаришь! Спасибо ты Косте должен сказать.
      Однако горцы не отозвались на шутку проводника. Они поочередно ступили на овринг и скрылись за каменным уступом.
      Как-то я сильно растер себе ногу и не пошел со всеми в дальние ущелья. Чтобы не терять времени даром, пришлось мне проверить сады и виноградники кишлака. Жители кишлака очень радушно принимали меня и охотно разрешали осматривать свои угодья. Я нашел несколько мелких гюрз. Только мулла Кори-Абдусаттар, помня свое посрамление, сердито захлопнул передо мной калитку. Сад муллы примыкал к старой выветрившейся скале, и гюрзы там, без всякого сомнения, были. Однако упрямый старик утверждал, что змей в саду нет и не было. Кое-как я его уговорил.
      Надо же было тому случиться, чтобы сразу же я увидел довольно крупную гюрзу на ветке тала, нависшей над тропинкой, по которой мулла и его домочадцы по нескольку раз в день ходили за водой к садовому роднику. Я тут же показал ее мулле. Тот долго не мог разглядеть змею и уже стал на меня ворчать, говоря, что я выдумываю, как вдруг заметил ее и трусливо отбежал от дерева на порядочное расстояние. Я камнями согнал змею на землю и посадил ее в мешок. Еще трех довольно крупных гюрз забрал я из сада и виноградника муллы. Старик ужасался, кричал, что это дьявольское наваждение, что он сорок лет живет здесь и до этого ни разу не встречал змей. Он даже плакал и клялся сегодня же переселиться в соседний кишлак. С большим трудом мы с учителем убедили его не бросать обжитого места. Мы говорили ему, что ведь змеи уже не в саду, а в моем мешке и обратно в сад им возврата нет.
      Что подействовало на старика, наши убеждения и уговоры или хлопоты, связанные с переездом, не знаю. Но, спустя немного времени, он согласился с нами и сказал, что останется в старом доме. Он позвал нас в дом и крикнул жене, чтобы она поживее подавала чай. У дастархана он почтительно подавал мне пиалу с чаем на донышке1 и просил заходить в сад каждый день.
      От муллы мы пошли к учителю. Мать учителя, сухонькая старушка, захлопотала над угощением, а мы сидели и разговаривали о змеях. Прислушавшись к нашей беседе, старушка вдруг сказала:
      -- Сынок, я знаю, где часто лежит большая змея, да только боюсь показать тебе это место.
      -- Чего же вы боитесь, матушка? -- почтительно спросил я.
      -- Мулла говорил, что если кто-нибудь покажет, где лежит змея, и эту змею убьют или поймают, то родственники змеи приползут и обязательно покусают того, кто показал змею.
      -- Когда он это говорил? -- насторожился учитель.
      -- Недавно. Уже после того, как приехали эти люди.
      -- Вот старый черт! -- сказал мне учитель по-русски и тут же перешел на родной, узбекский. -- Матушка, да ведь мы только что поймали четырех змей в саду у муллы, и он сам показал одну из них!
      -- Не нужно шутить именем уважаемого муллы, -- укоризненно сказала старушка, -- этого не могло быть!
      -- Мама, даю вам честное слово! -- горячился учитель. -- Разве я когда-нибудь обманывал вас?
      Старушка не стала слушать сына и молча вышла прочь. Но через некоторое время она вернулась и растерянно сказала:
      -- Кумри-хон, жена муллы, говорит, что сам мулла показал вам змей, и теперь их сад волею аллаха избавлен от проклятых гадов!
      -- Покажите и вы, -- стал упрашивать мать учитель. Старушка раздумывала недолго. Она поднялась и позвала меня в сад.
      Там, на сухой жерди, изогнутой в виде дуги и служившей опорой для виноградных лоз, нежилась на солнышке крупная гюрза. Я заметил ее в тот момент, когда она увидела людей и приготовилась удирать. Медлить было нельзя. Я кинулся к змее. Она соскользнула на землю и уже почти скрылась в сложенной из камней ограде. В спешке я споткнулся и упал, но все же успел прижать змею крючком у самого хвоста. Не ослабляя нажима крючка, я поднялся, прижал конец хвоста сапогом и крючком стал вытягивать змею из щели. Упираясь телом в стенки щели, змея бешено сопротивлялась, и я никак не мог вытащить ее наружу. Хорошо, что я сообразил не только тянуть змею крючком, но и до некоторой степени страховаться им же. После нескольких потяжек змея вдруг подалась назад, выскользнула из щели, молниеносно изогнулась и схватила зубами штанину выше голенища. Мое счастье, что ей мешал крючок!
      Зубы змеи пробили плотную ткань, но не достали до тела. По штанине расплылось большое мокрое пятно. Это выплеснулся яд. Не медля, я отвел голову змеи крючком и прижал ее другой ногой. Змея тут же вцепилась в сапог. Дальше все было уже привычно. Пинцетом зажал гюрзе пасть и взял ее в руки.
      Когда старушка увидела, что змея ударила меня в ногу, она очень испугалась и диким голосом стала звать на помощь. Учитель был рядом, но помочь ничем не мог. Сажать гюрзу в мешок мне пришлось на глазах множества людей.
      В горячке я ничего не чувствовал, но когда мешок был завязан, первое, что я сделал, это без всякого стеснения снял брюки и убедился в том, что зубы змеи меня не достали. Ссадины на локте и колене, царапины на лице -это мелочи. Торжествуя, шел я к лагерю. Еще бы! Поймать за день пять крупных гюрз и столько же мелких, да еще не выходя из кишлака!
      Костя и остальные уже вернулись. Их "улов" был скромнее. Захлебываясь от восторга, поведал я о том, как ловко ловил змей, однако о последнем случае умолчал. Но Костю обмануть было невозможно. Увидав на штанине пятно, он велел мне немедленно снять брюки и обработать их спиртом.
      Дядька тут же понял, в чем дело, и началось! За неосторожность мне попало так, что до сих пор страшно вспомнить. Какими эпитетами награждал меня рассвирепевший дядюшка, с какой убедительной силой и страстью доказывал мое ничтожество и глупое позерство!
      Если бы все это записать на магнитофонную пленку, то я уверен, что эта его речь вошла бы в золотой фонд педагогической науки (разумеется, за исключением непедагогических оборотов речи).
      Я молчал. Возражения и оправдания могли привести к тому, что, войдя в "воспитательный" раж, дядюшка пустил бы в ход кулаки.
      Но всему приходит конец. Пришел конец и дядюшкиному красноречию. Как облегченно вздохнул я, когда, наконец, наступила тишина! Пожалуй, так же, когда убедился, что зубы змеи не прокололи мою кожу.
      Вечером, когда мы сидели вокруг лагерного костра и дядька окончательно успокоился, Костя попросил меня быть осторожнее.
      -- Знаешь, друг, -- сказал он, -- не забывай все же, что гюрзы -- это очень опасные твари. Горячность -- один из самых страшных врагов ловца. Поддавшись горячности и забыв об осторожности, ловец обычно делает роковую ошибку. Вот чего стоила мне горячность.
      Костя задрал штанину. На ноге, чуть выше колена, синел шрам, словно кто-то выжег на коже неровный кружок размером с пятак.
      -- Гюрза? -- спросил дядька.
      -- Она, -- кивнул Костя.
      -- Костя, расскажи, как это случилось? -- попросил я.
      -- Специально для тебя расскажу, -- сказал Костя. -- Чтобы ты знал, к чему приводит излишняя горячность. Вот как это было.
      Года два тому назад нам сообщили, что на Мургабе заканчивается строительство плотины и вскоре будут заполнять водой большое водохранилище. Уходившая под воду местность изобиловала ценными видами змей, и, едва узнав об этом, мы спешно выехали на берега будущего озера. Поехали вчетвером на старенькой полуторке. Трое из нас были ловцами, четвертый -- шофер. Приехали вовремя. Реку только что перекрыли. Вода медленно поднималась, заполняя каньон русла, и растекалась по местности. Она заполняла низинки, ямки, норы и отовсюду выгоняла змей и других животных, прятавшихся в укромных местах.