Прошлую ночь мы почти не спали, поэтому улеглись пораньше и встать хотели попозже. Поднялись же на рассвете: спать нам не дали ласточки. Их гнездо было прилеплено над самой дверью домика. Мы его видели в день приезда, но совсем не ожидали, что оно доставит нам неприятности. Оказалось, что хозяева гнезда просыпаются с рассветом и начинают весьма оживленно беседовать. Может быть, ласточки рассказывали друг другу сны, а может быть, планировали работу на предстоящий день. Кто их знает?! Птичьего языка мы не понимали. Однако разговоры ласточек были столь бесцеремонны и так громки, что спать было невозможно.
      Одна из ласточек, очевидно самка, сидела в гнезде и слушала, подавая короткие реплики. Другая, скорее всего самец, прилеплялась к стене и беспрерывно звонко щебетала. Беседа продолжалась полчаса, потом самец улетал. Оставшись одна, самочка вела себя тихо. Вскоре самец возвращался, кормил свою подругу, а может быть, просто целовал, и опять начиналась оживленная беседа. На нас птицы внимания не обращали. Если даже во время беседы кто-нибудь из нас выходил из двери, то ласточки оставались на своих местах и беседы не прерывали. Обидеть доверчивых птиц мы не могли. Приходилось мириться.
      Так вот, поднялись мы, как только взошло солнце, и отправились на охоту. Пошли метрах в десяти один от другого. Гадюк было мало. Илларионыч повел нас в другое место. Но и на новом месте результат был тот же. К полудню все вместе мы нашли всего десяток гадюк, причем половину из них Вячеслав. Это его несколько "взбодрило", и он посматривал на меня свысока. (Может быть, это мне только показалось, потому что Вячеслав был ростом значительно выше, но, когда не везет, в голову лезет всякое.)
      Снова бредем по степи: Вячеслав с видом победителя, Илларионыч, как обычно, а я опустив глаза к земле. Вдруг Вячеслав сказал: - Гляди, какой злющий полозище! Топорщится и шипит, словно путная змея!
      Под понятием "путная" Вячеслав, очевидно, подразумевал ядовитую. Я взглянул в его сторону и обомлел. Поперек туловища Вячеслав держал щитомордника. Щитомордник извивался, шипел и в любое мгновение мог вцепиться ему в руку.
      - Брось змею на землю! - крикнул я. - Быстрее! Вячеслав моментально исполнил приказ. Я побежал к щитоморднику, прижал его крючком и взял пинцетом за голову. Потом, перехватив змею пальцами за шею, открыл ей пасть. На верхней челюсти, как на шарнирах, откинулись два длинных ядовитых зуба.
      - Видишь, какой это полоз?
      Вячеслав побледнел и медленно сел на землю. Мне казалось, что я говорю спокойно, но Илларионыч почему-то прервал меня: - Чего орешь? Разве нельзя объяснить все спокойно? Человеку и так не сладко.
      - А могло быть и горше! - не унимался я.
      - Могло, могло! - передразнил меня Илларионыч. - Сам-то давно стал в змеях разбираться? Помолчи. Дай человеку в себя прийти!
      Я замолчал. Вячеслав дрожащими пальцами разминал сигарету. Илларионыч снял с пояса фляжку и протянул ему.
      - Воды не хочешь?
      Вячеслав отрицательно мотнул головой. Речь к нему вернулась минут через пять. Илларионыч немедленно приступил к экзекуции.
      - Слава, еще один такой случай, и тебе придется отправиться домой. Если ты не усвоишь правило - всякая незнакомая змея ядовита, к работе я тебя не допущу.
      - Так ведь он был точь-в-точь как полоз! - сказал Вячеслав.
      - Но ты-то видел одного только полоза, - заметил Илларионыч, - мог бы действовать поосторожнее!
      - С этого момента буду всех змей брать только пинцетом, - заверил его Вячеслав.
      - Это будет самое правильное. Ладно. Промашка может быть со всяким, но в нашем деле за промашку расплачиваются очень дорого. Запомни это и считай, что сегодня ты родился на свет во второй раз.
      - Уже запомнил, - сказал Вячеслав.
      В окрестной степи жизнь била ключом. По земле ползали муравьи и жуки. Особенно много было жуков - навозников. Возле домика без присмотра паслось целое стадо телят - двухлеток. Вечером они укладывались отдыхать на одной из вытоптанных площадок. На том месте, где они ночевали, оставались кучи навоза, но уже к вечеру этих куч не было. Навоз убирали жуки.
      Одни навозники - маленькие темно - серые - закапывались под навозные лепешки, и от лепешек оставался только тоненький, как бумага, верхний слой, высохший на солнце. Другие - длинноногие крупные жуки - лепили из навоза шарики и укатывали их куда-то. Среди этих жуков - каталей были трудяги и грабители. Слепит жук - трудяга шарик и только покатит его, толкая задними ногами, в укромное место, как вдруг откуда-то прилетит жук - грабитель. Этот шлепнется на землю возле шарика, быстро сложит крылья, забежит вперед жука трудяги и, словно помогает, подталкивает шарик. Жук - трудяга не обращает на него внимания и продолжает катить шарик, но грабитель мешает ему, и трудяга боком забегает вперед шарика. Обнаружив "помощника", он пытается его оттереть от шарика. Грабитель сопротивляется. Между жуками начинается борьба. Они стараются поддеть друг друга головой и отбросить в сторону. Схватка длится до тех пор, пока один из жуков не перевернется на спину. Тогда победитель быстро возвращается к шарику и укатывает его. Однако бывает и так: в пылу схватки жуки забывали о шарике, и шарик забирал третий, тоже грабитель. Жуки - грабители, очевидно, сами не делали шариков, а постоянно занимались своим ремеслом. Я пометил одного грабителя и стал следить за ним. Он трижды пытался завладеть уже готовым шариком и трижды терпел неудачу. Потом жук улетел.
      Кроме муравьев и жуков между кустами сновали быстрые ящерицы, довольно часто попадались змеи. Кроме гадюк, щитомордников и полозов встречались тонкие, изящные и очень быстрые змеи-стрелки. Движения этих змей были стремительными. Будучи потревоженными, они исчезали буквально в мгновение ока. Один раз я наткнулся на двух стрелок. Они лежали рядышком возле куста. Змеи-стрелы хоть и ядовиты, но для человека не опасны. Ядовитые зубы у них находятся далеко, у самой гортани, поэтому достать ядовитыми зубами руку человека змея-стрела не может. Да и яд этой змеи для человека не опасен. Я это знал и хотел взять обеих змей рукой. Однако едва я нагнулся и протянул к змеям руку, как они исчезли. Я не отводил от змей глаз и все же не уловил того момента, когда они бросились в разные стороны. Только легкая пыль показала мне место, где одна из стрелок коснулась земли. Я прыжком настиг змею и схватил ее за самый кончик хвоста. Все тело длинной змеи было уже в глубине куста, который находился в метрах двух от того места, где я их заметил. Как только я извлек стрелку из сплетений веток куста, она с шипением ухватила пастью рукав и держала ткань так крепко, что я с трудом смог раздвинуть ее челюсти пинцетом.
      Змеи-стрелы охотились за ящерицами. Я не раз натыкался на этих змей в момент заглатывания ими своей жертвы.
      Над степью летало множество птиц. Целыми днями с неба лились песни жаворонка. Вечерами и после дождя в зарослях возле речки пели перепела. В небе парили хищные птицы, от пустельги до беркута. Стайки голубей, галок и скворцов прилетали на водопой к нашему колодцу. Однако больше всего мы видели воробьев. Без преувеличения можно сказать, что этих прыгунов здесь были тысячи. Некоторые из них гнездились в камышовой крыше кошары. Еще до восхода солнца из кошары доносилось многоголосое чириканье. Едва же солнце всходило, как стаи воробьев одна за другой вылетали из распахнутых ворот кошары и отправлялись кормиться в степь. Воробьи прыгали между кустиками, копались в траве, в мусоре, расклевывали навозные кучки. Осматривали они и местность возле домика, собирали крошки и остатки нашей еды. Поев, воробьи слетались к кошаре, рассаживались на коньке и некоторое время "совещались", после чего приступали к работе и трудились до вечера - строили гнезда. Птицы искали сухие травинки, пух и клочья шерсти, оставленные овцами на кустах. Целый день воробьи чирикали, трещали, переругивались и дрались. Наш домик стоял от кошары довольно далеко, и, хотя воробьиный гвалт мы слышали, нам это не мешало. Докучали нам ласточки и... мухи.
      Уже на третий день в домике и возле него появилось столько мух, что они облепили все стены и снаружи и внутри домика. Мухи были всякие: серые обычные, серые великаны, зеленые, синие.
      Когда мы завтракали, мухи еще спали и не мешали нам, но вечером, во время ужина, от мух отбоя не было. Они роем кружились возле головы, садились на еду, попадали в миски. Брезгливый Илларионыч вместе с мухами выплескивал и добрую половину похлебки. Мухи беспрестанно надоедливо жужжали. Оставить что-либо неприкрытым было нельзя: все моментально покрывалось мерзкими точками мушиного помета. В дождь, а он лил каждый день часа по два, приходилось сидеть в домике. Это было пыткой. Мухи роились обязательно вокруг наших голов и норовили сесть на лицо. Мушиная напасть приводила нас в отчаяние (меня в ярость), но покинуть домик мы не могли. При неустойчивой погоде жить в палатке было плохо: от сырости можно заболеть.
      Пришлось нам приспосабливаться к сосуществованию с мухами. Мы перенесли очаг, на котором готовили еду, подальше от домика, а ели и спали под пологами. Стало чуть полегче, но все же жужжание мух нас раздражало, и мы пробовали истреблять их. Из старой камеры смастерили себе хлопушки и устраивали соревнование по числу убитых мух, но численность мушиных полчищ не снижалась. Мухи были очень хитрыми. Как только раздавалось шлепанье хлопушек, они вылетали из домика и скрывались между крышей и потолком. Туда проникнуть мы не могли. На чердаке мухи сидели недолго. Как только хлопушки стихали, они одна за другой перебирались в домик и опять докучали нам. Приходилось снова либо браться за хлопушки, либо прятаться под полога. Мне и Вячеславу бить мух надоело, и мы все чаще прятались под полога, Илларионыч же неутомимо работал хлопушкой, подбирая каждую убитую муху.
      - Зачем вам битые мухи? - спросил его Вячеслав.
      - Пригодятся, - уклончиво ответил Илларионыч и высыпал мух в мусор, где обычно копошились воробьи.
      - Илларионыч, вы что же, решили подкармливать воробьев?
      - Чтобы избавиться от мух.
      - Вы полагаете, что воробьи, отведав мух из мусора, станут ловить их возле домика?
      - Ты не ошибся. Именно на это я и рассчитываю.
      - Не слишком ли вы наивны?
      - Нет, не слишком, и в этом ты скоро убедишься. Я выбрасывал мух уже несколько дней и заметил, что после посещения мусора воробьями мух там не остается.
      - Мух могут уносить муравьи.
      - Несомненно, - согласился бригадир, - поэтому я выбрасывал мух только рано утром, перед прилетом воробьев, когда муравьи еще не ползают.
      - Ну, ну, - насмешливо произнес Вячеслав, - эксперимент интересный, но наверняка безуспешный.
      - Предлагаю пари, - сказал Илларионыч, - ставлю свой бинокль против твоей зажигалки. Через несколько дней воробьи уничтожат большинство мух.
      - Идет! - согласился Вячеслав. - Лешка, разними!
      - Нет, - отказался я, - не стану разнимать. Отдай зажигалку без спора!
      - Почему?
      - Потому что будет так, как говорит Илларионыч.
      - Глупости! - рассердился Вячеслав. - Не может этого быть!
      - Ты видел, сколько воробьев прилетало на мусор вчера?
      - Видел. Не больше десятка.
      - А сегодня?
      - Сегодня было побольше.
      - Завтра будет еще больше, а потом здесь появится множество воробьев, и с мухами будет покончено.
      В борьбе с мухами нам помогали две пары серых трясогузок. Эти изящные птички в любую погоду вертелись у домика и ловили мух В один из дождливых дней я долго наблюдал за тем, как трясогузка ловко охотилась на мух. Птичка бегала вдоль стенки домика и склевывала мух, сидевших на высоте ее роста. Расправившись с мухами у земли, трясогузка взлетала и атаковала мух по всей высоте стены, выбирая места, где мухи собирались группами. В дождь мухи были вялыми, и за каждый подлет птичка успевала захватить несколько штук. Остальные спасались бегством. Аппетит у трясогузок был отменный. Птички съедали за день несколько сот мух, но и это не уменьшало мушиных полчищ. На чердак трясогузки почему-то не залетали.
      Победить мух нам помогли все же воробьи. На третий день после начала прикормки воробьи облепили домик, и мухам пришел конец Воробьи ловили мух и в домике, и возле домика, и на чердаке.
      Первые дни мы находили змей невдалеке от зарослей чия. Потом змей там не стало: они расползлись по степи, и нам приходилось "прочесывать" большую площадь. Сначала мы искали змей наугад, но скоро установили, что гадюки переползли к кустикам кара - барака (солянка деревцевидная) и под другие солянки. Змей под покровом солянок первым обнаружил Вячеслав. Много ходить он не любил и скорее из нежелания идти с нами к дальним зарослям, чем надеясь на успех, стал крючком переворачивать солянки невдалеке от моста. Мне и Илларионычу это показалось бесцельным занятием, и мы попытались увести его с собой. Вячеслав был упрям и с нами не пошел. Вечером мы вдвоем принесли два десятка гадюк, а Вячеслав один поймал их тридцать штук. При этом Вячеслав был свеж, как огурчик, а мы вымотаны, потому что прошли по степи добрых двадцать километров. На другой день Вячеслав показал нам, как искать гадюк под солянками. Все оказалось очень просто.
      - Век живи, век учись! - сказал Илларионыч, направляясь к солянке.
      Под каждым "ковром" мы обычно находили две - три змеи. Не всегда это были гадюки. Изредка попадались и щитомордники. Они вели себя совсем иначе, чем гадюки. Степные гадюки всегда норовили удрать, а щитомордники сворачивались в клубок, шипели и раскрывали пасть. Иногда при этом или еще до этого щитомордники испускали уже знакомый нам весьма противный запах. Он был очень стойкий и чувствовался издалека. Несколько раз я определял местонахождение щитомордника по запаху, еще не видя его. Щитомордники нам не были нужны, и мы их не брали. Ни стрелок, ни полозов под солянками не попадалось: эти змеи держались возле кустов.
      Однажды утром шел мелкий, нудный дождь, и мы долго не вставали: не хотелось вылезать из теплых спальных мешков в промозглую сырость. Неожиданно за стеной домика зачмокали от грязи копыта, фыркнула лошадь и кто-то спросил: - Эй, ким уйда бар? [Ким уйда бар! (казах.) - Кто в доме есть?] Аман ба?
      "Аман ба?" - по-русски "здоров ли?" Это приветствие - вопрос возникло у казахов в очень давние времена, когда их кочевые аилы посещали страшные болезни - оспа и чума. Казахи, как и все остальные народы Востока, очень гостеприимны, но страх заболеть или занести в свой аил смертельный недуг привел к тому, что при встрече они прежде всего осведомлялись о здоровье.
      - Аман! Аман! - отозвался Илларионыч. - Уйда кирин! [Уйда кирин (узбек.) - Заходите в дом.] Вставайте, ребята, кто-то приехал!
      В домик вошел пожилой казах в мокром дождевике.
      - Га - ассалам, га - алейкум! [Га - ассалам, га - алейкум (араб.) - Мир да будет с вами!] - приветствовал он нас. - Амансиз ба? [Аманбиз (казах.) Мы здоровы.]
      - Ва - алейкум, ва - ассалам! - ответил ему я. - Аманбиз! Аман - биз ба?
      - Ие! - удивился казах и заговорил по-русски: - По виду русские, а говорите по-узбекски. Откуда вы?
      - Из Узбекистана.
      - Зачем здесь живете? В аул ехать надо!
      - Понравилось нам здесь, вот и живем!
      - Охотники?
      - Не совсем.
      - Почему не совсем?
      - Раньше давай попьем чаю, поедим, а потом и поговорим! Согласен?
      - Согласен. Чай - дело хорошее! .
      За чаем мы рассказали, чем занимаемся, и узнали, что наш гость работает в овцеводческом совхозе чабаном ветеринарного участка и зовут его Джанмурчи. Телята, которые паслись возле домика без присмотра, - из его стада.
      - Как же вы оставляете телят одних? - спросил я Джанмурчи. - А если волки?
      - Волков близко нет. Пастбища здесь хорошие. Вода тоже.
      - А если телят покусают змеи?
      - Какие змеи?
      - Те самые, которых мы ловим. Ведь здесь "проклятая земля"!
      - "Проклятая земля" на той стороне речки. На этой стороне змей не бывает.
      - Так телята могут через мост и на другую сторону перейти!
      - Нет. Далеко от колодца они не пошли бы. Вода здесь хорошая, травы много. Зачем им туда идти?
      - Ну а если кто-нибудь украдет теленка?
      - Кто украдет? - удивился Джанмурчи. - Кругом все знакомые живут. Чужих нет.
      - А мы?
      - Вас мы видели в тот день, когда вы приехали. Ждали все, что вы в аил заедете, а теперь я приехал посмотреть, какие люди здесь поселились и почему в аил наш не едут.
      - Возле аила змеи есть?
      - Змей там нет.
      -тогда зачем нам ехать в аил?
      - В гости приезжайте, бешбармак кушать!
      - Времени у нас нет по гостям разъезжать.
      - Так нельзя говорить. Обязательно нужно погостить. Только плохие люди аилы объезжают.
      - Не обижайтесь, Джанмурчи. Как только чуть - чуть освободимся, обязательно приедем! - сказал Илларионыч.
      Пока мы пили чай и беседовали, ветер разорвал тучи. Выглянуло солнце. Мы заторопились на охоту. Джанмурчи согнал телят в стадо и погнал их к аилу.
      Через день мы поехали на мотоцикле в гости. Дорога привела нас к спуску в широкую балку. Там на берегу степного озера стояли камышовые загоны для скота и пять юрт. Это был аил, где жил Джанмурчи. Перед аилом нас встретили собаки. Полдюжины здоровенных псов остервенело бросались на мотоцикл, и нам пришлось бы туго, если бы не паренек на неоседланном коне. Он увидел, что мотоцикл петляет по степи, уворачиваясь от собак, поскакал к нам и отогнал псов. В аиле нас встретили очень приветливо. Собрались все его жители. Седой аксакал, отец Джанмурчи, приветствовал нас и пригласил в юрту. Нас усадили на ковры, расстелили по коврам скатерти и расставили на них подносы со сладостями. Джанмурчи распоряжался, а все остальные жители аила - молодые парни и женщины - суетились, готовя угощение. Один парень принес мешок с какой-то снедью. Джанмурчи взял у него мешок и высыпал на скатерть целую гору хрустящих печеных баурсаков.
      - Кушайте!
      Баурсаки похрустывали на зубах и были очень вкусны. Другой парень внес в юрту кожаный бурдюк с кумысом. Джанмурчи налил кумысу в большую плоскую чашу и подал ее аксакалу. Аксакал пригубил чашу и передал ее Илларионычу. Чаша пошла по кругу. Кумыс был кисловатый и чуть - чуть хмельной. Мы пили кумыс, ели баурсаки и беседовали. Аксакал был весьма любознательным и обращался главным образом к Илларионычу. В самый разгар беседы принесли бешбармак - широкие ленты лапши, огромные куски вареной баранины. Поверх мяса лежала вареная голова барана. Аксакал взял голову и подал ее Илларионычу. Илларионыч отрезал себе одно ухо и вернул голову аксакалу. Потом аксакал и Джанмурчи мелко порезали мясо и высыпали его на лапшу.
      - Берите! - пригласил аксакал. - Кушайте бешбармак! Ложек не было, но это нас не смутило. Мы знали, что бешбармак едят руками. Отсюда и название: "беш бармак" - пять пальцев. В самый разгар пира за стеной юрты послышался гудок автомобиля и злобно залаяли собаки.
      - Доктор приехал, - сказал Джанмурчи и поднялся. - Вы кушайте, а я пойду встречу.
      - Разве в аиле кто-нибудь болеет? - спросил Вячеслав.
      - Слава аллаху, все здоровы, - отозвался аксакал, - это другой доктор. Он лошадей, коров и овец лечит.
      Минутой позже Джанмурчи вернулся с двумя русскими мужчинами.
      - Доктор Сизов, - сказал один, подавая руку.
      - Василий, шофер, - отрекомендовался другой. Потеснились. Доктор и шофер сели рядом с нами. Знакомство с ветеринарным врачом совхоза было для нас весьма кстати. Змеи кусают животных гораздо чаще, чем людей. Виктор Александрович Сизов мог нам сообщить места, где змеи кусают овец наиболее часто, то есть указать места концентрации змей. Мне не терпелось начать с ним разговор на соответствующую тему, но бригадиром был Илларионыч, и опережать начальство не следовало. Я знал, что Илларионыч тоже горит желанием перейти к деловому разговору. Однако за едой говорить о делах не принято и Илларионыч соблюдал местный этикет. С бешбармаком справиться было нелегко. Блюдо было огромное. К тому же все ели неторопливо, смакуя каждый кусок. Но все на свете имеет свой конец, и блюдо с бешбармаком наконец опустело. Подали чай. Доктор Сизов осведомился о том, кто мы и что делаем здесь. Наш бригадир важно, соблюдая достоинство, поведал ему о том, что мы выполняем заказ по отлову степной гадюки. Доктор на слово не поверил и попросил документы. Илларионыч предъявил ему свое удостоверение. Сизов внимательно прочитал текст удостоверения на бланке зообазы, где помимо фамилии и имени отчества бригадира было обращение ко всем государственным, советским и общественным организациям с просьбой оказывать нам содействие. На этом официальная часть знакомства окончилась.
      - Ваше прибытие весьма кстати, - сказал доктор, - кое - где змеи нам изрядно досаждают. Особенно весной. За прошлый год от укусов змей мы потеряли около сотни голов овец и десятка полтора голов молодняка крупного рогатого скота. "Проклятую землю" возле артезианского колодца вы уже знаете. Еще два таких участка есть в третьем отделении совхоза, и особенно опасное место - на трассе скотопрогона у моста через речку Тургень. Там каждую весну совхоз теряет десятки овец. Перегон на Джейляу - летние пастбища начался. Первые отары сегодня уже в пути и послезавтра будут возле моста. Вам следует посмотреть это место. Дороги сейчас вполне проезжие Весь путь до моста займет всего часа три.
      Сколько километров нужно проехать? - спросил Илларионыч.
      - Чуть больше ста.
      - М - да, - запнулся Илларионыч, - не очень далеко, но и не так уж близко ...
      - В наших краях сто километров не расстояние, - усмехнулся доктор Сизов. - Давайте все же договоримся так: вы поможете нам избавиться от змей возле моста, а мы, в свою очередь, поможем вам отыскать и другие места, где много змей.
      - А что значит "дороги вполне проезжие"? - поинтересовался я.
      -то, что подсохло и везде проехать можно. Весной солонцы так размокают, что не только автомобиль - гусеничный трактор пройти не может: тонет в жидкой почве по самую кабину.
      - А какие там змеи?
      - Разные: большие и маленькие, серые и пестрые.
      - Вид змей определяли?
      - Нет.
      - Жаль. Ну раз дороги вполне проезжие и змеи такие, что от их укусов гибнут животные, нужно посмотреть и место, и змей.
      - Когда выезжаем?
      - Завтра.
      Речка Тургенка начинается где-то в горах Талгарского хребта. Какова она там - можно только догадываться. На равнине же река весьма капризна: то разольется широким плесом, заросшим высоченным камышом, то бурлит и петляет, протискиваясь через узкий глубокий овраг с голыми склонами. По пути к "проклятому месту" мы раз двадцать то выезжали на берег и ехали вдоль воды, то сворачивали в степь и ползли по разбитой дороге, поднимая густую пыль. Ехали весь день и на нужное место попали уже в сумерках. Газик Сизова нырнул в небольшой овражек, выбрался из него и стал. Я подвел "Москвича" к газику.
      Разогретая за день степь дышала теплом и пахла полынью, пылью и кизячным дымом. Прямо перед нами в глубоком узком каньоне шумела река. Через каньон был перекинут мост. Правее моста блестел широкий плес. От плеса тянулась пелена тумана. Пыль, поднятая нашими автомобилями, вперемешку с туманом слоями оседала на землю. Невдалеке от плеса поблескивал костер, многоголосо блеяли овцы и лаяли собаки.
      - Вот она, эта "проклятая земля", - показал на противоположный берег доктор, - утром мы ее посмотрим.
      - Ночевать где будем? - спросил Илларионыч.
      - У чабана. Вон отара стоит. Василий, подруливай к юрте. Как всегда, в степи первыми нас встретили две огромные лохматые собаки. Они бросились к машинам и с хриплым басовитым лаем тяжело скакали возле самых окон. Мы подъехали к юрте, но собаки не дали нам выйти из машин. Из-за юрты вышла женщина и прикрикнула на собак. Псы отошли в сторону, легли, но рычать не переставали.
      - Аман ба? - обратился к женщине доктор Сизов.
      - Аман, аман! - откликнулась женщина.
      - Чья отара? Где чабан?
      - Отара Сарсенбая с фермы Карачингиль. Хозяин отару тырлует. Сейчас придет. Заходите в юрту!
      - Что значит "тырлует"? - спросил Вячеслав.
      - Тырлует - значит укладывает спать овец, - ответил доктор.
      - Разве овец надо укладывать спать?
      - Надо. Иначе ночью они могут убрести куда-нибудь. Хозяин юрты, чабан Сарсенбай, пришел через полчаса. После приветствий, которые продолжались еще около получаса, между чабаном и Сизовым начался разговор на сугубо специальную тему. Мы терпеливо ждали, пока этот разговор окончится. Потом хозяин ушел кормить собак, которых у него было около десятка. Затем ели очередной бешбармак и, соблюдая степной этикет, не докучали хозяину вопросами, К нужному нам разговору мы смогли приступить только около полуночи. Так как глаза у всех слипались, беседа была короткой, но весьма содержательной. Вот что рассказал чабан Сарсенбай.
      - Эта "проклятая земля" известна очень давно. Еще мой дед знал ее и не гонял сюда свое стадо. На этой стороне речки случаев укусов змеями скота нет. А на другой стороне дня не проходит, чтобы две - три овцы не пострадали от укусов, особенно весной и в начале лета. Коров змеи кусают гораздо реже. На "проклятой земле" змей видят не очень часто, а вот поди ж ты! Если стадо пасется хотя бы в километре от берега, укусов не бывает. Утром, когда отара выходит пастись, все овцы здоровы. Укусы случаются ближе к полудню. Змеи кусают овец только за морду, а коров - и за бок, и даже за вымя. Укушенная овца сначала бегает, задрав голову, а потом падает и издыхает. Перед этим голова у нее очень сильно опухает. Спасти укушенную овцу невозможно; коровы же после укуса болеют, но обычно остаются живыми.
      На следующее утро, чтобы осмотреть местность до начала переправы, мы поднялись до восхода солнца. Наскоро выпили чаю и поехали на другую сторону речки. Берег плеса был истоптан бесчисленными овечьими копытами. На площади больше гектара трава выбита полностью. От этой голой площадки к мосту тянулось несколько тропинок. За мостом тропинок не было; там поднималась густая зеленая трава. Трава была еще невысокая, и виднелись многочисленные остатки сгоревших кустов. Метрах в двухстах от моста начинались кустики чингиля и кара - барака. Мы переехали через мост, оставили машины и пошли вдоль берега. Степь как степь. Разница только в том, что на этом берегу, в некотором отдалении от берега, тянулась полоска густых зарослей чия.
      Мы добросовестно топтались, осматривая каждый кустик до самого восхода солнца, но змей не нашли. После восхода солнца стали попадаться ящерицы, а потом Илларионыч наткнулся на двух крупных щитомордников. Змеи лежали рядышком у куста чингиля и грелись на солнышке.
      - Вот эти твари и наносят нам ощутимый вред, - сказал Сизов. - Бейте их!
      - Зачем? - возразил Илларионыч. - Мы заберем их в питомник.
      Чабан Сарсенбай поглядел, как Илларионыч посадил змей в мешок, плюнул и отвернулся.
      - Если место приносит такой ущерб, зачем гонять сюда скот? - спросил Вячеслав. - Не проще ли сделать переправу в другом месте?
      - Это единственное удобное место для переброски моста, - ответил Сизов, - здесь проходит трасса скотоперегона. Вокруг луга - нельзя допускать потрав. В совхозе овец тридцать тысяч голов. Каждая отара, а их в совхозе шестьдесят, проходит через переправу, и почти каждая теряет одну - две овцы. За день успевают переправиться не больше десяти отар. Поэтому вся переправа длится неделю, и каждый день погибают десять - пятнадцать овец. Словно дань кому-то платим!
      - Бороться со змеями не пробовали? - спросил я.
      - Пробовали, да толку мало. Посоветовали нам выжечь кусты и траву. Сколько горючего израсходовали, чуть пожар по степи не пустили, а трава снова выросла, и гибель овец продолжается.
      - А если выжигать каждый год перед началом переправы?
      - Нельзя. Овцы по выгоревшему месту не идут. Бегут к свежей траве.
      - Ладно, - сказал наш бригадир, - пока и мы ничего сказать не можем, но постараемся разобраться.
      Сизов отправил Сарсенбая к отаре и велел начинать переправу. Отара Сарсенбая подошла к мосту. Овцы были острижены и поэтому казались очень худыми.
      Два чабана - помощники Сарсенбая - стали у моста. Овцы сгрудились перед мостом. Первыми через мост перешли две собаки. На нашем берегу собаки разошлись в стороны и улеглись возле кустов. За собаками потянулись овцы. Они проходили между чабанами, переходили мост, а на нашем берегу рассыпались цепью. Овцы перебегали от куста к кусту, по пути объедая ветки и сощипывая с земли траву. В кусты овцы не шли. Собаки поднялись и ушли вперед. Сарсенбай с сыном и двумя другими собаками подгонял задних овец. Вслед за отарой два вола перетащили через мост телегу с юртой и чабанскими пожитками. На арбе сидела жена Сарсенбая.
      Мы хотели подойти к овцам, но нас не пустили собаки. Они встали на нашем пути, и испытывать судьбу нам не захотелось. Сарсенбай прикрикнул на собак и подошел к нам.
      - Если возле зарослей пройдем без потерь, значит, аллах помиловал овец! Извините, но стоять здесь у меня времени нет. Отара уходит.
      - Мы проводим отару до конца зарослей.
      -тогда пойдемте вместе.
      До самого конца зарослей овцы паслись спокойно.
      - Слава аллаху! - воскликнул Сарсенбай, когда последняя овца благополучно прошла мимо зарослей.
      Мы простились с Сарсенбаем и вернулись к мосту, но начало переправы второй отары прозевали, однако и эта отара прошла опасный участок без потерь. Мы и ее проводили, а когда вернулись к мосту, там уже стояла третья отара. Овцы напились, но от воды шли неохотно. Трое чабанов с трудом оттеснили овец к мосту. Как и в отаре Сарсенбая, первыми мост перешли две собаки. Псы знали свои обязанности и заняли свои места по флангам. Овцы колонной перешли через мост, но пастись не стали, а разошлись вдоль зарослей и встали в тени от кустов чингиля. Было уже жарко. Солнце пекло вовсю. Овцы часто - часто дышали и старались спрятать голову в тень.
      - Гей! Гей! Гей! - кричали чабаны.
      Овцы отбегали в сторону, но тут же останавливались в тени ближайшего куста. Чабаны бегали от одной группы овец к другой, но построить отару в походный порядок им не удавалось. Вдруг одна овца заблеяла, задрала голову и заметалась.
      - Смотрите! Смотрите! - закричал Сизов. - Ее укусила змея! Мы сразу же помчались к отаре, но на пути опять встали собаки. Они бросились на нас с такой яростью, что мы тут же остановились. Доктор закричал чабанам, чтобы они убрали собак. В этот момент еще одна овца заблеяла и, задрав голову, понеслась между кустами. За нею шарахнулись и другие овцы.