-- Тогда чашечку кофе?
      -- Кофе на ночь вреден. -- Улыбка стала еще шире.
      -- А как насчет кваску?
      -- Это можно, -- кивнул он, выходя наконец на площадку.
      Открывая дверь, я внезапно подумал о том, что в квартире, не исключено, царит полный разгром. Но, к моему удивлению, ничего не было тронуто.
      Мы прошли на кухню.
      Я открыл холодильник, разыскал на нижней полке бутылку кваса.
      Мельком глянув в окно, увидел в густеющих сумерках знакомый силуэт у гаража. Вот она, моя красавица! Ай да дядя Миша! Вот так услужил!
      Чтобы составить компанию соседу, я и себе налил квасу. Не пора ли полностью перейти на подобные напитки? Вымету из квартиры весь алкоголь как сор! Да здравствует трезвость!
      -- Я хоть и на пенсии, а без дела не сижу, -- рассказывал между тем дядя Миша. -- Меня тут каждая собака знает. Машину ли починить, сантехнику отладить, электричество -- все могу. Просто так, по-соседски. Так что, возникнет какая нужда, милости просим, обращайся без всякого. Эх, хорош квасок! Ядреный! Люблю!
      -- Стало быть, вы хорошо знали моего дядюшку?
      -- Юрия Михайловича? Как не знать! Сколько лет на одной площадке прожили!
      -- Наверное, часто заходили к нему в гости?
      -- Этого не скажу, -- покачал головой дядя Миша. -- Очень замкнутый был человек. Все сам да сам. Ученый! Голова! Спросишь его о чем-нибудь, ответит, а так, чтобы первым заговорить, -- никогда. Вот только... -- Он задумался. -Как раз перед его последней командировкой случилось... Я возился в гараже, а он третий справа от твоего, слышу, Юрий Михайлович свою "Волгу" выводит. Вдруг заходит ко мне. "Михайло", -- говорит. Это он меня так называл -"Михайло", вроде как под Ломоносова. Так вот. "Михайло, -- говорит, -- я уезжаю далеко и надолго..." И вид у него, понимаешь, какой-то опущенный. "Что-то, -- говорит, -- Михайло, сердчишко стало барахлить в последнее время. Если что случится, то знай, что все свое имущество я завещаю любимому племяннику Вадиму Ромоданову. Прошу тебя по-соседски, поддержи парня морально, помоги, если надо..." После вздохнул как-то странно, махнул рукой, вяло так махнул и вышел. Я кричу вслед: "Не беспокойся, Юра!", -- а он и не слышит уже. Сел и уехал. Так и не довелось больше поговорить. А через неделю узнаем: умер Юрий Михайлович в чужой стороне, на каком-то ученом съезде, прямо в зале заседания, от разрыва сердца. Такие вот дела.
      -- Как вы об этом узнали? -- с жаром спросил я.
      -- Нотариус приходил. Я-то сам не видел: как раз за картошкой ездил на рынок. А дома жена была, Маша. Вот ей он и сообщил, что, значит, Юрий Михайлович приказал Долго жить, а все его имущество переходит племяннику.
      Мы потолковали еще немного, но ничего существенно нового о любимом дядюшке я не узнал. Складывалось впечатление, что этот человек оставался загадкой даже для соседа, жившего с ним рядом, через стенку, на протяжении многих лет.
      Когда дядя Миша ушел, я спустился во двор. Поставил машину в гараж, забрал рукописи и вернулся домой.
      Полночи я сидел за столом, разбирая и сортируя архив.
      Несмотря на мое творческое младенчество, бумаг набралось предостаточно. Во-первых, еще лет с четырнадцати, когда я впервые ощутил в себе потребность писать, я более-менее регулярно вел дневник. Кроме того, записывал меткие фразы и реплики, подслушанные диалоги, хохмы, сценки, собирал редкие пословицы и поговорки.
      Когда мне в голову приходил очередной сюжет, я вкратце записывал его на первом подвернувшемся клочке бумаги. Постепенно таких набросков набралась целая папка. О некоторых сюжетах я забыл, зато другие ветвились, роились, углублялись, обрастали плотью. Но в целом эта папка еще ждала своего часа.
      Была у меня начата и первая повесть -- "Молодые Миры", а также цикл рассказов. "Одиссея космического "волка"" со сквозным персонажем -- бывшим пилотом звездолета Аристархом Парамоновым, любителем порисоваться и прихвастнуть.
      Да, не густо...
      Хотя как посмотреть. Ведь все это я написал по строчке, по абзацу, урывками, тайком, в отсутствие мало-мальски пригодных условий для творчества. К тому же я был молод и впереди меня ждала целая вечность.
      Некоторое время я перекладывал папки с места на место, не зная, какой отдать предпочтение.
      Наконец, оставил для работы "Одиссею космического "волка"", а остальные отнес в кабинет, разместить в книжном шкафу. Ну вот!
      Завтра вечером засяду за своего Аристарха...
      * * *
      ...С утра я отправился в институт. Первая пара начиналась в 8.30. Я был полон энтузиазма и рвения к учебе. Хватит лодырничать! Сессия на носу!
      Когда я подходил к факультету, меня поразило странное ощущение: как будто я отсутствовал вечность. Войду сейчас внутрь, и окажется, что мои однокурсники давно уже защитили диплом и стали солидными людьми...
      Теперь, после того как я побывал в руках Кителя, многое виделось мне почему-то в ином свете.
      * * *
      После лекций я поехал в Жердяевку.
      По двору важно расхаживал бравый Пономарец.
      -- Здравия желаИм! -- лихо откозырял он, комично вытянувшись в струнку.
      -- Здравствуй, Васильич, -- ответил я. -- Рюмочку выпьешь?
      -- С превеликим удовольствием! Мы прошли на веранду.
      -- Как дела? -- поинтересовался я, наливая ему стакан.
      -- Лучше не бывает! -- вскинулся он. -- Девицу обиходили, как ты, хозяин, велел, одели, накормили. Ох, и хороша девка! Одно слово -- персик! У тебя, хозяин, губа не дура. Я так думаю, ты хорошенько попасся, а? -- и он подмигнул.
      -- Васильич, не болтай лишнего! -- строго потребовал я. -- Кто за ней приезжал?
      -- Какой-то мужик.
      -- Каков он из себя?
      -- Такой плюгавенький, плешивенький, а глазки быстрые-быстрые. Передал записку от тебя, мы все в аккурат исполнили. Или что не так?
      -- Все так...
      Хм! Плюгавенький, плешивенький... Нет, такого человека в окружении Кителя я не знал.
      Пономарец мастерски осушил стакан и сразу же окосел.
      -- Какие будут указания, хозяин? -- пропел он.
      -- Пусть Фекла Матвеевна приготовит обед. Да и ужин, пожалуй. Заночую сегодня в Жердяевке.
      -- БуИт исполнено!
      Пока Фекла Матвеевна стряпала, я зубрил конспекты. После довольно плотного обеда завалился спать и проснулся около полуночи.
      Поднялся в башенку с набросками "Космического "волка"" и просидел за столом почти до шести утра. Работалось легко. Я завершил начерно двенадцатистраничный рассказ. За одну ночь! Таких темпов у меня еще не бывало. Если так пойдет и дальше, то к Новому году я подготовлю свою первую книжку.
      * * *
      Наутро все городские газеты вышли с сенсационной информацией об аресте ответственного работника торговли Когтева К. П. Сообщалось, что, используя поддельные визы на заявках, Когтев сумел получить крупную партию пиломатериалов и вагоны для их вывоза в одну из безлесных южных республик. Приводилась умопомрачительная сумма преступной сделки. Вместе с Когтевым арестована группа должностных лиц из его окружения.
      Я почувствовал, как целая гора свалилась с сердца.
      Однако же меня беспокоил Макс. Скажу откровенно, я побаивался этого типа. Что-то подсказывало, что его фанатичная ненависть принесет мне еще немало неприятностей. Но теперь получалось, что Макса либо тоже арестовали, либо он дал деру. В любом случае ему сейчас не до меня. Пусть на время, но он исчезает из моей жизни.
      * * *
      Позади -- еще один учебный день.
      Я приехал в Жердяевку, прокручивая в голове распорядок до утра: обед, подготовка к экзаменам, ужин, сон, затем ночное бдение над приключениями Аристарха Парамонова.
      Поначалу все шло строго по плану. После обеда -- грибной суп и вкусйейшие голубцы -- я несколько часов подряд добросовестно разбирал проекции по начерталке, затем поужинал котлетами с фасолью и прилег на диване. Едва моя голова коснулась подушки, как наступил глубокий сон.
      ...Длинноногая загорелая красавица с пшеничными волосами в невесомом полупрозрачном одеянии появилась у моего изголовья. Отбросив одеяло, она принялась умело массировать мои мышцы легкими, почти неощутимыми движениями. Нега разлилась по всему телу, плоть моя восстала.
      Я проснулся, будто меня кто-то толкнул изнутри. В комнате царил полумрак. Никакой красавицы не было и в помине. Несколько минут я лежал неподвижно, все еще очарованный магией сна.
      На что я трачу свое время, свое драгоценное время, пришла в голову коварная мысль. Зачем зубрить все эти формулы, которые не пригодятся мне никогда в жизни?! Разве мне трудно внушить любому преподавателю, что мои знания безупречны?
      Какого дьявола я, при моих-то возможностях, соблюдаю воздержание, как столетний старец? Как глупо, что в моей записной книжке нет двух-трех десятков телефонов красоток всех типов, каждая из которых охотно откликнется на зов! Алину я потерял, Валечку не найти, Жанна по-прежнему чужая...
      Я посмотрел на часы.
      Половина десятого. Всего лишь? Ресторанная жизнь только-только набирает обороты. Через полчаса я буду в городе. Только не в "Волну". К черту этот дерьмовый кабак! Но почему бы не заглянуть в "Интурист"? Попасть туда невероятно трудно, но для меня-то это не проблема. А именно в "Интуристе" гуляет золотая молодежь.
      А рассказ? -- пискнул внутри тоненький голосок. Ну что -- рассказ? Вчера я уже написал один. Гнать вал тоже нельзя. Замысел нужно выносить, как младенца.
      Нет, я имею полное право немного расслабиться. Я его заслужил. Китель арестован, его бандиты, включая Макса, вероятно, тоже. Почему бы не отметить это событие?
      Я рывком вскочил и бросился к бассейну. Через десять минут, взбодренный и принаряженный, жаждущий новых приключений, я уже был во дворе.
      На лавочке под соснами сидел Пономарец.
      Завидев меня, резво вскочил:
      -- Хозяин, послушай, что я удумал! А не завести ли нам собачку? Бульдога, а? Или овчарку? Лишний сторож не помешает.
      -- На твое усмотрение, Васильич. Я не против. Присматривай тут. Я, скорее всего, переночую в городе.
      -- Гуляем, хозяин? -- ухарски подмигнул неисправимый плут.
      * * *
      Гостиница "Интурист" полукругом охватывала центральный городской сквер. Шестнадцать этажей стекла и бетона, мраморные ступени, бронзовые светильники. По слухам, кроме основного ресторана, здесь имелось еще четыре бара, два кафе, пивной зал и по буфету на каждом этаже. Простор!
      Экскурсии я совершать не стал, ибо, заглянув в первый же бар, увидел у стойки именно такую женщину, которая явилась мне во сне: длинноногую, загорелую, с копной пшеничных волос, перехваченных алой лентой.
      Я без обиняков предложил ей поехать ко мне в гости, показав для убедительности пачку банкнот.
      Напились мы до чертиков, затем полночи отплясывали голыми какой-то дикарский танец под орущий магнитофон, занимаясь в перерывах тем, что моя новая партнерша называла эротическим массажем.
      С этого дня я будто с цепи сорвался.
      Прошла какая-то неделя, а я уже знал вдоль и поперек все городские рестораны, где обслуга испытывала ко мне глубочайшее почтение. Каждую ночь у меня была новая женщина, иногда две.
      Кроме того, периодически я набирал компанию из числа студентов факультета, тормозил какой-нибудь "рафик" или автобус, и мы ехали в Жердяевку, где вечеринка продолжалась до утра. Чтобы попасть в компанию, мне льстили, передо мной заискивали. Одних я приближал, других подвергал опале и ежедневно тасовал эту колоду.
      В институт я ходил лишь затем, чтобы собрать очередную команду для предстоящей оргии. Лекции я послал подальше, а конспекты выбросил в мусорный бак. Девчонки сами вешались мне на шею.
      Была ли среди них Жанна?
      Она сама приехала в Жердяевку, сама вошла в мою спальню.
      Ее первые слова, обращенные ко мне:
      -- Мне нравится одна кожаная куртка...
      -- Считай, что она твоя.
      -- А если добавить туфли?
      -- Туфли, а к ним сумочку и пояс. И кое-что на мелкие расходы.
      Она кивнула, затем молча разделась и вытянулась на кровати поверх одеяла.
      -- Ну?
      Груди у нее и вправду были великолепные, талия -- осиная, но мне почему-то захотелось, чтобы она оделась и ушла. Что-то перегорело. И одновременно я не хотел ее отпускать. Ведь я мечтал о ней два года!
      Это была наша первая и последняя близость.
      * * *
      А между тем наступила летняя сессия. Первым экзаменом была начертательная геометрия. Всю группу лихорадило.
      Я спокойно уселся перед Ермолиным, напряг биополе и в течение трех минут уверенным тоном рассказывал ему, чем отличается ермолка от тюбетейки, колпака, а также фески. При этом вместо проекций я бодро рисовал перед ним чертиков.
      Ермолин просиял:
      -- Молодой человек! Впервые в своей практике лицезрею студиоза, владеющего столь обширными познаниями по данному многотрудному предмету! -- и жирно вывел в ведомости "отлично".
      Надо было видеть физиономии Виталия и Олега, когда они узнали о моем успехе! Сами-то они едва вытянули на "хорошо".
      А по институту пошла гулять новая легенда о Парне, Сдавшем Самому Ермолину На Отлично.
      Примерно так же я общался с другими экзаменаторами.
      Зато мои дружки по кутежам тряслись от страха, как осиновые листики. Застолья, танцы, купания при луне сейчас аукнулись. Никогда еще в истории факультета урожай "бананов" не был столь обилен. Бедняга декан хватался за голову после каждого экзамена.
      Конечно, кое-кого я мог бы взять под опеку. Но я не хотел. Принципиальна. Пусть каждый отвечает за себя. К тому же эта компания мне наскучила. Все повторялось. Одни и те же лица, одни и те же подначки и хохмы... Я уже не говорю о том, что я оплачивал все удовольствия, а они воспринимали это как должное. Этакие новые римляне: "хлеба и зрелищ!" К черту!
      Нет, решено бесповоротно! Прощай, институт! Летом буду поступать в университет, на филфак.
      В этот же период расстроились мои отношения с дядей Мишей.
      На следующее утро после той, первой, ночи, когда я снял в "Интуристе" длинноногую красавицу, раздался звонок в дверь.
      Мы с красоткой только-только продрали глаза.
      Я набросил халат и пошел открывать.
      На площадке стоял дядя Миша.
      -- Привет, Вадим. -- Он улыбался, но несколько натянуто. -- Что-то у тебя сегодня шумно было очень. Маша всю ночь глаз не сомкнула.
      -- Извините, такого больше не повторится.
      -- Ладно, Вадим, извини, если что не так, и пойми правильно, по-соседски.
      Обещание, данное дяде Мише, мгновенно вылетело у меня из головы. В этот же вечер я привел домой стройную брюнетку, и все повторилось. Мы так разошлись, что бегали друг за другом, сбивая стулья. Да еще для чего-то стучали в стенку, за которой обитали мои соседи.
      На следующее утро дядя Миша выглядел более сурово.
      -- Вадим, -- улыбки на его румяном лице уже не было, да и сам румянец наполовину исчез, -- я все понимаю, дело молодое, но и ты нас пойми: мы -старики, ночью нам нужен покой.
      Я обещал исправиться, а через день привел к себе целую орду, и мы устроили такой бедлам, что стены ходили ходуном.
      Дядя Миша перестал со мной здороваться.
      Зато с Пономарцами обходилось без проблем. Фекла Матвеевна оставалась улыбчивой, успевая готовить на всю компанию, после чего уходила домой. Иван же Васильевич вился вокруг вьюном. Его гонишь в дверь, он лезет в окно. Хлопнув пару стаканов, он довольно лихо исполнял чечетку, чем немало веселил народ. Любил он заглянуть в бассейн, особенно когда разомлевшие девицы сбрасывали с себя последнее. Глазки его масляно блестели. Мужик он был шумный, суетливый, но не вредный. Мы ладили.
      * * *
      Как-то раз, когда в своей квартире я устроил вместе с двумя близняшками самую разнузданную оргию, раздался телефонный звонок.
      -- Вадим? Здравствуй! Жду тебя послезавтра, в шесть вечера, -- раздался торжественный голос.
      Сначала я даже не понял, кто звонит, и собирался было послать непрошенного абонента к чертям собачьим, но тут он добавил:
      -- Чего молчишь? Прибывает гость... Оттуда... Ты понял?
      Мамалыгин! Это он! Сообщает о скором прибытии посланца Диара, который, вероятно, снимет с меня стружку, спросит за все...
      -- Да, понял, очень рад, буду... -- пролепетал я.
      -- Вот и хорошо. Приходи обязательно, есть важный разговор, -- туманно заключил Мамалыгин и повесил трубку.
      Мое блаженное настроение улетучилось. Прогнав разобиженных близняшек, я отправился в ванную, где долго держал голову под струей холодной воды.
      Значит, дождался? Вот уж зададут мне перцу! От Диара невозможно что-либо скрыть. Они все видят, все знают. Другое дело, что им не всегда ясны наши побуждения. Но я столько всего натворил, что расплата неизбежна. Не исключено, что послезавтра у меня отнимут эту квартиру, дачу в Жердяевке, автомобиль... Лишат биополя, блокиратора... Я стану тем, кем и был, -- нищим, вечно полуголодным студентом. Внезапно я ощутил, как больно мне терять все это.
      Можно ли что-то исправить?
      Надо чистосердечно раскаяться, молить о прощении, объяснить, что весь этот кавардак был с моей стороны всего лишь неудачной попыткой как-то разнообразить жизнь, познать ее изнанку. Я понял, что пошел по неверному пути! Я торжественно отрекаюсь от него. Начиная с этой минуты не будет в нашем городе более скромного, добросовестного и трудолюбивого парня, чем я. Только не прогоняйте меня. Пощадите!
      В течение двух дней я истово замаливал свои грехи, осознавая в глубине души смехотворность запоздалого раскаяния.
      * * *
      Наступил назначенный час.
      Ровно в шесть я звонил в дверь квартиры Мамалыгина. Пальцы мои подрагивали, зуб не попадал на зуб, но это было ничто по сравнению с внутренней дрожью.
      Дверь открыл Мамалыгин.
      -- А-а... Вадик! Ну, здравствуй! Заходи, тебя ждут. -- Тон его был любезным, однако я не строил иллюзий.
      Мы прошли в комнату.
      За столом, накрытым для чаепития, сидел он, мой судия.
      Должен отметить, что я до сих пор не знаю, какова же истинная внешность обитателей Диара. Не исключаю, что постоянной формы у них вообще нет. Диарцы обладают способностью придавать себе любую наружность, причем мгновенно, -от фантастического существа до легкого облачка.
      Гость был мужчиной средних лет с приятным интеллигентным лицом. Его коротко подстриженные волосы серебрила благородная седина.
      Встав, он крепко пожал мою руку:
      -- Добрый вечер, Вадим! Рад с вами познакомиться. Меня можете называть Иваном Ивановичем. Прошу, -- он указал на стул напротив себя.
      Произношение у него было безукоризненное -- дикторская категория.
      Хм! Непохоже, что меня собираются песочить и драить.
      Мамалыгин принялся разливать из самовара чай.
      -- Как вы вживаетесь в новую роль? -- спросил Гость. Сердце мое оборвалось. Неужели начинается?
      -- Нормально.
      -- Психика не страдает?
      -- Н-нет.
      -- Обычно мы не трогаем новых сотрудников год-два, -- продолжал Гость. -Но сейчас случай особый. Вся наша агентурная сеть на Земле будет подключена к выполнению важнейшего задания. -- Он говорил с исключительным тактом, словно опасаясь ненароком задеть мое самолюбие.
      Именно его тон убедил меня, что мои опасения оказались напрасными.
      -- Сделаю все, что смогу! -- с энтузиазмом, какой увидишь разве что в фильмах про разведчиков, воскликнул я.
      -- В таком случае наберитесь терпения и выслушайте одну историю. -- Иван Иванович на секунду задумался. -- Летать к иным мирам мы начали более шестидесяти веков назад. На ядерном корабле путешествие длилось годами. Поначалу экипажи комплектовались исключительно из мужчин. Разумеется, основную часть пути они проводили в анабиозной камере, но исследование далеких планет растягивалось на долгие месяцы...
      Около пяти тысяч лет тому назад одна из экспедиций достигла Земли. Приняв образ аборигенов, наши парни занялись сбором информации. В ходе этой работы... -- тут он, по-моему, смутился, -- некоторые члены экипажа вступили в интимную связь с земными женщинами. Продолжалось это довольно долго. И активно...
      Я живо представил себе эту картину, и мне стало весело. А не дураки были древние диарцы и порезвились небось на полную катушку!
      -- Нравы на Диаре в ту пору были крайне суровые, можно сказать, пуританские, -- продолжал Иван Иванович. -- Проступок экипажа однозначно приравняли бы к преступлению, и потому по возвращении путешественники скрыли этот факт. Возможно, их тайна умерла бы вместе с ними, если бы один из членов команды не написал того, что на вашем языке именуется доносом. Да-да, когда-то и на Диаре писали доносы... Провинившихся ждала жестокая кара. Но власти, скрупулезно все взвесив, решили, видимо, не создавать прецедента и не предали дело огласке. Донос был отправлен на дальнюю полку секретных архивов. Просто чудо, что его не уничтожили... И вот совсем недавно один историк обнаружил этот древний документ. С той поры, как был открыт Тоннель Трех Миров, это, пожалуй, самая большая сенсация. Итак, резюме: среди землян есть потомки диарцев, то есть люди, в чьих жилах течет кровь наших предков. Моральный долг Диара -- установить их личности. Именно в этом и заключается то важное задание, о котором я имел честь сообщить вам в начале нашей беседы. Мамалыгин невозмутимо отхлебывал чай. Видимо, они с Иваном Ивановичем успели подробно все обсудить задолго до моего прихода.
      -- Но простите... -- Я не знал толком, что говорить. -- Продолжительность человеческой жизни мала. За пятьдесят веков от тех, кого вы хотите найти, даже косточек не осталось.
      -- Это мы понимаем, -- кивнул Иван Иванович. -- Речь идет, разумеется, об отдаленных потомках тех... тех... Кстати, мы уж пользуемся специальным термином, -- "диз". Это сокращение от "диароземлянин". По нашим прикидкам, их должно быть порядка пятидесяти тысяч. С учетом всех перипетий вашей истории -- войн, стихийных бедствий, мора, голода, миграций и так далее.
      -- Как же их искать?
      Иван Иванович снял с руки массивные золотые часы с металлическим браслетом и протянул их мне:
      -- Сюда вмонтирован высокочувствительный прибор, реагирующий на генетический код. Если вблизи находится диз, прибор легким гулом извещает об этом. К сожалению, более эффективной методики пока не существует. Многое будет зависеть от случайности, от удачи.
      Я осмотрел подарок со всех сторон: часы как часы. Только кроме обычных стрелок есть еще одна, золотистая, дублирующая секундную, но неподвижная...
      -- Полагаю, организация вашей работы должна быть следующей, -- продолжал Иван Иванович. -- Вам придется постоянно бывать в местах значительного скопления людей. Сигнал сообщит о наличии объекта, а золотистая стрелка укажет направление. По мере приближения к объекту тональность сигнала меняется. Вы легко разберетесь.
      -- Понятно. А на каком расстоянии действует прибор?
      -- Все зависит от степени "разбавленности" первичного кода. Но даже самое слабое его проявление улавливается в радиусе до сотни метров.
      -- Прекрасно. А что делать дальше? Ну, когда я обнаружу диза?
      Мамалыгин по-прежнему молча чаевничал.
      -- Вы должны собрать о нем максимально полную информацию и передать ее Аркадию Андреевичу, -- Гость показал на Мамалыгина. -- Постарайтесь также уточнить, от кого именно диз унаследовал свои гены -- от отца или от матери, затем проследите всю родословную объекта и, естественно, проверьте на реакцию всех выявленных родственников. Любой успех будет поощряться.
      -- Как быстро я должен выполнить задание? -- уточнил я.
      -- Вы ни в чем не ограничены. Особенно во времени. Действуйте, как считаете нужным. Лишь бы был результат.
      -- Я найду их! Обязательно! -- с чувством воскликнул я. -- Завтра же обойду весь наш институт и общежития, а затем пройдусь по всем другим вузам.
      -- Хорошая инициатива, -- поощрительно улыбнулся Иван Иванович. -- Желаю вам, Вадим, удачного поиска.
      Вот и все! Ни скучных нотаций, ни грозной выволочки. Ни слова о Кителе, о моих пьянках и развлечениях. А я-то боялся... Да Диару в высшей степени наплевать, как я провожу свободное время. Был бы результат...
      Я размечтался.
      Не пожалею сил, но разыщу сотню-другую дизов.
      Ха! А эти ребятки, древние диарцы, похоже, славно покуролесили. Не хуже, чем я в последний период. Пятьдесят тысяч потомков! Сколько же народу было в экипаже? Интересно, они отметились только на Земле? Или еще куда-нибудь заглянули по пути?
      Как на крыльях примчался я домой. Завтра впрягусь в работу! Обойду весь город! Найду!
      А сегодня... Два дня вынужденного воздержания иссушили меня. Я чувствовал себя заплесневелым сухарем.
      Не прошло и часа, как обнаженные близняшки сидели на моих коленях, музыка гремела, шампанское лилось рекой. Дядя Миша глухо стучал в стенку, а мы шумели еще пуще.
      * * *
      Спал я не более двух часов, но с утра рьяно взялся за дело. Сначала обошел все этажи нашего факультета, затем трех соседних, заглянул в общежития... Но прибор молчал. Мои радужные надежды дали маленькую трещинку. Дело оказалось более кропотливым, чем я предполагал. Я уже не чуял под собой ног, а результат оставался нулевым.
      Но я не отчаивался. Упрямства мне не занимать.
      Мои вечера и ночи проходили в приятных удовольствиях, но все дни напролет я добросовестно и усердно толкался по городу, крутясь в самых людных местах. Обошел все крупные универмаги и гастрономы, рынки, кинотеатры, гостиницы, стадионы, парки, обшарил километровые очереди, давился в часы пик в общественном транспорте, дежурил на вокзале и в аэропорту, у проходных заводов и фабрик. Теперь город казался мне огромным муравейником, полным хаоса и суеты. Я напрягал слух, стараясь не проворонить долгожданный сигнал. Но прибор по-прежнему молчал. Я даже тряс его над ухом: не испортился ли? Никакого эффекта.
      Затем я сделал простой расчет.
      Принял для удобства, что численность населения Земли равна пяти миллиардам. Иван Иванович говорил о пятидесяти тысячах дизов. Значит, один диз приходится примерно на сто тысяч простых смертных. В нашем городе чуть больше миллиона жителей. Следовательно, я могу рассчитывать на десять дизов. Вот тебе и толпа! Да-да, не густо... Притом дизы необязательно распространены повсюду равномерно. Может, все они обитают в Африке? Или в Таиланде. Может, в нашем городе их нет вообще. Ни одного...
      Я уже готов был совсем пасть духом, но тут одна из моих "ночных бабочек", сама того не ведая, подарила мне блестящую идею. Демонстрируя свой загар, она принялась рассказывать о море, с берегов которого только что вернулась. Поскольку язычок у нее был подвешен что надо, я зримо представил себе чарующую картину: теплое море, солнце и бескрайний пляж, набитый телами...
      Черт побери! Вот где собираются огромные массы народу, причем из разных уголков страны! Вот где имеется реальный шанс найти дизов! К тому же сам я никогда не видел моря. Мне вдруг страстно захотелось понежиться на песочке в полосе прибоя.
      Решено! Еду! Немедленно! К чертовой матери институт!
      Я бросился было звонить Мамалыгину, но вовремя спохватился.
      А вдруг он велит мне остаться? Вдруг скажет, что дизов я должен искать только в нашем городе или регионе?
      Но, с другой стороны, сам Иван Иванович предоставил мне полную свободу действий. Говорил же он: "Вы ни в чем не ограничены..."
      * * *
      Я влюбился в море сразу же, едва увидел его из иллюминатора ИЛа, пролетевшего над цепью заснеженных гор.
      Море... Оказывается, не только на Диаре, но и на Земле есть уголки, способные потрясти. Буйство цветущей природы, пиршество красок, снежные вершины на фоне чистой голубизны... А женщины! Притягательные, как никогда, с порочным блеском глаз и зовущими губами, в ярких нарядах, лишь подчеркивающих их прелести...
      Надо ли говорить, что все мои благие намерения были тотчас похоронены! Увы, я напрочь забыл о бедных дизах и, чтобы не отвлекаться, сунул подарок Ивана Ивановича в чемодан.
      Колесо закрутилось еще быстрее, достигнув бешеного темпа: шум прибоя, южные звезды, кипарисы и пальмы, рестораны, шашлыки, фрукты, "Цинандали" и "Гурджаани", катера, пикники, бессонные ночи и женщины, женщины, женщины...
      Я вытворял все, что подсказывала мне моя разгоряченная фантазия. Сопровождаемый разбухающей с каждым днем свитой прихлебателей, я кочевал из одного ресторана в другой, снимал роскошные особняки, сорил деньгами и подарками. Спал я только днем, урывками, во время переезда из одного курортного городка в другой. А с наступлением темноты начиналась очередная разнузданная вакханалия. У некоего профессионального, но излишне самоуверенного шулера я выиграл в покер целое состояние, после чего беднягу хватил удар. Если мне нравилась женщина, ничто не могло послужить причиной для отказа от ее совращения. Я видел, как плакал столичный генерал, у которого я -- из минутного каприза -- отбил любовницу. Некий черноусый джигит, которого я задел, полез было в драку, но я заставил его кричать с эстрады петухом, чем навеки унизил в собственных глазах. Говорили, что он пытался застрелиться.
      Чем более вызывающе я себя вел, тем жарче меня любили прелестницы, тем раболепнее почитала свита.
      Кстати, мое биополе не изменяло мне даже при изрядных дозах спиртного. В этом смысле я оказался куда как крепким парнем.
      Как-то в полночь я велел вынести на берег моря ванну и наполнить ее шампанским. Затем устроил дикий конкурс: обнаженные дамы должны были драться между собой за право окунуться в нее. Победительнице полагался крупный приз. Нашлось немало желающих.
      Тотчас подыскали подходящую площадку, и гладиаторское сражение закипело.
      Зрители, сделавшие ставки, громко кричали, подбадривая своих избранниц. Безумие охватило всех.
      В черном бархатном небе висела полная луна, неестественно огромная, как будто к Земле приблизилась планета Диар, чтобы выполнить некую таинственную миссию. Море, освещенное ею, казалось затаившимся союзником инопланетян, ждущим своего часа.
      Я стоял прислонившись спиной к обшитому деревянными рейками павильону, куда на ночь запирали лежаки. Мое внимание было приковано к тонкой, гибкой шатенке, стриженной под мальчика. Красотка владела приемами каратэ и имела все шансы стать победительницей конкурса. Как только это случится, я овладею ею прямо в ванне...