Мамалыгин улыбнулся затаенной мудрой улыбкой.
      -- Вадим, вы никому и ничего не должны. Агент Диара и агент-шпион -понятия совершенно разные. Живите жизнью свободного человека. Раскрепоститесь. Избавьтесь от комплексов.
      -- Да, но... -- Я совершенно растерялся.
      -- Если я вам понадоблюсь, вы знаете, где меня найти, -- проговорил Мамалыгин. -- Милости прошу. В любое время. Только позвоните предварительно. Иногда я бываю в отлучке.
      Похоже, аудиенция подходила к концу. Я вдруг вспомнил, что так ничего и не услышал относительно своих рассказов, но самому заводить о них разговор (после посещения Диара!) -- казалось верхом глупости. Я уже и сам понимал, что они ни к черту не годятся. Это было лишь бледненькое отражение того мощного светового потока, в котором мне посчастливилось выкупаться.
      * * *
      Еще какой-нибудь час назад предел моих мечтаний был таков: отдельная комната, хотя бы в нашем общежитии, пишущая машинка, стопка чистой бумаги и немного свободного времени. Уж тогда я засел бы за работу и, как Бальзак, сутками не поднимался бы из-за стола. Я создал бы такой вал шедевров, перед которым не устояли бы никакие редакционные бастионы. Я доказал бы всем...
      Но теперь, когда я получил во сто крат больше, мое воображение рисовало почему-то совсем другие картины: музыка, женский смех, обнаженные плечи...
      Черт побери! За машинку я всегда успею засесть. А покуда надо избавиться от пожиравших меня комплексов, ведь я напичкан ими выше головы, -тогда, кстати, и творчество получит новый импульс. Разве не то же самое советовал мне Мамалыгин?
      Я шел по вечерней улице взвинченный, возбужденный, вольтанутый. Какая там осмотрительность! Мне хотелось петь и смеяться, дурачиться, чудить.
      Между тем вдоль проспекта вспыхнули фонари, зажглась реклама. Дул легкий ветерок, воздух был по-весеннему ласков. Встречные девушки казались одна другой краше. Так-так... С чего мне начать?
      Путь мой лежал мимо ресторана "Волна". Это заведение считалось лучшим кабаком в городе. Ходили слухи, что простому смертному сюда не попасть, что именно здесь веселится местная элита. Это был другой мир, в некотором смысле еще более недоступный и далекий, чем Диар.
      Я замедлил шаг. Отчего бы не начать новую жизнь с "Волны"?
      У входа нервно переминалась небольшая очередь. Табличка, висевшая с обратной стороны стеклянной двери на бронзовой ручке, категорически извещала: "Извените, свободных мест нет". Именно -- "ИзвЕните". Эти рестораторы -- неважные грамотеи.
      Я пристроился к очереди и некоторое время разглядывал плотные зеленые шторы, которыми был задрапирован вестибюль. То, что они скрывали, обещало море удовольствий. Немедленно, сейчас же. Затем тайком ощупал карманы. Денежки не испарились. Вот они, здесь. Правда, одет я весьма непритязательно, но стоит ли брать в голову подобные пустяки?
      Возбужденный приятной перспективой, я протоптался в хвосте очереди с четверть часа. За это время дверь так и не открылась ни разу.
      Хм!
      И тут меня озарило. Ну и осел! Покорно жду, а надо всего-навсего пожелать.
      Заприметив в глубине холла вальяжного усатого швейцара, я послал ему мысленный приказ. Он тотчас встрепенулся, торопливо прошагал к дверям, откинул планку-засов и подобострастно обратился ко мне:
      -- Проходите, пожалста! Ого! Биополе работало! Да еще как! Передние заволновались, но швейцар свою обязанность знал:
      -- Тихо, дамочки! Столик заказан.
      И вот я впервые в "Волне". Впрочем, сегодня многое впервые в моей жизни.
      Зал поражал кричащей роскошью. Эстрада с белым роялем, светильники под старину, фикусы размером с пальму... Лысые дядьки, веселые толстяки, хмурые усачи, задумчивые донжуаны и -- женщины, женщины, женщины... Боже, сколько здесь красавиц! Изнеженных, горячих, не обремененных бытом...
      По меньшей мере четверть мест была свободна. Во всяком случае, тех бедолаг, что изнывали сейчас у входа, удалось бы разместить без хлопот. Но, похоже, этот "монастырь" жил по своему уставу.
      Легкость, с которой я сюда проник, испарила последние капли моей робости. Заприметив у дальней стены удобный столик, я направился к нему. На белоснежной накрахмаленной скатерти красовалась табличка "Стол заказан". Я небрежно смахнул ее в кадку с фикусом и вольготно развалился на кожаном диване.
      Тотчас подлетел официант -- плотно сбитый молодец с холеными усиками.
      Мгновенно оценив мою фактуру, он известил:
      -- Здесь не обслуживаем, стол заказан, -- шаря цепкими глазами в поисках исчезнувшей таблички. Высокомерная вежливость, которую он подчеркнуто демонстрировал по отношению ко мне, могла быстро перерасти в элементарное хамство.
      В моей власти было устроить великолепный спектакль, но, честно говоря, хотелось малость осмотреться, а заодно отведать чего-нибудь вкусненького под коньячок.
      Направив всю мощь своего биополя на этого типа, я приказал ему воспылать ко мне подобострастной преданностью.
      Тотчас на его круглом лице появилась льстивая улыбка:
      -- Впрочем, для вас мы рады сделать исключение. Сегодня восхитительная бастурма. Как поцелуй красавицы... -- Он даже зажмурился. -- Рекомендую!
      Чтобы гарсон бегал к моему столу бойчее, я сунул, ему пару крупных купюр. Бедняга, что называется, офонарел. Суетливо озираясь, он спрятал их в какой-то потайной карман.
      Забавно было наблюдать, как изогнулся его борцовский стан.
      -- Как тебя зовут, любезный?
      -- Вова.
      -- Вот что, Вова... Тащи заказ, а после исчезни на время.
      -- Как прикажете!
      На эстраде появился квартет музыкантов в смокингах. Грянула модная мелодия. Парочки устремились к свободному кругу.
      Насчет бастурмы Вовик не соврал. Да и салаты были превосходны, и коньячок недурен... Кажется, в "Волне" умели угодить почетным клиентам.
      В голове приятно зашумело. Откинувшись на спинку дивана, я с наслаждением закурил.
      Разглядывая публику, я принялся анализировать свое положение в институте. Иного круга общения в ту пору у меня попросту не существовало. Не брать же в расчет наше хилое литобъединение!
      Если говорить откровенно... У нас подобралась очень сильная группа. Сплошные корифеи. Но даже на этом звездном фоне выделялись Виталий и Олег. Притом они дружили, что увеличивало их влияние вчетверо. Это были умницы, эрудиты, острословы. Словом -- лидеры.
      Я мечтал добиться их дружбы, стать для них своим... Они держались со мной на равных, как, впрочем, и с другими, но не более. Я был для них одним из многих. И это глубоко уязвляло мое самолюбие.
      А еще был красавчик Лорен, ну вылитый Дориан Грей. Девчонки беззастенчиво пялили на него глаза и вешались на шею. Постаралась природа, вылепила идеальный образец. Рядом с Лореном я чувствовал себя серым мышонком.
      Я неистово завидовал ему. Я его ненавидел. Я желал ему всяческих напастей и бед. Как мне хотелось увидеть хотя бы тень тревоги на его смазливой роже! Но, похоже, сама фортуна покровительствовала этому броскому ничтожеству.
      А еще была Жанночка... Меня она не замечала в упор. Я знал, что ничего нельзя изменить. Я всегда буду для нее пустым местом.
      Именно эти однокурсники омрачали мою жизнь.
      Теперь все менялось. Поднесен бинокль, и далекие горизонты стали неправдоподобно доступными...
      -- Извините... -- Мои размышления были прерваны склонившимся к моему плечу Вовчиком. Я даже увидел щербинку на его переднем зубе.
      -- Да, любезный?
      -- У вас нет желания разделить ужин с очаровательной дамой? Очень рекомендую.
      Хм... Мне, конечно, доводилось слышать о ресторанных шлюхах, которых подсаживают к одиноким клиентам для выкачивания кошелька. Ну и что? Мой любовный опыт был крайне ограничен и нуждался в обогащении. Чего ради тянуть?
      -- Вовка, а ты уверен, что твоя протеже и вправду очаровательна? Вдруг наши вкусы резко разнятся?
      -- Шикарная девчонка! Пятый номер бюстгальтера, -- шепнул он, осклабившись. -- Я покажу вам ее издали. Если не глянется -- заменим, выбор большой.
      -- Ну, давай. Но -- чтобы никаких сюрпризов. Понял, доктор Айболит?
      -- Шеф! У нас все чисто...
      Вовчик исчез в глубине зала, но уже через пару минут вынырнул возле ближайшей колонны. Рядом с ним появилась молодая женщина в ярком малиновом костюме с белой оторочкой, сама не менее яркая -- белокурая, фигуристая, длинноногая. Глубокий вырез открывал налитые сомкнутые груди.
      На ее броско накрашенном скуластом лице с чуть раскосыми голубыми глазами и пухлыми губами вампира лежал несмываемый налет вульгарности. Шлюха в ней чувствовалась за версту. Но именно такая женщина -- порочная, продажная, умелая -- и нужна была мне сегодня. К черту чувства! Животная страсть, похоть, голое тело! Плоть моя уже взбунтовалась.
      Я кивнул.
      Вовчик что-то шепнул девице, та поправила прическу и двинулась к моему столику, глядя, однако, куда-то в сторону. В проходе она остановилась, задумчиво озираясь, и, будто только сейчас заметив свободное место, приблизилась с дежурной улыбкой.
      -- Простите, у вас не занято? -- Голос у нее был хрипловатый: то ли прокуренный, то ли она подражала популярной эстрадной диве.
      Внезапно я почувствовал себя легко и непринужденно, будто всю жизнь тем и занимался, что общался с проститутками. А ведь я покупал женщину впервые. Никаких моральных мук, если вас это интересует, я не испытывал. Если что и волновало меня, так это чувство новизны и предвкушение разнузданного блаженства, которое обещали формы профессиональной совратительницы.
      -- Садись, -- кивнул я на свободное место рядом с собой. -- Как тебя зовут?
      -- Алина. Врет, наверное.
      -- Красивое имя. А я -- Вадим. Что будешь пить, Алина?
      Она молниеносно, но цепко посмотрела на бутылку коньяка, почти полную, и ответила:
      -- То же, что и ты. Я наполнил бокалы.
      -- За знакомство! В тебе, Алина, есть что-то от леди Винтер...
      По недоуменной тени, пробежавшей по ее лицу, несложно было догадаться, что она не читала даже Дюма. Да ведь я и не собирался вести с ней литературную дискуссию! Мне не терпелось скорее добраться до этого гибкого тела, посмотреть, так ли оно хорошо без костюмчика.
      Она выпила, держа рюмку двумя пальцами и оттопырив мизинец. Затем призывно улыбнулась мне. Некоторое беспокойство в глубине ее глаз исчезло. Видимо, она успела решить, что я для нее не представляю опасности.
      -- У тебя очень милая улыбка, -- заметил я. Это был последний комплимент, после которого я собирался перейти в лобовую атаку.
      -- Ты мне тоже нравишься.
      -- Выпьем еще?
      -- Не откажусь. И поужинать не мешает. Ладно, котик?
      -- Послушай, Алина... -- Я погладил ее по руке. Та была горячей и сильной. -- Давай договоримся о двух вещах. Во-первых, ты не будешь называть меня ни котиком, ни зайчиком, ни лапонькой, хорошо?
      -- А как ты хочешь?
      -- Ну... Милый, дорогой, любимый... Настал ее черед веселиться.
      -- Ладно, миленький. Заметано. Так ты угостишь меня ужином?
      -- А это второй вопрос, -- ответил я.
      Она тут же поскучнела, но я поспешил ее успокоить:
      -- Ужин, безусловно, за мной. Но я предлагаю сделать это в другом месте.
      -- В каком?
      -- У меня дома. Наберем сейчас закусок, какие ты сама выберешь, корзину шампанского и -- вперед! Согласна?
      Она ответила мне откровенным взглядом.
      -- Тогда и я спрошу, ладно?
      -- Валяй!
      -- Сколько ты мне заплатишь? Учти, я дорогая женщина. Мужики ко мне липнут как мухи на мед.
      Я молча достал из кармана одну из пачек, помахал ею в воздухе и снова спрятал.
      "Ночная бабочка" так и затрепыхала крылышками...
      -- Значит, ты меня не обидишь?
      -- Как поработаешь, так и получишь.
      -- Ты хочешь на пару часиков или на всю ночь? Я, вообще-то, выносливая, -- похвастала она.
      -- Там будет видно. Может, на целую неделю загудим.
      Наклонившись, она легонько, но чертовски дразняще поцеловала меня в щеку, одновременно ее рука легла под скатертью на мою ногу:
      -- Ах ты, шалун...
      Ответить я не успел.
      У стола в позе Каменного Гостя застыл какой-то квадратный краснорожий тип со стриженым затылком и коротким рыжеватым чубчиком. Его светлые глазки с белками как у вареной рыбы пылали неистовой лютостью. Смотрел он мимо нас с Алиной.
      -- Владимир! -- рявкнул он тоном удельного князька, жаждущего крови отступника.
      Несмотря на шум, гам, музыку и танцы, наш гарсон немедленно возник из-за портьеры. Лицо у него было пепельно-бледное.
      -- Почему мой стол занят?!
      Я с интересом ожидал развития событий.
      Вовчик, который, как я уже отмечал, производил впечатление человека самоуверенного, от страха готов был напустить в штаны.
      -- Не знаю... -- пролепетал он, дрожа всем телом. -- Не понимаю, как это получилось... Какое-то помутнение нашло... Бес попутал... Ей-Богу!
      Я не спешил на выручку. Спектакль на десерт -- совсем даже неплохо.
      А краснорожий продолжал наливаться бешенством.
      -- Забыл, кто ты такой?! -- шипел он, глядя прямо перед собой и по-прежнему не замечая нас с Алиной, будто мы были парочкой манекенов. -Завтра же вылетишь отсюда к такой-то матери! Улицу пойдешь подметать! Ну! Долго мне еще ждать?! -- За его спиной появились двое накачанных пижонов, наверняка знакомых с приемами каратэ.
      Вовчик, чуть не плача, подлетел ко мне и сбивчиво зачастил:
      -- Извините, пожалуйста, произошла ошибка. Оказывается, этот столик был заказан. Очень уважаемым клиентом. Очень! Вы не согласитесь пересесть? Мы живо организуем вам другое место, еще удобнее... И бутылочка за счет ресторана.
      -- С какой стати? -- громко осведомился я. -- Мне и здесь очень нравится. А тебе, дорогая?
      Алина молчала. Краешком глаза я заметил, что красотка нервничает не хуже моих однокурсниц перед сдачей зачета.
      В этот момент краснорожий сделал вид, будто только сейчас разглядел меня -- досадного, невесть откуда залетевшего комара.
      Его поросячьи глазки сомкнулись в щелки. Он все же соизволил одарить меня, правда, единственным словом:
      -- Выметайся!
      Я принял еще более вольготную позу и выпустил в его сторону струйку дыма:
      -- Вы что-то сказали, товарищ?
      Должно быть, мое спокойствие его озадачило. Настолько, что он расщедрился на целую фразу:
      -- Это мой стол!
      Я от души рассмеялся:
      -- Товарищ! С каких это пор в советских ресторанах существуют персональные столы?
      Бедняжка Алина сидела ни жива ни мертва.
      А рядом безостановочно, как попугай, бубнил Вовчик:
      -- Ну пожалуйста... Очень вас прошу... Любой другой столик... За счет ресторана...
      Амбалы за спиной краснорожего придвинулись ближе. На лице одного из них -- этакого героя латиноамериканских фильмов -- появилась блуждающая полуулыбка.
      А важный тип, наш Каменный Гость, до которого наконец-то дошло, что над ним потешаются, сорвался в штопор.
      -- Молокосос! Мальчишка! Ссыкун! -- заорал он, не обращая ни малейшего внимания на окружающих. (А за нашей перепалкой уже наблюдало ползала.) -- Да знаешь ли ты, с кем говоришь?!
      -- Со старым козлом, -- ответил я. Получилось грубовато, но эффектно. Вдруг он успокоился.
      -- Ладно, недоумок. Ты, значит, еще не поужинал? Отлично! Сейчас из тебя сделают отбивную и тебе же дадут ее сожрать. Понял?! Ты и твоя стерва!
      Набычившись, он бросился на меня, рискуя перевернуть стол.
      Алина взвизгнула. Вовчик готов был грохнуться в обморок. Смолк оркестр, замерли танцующие. Теперь уже весь зал -- до единого человека -- наблюдал за перипетиями нашего скандала.
      Импульс биополя -- и один из амбалов, тот самый "латиноамериканец", ухватил своего босса за уши и ткнул багровой физиономией в большое блюдо с салатом. Со стороны могло показаться, что парень попросту поскользнулся и все произошло случайно. Тем разительнее был эффект.
      Когда краснорожий выпрямился, было на что полюбоваться, скажу я вам.
      Ему бы взять салфетку да утереться, а он для чего-то принялся размахивать руками, вдобавок повернувшись лицом к залу. Майонез, стекающий по щекам, и колечко лука, повисшее на грушевидном носу, делали его похожим на клоуна.
      Ресторанная публика, притом находящаяся в сильном подпитии, -- особая, не склонная к сантиментам. Вид оплошавшего краснорожего Приводил на память кинокомедии Чарли Чаплина и Макса Линдера, которые в ту пору снова с успехом шли на экранах. Хохот стоял дикий.
      Наконец мой противник позорно бежал с поля боя -- должно быть, к умывальнику. Оба амбала последовали за ним, при этом усатый бросил на меня взгляд, каким палач награждает будущую жертву, сильно насолившую ему.
      Я наслаждался триумфом.
      -- Миленький, пошли скорее, тут есть второй выход... -- потянула меня за рукав Алина.
      -- Погоди, дорогая... Давай выпьем. Но она уже нервно поднялась:
      -- Пойдем, миленький...
      Разве я сам хотел не того же?
      Тем более враги повержены. Пора в интимную обстановку.
      У колонны, держась рукой за сердце, страдал Вовчик. Я сунул ему несколько купюр.
      -- Это за ужин и доставленное удовольствие. Не дрейфь, Вовчик! Резервирую этот столик за собой!
      А Алина упорно тащила меня прочь от зала -- по каким-то коридорам, через кухню, мимо ящиков и мешков. Похоже, она прекрасно здесь ориентировалась. Наконец мы оказались в тесном дворике. Опять какие-то ящики, затем калитка и -- боковая улочка, темная и пустынная.
      Мне наскучила эта беготня. Я остановился и привлек Алину к себе.
      -- Погоди, хочу тебя поцеловать... Красотка дрожала как осиновый листок.
      -- Это ужасный человек, -- выдохнула она, пряча губы. -- Напрасно ты так с ним. Ой, напрасно! "Козла" он тебе не простит. Никогда. Лучше бы тебе уехать на время.
      -- Ох, как страшно! -- усмехнулся я.
      -- Ты не понимаешь... Это же Китель! Да и Макс -- мерзавец не лучше. -Она принялась заламывать свои пальцы с ярким маникюром: -- Господи! Как мне не повезло! Надо же было оказаться с тобой именно сегодня! Теперь они и меня начнут доставать.
      Кажется, она была близка к истерике.
      Я взял ее за плечи и грубо встряхнул:
      -- Ну, хватит! Мне плевать на этого типа, поняла?! Сожму его как тряпку и вытру ноги.
      Она посмотрела на меня с каким-то новым выражением:
      -- Ты по правде не боишься?
      -- А ты разве не чувствуешь? Она доверчиво прильнула ко мне:
      -- Чувствую... Ты такой сильный... -- Затем вздохнула, будто преодолевая что-то в себе, и добавила совсем другим -- беспечным -- тоном: -- Ну и пусть! Обратно уже не воротишь, зачем тогда переживать?
      -- Вот это разумная мысль. За нее стоит поцеловаться.
      Еще через пару минут все ее страхи улетучились окончательно.
      -- А вообще, здорово ты его! Ну и рожа у него была, обхохочешься...
      От "Волны" до моей новой квартиры было метров триста. С проспекта доносились голоса, звон трамваев. Но здесь, в узеньком проулке, обрамленном высокими тополями и кустами сирени, было тихо, темно и безлюдно. Мы то и дело останавливались, чтобы поцеловаться. Алина распаляла мое воображение все сильнее.
      Наконец мы пришли.
      Опускаю описание дома и квартиры, ибо вы, мой драгоценный друг, однажды были у меня в гостях и должны помнить подробности.
      Замечу только, что, хотя в тот вечер я вошел в доставшуюся мне квартиру тоже впервые, как и Алина, у меня было ощущение, что я все в ней знаю: то есть я знал, где находятся выключатели, куда выходят окна, чем наполнен холодильник и так далее.
      Пока я собирал легкую закуску, Алина успела заглянуть во все углы. С интервалом в три секунды до меня доносились ее восхищенные возгласы:
      -- Ой, какой у тебя хрусталь! Вот это ковер! А это что? Видик! А кассеты есть? Это родителей квартира?
      -- Моя собственная.
      -- Врешь!
      -- Ну зачем мне врать?
      -- А жена у тебя есть?
      -- Нет.
      -- А любовница?
      -- А ты, кажется, из любопытных, -- урезонил ее я. Она нежданно смутилась:
      -- Извини. Я просто хотела узнать, кто же у тебя убирает. Везде так чисто.
      -- Старуха приходит. С клюкой.
      -- А вот сейчас точно врешь! Небось меняешь любовниц как перчатки...
      Не дождавшись ответа, она снова учинила визг: на сей раз по поводу шкуры бурого медведя, что возлежала в спальне перед широкой кроватью. Из оскаленной пасти торчали мощные клыки.
      -- Миленький, а это у тебя откуда?
      -- Подстрелил однажды в Забайкалье, -- на ходу сочинил я, входя в комнату.
      Я собирался пригласить Алину на кухню -- выпить еще немного и, наконец, заняться любовью.
      Но когда я увидел, как она, склонившись, оглаживает эти клыки, мне безумно захотелось овладеть ею немедленно, прямо на этой шкуре.
      -- Ой, какой ты у меня храбренький! -- пропела она. -- А я, когда увидела тебя там, в "Волнушке", не знала, что и подумать. Делаешь шикарный заказ, а одет хуже задрипанного инженера.
      -- Был когда-то такой принц -- Гарун-аль-Рашид. Он любил переодеться в простое платье и побродить среди своих подданных. -- Я присел рядом и принялся расстегивать ее пуговицы.
      -- Так ты -- принц? Ты и вправду принц? -- Она умело занялась моей одеждой.
      -- Самый натуральный...
      Наконец-то я справился с ее пуговками и начал освобождать ее от костюмчика.
      -- Ой, какой ты горячий... -- прошептала она. -- Люби меня сильно-сильно, обещаешь? Ты мне так понравился сегодня...
      Она продолжала еще что-то шептать, но я уже не различал смысла слов. Ее облик более не воспринимался мною как вульгарный. Скорее, вульгарно вел себя я, набросившись на нее как изголодавшийся, переполненный похотью и спермой самец.
      Это была одна из самых чудесных ночей в моей жизни. Может быть, самая чудесная...
      Разбудил меня неясный шорох.
      Я разлепил веки.
      За окном занимался бледный рассвет. Накрапывал мелкий дождик.
      Нагая Алина стояла возле кресла, куда вчера сама же зашвырнула мою одежду, и воровато шарила по моим карманам.
      -- Алина!
      Она вздрогнула и как-то жалко, заискивающе улыбнулась:
      -- Я... я просто хотела посмотреть... то есть это упало, а я хотела поднять...
      Мое романтическое настроение как ветром сдуло. Все очарование минувшей ночи рассеялось бесповоротно.
      Я нехотя поднялся и подошел к ней, имея огромное желание влепить ей оплеуху. Она виновато сжалась, даже ее яблочные груди сморщились. Я достал несколько кредиток и налепил ей на плечи, как погоны.
      -- Держи! Пять минут на сборы, и чтобы духу твоего здесь не было!
      -- Но, миленький... -- залепетала она. -- Ничего же не случилось... Ты был такой ласковый...
      -- Одевайся, не то вылетишь на лестницу в чем мать родила.
      Я отрешенно наблюдал, как она влезает сначала в свои невесомые трусики, затем в смявшийся костюм. Ее прелести более меня не волновали. Просто я не хотел, чтобы она умыкнула что-нибудь из квартиры.
      Затем я подумал, что стоит заглянуть в ее сумочку. И точно: там покоились две золоченые ложки из моего парадного столового набора.
      Она принялась опять что-то лепетать в свое оправдание, но я взял ее за руку, выволок в прихожую и подтолкнул к двери:
      -- Мотай, с попутным ветерком! Она робко посмотрела на меня:
      -- Миленький, а там дождик...
      -- Иди, иди! Не сахарная.
      Она усмехнулась. В дерзких глазах был вызов.
      -- Знаешь что, миленький? А пошел ты... -- И она загнула фразу, от которой поперхнулся бы и завзятый матерщинник.
      Ее каблучки звонко зацокали по узорчатой плитке, которой была выложена лестничная площадка.
      Вот дурища! Я намеревался провести с ней несколько дней, щедро одарить... Она сама все испортила, шлюха! Ну и пусть катится!
      Я прошел в комнату и раскрыл створки шкафа. Ого! Гардеробчик-то у меня завидный! Я насчитал четыре костюма: классическую черную тройку, темно-коричневый, светлый летний и джинсовый. Кроме того, я обнаружил три новые куртки, двенадцать сорочек, шесть пар обуви и груду всевозможного белья -- все прекрасного качества.
      А вообще-то надо поближе познакомиться с доставшимся мне "наследством". Кажется, у меня есть машина, которую я умею водить, и дача где-то в престижном курортном пригороде.
      Вот и ключи от машины -- висят на бронзовом гвоздике возле зеркала, как и говорил Мамалыгин.
      Через полчаса я спустился во внутренний двор нашего дома -- тихий, зеленый, чистый, без помоек и мусора. В песочнице возилось несколько малышей. В глубине тянулись капитальные кирпичные гаражи. На одном из них я заприметил табличку с номером моей квартиры -- "32".
      Открыв ворота, я едва сдержал возглас восхищения. Не гараж, а мечта автолюбителя! На полках вдоль стен аккуратно разложены инструменты, запчасти, метизы... Сбоку -- канистры, в углу -- штабель запасной резины, огненно-красный огнетушитель. А над ремонтной ямой стоит она, нежно-кремовая красавица "Волга" -- новенькая, сверкающая лаком.
      Ни разу в жизни не доводилось мне держать в руках руль, но сейчас возникло стойкое ощущение, что я довольно уверенно владею навыками вождения и люблю промчаться с ветерком.
      Усевшись на водительское место, я включил зажигание. Мотор работал как часы.
      Я вывел "Волгу" во двор, запер двери гаража, после чего помчался в Жердяевку на поиски своей дачи.
      Рука плавно поворачивала руль, нога в меру нажимала на газ, а глаза автоматически улавливали, каким цветом горит светофор. Я уверенно держал дистанцию, а когда надо, решительно шел на обгон.
      Я наслаждался скоростью, самим процессом перемещения по утреннему шоссе, хохотал от счастья, вторя пению мотора.
      Но вот город остался позади. Последние его кварталы укрылись за березовой рощей, перешедшей вскоре в густой хвойный лес.
      После несильного утреннего дождя воздух был напоен ароматами распускающихся почек, живицы, молодой травы, подземных соков, которые жадно пила вся растительность. Промелькнул мостик через крохотную речушку, чьи берега покрывали заросли орешника. К дороге опять подступили березки, а вот и она -- Жердяевка!
      После городской суматохи и копоти поселок поистине выглядел райским уголком. На зеленых улочках царила патриархальная тишина. Лишь бодрый стук дятла временами прерывал ее. За высокими крашеными заборами в окружении зелени расположились особняки и коттеджи.
      Ведомый то ли наитием, то ли информацией на уровне подсознания, я без особых хлопот разыскал нужный тупичок, а в нем -- "унаследованную" дачу.
      Это был просторный бревенчатый теремок в два этажа с пристроенной верандой. На макушке небольшой башенки, поднимавшейся над правым крылом, трепетал на ветру флюгер в виде задиристого петуха. Двор вполне годился для мини-стадиона. В его глубине тянулись хозяйственные пристройки, а перед крыльцом цвели свежие клумбы.
      Оставив машину перед запертыми на висячий замок воротами, я с удовольствием размялся и двинулся к дому.
      Большая комната гостиничного типа на первом этаже была обставлена не хуже моей городской квартиры. Особенно восхитил меня камин, отделанный розоватыми плитками мрамора с узорной литой решеткой. Правда, это чувство несколько поблекло, когда я зашел в помещение, пристроенное с тыла. Это был бассейн. Такой домашний крытый бассейн с застекленным фонарем наверху.
      Лестница, ведущая наверх, слегка поскрипывала, не то приветствуя нового хозяина, не то желая о чем-то поведать.
      На втором этаже я насчитал три спальни и два чулана.
      В конце коридора виднелась узкая винтовая лесенка, ведущая куда-то наверх. Я вспомнил о башенке с флюгером. Со двора она показалась мне обычным архитектурным украшением. Но, очевидно, внутри тоже имелось помещение.
      Я поднялся по узким ступенькам и оказался перед низкой дверцей, запертой на английский замок. Странно. Ведь ни одна другая дверь в доме не была закрыта.
      Я достал из кармана связку ключей и принялся подбирать подходящий.
      Замок щелкнул, дверь распахнулась.
      Внутри была комната -- более просторная, чем можно было ожидать, глядя на сооружение снизу.
      Посередине стоял стол старинной работы с выгнутыми дубовыми ножками и массивной столешницей, а на нем -- пишущая машинка. Рядом лежали стопка чистой бумаги и папка с копиркой. Впритык к столу был придвинут тяжелый стул с высокой резной спинкой. На стене -- так что со стола не составляло труда дотянуться рукой -- висело несколько пустых полок.
      В башне имелось два окна: одно, широкое, -- выходило в сад, за которым тянулся лесной массив; второе, круглое, похожее на иллюминатор, смотрело во двор.
      Сколько раз, лежа на студенческой койке и тихо страдая оттого, что в этом бедламе нельзя сосредоточиться и засесть за рассказ, просящийся на бумагу, я мечтал о такой вот уединенной башне с окном, выходящим в весенний сад, о башне, где нет ничего лишнего, но есть все необходимое для творческой работы! Где никто не врубит шлягер, от которого тебя тошнит, не заведет банальной истории об очередной девице, не пристанет с просьбой растолковать последнюю лекцию по сопромату.
      И вот передо мной -- точное воплощение моей мечты. Отчего же на душе становится все тревожнее? Почему шумит в висках? Что за голоса тихонько шушукаются в пустоте?
      Во дворе промелькнула легкая тень.
      Я опрометью бросился на крыльцо.
      На дорожке, вымощенной кирпичом, стоял сухонький подтянутый старичок в выцветшей офицерской рубашке.
      -- Здравия желаИм! -- почтительно воскликнул он.
      -- Добрый день! -- Стоило мне оказаться на солнечном свету, как смутные страхи рассеялись.
      -- Выходит, вы и есть молодой наследник? -- плутовато сощурился он.
      -- Допустим. А вы кем будете?
      Он прокашлялся и бодро отрапортовал:
      -- Разрешите представиться: Иван Васильевич Пономарец, собственной персоной! Сторожил дом в отсутствие вашего дядюшки. А моя супруга, Фекла Матвеевна, стряпала, когда он отдыхал от своих важных занятий. Ваш дядюшка, царствие ему небесное, привечал нас как родных. Вот я и решил разузнать, захотите ли вы, чтобы все оставалось по-старому, или будете искать замену? -Он махнул рукой через улицу: -- Мы живем неподалеку, у нас свой дом еще с тех времен, когда здесь деревня была. Нас тут все знают, можете поинтересоваться, ежели желаете.