-- Ах, Алина, в страшное дело ты меня втягиваешь...
      -- Уже испугался?
      -- Суть не в испуге. Раз идея родилась, ее надо реализовать. Мне самому противен этот надутый индюк, воображающий, что он все может купить. Но иногда мне кажется, что он умеет читать чужие мысли...
      -- Ха-ха! -- весело воскликнула она. -- Он хитрый, но и я не дура. Я открыла его тайну. У него есть фонарик, которым он просвечивает мозги. И люди делают все, что он захочет.
      -- Алина, что за сказки.
      -- Никакие не сказки! Вот этот фонарик, смотри! Пусть поищет... А без него он -- никто. А еще я узнала шифр его сейфа. Он набирает год моего рождения. Вот растяпа! Вчера я, не будь дурой, послала его за шампанским, а сама заглянула в этот сейф. Денежек больше, чем в Сбербанке. Нам с тобой хватит до конца жизни. Лишь бы ты любил меня всегда...
      -- Я обожаю тебя, моя крошка... А зарывать его не надо.
      -- А как же?
      -- Очень просто. На что, по-твоему, существует химия?
      Послышалось ее характерное мурлыканье, видимо, она полезла к нему с ласками.
      Шипение. Запись кончилась. Саныч сидел, деликатно уставясь в пол.
      Так вот куда запропастился блокиратор! Эх, Алина... Была ты дурой, ею и осталась.
      Откровения Алины не очень-то подействовали на меня. Но двойное предательство лучшего друга потрясло меня. То есть я мог бы закрыть глаза, узнав, что он раз-другой переспал с Алиной. Кто же добровольно откажется от лакомого кусочка? Но он посмел влюбить ее в себя, а теперь собирается отнять ее у меня навсегда. Вместе с моей жизнью.
      Кровь моя словно бы превратилась в ядовитую желчь, в ушах шумело, будто я стремительно мчался сквозь бесконечный тоннель.
      Однако же Саныч не должен видеть моего смятения.
      -- Эту сценку, милейший, по силам разыграть двум плохоньким актеришкам.
      Саныч посмотрел на меня с укоризной:
      -- Вы ведь узнали голоса.
      -- В нашей городской филармонии нет недостатка в имитаторах. За скромную плату они прокукарекают за кого угодно.
      Саныч умоляюще сложил ладони перед собой:
      -- Вы мне все еще не доверяете, Вадим Федорович, а ведь я пришел с открытым сердцем. Какой мне смысл подделывать пленку? Тем более я принес только крошечный кусочек записи, а вообще-то накопилась целая гора кассет. Я передам их вам по первому вашему требованию. Или сожгу. Как пожелаете.
      -- Ты и мои разговоры записывал, мерзавец?! -- сорвался я на грубость.
      -- Понимаю ваше внутреннее состояние, Вадим Федорович, -- ответил он, как бы извиняя мою вспышку. -- Но не волнуйтесь, ни одного вашего слова нигде не зафиксировано.
      -- Где и когда ты поставил жучки?
      -- Жучков нет.
      -- А как же?
      -- Специальный прибор. Записывает с улицы разговор в доме по колебаниям оконного стекла.
      -- Где ты достал такую штуковину?
      -- Достать можно все, если поставить цель.
      -- Кто работал вместе с тобой?
      -- Я один, клянусь! -- Он выразительно посмотрел на часы: -- Вадим Федорович, времени остается все меньше. Вам надо решить, что делать с этими двумя.
      -- Давай-ка для начала послушаем твой вариант. Ты ведь уже все продумал, верно? А, змей-искуситель? Он не стал открещиваться.
      -- На вашем месте, Вадим Федорович, я поехал бы к Алине в условленное время, прикидываясь простаком. Делал бы все, что она пожелает, но скрытно следил бы за ней. А когда она подсыплет яд, схватил бы ее за руку.
      -- Прекрасно! План хоть куда! Но что делать дальше? Так и стоять, сжимая ее кисть?
      Он не отводил от меня своих быстрых глаз.
      -- Вы ведь не заинтересованы в огласке?
      -- Допустим...
      -- Тогда позвольте мне быть рядом. После того как вы вынесете приговор, я выполню всю черную работу. Такое прощать нельзя.
      Я окинул взором его тщедушную фигурку:
      -- А что ты можешь?
      -- Все! Только прикажите. А главное -- я умею молчать.
      -- Саныч, -- сказал я после долгой паузы. -- Ты просил у меня десять минут, а сам мозолишь мне глаза целых полчаса. Ты мне надоел. Проваливай, и немедленно!
      Он поднялся, послушный, как примерный школьник.
      -- Весь вечер -- до закрытия -- я буду в "Волне", чтобы терпеливо ждать ваших указаний. Вадим Федорович, умоляю, проявите твердость! Сегодня это необходимо.
      Выпроводив "железного человека", я принялся одеваться к театру. Во мне копился тяжелый заряд. Взрыв, если он грянет, разнесет все в клочья! Так ты открыла мою тайну, милая? Как бы тебе не ошибиться!
      Я набрал номер ее телефона.
      -- Добрый вечер, дорогая!
      -- Это ты, котик? -- Голосок у нее был встревоженный. -- Куда задевался? Я уже вся изошлась, не случилось ли чего.
      Каково, а?
      -- Все в порядке. Через десять минут выезжаю.
      -- Давай, я уже готова. Только закончу макияж. Ну, была не была. Дам ей все-таки шанс одуматься, спасти свою пропащую душу.
      -- Послушай, Алина... Мне показалось, что ты без особого желания идешь на спектакль. Зачем такая жертва? Хочешь -- оставайся дома. А я схожу с кем-нибудь из приятелей.
      -- Да ты что, зайка! Как же можно не идти, если я давно собираюсь показаться в новом платье, -- мгновенно нашлась она.
      -- Будь по-твоему, -- ответил я и повесил трубку.
      * * *
      Еще перед нашей свадьбой Алина заговорила о желании иметь домик на свое имя. Ей, видите ли, недоставало моей просторной квартиры и дачи в Жердяевке. Вернее, она всегда мечтала о собственном домике, где чувствовала бы себя полновластной хозяйкой. "Миленький, ну сделай мне приятное, ну что тебе стоит, ты же можешь..." Плюс сияющие глазки, плюс нежные ласки. Разумеется, я не устоял.
      В центральной части города, между двумя шумными проспектами, но несколько в глубине раскинулся престижный квартал, застроенный еще в прошлом веке добротными частными домами. Жили здесь исключительно состоятельные люди.
      Именно в этом районе Алина и присмотрела себе домишко на шесть комнат с застекленной верандой, который как раз выставлялся на продажу. Я долго отнекивался. Дело не в скупости -- что для меня деньги, -- я опасался, что это приобретение как-то отдалит нас друг от друга. Но Алина клялась, что дом будет стоять закрытым, что она будет заглядывать сюда раз в месяц лишь для того, чтобы вытереть пыль, что он нужен ей как воплощение детской еще мечты...
      В конце концов я оплатил покупку.
      И -- началось.
      Ей сразу же не понравилась планировка помещений. К тому же ей хотелось бы надстроить второй этаж. За верандой надо устроить крытый бассейн, как в Жердяевке. Или еще лучше. С ультрафиолетовыми лампами. Чтобы можно было загорать зимой. К бассейну должна вести крытая галерея. Старые сараи -настоящие развалюхи. Портят вид двора. Гараж -- простая железная коробка. Надо все переделать и заменить. Притом сад страшно запущен. Повсюду растет крапива. Без садовника никак нельзя. Ну, и еще тысяча разных "нужно".
      За минувшие семь лет я вложил в этот сволочной дом с участком столько средств, что на них можно было построить современную пятиэтажку.
      Все желания Алины исполнялись незамедлительно. Дом превратился в средних размеров палаццо с массой пристроек, лабиринтом переходов и лесенок, десятком спален для гостей... Фасад, перед которым запестрели причудливые клумбы, был облицован плитками розового мрамора, над гранитным крыльцом сооружен навес с ажурными чугунными столбиками, а с тыльной стороны появились и бассейн (конечно же, лучше, чем в Жердяевке), и солярий, и танцевальная веранда...
      Само собой, у нее и в мыслях не было держать свое владение законсервированным. Не успел я опомниться, как она перебралась по новому адресу со всем своим барахлом, и иногда я неделями не мог вытащить ее оттуда.
      Ежедневные пирушки до утра, сомнительные гости, вино рекой, а после -любовные утехи в многочисленных комнатах, планировка которых была так запутана, что я до сих пор не сумел бы в ней разобраться. Думаю, не случайно она лично руководила сооружением этого лабиринта. В каждой спальне имелось два выхода, в самом доме -- три или четыре, и ей ничего не стоило избежать облавы, задумай я такую акцию. Впрочем, скорее всего, она и не подумала бы скрываться от моего гнева. Послала бы подальше -- и привет!
      Для ведения немалого хозяйства она пригласила свою давнишнюю приятельницу, некую Дарью, длинную и сухую, как жердь, женщину средних лет с неприветливым, вечно настороженным лицом. Кажется, прежде она работала буфетчицей в гостинице "Мир", расположенной на той же площади, что и приснопамятная "Волна". Должно быть, поставляла моей единственной клиентуру.
      Дарья, в свою очередь, привела кухарку, уборщицу и садовника, который исполнял обязанности сторожа. Вся эта разбитная компания души не чаяла в Алине, на меня же смотрела как На назойливого комара, которого, к сожалению, нельзя прихлопнуть. Точно так же относились ко мне бесчисленные гости Алины -- шумные, наглые, проглотистые... А ведь вся эта пестрая шушера, эта свора ничтожеств жировала за мой счет!
      Я всей душой ненавидел этот треклятый дом, к которому Алина была привязана куда крепче, чем ко мне. Я очень надеялся, что однажды разверзнется земля и поглотит это гнездо разврата или же небесный огонь сожжет его дотла.
      День проходил за днем -- все оставалось по-старому.
      Я терпеливо ждал.
      И вот -- дождался.
      * * *
      Приверженность литературному ремеслу имеет ту особенность, что более-менее регулярно пишущий человек то и дело ставит самого себя в центр задуманного повествования. Ясно, как со стороны, я увидел ситуацию: банальнейший, сотни раз описанный любовный треугольник. Правда, не без нюансов. Можно дотянуть эту историю до трагедии, впрочем, весьма тривиальной, а можно свести к фарсу, что предпочтительнее. Заморочил мне голову этот Саныч: тайна, приговор, никакой пощады... Чего он, собственно, добивается? Чего лезет в душу?
      Скользкий тип!
      Облучу-ка я его блокиратором, от греха подальше. И Федора тоже. Друг, называется. Занимался бы лучше металлическим порошком и оставил в покое ядовитый.
      А перед Алиной поставлю ультиматум: хочет, чтобы я ее простил, пусть откажется от этого дома. Незачем мужу и жене иметь разные жилплощади. Нагулялась. Довольно.
      Ох, и потешимся сейчас, думал я, открывая ворота гаража.
      Вечер выдался ветренный.
      Пока я возился с замком, налетел такой шквал, что мой галстук вытянулся в горизонтальную струну.
      Ветер гудел вдоль улиц.
      Мужчины придерживали шляпы, женщины -- подолы, все жались к стенкам; в воздухе неслись, словно попавшие в аэродинамическую трубу, сорванные листья, лепестки, обрывки газет, всякий сор; вот затрещало и рухнуло старое дерево на противоположной стороне дороги. Ого! Никак надвигается ураган.
      Я включил сигнал поворота и свернул в тихий проулок, где обитала моя милая, моя погубительница. Я, кажется, употребил определение "тихий"? Черта с два! Верхушки деревьев исполняли не то половецкие пляски, не то брейк, заборы трещали вроде несмазанных шестерен, провода гудели, как сотня соловьев-разбойников.
      Может, вы думаете, что с моей стороны это литературщина, нагнетание страхов? Какие страхи! Я-то ехал, чтобы разыграть комедию.
      А ветер крепчал с каждой минутой.
      * * *
      Когда я въехал в ненавистный мне двор, ветер успел спрессовать воздух до сумеречной субстанции, хотя в это время суток солнце обычно еще высоко стоит над горизонтом. В соседних домах зажглись окна, но этот выглядел темным и -- что странно -- необитаемым.
      Буквально сбиваемый с ног яростными порывами, я добежал до дверей и впрыгнул в прихожую.
      Дверь, ведущая в гостиную, была распахнута настежь. На диване перед журнальным столиком сидела Алина. Весь ее наряд состоял из узких кружевных трусиков и золоченых туфелек.
      -- Ну, Алина... -- недоуменно пробормотал я. -- Мы же опоздаем.
      -- Не хочу никуда ехать в такую погоду. -- Она капризно надула губки. -Дурацкий ветер!
      -- Зачем же было дергать меня?
      -- А может, я хочу побыть с тобой? -- Она приподняла правую ногу, грациозно покачала ею и рывком послала в мою сторону туфельку. Следом полетела вторая. -- Миленький, ты не хочешь поцеловать свою киску?
      Ее зовущий взгляд парализовал все мои помыслы. Уплывающим краешком сознания я понимал весь ее расчет, но ничего не мог противопоставить ему.
      Через секунду я был у ее ног.
      -- Ой, щекотно! -- игриво поежилась она. -- Давай сначала немного выпьем для разогрева.
      -- С удовольствием. А где твоя сумрачная Дарья?
      -- Я ее отпустила.
      -- А эта кухарка с блудливыми глазами?
      -- Ушла по делам.
      -- А садовник, похожий на евнуха?
      -- Дала ему денег и велела не приходить до вечера. -- Она обвила мою шею руками, прижимаясь к моей щеке. -- Миленький, я же знаю, что ты не любишь, когда другие смотрят. Вот и спровадила всех. Мы одни. Понимаешь, совсем одни во всем доме.
      -- Редкий случай...
      Она куснула меня за мочку уха, жарко нашептывая:
      -- Давай сегодня устроим свой театр... Эротический... -- Затем резко отстранилась, дразняще хохоча: -- Только не спеши... Сначала выпьем.
      Да, она знала, чем меня взять. Я находился в состоянии, когда из человека можно вить веревки. Предупреждение Саныча казалось бредом сумасшедшего.
      На столике стояли бутылка коньяка, два узких бокала и вазочка с конфетами.
      Пока я разливал напиток, она вытянулась на диване в позе одалиски.
      -- Миленький, принеси лимонного сока. На кухне, в холодильнике.
      -- Все, что пожелаешь, дорогая...
      Оказывается, остатки разума я сохранил. Я уже упоминал, что она понаделала в доме массу дублирующих дверей. Сейчас это пригодилось. С кухни я прошел на веранду и, крадучись, заглянул через окно в гостиную.
      Не меняя позы, Алина взяла из вазочки одну из конфет, развернула ее и поднесла к моему бокалу. Из обертки невесомой струйкой посыпался белый порошок.
      И все равно я не верил. Может, это какое-то любовное средство? Но здравый смысл отвоевал себе крохотный плацдарм.
      -- Ми-иленьки-ий... -- пропела Алина. -- Где ты? Твоя Алина соскучилась. Я уже был на кухне.
      -- Иду, моя прелесть!
      Когда я вернулся в комнату, она возлежала в прежней позе, держа свой бокал у пухлых губ.
      Невольно я замер в центре гостиной, не решаясь приблизиться к ней.
      Она поощрительно улыбнулась и поманила меня пальчиком:
      -- Ну же, котик...
      -- Сейчас.
      -- Чего ты так смотришь?
      -- Любуюсь... Какая ты красивая!
      -- Скажешь тоже! -- счастливо хохотнула она. -- Я уже старуха. А, считай, еще и не жила.
      -- Это ты не жила?! -- Столь вызывающей наглости я ожидал меньше всего.
      -- Конечно! -- прощебетала она, оглаживая свой живот. -- Сплошные заботы -какая это жизнь?
      -- Какие же такие особенные у тебя заботы? Купаешься в роскоши, ни в чем не знаешь отказа, живешь как в сказке. Другие лопнули бы от зависти.
      -- Чему завидовать, миленький? Золотая клетка -- все равно клетка.
      -- Ну, спасибо за откровенность!
      Уф! Наконец-то я протрезвел.
      Тут, видимо, и до нее дошло, что разговор несколько отклонился от сценария.
      Она села, дразняще покачивая слегка заостренными коленями.
      -- Хватит кукситься, зайка! Давай выпьем, а после я тебя сама раздену. Ты хочешь? Хочешь, а? Ну не злись, дурашка. Я буду любить тебя, сильно-сильно.
      Но мое "литературное" настроение уже улетучилось. Его место заняла беспросветная злоба.
      Эх, Алина, Алина... Свою-то рюмочку она держит крепко, чтобы не перепутать ненароком.
      -- Вот твой сок.
      Я достал из серванта хрустальные стаканы и наполнил их.
      Она нетерпеливо наблюдала за моими манипуляциями. В комнате уже потемнело настолько, что предметы теряли свои очертания. Ветер за стенами выл, будто на похоронах.
      -- Включить свет?
      -- Не надо, -- поморщилась она. -- Так приятнее.
      -- Тогда за тобой тост, -- я взял бокал с отравой. Она облегченно перевела дыхание.
      -- Давай выпьем за нас с тобой. Все же у нас были хорошие минуты. -- По части оригинальности тостов она была не мастер, хотя выслушала их за свою шальную жизнь великое множество.
      -- Почему же -- были? -- удивился я. -- Разве только что ты не обещала мне ночь любви?
      -- Обещала, -- ответила она с легкой досадой, будто начиная догадываться, что дело не клеится. -- И ты ее получишь, если перестанешь тянуть кота за хвост.
      -- Но ты же сама просила не торопиться, -- упорствовал я.
      -- Всего должно быть в меру, котик. Пей же!
      -- За нас! -- Я поднес бокал к губам и тут же поставил его на столик, заметив, как хищно блеснули ее глаза.
      -- Почему ты не пьешь? -- Она явно теряла выдержку. -- Разве не знаешь, что после тоста нельзя ставить обратно. Плохая примета.
      -- Извини, дорогая, что-то сердце кольнуло. Я, пожалуй, выйду на свежий воздух.
      -- Выпей, вот и полегчает. -- Она была готова влить в меня эту гадость силой. Если бы могла.
      -- Погоди минутку.
      -- Да куда же ты пойдешь? Там такое творится!
      -- Ничего, я постою на крылечке. А ты пока накинь халатик, по-моему, похолодало.
      Она едва не запустила в меня бутылкой, но сдержалась, приняв, видимо, мою игру за чистую монету.
      На улице и вправду творилось что-то невообразимое. Деревья сердито скрипели, как некстати разбуженные великаны. Где-то гремела плохо прилаженная железная крыша. С соседнего дома сорвало несколько черепиц. Я понятия не имел, кто живет за этими толстыми стенами. Престижный квартал! Здесь не принято делиться радостями и заботами. Никто не вмешивался в дела соседа, даже если тот лез в петлю. Полный суверенитет!
      Я оглядел двор, прикидывая, где же он прячется. В доме? В одной из ее потайных спален? Не исключено. Но вовсе не обязательно. Мое внимание привлекли незапертые ворота гаража, построенного Алиной в расчете на три автомобиля. Аппетиты у нее отменные. Такая не пропадет. Если только не свернет себе шею.
      Воспользовавшись разгулом стихии, я не таясь подошел к гаражу и потянул створку на себя.
      -- Алина, ты? -- донесся из темноты знакомый голос.
      Что ж, пора призвать на помощь биополе. Не то запросто можно получить монтировкой по кумполу. Поняв, что разоблачены, они в порыве отчаяния могут пойти на что угодно.
      Я послал Федору мысленную команду выйти наружу и покаяться. Тут же внутри грохнулась какая-то канистра, затем из мрака появился мой лучший друг, вынашивавший планы спроваживания меня на тот свет.
      -- Привет! -- сказал он, неловко усмехаясь. -- А я думал, ты уже покойник. Но раз так, я очень, очень рад.
      Я заглянул ему в глаза. В них была покорность судьбе, но не страх и не раскаяние.
      -- Федор, почему ты решился на это? Чем я тебя обидел?
      -- Стоит ли об этом толковать, Вадим?
      -- Стоит. Еще как стоит! Ведь я считал тебя единственным другом.
      -- Твоя беда, Вадим, в том, что ты только требуешь -- дружбы, любви, участия, а сам ничего не даешь взамен.
      -- Это неправда! Разве я мало сделал тебе добра?
      -- Ты его для себя делал.
      -- Даже если так, это не повод, чтобы убивать меня как бешеного пса! -заорал я, чувствуя, как из моих глаз текут слезы.
      -- Я раскаиваюсь, Вадим. И прошу только об одном: прости ее.
      -- А о себе ты не просишь?
      -- Я проиграл. Твой шах и мат.
      -- Но это же она тебя подбила, я знаю!
      -- Она потрясающая женщина, Вадим. Я был счастлив с ней. Но она немножко ведьма. Я не устоял перед искушением. Я должен был отговорить ее, но не устоял сам. За это прости. Если можешь.
      -- Вы давно вместе?
      -- Разреши не отвечать на этот вопрос.
      -- Она тебя любит?
      -- Если то, что было, -- не любовь, тогда я не знаю, что называют этим словом.
      -- Федька, какой же ты дурак! Она и тебе точно так же наставила бы рога. Или вообще отшвырнула бы, как использованный презерватив.
      -- Не говори пошлостей, Вадим.
      -- Ладно, пошли в дом. Нечего тебе сидеть в темном гараже. Надеюсь, не откажешься выпить за мое чудесное спасение?
      -- С удовольствием, Вадим. Я действительно рад, как ни странно это звучит.
      -- Вот и хорошо.
      -- А погода-то расшалилась... -- задумчиво проговорил он.
      -- Если бы только погода, -- парировал я.
      Алина все так же сидела на диване. У нее был вид затравленной, но сохранившей силы тигрицы.
      При появлении Федора она попыталась вскочить, но я и ей послал сигнал. (К тому периоду я научился более виртуозно владеть своим даром и умел держать под контролем одновременно двух-трех человек.)
      -- Дорогая, посмотри, какой приятный сюрприз! -- воскликнул я. -- Не убоясь скверной погоды, наш друг решил навестить нас. Выпьем же за верную дружбу и любовь! Но сначала очень прошу надеть что-нибудь на себя. И хорошенько запомни на будущее: даже перед самыми близкими друзьями дома ты должна представать только в одежде.
      Она молча выполнила мое распоряжение, набросив коротенький розовый халатик, который, впрочем, мало что скрывал.
      -- Я смотрю, милая, ты уже выпила, -- иронично уточнил я. -- Ну, посиди немного, помечтай, а мы с Федькой хлопнем по рюмашке.
      Я усадил лучшего друга семьи в кресло, затем достал из серванта третью рюмку, наполнил ее и, поставив рядом с отравленной, несколько раз поменял их местами, так что уже нельзя было разобрать, где какая.
      -- Кстати или некстати, мне вспомнилась одна любопытная история, -- начал я самым задушевным тоном. -- В прошлом веке один крупный ученый-химик, может даже Менделеев, рассорился с недругом, и дело у них дошло до дуэли. Выбор оружия был за ученым. Он взял два бокала с вином и в одном растворил яд, после чего предложил противнику выпить из любого, зарезервировав, разумеется, второй за собой. И, знаете, недруг спасовал. Трусоватым оказался. А химик отстоял свою честь.
      -- Я слышал об этом, -- подтвердил Федор. -- Но тоже не помню, Менделеев там отличился или кто другой.
      -- А слабо повторить эксперимент? -- Я насмешливо посмотрел на него. -Предположим, в одной из этих рюмок яд. Кто первый? Бросаем жребий?
      -- Рискнем, -- безучастно ответил Федор.
      Лицо Алины исказилось. Я вдруг впервые увидел, какой она станет в старости. Терпи, терпи, детка. Мне тоже пришлось несладко, когда я слушал вашу милую болтовню на кассете.
      -- Минутку, где-то здесь у нас были кости. -- Я встал и вынул ящик серванта.
      И тут за моей спиной что-то произошло.
      Молниеносно, будто боясь передумать, Федор схватил обе рюмки и залпом осушил их. Помешать ему я не успел.
      Клянусь, я не давал ему такой установки! Я намеревался постращать его, поставить перед кошмарным выбором, дабы он тоже испытал чувства приговоренного к смерти. Далее я разрядил бы ситуацию. Но он не вынес неизвестности. Не хватило силы духа.
      С минуту он сидел спокойно, будто прислушиваясь к чему-то в себе, затем глаза его полезли из орбит, руки метнулись к горлу, он захрипел и рухнул на ковер, катаясь по нему и корчась от боли.
      Что мне оставалось? Я снял с Алины биополе, представив ей полную свободу действий.
      Она молнией метнулась к любовнику, бьющемуся в агонии.
      -- Феденька! Любимый! Зачем ты это сделал?! -- Она схватила со стола большую бутылку с соком и попыталась влить жидкость ему в рот. -- Пей! Ну пей же! Тебя должно вырвать!
      Но было уже поздно. Его зубы намертво сжались, на губах выступила пена, лицо посинело.
      Вот мерзавцы, подумал я. Чем они, интересно, разжились? Мышьяком? Или чем-нибудь еще примитивнее? Есть ведь очень эффективные, можно сказать, гуманные яды, которые убивают мгновенно. Человек оказывается по ту сторону бытия без театральной показухи. Неужели трудно было постараться?
      А ведь если бы не Саныч, сейчас я вот так катался бы перед ними. Под бурное ликование. И никакое биополе не помогло бы.
      Наконец он угомонился. Навсегда.
      Алина, рыдая как волчица, припала к нему, и это продолжалось довольно долго. Но вот она поднялась. Вид ее был ужасен: растрепанная, обезумевшая, чудовищно некрасивая, воистину старая ведьма, она наступала на меня.
      -- Негодяй! Какой же ты негодяй! Подлый шакал! Убийца! Как я тебя ненавижу!
      -- Очень мило с твоей стороны награждать меня комплиментами, которых я не заслуживаю. -- Я попытался ее образумить. -- Только не забывай об одном пустячке. Это дьявольское пойло вы приготовили для меня. Ты и твой паскудный любовник.
      Она схватила со стола тяжелую мраморную пепельницу и швырнула ее мне в голову.
      Я едва успел увернуться.
      Она выскочила из комнаты, но через секунду вновь ворвалась в нее с огромным тесаком для рубки мяса. Ну и мегера!
      Пришлось опять пустить в ход биополе.
      Примерно через полчаса она несколько затихла, твердя, как попугай, одну фразу:
      -- Ты разбил мою жизнь! Ты разбил мою жизнь... Я поморщился:
      -- Не говори банальностей.
      -- Ты разбил мою жизнь! Боже! Как счастливо я жила до встречи с тобой! Как ты омерзителен!
      Неподражаемая женская логика!
      Я заговорил рассудительно, стараясь втолковать ей очевидные факты.
      -- Дорогая, на тебя я не в обиде. Я знаю, что ты поддалась уговорам этого мерзавца. Что ж, свое он получил. Причем, заметь, в честном поединке.
      -- Врешь! -- вновь заорала она. -- Я знаю, что ты умеешь заставлять. Ты и меня заставлял хотеть тебя в постели. У-у, тварь!
      -- Я люблю тебя, Алина.
      -- Да я плюю на твою любовь!
      -- Алина, не затягивай спектакль. Хорошо, что на улице такой ветер и никто не слышит твоих воплей. А если приедет милиция? Попробуй потом доказать, что это не ты его отравила. Все! Хватит. Сейчас я пришлю сюда одного человечка, он ликвидирует все следы. А ты будь умницей и веди себя благоразумно. Серьезный разговор у нас с тобой еще впереди. Что же касается украденного тобой фонарика, то ты здорово ошиблась. Он для других целей. Верни-ка мне его.
      Значит, она меня ненавидит, думал я, выруливая по центральному проспекту к "Волне". Ненавидит уже по второму кругу. Каких только усилий я ни прилагал, чтобы завоевать ее любвеобильное сердце, -- и все вхолостую. А мерзавец Федька взял ее с потрохами. Без всякого биополя. Такой вот парадокс. Как ему это удалось, черт побери?! Что я делал не так?
      * * *
      Саныч ждал меня, коротая время за бутылочкой "Пепси-колы". Кажется, к алкоголю он был равнодушен. Я сделал ему знак. Мы сошлись в укромном уголке вестибюля.
      -- В одном приличном доме только что произошел несчастный случай, -вздохнул я. -- Некий молодой, но подающий большие надежды ученый отравился чем-то. Может, маринованными грибками. Или колбасой. Надо бы устроить так, чтобы нашу добрую знакомую никто не изводил глупыми расспросами.
      -- Сделаем, -- кивнул Саныч.
      -- Можешь взять мою машину.
      -- Не надо. -- Он деликатно отстранил мою руку. -- Вы должны оставаться вне подозрений. Я все сделаю, а вы садитесь за мой столик. В зале уже есть пять-шесть человек, которые подтвердят, что вы провели здесь весь вечер. Потанцуйте еще с двумя-тремя дамами, закажите в их честь музыку -- пусть вас запомнят и другие.
      Я проникновенно посмотрел в его смышленые глаза.
      -- Саныч...
      -- Весь внимание.
      -- Не вздумай тронуть Алину хоть пальцем. Как бы она ни бесновалась и что бы ни вытворяла.
      -- Ни словом, ни взглядом! -- поклялся он.
      -- Сколько тебе потребуется времени?
      -- Думаю, часа за полтора управлюсь.
      -- Ну, иди. Я буду ждать.
      Он исчез -- тихий, незаметный и быстрый.
      Я расположился за маленьким -- на две персоны -- столиком. На скатерти стоял второй прибор -- для меня, рядом открытая, но непочатая бутылка коньяка -- тоже для меня. Блюдечко с нарезанным лимоном, соленые орешки... Оказывается, этот шустрый малый изучил и мои вкусы.
      Хм, надеюсь, в "Волне" напитки еще не разбавляют ядом? Я придвинул большой фужер для шампанского, наполнил его на две трети коньяком и осушил не отрываясь.
      Какая же ты дура, Алинка... Как хорошо мы могли бы жить! Разве я прошу у тебя невозможного? Только немного ласки. Какой бесчувственной надо быть, чтобы отказать в такой малости! Но сегодня ты получила хорошую встряску. Дай Бог, чтобы она пошла тебе на пользу! Завтра я попытаюсь объяснить тебе кое-что. Но если ты опять начнешь своевольничать, берегись!
      Я налил себе вторую порцию, но выпить не успел. В вестибюле появился вездесущий Саныч. Или вездесущий дьявол? А ведь не прошло и четверти часа, как мы расстались. Его физиономия мне жутко не понравилась. Тоскливо защемило внутри.
      Как мышка он проскользнул в зал и сел напротив, наклонившись над столом.
      -- Ну?
      -- Она присоединилась к нему.
      -- Твоя работа, негодяй?! -- воскликнул я, излишне, пожалуй, громко. Несколько сытых рож повернулось в нашу сторону.
      -- Тише... -- прошептал он одними губами. -- Ее уже не вернуть. Когда я приехал, все было кончено. Разве я посмел бы ослушаться?
      Я направил на него всю мощь моего биополя, но пройдоха не лгал.
      Какого рожна я оставил ее одну, пришла мне в голову простая мысль.
      -- Я вернулся, чтобы посоветоваться, -- продолжал Саныч. -- Могу увезти обоих, но лучший выход -- это устроить взрыв газа. Момент благоприятный. Ветер как с цепи сорвался. На улице никого. Пожар разгорится в минуту. Если только вам не нужен этот дом.
      Долгое время я не мог сообразить, о чем же он толкует.
      -- Надо торопиться, -- настойчиво долдонил Саныч. -- Упаси Бог, кто-нибудь заглянет. Будут проблемы.
      -- Да, -- согласился я. -- Это разумное предложение. Дом мне не нужен. Трижды проклятый дом. Гори он синим пламенем!
      -- Понял.
      Я до хруста сжал его ладонь.
      -- Сделай так, чтобы все сгорело дотла. Огонь должен быть неукротимым. Чтобы даже земля прогорела под ним до самого ада.
      -- Не сомневайтесь, -- и он исчез.
      Я снова выпил и обвел глазами зал.
      Вон за тем столиком мы с ней познакомились в первый раз. Она полюбила меня, но я ею пренебрег.