Николай Наседкин
      Всех убить нельзя
      Сценарий
      ГЛАВНЫЕ РОЛИ
      Антон, 40 лет.
      Вера, его жена; лет 36, миловидна - типична.
      Наташка, их дочь; 13 лет.
      Сынок
      Пацанчик
      Деваха
      Мордоворот
      1
      На экране - крестик в круге: оптический прицел. Он "шарит": мелькают крупным планом зелёные деревья, столбы, троллейбусы и машины. Но вот в прицеле появляется стена особняка, табличка с золотыми буквами "Администрация..." И, наконец, двери: массивные, солидные, с витой бронзовой ручкой.
      За кадром всё время слышится тяжёлое дыхание целящегося. Прицел вздрагивает, колеблется. Проходит несколько секунд. Но вот двери раскрываются. Показываются несколько чиновных людей в галстуках, пиджаках, с папками и атташе-кейсами в руках. В центре группы выделяется один - важный, седовласый, массивно-жирный, Вальяжный. Остальные как бы вокруг него, внимают каждому слову, жесту.
      Идут, переговариваясь, к машинам. Прицел следует за ними. Всё то же мучительное дыхание за кадром. Группа у двух иномарок останавливается. Крестик, поплясав, упирается в Вальяжного. Целящийся делает глубокий вдох, задерживает дыхание и стреляет.
      В момент выстрела прицел дёргается, и сразу видно, как схватился за плечо и резко согнулся человек рядом с Вальяжным. Тут же следует ещё выстрел. И ещё. И ещё. Бах! Бах! Бах!
      После второго выстрела другой человек - опять не Вальяжный подпрыгивает и, схватившись за голову обеими руками, падает навзничь. И только третья и четвёртая пули попадают в цель. Вальяжный после третьего выстрела, выронив папку, хватается за левую руку повыше локтя, а после четвёртого - грузно падает на колени, утыкается лбом в асфальт и медленно опрокидывается на бок.
      Страшная паника. Крики. Кто-то пригнулся, закрыв голову, кто-то в столбняке, кто-то бросился бежать. Всё это видно через прицел.
      2
      "ВНУТРЕННОСТИ" МНОГОЭТАЖНОГО ДОМА. Прицел пропадает. Стрелявший вскакивает с колен. Камера продолжает смотреть его глазами. Он - на переходном уличном балконе, примерно на 10-11-м этаже. Он видит, как на другой стороне улицы в возбуждённой группе людей его заметили, показывают руками в его сторону. Он разворачивается и стремительно выскакивает на грязную тёмную лестницу с обшарпанными стенами, бежит вниз. Мы "бежим" вместе с ним: один пролёт, второй, третий, четвёртый... Поворот на переходный уличный балкон на высоте пятого этажа. Тяжёлое дыхание, всхлипы бегущего.
      Дверь в тамбур. Другая дверь, с дырой в нижней части, в ещё один тамбур. Налево третья дверь - в коридор. Он - длинный, мрачный: на сорок метров одно маленькое окошечко и одна лампочка. Это - один из современных экспериментальных домов коридорно-секционного типа. Двери квартир направо и налево. "Бежим" по коридору. Направо предпоследняя дверь, на эмалевой простенькой табличке номер - 93. Судорожно прыгающая рука суёт ключ в один замок, открывает, потом другой ключ - в нижний замок. Попадает не сразу. Дверь распахивается.
      3
      КВАРТИРА. Человек вбегает, захлопывает с шумом дверь, поворачивает оба замка изнутри на все обороты, накидывает цепочку, задвигает мощный железный засов.
      Отбрасывает связку ключей на полку. Откидывается в изнеможении спиной на дверь, закашливается. Мы наконец-то видим его лицо: худое, болезненное, с затравленным взглядом, сломанным носом. Его тёмные волосы мокрыми прядями облепили потный лоб. Одет в ковбойку и поношенные джинсы.
      Бросается в глаза необычная дверь - она вся перекрещена толстыми металлическими полосами. Как ворота в крепости.
      Человек (это - Антон) напряжённо прислушивается к тому, что происходит за дверью. Там пока - тишина.
      4
      КОРИДОР. Прошло некоторое время. У двери 93-й квартиры с обеих сторон, прижавшись к стене, стоят люди в штатском и милицейской форме. В руках пистолеты, автоматы. Соседская дверь - наискосок от 93-й -чуть приоткрыта на цепочке, оттуда выглядывает любопытствующий глаз.
      Капитан милиции. Последний раз предупреждаем: выходите! Будем взрывать дверь!
      Из-за двери 93-й грохочет выстрел - насквозь.
      Капитан. Что будем делать, товарищ полковник?
      Полковник. Что, что! Думать надо, капитан!.. Вот что, пригоните подъёмник - ну, с люлькой такой, на стройках применяют. Надо попробовать через лоджию ворваться.
      5
      ДВОР ДОМА. Подъёмная машина с гидравлической стрелой поднимает в люльках двух милиционеров в касках и с автоматами в руках. Поодаль, возле детской площадки, сдерживаемые оцеплением, толпятся, гудят зеваки. Два автоматчика с земли держат под прицелом окна осаждаемой квартиры. Люльки зависают рядом с лоджией пятого этажа. Она застеклена, створки закрыты. Милиционеры, полусогнувшись, ждут, когда стрела поднесёт их поближе.
      Вдруг гремит выстрел. Один из милиционеров, веснушчатый, курносый, взмахивает руками, откидывается на спину, переваливается через ограждение люльки и медленно летит вниз. В толпе крики ужаса.
      Антон (за кадром). Назад! Прочь! Прочь, я сказал! Убью! Назад!
      Оставшийся в живых милиционер, скрючившись, прикрываясь, машет водителю: вниз! вниз! Стрела начинает опускаться.
      6
      КОРИДОР. Полковник - сухопарый, злой - раздражённо снимает фуражку, платком тщательно, пытаясь успокоиться, протирает внутренность околыша. Подчинённые напряжённо смотрят на него, ждут.
      Полковник. Что ж... У нас осталось последнее средство...
      Экран темнеет. Из глубины, из яркой точки стремительно под звук выстрела выносится, вырастает слово "ВСЕХ", под второй выстрел - "УБИТЬ", под третий - "НЕЛЬЗЯ".
      "ВСЕХ УБИТЬ НЕЛЬЗЯ"
      Идут титры.
      7
      КОНТОРА. Вера разговаривает по телефону.
      Вера (раздражённо). Антон, пожалуйста, не опаздывай, а то маме опять придётся самой доставать банки из погреба.
      Антон (за кадром). Вера, ты же знаешь, у меня рабочий день до шести. Зачем каждый раз одно и то же?
      Вера (ещё сильнее раздражаясь) Ну неужели нельзя в пятницу на полчаса раньше уйти? Одним словам, я уже выезжаю. Если в шесть часов тебя у мамы не будет - поссоримся. Учти!
      Резко бросает трубку. Товарка по работе молча с удивлением на Веру смотрит.
      8
      ЗДАНИЕ КОНТОРЫ. Моросит дождь. Октябрь. Из подъезда выходит Вера. В плаще, косыночке. На крыльце долго борется с зонтом - тот капризничает. Заметно, что Вера взвинчена, раздражена донельзя. Так и не раскрыв зонт, бежит к остановке троллейбуса. Толпа. Из последних сил Вера втискивается в переполненный троллейбус.
      9
      САЛОН ТРОЛЛЕЙБУСА. Бедлам: крики, ругань, топтание по ногам. Крутом пьяные безумные глаза. Старая женщина, с усиками на жирном лице, притискивает Веру  к жёсткому ребру сидения так, что у неё перехватывает дыхание. Она еле сдерживает себя, молчит. Вдруг совсем рядом, над ухом (Вера задумалась, затихла, закрыла глаза) раздаётся липкий голосок.
      Хулиган. А ничего тёлка. Щас познакомимся...
      Вера чувствует тошнотный запах перегара, морщится. Нервно, испуганно оборачивается: "ухаживают" не за ней. В беду попала маленькая симпатичная Девушка - в очках, беретике. Пытается отмолчаться, однако два осовелых пса с грязными ногтями и сальными мордами взялись за дело всерьёз.
      Хулиган. Ну ты, бля, чё нос воротишь? Мы ж по-хорошему, не хамим!
      Девушка. Отстаньте, пожалуйста! Ну не трогайте, ну не трогайте меня!
      Сцена сотворяется в вакууме. Девчонка даже в спину Веру толкает, отбиваясь от подонков.
      Вера (за кадром). Надо вмешаться... Ну почему - я? Почему? Вон мужиков сколько!
      Милиционер (пробираясь с передней площадки). Э! Э! Что здесь происходит?
      Все облегчённо переводят дух, оживают, уже безбоязненно смотрят на хулиганов.
      10
      УЛИЦА. Вера выскакивает на остановке из троллейбуса прямо в лужу.
      Вера. Проклятый извозчик! Не видит, собака, где останавливается? Гад ползучий!.. (Сладостно, в охотку ругается шёпотом, судорожно ищет в кружочке зеркала своё лицо; тушь, конечно, поплыла, глаза - как у крольчихи) Жуть!
      Вера горько вздыхает, протирает лицо платочкам. Нашаривает в сумочке тубик с валидолом, выковыривает таблетку, кладёт под язык. С трудом раскрывает-таки зонт. Обнаруживает: одна спица вылезла наружу. Машет рукой ругаться уже нет сил. Ссутулившись, идёт по улице.
      Вера (за кадром). И чего это я так расклеилась? Поди, магнитные бури опять... Что же так тяжело на душе?
      11
      КАБИНЕТ В КОНТОРЕ АНТОНА. Три стола, компьютеры, какие-то схемы на стенах. Антон и его Сослуживец сидят каждый за своим столом. Сослуживец, весёлый, жизнерадостный парень в добротном костюме, ярком галстуке, закуривает сигарету "Кэмэл", протягивает по-американски ноги в лакированных туфлях на край стола.
      Сослуживец. Чего это ты такой кислый весь день?
      Антон(морщась). Да пива вчера надулся, как идиот. Ну как тут удержишься? Иду мимо "Центрального", а там как раз рекламная кампания - по три бутылки "Клинского" в руки на халяву раздают. Две вчера же и оприходовал. Да ещё ставридину умял - одна соль. С моим желудкам - это самоубийство. (Держится за живот, массирует)
      Сослуживец(подначивая). Это тебя жадность губит. Пригласил бы меня, поделился - я бы половину боли на себя взял.
      Антон (кисло улыбаясь). Да ладно тебе.
      Сослуживец. Слушай, старик, а чего мы здесь торчим? Шеф в управление поехал, уж не вернётся. Давай линять?
      Антон. Иди, я сегодня к тёще - так что нам не по дороге. Давай - до понедельника.
      Жизнерадостный сослуживец, посвистывая, уходит, на ходу сминает окурок в пепельнице на крайнем столе. Антон сидит некоторое время полусогнувшись, мнёт живот, морщится.
      Антон (за кадром). Это уже не жизнь... Если так до могилы мучиться, лучше уж... Ждать, пока сгниёшь заживо? Где это, в "Комсомолке", что ли? За год в благословенной нашей стране оказывается восемьдесят тысяч людей сами точку в своей судьбе поставили... Чёрт-те что в голову лезет!
      12
      УЛИЦА. Антон (в плаще, кепке), всё так же массируя время от времени живот, идёт по раскисшему тротуара. Задумался. Дорогу ему преграждает Алкаш - образина в засаленой болоньевой куртке с продранными локтями небритая, смрадно дышащая.
      Алкаш. Слышь, земляк!
      Антон (вздрагивая). А?
      Алкаш. Слышь, земеля, рубель надо. Рваный всего. Не хватает.
      Антон напрягается. Он видит: шагах в двадцати, у дверей винно-водочного магазина, покуривают и поплёвывают ещё две образины, смотрят на него.
      Антон. Нет у меня! (Пробует миновать вымогателя)
      Алкаш (Тот, нагло ухмыляясь, преграждает дорогу). А поискать, земеля, а? В карманах-то пошарь, поищи. Сам понимаешь, на пузырь не хватает.
      Антон (за кадром). Чего это я? С этими шакалами надо не так... (Выпрямляется, смеривает ханурика взглядом с кудлатой мокрой головы до порыжелых штиблет. Вслух - насмешливо, уничижительно). Что, молодой человек, у вас проблемы?
      Алкаш (опешив). Чё проблемы? Рубель надо - не хватает...
      Антон (надвигаясь, гневно). Ну-ка, пойдём со мной. Быстро!
      Алкаш (отшатываясь). Да чего ты? Никуда я не пойду! Меня ждут вон... (Семенит прочь, к своим приятелям)
      Антон (зло сплёвывая). Ну вас всех к чёрту!
      Быстрым шагом направляется дальше, прямо по лужам.
      13
      УЛИЦА. Вечер. Нудит настоящий плотный дождь. Одна из улиц старинного русского города. Деревянные, крашенные зелёной краской старые ворота усадебки. Из калитки выходят Антон, Вера и их дочь Наташка. Вера с Наташкой - под зонтиками. У Антона поднят воротник плаща, кепка надвинута на уши. Он горбится. В обеих руках - по увесистой сумке с банками, картошкой, луком. Идут по тротуару, широко перешагивая сливные траншеи от калиток. Наташка с Верой впереди.
      Антон (за кадром). Ишь ты, тринадцать лет всего, а туда же, пигалица! Походка-то, походка какая: и впрямь - плывёт. И - вот новости! - штаны эти модные, в обтяжку, с разводами... Откуда они у неё? Тёща, поди, спять задаривает. (Вслух) Наташка!
      Наташка. Чего?
      Антон. Откуда у тебя это безобразие на ногах?
      Наташка. Это не безобразие, это очень модные, красивые и практичные брюки.
      Антон (за кадром). Вот и положи ей палец в рот! Вышагивает тоненькая, маленькая, а уже - женщина, взрослый человек. Скоро ухажёры заведутся красавица! Чего уж там скрывать: удалась дочка, дочурка, дочушенька... Чёрт, вот от нежности горло перехватывает, а вслух почему-то не выговаривается. (Вслух, строго) Наташка, чтоб сняла эту мерзость! Такие похабные штаны только девицы лёгкого поведения носят.
      Наташка. А у меня, пап, по-твоему, - тяжёлое поведение, да?
      Антон (за кадром). Ну вот, сейчас орать придётся. Что с ней будет? Да разве она хоть на миллиграмм понимает, в каком мире живёт, по какому краю пропасти каждый день ходит? Сейчас вон сколько их развелось, тёлок размалёванных, на ходу курят, глаза откровенно блядские... Если Наташка такой станет - убью! Вот уже штаны проститутские напялила. Эх, Наташка, Наташка, дурёха ты наша... Придётся сегодня воевать. (Вслух) Наташка!..
      Вера. Да отстань ты от девчонки! Не в штанах дело.
      Антон. Как раз в штанах. Это не штаны, а вывеска, призыв к парням: "Подходите, я - готова!"
      Вера. Тьфу на тебя! Перестань, ей-Богу, и так тяжело на душе!
      Замолчали. Шуршит дождь. Хлюпают лужицы под ногами. Противно скрипят ручки одной из сумок: хр-р... хр-р... хр-р...
      Особнячковая улица упирается в центральную. Направо - помпезный, областного уровня, памятник Ленину со вздёрнутой стандартно рукой. Впереди, через площадь - светящийся куб библиотеки из стекла и бетона.
      Антон, Вера и Наташка сворачивают налево, идут мимо кинотеатра с колоннами. Громадная красно-белая афиша "кричит": "Жажду крови!". Впереди по ходу возвышается Монбланом современный громадный кирпичный дом, придавивший собою целый квартал. Резкими выступами и углублениями по фасаду дом напоминает гигантский коленчатый вал. Спереди на уровне второго этажа висит стеклянный параллелепипед магазина "Одежда". Витрины его слабо блестят глубинным ночным светом. Напротив дома - старинное красивое здание с бело-зелёным фасадам областной администрации.
      Антон, Вера и Наташка проходят под нависшим (на колоннах-опорах) магазином к третьему подъезду. Подъезды парадные выходят на улицу. Перед тем, как подняться по ступенькам широкого бетонного крыльца с низенькими перилами, Антон привычно глядит вверх: прямо над подъездом громоздятся этажеркой переходные балконы. Ясно, что пацаньё любит на этих балконах околачиваться - плевать вниз, бросать щепки, камешки, бутылки. На крыльце полно осколков.
      14
      "ВНУТРЕННОСТИ" ДОМА. В подъезде - чуть-чуть откуда-то подсвечивает. Лампочки побиты или вывернуты. Вместо выключателя на стене - дырка, торчат оборванные провода. Антон чертыхается, передаёт одну сумку Вере, вторую Наташке, достаёт из кармана связку ключей, находит нужный ключик, на ощупь раскрывает почтовый ящик. Несколько рекламных проспектов и открытка. Антон, ловя свет от уличных фонарей в витрин магазина в проём двери входа, пытается разглядеть, что за открытка. Не может - темно.
      Вера (подходя из темноты, раздражённо). Ни один лифт не работает, поздравляю!
      Тащатся на пятый этаж пешком.
      Наташка. Фу! Туалет и туалет! Хоть противогаз надевай!
      На пятом этаже дверь на переходный балкон приоткрыта. Рифлёное стекло зияет звездой пролома.
      Антон. Опять! Каблуком саданули, мерзавцы!
      Балкон пуст, за широкой колонной-подпоркой - никого. Дверь в первый тамбур распахнута, стёкол в двери нет. Тамбур - высокий и узкий, как шифоньер. Лампочки нет. Дверь в следующий тамбур, где мусоропровод и один из лифтов, - закрыта, она на пружине. Наташка - первая. Тянет на себя дверь, делает шаг. И отскакивает назад.
      Антон. Ну-ну, что такое?
      Оттесняет жену и дочь, открывает, перехватив сумки одной рукой, дверь сам.
      15
      ТАМБУР. Он довольно обширен, метров двадцать квадратных, в нём сухо, тепло и чисто. В нём - компашка. Два парня, Пацанчик и Деваха. Девица совсем голая, стоит, согнувшись к батарее отопления. Над ней копошится один из парней - Сынок.
      Замолкли, поворачиваются к Антону, смотрят. Второй парень (здоровый качок, похож на гориллу, глазки маленькие - Мордоворот) отрывает бутылку ото рта, губы облизывает, смотрит - пока без выражения, пустым взглядом. Деваха изгибает шею от батареи, пьяно высматривает.
      Деваха. Чё там? Хто там?
      Лишь тот, над ней, не отвлекается, работает, пыхтит - дорвался.
      Антон, придерживая дверь за спиной локтем, дотягивается до двери в коридор, приоткрывает, отступает шаг в сторону.
      Антон (жене и дочери). Быстро!
      Вера с Наташкой шмыгают - торопливо, жалко, стыдно. Антон, чувствуя сверлящие взгляды, не в силах повернуть голову на деревянной шее. Замедленным движением прикрывает одну дверь, потом, шагнув в коридор, другую.
      16
      КОРИДОР. Горит всего одна лампочка - в центре коридора. Антон медленно, степенно идёт. Вера с Наташкой за ним. Топ... топ... топ.. Вот слева уже 90-я квартира, справа - 95-я. Топ... той... топ... Вот направо и родная квартира - 93-я. Дверь коричневым дерматином обита, глазок настороженно выглядывает, два замка сверкают. Всё как у людей - стандартно.
      Антон. Вера, достань свои ключи. Быстро! (За кадром) Быстренько надо, быстренько! Взгляды у "гостей" больно нехорошие... Что они там сейчас? О чём говорят?
      Вера копается в сумочке, роняет на пол платочек, губную помаду.
      Антон. Ну быстрее, В-в-вера!
      Вера. Да сейчас, сейчас! Куда они, проклятые, запропастились? Свои бы уже давно достал!
      Скрипнула дверь в тёмном начале коридора. Все трое испуганно замерли, смотрят. Показывается фигура. Одна. Идёт, вихляясь, к ним.
      Антон. В-в-вер-р-ра!
      Вера наконец выхватывает ключи, возится с чехольчикам - никак не сбросит со связки. Сбрасывает. Неловкими пальцами суёт ключ в верхний замок. Не попадает...
      Тот приближается. Это - Пацанчик. Под носом - усики серой прозрачной полоской, жирные губы, взгляд пьяный, нахрапистый. Один замок уже открыт. Пацанчик обходит Антона, словно столб, хватает за рукав куртки Наташку.
      Пацанчик. Пойдём к нам!
      Антон на секунду теряется. Подонок уже тащит перепуганную, упирающуюся Наташку, лыбится. Антон бросает сумки (банка с компотом - кр-р-рак!), задыхается от ярости. Хватает сучонка за шиворот и так дёргает, что тот плюхается на задницу. Антон вздёргивает его вверх и тычком запускает вдоль по коридору.
      Антон. Пшёл отсюда, гадёныш!
      Пацанчик (согнувшись, трепыхая руками, словно крыльями, летит, чуть не падает). Тюлень! Тюлень! Он меня ударил!
      В коридор впрыгивают парни. Бросаются к ним. Дверь распахивается. Антон, подхватив сумки, заскакивает последним.
      17
      КВАРТИРА. Дверь захлопывается. Антон поворачивает оба замка до упора. Набрасывает цепочку. (Железных полос ещё нет, нет и засова) С той стороны раздаётся глухой удар. Вера, не раздеваясь, опускается на ящик для обуви, облокачивается на пустую телефонную полку, хватается за сердце. Она массирует грудь, упорно смотрит на растущую тёмную лужу под сумкой: вишнёвый компот жутко напоминает кровь.
      Вера (за кадром). Придётся сейчас полы сразу мыть...
      Наташка сидит рядом на табуреточке, глаза - в пол-лица, испуг через край в них плещется. Антон, согнувшись, совсем как Деваха у батареи, вглядывается в глубокую скважину глазка. Вдруг по нервам ударяет звонок. Они все трое разом вздрагивают. Ещё: др-р-рлин-н-нь! И ещё: др-р-рлин-н-нь! И ещё, и ещё. Жёсткий палец там, в коридоре, утопил кнопку звонка и лишь, видимо, слегка её покачивает.
      Вера затыкает уши, сгибается к коленям и начинает рыдать. Всхлипывает Наташка. Антон обалдело смотрит с полминуты на белую коробочку под потолком, невольно морщась каждый раз при новой трели, потом подпрыгивает, срывает звонок. Тот хрястается об пол.
      Голоса за дверью. Открывай, козёл! А ну - открывай! Всё равно ведь откроешь - куда денешься? Давай, давай, быстро!..
      Вера (поднимая заплаканное, страшное в этот момент своей некрасивостью грязное лицо). Го... го... говорила - телефон... Всё тянешь, тянешь...
      Антон (зло отмахиваясь). Да о чём ты! (За кадром) Да-а-а, телефон сейчас бы не помешал...
      В дверь начинают долбить ногами.
      Голоса за дверью. Открывайте, эй! Щас дверь высадим!
      Дверь трещит, трясётся. Видно, что долго не выдержит.
      Антон. Наташка, быстро - молоток и самые большие гвозди!
      Сам сбрасывает плащ, бежит через кухню на лоджию. Там лежат две доски толщиной почти с кирпич: одна метра два длинной, другая чуть короче. Антон втягивает их в прихожую, примеривает - в аккурат. Длинная доска перекрывает через центр дверь по высоте, вторая ловко упирается в плинтус напротив, под телефонной пустой полочкой, и - под утлом к первой.
      В это время гаснет свет.
      Антон. Гады! Вырубили пробки в коридоре. Вера, зажги фонарик!
      Вера достаёт фонарик - он где-то здесь же, на обувной полке хранится, включает. Яркий луч пляшет по потолку, опускается на дверь.
      Антон. Наташа - свечи!
      Сам принимается вколачивать гвозди, соединяя доски в крепкий упор. Наташка приносит из комнаты и ставит на телефонную полочку сувенирный канделябр с тремя цветными столбиками, суетливо чиркает спичкой, поджигает. Качаются фантастические тени по углам. Наташка снова пристраивается на табурет. Антон притаскивает, сбегав с фонариком, из кухни хохломскую хлеборезную доску, прилаживает над упором, прибивает к вертикальной доске и к двери насквозь. Всаживает гвоздей восемь.
      Антон садится рядом с Верой на полированный обувной ящик. Все трое напряжённо смотрят на замки. Из коридора громят уже всерьёз - плечами, подошвами, бутылкой. Хр-р-рес-с-сь! Хр-р-рес-с-сь! Слышно, как ножом полосуют дерматиновую обивку.
      Антон (деловито). Везёт, что коридор у нас узкий - разбежаться и садануть как следует не смогут.
      Вера (смотрит на Антона жалким, каким-то затравленным взглядом). Что же соседи, а? Антош, что же соседи, а? (При неровных бликах свечей лицо её походит на гипсовую посмертную маску)
      Антон (вскакивая). Надо в девяносто вторую стучать.
      Он - прямо в заляпанных грязью туфлях - бежит в комнату, по ковру, приникает к узкому пространству между книжными полками и сервантам. В серванте - стандартный набор хрусталя, фарфора, на верхних полках - книги. Антон стучит костяшками пальцев в стену, морщится от боли. Тихо. Колотит кулаком. Хватает хрустальную вазу из серванта, бьёт донышком - тяжёлым, литым. В обоях появляются вмятины. Ни отзвука.
      Антон. Чёрт! Неужто дома нет? Да - дома, дома! Притаились, замерли... Ну только б позвонили по ноль-два...
      Антон, подсвечивая фонарикам, стремительно идёт на кухню.
      Антон. Попробую в девяносто четвёртую. Хотя...
      На кухне Антон снимает со стены (висит столовый набор) поварёшку, стучит над мойкой, прислушивается. Бесполезно. Швыряет поварёшку на стол. Достаёт ледяное пиво из тёмного нутра холодильника, отбивает пробку о край стола. Залпом, не отрываясь, выпивает из горлышка. Заломило зубы - морщится, качает головой, согревает рот ладошкой. Возвращается в прихожую. Жена с дочерью всё так же оцепенело не сводят глаз со вздрагивающей двери, сосредоточенно слушают угрозы.
      Голоса из коридора. Открывайте, мать вашу! Хуже будет!..
      Антон машинально берёт открытку, подсвечивает, бормочет, читая.
      Антон. "Телефон будет установлен в четвёртом квартале..."
      Сминает открытку, отшвыривает в угол. Подходит к зашторенной нише, шарит за ящиком с инструментами, достаёт туристский топорик в чёрном дерматиновом чехле. Расчехляет, деловито пробует пальцем лезвие. Садится рядом с Верой, ставит топорик у ног, прислоняет к стене. Вера, странно апатичная, обидно усмехается: куда, мол, тебе!
      Внезапно вспыхивает свет. Антон и Наташка вскакивают, смотрят, щурясь, на плафон. Горит, светит! Вера отрешённо протирает лицо носовым платкам, сморкается. Антон одним выдохом задувает свечи. И в этот же миг свет гаснет. И вновь зажигается. И тухнет. И вспыхивает. Антон, злясь, ломая спички, затепливает свечи, надавливает на выключатель. Стоит пару секунд, раздумывает. И начинает ковыряться, отпирать замки.
      Вера. Ты что?
      Антон. Ничего! Идите в комнату с Наташкой. Я с ними поговорю... (Берёт в правую руку топорик)
      Вера (вцепляясь в его руку). Да ты что? Их вон сколько! Поговорит он!.. Ничего они не сделают: постучат и уйдут. Сядь!
      Антон. Эх, ружьё бы сейчас! (Скрипнув зубами, садится снова рядом с женой, кладёт топорик рядом. И вдруг визжит) Эй, вы там! А ну перестаньте! Прекратите сейчас же, сволочи!
      За дверью становится тихо. Антон неуверенно глядит на Веру, она - на него. Наташка, приоткрыв рот, вытянув тонкую шею, вслушивается: неужели всё? Антон вскидывается: глянуть в глазок - забыл, что сам же перекрыл его доской. Проходит минута. Откуда-то издалека, из-за двух-трёх стен, доносится скорбная музыка - Бетховен. Наташка горячо быстро дышит. Вера, наоборот, затаилась, сдерживает дыхание, ждёт.
      Тр-р-рах-х-х! Гулкий металлический удар. И ещё. Бьют чем-то тяжёлым, железным (секцией от батареи парового отопления). Сверху, с притолоки, срывается кусок штукатурки. Ещё один. И вдруг - половинка кирпича: шмац! В дыру проникает коридорный свет. Врываются голоса, гогот пьяных негодяев.
      Антон напряжённо думает, лоб - складками. Мотает головой, принимая решение.
      Антон. Вот что: надо с лоджии на помощь звать. Прохожих или соседей. Быстро!
      Они, теснясь, спешат через кухню на лоджию. Над холодильником долдонит радио. Отчётливо слышно обрывок фразы:
      Радио. ...крепнут мир и дружба между народами...
      18
      ЛОДЖИЯ. Она - одна на две квартиры. Разделена тонкой перегородкой в половину кирпича. В боковых секциях-выступах "коленчатого вала" светятся зашторенные окна. Там - люди. Во дворе - тихо, пустынно. Рябит дождь. На дорожке показываются две фигуры. Идут мимо дома. Входят в круг фонарного света: мужчина и женщина, под одним старым широким зонтом, с сумками. Антон щёлкает шпингалетами, дёргает створку окна. Безрезультатно. Вера с Наташкой стоят, ждут.
      Антон. Что такое?
      Дёргает ещё раз изо всех сил. Ручка, стеклянный рифлёный шар, отрывается. Антон ударяется локтем и плечом о стену. Взрывается.
      Антон. На черта нам надо было стеклить лоджию? Пропадай теперь из-за этого!
      Вера. Антон! Антон! Сделай что-нибудь!
      Мужчина с женщиной удаляются, вот-вот, и скроются за выступом дома. Антон нагибается, подхватывает скамеечку, без размаха суёт её торцом в стекло. Оно лопается с оглушительным звоном. Прохожие приостанавливаются, вглядываясь из-под зонта. Антон высовывается в дыру, маячит секунд пять, оборачивается к своим.
      Антон. Чёр-р-рт! Ну как я буду кричать? Вера, ты крикни.
      Вера мнётся, отступает шаг, качает головой. Вдруг Наташка подскакивает к окну, хватается руками за стеклянные зубцы и страшным, ненатуральным каким-то голосам тоненько вопит.
      Наташка. Помоги-и-ите! Помоги-и-ите! Нас убива-а-ают!
      Мужчина с женщиной подхватываются, исчезают. Во многих окнах гаснет свет.
      Наташка (захлёбываясь). По... мо... ги... те!
      Отворачивается от пустого пространства двора, прикрывает заалевшими пальцами лицо, утыкается в грудь отцу.
      Из прихожей доносятся глухие звуки ударов: трах! трах! трах!
      Антон, часто дыша, прижимает к себе Наташку, смотрит на огненные жала свечей. Он чувствует горячий взгляд Веры на своём лице, но никак не может повернуться - странная вялость сковывает всё тело. Слышно, как снова падают куски кирпичей. Там, видно, пробивают дыру над притолокой.
      Антон (ровно, бесстрастно). Если бы не застеклили лоджию, мы бы сейчас спокойно к соседу перебрались. (Оживляясь) Подождите! Подождите! Сейчас всю раму высадим...
      Он бежит за топориком в прихожую. Наташка приникает к матери. Девчонка словно спит: не открывает глаз, еле держится на ногах. Лицо измазано в крови.
      19
      ПРИХОЖАЯ. Антон подхватывает топорик, глядит - наверху зияет уже приличная дыра. Левый верхний угол дверной коробки ходит ходуном. И тут Антона осеняет.
      Антон. Чёрт, ванная же!.. Вера, Наташка, сюда!
      Он открывает дверь в ванную, впускает Веру с Наташкой, бросает напоследок взгляд назад: дверной косяк трещит, выскакивает из плоскости стены.
      20
      ВАННАЯ. Антон задвигает защёлку, суёт фонарик Вере, Наташке - топорик. Обеими руками срывает зеркало вместе с полочкой. Летят вниз банки, тюбики, флаконы, расчёски, зубные щётки. Антон швыряет стеклянную полку в ванну она разлетается. Перехватывает поудобнее топорик, бьёт острием по стене.
      Перегородка - тоненькая стеночка из битого кирпича и сыпучего раствора. Видно, что вся нижняя часть перегородки закрыта деревянным шитом, на котором и держится раковина. От первого же удара образовывается окошко с ведёрное дно. Гремит и рассыпается зеркало соседа. Антон с сумасшедшей силой рубит крест-накрест несколько раз. Над раковиной получается дыра-проход.
      Антон. Наташка, полезай! (Подсаживает дочку, просовывает её ногами вперёд, проталкивает в пролом. Быстро подтаскивает стиральную машину) Вера!
      Жена ступает на унитаз, с него - на машину. Пытается перешагнуть раковину, но узкая юбка мешает.
      Антон (в бешенстве). Вера! Да задери ты её, чёрт возьми!
      Сам хватается за подол, задирает юбку. Вера, сверкая исподним, корячится, протискивается в дыру.
      Антон (за кадром). Боже, это же - кинокомедия! Это же - цирк!
      На глазах его появляются слезы. Прежде чем скрыться самому, Антон, охнув от натуги, стаскивает со стены железный эмалированный шкаф с запасами мыла, зубной пасты, стирального порошка, шампуней - придавливает им дверь. Вплотную к двери придвигает и стиральную машину. Пристраивает под ручку швабру. Только потом лезет в дыру.
      21
      КВАРТИРА СОСЕДА. В квартире соседа они, судя по всему, впервые. Антон сразу, ещё в ванной, пробует - есть ли свет? Есть. Обстановка в квартире убогая: в комнате - стол деревянный, старый, стулья под стать столу, дерматиновый диван с валиками, по стенам развешаны картинки из журналов: портреты маршалов, Сталин, военные баталии. Антон устремляется к телефону: он, ярко-красный, стоит на тумбочке у окна. Антон хватает трубку, приникает к ней ухом - лицо его резко меняется. Поворачивается к Вере с Наташкой.