Когда 42-летний Уэллс увлекся 22-летней Эмбер Ривз из известнейшей лондонской семьи, друзья Джейн были просто шокированы. Однако благоразумная Джейн отнеслась к бурному роману мужа спокойно. Она ждала ребенка, поэтому большую часть своего свободного времени посвящала покупке необходимых в таких случаях вещей.
Джейн знала и о страстном увлечении мужа журналисткой Ребеккой Уэст (псевдоним Сесил Фэрфилд), женщиной, поражавшей всех своим оригинальным и острым умом. В 1912 году начался их бурный роман. Знакомство состоялось при весьма необычных обстоятельствах. В одном из небольших феминистских журналов была напечатана рецензия Уэст на очередное произведение Уэллса. В своей рецензии Ребекка резко критиковала роман. Уэллс обычно не обращал внимания на выпады в свой адрес. Однако на этот раз смелая рецензия его заинтересовала. Он по достоинству оценил легкий стиль и чувство юмора автора.
На своих сверстников Ребекка смотрела свысока, ибо она не сомневалась, что станет знаменитой. Уэллс же был человеком ее масштаба. Впрочем, это не мешало Ребекке сохранять независимость.
Ей было двадцать, ему – сорок шесть. Герберт решил, что наконец-то встретил богиню, о которой мечтал всю жизнь: столь чувственна и сладострастна была она в любви, а полеты ее фантазии были сравнимы разве что с фантазиями самого писателя. В одном из любовных писем, адресованных Ребекке, Уэллс нарисовал пантеру и ягуара, сидящих рядом: Уэст он видел пантерой, а себя – ягуаром. У Ребекки от Уэллса родился сын Энтони. Их роман продолжался десять лет. Расстались они неожиданно.
Австрийская журналистка Гедвиг Вереной Гаттерниг после ссоры с Уэллсом, с которым она состояла в любовной связи, пыталась покончить жизнь самоубийством в его лондонской квартире. Жена Уэллса, Джейн, посещавшая время от времени эту квартиру, успела доставить Гедвиг в больницу и тем самым спасти ей жизнь. Газеты подняли страшный шум. Причем обвинительные стрелы летели и в сторону Ребекки Уэст. Писателю удалось замять скандал, но Ребекка понимала, что ее репутация может быть безнадежно испорчена. К тому же ей не нравилось, как относится Уэллс к ее творческой карьере. «Он читал лишь две первые страницы любого моего литературного произведения». Ей надоели его раздражительность и быстрая смена настроений, его многочисленные любовные романы.
Книги самой Ребекки постепенно завоевывали сердца читателей. Ее окружали поклонники, а издатели предлагали ей щедрые гонорары. Уэллс же стал вести с ней непозволительно грубо. В Париже, например, когда Ребекка попросила ее взять с собой в гости к Анатолю Франсу, он сказал, что она будет ему только мешать, к тому же она недостаточно красива, чтобы идти в гости к Франсу. Пожалуй, Герберт сам убил ее любовь своей повышенной требовательностью к ней и несносными капризами. В 1923 году их пути разошлись…
В 1906 году во время пребывания в США Уэллс познакомился с русским писателей Горьким. Они оба читали друг друга в переводах: их переписка, особенно после встречи в Лондоне в 1907 году, была дружеской и не прерывалась. В 1920 году Уэллс в сопровождении старшего сына Джипа приехал «посмотреть Россию». Вместо планируемых двух дней он провел в Петрограде две недели. Герберт подолгу разговаривал с Горьким, его друзьями, встретился с лидером большевиков Лениным.
Уэллс к концу поездки выглядел утомленным и подавленным, о чем сказал секретарше и переводчице Горького. Мария Игнатьевна Закревская-Бенкендорф-Будберг, или, как ее звали друзья, Мура, была легендарной женщиной своего времени, музой и помощницей многих великих людей: Горького, Локкарта, Корды и других. Герберт познакомился с ней в Лондоне перед войной, за девять лет до того, у их общего друга Беринга. Тогда ей было двадцать. К моменту московской встречи с Уэллсом дочь сенатского чиновника Игнатия Платоновича Закревского успела дважды побывать замужем.
Уэллс в Петрограде жил на квартире у Горького. В ночь перед отъездом в Лондон Герберт заглянул к Муре попрощаться. Что произошло дальше – остается тайной. Существует несколько версий от «он сорвал с нее одеяло, обуреваемый страстью» до «она пригласила его посидеть на диване, они покурили, поговорили, и, видя, что Мура заснула, Уэллс отправился к себе».
После разрыва с Ребеккой очередной любовницей Уэллса стала Одетт Кеун, уроженка Константинополя, наполовину голландка, наполовину итальянка. Кеун издала книгу «Под Лениным» – описание своего путешествия в Советскую Россию. Уэллс дал лестную рецензию ее творению, что и послужило поводом для их знакомства. Одетт совершенно свободно рассуждала о музыке, международной политике, неплохо рисовала пейзажи. Словом, это была женщина нового типа, свободная от чопорной викторианской морали. Они переписывались, а в 1924 году встретились в Женеве, в гостиничном номере Одетт. Как только Уэллс появился в комнате, женщина выключила свет и увлекла его к роскошной кровати. Одетт шутила: «Я тогда так и не поняла, был ли он гигантом или гномом».
В 1927 году Мура приехала в Лондон и решила навестить Уэллса в Эссексе – в доме, где жила его больная жена Джейн (они с Мурой были светски знакомы), в доме, где он прожил большую часть своей жизни, где выросли его сыновья и где он был в свое время так счастлив. Джейн всю жизнь не могла простить себе, что разрушила его семейную жизнь и построила свое благополучие на несчастье Изабелл. В свое время Джейн взяла в дом больную Изабелл, вторая жена Уэллса выходила первую. Джейн носила темные платья, у нее был тихий голос, в обществе она всегда старалась быть незаметной, хотя принимала и кормила обедами иногда до сорока человек, известных всему Лондону людей, влиятельных и знаменитых, и их блестящих, шумных, холодных жен. То, что Уэллс не считал московскую ночь с Мурой пустяком, о котором можно легко забыть, доказано тем фактом, что он, вернувшись тогда из России, без обиняков сказал Ребекке, что «спал с секретаршей Горького». Уэллс не любил изысканных выражений и называл излишнюю деликатность лицемерием. Ребекка, хотя и считала себя передовой женщиной и взяла свой псевдоним из «Росмерсхольма» Ибсена, долго плакала. Через пять лет он сказал о том же Одетт Кеун. Одетт пришла в неистовство, запретила ему ездить в Париж и Лондон, угрожала устроить погром. Теперь, когда он уезжал, она писала ему ежедневно о том, что ей скучно в доме на Ривьере, и грозила покончить жизнь самоубийством, если он немедленно не вернется. Уэллс не спешил возвращаться. В конце 1920-х годов писатель начал встречаться с Мурой.
Джейн знала обо всем – и про его роман с Амбер, у которой от него была дочь, знала о десятилетней его связи с Ребеккой, и о связи с графиней Елизаветой фон Арним, с которой он продолжал все еще поддерживать отношения, и, конечно, про Одетт Кеун и дом на Ривьере. Джейн знала и про «горьковскую секретаршу», но она была уже настолько тяжело больна, что ее это не беспокоило. Мура пробыла в Эссексе до вечера и увидела, как убит Уэллс приговором врачей: Джейн умерла от рака в том же году, не дожив до зимы. Но была еще Одетт, которая не собиралась уступать любовника без боя.
Одетт стала его внутренним и внешним врагом. Но прежде Уэллс или Эйч-Джи, как его звали друзья, на Ривьере (в двадцати километрах от побережья) построил дом по собственным чертежам. Когда Герберт перевез туда Кеун, с которой собирался провести оставшуюся жизнь (ему было шестьдесят, ей – тридцать восемь), он понял, что его избранница оказалась женщиной ревнивой, циничной, болтливой, требовательной, тщеславной, подавляющей его своими капризами.
Тем не менее писатель выезжал по своим литературным и общественным делам в Лондон, не говоря уже о делах семейных и свиданиях с тремя сыновьями, с которыми всегда ладил. Уэллс был членом нескольких лондонских клубов; у него всегда по меньшей мере одна книга находилась в печати. Он встречался с мировыми знаменитостями – обедал с Черчиллем, завтракал с Бивербруком и Ротермиром, державшими в руках всю лондонскую популярную прессу. В его лондонском доме постоянно звонил телефон, однако секретарь ограждал писателя от назойливых посетителей, друзей, читателей, почитателей, влюбленных в него женщин, критиков и коллег.
С 1931 года Мура начала фигурировать то тут, то там, как «спутница» и «друг» Уэллса. Переписка их, когда они разошлись, становилась все более регулярной, в то время как отношения Герберта с Одетт близились к разрыву. Весной 1933 года он назначает Муре свидание в Дубровнике, где должен был состояться очередной конгресс ПЕН-клуба. На этом конгрессе они были неразлучны, а после его закрытия провели вместе две счастливые недели в Австрии.
Той же весной Уэллс снял квартиру в Лондоне. Однако Одетт не намеревалась оставлять его в покое и поместила в 1934 году в американском журнале «Тайм энд тайд» нечто вроде воспоминаний о жизни с фантастом, где утверждала, что великий писатель после каждой неудачи впадал в прострацию, а с ней поступил непорядочно: позабавился и бросил. Кеун утверждала, что Эйч-Джи опаснее для друзей, чем для врагов, что он груб, вульгарен, мелок, но воображает себя титаном.
Уэллс отомстил бывшей любовнице через четыре года, опубликовав роман «Кстати, о Долорес», в котором, в частности, писал: «Мужчина и женщина перестали понимать друг друга в новом мире, в котором мы живем, любовники обречены на мучительный и хитроумный конфликт двух индивидуумов». Герой романа убивает свою несносную подругу, а ей на смену приходит другая женщина, несущая возлюбленному покой и свободу.
В 1934 году Уэллс отправился в США, где беседовал с Рузвельтом, затем поехал в Советский Союз – на встречу со Сталиным. В Кремле Сталин выслушал гостя со скучающим видом, чем разочаровал писателя, мечтавшего стать связующим звеном между двумя руководителями великих государств.
Мура в это время ждала Уэллса в Эстонии. Герберт приехал из Москвы раздраженный, злой, обвиняя русских в предательстве. Любовники провели две упоительные летние недели на берегу прелестного маленького озера, после чего вернулись в Лондон. Мура поселилась в двух шагах от Уэллса. Она заявила, что останется с ним, но замуж за него не выйдет никогда.
Беатриса и Сидней Уэбб, старые друзья Уэллса, социалисты, знавшие его с молодости, и другие, начиная с сыновей Уэллса и их жен и кончая Бернардом Шоу, бывавшие в его доме во Франции, знавшие про разрыв с Одетт, были поражены. Беатриса писала в своем дневнике: «Шоу сказал мне, что Эйч-Джи озабочен и болен: он попал под очарование Муры. "Да, она останется со мной, будет есть со мной, спать со мной, – хныкал он, больной от любви, – но она не хочет выходить за меня замуж!" Эйч-Джи, чувствуя приближение старости, хочет купить страховку на дожитие, женившись. Мура, помня все его прошлые авантюры, отказывается расстаться со своей независимостью и со своим титулом. Нечему удивляться!»
На торжественном приеме в ПЕН-клубе в честь его председателя Герберта Уэллса Мура принимала гостей как хозяйка. Однажды она уговорила Уэллса разыграть друзей и устроить «свадебный банкет». Было разослано около тридцати приглашений. Когда гости собрались и выпили за здоровье и благополучие новой семьи, Мура встала и сказала, что это всего лишь розыгрыш. Таким образом она пыталась отвлечь друга от мрачных мыслей, посещавших его все чаще. Припадки бешенства разрушали его прежнюю репутацию великолепного остроумного рассказчика (его сравнивали с Уайльдом, Шоу и Честертоном). Бывший разведчик, журналист и писатель Локкарт восклицал: «Бедный Эйч-Джи! 1930-е годы были к нему жестоки. Он предвидел нацистскую опасность, которую тогда многие не видели. Он стал пророком и памфлетистом, и его книги в этом новом стиле не раскупались, как раскупались его романы, написанные в молодости и последующие годы. Он вообще был во многих отношениях настоящим провидцем, но у него было особое умение гладить своих лучших друзей против шерсти».
Вторая мировая война разрушила его ум, его живость и даже талант, и оставалась от прежнего в нем только эта физиологическая потребность иметь подле себя женщину – для отдыха, для наслаждения и игры, как он мечтал всю жизнь, а не для сцен, слежки, осуждения днем ночных наслаждений и признаний. Он был разбит тем фактом, что мир, не послушавшийся его «пророческих романов», шел к своему концу. «Он верил в добро науки, – говорил писатель Оруэлл, – а когда увидел, что от точных наук может иногда быть и зло, то потерял голову».
Нина Берберова в своей книге «Железная женщина» писала: «Он говорил о женских правах и был домашним тираном. Его план любви – потому что у него был в начале всякого сближения с женщиной план любви – был: любить, быть любимым, подчинить, научить слушаться, медленно и нежно начать нагружать ее своими делами – контракты, печатание рукописей, счета, переводы, издатели, налоги. (…) Назвать его отношение к женщине эксплуатацией или мужским шовинизмом было бы слишком упрощенно, это отношение было совсем в ином плане: он не эксплуатировал женщину, он играл с ней в эксплуатацию, и она отвечала ему игрой в рабыню, в подавленную его гением тень. Оба играющие в эту игру знали, что лишь играют в нее, не принимали ее всерьез, и у мудрого Уэллса, и у мудрой его подруги, как у людей, видящих в своих действиях реализованную ими выдумку, была радость от этой игры. Когда он перегибал палку (а он это делал часто) и начинал в самом деле пользоваться ее кротостью, атавистически пытаясь уже всерьез подчинить ее своим капризам, она уходила от него. И он страдал от этих разрывов сильнее, чем страдала она».
Уэллс умер 13 августа 1946 года (в сентябре ему должно было исполниться восемьдесят лет). 16-го он был кремирован. Пристли, выступавший когда-то на его юбилее, сказал у его гроба речь о «великом провидце нашего времени». После кремации оба сына – Энтони Уэст и Джордж Филип (Джип) Уэллс рассыпали пепел с острова Уайт по волнам Ла-Манша. По завещанию, составленному незадолго перед смертью, деньги, литературные права, дом были поделены между ближайшими родственниками – детьми и внуками; прислуга и близкие не были забыты. Муре же было оставлено сто тысяч долларов.
Когда в 1934 году близкий друг Уэллса, английский писатель Соммерсет Моэм спросил Муру, как она может любить Уэллса, этого толстого и очень вспыльчивого человека, она со свойственным ей остроумием ответила: «Его невозможно не любить – он пахнет медом».
ФРЭНК СИНАТРА
(1915—1998)
Собственное имя – Френсис Алберт. Американский певец и киноактер. Получил признание благодаря эмоциональному исполнению песен, особенно любовных баллад. Наиболее известна его песня «Мой путь». Снимался в фильмах «Отныне и во веки веков» (1953, премия «Оскар»), «Парни и девчонки» (1955). В сороковые годы исполнял популярные песни в сопровождении оркестров Гарри Джеймса и Томми Дорси. Снимался на телевидении, выступал в клубах. Создал фирму звукозаписи «Реприза» (1960).
…Все началось в те времена, когда Мэрилин развелась со спортсменом Джо ДиМаджо. Монро пребывала в депрессии, ей было необходимо отдохнуть и развлечься. Для этой цели она избрала гостеприимный дом Синатры – они были добрыми друзьями. В одно прекрасное утро Фрэнк вышел на кухню и обнаружил там… абсолютно голую Мэрилин. Обнаженная «богиня» готовила для него завтрак. При виде прекрасного тела Монро Синатра почувствовал, что голова его закружилась… Их роман оказался бурным и продолжительным, хотя и с перерывами в несколько лет. Синатра немного уставал от нервозности Мэрилин. Наконец в 1962 году он все же решил на ней жениться. В ответ на его предложение Мэрилин произнесла нечто загадочное: «Не стоит беспокоиться, я не задержусь здесь надолго». Если бы он только догадался тогда, что означают ее слова! Синатра и Монро провели восхитительный уик-энд в роскошном отеле на севере Калифорнии. А через неделю Мэрилин не стало. «Как жаль, что я не успел спасти ее» – эта мысль не давала Синатре покоя до конца его дней.
Под его песни выросло несколько поколений американцев. А его жизнь породила массу легенд. И не случайно. Многие считают, что именно Синатра послужил прототипом Джонни из «Крестного отца», любимого певца сицилийской мафии, для которого она готова была сделать все.
…Девятнадцатилетняя красотка Долли Гараванте, крутившая роман с 20-летним боксером Мартином Синатрой, ничуть не смущалась того, что ее избранник был неграмотен, совершенно бесперспективен как спортсмен и страдал от астмы. Зато он был сицилийцем. Потому вскоре и стал отцом ее ребенка. Роды были настолько тяжелыми, что врачи сообщили Долли: «Больше иметь детей вы не сможете». Нарекли младенца Френсисом Альбертом Синатрой.
Его детство нельзя было назвать тяжелым. Мать работала переводчиком (а подрабатывала «акушеркой»: за каждый сделанный подпольно аборт получала от 25 до 50 долларов). Она покупала любимому сыну и хорошие игрушки, и дорогую одежду, а однажды одарила костюмчиками всю дворовую бейсбольную команду. Фрэнк отвечал на мамину доброту черной неблагодарностью.
Он совершенно не хотел учиться, хулиганил и в конце концов был изгнан из школы в родном городе Хобокене. После чего Долли устроила его курьером в небольшую газету. Однако спустя несколько недель Синатру со скандалом выставили и оттуда. Тогда Фрэнк, как и все итальянцы распевавший целыми днями песни, решил продемонстрировать публике свои музыкальные способности и упросил артистов местного трио разрешить ему выступать вместе с ними. Он просто хотел пристроиться хоть куда-нибудь, а оказался для трио сущим кладом. Он так пел, что вскоре группа отправилась в небольшое турне по Америке и провела его с огромным успехом. У молодого Фрэнка появились первые поклонники.
Вернувшись домой с гастролей, Фрэнк познакомился с Нэнси Барбато, которая жила в Джерси-Сити. Застенчивая девушка показалась Долли идеальным вариантом для ее обожаемого сына, и вскоре молодые люди сыграли свадьбу. Впрочем, женитьба вовсе не упорядочила разгульную жизнь Синатры, который почти не бывал дома, а деньги тратил отнюдь не на семейные нужды.
Ему снова повезло. Он попал в оркестр Томми Дорси, позже ставшего легендарным. Он-то и начал печатать на афишах имя Синатры первым номером. Здесь уж от восходящей звезды потребовали поработать. Но работа в новом коллективе проходила, мягко говоря, не безоблачно. Частенько Фрэнк вступал в конфликты с коллегами. Однажды дело дошло до того, что Фрэнк разбил о голову ударника Бадди Рича массивный стеклянный графин. Что совсем не помешало им стать в конце концов закадычными друзьями. А Томми Дорси Фрэнк вообще пригласил быть крестным отцом своей дочери, которая родилась в 1940 году.
После рождения ребенка Синатра переехал в Голливуд, где снялся в своем первом большом фильме и повстречал белокурую старлетку Элору Гудинг. «Отчего бы не переселиться к ней в номер?» – подумал Фрэнки. Словом, красотке Гудинг удалось заарканить одного из самых желанных для женской половины Америки мужчин. Правда, ненадолго. Зато этот непродолжительный роман обсуждала вся «фабрика грез».
Когда Фрэнк пел, каждой женщине в зале казалось, что он поет для нее одной. Во время съемок фильма «Выше и выше» он повесил в своей гримерной список двадцати самых привлекательных голливудских звезд, постепенно вычеркивая тех, над кем одержал победу. Синатра (к этому времени он был уже женат на подруге детства и стал отцом двух детей) после окончания работы над картиной не оставил в перечне ни одной незачеркнутой фамилии…
Однако артист успевал и другое. Успешно танцевал в мюзиклах «Поднять якоря!» (1945), «Пока плывут облака» (1945), «Это случилось в Бруклине» (1947), выступал за равноправие национальных меньшинств, занимался благотворительностью.
В 1941 году Синатра был признан лучшим певцом года! К тому времени Фрэнк решил, что пора бы ему начать самостоятельную карьеру вокалиста. Он надумал покинуть оркестр Томми Дорси. Компания «Эм-си-эй» обещала певцу 60000 долларов в год. К тому же выдающийся агент Джордж Эванс предложил Синатре стать его клиентом. Эванс как никто другой знал свое дело, он уже раскрутил таких звезд, как Дюк Эллингтон и Дин Мартин. Он подкупил дюжину юных особ для изображения восторга, школьникам раздал бесплатные билеты, обеспечив полный зал, и успех концерта Синатры был предрешен. В кратчайшие сроки Эванс организовал 250 фан-клубов певца по всей стране.
Ну а сам Синатра решил не отказываться от знакомств с воротилами мафии. Все-таки он был итальянцем, а мафиози им уже гордились, да, кроме того, Фрэнку вообще нравились связи с сильными мира сего, пусть даже и преступного. Он стал посещать обязательные для мафиози боксерские матчи.
Пришла пора поменять скромное жилище на особняк в Калифорнии, куда Фрэнк переехал вместе с Нэнси и семьей (в ней произошло прибавление – родился сын, которого назвали так же, как его славного папу). А 28 сентября 1944 года он был приглашен на чашку чаю к президенту США Рузвельту. Это был звездный час в жизни певца. Однако Синатру невзлюбила пресса. Она злословила о том, что певец дважды освобождался от службы в армии. Тогда Фрэнк отправился в действующие войска в Италию выступать перед солдатами. Там он, кстати, удостоился аудиенции у папы римского.
В 1946 году Синатра заключил контракт со студией «Эм-джи-эм». Его диски расходились десятимиллионными тиражами, Фрэнка приглашали участвовать в слетах и съездах международной мафии, а ее едва ли не самый знатный представитель – Багси Зигел – был приятелем певца. Среди знакомых Фрэнка был и Джо Фишетти – племянник самого Аль Капоне.
Свою жену Фрэнк видел очень редко, однако достаточно для того, чтобы родилась вторая дочь – Кристина. Разумеется, Синатра не стал добропорядочным отцом семейства.
Конец сороковых ознаменовался новыми веяниями в музыке: слащавая романтика, в которой так преуспел Синатра, начала уступать место фолк-музыке, стилю кантри. И с первого места певца вскоре вытеснили на пятое. К тому же в начале пятидесятых у него возникли узлы на связках, и он потерял свое главное достояние – голос. И лишь в 1954 году голос восстановился, а исполнительская манера стала более зрелой и по-прежнему неотразимой.
«Джентльмены предпочитают блондинок… но женятся на брюнетках», – гласит известная англосаксонская поговорка. Первая ее часть – также и название голливудской картины, на премьере которой познакомились две знаменитые кинозвезды: Фрэнк Синатра и Ава Гарднер.
До знакомства с Фрэнком Ава уже два раза побывала замужем. Она была настолько сексапильна, что не было мужчины, который не мечтал бы лечь с ней в постель. Гарднер и на экране оставалась тем же, чем была в жизни: роковой женщиной.
Как-то раз он пригласил ее покататься по злачным местам ночного Нью-Йорка. По сути сумасбродной парочке пришла идея пострелять по витринам местных магазинов. Лихое путешествие закончилось плачевно: Синатра сбил человека и, естественно, угодил за решетку. От тюрьмы певцу все же удалось откупиться. Впрочем, пострадавший прохожий отделался легкими ушибами. Так что же прекрасная Ава? Влюбленные могли до бесконечности колесить-куролесить по городу или сидеть дома и опустошать бутылки виски.
Но влюбился Фрэнки не на шутку. Он стал уговаривать Нэнси дать развод. Законная супруга воспротивилась. Но это вовсе не мешало Синатре появляться в обществе со своей новой пассией. Тем временем сильный удар нанесла «Эм-джи-эм», расторгнув контракт с артистом, и он оказался в весьма затруднительном положении. А у Авы (страстной поклонницы боя быков) назревал роман с молодым тореро из Испании. Кроме того, у певца появились проблемы с голосом. Правда, Нэнси дала наконец согласие на развод, который состоялся в 1951 году. И вслед за ним – помолвка и венчание Синатры и Гарднер, разочаровавшейся в тореро.
Однако Фрэнк вскоре понял, что допустил большую ошибку, оставив жену. Своенравная Ава не подчинялась мужу и зарабатывала куда больше, чем он. Первую годовщину свадьбы отпраздновали в Африке, где Ава снималась в фильме «Снега Килиманджаро». Фрэнк подарил любимой жене кольцо с бриллиантом, не сказав при этом, что купил его на деньги, снятые с ее кредитной карточки. «Я была замужем два раза, но никогда так долго», – иронизировала она на устроенной в эту честь вечеринке. Обиженный Фрэнк уехал на съемки фильма Ф. Циннемана «Отныне и во веки веков», где блестяще сыграл итальянца, солдата американской армии, забитого насмерть в тюрьме, – поразив всех убедительностью, непосредственностью и актерской интуицией. Теперь перед ним открылась и стезя драматического артиста. Синатру номинировали на «Оскара». Кроме того, обнаружилось, что он снова может петь. И он стал записывать баллады. Вокруг него появилась новая когорта поклонников. Фрэнк по-прежнему грубил всем подряд, был заносчив и регулярно общался с мафиози, что не могло понравиться Аве. И в 1953 году их браку пришел конец. Разрыв с Гарднер показался Синатре концом света.
В 1956 году он приехал на съемки фильма Стэнли Крамера «Гордость и страсть» в Мадрид, где жила Ава, до тех пор считавшаяся его женой, так как никто из них не побеспокоился о разводе. Но каждый из супругов был уже занят иной личной жизнью.
Прошло время, душевная травма зарубцевалась. Фрэнк познакомился с актрисой Лорен Бейколл, которая не смогла устоять против его чар. Пару часто стали видеть вместе. И Синатра в конце концов сделал ей предложение, но, поразмыслив, так и не женился. К тому времени он уже подписал совершенно фантастический по тем временам контракт. За три года работы певцу выплачивалось 3 миллиона долларов. А в сентябре 1959 года он был приглашен церемониймейстером на ужин, устроенный студией «XX век – Фокс» в честь советской делегации, которую возглавлял Никита Хрущев. На ужине присутствовали 400 самых именитых персон Голливуда. А сам Синатра провел половину приема рядом с Ниной Хрущевой – женой советского генсека. Он всегда любил политиков, обожал находиться подле них. Дружил с семейством Кеннеди и даже организовывал праздничный концерт в честь инаугурации молодого президента Джона. В этом шоу участвовали Элла Фицджеральд, Бэтт Девис и другие звезды первой величины. Впрочем, в Белый дом его больше не приглашали. Причиной стала Жаклин Кеннеди. Она знала о том, что ее мужа Джона и Мэрилин Монро познакомил Синатра.
Об отношениях Синатры с Монро следует остановиться подробнее.
Итак, Фрэнк Синатра, обозначивший для справочника «Кто есть кто» свою профессию как «баритон», в тридцать девять лет только что одержал крупную победу в жизни. Он завоевал награду академии за роль в картине «Отныне и вовеки веков», а также был удостоен звания «первого великого певца спален наших дней». В течение нескольких месяцев журнал «Тайм» называл его «одним из наиболее замечательных, сильных, драматических, печальных и порой откровенно пугающих личностей, находящихся в поле зрения публики».
О Синатре «Тайм» также писал: «Мужчина, безусловно, внешне похож на общепринятый стандарт гангстера образца 1929 года. У него яркие, неистовые глаза, в его движениях угадываешь пружинящую сталь; он говорит сквозь зубы. Он одевается с супермодным блеском Джорджа Рафта – носит богатые темные рубашки и галстуки с белым рисунком… согласно последним данным, у него были запонки, примерно стоившие 30000 долларов… Он терпеть не может фотографироваться или появляться на людях без шляпы или иного головного убора, скрывающего отступающую линию волос».
Фрэнк Синатра и Джо ДиМаджо, оба американцы первого поколения, в то время были самыми знаменитыми итальянцами в мире. Они оказывали финансовую поддержку одним и тем же питейным заведениям, включая «Тутс Шор» в Нью-Йорк-Сити. В 1954 году можно уже было сказать, что и судьба им обоим досталась одинаково несчастливая. У Синатры были определенные проблемы в его неудачном браке с актрисой Авой Гарднер. В Рино, еще до женитьбы, он принял чрезмерную дозу снотворного. Два года спустя после свадьбы он поступил в нью-йоркскую больницу с «несколькими порезами на предплечье». К моменту разрыва ДиМаджо с Мэрилин Монро отношения Синатры с Авой Гарднер были еще запутанным клубком.
Незадолго до смерти Мэрилин Монро один репортер спросил Синатру, насколько хорошо тот знает ее.
«Кого? – саркастически переспросил Синатра. – Мисс Монро? Она напоминает мне юную невинную девушку, с которой я ходил в старшие классы средней школы и которая позже стала монашкой. Это факт».
Когда Мэрилин рассказали об этом, она ядовито заметила: «Скажите ему, чтобы заглянул в "Ху из Ху"».
Согласно свидетельству фотографа Милтона Грина, впервые Мэрилин увидела Синатру на обеде «У Романова» в 1954 году, когда ее брак с ДиМаджо трещал по всем швам. Через несколько недель после встречи случился пресловутый «налет по ложному адресу», когда Синатра принял участие в попытке ДиМаджо разоблачить неверную Мэрилин.
Второй раз Синатра встретился с Мэрилин только через шесть лет, в 1960 году, когда распадался ее брак с Миллером и был провозглашен президентом Джон Кеннеди. В августе того года всю съемочную группу «Неприкаянных» Синатра пригласил на свой концерт в «Кал-Нева-Лодж», неподалеку от места натурных съемок в Неваде. На концерт Мэрилин пришла в сопровождении Артура Миллера, чувствовавшего себя явно не в своей тарелке. В то время Синатра как раз собирался выкупить «Кал-Нева-Лодж», представлявший собой казино и курортный комплекс на лесистом берегу озера Тахо. В рекламных объявлениях говорилось: «Небеса в горной сьерре». Но это был рай, облюбованный гангстерами.
Прелесть этого места была в том, что пограничная линия между Калифорнией и Невадой проходила как раз по территории курорта, деля пополам общественные помещения и плавательный бассейн. Казино было разрешено только в штате Невада, так как калифорнийские законы запрещали азартные игры. Синатра по-своему устроил казино, нанял новых менеджеров. Одним был Пол Д'Амато из Атлантик-Сити по прозвищу Скинни (тощий), которого главный юрисконсульт комитета конгресса по расследованию политических убийств назвал однажды «гангстером из Нью-Джерси». Его роль в «Лодже», согласно мнению того же представителя власти, состояла в том, чтобы защищать интересы главы чикагской мафии Сэма Джанканы.
Джанкана был «боссом боссов» чикагского синдиката и восседал на троне, занимаемом когда-то Аль Капоне. К 1960 году он стал заправилой целой сети организованной преступности, опутавшей обширные территории в Соединенных Штатах. Сеть эта охватывала казино и рэкет в шоу-бизнесе Западного побережья. После прихода к власти администрации Кеннеди Джанкана стал главной фигурой судебного преследования. Основной целью Роберта Кеннеди, министра юстиции, стало, ни много ни мало, уничтожение в Америке мафии. Джанкана, если бы его приперли к стенке, оказался бы в безнадежном положении.
