- Именно так.-Ответ его прозвучал серьезно, без тени юмора. Следующие свои слова он подбирал с особою неторопливою тщательностью:-Граф Ульрих фон Бек отнял у меня все, что мне принадлежало по праву рождения. Он согласился пойти в услужение к Люциферу.
      Тут только я сообразил, что бедняга не в своем уме.
      - Сударь, мне ничего не известно об этом.
      Он мне не поверил.
      - И о Граале, переданном Ульрихом Сатане?
      - Прошу вас, герр Клостергейм, отпустите нас. Мы ничего вам плохого не сделали.
      - Я служу Человечеству,-объявил он.-Не будет бессмысленного кровопролития, потому только, что мелкий наш хлыщ барон пребывает в расстроенных чувствах. Он злоупотребил своей властью.-Голос Клостергейма стал ледяным шепотом.-Теперь я служу человечеству,-повторил он.-Вы верите мне?
      - Сударь, я верю,-я решил потакать ему во всем.-Что же до остального, относительно моего предка...
      - Жаль только, что я не видел, как он умирал. Знаете вы, молодой человек, как душа фон Бека искала себе воздаяния?
      Я вновь ответил ему без обиняков:
      - Я ничего об этом не знаю. По-моему, предок мой умер естественной смертью.
      Он медленно кивнул. Определенно, Клостергейм-сумасшедший, но сумасшествие его было более возвышенным и впечатляющим, чем у любого из тех, кто собрались в этом подвале.
      - Не отобедаете ли со мною?-прошептал он, а затем, не дожидаясь ответа с моей стороны, развернулся и обвел взглядом собравшихся.- Несите ключ, сброд. Господин мой выносит глупость только в смиренных. А вы обуяны гордыней, вы все. На колени... все, кроме того, у кого ключ!-И все, как один, упали на каменный пол. Так Клостергейм продемонстрировал мне свою силу, в то время как женщина в белых одеждах, что распахивались, обнаруживая скабрезную нагую плоть, открыла замок на одних оковах, потом на других, и нож перерезал веревки.-Ну как, фон Бек? Вы отобедаете со мною?Представилось мне или действительно был намек на какое-то ужасающее томление? Не заманил ли он меня на дорогу, ведущую к смерти или к некому худшему рабству?
      - А мой друг?-спросил я.-Сент-Одран?
      - Он волен уйти. Прямо сейчас.-Он возвысил голос, обращаясь к коленопреклоненным своим служителям.-Проследите, чтобы шевалье был доставлен домой.-Он положил мне на руку свою холодную ладонь. -Прежде, чем вы уйдете, отобедайте со мной.
      Человек этот пугал меня, но все же мне было любопытно; не знаю только, почему, я едва ли не симпатизировал ему. Я колебался.
      - Сударь, сегодня ночью я должен как следует отдохнуть, на рассвете я дерусь на дуэли...
      Он отвернулся с таким безнадежным вздохом, что я не успел даже подумать как следует, как губы мои уже произнесли:
      - Хорошо, герр Клостергейм. Я принимаю ваше приглашение.
      - Весьма вам признателен.-Он шагнул по направлению к почтительно склонившемуся перед ним "алому плащу". Острым носком сапога приподнял трясущийся подбородок барона.-Никогда больше не станешь ты что-либо предпринимать без прямых моих указаний. Ты самодоволен и глуп. Ты не достоин той власти, которую я тебе предоставляю. Еще один такой проступок, сударь, и мне придется забрать вас...-тут он указывает большим пальцем вниз,-...туда.
      Фон Бреснворт попытался было вымолить прощения, но подавился собственной желчью.
      Клостергейм выдернул носок сапога из-под его подбородка.
      - Прощайте, мсье ле шевалье. Будьте спокойны, рыцарь фон Бек последует надлежащему курсу.
      Сент-Одран явно хотел воспрепятствовать этому плану, но я поднял руку, давая ему понять, что уверен в своей безопасности. Распрощавшись с шевалье, я последовал за Клостергеймом за ширму с козлиною мордой в какой-то узкий коридор, освещенный мерцанием факелов, дающих непривычный серебристый свет.
      - Эти мужчины и женщины ждут пришествия Антихриста,-сказал Клостергейм, не оглядываясь назад.-Им известно Рождение, Место и Время. Они верят, что будут избраны для власти, когда начнется царствие Антихриста. Толпа сия велика, но проста. Каждый несет на себе отметину языческого божка, выжженную клеймом на крестце, и верит, что удостоен особой милости. Я полагаю, Антихрист найдет применение и им, но они-жалкая и невежественная компания. Не лучше диких зверей, понимаете?-Его доверительный тон слегка покоробил меня.
      Мы спустились по короткому лестничному пролету и вышли в большой каменный зал, освещенный все теми же серебристыми факелами. Обставлен он был по-спартански: конторка, два стула, стол, несколько древних фолиантов и пергаментов и стальной глобус. У стены, рядом с низеньким раскладным ложем, стоял буфет с выдвижными ящиками. Камина не было вообще. Клостергейм прошел через комнату и достал из буфета блюдо с белым хлебом и двумя внушительных размеров головками сыру. На блюдо он положил нож, потом налил воду в два стеклянных бокала, и обед его был готов. Пододвинув стулья к столу, он снял шляпу и жестом пригласил меня садиться.
      Он с любопытством взглянул мне в лицо, неуклюжим движением пододвинув ко мне сыр и хлеб. Похоже, он почитал меня за какую-то диковинную зверюшку, чьего поведения постичь он не мог. Я отрезал себе кусок сыру, взял бокал с водою и подождал, пока хозяин мой не отрезал скудную порцию и себе. Пока он жевал, он смотрел мимо меня. Его глаза как будто следили за передвижением невидимых армий, а меня так и подмывало оглянуться через плечо, вдруг я тоже увижу то, что видел он. Продолжая наблюдать иллюзорную ту панораму, он обратился ко мне:
      - Тому назад лет этак сто пятьдесят мы с вами разыскивали ту же самую вещь.
      Я проглотил кусок, освобождая рот.
      - Не со мной, сударь.
      Я как будто бы проявил совершенно ненужную мелочную придирчивость.
      - Значит, с предком вашим. Та же кровь. То же имя. Мы искали Святой Грааль. Знаете вы, что Антихрист ждет только мгновения, когда завладеет Граалем, и тогда установит царствие свое?
      Я уже подозревал, что он помешанный, но чтобы настолько!
      - Нет, сударь. Я думал, Антихрист-всего лишь поблекший образ.
      - Однажды ваш предок отдал Грааль моему господину, коим Он был тогда. Так легло на меня проклятие этого существования. Он явился, Грааль, из Леса на Крае Небес. Что в Срединных Пределах. Однако, как вам должно быть известно, география Миттельмарха изменчива. Теперь уже Леса этого не отыщешь. Господин мой стремился умиротворить Господа Бога и предложил Грааль людям в знак своих чистых намерений. Но Грааль... он сам по себе. Он исчез, едва господин задумал отдать его. И теперь он потерян для нас. Но вы в силах найти его снова, фон Бек.
      Я не намеревался ничего отрицать или же совершать что-либо, что могло бы разъярить этого сумасшедшего. Пусть молчание мое явится как бы знаком согласия.
      - И вы полагаете, герр Клостергейм, что Грааль все еще в Миттельмархе? Но то, безусловно, место Проклятых Душ, отнюдь не Священных Чаш?
      Клостергейм нахмурил брови.
      - Так было. Но, поскольку Господь с Сатаной заключили сейчас перемирие, проклятых душ больше нет. Мы с вами, сударь, живем в такой век, когда грех не влечет за собою последствий. Новость эта должна ободрить вас, стремившегося создать Парадиз в Париже, вы не находите?
      - Не нахожу.
      - Ну что ж, в этом мы с вами согласны.-Он отрезал себе еще кусок сыру, но есть не стал.
      - Итак, герр Клостергейм, вы, стало быть, служите Антихристу? Из чего я заключаю, что Люцифер так и остался вашим господином.
      - Этого, сударь, я не говорил. Антихрист-не Бог и не Сатана. Антихрист принял бы владычество над царством, от коего оба они отреклись. К чему устремлен и я. Таким образом, у нас с ним один интерес. В архивах вашего рода есть указания относительно настоящего местоположения Грааля?
      - Видите ли, представления мои в этой области достаточно смутные.-Я хотел вытянуть из него побольше, но при этом я не желал предстать перед ним полным профаном, равно как и человеком, решительно отвергающим его выдумки.
      - Смутные? Но ведь всем оккультистам известно, что главная цель воздушной вашей экспедиции-вернуть Грааль!
      Меня несказанно удивило, с какою уверенностью говорит он о моих планах. Но все-таки я опять придержал язык.
      - И как же они догадались?-спросил я.
      - Родовое ваше имя, сударь, это же очевидно!
      - Оно так знаменито?
      - Фамильное предание. Те, кто связан с науками тайными и сверхъестественными, утверждают также, что вы владеете и мечом Парацельса.
      - В самом деле?
      - Тот, кто владеет двумя предметами силы,-и Чашею, и Клинком,-мог бы владычествовать над Землею и бросить вызов власти Небес!-Клостергейм отодвинул свой бокал.-Моя ненависть к вам глубока и безмерна, фон Бек, хотя вы не сделали мне ничего плохого, напрямую. Но вы существуете лишь потому, что враг мой, Ульрих фон Бек, превзошел меня.-Он вновь уставился в пространство у меня за плечом. Я поежился, избегая смотреть по направлению холодного этого взгляда.-Но, вероятно, вам самим не знакома такая ненависть, неизбывная и глубокая? Верно, сударь?
      - Думаю, нет.
      Он нахмурился, вперил взгляд в стол и проговорил, обращаясь, скорее, к себе:
      - Слишком от многого я оторван.-Он глубоко вдохнул воздух и снова поглядел мне прямо в глаза.-Итак, сударь?
      - Итак что, сударь?-Я так и не понял, что ему от меня нужно.
      - Присоединитесь вы к поиску, сударь? Или вернее, вы мне позволите сопровождать вас в вашей экспедиции?
      - Чтобы в конце вы меня убили?-Я не нашел, как иначе разубедить этого человека в его фантазиях и дать понять, что здесь происходит явное недоразумение. Я рассудил, что так мы ничего не теряем. Похоже, что все вообще, кроме меня и Сент-Одрана, искренне верят в реальность нашего надувательского предприятия.
      Клостергейм изумился.
      - Зачем же мне убивать вас, сударь?
      - Ваша ненависть, сударь. Та самая ненависть, которую вы только что упомянули.
      Он пожал плечами, в первый раз выразив что-то близкое к удовольствию (или что там заменяло чувство сие в его мрачном холодном сердце).
      - Какая в том польза, если убить вас? Смерть-ничто. Вот, то, что за ней воспоследует, уже имеет некоторое значение. Вы меня почитаете за какого-то мелочного мстителя?-Голос его доносился словно бы издалека, исчезающий, точно лед, испаряющийся туманом. Глаза его снова следили за действием невидимой драмы.-Ну, сударь, заключите вы сделку с Клостергеймом? Я буду вам проводником в Миттельмархе и также могу предоставить вам разнообразную помощь. Тогда всю прибыль делим пополам...
      - Я не совсем понимаю, что вы мне предлагаете, сударь.
      - Мудрость. Водительство. Прежде вы не совершали туда путешествий, я знаю. Самые разнообразные сведения. И, разумеется, в конечном итоге-подлинную силу. Силу, превосходящую все доселе известные. Территорию на нашей Земле, где вы могли бы производить любые опыты, какие только ни пожелаете. Все, что вас разочаровало во Франции, можно будет исправить, если вы все еще продолжаете грезить о том.
      - Перспектива заманчивая,-заметил я. Фантазия, переросшая все разумные пропорции, слегка вскружила мне голову.-Но, боюсь, у меня нет второго из упомянутых вами предметов силы. Что это за меч?
      - Меч Парацельса? Преклоняюсь пред вашею осмотрительностью.-Он покачал головой.-Где бы вы ни хранили его теперь, он спрятан надежно. Но битва грядущая будет грозна и опасна, и, несомненно, битву сию провести можно будет и в этом Царстве.
      Я оставил уже все попытки проследить за ходом его мыслей.
      - Вам открыты многие тайны, герр Клостергейм.
      Тон его был едва ли не извиняющимся:
      - Я более не всеведущ.-Взгляд его, кажется, обратился назад, в то время, когда он стоял во главе миллионов. Он начал рассказывать мне о жизни, которая, возможно, пригрезилась ему в мечтаниях, когда он был вождем адских полчищ и повел войско свое против самого Сатаны,-великий мятеж. Попытка свершить еще одну революцию. И вот теперь, как он утверждал, на него пало проклятие нескончаемого изгнания и вечных сомнений. Он,-как прежде него Люцифер,-потерпел поражение и был низвергнут. Но наказание его так и не открылось ему в полной мере. Он посвятил себя, как сам он это определял, "Торжеству Человека" и ждал только дня, когда ему снова достанет мощи бросить вызов Господу и Сатане.
      Бред его был столь грандиозен, а тон-прозаичен, что мне оставалось лишь молча слушать. Союз, который он мне предлагал (если бы я только верил в подобные вещи), мог бы обречь мою душу безотлагательному проклятию. Но для сумасшедшего речи его звучали слишком уж убедительно. Я соглашался, когда находил это благоразумным, и держал рот на замке, если чувствовал, что замечание мое может его насторожить. И вот он закончил:
      - Я задержал вас, сударь, уже поздно. Встреча, впрочем, для меня оказалась полезной. Я провожу вас наверх.
      Он провел меня по катакомбам обратно во внешний мир, продолжая говорить на ходу, без конца повторяясь, как человек, чей дух перенес сильный удар, например, смерть любимого родственника. Голос его вскоре слился с другими шумами в тоннелях. А потом он стоял вместе со мною в узком дверном проеме и глядел в явном недоумении на бледное небо рассвета. Я зевнул.
      - Устали, сударь?-спросил он.
      - Немного, сударь.
      Он медленно кивнул головою, слегка нахмурив лоб, словно бы он понимал умом, но не мог уже вспомнить то время, когда ему самому нужен был сон.
      - Я дам знать о себе, как только мне станет известно, что ваш корабль готов,-сказал он. Потом, с видом изумленного ребенка, показал пальцем на крошечное взвихрение снега, сдутого ветром с ближайшей крыши. Он так и держал палец вытянутым и, сощурив глаза, словно бы сосредоточившись на своих ощущениях, ждал, пока на кончик его не приземлится снежинка. Он вздохнул, но дыхание его не проявилось паром, как мое. Сначала мне показалось, он желает мне что-то сказать, но потом я сообразил, что он хотел только, чтобы я посмотрел на то, что для него было странным,-на эту снежинку.
      - Зима,-мечтательно произнес он,-ну конечно.
      Но снежинка так и не растаяла.
      Будучи без пальто, я уже замерзал. Зябко ежась, я распрощался с Клостергеймом и пустился бегом по улицам. В конце концов я выбрался все-таки к Мосту Младоты. У старого Причала Руна я поискал Монсорбье, но не нашел его. После восхода прошел только час, и уж одному из соперников приличествовало бы подождать другого хотя бы такое время.
      Тонкий слой снега покрывал каменную мостовую Причала Руна. Здесь никого не было с прошлой ночи. Озадаченный, я вновь понесся по улицам, пока наконец не налетел с разгона на дверь "Замученного Попа".
      Впустила меня фрау Шустер и, издав мощный вздох облегчения, заключила меня в объятие своих пухленьких и уютных ручек!
      ГЛАВА ВОСЬМАЯ
      Назначенная встреча срывается. Дальнейшие мечтания. Нам обещают крупные неприятности, но Сент-Одран разрешает все наши затруднения. Новости о горючем газе. Критский кошмар. Я озадачен. Ужасные разоблачения. Малодушное решение.
      Едва я вошел в пивную, на лестнице раздались торопливые шаги, и в зал спустился Сент-Одран,-этакий вояка в высоких сапогах с пистолетами во всех карманах и мешочком с порохом, прикрепленным к поясу,-во главе четырех наших юных друзей, также вооруженных до зубов, подобно шайке пиратов. Шевалье отдавал на ходу распоряжения и был так увлечен сим занятием, что не сразу заметил меня; когда же заметил, то застыл в комическом изумлении. - Боже правый! Вы уже спасены!-Он едва ли не оскорбился подобному повороту событий. - Скорее отпущен с миром,-немного утешил я шевалье.-Безумие герра Клостергейма оказалось гораздо проницательнее и утонченнее, нежели у племянничка ландграфини.-Я уселся в уголке у старой железной печки. Меня до сих пор трясло.-Мы проговорили всю ночь напролет. Были известия от Монсорбье? - Кровь господня! Я и забыл. Он же нас ждет! - Нет, не ждет. Он даже и не появлялся в назначенном месте. Сент-Одран помрачнел. - Монсорбье не трус. Должно быть, он скоропостижно скончался или, по крайней уж мере, свалился в горячке.-За спиной у него, неуклюже переминаясь с ноги на ногу, стояли четверо наших юных радикалов, разочарованные не меньше, чем мой партнер. Впрочем, их можно было понять: ведь они предвкушали такое приключение!-Нужно кого-то послать к нему.-Шевалье нахмурился.-Но он, кажется, не оставил адреса. - Он, без сомнения, сам нас разыщет.-Тут фрау Шустер подала мне бокал с подогретым вином, и я с благодарностью осушил его.-А что, барон лично сопроводил вас до дома? - Послал двоих головорезов. Из тех, что вчера захватили нас. Но еще до того, как я отбыл, он немного собрался с духом. И даже дал мне понять, что если мы будем и дальше вытягивать денежки у его милой тетки, денежки, предназначенные ему в наследство, это может закончиться очень трагично. - Он не послушался Клостергейма? Стало быть, он гораздо храбрей, чем я думал. - Или гораздо глупее, что вероятнее. Барон наш из тех людей, которые всегда понимают приказы хозяев своих буквально, но при этом еще почитают себя этакими хитроумными злодеями, если им вдруг удастся измыслить способ, как букву сию обойти. А если его обвинить в чем-то подобном, так он еще искренне изумится. - Вы полагаете, он будет пытаться убить нас? - Скорее, попытается подстроить нашу трагическую гибель. И, вероятно, весьма неуклюже.-Сент-Одран улыбнулся и распустил пояс со шпагой.-Но Бог с ним, с бароном. Кто меня действительно интересует, так это Клостергейм. Почему он нас спас? Он ничего не сказал? Я так понял, что имя ваше ему знакомо. - Друг мой, он тоже требует, чтобы мы взяли его пассажиром на летающий наш фрегат. Так же, как и ландграфиня, он безоговорочно верит в то, что Миттельмарх существует! Сент-Одран уселся на скамью и принялся отцеплять жабо. - Может быть, мы его все-таки и построим, фрегат. Похоже, у нас есть все шансы удвоить свое состояние только продажей кают! - И рейсом к каким-нибудь сказочным землям по вашим мифическим картам?-Я рассмеялся гораздо громче, чем шутка того заслуживала.-Куда мы отправимся, Сент-Одран? К мирам, коие воображает себе Клостергейм? В Миттельмарх, где займемся мы поисками ландграфининого супруга? А наш таинственный инвестор? Может быть, принц Майренбургский имеет намерение основать некую империю в Преисподней? А еще господин, предлагающий нам водород... куда он захочет, чтоб мы его отвезли? В какой-нибудь Кокейн, сказочную страну изобилия и праздности? Фрау Шустер уже подавала завтрак и делала нам настойчивые знаки. Я поднялся, чтобы пересесть за стол. А потом я лишился чувств. Сам даже не помню, как я упал прямо на Сент-Одрана. Должно быть, то просто сказалась усталость, но беспамятство обратилось тяжелым сном, и во сне мне явились видения: Клостергейм, суровый и мрачный, меч с какою-то птицею, заключенной в сияющей рукояти, чаша, изливающая ослепительный свет. И она-владычица моего сердца. Либусса гладила мою грудь и дышала мне в ухо, а я был беспомощен под ее ласками, точно змея в корзине у брамина, и проснулся в знакомой уже трясине холодного пота. Где Монсорбье? Дрался я с ним и был ранен? Я не мог различить, где был сон, а где-явь. Облака расступились над башенками Майренбурга. В окно лился серебряный свет луны. Я сел на постели, стянул с себя промокшую от пота рубашку, вымылся в холодной воде, что серебрилась в фарфоровой чаше, и вспомнил, что всю прошлую ночь проговорил я с Клостергеймом, что Монсорбье не явился получить свою сатисфакцию и даже потом не послал секундантов своих с извинениями. Какой-то алхимик или натур-философ пообещал снабдить нас с Сент-Одраном горючим газом, необходимым, чтобы поднять наш корабль в воздух. И все в один день. Вчера? Мои инстинкты вопили: "Сговор". "Совпадение",-возражал им разум. Когда со мною случалось нечто подобное, обычно я не прислушивался ни к инстинктам своим, ни к разуму, стараясь держаться где-то посередине, если то было возможно. Я поспешно оделся и пошел к Сент-Одрану. Как выяснилось, британец тоже склонялся к мысли, что против нас с ним готовится некий заговор. Его комнаты, ярко освещенные лампами и свечами, были завалены чертежами и картами, причем имелось немало таких, которых я раньше не видел. - Есть у меня подозрение, что все наши враги объединили усилия, дабы нас изничтожить,-сказал шевалье.-Хотя мы и рассчитывали, дружище, пробыть здесь до весны, я думаю, было бы очень разумно с нашей стороны, если бы мы все же поторопились с устройством маленького кораблекрушения. - Сент-Одран,-помрачнел я,-я что-то не помню, чтобы вы упоминали о каком-то кораблекрушении. - Я держу в голове столько возможных шагов, друг мой, что у меня не всегда получается все их облечь в слова. В последние дни я только и думал о том, как нам всего лучше будет бежать. И кое-что сообразил. Хотите, я вам расскажу? - Буду весьма благодарен вам, сударь. - Вот, значит, что я придумал... мы объявим еще об одной демонстрации уже имеющегося корабля, для которой используем, если удастся, предложенный газ. Но крепящая веревка... почему-то протершаяся веревка... неожиданно оборвется! Мы будем кричать, звать на помощь! Будем трясти гондолу! Мы создадим видимость самого искреннего отчаяния... а уж ветер доделает все остальное. Хорошо бы, конечно, заполучить водород: так мы и поднимемся выше, и полетим побыстрее. Часов через пять мы будем уже милях в ста отсюда. При правильном направлении ветра мы прибудем в Аравию еще до того, как возникнет нужда приземлиться. При золоте нашем и корабле мы без труда обретем покровителей и в Оттоманской Империи, и в независимых эмиратах, и, может быть, даже в Китае. Изменим имена. Назовемся как нам только будет угодно. А потом, годика через два, возвратимся в Европу с добротною сказочкой, объясняющей как продолжительное наше отсутствие, так и несметное наше богатство. Никто нас не осудит, и лишь немногие огорчатся! Дела принимали явно критический оборот, и при таком положении я был готов бежать едва ли не на любых условиях. Клостергейм меня просто пугал... Но оставался еще вопрос, который весьма меня беспокоил: как станем мы объясняться относительно пропажи золота, препорученного нам акционерами Компании? - Отговоримся разбойным нападением,-отмахнулся Сент-Одран.-Вполне подойдут те же самые головорезы, что похитили нас вчера. Заговор против нас. Настоящий заговор. Надо бы оповестить широкую публику и сделать это в ближайшие дни. Да, кстати, я перевел все деньги в один банк в Германии. Утром же я зайду к ландграфине и скажу ей, что племянник ее грозится помешать нашему предприятию, а нас убить. И если случится что скверное, он первым будет на подозрении. Что же до этих французских хлыщей... их вероломство, скорее всего, объясняется революционными взглядами. А я как раз написал ответ нашему таинственному дарителю с просьбой снабдить нас таким-то количеством горючего газа, необходимым для испытательного подъема наличествующего корабля, в котором мы переконструируем механизм управления и увеличим размер гондолы. Завтра будет известно, получим ли мы этот газ. Потом мы объявим о том, что намереваемся испытать его. Выберем подходящее время, когда будет достаточно ветрено, ну а дальше останется только решить, на каком из континентов мы собираемся приземлиться!-Он говорил по-английски, чтобы нас не сумели понять, если кто вдруг подслушивает.
      - Но шаром нельзя управлять,-я тоже перешел на английский.
      - Верно. Но можно рассчитывать скорость ветра и контролировать направление полета при помощи самых что ни на есть обычных парусов. Я признаю, в определенной мере нам придется отдаться на волю ветра, но мы будем не совсем уж беспомощны. В этом нет ничего сложного, вот увидите. План-то, в общем, незамысловатый. И осуществить его будет просто.
      Я уже миновал стадию всяких моральных терзаний. Теперь мне хотелось лишь одного: вырваться из кошмаров и круга кошмарных событий, освободиться от человека, который заявляет, что прожил на свете больше полутора сотни лет, и от этого неуловимого блуждающего огонька в облике женщины, чей образ меня неотвязно преследовал.
      - При этом вы получаете золото... и Бек свой тоже, если хотите,-добавил Сент-Одран.
      Бек, полученный ложью, подумал я, будет уже и не Бек. Человек, погрязший во лжи и обмане, как учит нас Гете, теряет в конце концов веру в себя, теряет любовь и расположение друзей. (Хотя, с другой стороны, бегство сие на воздушном шаре, пусть и является малодушным решением, может спасти меня от соблазна Либуссы и открыть предо мной перспективы, не запятнанные одержимым безумием.) Таким образом, нарастающая моя паника с легкостью заглушила глас совести. Что меня теперь больше всего волновало, так это как бы мы ни приземлились в стране, где я был объявлен уже вне закона! Я представил себе, как корабль наш опускается на главу Кремля... Ирония, заключенная в образе этом, весьма меня позабавила, хотя случись такое на самом деле, мне было бы не до смеха. Сент-Одран успокоил меня. Он уже в общих чертах проработал маршрут и предвкушал приключения, которые ждут нас в Аравии, Индии и Китае, и на каких-то еще неизвестных мне островах в Южном Море.
      - Я смотрю, вы уже четко наметили для себя курс действий, но как вы рассчитываете придерживать его на практике?-осведомился я.
      - Я хорошо разбираюсь в общественных вкусах. На данный момент публика предпочитает сенсации-не достоверность. Ту Фантазию, знаете ли, что облегчает нам бремя серой действительности. Сейчас я планирую, как мы запродадим наши будущие приключения, которые, кстати, и объяснят продолжительное наше отсутствие. Как мы, например, завербовались в войско диких бедуинов. Обнаружили Кладбище Слонов. В земле Кука стали свидетелями тайного Танца Мертвых. Как в сокрытой долине в самом сердце Сахары нас захватило в плен племя белых людей, почитающих Дьявола, и как мы потом спаслись. Мы станем богаты, фон Бек, понимаете?-Сент-Одран подмигнул мне, разбивая тем самым все мои доводы. Как можно противостоять утонченному и обаятельному негодяю, тем более, если тот прозрачно намекает, что он лучше, чем кто бы то ни было, знает цену красивым своим словесам, поскольку сам он ни на мгновение не подпадает под их заманчивое очарование!
      Тем же вечером, но позднее, я закутался в теплое кучерское пальто с пелериною, повязал горло шарфом, натянул шерстяные перчатки и вышел на улицу прогуляться. Я спустился к реке, перешел мост Младоты, потом-мост Королей с каменными изваяниями великих монархов, установленными через равные интервалы вдоль обеих балюстрад. Мне нужно было побыть одному, о многом подумать, еще раз перебрать в уме все, что приключилось со мною за последние тридцать шесть часов.
      Самое яркое впечатление оставила, разумеется, встреча с Клостергеймом. Меня весьма заинтриговало его несомненное знание истории жизни моего знаменитого предка. Его безумные речи о магии и отмщении выдавали незаурядное поэтическое воображение, каковое перевернуло с ног на голову всю общепринятую теологию. И все же, он явно был не в себе, если действительно верил в то, что я владею неким волшебным мечом, и могу отыскать Святой Грааль, и по желанию умею перемещаться в какие-то сумрачные миры, которые, по утверждению Клостергейма, суть отражения нашего мира. Он говорил мне о необычных людях и дивных зверях, о коих упоминали на протяжении многих веков в записках своих дерзновенные путешественники, и которое вошли в общественное сознание как существа из легенд и сказок. Скорее всего, земли, которые он мне описывал, были не более чем отражением его глубинной потребности поверить в истину незамысловатых историй, проникнутых высокой романтикой,-земли, где все болезненные человеческие проблемы разрешаются словно по мановению руки. Так кем же он был, Клостергейм, как не жалким безумцем, бегущим от двусмысленности и обескураживающего коварства реальности? Пожав плечами, я уставился в темные воды Рютта и вслух ответил себе:
      - Именно жалкий безумец и не более того.
      Однако я был абсолютно уверен, что Клостергейм-не простой сумасшедший, ищущий простых решений. Слова его были, скорее всего, усложненной метафорой... они не могли быть ничем иным. Я осмотрелся. Майренбург уже спал. Бледные облака, подсвеченные лунным сиянием, плыли в небе над городом, словно текучий, податливый пейзаж, не закрепленный еще волей Творца. А Земля до рождения своего, не была ли она вся-расплавленный камень и возбужденный газ? И не создалась ли она некоей мимолетною гальванической мыслью, которая и сама просуществовала не более доли секунды? Действительно ли Господь Бог сотворил и населил эту маленькую планету для каких-то своих, лишь ему ведомых целей? Или, возможно, просто чтобы развеять скуку? Могло ли быть так, что Бог с Люцифером, как утверждал Клостергейм, и вправду ведут нескончаемый спор, пытаясь прийти к соглашению об условиях перемирия и в конце концов воссоединиться в вечном союзе?
      Я всегда был далек от каких бы то ни было теологических абстракций. Шансы мои получить ответ на последний вопрос равнялись шансам убедить барона фон Бреснворта купить акции Компании Воздушных Исследований или же отказаться от тетушкиного наследства в пользу какой-нибудь богадельни.
      Я поспешил обратно на Правый Берег. Вновь оглядел с моста Причал Руна, пустынный и тихий. Снег, замерзший на тротуарах, был почти так же чист и нетронут, как и утром, когда я приходил сюда встретиться с Монсорбье. Вопреки всем заверениям здравого смысла во мне росла убежденность в том, что в последних событиях, со мной приключившихся, действительно преобладала некая сила, более мощная и великая, чем все, что доводилось мне испытать доселе. И я все больше и больше склонялся к мысли, что сила эта имела, хотя бы отчасти, сверхъестественную природу.
      Я решил, что пора уже возвращаться в гостиницу, согреться стаканчиком грога и отправиться спать. Мне оставалось только молиться о том, чтобы сны мои были спокойны, хотя я даже и не надеялся, что молитва сия будет услышана.
      В ту ночь я еще долго лежал без сна, и мысли мои вновь и вновь возвращались к Клостергейму и к его заявлениям о том, что у нас с ним одна судьба и что род наш наделен неким особым даром. Я всегда полагал нас, фон Беков, уважаемой благопристойной фамилией именитых саксонских землевладельцев, часто несхожих во мнениях, реже- согласных между собою, во всяком вопросе, за исключением самых основополагающих. Меня поразила и глубоко задела неожиданная мысль о том, что, быть может, и моя герцогиня Критская усмотрела во мне некоего Парсифаля и поэтому помогла мне спастись от заклятого моего врага. Едва я подумал о ней, как она уже предстала передо мною, ибо в это мгновение я перешел черту, отделяющую явь от сна.