Дочь похитительницы снов (Хроники Эльрика из Мельнибонэ - 5, Книга 2)

Муркок Майкл
Дочь похитительницы снов (Хроники Эльрика из Мельнибонэ - 5, Книга 2)

      Майкл МУРКОК
      ХРОНИКИ ЭЛЬРИКА ИЗ МЕЛЬНИБОНЭ V
      ДОЧЬ ПОХИТИТЕЛЬНИЦЫ СНОВ
      КНИГА ВТОРАЯ
      В мир ушли за пределами мира,
      В море за пределами моря.
      Орфей и его братья
      Ищут себе жен среди мертвых.
      Лобковиц. Орфей в Аушвице.
      1949 г.
      Глава 1
      Сны наяву
      В тот самый миг, когда Клостерхейм нажал на спусковой крючок, я осознал во всей полноте, насколько далеко ушел от своего привычного мира; осознал, к собственному великому изумлению, что и вправду оказался во владениях сверхъестественного.
      Пистолет Клостерхейма негромко тявкнул - и заглох; эха не было, звук словно растворился в воздухе. Пуля - я глядел на все это как завороженный вылетела из ствола, а в следующую долю секунды растаяла, будто ее и не было.
      Клостерхейм, на лице которого вдруг возникло выражение покорности судьбе, опустил руку и медленно вложил пистолет в кобуру, после чего многозначительно посмотрел на своего начальника.
      Гейнор выругался.
      - Разрази меня гром, - проворчал он, - мы в Срединном мире!
      Клостерхейм явно понял, о чем это он. И я тоже понял. Подсказала память древняя, загадочная память, унаследованная от моих много повидавших и много знавших предков.
      Окружающий мир, несмотря на всю свою чужеродность, выглядел слишком реальным, слишком вещественным, чтобы счесть его сновидением. А потому происходящему находилось одно-единственное объяснение, уже давно блуждавшее по границе моего сознания. Объяснение настолько же логичное, насколько оно было абсурдным.
      Гейнору не откажешь в сообразительности. Он правильно заключил, что мы очутились в мифическом Mittelmarch, на рубеже между человеческим миром и Волшебной страной. Наши семейные предания гласили, что мои предки изредка навещали это место. Я всегда считал, что Mittelmarch реален не более чем, к примеру, сказки братьев Гримм, но теперь моя уверенность поколебалась. А что, если Гриммы описали в своих сказках увиденное на этом рубеже? Что, если существует и Гадес, и прочие мифологические преисподние? И Мо-Оурия, может статься, была прообразом Альвхейма. Или Тролльхейма? Или тех таинственных пещер, где карлики ковали свои магические клинки?
      Эти мысли нахлынули на меня, пронеслись волной в то мгновение, когда я, широко раскрыв глаза, взирал на происходящее. Казалось, в этих вечных сумерках время приобрело некое, не поддающееся описанию новое качество. Ощущалась инородная текстура, неподвластная повседневному, обиходному восприятию и сопряженная с легкой нестабильностью... Я чувствовал себя так, словно проживал этот миг многократно и с разной скоростью, причем отдельные скорости мог замедлять или убыстрять по своему желанию. Схожее ощущение приходило ко мне в моих недавних снах, но я уже нисколько не сомневался в том, что все творится никак не во сне, а в наиматериальнейшей действительности. Иными словами, я начал воспринимать мультивселенную во всем ее богатейшем многообразии.
      Клостерхейм будто успокоился, как если бы "ориентация на местности" уняла в нем всякую тревогу.
      - Люблю ночь, - проговорил он тихо. - Ночью мне хорошо. И со мной лучше не связываться, - длинный белесый язык облизал тонкие губы.
      Ученый Фи одарил Клостерхейма невеселой улыбкой.
      - Можете попытаться убить меня иначе, но учтите - я сумею защитить себя. Посему советую вам проявить разумность и отказаться от агрессии. Мы и прежде сталкивались с насилием и научились с ним бороться. Позвольте заметить, что мы не испытываем уважения к тем, кто уничтожает жизнь и, упадая в забвение, готов захватить с собой всех вокруг. Мы не препятствуем падению, но твердо убеждены, что это путешествие следует совершать в одиночку.
      Я искоса поглядел на прочих нацистов, прикидывая, понимали они греческий, на котором говорил Фи, или нет? Судя по недоуменным взглядам, ученого понимали Гейнор да Клостерхейм, для остальных его речь была сущей тарабарщиной. Внезапно мое внимание привлекла фигура, притаившаяся позади отряда за высоким сталагмитом, напоминавшим гору поставленных друг на друга тарелок. Лица было не разглядеть из-за вычурного шлема, тело покрывал доспех, лучившийся серебристым сиянием; в темноте словно возник полубог в тускло светящемся облачении... В барочном доспехе сквозило нечто театральное, ненастоящее, придуманное Бакстом для очередной дягилевской экстраваганцы. Ни дать ни взять Оберон, король Волшебной страны. Я хотел было спросить Фроменталя, но тот отмахнулся, не отводя взора от Гейнора.
      Мой кузен успел оправиться от шока и вновь что-то затеял. Вполуха прислушиваясь к словам Ученого Фи, он извлек из ножен на поясе кинжал с инкрустированной рукоятью. Тусклая сталь, слоновая кость; блики призрачного света на лезвии... Мнилось, что кинжал так и норовит пронзить воздух и бросить вызов всему диковинному подземному миру.
      Покачивая кинжал на ладони, Гейнор оглядывал своих людей. Потом опустил оружие, встретился взглядом со мной - "попробуй, отними", ясно читалось на его лице, - а затем позвал на немецком, не поворачивая головы:
      - Лейтенант Лукенбах, идите сюда. На зов откликнулся ражий детина в черной форме СС, явно гордый доверием начальства. Его пальцы чуть ли не сладострастно сомкнулись на рукояти кинжала. Он ждал приказа, как рвущаяся с поводка гончая.
      - Вы тут упоминали об агрессии, - Гейнор выудил сигарету из портсигара. Выражаясь подобным образом, вы совершаете государственное преступление, ибо ставите под сомнение и даже отрицаете власть рейха. Не знаю, понял ты это или еще нет, мой тощенький дружок, но все вы отныне - граждане Великой Германии, а потому должны подчиняться законам фатерлянда, - речь получилась бы пафоснее, выспреннее, не пытайся Гейнор одновременно закурить сигарету. Когда у него снова ничего не вышло, он швырнул наземь и сигарету, и зажигалку. - А ваши законы, как ты сам, должно быть, догадываешься...
      Этот сукин сын строит из себя паяца!
      С восхитившим меня хладнокровием - или это был всего-навсего каприз самодура? - Гейнор жестом велел лейтенанту Лукенбаху идти вперед.
      - Покажите этому типу, на что может сгодиться наша старая добрая рурская сталь.
      Мне стало страшно за Ученого Фи, которому не хватило бы сил, чтобы справиться и с одним нацистом, не говоря уж о целой ораве. Фроменталь тоже казался слегка обеспокоенным, но когда я шагнул было навстречу Лукенбаху, удержал меня взмахом руки. Очевидно, этот жест должен был означать, что Фроменталю не впервой наблюдать подобную сцену.
      Ученый Фи, не меняя позы и не меняясь в лице, бесстрастно наблюдал за приближающимся эсэсовским офицером. Тот подходил все ближе, а ученый продолжал едва слышно бормотать что-то по-гречески: то ли молился за упокой своей души, то ли читал некое охранительное заклинание...
      Взгляд лейтенанта способен был напугать кого угодно. Я столько раз за последние месяцы встречал этот стеклянный взгляд - взгляд садиста, существа, которому позволили удовлетворять свои самые злодейские желания во имя высшей справедливости. Что нацисты привнесли в наш несчастный мир, какое зло они пробудили? Между релятивизмом и обманом не осталось места для человеческой совести. А без совести, подумалось мне, существуют лишь алчность и полное забвение - вечность несформировавшегося Хаоса или мумифицированного Порядка, который подыскал себе замечательный способ выражения в бреднях коммунистов и нацистов; те и другие сводили жизнь к мрачному набору прописных истин, из которых вытекали разве что стерилизация и смерть, а альтернатива, то бишь пресловутый "свободный капитализм", также вела нас к гибели. Жизнь цветет, когда силы находятся в равновесии. Нацистский "порядок" претендовал на установление равновесия; однако подобное "упрощение" многообразного мира знаменовало собой на деле тотальное разрушение. Фундаментальная логика: вызов - ответ, действие - противодействие. И сейчас мне, похоже, предстояло стать свидетелем очередного проявления стихии разрушения.
      Налитые кровью глаза Лукенбаха сулили смерть. Лейтенант вытянул руку с кинжалом и оскалился по-волчьи, глядя на Ученого Фи. Пройти ему оставалось два-три шага.
      Не в силах спокойно смотреть на происходящее, я метну лея навстречу эсэсовцу. Фроменталь пытался меня удержать, но не сумел. Однако добраться до лейтенанта я не смог: передо мной возник призрак в доспехах, столь же вычурных, как и на фигуре, которую я заметил в тенях; только у этого доспех был иссиня-черным. Забрало открыто, лицо - как оно мне знакомо, это лицо! Изможденное, бледное, с пронзительными рубиновыми глазами. Мое собственное лицо. Мой двойник! То самое существо, которое я видел в своих снах, которое являлось мне в концлагере.
      Его появление потрясло меня настолько, что я застыл как вкопанный, и нацист прошагал мимо.
      - Кто ты? - выдавил я.
      Мой двойник что-то ответил - во всяком случае, губы его зашевелились, - но я ничего не услышал. Тогда он отступил в сторону. Я повернулся за ним - и увидел, что он вновь пропал.
      Между тем Лукенбах приблизился к намеченной жертве почти вплотную.
      Ученый Фи неторопливо воздел длинную холеную руку, как бы в предостережение. Лукенбах и не подумал остановиться, будто шел под гипнозом. Пальцы его крепче стиснули рукоять кинжала, он готовился нанести удар.
      На сей раз мы оба - и я, и Фроменталь - рванулись было помешать эсэсовцу, но ученый взмахом руки заставил нас замереть на месте. Когда же Лукенбах приблизился на расстояние удара, Фи вдруг раскрыл рот - широко-широко (человек так не может, словно змея разинула пасть) - и закричал.
      Крик одновременно был ужасен - и мелодичен. Казалось, он извивается под высоким сводом пещеры, среди сталактитов, которые задребезжали в ответви мелко затряслись, угрожая рухнуть нам на головы. Впрочем, откуда-то я знал, что этот крик был "сфокусирован", что ли, и его направление и сила в точности соответствовали необходимому.
      Треньк, треньк... Ледяные кристаллы позвякивали, негромко бормотали. Но ни один не сорвался.
      Крик мнился бесконечным, безгранично протяженным в пространстве и во времени. Под самым сводом пещеры постепенно возник отзвук - ноты словно перетекали одна в другую, и неожиданно рулада оборвалась с резким щелчком.
      От группы сталактитов оторвалось ледяное копье - впечатление было такое, словно это произошло по воле Ученого Фи. Оно устремилось вниз, к ухмыляющемуся лейтенанту Лукенбаху, который, по всей видимости, решил, что его противник кричит от страха.
      Копье зависло в нескольких сантиметрах над головой эсэсовца. Оно как будто и вправду подчинялось воле Фи.
      Крик оборвался. Ученый Фи едва уловимо шевельнул губами. Ледяное копье послушно отклонилось и нацелилось в выбранную точку. Ученый повел ладонью. Копье описало плавную дугу - и элегантно, не подберу иного слова, именно элегантно вонзилось нацисту в самое сердце.
      Лукенбах взвизгнул, по пещере пошло гулять эхо, а лейтенант уже забился в предсмертных конвульсиях.
      Потом замер, вытянулся на каменном полу в луже крови, что натекла из раны; в груди у него торчало ледяное копье. Мы с Фроменталем потрясенно переглянулись: конечно, погибший был нацистом, но такая смерть...
      Гейнор между тем явно пересматривал свою стратегию.
      Вот мой кузен подошел к Лукенбаху, нагнулся и вынул кинжал из крепко сжатого лейтенантского кулака. Поморщился, отступил на шаг-другой и посмотрел мне в глаза.
      - Кузен, я снова тебя недооценил. Когда же, в самом деле, я научусь воспринимать всерьез и тебя, и твоих дружков? Ты уверен, что не хочешь пойти с нами? Или, по крайней мере, отдать мне Равенбранд, чтоб я больше к тебе не приставал?
      Я позволил себе усмехнуться, Фроменталь же громко и сурово произнес:
      - Дружище, в вашем нынешнем положении торговаться не пристало.
      - Положение - штука переменчивая, - Гей-нор по-прежнему не сводил взгляда с меня. - Что скажешь, кузен? Оставайся здесь со своими новыми приятелями, а меч отдай мне. Я заберу его наверх, чтобы сразиться с Хаосом. Договорились?
      - С Хаосом? С самим собой, что ли? - я не удержался от колкости.
      - Хаос - то, с чем я сражался, сражаюсь и буду сражаться, - напыщенно заявил Гейнор. - Потому мне и необходим Черный Меч. Если вернешься со мной, тебя ожидают великие почести; у тебя будет власть, ты сможешь вершить справедливость, по которой истосковался наш мир. Гитлер - всего лишь средство для достижения высшей цели, поверь мне!
      - Гейнор, - проговорил я, - ты предался Зверю. Ты рассуждаешь о Порядке, но каждый твой шаг, каждое действие - служба Хаосу.
      Теперь уже мой кузен расхохотался мне в лицо.
      - Глупец! Ты понятия не имеешь, о чем толкуешь! Если думаешь, что я служу Хаосу, ты законченный идиот! Я служу Порядку и буду служить ему вечно. Все, что делаю, я делаю ради лучшего, более стабильного, более предсказуемого будущего. Веришь в такое будущее - добро пожаловать в наши ряды, будем сражаться бок о бок. По правде говоря, Ульрик, это ты служишь Хаосу, а никак не я.
      - Где ты научился так ловко играть словами? - тихо спросил я. - Вроде вырос в Миренбурге... Ты ясно показал свою приверженность злу. Кузен, ты эгоист, твоя жестокость очевидна, твоя ложь слишком откровенна, чтобы я мог поверить в искренность твоих нынешний речей. Ты на самом деле желаешь одного сожрать нас всех с потрохами. Твоя любовь к Порядку - не что иное, как присущая безумцам одержимость чистотой и аккуратностью. Это не гармония, Гейнор. Это не Порядок в истинном смысле.
      По лицу Гейнора скользнула тень, словно он внезапно вспомнил о прежних, более приятных временах.
      - Что ж, кузен, тебе виднее...
      - Оставьте их, господин майор, - вклинился в нашу беседу Клостерхейм. Он выглядел обеспокоенным. - Чего зря время тратить? Все равно вы их не переубедите.
      - А вы, герр Клостерхейм, - справился Фроменталь, - вы тоже считаете себя верным рыцарем Порядка?
      Клостерхейм повернулся к французу, оглядел того с головы до ног и холодно усмехнулся.
      - Я служу своему хозяину. И Граалю, хранителем которого мне суждено стать снова. Мы еще встретимся, господа. Как я уже сказал, мне здесь нравится, я не боюсь этого места и рано или поздно завоюю его, - он помолчал с отсутствующим видом. - Как часто я жаждал наступления ночи, как злился, когда приходил день! Восход - мой заклятый враг. Здесь я у себя дома. И вам со мной не справиться.
      Даже Гейнор, казалось, изумился этой тираде.
      - Старомодные у вас взгляды, господин капитан, - заметил я. - Похоже, вы перечитали романтической поэзии.
      Клостерхейм смерил меня свирепым взглядом.
      - Я вообще человек старомодный, граф, жестокий и мстительный, - его голос буквально сочился ядом.
      - Уходите, - вдруг произнес Ученый Фи. - Если выйдете на свет, наши охранники убьют вас.
      - Что? Куда уходить? Какие охранники?
      - В темноту. За пределы света. А охранников у нас много, - Фи повел рукой, и почудилось, будто каменные колонны вокруг шевельнулись и в каждой проступило лицо офф-моо. - Время не властно над нами, принц Гейнор, это вы ему подчиняетесь.
      Да, Гейнор и Клостерхейм нас недооценили. Но мы вряд ли недооценили их. Нам было известно, что Гейнор фон Минкт превратился в красивую и коварную ядовитую змею.
      - Если мы уйдем, то вернемся с армией.
      - Тут погибла не одна армия, - отозвался Ученый Фи. - Кроме того, я не уверен, что вам удастся вернуться в то место, из которого вы ушли, тем паче отыскать выход на поверхность. Нет, вы уйдете во мрак за рекой, а там уж как рассудит судьба - или сумеете выжить, или погибнете. За рекой много таких, как вы. Остатки рассеянных армий, целые племена и народы. Думаю, вы не пропадете среди них, с вашей-то сметкой; наверняка обустроитесь и добьетесь процветания.
      Гейнор явно не поверил услышанному.
      - Племена и народы? - презрительно переспросил он. - Чем они питаются?
      Ученый Фи, уже повернувшийся, чтобы отправиться обратно в университет, ответил с легким раздражением в голосе:
      - Насколько понимаю, в основном они каннибалы.
      Он подождал, пока мы присоединимся к нему, потом посмотрел на нацистов. Те стояли где стояли.
      - Ступайте! - Фи повелительно взмахнул рукой.
      Гейнор, естественно, и не подумал подчиниться. Ученый Фи прошептал нечто неразборчивое. С дюжину ледяных копей обрушились из тьмы и вонзились в почву под ногами у нацистов. Гейнор переглянулся с Клостерхеймом - и дал команду отступить. Отряд медленно скрылся в темноте.
      - Мы вряд ли увидим их снова, - заметил Фи. - Они будут слишком заняты, чтобы нападать на нас - им нужно будет защищать себя.
      Я перехватил взгляд Фроменталя. Подобно мне, француз не разделял убежденности нашего хозяина.
      - Пожалуй, пора отправляться в Мо-Оурию, - сказал Фроменталь. - Надо известить обо всем мудрецов.
      - Верное решение, - одобрил Ученый Фи. - В иных обстоятельствах я бы советовал идти пешком, но сейчас скажу так - возьмите волука. Мы не ведаем, сколь близко сходятся временные потоки, а значит, проявить осторожность не помешает, - чувствовалось, что его забота продиктована не столько тревогой, сколько здравым смыслом.
      Фроменталь задумчиво кивнул.
      - Это будет любопытно.
      - Что такое волук? - спросил я у француза, когда мы расстались с Ученым Фи.
      - Я никогда его не видел, - откликнулся Фроменталь.
      ***
      Он проводил меня до моего "дома". Там меня ждал Равенбранд. Наши хозяева, по-видимому, учитывали все возможности и готовились к худшему.
      Я лег и заснул. Проспал я несколько часов подряд. Сны мои были причудливыми и тревожными. Я видел белого зайца, бегущего по подземелью, скачущего с уступа на уступ, с утеса на утес, мчащегося к башням Мо-Оурии; следом за зайцем громадными скачками неслась иссиня-черная пантера с высунутым алым языком. Еще я видел двух всадников, скачущих навстречу друг другу по покрытому льдом озеру. Первый в серебристых доспехах, ослепительно сверкающих в лучах бледно-голубого солнца; второй, его противник, весь в черном, броня украшена диковинными узорами, шлем изображает дракона, готового рвануться ввысь. У черного рыцаря было мое лицо, лица другого рыцаря я не видел, но почему-то решил, что это Гейнор - возможно, потому, что последняя встреча с кузеном была свежа в памяти. Проснувшись, в полудреме я размышлял о своем двойнике, который явно не желал, чтобы я вмешивался в происходящее и не дал мне защитить офф-моо от нациста. Может, у меня галлюцинации? В конце концов, кроме меня его никто не видит... Если обратиться к врачу, моим сновидениям, наверное, найдется какое-нибудь фрейдистское истолкование. Если же я вижу иную реальность, то как такое вообще возможно? Будем надеяться, что мудрецы Мо-Оурии сумеют - и захотят - утолить мое любопытство. Вот Оуна, к примеру, не отказывалась отвечать на вопросы. А когда прибудем в Мо-Оурию, я попрошу помощи: мне нужно вернуться в Германию, где мои соотечественники сражаются со злом, которое угрожает в ближайшем будущем поглотить всю Европу и даже весь мир.
      Мои размышления прервал голос Фроменталя. Когда француз вошел, я не смог сдержать удивленного возгласа: на бедре у него висел меч, а за спину был закинут лук и колчан со стрелами.
      - Вы ожидаете нападения? - спросил я.
      - Надо быть готовым к неприятностям, друг мой. Впрочем, у меня ощущение, что Ученый Фи не преувеличивал. Вашему кузену и его шайке пока будет не до нас: в темной стране им хватит иных забот.
      - А зачем вы идете в Мо-Оурию? - поинтересовался я.
      - Надо повидать друзей мэтра Ренара, - коротко ответил Фроменталь и перевел разговор на другую тему.
      Я завернул Равенбранд в отрезок ткани и забросил меч себе за спину. Затем собрал немногочисленные пожитки, надел шляпу с пером - применительно к обстановке она смотрелась еще нелепее, чем легионерское кепи Фроменталя, но я к ней привык. Можно было выходить.
      Правда, Фроменталь настоял на завтраке. Мы перекусили достаточно безвкусной похлебкой и отправились в путь. По лабиринту извилистых улиц Фроменталь вывел меня к реке, где под обрывистым берегом была заводь с гаванью. Там нас ожидал Ученый Фи, оживленно беседовавший с несколькими другими офф-моо.
      Мое внимание сразу привлек стоявший у причала "корабль". Сперва я решил, что он живой, но, присмотревшись, понял, что корпус судна вырезан из кристалла, переливавшегося на свету и оттого казавшегося живым. Цвет кристалла менялся от темно-бордового до ярко-красного. Невольно создавалось впечатление, что передо мной - огромный рубин, которому придана форма корабля. Очевидно, это и был волу к, о котором упоминал Фи. Я бы сказал, что волук более всего походил на некоего мифического зверя, извлеченного из бездны, где он давным-давно мумифицировался. Нос напоминал то ли рыбью, то ли драконью морду: широкие ноздри, мощные челюсти, слепые глаза... Чудилось, что корабль глядит на меня. Может, он все-таки живой? В уголке моего сознания брезжило смутное воспоминание...
      На спине волука - буду говорить о корабле, как если бы он и вправду был живым - имелась ровная площадка, что-то вроде громадного седла, способного принять пятнадцать - двадцать пассажиров. С бортов торчали массивные весла. Следом за офф-моо, продолжавшими беседу, мы поднялись по трапу.
      Чудесный корабль поразил меня настолько, что я ощутил потребность поделиться своим чувствами с кем-нибудь - например, с Фроменталем.
      Француза мой восторг позабавил.
      - Офф-моо тут ни при чем, - сказал он. - Природа постаралась, друг мой, наша матушка Природа. Это чудовище извлекли со дна озера и быстро сообразили, что, подправив по мелочи, его вполне можно использовать как плавучее средство. Но на самом деле волуками пользуются нечасто - спускаться по реке на них одно удовольствие, однако против течения приходится идти волоком. Я рассуждаю так: раз нам дали волу к, значит, наши хозяева уверены, что положение серьезное.
      - Они все же боятся нападения Гейнора? Почему? Ведь у них есть все возможности, чтобы защитить себя. Или они умеют заглядывать в будущее?
      - Они видят мириады будущих, друг мой. А это, в общем-то, все равно, что не видеть ни единого. Они доверяют своим чувствам, да и с людьми наподобие Гейнора дело имеют не впервой. Они знают, что ваш кузен глаз не сомкнет, пока не придумает, как отомстить за свое унижение. Офф-моо уцелели до наших дней именно потому, что умеют предугадывать опасности и готовы встретить их во всеоружии. Они не склонны недооценивать гейноров. Насколько мне известно, темная страна издавна зарилась на земли офф-моо. Тамошние племена раздирают внутренние распри, но время от времени вожаки заключают перемирие и соединенными силами нападают на Мо-Оурию. А Гейнору и Клостерхейму достанет хитрости и изворотливости, чтоб объединить все племена темной страны под своим началом. Все темные ненавидят Мо-Оурию, потому что каждый из них был изгнан оттуда за свои грехи.
      - Нас тоже выгонят?
      - Ну что вы! Погодите, пока доберемся до Мо-Оурии, и вы сами все поймете, - Фроменталь хлопнул меня по спине, как бы суля несказанные чудеса впереди.
      Когда мы уселись в неглубокие кресла посреди площадки, к нам приблизился Ученый Фи. Прощание было коротким, но теплым. Фи сказал, что надеется на наше возвращение, и взял с нас обещание подробно рассказать ему обо всем, что случится с нами в пути. Затем он спустился на берег, трап убрали, и офф-моо, в своих конических колпаках и развевающихся хламидах, встали к веслам. Подчиняясь умелому кормчему, корабль плавно вышел из заводи на усеянную звездами гладь реки.
      Нас мгновенно подхватило течение. Рулевому оставалось лишь удерживать корабль на курсе, а гребцы могли отдыхать. Двигались мы с пугающей скоростью, а река то расширялась, то сужалась, как будто проникая все глубже в недра планеты.
      Впрочем, в известном смысле мы были уже не на Земле. Ведь Mittelmarch иная плоскость бытия, здесь действуют законы Волшебной страны.
      Темные воды были изумительно прозрачны, взгляд проникал сквозь их толщу до самого дна, за несчетные годы выровненного течением до идеальной, почти искусственной гладкости. Я бы, признаться, нисколько не удивился, выяснись вдруг, что русло реки - рукотворно. Свет становился все ослепительнее, температура также росла, мы приближались к морю. Для офф-моо это внутреннее море было источником, колыбелью цивилизации, как Нил - для Египта.
      По берегам возвышались камни наипричудливейших очертаний, наполовину скрытые тенями, вода искрилась бликами, и, благодаря непрестанной игре света и тени, чудилось, будто река кишит всевозможными чудовищами. Постепенно я свыкся с фантасмагоричностью быстро меняющегося пейзажа. И тут, разглядывая "рощицу" стройных сталагмитов у кромки воды - этакие заросли местного тростника, - я заметил на берегу движение.
      Животное! И не маленькое. Глаза животного светились в полумраке изумрудно-зеленым. Я повернулся к Фроменталю и спросил, что, по его мнению, это мог быть за зверь. Француз удивился. "В окрестностях университета крупных животных не водится", - сказал он. Я пожал плечами и принялся вновь высматривать моего зверя. Какое-то время спустя он показался на берегу. Вышел на свет.
      Я уже видел этого зверя - в своих сновидениях. Огромная кошка, значительно больше самого крупного тигра; алый язык, оскаленная пасть со множеством острых клыков, два громадных резца... Саблезубая пантера, черная как смоль! Она бежала по берегу, помахивая длинным хвостом, и при желании, казалось, могла легко обогнать корабль.
      Чудовище из моих снов бежит вдоль подземной реки, по которой диковинный корабль несет меня в столицу странного народа офф-моо!
      Фроменталь тоже разглядел пантеру.
      - Ах, вот вы о чем, - воскликнул он. - Эти кошки редко подходят к реке, они боятся воды. Обычно они охотятся в темной стране, гоняются за каннибалами. Говорят, что они видят в темноте, поэтому их изрядно опасаются. Но открою вам тайну - хоть и кажется, что пантера смотрит на вас, на деле она слепа. Все они слепы.
      - Как же тогда они охотятся? И как она ухитряется следовать за нами?
      - Офф-моо уверяют, что эти животные ощущают тепло. Их глаза ловят не свет, а температуру. Вдобавок у них замечательно острый нюх. Они способны подобрать запах за целую милю. Темные ненавидят их и боятся как огня. А офф-моо считают пантер своей главной защитой против каннибалов.
      - Но почему каннибалы не охотятся на пантер?
      - Потому что им не хватает мужества. Они тоже почти слепы и потому спасаются предрассудками, то есть унаследованными от предков инстинктами. У них врожденная боязнь пантер, для которых они - излюбленная добыча.
      Офф-моо защебетали на греческом, показывая на пантеру, чье появление их как будто встревожило.
      Говорили они так быстро, что я перестал что-либо понимать. Фроменталь, более привычный к манере офф-моо, внимательно слушал. "Они гадают, - сказал француз чуть погодя, - что заставило пантеру приблизиться к реке".
      - Может, любопытство погнало? - прибавил он задумчиво.
      Фроменталь сделал знак своему знакомому, Ученому Брему, и отправился поговорить с ним. Когда он возвратился, то выглядел обеспокоенным.
      - Наши хозяева опасаются, что некая сила согнала кошек с их обычных охотничьих угодий. С другой стороны, это вполне может оказаться молодой самец, ищущий подругу.
      Между тем саблезубая пантера пропала из вида. Корабль замедлял ход. Мы приближались к месту, где река впадала в сияющее озеро, чей дальний берег терялся в кромешной тьме.
      Постепенно, как бывает, когда подплываешь на корабле или подъезжаешь на поезде к большому городу, мы стали замечать, что нагромождения камней по берегам реки, этакие пригороды, уступают место стройным каменным колоннам, в каких живут офф-моо. Эти башни нередко отливали тончайшими оттенками какого-нибудь цвета, что придавало еще большее очарование их загадочной красоте. Любопытствующие жители выходили из своих домов или глядели на нас с балконов, а гребцы налегали на весла, ловя течение, которое понесло бы нас к гавани, где стояли у причала такие же диковинные корабли-волуки.
      С изяществом, которое свидетельствовало о богатом опыте, рулевой подвел корабль к пристани из украшенного изысканной резьбой камня. На пристани уже собрались встречающие - в большинстве своем офф-моо, в обычных конических колпаках, едва уловимо разнящихся между собой. Среди них, чуть в стороне, я разглядел и точеную женскую фигурку - и сам поразился радости и облегчению, испытанным в этот миг. До сих пор я и не подозревал, насколько привязался к Оуне. В подземелье девушка-альбинос выглядела прекрасным призраком... Но к моей радости примешивалось и иное чувство, суть которого я никак не мог постичь. Может, чувство узнавания?
      Я сбежал по трапу на набережную и кинулся к Оуне, чтобы обнять ее, ощутить ее тепло, вдохнуть знакомый запах волос...
      - Рада, что вы здесь, граф, - пробормотала она, высвободилась из моих объятий и обняла Фроменталя. - Вы прибыли как нельзя более вовремя. Друзья мэтра Ренара принесли ужасные новости. Как мы и предполагали, наши враги напали одновременно на три королевства, и потеря любого из них обернется бедой. Вашему миру, граф, угрожает смертельная опасность. И сам Танелорн вновь в осаде - на сей раз его осаждает Порядок - и может пасть когда угодно. Кроме того, и Мо-Оурии грозит величайшая опасность в ее истории. Это не случайные совпадения, господа. У нас могущественный противник, - Оуна повела меня и Фроменталя за собой прочь от набережной по узким, извилистым улочкам.
      - Но Танелорн невозможно захватить, - проговорил Фроменталь. - Танелорн вечен! Оуна пристально посмотрела на него.
      - Вечность - как мы ее понимаем - сейчас под угрозой. Все, что мы принимали как данность, все постоянное и нерушимое, - всему грозит гибель. Амбиции Гейнора способны погубить мироздание. Конец мира, гибель разума, уничтожение человечества - и, может быть, исчезновение мультивселенной...
      - Надо было убить его, когда была возможность, - пробурчал Фроменталь. Оуна пожала плечами. Мы зашли в одну из башен.
      - Тогда его нельзя было убивать, - сказала наконец девушка. - Недопустимо.
      - Почему? - удивился я. Ее тон был таким, словно я ухитрился проглядеть самую очевидную на свете вещь.
      - Потому, - ответила она, - что в тот миг ему еще только предстояло совершить величайшее из своих преступлений.
      Глава 2
      Совет миров
      В какой-то момент я ощутил, что начинаю путаться во времени. Казалось, нам всем суждено прожить одинаковые жизни в мириадах соприкасающихся плоскостей бытия, причем мы обречены на попытки изменить предустановленный ход событий, хоть и понимаем всю тщетность этих попыток. Иногда кому-то везет, и его усилия изменить собственную судьбу неким образом поддерживают равновесие мироздания точнее, множества альтернативных мирозданий, которые Оуна называла "мультивселенной" и в которых наши жизненные драмы разыгрывались по одним и тем же правилам.
      Оуна была со мной терпелива, но я всегда отличался рациональным складом ума, поэтому для меня все рассуждения о мультивселенной выглядели бессмысленными. Мало-помалу я приобрел более широкий кругозор, который позволил мне уяснить, что наши сны - лишь обрывки чужих жизней, самые драматичные мгновения, и что некоторые счастливцы обладают способностью переходить из сна в сон, перемещаться между сновидениями и даже порой изменять их.
      Оуна проводила меня в отведенное мне помещение, подождала, пока я приведу себя в порядок, и лишь тогда заговорила о принципах мироздания. После достаточно продолжительного разговора мы вышли на улицы Мо-Оурии - большого, кипучего города, куда более космополитичного, нежели я мог предположить. С первого взгляда становилось ясно, что далеко не всех людей изгоняют в темную страну. Нам попадались целые кварталы, где жили бок о бок люди сотен национальностей, где происходило великое смешение культур, в том числе и культуры офф-моо, слившейся с человеческой. Мы проходили через уличные развалы наподобие тех, какие я видел в Кельне, между домами, которые вполне уместно смотрелись бы во французских средневековых городках. По всей видимости, пришельцы из верхнего мира появились в Мо-Оурии не вчера, успели здесь осесть и обустроиться, но сохранили при этом свои обычаи, разве что позаимствовав некоторые чужие традиции.
      Наряду с привычным в глаза бросалось и экзотическое. Оуна провела меня мимо базальтовых и гагатовых террас, украшенных блеклым лишайником, мимо балконов из тусклого известняка; на этих террасах и балконах виднелись существа, почти неотличимые от камня, который их окружал. А висевшая над городом вечная, искрящаяся ночь обладала собственным обольстительным очарованием. Теперь я понимал, отчего столь многие желают поселиться здесь. Конечно, ты остаешься без солнечного света и полей весенних цветов, зато можешь быть уверен, что тебя не втянут в конфликт, который мгновенно лишит всех вокруг и того, и другого.
      Да, я понимал людей, решивших остаться здесь, и симпатизировал им, но сам я ни за что не выбрал бы подобный удел: меня по-прежнему манила поверхность и прежде всего вспоминались крепкие, розовощекие веселые крестьяне из Бека... Никто из жителей Мо-Оурии не выглядел живым в полном смысле этого слова, пускай они и получали наслаждение от своего образа жизни и к их услугам были все блага подземной цивилизации. Огромная толща скал над головой, темные земли, о которых, вне сомнения, известно всем, непрекращающийся шум воды, слегка преувеличенная вежливость, с которой как-то не рассчитываешь столкнуться в кипении столичных страстей... Я восторгался городом, но более не испытывал желания остаться в нем навсегда. Меня тянуло на поверхность - в Германию, домой.
      Вдруг накатило жестокое разочарование, близкое к отчаянию. Я любил свою страну и свой мир.
      Все, что мне требовалось, - возможность сражаться за то, что я считал благородным и достойным уважения. Я рвался туда, где мои соотечественники противостояли трусливому гитлеровскому террору. Где мужественные люди бросали вызов жестоким филистерам, вознамерившимся растоптать великие ценности нашей культуры. Я выложил все это Оуне, пока мы пробирались по извилистым улицам-каньонам, любуясь архитектурой и красотами природы и обмениваясь изысканно вежливыми приветствиями со встречными.
      - Поверьте мне, граф Ульрик, - ответила девушка, - если нам повезет, у вас появится сколько угодно возможностей сражаться с нацистами. Но прежде необходимо многое сделать. Битва разворачивается по крайней мере в трех плоскостях мироздания, и сейчас кажется, что наши враги сильнее.
      - То есть вы хотите сказать, что я, помогая вам, сражаюсь за свою страну?
      - Вы сражаетесь в той же самой войне. Каким образом сражаться - вы решаете сами, и тут вам никто не советчик. Но ваше решение будет принято одновременно с другими, - Оуна улыбнулась и вложила свою ладошку в мою руку.
      Вскоре мы очутились в громадном природном амфитеатре, неподалеку от центра города. Здесь не было и следа сталагмитов, а сталактиты под сводом пещеры скрывались в глубокой тени, созданной ослепительным блеском озера.
      Я думал, что этот амфитеатр - нечто вроде римского Колизея или арены для боя быков, но нигде не было видно ни лавок, ни иных сидений.
      Из амфитеатра наружу вела широкая дорога, упиравшаяся, по-моему, прямо в озеро. Будь офф-моо воинственным народом, я бы, пожалуй, заподозрил, что мы стоим на плацу для парадов; перед глазами сама собой возникла картина: одержавший победу в сражении флот возвращается в гавань, моряки сходят на берег и маршируют по дороге к амфитеатру, а горожане восторженно их приветствуют.
      Оуну позабавили мои фантазии, особенно когда я упомянул, что дно амфитеатра словно вытоптано тысячами ног, да и запах ощущается какой-то знакомый. Но заговорила она о другом и, как и раньше, изъяснялась весьма загадочно.
      - В другой раз вы сюда уже не попадете, почти наверняка, - сказала она, Если только не вернется хозяин.
      - Хозяин?
      - Да. Он прожил вместе с офф-моо много-много лет, с самого основания города. Поговаривают даже, что они вместе пришли в этот мир. Находятся такие, кто утверждает, что сам город был построен вокруг хозяина. Он очень стар и много спит, но когда чувствует, что проголодался, покидает это место и отправляется вон туда, - Оуна указала на дорогу, - к озеру. Порой он исчезает надолго, но всегда возвращается.
      Я огляделся, выискивая хоть какие-нибудь признаки того, что здесь живет некое существо.
      - Ему что, не требуется ни мебели, ни укрытия от непогоды?
      Оуна расхохоталась.
      - Хозяин - огромная змея, - объяснила она, отсмеявшись. - Он похож на волука, но, разумеется, гораздо крупнее. Здесь он спит, когда возвращается в город. Офф-моо его не боятся; легенды гласят, что в прошлом он не раз их защищал. Они думают, что в озере он охотится. У него длинные плавники, похожие на крылья, и змеиное тело; кое-кто полагает, что у хозяина есть и лапы, что он больше ящерица, чем змея. Словом, вспомните волука и представьте себе такого же, но размером с этот амфитеатр.
      - Мировой Змей? - благоговейно проговорил я. На ум сразу пришла легенда о змее Уроборосе, Всепобеждающем, который, как верили наши предки, стережет Мировое Древо.
      - Может быть, - откликнулась Оуна. В ее тоне не было и намека на насмешку, она говорила вполне, искренне.
      Ее ладонь снова скользнула в мою руку. Я вдруг ощутил себя чужаком, вторгшимся на запретную территорию, и с радостью позволил Оуне вывести меня из амфитеатра в лабиринт городских улиц. Улыбаясь, она показывала мне роскошные водяные сады, обрамленные каменными аркадами, вдоль которых тянулся аккуратно подстриженный лишайник. Светящиеся брызги, летевшие от миниатюрных водопадов, переливались всеми цветами радуги. Я не прятал восторга, и моей проводнице это доставляло удовольствие; она с гордостью открывала мне все новые и новые чудеса Мо-Оурии.
      - Вы могли бы полюбить этот город? - спросила она, продевая руку мне под локоть. Я чувствовал ее дружелюбие, ощущал близость, какой никогда прежде не испытывал ни с одной женщиной. Это мне, признаться, льстило.
      - Я уже полюбил его, - ответил я, - а народ офф-моо считаю на редкость утонченным. Замечательный народ. Я бы охотно прожил здесь год-другой, чтобы изучить город, и то наверняка бы не увидел всех его достопримечательностей. Но знаете, фройляйн Оуна, у меня нет привычки прохлаждаться на курорте, когда моим соотечественникам угрожает враг куда более грозный, нежели владелец того амфитеатра.
      На это Оуна сказала, что понимает мою озабоченность и постарается всячески мне помочь. Я поинтересовался, нет ли в городе таинственного англичанина, капитана Бастэйбла. Оуна покачала головой.
      - По-моему, у него дела в другом месте.
      - А вы не можете вывести меня отсюда? Ведь вы тоже способны путешествовать из мира в мир.
      - Есть дороги сновидений, - сказала Оуна, - и отыскать их не составляет труда. Но отвести человека в мир, из которого он прибыл, порой попросту невозможно, - она подняла руку, предвосхищая мой протест. - Я пообещала, что у вас будет возможность сразиться с вашими врагами. Вы хотите победить, не так ли?
      - Если я правильно понимаю, вы советуете мне быть терпеливым. Я и так терплю. Что мне еще остается? - я не сомневался в искренности Оуны, в том, что она сдержит слово. Мне казалось, я знаю ее всю свою жизнь. Она вполне могла бы быть моей родственницей - к примеру, очень симпатичной племянницей. Вдруг вспомнилась убежденность девушки в том, что я должен знать ее. Что ж, не исключено, в каком-нибудь из бесчисленных временных потоков мы и встречались, поскольку в мультивселенной все одновременно непривычно - и знакомо. Скорее всего, Оуна приняла меня за кого-то другого, может статься, за одно из мириад моих вторых "я", разбросанных, если верить офф-моо, по бескрайнему, беспредельному множественному мирозданию.
      Я дружески пожал пальчики Оуны: мол, все в порядке, волноваться не о чем.
      Хотя у меня повод для волнения имелся: мало мне одного призрачного двойника, так их, оказывается, несчетные тысячи. Эта мысль напомнила о том, что случилось по дороге в город.
      Когда я упомянул о своем двойнике и его явлениях, Оуна нахмурилась вместо того чтобы посмеяться, как я ожидал. Стала задавать мне вопросы, уточняя, что и как; я старался отвечать исчерпывающе. Наконец она вновь покачала головой.
      - Не знала, что задействованы такие силы, - проговорила она. - Такие могущественные силы. Остается лишь молиться, чтобы их желания совпали с нашими. Да, я, как видно, плохо усвоила мамины уроки...
      - А кто были эти воины в доспехах?
      - Первый - точно Гейнор, если вы правильно описали броню. Второй - его заклятый враг, одно из ваших величайших воплощений, кому суждено изменить судьбу мультивселенной.
      - Значит, не предок, а второе "я"?
      - Можно сказать и так. Говорите, он вас о чем-то просил?
      - Было похоже.
      - Ему необходима помощь, - по тону Оуны можно было предположить, что она говорит о близком друге. - А что видел Фроменталь?
      - Ничего. Но я клянусь - это была не галлюцинация, не иллюзия! Во всяком случае, для меня.
      - Разумеется, не иллюзия, - согласилась девушка. - Пойдемте, нам надо поговорить с Фроменталем и его друзьями. Они уже давно беседуют, пора к ним присоединиться.
      Переходя с одного узкого мостика на другой, мы пересекли вереницу оврагов и расщелин, превращенных в каналы наподобие венецианских. Я в очередной раз восхитился тем, как умело и изящно офф-моо используют ландшафт. Гете наверняка поразился бы их уважению к окружающему миру. Как ни печально, у нас наверху этот окружающий подземный мир, если описать его в разговоре или в книге, сочли бы опиумным бредом какого-нибудь Кольриджа или По. Каждое общество платит свою дань за стремление большинства его членов отрицать очевидное, сколь угодно монументальное, но противоречащее общепринятому, то есть чудовищно узкому представлению о реальности.
      Мы вышли на небольшую площадь. Оуна подвела меня к башне; мы поднялись по асимметричной винтовой лестнице и очутились в помещении, удивительно просторном для жилища офф-моо. Обстановка в помещении более соответствовала человеческому вкусу - мягкие кушетки, удобные кресла, длинный стол, заставленный яствами и напитками. Судя по всему, Фроменталь не терял времени даром, беседуя с мэтром Ренаром и тремя незнакомцами, которые поднялись, приветствуя нас.
      Боюсь показаться невежливым, но все же вынужден сказать, что всем троим четверым, включая Ренара - место было на театральной сцене, а не в реальной жизни.
      Ренар, облаченный в кружевной костюм середины семнадцатого века, опирался на щегольскую тросточку; чувствовалось, что ему тяжеловато стоять на двух лапах. Наряд дополняла шпага, висевшая на алой шелковой перевязи.
      - Мои дорогие друзья! - воскликнул он, завидев нас, и даже прищурился от удовольствия. - Как я рад вас видеть! - лис неуклюже поклонился. - Позвольте представить вам моих товарищей из Танелорна - барона Блэйра, лорда Браг-га и герцога Брэя. Они прибыли сюда, чтобы найти союзников в борьбе против общего врага.
      Аристократическая троица вырядилась в мундиры кавалерийских офицеров наполеоновской армии. Барон Блэйр сразу привлекал внимание густыми бакенбардами и широкой, лошадиной усмешкой, открывавшей крупные неровные зубы. Лорд Брагг лучился самодовольством, точно единственный петух в курятнике, а герцог Брэй выглядел до нелепости торжественно. В отличие от мэтра Ренара, они все были людьми, однако в них ощущалось нечто деревенское, крестьянское. Впрочем, держались они достаточно дружелюбно.
      - Эти господа проделали долгий и опасный путь, чтобы присоединиться к нам, - объяснил Фроменталь. - Они прошли по лунным дорогам между мирами.
      - По каким дорогам? - я решил, что ослышался.
      - Это искусство доступно немногим, - голос Ренара напоминал лисье тявканье. Изъяснялся он на классическом французском, но согласитесь - даже лису из Волшебной страны не так-то просто освоить человеческий язык, ведь его речевой аппарат к этому не приспособлен. - Те из нас, кто его освоил, отказываются путешествовать иначе. Эти господа - мои добрые друзья. Когда мы поняли, какая опасность нам грозит, то все вместе покинули Танелорн. Я, естественно, разумею наш Танелорн. Некоторое время назад мы разлучились - так сложились обстоятельства. Но мои друзья сумели добраться сюда и принесли последние, горькие вести о судьбе Танелорна.
      - Город в осаде, - сказал Фроменталь. - Его осаждает Гейнор, в иной ипостаси. Ему помогает кто-то из владык Вышних Миров. Мы боимся, что город не устоит.
      - Если погибнет Танелорн, конец всему, - Оуна принялась расхаживать вдоль стола. Похоже, она не ожидала столь печального известия. - Всему, что мы любим.
      - Без помощи Танелорн падет наверняка, - вступил в разговор лорд Брагг, холодный тон которого не оставлял надежды. - Он - единственное, что осталось от нашего мира, все остальные земли захвачены. Гейнор правит ими от имени Порядка. Ему покровительствует владычица Миггея Безумная. И он ухитряется черпать силу у своих воплощений в других измерениях.
      - Мы пришли сюда, - подытожил герцог Брэй, - в поисках этих воплощений Гейнора, надеясь, что сумеем предотвратить их слияние. В нашем мире слияние уже произошло. А здесь Гейнор едва испробовал свою силу.
      Заметив мой непонимающий взгляд, Оуна пояснила:
      - Порой возможно, с помощью кого-то из бессмертных, свести воедино два или более воплощений одного и того же человека. Тем самым его силы и могущество многократно возрастают, но он быстро теряет рассудок. Мало того, подобное противоестественное слияние угрожает и стабильности мультивселенной. Тот, кто грабит собственные ипостаси, рискует всем и непременно заплатит за свои дела страшную цену.
      Ее взгляд, брошенный искоса, заставил меня поежиться. Холодок пробежал по коже, проник внутрь, в кости, и так там и остался.
      - Нельзя допустить, чтобы на Мо-Оурию напали потому, что мы здесь, горячо сказал я. - Почему бы не организовать экспедицию в темные земли и не ударить первыми? Гейнору потребуются месяцы, чтобы набрать достаточно сил.
      Оуна невесело усмехнулась.
      - Мы не знаем, с какой скоростью течет для него время.
      - Зато знаем, что можем победить его.
      - Это зависит от обстоятельств, - вмешался мэтр Ренар с извиняющейся улыбкой.
      - От каких обстоятельств?
      - От того, кого мы сумеем призвать на помощь. Позвольте напомнить вам, дражайший граф фон Бек, что в нашем мире непокоренным остался только Танелорн. У Гейнора могучие союзники. Известно наверняка, что ему помогает богиня.
      - Почему же Танелорн не пал до сих пор?
      - Потому что он - Танелорн. Город-убежище, приют для скитальцев, город вечного мира. Как правило, ни Хаос, ни Порядок на него не нападали. Танелорн олицетворение и средоточие Серых Жил.
      Оуна пришла мне на выручку.
      - Серые Жилы - суть мультивселенной, - пояснила она, - та самая субстанция, из которой произошло все остальное, плоть и кровь мироздания. Там, откуда они растут, изначально пребывал Священный Грааль. Живые существа могут приходить к Серым Жилам, могут даже поселиться возле них, если захотят, но любое нападение на Жилы, любое вооруженное столкновение поблизости от них угрожает существованию мироздания. Некоторые говорят, что войной мы оскорбляем божество. Другие верят, что Серые Жилы и есть божество; третьи считают божеством мультивселенную целиком. Лично я смотрю на все проще. Для меня мультивселенная - огромное дерево, растущее непрерывно, выпускающее новые корни, простирающее ветви во все стороны и направления; и каждый корень, каждая ветвь - отдельная реальность, отдельная история, рассказанная собственными словами. А Жилы - суть всего, начало жизни. Прежде на Жилы никогда не нападали, какой бы кровопролитной ни была война.
      - Атаковать Танелорн - то же самое, что нападать на Серые Жилы? - уточнил я.
      - Нет. Но возникает тревожный прецедент, - сказал лорд Брагг, неожиданно выказав иронический склад ума.
      - Значит, Гейнор угрожает сути мироздания. И что произойдет, возьми он верх?
      - Гибель. Распад. Уничтожение разума.
      - Но как он может победить? - ко мне возвращались навыки стратегического мышления, в свое время вбитые в мою голову старым фон Ашем.
      - Заручившись поддержкой кого-либо из владык Порядка или Хаоса. Среди тех и других есть такие, кто думает, что если им удастся подмять мироздание под себя, мультивселенная сразу станет лучше и благополучнее. Боги бессмертны, но у них бывают приступы, когда рассудительность и ответственность сменяются старческим слабоумием и фанатизмом. Именно это и произошло с союзником Гейнора в нашем мире.
      - Говорите, бог?
      - Вообще-то богиня, - лорд Брагг позволил себе усмехнуться. - Знаменитая герцогиня Миггея из Долвика. Древний аристократический род Порядка...
      - Порядка? Но ведь Порядок не терпит несправедливости !
      - Агрессивное слабоумие присуще не только Хаосу, граф. И Хаос, и Порядок подчиняются общим законам. Они растут, набираются сил, крепнут, достигают зрелости, затем стареют и умирают. И в агонии на пороге смерти они отчаянно цепляются за жизнь. Готовы заплатить любую цену. Все прошлые союзы и договоренности утрачивают значение, главной становится алчность, хищническая жажда жизни, по воле которой они терзают малых существ, чтобы напитать свои развращенные души. Даже благороднейшие владыки подпадают под власть этой алчности, чаще всего - когда Хаос на подъеме, когда он приближается к зрелости.
      - Не повторяйте моей ошибки, - шепнул мне на ухо Фроменталь, - не путайте Порядок и Хаос с добром и злом. У того и у другого есть свои пороки и свои добродетели, свои герои и свои злодеи. Они олицетворяют враждующие темпераменты человечества и указывают, какими мы можем стать, когда достоинства обеих сторон объединятся в одном человеке.
      - И часто такое случается?
      - Иногда бывает, - сказал лорд Брагг. - Люди появляются, когда возникает необходимость.
      - Надеюсь, Гейнор не из их числа?
      - Ни в коем случае! - гневно вскричал мэтр Ренар. - Он - исчадие преисподней, в нем слились воедино все пороки! Своими делами он обрек себя на вечную ненависть и вечное проклятие. А между тем он убежден, что действует по собственной воле, отвечая на вызов судьбы.
      - И все же у него есть сверхъестественный союзник?
      - В нашем мире - да, - лорд Брагг на мгновение словно сбросил маску равнодушия, - Ему помогает владычица Миггея. В ее распоряжении - как-никак герцогиня Порядка - все доступные ей силы, а это великое могущество. Если захочет, она может уничтожить не одну планету. Десница Порядка вершит справедливость и творит жизнь - но она же способна нести гибель и разрушение. Мы надеялись, что принц Эльрик...
      Барон Блэйр поднялся с кресла и принялся расхаживать по помещению. Его голубые глаза метали молнии, шпоры на сапогах громко бряцали, рукоять сабли при каждом шаге ударялась о пряжку ремня.
      - Господа, я в восторге от нашей милой беседы, но вынужден напомнить вам, что Танелорну угрожает смертельная опасность и что мы прибыли сюда искать помощи Серых Владык, то есть мудрейших жителей Мо-Оурии.
      - Насколько я понимаю, они не смогут нам помочь. Гейнор угрожает и этому миру, - лорд Брагг задумчиво пригладил усы. - Надо искать подмоги в другом месте.
      - Куда вы отправитесь? - спросил Фроменталь.
      - Куда поведут лунные дороги. Иного пути из плоскости в плоскость мы не знаем, - герцог Брэй удрученно развел руками. - Поскольку принц Эльрик зачарован...
      - Я бы хотел уйти с вами, - тихо проговорил Фроменталь. - Вы научите меня ходить по лунным дорогам?
      - Конечно, друг мой! - радостно воскликнул мэтр Ренар и хлопнул лапой по широкой ладони Фроменталя. - Я горжусь, что со мною в путь отправится гражданин моей милой Франции!
      - Я ваш с Потрохами, мсье, - легионер выпрямился, поправил кепи и отсалютовал, потом повернулся ко мне:
      - Дружище, ради всего святого, не подумайте, что я вас бросаю. Просто я всю жизнь искал Танелорн. Быть может, по дороге узнаю что-то такое, что поможет всем нам справиться с Гейнором. И не сомневайтесь, граф: приведись вам попасть в беду, я тут же примчусь на выручку, если буду рядом.
      Я ответил ему столь же искренними заверениями. Мы обменялись рукопожатием.
      - Пожалуй, я бы пошел с вами, - прибавил я, - когда бы не поклялся вернуться домой, как только сумею. Моя страна погибает, Фроменталь.
      - Наши пути расходятся, чтобы сойтись вновь, - сказал мэтр Ренар, как бы утешая нас. - Нити наших судеб вплетены в гобелен мироздания. Я уверен, мы непременно встретимся вновь. Надеюсь, что в более приятные времена.
      - Офф-моо никогда не сдавались, и сверхъестественные противники их не пугают, - Оуна вступила в круг воинственных мужчин, чтобы тоже проститься с Фроменталем. - Каждый из нас служит Равновесию, как может и как умеет, в своем собственном мире, - она тряхнула руку француза.
      - По-твоему, Гейнор нападает на город? - спросил девушку легионер.
      - Это его история, - отозвалась она, как всегда, загадочно, - его судьба. Я не очень удивлюсь, если вдруг выяснится, что он уже выступил в свой великий поход. Ему предстоит совершить то, что опозорит его имя навек и даст прозвище, под которым он будет известен впредь.
      - И какое же? - спросил Фроменталь, силясь улыбнуться.
      - Проклятый, - ответила Оуна.
      Когда все попрощались и танелорнцы - которых я мысленно окрестил "тремя гусарами" - остались в башне, а мы вышли на улицу, я спросил Оуну, откуда она столько знает.
      Девушка улыбнулась и вдруг прижалась ко мне всем телом.
      - Я - дочь похитительницы снов, - сказала она. - Моя матушка славилась своим искусством. Она сумела украсть несколько очень важных снов.
      Мы как раз свернули в очередной сумеречный каньон, в котором бурлила городская жизнь.
      - Разве сны можно украсть? Как их крадут?
      - Это известно лишь похитительницам снов. И лишь похитительница снов способна вставить одно сновидение в другое или использовать их друг против друга. Так она зарабатывает на жизнь.
      - Выходит, вы можете украсть сон, в котором я - император, и заменить его другим, где я стану нищим?
      - Все немножко сложнее, граф. Боюсь, я не сумею объяснить доходчиво - мне не удалось получить того образования, какое было у моей матушки. Школа в Каире закрылась, и учиться было негде. И потом, мне никогда не хватало терпения...
      Оуна вдруг остановилась. Остановился и я. Она молча заглянула мне в лицо. Ее рубиновые глаза встретились с моими. Я улыбнулся ей, и она улыбнулась в ответ. Но как будто осталась слегка разочарованной.
      - Значит, вы не вор, как ваша матушка?
      - Я и не говорила, что я вор. От матушки я унаследовала умение, но не призвание.
      - А ваш отец?..
      - Ax... - она вдруг тихонько засмеялась, глядя на яшмово-зеленую мостовую, в которой призрачно отражались наши фигуры. - Мой отец...
      И все, больше от нее ничего не удалось добиться, поэтому я сменил тему и стал расспрашивать девушку о путешествиях по другим мирам.
      - Я почти нигде не была, особенно если сравнивать с матушкой. Так, провела немного времени в Англии и в Германии, но не в вашу эпоху. Знаете, у меня возникло что-то вроде привязанности к мирам, которые вам наиболее близки; возможно, потому, что моя матушка тоже была к ним привязана. Скажите, граф фон Бек, вы скучаете по своей семье?
      - Моя мать умерла родами. Я был последним ребенком, самым трудным.
      - А ваш отец?
      - Мой отец был ученым. Изучал Кьеркегора. По-моему, он винил меня в смерти матери. Насколько помню, большую часть времени он проводил в башне нашего замка. Там была библиотека, и в ней он запирался на целый день. Он погиб при пожаре, когда сгорела библиотека. Намекали, что он обезумел и покончил с собой... Много чего говорили. Я тогда был в школе, но мне потом передавали всякие слухи о том, что случилось в ту ночь и что видели жители Бека. По всей округе разошлась история о том, что мой отец якобы разорвал давнюю "сделку с дьяволом" и поплатился за это. Мало того, он будто бы утерял некую ценность, оставленную на хранение нашей семье.
      Я засмеялся, но смех получился каким-то неживым. Тяжело скорбеть о человеке, который был от меня столь далек, который, как я подозреваю, ничуть не огорчился бы, сгори я вместе с книгами в пламени того пожара. Мой альбинизм казался отцу отвратительным. Завидев меня, он всякий раз отворачивался. И все же - мои попытки оторваться от родителей, разорвать незримые родственные нити до сих пор не имели успеха... Отец ждал, что я приму на себя наши семейные обязанности, но своей любовью дарил только братьев, меня же словно не замечал.
      Оуна почувствовала мое состояние и прекратила расспросы, за что я был несказанно благодарен. Меня всегда изумляло, какую бурю чувств вызывают во мне воспоминания о родителях.
      - Что ж, - проговорила она, - у нас обоих непростая жизнь.
      - Да уж, - согласился я. - Тем не менее я твердо намерен вернуться в Бек. Вы еще не нашли способа переправить меня домой?
      Она с сожалением покачала головой.
      - Я путешествую между снами, между историями сновидений, которые, как говорят, позволяют мультивселенной расти и обновляться. Кое-кто даже считает, что наши сны постепенно претворяются в явь. Что в них - все наши желания, стремления, идеалы, которые мало-помалу воплощаются в реальной жизни. По другой теории, мы сами - сны мультивселенной. По третьей, уже она - наш сон. А вам какая теория ближе, граф?
      - Боюсь, что никакая. Для меня они слишком новы, слишком непривычны, чтобы я мог выбрать... Признаться, я до сих пор с трудом принимаю то, что стоит за ними, - я обнял Оуну за плечи, внезапно ощутив ее одиночество, ее печаль, близкую к отчаянию. - Что касается веры, я верю в человечество. В нашу способность в конце концов вытащить себя за уши из грязной лужи необузданной алчности и беспечной жестокости. В тягу к добру, которая и создает гармонию, столь хрупкую и столь беззащитную. Оуна пожала плечами.
      - Голодный пес набивает брюхо, - сказала она. - А потом блюет, обожравшись.
      - Цинизм вас не красит.
      - Знаю. Мы, рыцари Равновесия, от века сражаемся за гармонию, о которой вы говорите.
      Я уже слышал про этих рыцарей. И теперь попросил Оуну объяснить, кто они такие.
      - Так называют людей, которые сражаются за справедливость во всех мирах без исключения, - ответила девушка.
      - Я могу причислять себя к этим рыцарям? - спросил я осторожно.
      - Думаю, вы сами знаете ответ, - Оуна указала на струящийся каскад лунных цветов (так она их назвала), ниспадающий по террасам одной из городских башенок.
      Несмотря на все опасности, которые мне угрожали, несмотря на все тайны, уже открывшиеся мне, я не мог не признать про себя, что узреть подобную красоту дано не каждому. С прелестью этих цветов ничто не шло ни в какое сравнение. Их красота обладала ощутимой, осязаемой реальностью, какой не воспринять даже курильщику опиума. Должно быть, и вправду существует некая материальная субстанция, из которой состоят сновидения. И здесь, в подземном мире, эта субстанция проявилась во всем своем великолепии.
      Оуне явно расхотелось отвечать на какие бы то ни было вопросы, так что дальше мы пошли в молчании, любуясь искусством местных зодчих, которые сумели сохранить шедевры Природы и добавить к ним свои собственные, не нарушив целостности, органичности города, чем оставалось лишь восхищаться.
      Когда мы вдосталь налюбовались на прозрачную каменную стену, словно раскачивавшуюся в исходящем от озера свете, и двинулись было далее, я внезапно увидел футах в четырех от себя мужчину. Узнавание было мгновенным и болезненным; к горлу подкатил ком. Это снова был он, мой двойник, по-прежнему в вычурном черном доспехе. Мое лицо - высокие скулы, слегка скошенные брови, кроваво-красные глаза, матово-бледная кожа. Он кричал на меня. Кричал во все горло - и понимал, что я не разбираю ни слова, потому что не слышу.
      Оуна тоже заметила его - и узнала. Направилась к нему, но он попятился в аллею, маня за собой. Я подчинился. Он ускорил шаг, и вскоре мы уже почти бежали, чтобы не отстать. Поворот, другой, третий; налево, направо, снова налево по узким улочкам, вверх и вниз по каменным лестницам, по мостикам и мостам. Мой двойник вывел нас на окраину Мо-Оурии, к реке. Как мы ни старались, поравняться с ним у нас не получалось. Он споро шагал впереди, то и дело оглядываясь и обращая к нам свое обрамленное шлемом озабоченное лицо. Интересно, куда мы так спешим?
      Я зачем-то посмотрел на реку и на мгновение ослеп. Оуна вырвалась вперед. Я побежал за ней, предположив, что она следует за моим двойником.
      Внезапно раздался крик, исполненный боли, - женский крик. Я кинулся вперед, не разбирая дороги, и чуть не сбил девушку, опустившуюся на колени перед... Сперва мне почудилось, что на земле распростерся мой двойник в черных доспехах.
      Но он исчез. А на земле лежала та самая саблезубая пантера, которая мчалась по берегу, когда наш волу к подплывал к городу.
      Оуна подняла голову. По ее лицу текли слезы.
      - Это Гейнор, - проговорила она. - Кто еще может убивать просто так?
      Я огляделся, рассчитывая увидеть своего двойника. Может, это он прикончил пантеру? Мне почудился тусклый блеск серебра, послышалась насмешка в плеске воды, но я никого не заметил.
      - Вы ее знали? - спросил я прильнувшую к бездыханному телу Оуну, опускаясь на колени рядом с ней.
      - Знала? - девушка задрожала всем телом. - Да, граф фон Бек, я ее знала! она умолкла, явно сдерживая рвущиеся наружу эмоции. - Мы с ней были как сестры, - из глаз Оуны вновь полились слезы, отливавшие серебром на ее белоснежной коже.
      Сестры? Видимо, я что-то не правильно понял.
      - Только Гейнор, - прошептала Оуна. Она отпустила тело пантеры, поднялась и принялась осматриваться. - Только ему хватит безумия и храбрости первым напасть на наших пантер. Без них Мо-Оурия беззащитна.
      - Вы назвали ее сестрой? - не удержался я от глупого вопроса. Огромная кошка неподвижно лежала у моих ног, ее клыки были каждый длиной со шпагу или меч. - Но это же зверь...
      - И что? - отстранение отозвалась Оуна. - Я же, в конце концов, дочь похитительницы снов. Я сама выбираю себе сестер и подруг. И друзей И тут из-за каменной колонны выступил Гейнор, все в той же эсэсовской форме. В одной руке он держал короткий костяной лук, а другой натягивал тетиву. Гейнор - и лук... Смешно. Но на тетиве лежала серебряная стрела, нацеленная точно в сердце Оуне.
      Девушка потянулась было за своим луком, но замерла, сообразив, что Гейнор при любом раскладе успеет выстрелить первым.
      - Привет, - сказал мой злополучный кузен. - Я тут кое-что повидал, кое с кем повстречался. Кое-чему научился, между прочим. Время-то как пролетело. А у вас какие делишки?
      Глава 3
      Сквозь время
      Равенбранд находился там, где я его непредусмотрительно оставил, - в моем новом жилище. У Оуны был при себе ее лук, но воспользоваться им она не могла. Так что мы оба оказались безоружными. А Гейнор наслаждался моментом и нарочито выбирал, в кого из нас выстрелить первым. Руки у него слегка дрожали - видимо, от радостного волнения, - но расстояние между им и нами было слишком велико, чтоб я успел добежать до него, прежде чем он выстрелит.
      Внутренний голос, правда, твердил, что мой кузен не станет нас убивать. Гейнору нужен мой меч, а убив меня, он не сможет узнать, где тот находится. И потом, он, похоже, забыл об уроке, преподанном ему Ученым Фи. Против офф-моо его лук бесполезен.
      - Кузен, ты помнишь, что оружие здесь не всесильно?
      Он с кривой улыбкой отмахнулся от моих слов.
      - Ерунда! С нашей последней встречи я многое испытал, многое повидал и многому научился. У меня появились могущественные союзники. Сверхъестественные союзники, кузен. Мы уже осадили Танелорн. А офф-моо... - он пренебрежительно повел рукой. - Тут совсем неплохо, надо только привыкнуть, так сказать, пообтереться. Я узнал кое-что полезное, что непременно мне пригодится, когда я добуду Грааль.
      - Думаешь, вернуться будет легко?
      - Мне - да. Видишь ли, кузен, с тех пор как мы расстались с тобой, отнюдь не добрыми друзьями, я успел обзавестись новыми приятелями. Когда ты с ними познакомишься, тебе сразу захочется извиниться передо мной за все те неприятности, какие ты мне доставил. И ты будешь счастлив сбегать домой и принести Равенбранд; а пока ты будешь отсутствовать, я поразвлекаюсь с твоей симпатичной подружкой.
      За бравадой Гейнора угадывалась неуверенность.
      - Будь при мне мой меч, кузен, - произнес я, вложив в голос изрядную толику презрения, - ты бы вел себя как подобает воспитанному человеку. Опусти лук, в конце концов. Это ты убил пантеру?
      - Если не возражаешь, Ульрик, лук я опускать не стану. Так спокойнее, знаешь ли. А кошка сдохла? Чем-нибудь отравилась, наверное. С кошачьими такое случается: раз - и эпидемия... - стрела на тетиве была по-прежнему нацелена мне в сердце, а стрелой словесной он метил в Оуну.
      Девушка отреагировала совсем не так, как ожидал Гейнор. Она ничем не показала, уязвила ли ее насмешка моего кузена.
      - Принц Гейнор, ваши притязания незаконны. Вас погубит ваш собственный цинизм. Ваше будущее - вечное отчаяние.
      Гейнор лучезарно улыбнулся. Затем нахмурился, словно сообразил, что позволил себя отвлечь.
      - Ты прав, Ульрик, я очень надеялся, что ты придешь сюда с мечом на поясе. Как я разочарован! Предлагаю сделку - ты приносишь мне меч, а я соглашаюсь пощадить девушку.
      - Меч доверен мне на хранение, - ответил я. - Я не могу отдать его, не поступившись своей честью...
      - Ха! Твой отец тоже отказывался поступиться честью - и что? Мы оба знаем, как он обошелся с тем, что ему доверили.
      Голос Гейнора буквально сочился ядом.
      - Мой отец?
      - Идиот! Фон Беки владели самыми могущественными артефактами во всей мультивселенной! А твой полоумный отец впал в маразм, увлекся, понимаешь ли, всякими ведьминскими штучками - и собственноручно избавился от одного артефакта. Боялся, старый осел, что его похитят! Твоя семья не заслуживает своей участи, кузен! Отныне хранителями этих артефактов будут мужчины моего рода. Отныне и навсегда.
      Я не знал, что сказать. Может, Гейнор спятил? Он как будто уверен, что я его понимаю, между тем для меня его слова казались полнейшей бессмыслицей.
      - Ну? - он оттянул тетиву. - Кто из вас побежит за мечом, а кто останется заложником?
      Оуна внезапно схватилась за голову. Пошатнулась. Гейнор мгновенно нацелил лук на нее.
      Мускулистое тело у ног Оуны шевельнулось. Мышцы напряглись. Дернулся хвост. Дрогнули длинные усы. Раскрылись отливавшие яшмой глаза. Большая черная голова приподнялась, пасть раскрылась, раздался короткий рык.
      Оуна застыла в изумлении. Гейнор разразился проклятиями. Саблезубая пантера медленно встала, повела взглядом из стороны в сторону, высматривая врага;, ее огромные клыки тускло светились в сиянии реки.
      И тут я узрел человека, стоящего с пантерой плечо к плечу.
      Мой двойник!
      Это он оживил кошку? Гейнор улыбался, но взгляд у него был как у загнанного в угол зверя. Оуна воспользовалась его замешательством и потянула меня за ближайшую каменную колонну, где мы очутились в сравнительной безопасности и могли наблюдать за происходящим из укрытия.
      Мой двойник что-то говорил Гейнору. Потом взмахнул рукой. Вдруг оба исчезли - и альбинос, и пантера. Гейнор снял стрелу с тетивы, вложил ее в колчан - и удалился в темноту.
      Все случившееся для меня было загадкой. Я попытался расспросить Оуну, однако девушка лишь покачала головой и заявила, что мы должны немедленно вернуться в город.
      - Надо предупредить мудрых. Им потребуется время, чтобы собрать силы.
      - Что все это означает? Кто такой этот мой двойник?
      - Это вы его двойник, - бросила Оуна на ходу, - Его зовут Эльрик Мелнибонэйский и он несет по жизни ношу, тяжелее которой не вообразить.
      - Он из другой.., э... Из реальности, параллельной нашей?
      - Да. Эти реальности называют по-разному - плоскости, измерения, ветви, сферы; но все они - элементы мультивселенной, - мы углубились в лабиринт городских улиц, причем Оуна вела меня не той дорогой, какой мы выходили к реке.
      - И мой двойник, подобно вам, может странствовать между мирами. Он вас знает?
      - Видел во сне, - отозвалась девушка. Через какое-то время я почувствовал, что начинаю задыхаться. Оуна тоже запыхалась, но упорно вела меня все дальше, не желая останавливаться. Неужели Мо-Оурии грозит столь великая опасность, что мы не можем передохнуть хотя бы минутку-другую? Кроме этого вопроса, у меня была еще добрая тысяча других - правда, столь философских, что никак не получалось сформулировать их вслух.
      Мы прошли под высокой аркой, миновали длинный коридор, поднялись по винтовой лестнице и оказались в просторном помещении с низким потолком, где ряды резных каменных лавок окружали пустое, отливавшее черным пространство посередине.
      Мне вспомнились монашеские обители. Сходство усиливалось полумраком, царившим в этом помещении; горели лишь высокие водяные светильники по углам. Могло показаться, что мы находимся под водой. Черный круг посреди залы вдруг покрылся рябью, изменил цвет с иссиня-черного на пепельно-серый.
      Оуна усадила меня на лавку. Тут в помещении стали появляться офф-моо, все как один серьезные, даже мрачные, и каждый вопросительно поглядывал на мою спутницу. Интересно, как они узнали, что мы здесь? Или одного нашего присутствия в этой зале достаточно, чтобы собрать старейшин? У некоторых офф-моо был такой вид, словно приглашение оторвало их от весьма важных дел. Но никто не ворчал: по всей видимости, все были уверены, что по пустякам их не созвали бы. Как Оуна известила офф-моо о встрече? Или у нее с ними телепатический контакт? Когда девушка разговаривала с офф-моо, ее лицо становилось одухотворенным, что ли. А нечеловеческая красота этих существ заставила меня ощутить себя в компании ангелов.
      Офф-моо расположились вдоль обсидианового круга, вновь ставшего иссиня-черным, и внимательно слушали, как Оуна рассказывает обо всем, что видела и что нам удалось узнать.
      - Вполне возможно, Гейнор уже ведет свое войско на Мо-Оурию, - закончила она с легкой запинкой.
      Ей никто не возразил. Я ждал обсуждений, шумных дебатов, но вместо этого офф-моо устремили взгляды на обсидиановый круг посреди залы. Что они надеялись там рассмотреть? Или это их вариант ведьминского хрустального шара? Что-то вроде подручного средства для сосредоточения мыслей?
      В следующий миг я словно ослеп и чуть не свалился с лавки. Одной рукой прикрывая глаза, чтоб защититься от чудовищно яркой вспышки, я пошарил вокруг другой, разыскивая Оуну. Наткнулся на ее ладонь. Девушка тоже прятала глаза под рукой. А офф-моо сидели себе на лавках как ни в чем не бывало.
      - Что происходит? - спросил я шепотом.
      - По-моему, они умеют искажать свет, - вот и все, что ответила Оуна. Ослепительное золотое сияние тем временем слегка потускнело, мои глаза более или менее привыкли к нему, и я смог различить источник этого сияния. Он находился в самом центре обсидианового круга - висел, не касаясь поверхности; это был обыкновенный на вид камень, мелко вибрировавший и издававший звуки, которые будили воспоминания о давно забытых поступках и благородных помышлениях. Мысль, дело и образ как бы сливались воедино. Ощущение было такое, что вот-вот перед камнем возникнет коленопреклоненный Парцифаль, рыцарь, чистый помыслами.
      И вдруг камень стал меняться на моих глазах. В благоговейном изумлении я смотрел на артефакт, который всегда считал не более чем красивой легендой. На месте камня возникла огромная золотая чаша, украшенная самоцветными каменьями, наполненная по кромку густым красным вином, которое переливалось через края и как бы таяло в сиянии, потускневшем до закатного багрянца; в этом сиянии зала, где собрались офф-моо, словно вскипела буйством живых красок. Мои чувства отказывались воспринимать происходящее. Я внезапно ощутил слабость и неожиданно, совершенно без причины, затосковал по Равенбранду. Если бы я мог стиснуть в пальцах рукоять меча, мне бы стало гораздо легче, ибо клинок напитал бы меня силой. Но он находился там, где я его оставил, а потому близость к легендарной чаше становилась попросту непереносимой. Между тем чаша - Священный Грааль - увеличивалась в размерах. Конические колпаки офф-моо раскачивались и падали, словно это зрелище было непривычным даже для мудрецов Мо-Оурии. По зале пролегли длинные тени.
      Офф-моо запели, их голоса слились в одном-единственном протяжном звуке, который перерос то ли в песню, то ли в заклинание, угрожавшее поколебать весь мир. Свет смешивался с тенью, тень становилась светом. Чаша стремительно уменьшалась, как бы съеживалась - пока наконец не преобразилась в золотой, отделанный драгоценными камнями посох, который медленно вращался в воздухе над обсидиановым диском.
      Офф-моо завели другую песню, и посох.., вырос. На мгновение он превратился в маленького ребенка с прекрасным ангельским личиком, вновь стал самим собой, затем обернулся изящной золотой стрелой. Знак Порядка. На месте одной стрелы возник целый колчан, стрелы взмыли к потолку и зависли над диском, потом начали вращаться. Восемь золотых стрел с самоцветами. Знак Хаоса.
      Но, как не замедлило выясниться, вовсе не эти знаки приковали внимание офф-моо. Обсидиановый диск обрел прозрачность, и в нем проступило изображение. Множество всадников скакало по направлению к нам. Мне почудилось, будто я смотрю исторический фильм в кинотеатре. Вот только актеры были пугающе знакомы. Впереди, на белом жеребце, слепые глаза которого были устремлены вверх, но поступь, несмотря на слепоту, уверенна, скакал Гейнор, облаченный в доспехи. За его спиной, тоже верхом на слепых лошадях, мчались нацисты во главе с Клостерхеймом, все как один в эсэсовской форме под плащами. И у каждого было при себе какое-нибудь старинное оружие - меч, пика, лук или арбалет.
      А за ними надвигались чудовища, самые невероятные, самые диковинные, будто сошедшие с полотен Босха. Внезапно возникла почти крамольная мысль: а что, если художник творил, опираясь на опыт, а не на фантазии воспаленного рассудка? Длинноногие, длиннорукие, с выпученными слепыми глазами... Вытянутые рыла свидетельствовали о том, что эти существа ориентировались под землей по запаху. Они были гораздо крупнее людей, скакавших впереди, ни дать ни взять игрушечные солдатики двух различных видов. Дикари, уродливые, но наделенные зачатками разума дикари, с дубинами и топорами в руках. Попадались среди них и лучники, и те, кто был вооружен мечами. Скорее толпа, чем армия в истинном смысле слова. Но их были тысячи...
      - Труги, - сказала Оуна.
      Теперь я понимал, почему народ офф-моо не слишком опасался обитателей темных земель. Чудовищам не хватило бы ни разумности, ни желания, чтобы напасть на Мо-Оурию по собственной инициативе.
      Один из офф-моо что-то негромко произнес. Оуна утвердительно кивнула.
      - Все пантеры исчезли, - объяснила мне девушка. - Тругам некого больше опасаться. Мы не знаем, что случилось, - мертвы ли пантеры, заколдованы или просто исчезли.
      - Как они могли просто исчезнуть?
      - Колдовство, - Оуна пожала плечами.
      - Колдовство? - я не стал скрывать скепсиса. - Колдовство, фройляйн? Неужели наше положение настолько отчаянное, что мы готовы поверить в колдовство?
      - Называйте как хотите, граф фон Бек, - нетерпеливо бросила Оуна, - но по мне это слово - самое точное. Пантеры слышат зов. Зов существа, куда более могущественного, нежели все те, кто обычно бродит по подземелью. Быть может, владыки Вышних Миров. Отсюда следует, что Гейнор каким-то образом исхитрился привести сюда своих сверхъестественных союзников. Если" они сохранили в нашем мире свое могущество, значит, победить их невозможно. Правда, некоторым, чтобы перейти из мира в мир, нужен посредник - например, Гейнор и его армия.
      - Эти труги - настоящие великаны, - заметил я, поглядывая на диск.
      - Только здесь, - ответила Оуна. - В других мирах они совсем крошечные. Они населяют пространства между Мо-Оурией и Серыми Жилами. Исчадия преисподней, обитатели бездны, пушечное мясо Гейнора. Если Гейнор возьмет верх колдовством, именно труги будут добивать тех из нас, кто уцелеет.
      - Похоже, вы пережили не одно нападение, фройляйн, - проговорил я.
      - Да уж, - Оуна устало усмехнулась. - Сражениям нет конца, граф. Вы и представить себе не можете, какая беда угрожает вашему миру.
      Желание иметь при себе Равенбранд стало нестерпимым. Я попросил Оуну объяснить офф-моо, что скоро вернусь, и выбежал из помещения.
      Я мчался по извилистым улицам, перебегал из света в тень и вновь выскакивал на свет, выискивая дорогу как по запечатлевшимся в памяти краскам, так и по форме строении. Наконец я добрался до отведенного мне жилища и сразу кинулся туда, где спрятал клинок. К моему несказанному облегчению он лежал там, где я его оставил, - в нише возле кровати. Я развернул ткань, чтобы убедиться воочию, что это действительно мой меч, и черная сталь приветственно загудела.
      Я снова завернул меч в материю - этакие самодельные тряпичные ножны, вышел из башни с клинком на плече и вновь углубился в лабиринт улиц, ориентируясь, как и прежде, по лучу серебряного света там, по тени тут, по игре красок на стене, по очертаниям "деревьев" в каменном саду.
      Позади осталась центральная площадь, я уже приближался к горловине очередной узкой улочки, когда позади меня послышался язвительный смешок. Я обернулся - и увидел перед собой лучащегося торжеством кузена Гейнора. Он держал в руках лук и целился мне прямо в сердце.
      Честно говоря, мне совершенно не приходило в голову, что он наберется наглости и последует за нами в Мо-Оурию. Наверное, я до сих пор не привык к тому, что один человек может одновременно находиться в двух местах - вести на город армию чудовищ и незаметно проскользнуть в тот самый город в одиночку.
      Гейнор широко улыбнулся.
      - Я вижу, ты удивлен, кузен. Мое второе "я" командует одним фронтом, а у меня развязаны руки. Мечта полководца, а? - он уставился на меч с таким видом, что мне захотелось крикнуть ему:
      "Подбери слюни!" Клинок зачаровал его, можно даже сказать, загипнотизировал.
      Не раздумывая, я стиснул пальцами рукоять и повернулся таким образом, чтобы мне не составило труда выхватить меч и выбить лук из рук Гейнора. Пусть только приблизится...
      Но Гейнор не собирался лезть на рожон. Он держался на безопасном расстоянии, по-прежнему не снимая стрелу с тетивы. Разумеется, в искусстве стрельбы из лука он был новичком, но, похоже, успел набраться опыта.
      Делать нечего, надо подойти к нему.
      Я шагнул вперед, сделал маленький, крохотный шажок, продолжая при этом разговор. Но Гейнор разгадал мою уловку и выразительно покачал головой.
      - Кузен, с какой стати мне оставлять тебя в живых теперь? - он ухмыльнулся. - Ты принес меч. Мне остается лишь убить тебя и забрать его.
      - Тогда стреляй в спину, - прорычал я в тот самый миг, когда он спустил тетиву. Стрела угодила мне в левую руку. Я подивился было, что не чувствую боли, но потом сообразил - стрела застряла в плотном материале моей твидовой куртки, даже не поцарапав кожу. Прежде чем Гейнор успел наложить на тетиву другую стрелу, я в несколько шагов оказался возле него и приставил меч к его горлу.
      - Бросай оружие, кузен, - потребовал я. Бок пронзила боль. Опустил глаза в мои ребра упирался нацистский кинжал. Повернув голову, я встретился с безжизненным взглядом Клостерхейма.
      Еще один двойник. Я содрогнулся.
      - Мы все заодно, - пробурчал Клостерхейм. - Все, граф. А нас миллионы.
      Он выглядел обеспокоенным. Что его могло напугать?
      Мы оказались в патовой ситуации, застыли скульптурной группой - мой меч у горла Гейнора, кинжал Клостерхейма у моих ребер.
      - Опустите меч, граф, - сказал Клостерхейм. - И положите его на землю. Я расхохотался ему в лицо.
      - Клянусь, вам придется меня убить, чтобы забрать Равенбранд! Гейнор хмыкнул.
      - Твой отец тоже клялся, что скорее погибнет, чем расстанется с известной тебе вещицей. И что же - он погиб, а вещица пропала. Ульрик, дорогой мой кузен, отдай мне меч, и можешь возвращаться в свой Бек. Тебя никто не тронет, даю тебе слово, живи там, как тебе заблагорассудится. Кузен, среди нас есть те - идеалисты вроде тебя, - кто не боится запачкать руки, сажая райские семена. Не хочешь пачкаться, не хочешь марать руки - твое право. Но я сделал иной выбор. Я готов принять неизбежное, готов сражаться за установление порядка во всей мультивселенной. Ты понимаешь, о чем я?
      - Ты безумец, - ответил я. Он рассмеялся.
      - Безумец? Все мы безумны, кузен, уж поверь. Сама мультивселенная давным-давно спятила. Но в наших силах вернуть ей рассудок, и мы это обязательно сделаем. Мало того, мы изменим ее по нашему желанию! Все меняется, и мироздание в том числе. Разве ты не чувствуешь, что меняешься день ото дня? Это единственный способ выжить. Я именно так и выживаю. Человеческий разум не в состоянии воспринять все то, что окружает его здесь, не изменившись, не подстроившись под новые условия. По-твоему, тот Ульрик, который бежал из концлагеря, и ты нынешний - это один и тот же человек?
      "Верно подмечено, - признал я про себя. - Мне никогда не стать прежним Ульриком фон Беком".
      Однако не будем отвлекаться.
      - Герру Клостерхейму придется убить меня, - сказал я, - поскольку я не собираюсь ни переходить на твою сторону, кузен, ни отдавать тебе меч.
      С каждым мгновением ситуация становилась все напряженнее и все нелепее.
      Мое внимание привлекло некое движение на противоположной стороне площади. За спиной у Гейнора возникла знакомая фигура в черных вычурных доспехах и причудливом шлеме. Мой двойник! Он бежал через площадь, алые глаза сверкали, руки были раскинуты в стороны. Кто же он, этот Эльрик, человек или призрак? Он пробежал сквозь ничего не заметившего Гейнора! Что происходит? Очередное здешнее чудо? Внутренний голос убеждал меня отскочить в сторону, но я остался стоять на месте.
      Фигура в черном и не думала сбавлять скорость. Он же собьет меня с ног! Но двойник не остановился. И сквозь меня не пробежал. Нет, он вбежал в меня. Доспехи, шлем, человеческое тело - все каким-то непостижимым образом проникло в меня, одетого по моде двадцатого столетия, проникло и осталось внутри. Мгновением ранее я был одним человеком. А теперь стал двумя.
      Два человека в одном теле. Я принял это утверждение без доказательств. Да и что тут было доказывать?
      Внезапно у меня образовались два комплекта воспоминаний. Две личности, весьма непохожих друг на дружку. Два будущих. Два набора эмоций. Вдобавок у нас с двойником обнаружилось много общего. Всепоглощающая ненависть к Гейнору и его шайке и ко всему, что они олицетворяли, - и в моем мире, и здесь. Решимость двойника укрепила мою собственную волю, его гнев воспламенил мою ярость. Я сразу понял, что именно этого он и добивался. Он намеренно слился со мной, чтобы объединить наши силы. И, поскольку он во многом был мной, я доверял ему целиком и полностью. Он не может солгать мне. Только себе.
      Черный Меч заурчал, завибрировал, вдоль по лезвию, точно вены, побежали руны, напоенные алым светом. Я почувствовал, как рукоять шевелится в моей руке. По своей воле меч приподнялся в воздух, затем вновь опустился на уровень моего плеча. Я издал совершенно варварский боевой клич, а мое тело наливалось силой, благодаря мечу; сознание же раздирали противоречивые чувства, главным из которых была непривычная, жестокая и свирепая жажда крови. Я был готов отведать сладкой крови и попробовать на вкус души, которых алкал мой меч, Я облизал губы. Жив - и еще как жив!
      Корабль вернется к причалу,
      Птица вернется к гнезду.
      Сталь отвечает стали,
      Душу заклали на смерть.
      Эти слова сорвались с моих губ. Заклинание? Обрывок древней песни? Заклятие? На языке, которого одна половина моего сознания не понимала вовсе, зато другая знала в совершенстве. Этот язык был не обиходным, никто из нас двоих не говорил на нем в повседневной жизни. Я понимал мысли моего двойника, и они во многом напоминали мои собственные, разве что в них было больше шипящих и свистящих звуков и твердых приступов.
      А язык заклинания был текучим и невыразимо более древним, нежели любой из человеческих. Иной, чуждый. Язык, который надо зубрить звук за звуком, значение за значением. Язык, на освоение которого у меня - у меня?! - ушло много мучительных лет.
      В двух кубках справедливость.
      Гармония - в двух мечах.
      За близнецами победа.
      Пары под луной гуляют.
      Близнецы повелевают.
      Чаши кровью истекают.
      Знаки на реке мерцают,
      Нас двоих объединяют.
      Эльрик сосредоточился на заклинании, которое, судя по всему, требовалось для закрепления нашего чудесного слияния. Я понимал все его слова, знал обо всех его желаниях, ведь теперь мы стали единым существом. И, обретя в своем теле вторую личность, я вдруг осознал, каково это - быть одновременно многими людьми. Быть душевно здоровым - и в то же время улавливать мысли и чувства тысяч своих ипостасей в других мирах. Столько решений, столько вариантов, столько нежданных препятствий!.. В каждый момент времени каждая из ипостасей совершает сколь угодно малый или большой, но свой личный шаг. Мультивселенная становится единым целым, не остается скрытых миров и непредставившихся возможностей. Замечательный дар! Все, что требуется, - найти дорогу. Какое очарование таит в себе подобная жизнь; вот почему Оуна выбрала ее вслед за своей матерью и матерью матери.
      Эти мысли, как ни странно, нисколько не мешали мне бдительно следить за происходящим. Я был готов защитить себя и даже напасть первым, благо к моему умению вести рукопашный бой на мечах добавилось мастерство Эльрика. Я знал, как сражаться, попутно читая заклинание, ибо в моих жилах отныне текла древняя и чистая мелнибонэйская кровь, а в голове теснились унаследованные от предков знания. Предки частенько заключали соглашения с элементалями, то бишь духами Земли, Воды, Огня и Воздуха. И многие из этих соглашений не утратили силы до сих пор. Я мог воззвать к силам Природы - правда, не ко всем: я мог повелевать ветрами и пламенем, изменять течение воды и очертания земли, мог говорить на равных с древними звериными божествами, с тотемами, от которых произошли животные и которым подвластны мириады живых существ. Лишь немногие из этих божеств, моих союзников, претендовали на нечто большее, нежели удовлетворение жизненных потребностей, а потому они предпочитали не вмешиваться в дела людей и богов; и сами владыки Вышних Миров относились к этим божествам с уважением. Призванные, они изредка соглашались помочь смертным. И теперь в моей власти было призвать их; я четко представлял, какую цену они потребуют, прекрасно понимал, что для совершения ритуала мне понадобится столько сил, сколько у меня одного никогда не было и быть не могло. Действительность оказалась куда насыщеннее, а ставки в игре - куда выше, чем я когда-либо воображал.
      Мои мышцы, мои жадно хватавшие воздух легкие, мое закалившееся в испытаниях тело и мудрость чародея требовали, чтобы я накормил их. И мне было известно, что для этого существуют два способа. Первый - настой из трав и прочих ингредиентов. Второй - меч. Когда прежний, настоящий Ульрик фон Бек осознал, что же, собственно, делает черный клинок, ему едва не стало плохо. Однако новый Ульрик отдавал себе отчет, что, если хочет выжить, он должен смириться с неизбежным и отпустить меч на волю. Что ж... Моя привязанность к Равенбранду нисколько не ослабела, но теперь к привязанности добавилось уважение. Этот меч очевидным образом выбирал тех, кто достоин его носить.
      Все мои тренировки со старым фон Ашем, все приемы, которым я научился, возвратились ко мне в долю секунды. Я жаждал битвы, жаждал пролить кровь.
      - Принц Гейнор, - моими губами говорил Эльрик, и в его тоне было столько аристократического высокомерия, что я по сравнению с ним казался деревенским увальнем. - Ты так торопишься умереть?
      Мой кузен озадаченно уставился мне в лицо.
      - Что за черт? Ульрик, это ты? Эй, чудище, отвечай!
      - Принц Гейнор, ты невежа. Сперва научись вежливости, а потом уж берись за оружие. С тобой говорит наследник королевского рода Мелнибонэ, твой властелин. Брось свой лук, или мой меч напьется твоей крови.
      Гейнор явно перетрусил. Еще бы - у него на глазах тихий кузен Ульрик превратился в надменного, безжалостного убийцу. Ни к чему подобному он, разумеется, готов не был. Кинжал Клостерхейма незаметно исчез. Капитан СС таращился на нас с таким видом, будто на него снизошло озарение. Клостерхейм видел, как Эльрик пробежал сквозь Гейнора, как он вбежал в меня. Он знал, что теперь во мне два человека, и потому боялся меня.
      Меч рвался из руки, желая убивать, убивать, убивать. Мало того, понемногу он заражал этим желанием и меня самого. Я пока сопротивлялся, однако клинок становился все настойчивее.
      - Ариох! - выкрикнул я. - Ариох! - на вкус это слово было точно изысканнейшее вино. Наверняка мысль Эльрика: для него все слова имели особый привкус, а музыка обладала цветом.
      - Здесь он тебе не поможет, - сообщил Гей-нор, который, похоже, успел прийти в себя. - В Мо-Оурии он бессилен. Здесь правит Порядок.
      Когда Гейнор положил лук на землю, я усилием воли подчинил себе меч и вложил его в самодельные ножны.
      По-моему, Гейнор, сам того не желая, сказал больше, чем собирался. Если я правильно понимаю, его сверхъестественным союзникам доступ в Мо-Оурию тоже заказан? У города есть некая дополнительная защита?
      - Бессилен, пока город не захвачен, - бросил я наугад.
      Гейнор вскинул голову. Он быстро сообразил, где именно допустил промашку, и на его губах возникла кривая улыбка. Ну конечно, он пробрался в город в сопровождении нескольких человек, не рассчитывая на помощь союзников. В смелости ему не откажешь - отправиться за Равенбрандом в компании Клостерхейма, не имея иной поддержки!
      - Ты догадлив, кузен, - процедил он.
      - Недаром учился, - откликнулся я, - да и сны помогли. Я прибыл сюда по зову крови, принц Гейнор. Иначе ты бы меня не встретил.
      - По зову крови?
      Ну вот, запутался. Эльрик и Ульрик, Ульрик и Эльрик: где чьи воспоминания, где чьи слова? Надо быть осторожнее...
      Внезапно мои ноздри уловили знакомый древний пряный запах. Я позволил себе оглядеться.
      Заметив, что я отвлекся, Гейнор сделал несколько быстрых шагов назад, чтобы оказаться вне досягаемости моего клинка. Потом крикнул, замахал руками. Клостерхейм выхватил свой меч и кинулся к начальнику. Я усмехнулся. Приятно, когда жертва сопротивляется. Моя левая рука легла на ножны и крепко их сжала теперь, если понадобится, мне не составит труда извлечь Равенбранд. Кстати сказать, клинок снова тихонько заурчал, как бы отзываясь на смену моего настроения.
      Слух мой стал гораздо острее, нежели у прежнего Ульрика фон Бека. Я различил отдаленные шорохи - будто волоклись по земле грузные тела. Что ж, на сверхъестественных союзников Гейнор не рассчитывал, зато труги явно были неподалеку. Я переоценил своего кузена, решив, что он посмел явиться в Мо-Оурию вдвоем с Клостерхеймом. Вон они, подбираются со всех сторон... Гигантских кошек бояться было нечего, так что труги без опаски последовали за Гейнором. Уродливые они все-таки, никакому Босху таких тварей не придумать. Труги жадно принюхивались и фыркали в предвкушении кровавого пиршества. Помнится, кто-то из офф-моо назвал их каннибалами.
      Я засмеялся.
      - Какая ирония, господа! - провозгласил я. Мимолетное движение - и меч снова у меня в руке. По всей длине лезвия руны словно налились пламенем. Сталь вибрировала и стонала. Крадучись, по-кошачьи, я двинулся к Гейнору с Клостерхеймом, потом перешел на бег. Меч так и норовил выпрыгнуть из руки. С Равенбрандом, воедино с моим двойником, я чувствовал небывалый прилив сил. Мой смех раскатился по подземелью, отдаваясь громовым эхом.
      Гейнор отдал приказ нападать. Я приготовился. Дубинки и топоры полетели в меня со всех сторон. Я без труда уклонился от них, проскользнул под смертоносным дождем, наслаждаясь новоприобретенными инстинктами и собственной ловкостью. Вскоре вокруг меня образовалось свободное пространство. Труги отступили, но продолжали принюхиваться; я видел, как раздуваются их ноздри. Глаза им ни к чему. У них есть нюх - и на их стороне численный перевес. Сейчас Гей-нор снова пошлет чудовищ вперед, и тогда... Тогда они просто задавят меня своими тушами.
      Черный клинок уже не стонал, а завывал. Этот меч, который я называл Равенбрандом, а мой двойник - Бурезовом, всячески давал мне понять, что не войдет в ножны, пока я не смочу его в крови. Песни голодного клинка вторил тихий перезвон хрусталиков наверху. Да, этот меч не знал удержу. В прежние времена он сокрушал целые армии. Ему требовалась пища. Он алкал плоти и крови.
      Что ж, я не стану его неволить. Пусть напьется крови, пусть поглотит вражеские души. И напитает меня энергией для следующего заклинания.
      Глава 4
      Оба-двое
      Гейнор выкрикнул приказ, и чудовища набросились на меня. Мгновение спустя они отхлынули, а я прыгнул вперед. Меч словно ожил. Повинуясь собственным желаниям, он наносил удары, оставляя в воздухе кровавые полосы, разрубал плоть и кость, проходил насквозь, выпивая души. И каждая погибшая душа через клинок отдавал мне свою жизненную силу. Честно говоря, драка даже начинала мне нравиться. Я прорубался сквозь толпу тругов туда, где стояли Гейнор и Клостерхейм, - на дальний край площади, откуда они науськивали на меня своих псов. Я проложил тропу, выкосил ее, как если бы передо мной были не живые существа, а высокая луговая трава. Гейнор невольно попятился.
      Боится. Мне не привыкать к этому страху. Все люди меня боятся. Презренные трусы! Во мне самом не было и капли страха, ибо откуда ей взяться в истинном мелнибонэйце! Мои предки правили миром десять тысяч лет. Они основали Молодые королевства, от которых и пошли люди, и определили их жребий. Мой народ старше, мудрее и гораздо жестокосерднее людей. Нам неведомы слезливые манеры тех, кто едва ли превзошел разумностью обезьян. Я их презираю!
      Я - мелнибонэец древнего рода. Когда меня обучали колдовству, мне довелось пережить ужасы, каких эти людишки не видели в самых своих кошмарных снах. Среди моих союзников - повелители элементалей и владыки Хаоса. Я могу воскрешать мертвых. Моя воля - закон для любого живого существа, и никакой враг не устоит против моего черного клинка.
      Я - Эльрик Мелнибонэйский, последний в роду чародеев-императоров Мелнибонэ, Принц Развалин, повелитель погибших. Меня прозвали Изменником и Убийцей Женщин. Куда бы я ни шел, меня везде боятся и стараются ублажить даже те, кому я ненавистен, ибо мое могущество не снилось никому из смертных.
      У меня нет и не может быть соперников. Был один-единственный - сородич, дома, на Мелнибонэ. Моя семья сохраняла свою власть на протяжении тысячелетий, лелея древние знания и непрестанно заключая новые союзы с Хаосом. Нашими покровителями были князья ада, и первый среди них - Ариох, владыка мириадов сверхъестественных миров. Ему под силу было уничтожить все эти миры. Вот к каким существам обращались за подмогой мои родичи. Вот благодаря чьей помощи горстка мелнибонэйцев могла править миром десять тысяч лет. Мы бы наверняка правили и дальше, когда бы я не предал свою кровь и не обрек себя на вечное изгнание.
      - Ариох! - имя выкрикну лось словно само собой. Ариох - мой личный покровитель, и часть его силы заключена в Черном Мече; и ему перепадает от тех душ, которые выпивает мой клинок и которыми подпитываюсь я. Неужели мы одно целое - бог, смертный и меч? Неужели мы, когда сливаемся воедино, становимся всемогущими?
      Эти мысли были привычны для мелнибонэйца. Куда необычнее были размышления о праве сильного, о том, что хорошо, а что плохо, проникшие в мое сознание, казалось, еще в детстве. Чудовищное бремя, ноша, от которой я до сих пор не сумел избавиться. Мой отец презирал меня за эту слабость. Прочие родственники посмеивались за моей спиной. Многие из них примкнули к моему кузену Йиркуну, который попытался сместить меня с трона.
      - Ариох!
      Он не мог или не желал откликнуться на мой призыв.
      Где-то в глубине сознания послышался неразборчивый шепот, как будто владыка ада пытался отозваться, но и этот шепот быстро стих.
      А Гейнор с каждым мгновением становился все увереннее.
      Он вновь послал на меня своих чудовищ.
      Рано или поздно они задавят меня своими тушами, возьмут числом. Даже мой меч, живущий собственной жизнью, не способен перебить их всех. Мой рассудок словно выпустил щупальца, потянувшиеся прочь из этого подземелья, в иные миры, в иные измерения, великое множество которых народ офф-моо именует мультивселенной.
      Я не знал, дождусь ли отклика. Если Ариох не может мне помочь, то где уж остальным... Однако я принял решение, когда согласился принять помощь похитительницы снов. Быть может, человеческому рассудку, которым я ныне вынужден обходиться, и не хватает хитроумия, он все же достаточно хорош. И потому весьма вероятно, что мне повезет.
      Я начал проговаривать обманчиво простое заклинание, позволявшее разуму настроиться на сверхъестественные каналы, заговорил на языке, какого не понимал никто на Земле. Стихотворное заклинание, простенькое, но могущественное, открывавшее дорогу в сферы элементалов, где, если удача будет мне сопутствовать, я найду способ избежать печальной участи быть задавленным тругами.
      Между тем труги продолжали напирать, а я отбивался, громоздя перед собой баррикады из трупов. Свободное пространство вокруг меня неумолимо сужалось, и мне никак не удавалось его расширить. Впрочем, горы трупов мешали не только мне - они мешали и врагам. И ни на миг я не терял той особой сосредоточенности, той концентрации, которая позволяла моим мыслям проникать в иные плоскости мироздания. И вдруг я ощутил чуждый разум. Узнавший меня.
      Мгновение спустя я тоже его узнал.
      Мир, заполненный водой. Бескрайние водные просторы. Вода, в которой бурлит жизнь. Вода, перетекающая из плоскости в плоскость. Древняя вода. Только что родившаяся. Бурливая и спокойная, мутная и прозрачная. Вода брызнула мне в лицо, когда очередной десяток чудовищ рухнул под ударами Равенбранда. Я запел:
      Владыка океанов, всех вод земных король,
      На зов мой, о властитель, откликнуться изволь.
      Потопленных волнами суровый властелин,
      Внемли моим призывам в глуби своих глубин
      И отзовись, откликнись мне из своих глубин!
      О клятве давней вспомни, исполни свой обет.
      Пускай миры сойдутся моим словам в ответ,
      Пусть воды станут небом и влагой станет высь
      Внемли! Услышь! Явись!
      Волны закипели вокруг меня, взметнулись к своду пещеры - и схлынули. Я огляделся, высматривая воду, но увидел только мерцающее вдали озеро и длинную дорогу, ведущую от его берегов к амфитеатру, который, по словам Оуны, служил логовом Великому Змею. И больше ничего. Я видел столько чудовищ и столько чудес, сколько не снилось ни одному смертному, но если король Страаша, мой союзник-элементаль, воплощение всех божеств всех океанов в мультивселенной, не услышит меня и не пожелает ответить, я пропал.
      Каннибалы выстроились кругом и двинулись на меня.
      Гейнор заметил неладное первым. Он внезапно повернулся и ткнул пальцем куда-то в сторону, а затем жестом показал Клостерхейму: мол, бежим. Что ж, Гейнор был прекрасно осведомлен о моих колдовских способностях. Просто он уповал на то, что здесь они окажутся бесполезными.
      Над набережной, над пристанями и кораблями вздыбилась вода. Она сформировалась в громадную волну и угрожающе застыла, потом подросла еще. Если она обрушится на город, утонут все.
      Помощь, которую я вызвал, угрожала гибелью моим врагам - и моим друзьям. Забавно, не правда ли? Кажется, такова моя судьба, мое неизбывное проклятие.
      Однако я не сомневался, что офф-моо не настолько уязвимы, как кажется с первого взгляда. Им наверняка известно, что я сражаюсь на площади с Гейнором и его шайкой. Быть может, они покинули город? Или готовятся к обороне?
      Волна пришла в движение. Вся как-то подобралась, в ней стала вырисовываться могучая фигура. И некоторое время спустя я различил мерцающие очертания бородатого гиганта. Он весь состоял из бледно-зеленой воды, текучей, переливавшейся; только глаза были голубыми. Гигант оглядывал город, пока не встретился взглядом со мной.
      Труги кинулись вспять. Гейнор выглядывал из переулка, понимая, что с королем Страашей ему не тягаться.
      Вода забурлила у меня под ногами, когда Страаша выбрался на берег и по Змеиной дороге направился ко мне, ступая грузно и неумело; каждый его шаг отдавался громким чавканьем. Если эта масса воды вдруг вырвется на волю, Мо-Оурия вмиг окажется под волнами.
      Гейнор исчез - нашел, должно быть, путь к спасению. А на дальней стороне площади появилась другая фигура. Завидев меня, она бросилась ко мне.
      Оуна, дочь похитительницы снов.
      - Предупреди офф-моо, - сказал я. - Им грозит опасность.
      - Они знают об опасности, - ответила девушка.
      - Тогда спасайся сама.
      - Мне мало что угрожает, принц Эльрик, - проговорила она, причем имя мое сорвалось с ее уст как бы само собой, словно она всегда называла меня так. - А вот вам пора уходить. Вы исполнили свое предназначение здесь. Остальное предоставьте мне и моим товарищам. Мы справимся.
      Я предложил было ей остаться возле меня, но тут Клостерхейм метнул в меня кинжал. Он не долетел и со звоном рухнул на камень в нескольких метрах от моих ног. Когда я вновь повернулся к Оуне, ее уже не было.
      А король Страаша неторопливо приближался. Чувствовалось, что ходить ему непривычно, что эти движения причиняют ему муку. Но держался он достаточно дружелюбно.
      - Что ж, смертный, я пришел на твой зов, потому что никогда не нарушал слова. К тому же ты мне симпатичен. Что ты от меня хочешь? Этот город нужно уничтожить?
      - Мне нужна твоя помощь, господин. Я должен пройти сквозь водные миры. Мне надо отыскать измерение, которое я покинул. В котором осталось мое прежнее тело.
      Он понял.
      - Вода к воде, - громыхнул он, - огонь к огню. Твои предки почитали нас, а потому, принц Эльрик, я выполню твое желание.
      Ко мне спустилась огромная водяная ладонь. Я взобрался на нее - и провалился с головой, едва успев глотнуть воздуха. Еще не хватало утонуть в ладони друга!
      В следующий миг я оказался внутри пузыря с воздухом на гигантской ладони. На меня вдруг снизошло абсолютное спокойствие, ощущение полной безопасности. Я - в руке повелителя духов воды. Меня пронесли над башнями и шпилями Мо-Оурии, и вскоре город остался позади, а передо мной возникло светящееся озеро, окруженное тьмой. Часть моего сознания, принадлежащая фон Беку, отказывалась верить в происходящее, а та часть, которая принадлежала Эльрику, воспринимала все почти равнодушно. Я чувствовал, что фон Бек верит в мир, где все подчинено Порядку, где проявления Хаоса случайны; я же верил в мультивселенную, где царит Хаос, где Порядок - нечто вроде нароста на теле Хаоса, существующий благодаря желаниям смертных и позволению владык Вышних Миров. Для меня Хаос всегда был и остается главной из двух противоборствующих сил, главной во всех измерениях, обычных и сверхъестественных. Да, мы с фон Беком были противоположностями друг другу и в то же время пребывали в равновесии, заключенные в одном теле, в одном сознании. Вот уж и вправду гармония противоположностей!
      Фон Бек не задавал вопросов, не оспаривал решений, которые принимал Эльрик. Он молчаливо признал, что в этом мире я ориентируюсь гораздо лучше него, ведь он здесь был все равно что слепой щенок. Конечно, мы оба обладали памятью и познаниями друг друга, но обладать познаниями и уметь применить их разные вещи. Сейчас командовал чародей, воззвавший к королю элементалов, который не служил ни Порядку, ни Хаосу, подчинялся лишь собственным желаниям и жил исключительно ради того, чтобы жить.
      Король Страаша помедлил, словно прикидывая, как поступить теперь. Мы с ним обменялись фразами, которые нельзя воспроизвести ни на одном из человеческих языков.
      В отличие от большинства других колдовских народов, мелнибонэйцы пестовали элементалов и свято блюли соглашения с ними. Мы уважали этих древних существ, предков знакомых и незнакомых нам животных - и повелительницу кошек Меерклар, и королеву свиней Аписс-Алару, которая, по слухам, заявила однажды, что не поможет ни одному смертному, пока люди не перестанут есть свинину.
      Поскольку же мелнибонэйские аристократы свинину в пищу не употребляли, мой род первым из всех заключил с королевой союз.
      Лихорадочный жар битвы постепенно остывал. Бурезов насытился. Энергия, которую мы приобрели, была грубой, и хватит ее ненадолго, однако ее вполне достаточно, чтобы я смог осуществить задуманное. Приятно сознавать, что я одурачил Гейнора не в одном измерении, а сразу в двух или в трех.
      Мы остановились отдохнуть посреди озера. На мгновение мне открылся участок со спокойной водой: средиземноморская идиллия, лунный свет и штиль. Затем король Страаша махнул свободной рукой и расхохотался. В ту же секунду вода вскипела, и возник чудовищный водоворот. Ко мне потянулись жадные, извивающиеся, увитые пеной водяные щупальца. Водоворот ревел, требуя себе мои тело и душу. В ушах зазвучал голосок, уговаривавший меня поддаться искушению и прыгнуть в разверстую пасть, покинуть ладонь Страаши и окунуться в бездну. Словно под гипнозом, внимая искушающему голосу, одновременно громкому до истошного вопля и тихому как шепот, я шагнул к краю ладони. Рассудок противился, твердил, что надо остановиться, но я знал, что не должен его слушаться.
      Окружавший меня пузырь лопнул. Я выпрямился в полный рост. Поправил меч и бросился в ревущую пучину.
      Меня подхватило, будто былинку, и повлекло вглубь, в неизведанные водяные недра. Что ж, если мне уготована смерть, так тому и быть. Страха я не испытывал.
      В конце концов, я знал, что делаю и что мне предстоит, и король Страаша тоже это знал. Конечно, существовала некая вероятность, что я собьюсь с пути и меня унесет прямо в лапы врагов. Ведь и Порядок и Хаос поставили многое на кон в этой игре и, защищая себя, церемониться в средствах не станут.
      Голос короля Страаши потерялся в реве водоворота. Я собрался с силами, чтобы пробиться сквозь толщу воды и отыскать одну-единственную подходящую мне дорогу.
      Дышать было невозможно. Вода начала проникать в легкие. Интересно, сколько еще я смогу продержаться без воздуха, прежде чем утону? Внезапно меч шевельнулся. Некий инстинкт заставил меня нащупать рукоять, вытащить клинок из ножен и выставить его перед собой. И меч повлек меня сквозь водную толщу! Сперва вверх, потом вниз, потом совсем глубоко...
      Мимо проносились города, страны, континенты. Все океаны всего мироздания словно слились в один, совершенно невообразимый по размерам. Я пролетал сквозь вселенные, состоявшие целиком из воды. Слепой инстинкт направлял мой путь, а меч служил путеводным камнем, который уводил все глубже и глубже, в самое сердце водоворота.
      Ноги коснулись чего-то твердого. Я встал и выпрямился. Вода клубилась на уровне груди, норовила лишить опоры. Но водоворот куда-то исчез. Над головой непроглядная темень, вокруг - сплошная вода.
      Я устало спрятал меч в ножны и побрел вперед, ожидая, что почва вот-вот уйдет из-под ног и придется плыть. Но отмель не кончалась, а вскоре я выбрался на покрытый галькой берег. Мои щеки тронул свежий ветерок. Где-то вдалеке затявкала лисица.
      Итак, я покинул Мо-Оурию, но куда прибыл - не имел ни малейшего понятия. Я вскинул голову, пытаясь разглядеть знакомое небо, различить знакомые созвездия. Ничего, только над горизонтом завис призрачный месяц. Подождав, пока глаза привыкнут, я огляделся повнимательнее - и увидел в отдалении островерхие крыши и шпили. Знакомое место, тихое, с несколькими достопримечательностями, а в общем и целом - обыкновенный средневековый городишко, каких в Германии пруд пруди. Надеюсь, я не ошибся со временем возвращения.
      Широкий ров окружал остров, на котором и находился город. Этот остров был здесь не всегда. Ров вырыли по моему приказу, когда я еще пытался защитить город, стоявший в ту пору на другом месте. Я использовал все доступные мне заклинания, пытаясь оборонить его, но на каждое заклинание находилось противодействие, и в конце концов я потерпел поражение.
      Эльрик окончательно вытеснил Ульрика фон Бека на задворки сознания. Будем надеяться, никто не раскусил моих планов, хотя тот же самый Гейнор ухитрился проявиться по крайней мере в трех измерениях. Ему помогала покровительница:
      Миггея, герцогиня Порядка. Владычица Миггея.
      В Мо-Оурию она прорваться не сумела, но здесь ей подвластен весь мир. Только на острове, за широким рвом, можно еще укрыться от безжалостной власти Миггеи, но вряд ли это убежище простоит долго.
      Я вымок до нитки и изрядно продрог на ветру. Одежда липла к телу. Я снял шляпу, выжал свои длинные волосы, затем осторожно двинулся вверх по косогору, ловя каждый звук. Рука лежала на рукояти меча, готовая выхватить его в любой момент.
      Только теперь я ощутил, насколько устал. Ноги почти не слушались, будто к каждой привязали тяжеленную чугунную болванку. И самое обидное - я до сих пор не знаю, попал ли туда, куда стремился. Выглядит вроде похоже. Но ведь это основная заповедь творцов иллюзий: чтоб нельзя было отличить от реальности...
      Я слишком привык к тому, что меня норовят обмануть. Если чувства меня не подводят, я совсем один в этом мире, здесь нет ни людей, ни богов. Или же тысячи глаз наблюдают из темноты за каждым моим шагом?
      Мне почудились шаги. Я замер. Не видно ни зги - лишь очертания деревьев да призрачный силуэт города впереди. Рука сама обнажила меч. Вся энергия, которая у нас была, вся сила душ, которой мы напились, растаяла в путешествии сквозь чудовищный водоворот. Я едва держался на ногах, голова кружилась...
      Голоса. Я встал в боевую позицию...
      По-моему, я рухнул наземь. Надо мной склонились какие-то люди. Кто-кто упомянул мое имя.
      - Это не может быть он. Нам говорили, что заклинание снять невозможно. Посмотри на это диковинное платье. Демон, оборотень! Прикончим его!
      Я попытался вставить хотя бы слово, убедить, что, несмотря на охотничий костюм по моде двадцатого столетия, я и вправду Эльрик Мелнибонэйский. И тут силы окончательно оставили меня. Я впал в полузабытье. Какое-то время сопротивлялся обмороку, но был слишком слаб, чтобы совладать с самим собой.
      Теряя сознание, я услышал язвительный смех. Смех моих врагов.
      Неужели меня захватили в плен? Столько усилий - и все напрасно? Неужто я так и не добрался до нужного мне города?
      Накатила темнота. В ней шелестели голоса. Злобные голоса.
      Я проиграл.
      Где мой меч?
      И тут я провалился в забытье.
      Сны бежали от меня. Сны, в которых было что-то очень важное. Сны, которые могли спасти меня. Белый заяц на белой дороге.
      Я попытался догнать его - и очнулся. На кровати. В знакомой комнате. Передо мной стоял коренастый, рыжеволосый и веснушчатый мужчина, одетый просто, но стильно, весь в зеленом и коричневом. Он широко улыбался.
      - Хмурник?
      Рыжеволосый ухмыльнулся шире прежнего.
      - Принц Эльрик, ты узнал меня?
      - Было бы странно, если б я тебя не узнал, - от облегчения на глаза навернулись слезы. Я все-таки сумел вернуться. И Хмурник, сопровождавший меня во многих походах, ждал моего возвращения. Пускай это было глупо, пускай он простой мечник, но я ощутил нечто большее, чем благодарность.
      - Верно, принц, - он снова усмехнулся, потом озадаченно покрутил головой. - Но скажи честно, с кого ты снял этот диковинный наряд?
      - В мое время это распространенная одежда, - ответил фон Бек. - Самая обыкновенная.
      Я точно знал, где нахожусь, - в башне Десницы в Танелорне. В Танелорне, чья гибель была почти неизбежна. А если Танелорн падет, погибнет все, что он олицетворяет. Это ради него я рисковал жизнью, ради него принял помощь похитительницы снов. Нет, Оуна говорила, что она не похитительница. Она всего-навсего - дочь похитительницы снов.
      - Где мое тело? - спросил я, приподнимаясь. Хмурник пожал плечами. Лицо его посуровело, приобрело знакомое выражение: такое выражение возникало у него на лице всякий раз, когда он сталкивался с колдовством.
      - Лежит где лежало, - сказал он наконец. Криво усмехнулся и отвернулся, чтобы не встретиться со мной взглядом. - Дышит. Спит. В смысле, ты спишь... он помолчал:
      - Принц, где ты разжился новым телом? Колдовство, небось?
      - Во сне, - искренне ответил я и пообещал рассказать обо всем, когда и сам буду знать больше.
      Он помог мне пройти в соседнюю комнату. Там царил полумрак. На кровати спал человек. Я не был готов увидеть собственное обнаженное тело - руки сложены на груди, которая мерно вздымается и опадает, глаза - два рубина открыты и глядят в пространство. Я спал. Я был жив, но спал. И меня было не разбудить. Очередной сон, сон во сне. Я протянул руку, чтобы закрыть свои глаза.
      Гейнор воспользовался могущественной помощью. Я знал это заклинание, сам, бывало, им пользовался. Оно обладало жуткой силой.
      Пока я сплю в Танелорне, Гейнор собирает войска. Если он покончит с Танелорном, тогда в опасности окажется все мироздание, все плоскости и все измерения.
      Я вновь посмотрел на себя спящего. Небо за окном порозовело. Светает. Первые лучи солнца упали на землю. Я поднес к глазам свою руку, сравнил ее с рукой человека на кровати. Мы были похожи как две капли воды. Потребовалось могучее волшебство и помощь похитительницы снов, чтобы добиться того, чего сумел добиться я, - теперь у меня был и мой меч, и мое тело.
      А значит, еще есть время. Еще есть надежда спасти Танелорн.
      Глава 5
      Мир Порядка
      Несколькими неделями ранее мы с Хмурником спускались по склонам с другой стороны Кеша, следуя козьими тропками, изредка попадавшимися на пути, донельзя огорченные тем, как обошелся с нами владыка Кеша. В награду за уничтожение отряда потусторонних сил нам обещали "неприлично крупное вознаграждение". Отряд мы уничтожили, а вознаграждение составило всего-навсего две монеты, причем одна из них оказалась фальшивой. Прежде чем покинуть город, я распял владыку Кеша на городских воротах - в назидание тем, кто следующий соберется испытать наше терпение. За нами, разумеется, послали погоню, ибо родственники владыки требовали кровной мести; пришлось убегать, ибо я изрядно ослабел и был не в состоянии снова сражаться - мне требовалась передышка.
      Мы укрылись в холмах, положившись на карты, но карты нас подвели и мы безнадежно заплутали; впрочем, нет худа без добра - наших преследователей постигла та же участь. Некоторое время спустя мы все же выбрались из холмов и, к нашему несказанному изумлению, узрели впереди Танелорн: мы ведь думали, что нам предстоит еще пересечь пустыню, прежде чем мы наткнемся хоть на какое-то подобие цивилизации. Памятуя об обыкновении Танелорна появляться и неожиданно пропадать, мы не стали испытывать удачу и бегом бросились к городским стенам, волоча за собой изможденных долгим переходом лошадей. Нас приветствовали древние здания с толстыми кирпичными стенами и соломенными и черепичными крышами, сады и скверы, высокие деревья и фонтаны. Лично я был очень рад, что мы сумели вернуться; признаться, меня сильно утомили встречи со сверхъестественным, так что я с наслаждением предвкушал уютную комнатку с чистой постелью и простую, но сытную еду.
      Всякий раз, когда дорога приводила нас в Танелорн, мы с Хмурником отдыхали до тех пор, пока не ощущали, что снова готовы отправиться в путь, на поиски новых хозяев и новых приключений. Мы вели жизнь наемных мечников, и работы хватало всегда (хотя с деньгами порой дело обстояло туго). Танелорн, говорили мы себе, залечит наши раны. В городе у нас были друзья; имелись и враги, однако внутри городских стен никаких распрей не возникало. Танелорн был гаванью усталых путников, дарившей отдых тем, кто изнемог в сражениях людей и богов. В этом городе, выпив целебного настоя, я мог наслаждаться относительным покоем.
      Я надеялся остановиться у своего друга Ракхира по прозвищу Алый Лучник, но выяснилось, что он покинул Танелорн и отправился ловить птицу-удачу. А дом запер и наказал, чтобы внутрь никого не впускали.
      Возле дома Ракхира нам встретился мой знакомый, Брут из Лашмара, отставной солдат - высокий, с коротко стриженными волосами, лицо привлекательное и все в шрамах, облаченный в холщовые штаны и длинную темную шерстяную куртку, вроде монашеского наряда (такую или почти такую же одежду носили все отставные солдаты). Брут выглядел обеспокоенным. Красноречием он никогда не отличался и потому никак не мог подобрать слов, чтобы выразить свои чувства. В конце концов он привел нас к себе, выделил в наше распоряжение целое крыло дома и как следует накормил. А пока мы ели, он рассказал, что в воздухе - его слова пованивает колдовством.
      - Просто нос дерет, дружище. И магия какая-то странная, нездешняя. Опасная.
      Я попросил его объяснить поподробнее, но он не сумел этого сделать. Тогда я объявил, что всегда чувствую приближение Хаоса. А сейчас во всем Танелорне нет и намека на Хаос, если не считать, конечно, возвратившегося из скитаний Эльрика Мелнибонэйского. Брут покачал головой: "Город-то переместился, сказал он, - а это не к добру. Ведь Танелорн перемещается, лишь когда ему грозит опасность".
      На это я ответил, что отставные солдаты любят распускать панические слухи; видно, им больше нечем заняться. Танелорну ничто не угрожает. Мы сражались за него и отстояли город. Быть может, однажды нам придется воевать за него снова, ибо этот город, как и прочие хрупкие идеалы, нуждается в постоянной защите. Но мне кажется, что Хаос не станет нападать на Танелорн.
      По правде говоря, на словах я старался выказать больше уверенности, чем у меня ее было на самом деле. Бруту я сказал, что во всем мироздании нет ни одного живого существа, глупого настолько, чтобы оно решилось нарушить Равновесие. Но я-то знал, что такие существа рождаются на свет с достаточной регулярностью. Мы уже защищали от них Танелорн. Неужели Хаос обезумел окончательно и решил напасть вновь, хотя у его воинов еще не зажили раны после предыдущей попытки, обернувшейся неудачей? Нет, ерунда! Не верю и другим не советую. Я заявил, что тревожиться нечего и хватит обсуждать досужие сплетни.
      На том разговор о возможной осаде и закончился, и мы предались воспоминаниям. Такова была природа Танелорна - пробуждать память. Мы вспоминали прежние битвы и прежних врагов, говорили о легендарных сражениях прошлого, размышляли вслух о чудесах Танелорна.
      Минуло около недели с нашего возвращения, прежде чем Танелорн подвергся осаде. И Хаоса я, естественно, так и не учуял. Почему естественно? Да потому, что вместо Хаоса пришел Порядок! А я и представить себе не мог, что Порядок нападет на Танелорн. Почему это произошло? Может, нужно обратиться к былому, к тому скорбному мгновению моей жизни, когда я собственной рукой убил единственную женщину, которую любил? Может, этот мой поступок и привел в движение колеса судьбы, причудливо поменявшей местами Порядок и Хаос?
      Как бы то ни было, Танелорн оказался в осаде. А Порядок, похоже, сошел с ума. Мысль о том, что осаждающими командует некто, чьи амбиции поистине чудовищны, отнюдь не внушала надежду. Подобная амбициозность чаще всего оборачивается наибольшими разрушениями. Ведь такому существу кроме своего честолюбия нечего терять.
      В том, что нам противостоит могущественный чародей, я убедился в тот день, когда окрестности города словно расплавились на глазах у всех, кто находился на стенах и башнях. Земля вспыхнула - и обратилась в протянувшееся до горизонта пепельное поле с редкими каменными глыбами на нем. Мир кристаллической белизны. Жители Танелорна встревожились, ибо этакое волшебство отдавало божественным вмешательством. Это сделал бог или демон. Из людей даже я не был способен испепелить целый мир.
      Чем Танелорн снова привлек владык Вышних Миров? Город теперь возвышался островком в море пепла, зеленые деревья и разноцветные дома Танелорна казались вульгарными на фоне полей цвета отшлифованной ветром кости.
      - Наверное, так выглядит поверхность луны, - сказал я Хмурнику. - Серо и безжизненно. Может, мы там и очутились? Мудрейшие полагали, что город попросту переместился в иное измерение, а наше прежнее полностью завоевано.
      Мы не могли вообразить всей глубины безумия того существа, которое с такой легкостью лишило жизни целый мир.
      У меня в запасе оставалось последнее волшебство. Я вызвал элементалов Земли и попросил их вырыть ров вокруг городских стен. Усилие воли, которое потребовалось на совершение этого заклинания, едва не прикончило меня.
      В Танелорне было великое множество ученых, занимавшихся всеми на свете науками. Я обошел мудрейших и прославленнейших, задавая один-единственный вопрос: кто мог перебросить город в этот мир?
      - Госпожа Миггея, - отвечали мне. - Она, почти наверняка. Доподлинно известно, что она уже опустошила несколько миров, выжгла их дотла.
      Могущество Миггеи было мне знакомо не понаслышке. Одолеть ее нелегко, среди людей в избытке тех, кто поклоняется ей. Однако - чтобы прорваться в иные плоскости, не говоря уж о мире Танелорна, Миггее был необходим посредник. И не только ей - любой из владык Вышних Миров беспомощен, если ему не прислуживают смертные.
      Отсюда следовало, что в нашем мире находится по крайней мере один прислужник Миггеи.
      Я не мог поверить, что Миггея решилась напасть на Танелорн. Даже Ариох, мой покровитель, при всей его взбалмошности, давно усвоил, что Танелорн лучше оставить в покое.
      Первыми на приступ двинулись пехотинцы в бронзовых нагрудниках, до жути похожие друг на друга. Они появились из ниоткуда и как были, походными колоннами, двинулись ко рву; ров их не остановил - передние валились в воду, задние шагали по спинам и головам товарищей. Так они добрались до городских стен - и были отброшены. День за днем тысячи, если не десятки тысяч, шли на штурм, и день за днем мы отбивали атаки, причем наши потери были ничтожны - у этих пехотинцев начисто отсутствовала собственная воля, а потому они были чудовищно предсказуемы и мы убивали их сотнями.
      Они нападали, мы защищались - и строили планы по спасению города. Впрочем, все наши планы не стоили и ломаного гроша: пока не выясним, кто именно наш противник, любой план, в общем-то, беспредметен.
      Никто из нас не ведал, насколько далеко простирается пепельная пустыня. Некоторые, по слухам, видели Миггею, которая якобы наблюдала за штурмом Танелорна с безопасного расстояния. Во всяком случае, такие по городу ходили слухи. И распускали их прежде всего те, кто прибыл в город недавно, бежал из миров, покорившихся Миггее и обращенных ею в пустыни.
      Кроме того, мы по-прежнему не знали имени человека, который служил Миггее. И не могли понять, почему город, который, как гласили легенды, мог предчувствовать угрозу, не переместился при первых признаках опасности, а дождался, пока его запрут в пустыне, точно в клетке.
      Приступы продолжались, и, сказать по правде, отражать их становилось все скучнее. Я уже говорил, что пехотинцы были чудовищно предсказуемы. Они одинаково выглядели, одинаково мыслили и одинаково действовали. Каждый штурм неизменно превращался в резню приспешников Порядка. Какое-то время спустя я заподозрил, что эти атаки - лишь отвлекающий маневр, а настоящая схватка еще впереди.
      Маневр маневром, но сражаться приходилось ежедневно.
      А затем к Танелорну пожаловала сама Миггея.
      Даже я поначалу не осознал всей важности этого события.
      Как-то на рассвете, совершая ежеутренний обход стен, я с изумлением увидел, что город до самого горизонта окружен лесом копий, над которым полоскались на ветру вымпелы и стяги. К Танелорну подступила конница. И это были не бестолковые мечники, нет: против нас выступили славнейшие рыцари Порядка, созванные, должно быть, из всех плоскостей бытия. И численность армии предвещала нам неминуемую гибель.
      Я прикрыл глаза рукой от солнца и стал разглядывать врагов. Мне бросилась в глаза громадная волчица, размером с крупную лошадь, покрытая шелковой попоной, с кожаным седлом на спине; седло было отделано бронзой и серебром, а в узде мерцали самоцветы. Во главе отряда конников эта волчица мчалась к городу. Вот она подбежала ко рву, замерла на краю; глубоко посаженные алые глаза обозрели стену, нос, иссиня-черный на серебристой шерсти, чуть сморщился, будто она к чему-то принюхивалась. Скорее всего, подумалось мне, эту волчицу когда-то изловили на Мелнибонэ: только там водятся волки-альбиносы.
      На волчице восседал некто в доспехах и в серебряном шлеме с опущенным забралом, скрывавшим лицо. Копье всадника отливало золотом. Поверх доспехов был накинут плащ, от пестроты которого рябило в глазах; из-под плаща виднелись разноцветные шелковые ленты.
      Всадник обернулся, привстал в стременах, поднес к губам рог. Над окрестностями раскатился охотничий сигнал.
      И конная лава пришла в движение. Тысячи белых лошадей, тысячи закованных в доспехи воинов. Они что, намереваются затоптать нас копытами своих коней?
      И тут я увидел, на кого они охотятся. Углядел, за кем гналась волчица.
      Заяц, белый как свежевыпавший снег, летел по-над пепельным полем, удирал от преследующей его армии. Он мчался к воротам Танелорна.
      Вслед ему устремилась тысяча стрел и копий.
      Слишком поздно.
      Заяц сиганул в ров, переплыл его, подбежал к воротам, которые чуть приоткрыли, юркнул в щелку и мгновенно затерялся в уличной суете.
      Охота прекратилась. Серебряное воинство разделилось надвое, обтекая Танелорн. Добыча ускользнула... Пропел горн, командуя отбой.
      Они произвели на нас внушительное впечатление, эти рыцари Порядка. Своими сверкающими доспехами, своими шлемами, из-под которых не видно лиц. И своим числом.
      Я встречался с ними и ранее. Рыцари Порядка служили священному долгу - как они его понимали. Созванные под знамена Миггеи, они - тут нечего и сомневаться - будут драться за нее насмерть. Не станут выяснять, кто прав и кто виноват, не станут оспаривать приказов. У них в обычае повиноваться приказу, каким бы нелепым или бесчеловечным тот ни казался. Они цепляются за пресловутый долг, им видится одно-единственное будущее и иных они не приемлют. А собственную алчность выдают за стремление установить в мироздании власть Порядка.
      Но этим утром они гнались за зайцем, мы им были не нужны.
      Конские копыта взрыли пепел. Громадная волчица раздраженно рыкнула, и от этого рыка у меня по спине побежали мурашки.
      Рог протрубил в третий раз.
      Рыцари сомкнули ряды и единым строем поскакали обратно к горизонту.
      Ко мне подошел Хмурник - он командовал отрядом мечников, стоявших чуть дальше по стене.
      - Что все это значит, Эльрик? - спросил он, потом понюхал рукав, потер невидимое пятно. - Они что, на прогулку выехали? Видел, за кем они гнались? На что им сдался этот несчастный заяц?
      Я и сам хотел бы знать, зачем герцогине Порядка понадобился какой-то заяц. И почему она, если этот заяц для нее столь важен, не отправила своих воинов на штурм города? Неужели сообразила, что нападение на вечный Танелорн нарушит Равновесие и подорвет основу мироздания?
      Безумная Миггея... Сколько раз я наблюдал, как Порядок стареет и клонится к упадку! Именно поэтому мои родичи всегда предпочитали вести дела с диким и непредсказуемым Хаосом. Ведь деградирующий Порядок - штука куда более опасная. Хаос не претендуют на логику, на последовательность в действиях, в нем разве что можно уловить логику темпераментов, логику чувств...
      Внезапно я заметил, что волчица возвращается - вместе со всадником, который развалился в седле, а копье упер тупым концом в стремя.
      Как и раньше, животное остановилось у рва. Раздался голос, приглушенный забралом. Я расслышал свое имя.
      - Принц Эльрик, по прозвищу Изменник, ты ли это?
      - Не имею чести быть с тобой знакомым, рыцарь.
      - Ничего, скоро познакомишься. У меня много имен.
      - Скажи, зачем вы нападаете на Танелорн? - спросил я. - Что вам нужно?
      - А что вы защищаете, принц? Ты сам-то это знаешь? Сражаетесь, отбиваетесь, а ради чего? Ради пустоты. Ради пшика. В лучшем случае вы защищаете образ, а никак не реальность.
      - Я видел образы, ставшие реальностью, - отозвался я. - Что же до Танелорна, я здесь потому, что мне этого хочется. Когда мне надоест, я покину город - или отдам его на разграбление. Мне хочется защитить Танелорн - а еще я с удовольствием прикончу тебя.
      Он расхохотался. Какой знакомый смех! Похоже, мои слова нисколько его не задели.
      - Принц Эльрик, хочу предложить тебе сделку. Танелорн останется цел, если ты согласишься отдать мне свой меч. Клянусь честью, я оставлю тебя в покое! И тебя лично, и всех остальных. Меч тебе не нужен, в Танелорне ты проживешь и без него. Что скажешь, принц? По-моему, справедливо: людские жизни за никчемный клинок.
      - Этим клинком я дорожу более, чем своими товарищами, вместе взятыми, ответил я. - Потому оставь свое предложение при себе. Если тебе нужен мой меч, попробуй его взять. Прием ждет теплый, это я тебе обещаю. Раз уж ты про меня столько всего знаешь, мог бы запомнить, что только смерть врага придает мне сил. Извини, что повторяюсь, но неужели у тебя недостанет мужества принять мой вызов? Я с удовольствием прикончу тебя. И животину, на которой ты сидишь.
      Волчица повернула голову и вперила в меня взгляд своих алых глаз. Ее морда скривилась насмешливо, что ли, и одновременно угрожающе.
      - Принц Эльрик, тебе придется потрудиться, чтобы убить герцогиню Порядка, - проговорила она, облизнулась и показала мне свои длинные желтоватые клыки.
      Я выдержал ее взгляд и сказал:
      - Зато волк может убить волка.
      Она не ответила - развернулась и побежала прочь с такой прытью, что всадник чуть не выпал из седла. Признаться, меня позабавило, что Миггея выбрала себе подобное обличье и притворялась, будто всадник ею повелевает. Очередная иллюзия, очередной обман... Мне доводилось бывать в тех измерениях, где все подчинялось логике сродни той, к которой была привержена Миггея. Жуткое зрелище. Даже мелнибонэйцу нелегко его вынести. Разум Миггеи словно пребывал в полусне и едва сознавал последствия своих действий. Она верила в то, что несет смертным покой и защиту, что жертвует собой ради общего блага. А рыцари Порядка, естественно, повиновались ей без рассуждений. Долг превыше всего. Скопище ходячих добродетелей. Все как один безумцы, вроде своей госпожи.
      А что, если город и вправду им вовсе не нужен? Что, если они действительно охотились за моим мечом? Что, если чары и заклятья, наложенные на Танелорн, были призваны всего-навсего подтолкнуть меня к сделке? К сделке, от которой я с негодованием отказался? И намерен отказываться и впредь.
      Моего согласия они не добьются - никогда. Я не пойду у них на поводу. И рано или поздно возьму над ними верх.
      На следующий день осаду сняли, и вражеское войско отступило за пределы видимости. Жизнь в Танелорне постепенно возвращалась в прежнее русло. Города никто не покидал, поскольку идти было попросту некуда. Да, враги отступили, но пустыня вокруг никуда не делась. Всюду, куда ни посмотри, лежал пепел, из которого кое-где торчали уродливые известняковые столбы. В Мо-Оурии жизнь словно застыла, а здесь застыла смерть. Я с каждым днем становился все молчаливее и раздражительнее и уже начинал подумывать о том, чтобы взять коня и ускакать в пустыню - на разведку.
      А по ночам мне снились иные измерения. Едва отличимые от моего собственного - или совсем другие, прекрасные, жуткие, просто другие. Мне снился Бек, которого я не узнал, потому что никогда не видел его наяву. Снились люди в форме, похищавшие мой меч и пытавшие меня. Снились победные сражения и утраченные возлюбленные, а заодно завоеванные возлюбленные и проигранные сражения. Снились ландшафты, от которых пробирала дрожь, и чарующие пейзажи, от которых захватывало дух. Снились невозможные варианты грядущего и всевозможные сцены прошлого. Снилась Киморил, моя погибшая суженая; она молила меня о пощаде, а ее жизненная сила перетекала в мой клинок.
      Я проснулся в слезах.
      Так повторялось каждую ночь. Хмурник, спавший в соседней комнате, приобрел привычку перед сном затыкать уши.
      Снилось мне, разумеется, мое собственное прошлое и мое ближайшее будущее. Снился мир, который мне предстояло отыскать. Мир, в котором мои кошмары станут явью...
      На советах все сходились во мнении, что Порядок просто взял передышку, чтобы поднакопить сил. Мы прикидывали, как нам избавиться от опасности, но не могли придумать ничего путного. Мои попытки призвать духов окончились неудачей. По всей видимости, госпожа Миггея полностью забрала власть над этим измерением. Нас будто ослепили, оглушили - и оставили в одиночестве. Никто не знал, как бороться с Порядком. Хаос неоднократно пытался овладеть Танелорном, но вот силы Порядка, насколько было известно, не приближались к городу никогда.
      Почему-то никто не верил, что мы погибнем. В людей вселил уверенность тот случай с зайцем, ускользнувшим от погони, и они решили, что Танелорн лишний раз показал врагу свою неуязвимость.
      Так или иначе что-то воспрепятствовало рыцарям Порядка проникнуть в город. Может, они сумеют это сделать, когда внутри городских стен окажется кто-то из их прислужников? С какой стати? Ведь рыцари Порядка - не демоны и не боги... Или причина в том, что Танелорн - не из этого мира?
      Размышления ни к чему не вели. Предугадать следующий ход Порядка было невозможно - как и догадаться об истинных намерениях Миггеи и ее присных.
      Мы предприняли розыски белого зайца, но нигде его не нашли: судя по всему, он переждал, пока уляжется суматоха, и благополучно удрал из города.
      Я как-то сказал Хмурнику, что отчаянно скучаю. Если в ближайшее время на город никто не нападет, я поеду в пустыню. Хмурник не вызвался составить мне компанию. По-моему, в глубине души он решил, что я собираюсь предать Танелорн.
      А несколько дней спустя, в час, когда солнце обагрило устилавший землю пепел, с холмов сбежала огромная волчица с всадником на спине. Она остановилась у рва, и всадник потребовал разговора со мной..
      Я поднялся на стену.
      Всадник разрядился еще пышнее и еще безвкуснее, нежели в прошлый раз; пестрота его одежд никак не соответствовала строгому уставу рыцарей Порядка. Он излучал высокомерие. Его серебряные доспехи отражались в воде, и в отражении он казался фигурой из ртути.
      По-прежнему безымянный.
      Он увидел меня, едва я взошел на восточную стену и приблизился к крепостным зубцам. Сделал затейливый жест рукой в перчатке. Это что, новая форма приветствия?
      - Доброе утро, принц Эльрик.
      - Утро доброе, Безымянный Рыцарь. Он рассмеялся, как будто я сказал что-то смешное. Да, у этого рыцаря целый арсенал подручных средств, и среди них тонкая лесть и бездна очарования.
      Нынешним утром он разыгрывал из себя простого, здравомыслящего человека.
      - Не стану тратить понапрасну твое время, принц, - сказал он. - Как рыцарь Равновесия и слуга Порядка, я пришел бросить тебе вызов. Поединок один на один, как ты и предлагал. А еще - я хочу предложить сделку, - все это он произнес тем воинственным тоном, какой часто можно услышать у торговцев и у людей, ищущих работу: они все пытаются всучить вам то, в чем вы совершенно не нуждаетесь.
      - Насколько я понимаю, ты не можешь быть тем и другим одновременно, ответил я. Вызов наполнил мое сердце радостью, но при взгляде на этого типа любой преисполнился бы подозрений. - Рыцари Равновесия служат только Равновесию.
      Он отмахнулся.
      - Твои сведения устарели, принц. Хаос угрожает мирозданию, и потому рыцари Равновесия ныне служат Порядку.
      - Что ж, - ответил я, - перед тобой один из тех, кто служит Хаосу. Могу говорить только за себя, но утверждаю, что лично я никому и ничему не угрожаю.
      - Ты или лжец, или мошенник, - надменно заявил он.
      - Наверное, - весело согласился я. Он пытался разозлить меня, но ему, при всем его высокомерии, было далеко даже до убийственно-вежливой язвительности обычного мелнибонэйского аристократа. - А ты какую ложь приготовил на сегодня?
      - Прояви радушие, пригласи меня к завтраку, и я все тебе расскажу. Я не привык обсуждать важные дела в присутствии стольких любопытных глаз и ушей.
      - В Танелорне иные обычаи, рыцарь. Мы ни от кого не таимся и никому не желаем зла. Такой у нас образ жизни. Если тебе есть что сказать, говори сейчас.
      - У каждого свои привычки, и я не намерен менять ваши, - волчица переступила с лапы на лапу, словно была не согласна со своим седоком. Откровенность за откровенность, принц. Я пришел принять твой вызов. Дуэль, поединок один на один, чтобы решить, чья возьмет. А если желание сразиться со мной тебя уже оставило, я согласен уйти, но с маленьким подарком. Мне нужен твой старый меч. Отдай мне клинок, и я уведу своих людей. Ты видел, какая у меня армия, ты знаешь, какова ее сила. Не пройдет и часа, как мы вас сомнем. Сотрем в порошок. Вы станете шепотком на ветру, а ваш город поглотит пустыня. Отдай мне меч, принц, и ты станешь бессмертным, а Танелорн сохранится в целости, как и положено вечному городу.
      - Пустые угрозы, - проговорил я. - Сколько я их слышал за свою жизнь! Сколько раз мне сулили неминуемую гибель, а я, как видишь, до сих пор жив. Угрозы легко произносятся, а вот выполнить их куда сложнее...
      - Я отвечаю за свои слова, принц, - бросил рыцарь Равновесия, теребя разноцветные ленты. - За мной могучая сила. Сотни тысяч копий...
      - Ни одно из которых не может проникнуть в наш город, - докончил я. - Увы, рыцарь, тебе нечего предложить мне. Даже твоя престарелая госпожа Миггея - и та не может войти в Танелорн, если ее не призовут. Те воины, которые штурмовали город прежде вас, почти все мертвы. Сверхъестественная помощь вам не подспорье. А ты, рыцарь, своими речами дал понять, что с тобой не стоит связываться. Я не верю в то, что ты собираешься драться со мной честно.
      - Прими мои извинения, принц. Уверяю тебя, наш бой будет честным. Мне незачем прибегать к хитрости, ведь на моей стороне Порядок. Вот что я предлагаю: мы будем сражаться за меч. Победишь ты - рать Порядка отступит от Танелорна, земля вокруг города возродится, никто не пострадает. Возьму верх я - ты отдашь мне меч, и я уйду, а вы отбивайтесь, как сумеете.
      - Мы с моим мечом связаны неразрывно, - сказал я, - мы с ним одно целое. Если ты возьмешь этот меч в руки, он убьет тебя. И со временем вернется ко мне. Поверь, рыцарь, я не преувеличиваю и не пытаюсь тебя припугнуть. Но дело обстоит именно так. И сейчас мы преисполнены сил - благодаря твоим глупым воинам. Ты, и никто другой, оделил нас жизненной силой.
      - Значит, я ее и отберу. Соглашайся, принц. Впусти меня, и мы сразимся на виду у всех - на главной площади.
      - Поединки в Танелорне запрещены, - я не сомневался, что он это знает и без меня.
      - Надо же! - язвительно воскликнул он. - Значит, тебе запрещают драться? в его голосе прозвучала неприкрытая насмешка. Тон рыцаря сделался вызывающим. - И кто, если не секрет? Надеюсь, ты еще не дошел до того, чтобы безропотно подчиняться бессмысленным традициям? Всякий свободный человек имеет право защищать свою жизнь. Имеет право с гордостью носить оружие и применять его, когда вынуждают обстоятельства. По крайней мере, так заведено у нас - у тех, кто служит Порядку. Мы отринули бремя ритуалов, и перед нами возникло юное и чистое будущее. А ваши традиции, ваши ритуалы - всего лишь правила, за давностью лет утратившие смысл. Если хочешь выжить, нужно забыть о ритуалах. Иначе пропадешь. Нельзя сражаться с такой ношей на плечах. Все очень просто, принц: те, кто не сопротивляются Хаосу, рано или поздно будут им уничтожены.
      - А если вы уничтожите Хаос? - уточнил я. - Что тогда?
      - Порядок восторжествует. Непредсказуемость исчезнет навсегда. Неопределенность сгинет, будто ее никогда и не было. Все в мироздании займет отведенное ему место, каждый человек, каждое живое существо займется полезным делом. И мы наконец узнаем, что нам сулит будущее. Удел человеческий докончить работу богов и завершить божественную симфонию, в которой все мы инструменты.
      Мне подумалось, что прожил я уже немало, но ни разу не слышал ничего, хотя бы отдаленно похожего на этот горячечный бред, да еще столь связно изложенный. Наверное, в детстве я прочел слишком много книг, а потому древние, как мир, доводы в оправдание жажды власти были мне хорошо знакомы. В тот самый миг, когда взывают к сверхъестественным материям, понимаешь, что твой собеседник лжец, свято верящий в собственные бредни, и доверять ему нельзя ни в коем случае.
      - Удел человеческий? Ты хотел сказать - твой удел? - я оперся на парапет, как крестьянин опирается на забор, болтая с односельчанином. - Тебе доподлинно известно, что правильно, а что нет? По-твоему, к добродетели ведет одна-единственная дорога? Этакая торная тропа в вечность? Мы, слуги Хаоса, смотрим на мир немножко иначе.
      - Ты смеешься надо мной, принц. Но у меня преимущество: мой мир со временем станет таким, каким я его вижу. А твой, боюсь, не воплотится в явь никогда.
      - Мне это ни к чему, рыцарь. Я не стремлюсь изменить мир. Живу как живется, и меня это вполне устраивает. В твоем могуществе я не сомневаюсь: недаром Порядок изгнал из этого измерения моих союзников. Теперь, насколько я понимаю, между тобой и полным покорением этого мира стоит только мой меч и город за моей спиной. Я знаю, что мы можем победить тебя. Не спрашивай, откуда мне это известно. Скажу лишь, что мы, слуги Хаоса, больше вашего полагаемся на удачу. А что такое удача? Благосклонность толпы... Как бы то ни было, мы на нее полагаемся. А заодно верим в самих себя.
      - Не мне ввязываться в спор с тем, кто сведущ в мелнибонэйской софистике, - отозвался рыцарь, продолжая теребить свои ленты. - Притязания твоего покровителя Ариоха, принц Эльрик, прекрасно известны. Будь его воля, он принялся бы тасовать миры как колоду карт, - подул прохладный ветерок. Рыцарь словно запутался в разноцветных лентах, обмотавших его, казалось, с головы до ног. Почему он их не снимет? Можно подумать, ему претит вид неразукрашенных доспехов. Или ему хочется яркости красок? Как если бы его целую вечность держали в черно-белом мире, как если бы от пестроты наряда зависела его жизнь... Когда лучи солнца упали на его доспехи, почудилось, что наш гость охвачен пламенем.
      Я был уверен, что смогу одолеть его в честном бою. Однако если ему на помощь придет госпожа Миггея, мне придется туго. С нею тягаться бессмысленно, ее могущество для меня неодолимо.
      Вспоминая впоследствии то утро, я все больше убеждался, что мои враги знали меня лучше, чем я сам. Они рассчитывали на мою скуку. И не прогадали: чтобы прогнать скуку, я готов был на что угодно. Что касается Танелорна город, я ничуть не сомневался, не взять ни этому франту в доспехах, ни самой Миггее. Для меня, конечно, было бы лучше поскорее снять осаду, чтобы я мог продолжить свои лишенные цели скитания. Память постоянно воскрешала образ Киморил, случайно погибшей во время моего поединка с Йиркуном. Мне была нужна только она, все остальное не имело ни малейшего значения, и я с радостью отказался бы от всего в пользу своего кузена. Но Киморил любила меня, и потому Йиркун жаждал завладеть ею. Моя гордыня, моя безжалостная страсть, вкупе с неуемной алчностью Йиркуна, привели к тому, что Киморил погибла. Йиркун тоже умер - той самой смертью, какой заслуживал. Но Киморил не заслуживала гибели, не заслуживала, чтобы с нею так бесчеловечно обошлись. Я всегда старался защищать ее, однако на мгновение утратил власть над своим мечом...
      После смерти Киморил я поклялся никогда больше не терять этой власти. И до сих пор держал слово, хотя порой воля меча становилась едва ли не сильнее моей собственной. Вдобавок я никогда не мог отделить свою силу от силы, переданной мне клинком.
      Накатил гнев, пополам с тоской и грустью. Чувства рвались на свободу, и я с немалым трудом удерживал их в узде. Меч пытался выскочить из ножен, но его я смирил. И решил принять вызов.
      Быть может, к этому решению меня искусно и незаметно подвели. Не знаю. Мне казалось, мы будем биться на моих условиях.
      - Волчица должна уйти, - сказал я. - Этот мир...
      - Она не может покинуть его.
      - Ладно. Тогда пусть поклянется, пусть даст слово Порядка не вмешиваться в поединок. Она согласна?
      - Да, - откликнулся рыцарь. - Волчица не будет вмешиваться.
      Я посмотрел на животное. Волчица медленно, неохотно опустила голову, подтверждая согласие.
      - А кто помешает вам - тебе и ей - нарушить слово?
      - Слово Порядка нельзя нарушить, - заявил рыцарь. - Что бы ни случилось, мы блюдем свое слово. Я не стану менять условия: если ты победишь, мы все уйдем из этого мира. Если ты проиграешь, я заберу меч.
      - Ты настолько уверен, что сможешь одолеть меня?
      - Бурезов будет моим еще до заката. Может, сразимся тут, где я сейчас стою? - он указал себе за спину. - Или там, дальше?
      Я расхохотался, чувствуя, как мною овладевает подзабытая жажда крови.
      Хмурник, с беспокойством поглядывавший на меня, не выдержал:
      - Друг Эльрик, это ловушка! Не вздумай доверять Порядку! Не позволяй им обвести тебя вокруг пальца. При твоей-то мудрости...
      Я перестал смеяться и положил руку на плечо Хмурнику.
      - Порядок стареет, становится злобным и хищным - и цепляется за отжившие ценности. Он вроде бы отвергает ненужное, но на деле хватается за все, чем когда-то дорожил. Они сдержат слово, друг Хмурник.
      - Но в этом поединке нет ни малейшего смысла! Зачем тебе с ним драться?
      - Чтобы спасти твою шкуру, например. Остальные меня, сказать по правде, не заботят.
      - Или погубить меня и весь Танелорн в придачу.
      Я покачал головой.
      - Если они нарушат слово, то перестанут служить Порядку.
      - Да разве они ему служат? Одумайся, Эльрик! Какой же это Порядок, коли он готов пожертвовать справедливостью ради своих желаний? - Хмурник вцепился в мой рукав. Я стал спускаться со стены; он бежал следом, не выпуская рукава. Я не верю ни единому словечку этого фанфарона! Ты поосторожнее с ними, ладно?
      Поняв, что меня не переубедить, он отстал.
      - Я буду следить за ними и если что замечу, сразу дам тебе знать. Но зря ты в это ввязываешься, помяни мое слово. Опять дурная кровь в голову ударила...
      Я усмехнулся.
      - Ты, видно, забыл, что эта дурная кровь, друг Хмурник, не раз выручала нас из неприятностей. Порой она лучше всякой логики. Но он остался при своем мнении. Другие, в их числе и Брут из Лашмара, тоже просили меня быть поосторожнее. Я утвердительно кивал, однако сам уже настраивался на поединок, готовился сочинить историю, которая еще никогда и никем не была записана. Я действовал, подчиняясь голосу сердца; мне хотелось доказать, что предопределения не существует, что мы вольны изменить свою судьбу. Как я и сказал Хмурнику, далеко не впервые мною овладевала жажда крови, не впервые я внимал песне битвы в радостном предвкушении схватки. И думал, что, если останусь в живых, наверняка захочу испытать то же ощущение еще много-много раз.
      Кровь бурлила в моих жилах. Я рисковал - и был счастлив, что снова рискую, ставя на кон свою жизнь и свою душу.
      Я спустился по ступенькам, крикнул, чтобы открыли ворота. Затем напомнил безымянному рыцарю о его обещании и потребовал прогнать волчицу.
      Стены Танелорна остались позади. Я пересек мост и ступил в пепел. Волчица исчезла. А на меня смотрело мое отражение - кроваво-красные глаза на бледном лице, белые волосы, рассыпавшиеся по плечам... Ветер, гулявший по равнине, трепал волосы, и они шевелились будто змеи.
      В доспехах безымянного рыцаря отражалось все, что его окружало. Я поморщился: увидеть себя в нагруднике врага - это уж как-то чересчур. Кажется, что собираешься сражаться с самим собой...
      Рыцарь держал в руке отливавший серебром клинок. Откуда он его извлек? Признаться, я слегка встревожился. Если не считать цвета, этот меч был на вид точной копией Бурезова. Двойник - и полная противоположность моему клинку. Будь на этом мече какие-либо чары, я бы их почувствовал, но колдовством от него не пахло; скорее он словно источал смерть.
      Никакого колдовства. Или колдовство все же есть, но настолько хорошо спрятанное, что я не в состоянии его заметить? Меня пробрала дрожь; я весь подобрался, как дикий зверь перед прыжком.
      Внезапно накатила волна воспоминаний. Все это уже было не раз и не два...
      Рыцарь глухо хмыкнул в недрах шлема.
      - История повторяется, принц Эльрик, - произнес он тихо, почти шепотом. Иногда нам позволено изменить ее. Надеюсь, ты не обидишься, если я скажу, что в иных вариантах нашей истории, в иных воплощениях ты проигрываешь. И даже погибаешь. А порой тебе выпадает удел, который хуже смерти.
      Снова холодок по коже. С чего бы?
      - И сегодня как раз такой день, когда ты пожалеешь, что не умер.
      Блистающий клинок взметнулся в воздух.
      Я едва успел парировать удар. Бурезов застонал, столкнувшись со светлой сталью. Застонал от ненависти. Или от страха? Никогда прежде я не слышал такого звука.
      Силы покидали меня. С каждым ударом, который пока удавалось парировать, я утрачивал жизненную энергию. Меч становился все тяжелее, все неподъемнее. Мне хотелось заглянуть под шлем противнику, увидеть черты его лица, его глаза, но он, разумеется, не собирался поднимать забрало.
      По правде сказать, я испугался. Я привык, что Бурезов в поединках подпитывает меня энергией. А теперь получалось, что мой меч отбирает у меня силы. Кто этот загадочный рыцарь? Какую магию он творит? Кто ему помогает? Здесь явно не обошлось без колдовства...
      Колдовство... Сражался рыцарь посредственно, как я, впрочем, и ожидал. Двигался неуклюже, без какого-либо намека на изящество профессионального бойца. Однако отбивал все мои удары. А сам почти не нападал. Похоже, он избрал защитную тактику. Очень подозрительно... Когда бы не долг чести - ведь я принял вызов, - я немедля прекратил бы бой и вернулся в город.
      Какая жуткая тишина! Я привык слышать песнь своего клинка. Но сейчас Бурезов молчал, лишь вибрировал от ударов. И с каждым мгновением все менее ощутимо.
      Хмурник был прав. Меня заманили в ловушку. Но я должен сражаться, иного не дано...
      Я нанес подряд два быстрых удара, рыцарь легко их отразил, и я вдруг пошатнулся и почувствовал, что у меня подгибаются колени. Меч оттягивал руки, заставлял сгибаться под его тяжестью. Невероятно! Каждое движение отзывалось болью в утомленном теле.
      Ловко меня провели... - Рыцарь негромко рассмеялся.
      Я испробовал все приемы, какие знал. Попытался воззвать к Ариоху, но понял, что слишком устал, чтобы мой зов дошел до Вышних Миров. Какая-то странная усталость... И все мои познания в чародействе были бессильны вернуть моему разуму власть над телом. Я как будто подпал под могучее заклинание...
      Не прошло и нескольких минут, как я споткнулся, потерял равновесие и рухнул спиной на покрытую пеплом землю. На моих глазах безымянный рыцарь наклонился и подобрал Бурезов. Какой позор! Я попытался встать, но у меня ничего не вышло. Похоже, далее сопротивляться бесполезно. Всякому взявшему в руки мой меч грозила печальная участь, однако рыцарь как будто ничуть не опасался Бурезова. А я так верил в преданность своего клинка! Наверное, я схожу с ума...
      В глазах помутилось, а когда зрение прояснилось, я увидел, что фигура в серебристых доспехах наклонилась надо мной. Услышал злорадный смех.
      - Что ж, принц Эльрик, наш поединок окончен, можешь возвращаться в Танелорн. Успокой своих друзей, мы город не тронем. То, что было мне нужно, теперь у меня.
      И тут рыцарь снял шлем. Женщина! Бледная, словно светящаяся изнутри кожа; светлые волосы, свирепый взгляд черных глаз; зубы острые, губы пылают огнем...
      Я догадался, как меня обманули.
      - Госпожа Миггея, я полагаю, - мой голос не поднимался выше шепота. - Ты же дала слово. Слово Порядка.
      - Разве? Ты не слишком внимательно слушал, принц. Это волчица поклялась не вмешиваться в поединок, а никак не я. Ты многое знаешь, но идешь на поводу у желаний и отвергаешь доводы рассудка. Времена ныне суровые, ставки высоки. И приходится нарушать прежние правила.
      - Ты не сдержишь слова? Ты же обещала оставить город в покое!
      - Я его и оставлю. Вы вымрете сами, без чьей-либо помощи.
      - Что ты хочешь сказать? - выдавил я, сглотнув подкативший к горлу комок.
      Каким же я был глупцом, что не послушал совета верного Хмурника! Такова моя судьба - приносить беду себе самому и тем, кто меня окружает. И все потому, что я следую чувствам, а не разуму. И не удивительно, что напасти сыплются на меня одна за другой.
      - В этом мире нет иной воды, кроме той, что заполняет ваш ров, - сказала Миггея. - Нечем поливать сады. Нечего пить, - она улыбнулась собственным мыслям, взяла Бурезов за лезвие, стиснула в кулаке, который словно разбух, увеличился в размерах. - Никто вам не поможет. Ни боги, ни демоны. И в ваш мир вы не вернетесь. Мне хватило сил переместить Танелорн сюда и достанет их удерживать город здесь, пока не умрет его последний защитник. С Миггеей мало кто отваживается бороться, принц. Со временем вы увянете, как цветы по осени, и самая память о вас развеется по ветру. Но тебя, принц Эльрик, я пощажу. Ты ничего этого не увидишь, потому что будешь спать.
      В глазах у меня снова помутилось, но, собрав остатки воли, я все же сумел переспросить:
      - Спать?
      Уродливое, безумное лицо Миггеи приблизилось почти вплотную. Она дунула мне в глаза.
      И я провалился в наполненное сновидениями забытье.
      Глава 6
      Дочь похитительницы снов
      Я смутно сознавал, что друзья подняли мое тело с земли и несут обратно в город. Даже пошевелиться не было ни малейшей возможности: я то и дело впадал в колдовское забытье, почти не замечая происходящего вокруг. Мои друзья, особенно Хмурник, разумеется, сильно беспокоились - и за меня, и за Танелорн. Я пытался окликнуть их, утешить, успокоить, но каждая попытка лишь глубже погружала меня в мир сновидений.
      А в него погружаться было страшно. Я опасался этого мира - точнее той западни, которую для меня наверняка приготовила в нем Миггея.
      Но ничего другого не оставалось. Лишенный возможности двигаться и разговаривать, я выбрал единственный путь к спасению - позволил себе соскользнуть в глубины сознания, хоть и боялся, что уже никогда не смогу вынырнуть из темного водоворота собственных мыслей.
      Я окунулся в сновидения.
      Остатки воли покинули меня. Я стал падать. Танелорн исчез, заодно со всем тем, что ему угрожало сейчас и могло угрожать в будущем. Все равно я не мог защитить город, ведь мой меч утрачен... И потом, какая польза от меча? Разве что замахнуться им на Равновесие...
      Голова шла кругом. И забытье я воспринял как награду.
      Обморок длился всего несколько секунд, а затем ко мне пришли сны. В этих снах я увидел человека в лохмотьях: он стоял спиной к своему дому, держа в руках книгу, а за плечом у него висел большой узел. Я хотел спросить, как его зовут, но глаза человека были полны слез и он не видел и не слышал меня. На мгновение мне почудилось, что у него - мое собственное лицо, но когда он повернулся, я понял, что ошибался: в его круглом лице не было и намека на мелнибонэйские черты. Он помедлил, а потом вернулся в дом, где его ждали жена и дети. Домашние обрадовались его возвращению, они и не подозревали, насколько человеку плохо. Сочувствовать обыкновенному смертному было недостойно мелнибонэйца, однако мне захотелось помочь этим людям.
      Минуло время. Я увидел, как человек наконец-то покинул свой дом с узлом на спине и вскоре исчез из вида. Я двинулся было за ним, но, поднявшись на гребень холма, нигде его не заметил. А на равнине, представшей моему взгляду, битва сменяла битву. Мужчины осаждали и сжигали замки, города и деревни, убивали женщин и детей, уничтожали все живое, потом обращались друг против друга и вновь принимались убивать. Дорога от холма вела прямиком через эту долину. И я пошел по ней.
      Вскоре пришлось остановиться: некто крошечный и горбатый вскочил на придорожный камень и с ухмылкой протянул мне украшенный резьбой лук. Он что-то сказал, но я его не услышал. Он явно разозлился, принялся горячо жестикулировать, но я по-прежнему не понимал. В конце концов он взял меня за руку и обвел вокруг камня. Мне открылся вид на озеро или даже на море, стоявшее впереди стеной, и через это море бежала ослепительно сверкавшая дорога, подобная солнечной дорожке на воде.
      Зрелище было столь необычным, что у меня засосало под ложечкой. А крохотный незнакомец все тянул меня за собой, пока мы не ступили на блистающую дорогу и не пошли вверх. В ноздри мне ударил запах соленой воды. А дорога вдруг распрямилась и стала одним из сотни лучей в паутине лунного света. Те самые лунные дороги, что позволяют путешествовать между измерениями!
      Мой проводник сгинул, будто его и не было.
      Я слегка встревожился.
      Как ни удивительно, я чувствовал себя здоровым и окрепшим. Никогда прежде мне не было так хорошо. Я привык ощущать боль, в лучшем случае - отголосок боли, мое тело испытывало боль с рождения. Всю свою жизнь я сражался с физической слабостью. А теперь - теперь меня словно подменили и я стал записным здоровяком. Конечно, я понимал, что в действительности бестелесен, что это моя душа скитается по колдовским мирам, где сбываются сны, но и во сне было приятно ощущать свое крепкое, хоть и не существующее тело.
      Но это нежданно обретенное здоровье не могло помочь мне в моем нынешнем положении. Я ведать не ведал, какую ловушку подстроила мне Миггея. И понятия не имел, какую дорогу избрать. Передо мною лежал мириад путей, каждый из которых напоминал луч света, и по каждому двигались самые разные существа. Разумеется, я знал, что мультивселенная не терпит пустоты, что в ней просто-напросто не найти незаселенного уголка. Однако существ было столько... Лунные дороги казались мне ветвями громадного дерева, корни которого уходили глубоко в мой собственный разум. Я зрел изнанку мироздания.
      Несмотря на недавний горький опыт, я решил подчиниться инстинктам и выбрал малую "веточку", отходившую от толстого "сука".
      Дорога просела подо мной. Я сделал шаг, другой. Дорога прогибалась, но держала, и идти по ней было радостно. Я и не заметил, как преодолел половину пути до выбранной ветки. И тут идти стало гораздо сложнее: переплетение ветвей препятствовало продвижению. Я словно уперся, если продолжать сравнение, в густые заросли, продраться сквозь которые было не так-то легко. Собственное тело воспринималось как нечто невесомое, с таким телом нечего и думать протиснуться среди ветвей; вдобавок по этим ветвям тоже двигались совсем крохотные фигурки, и я ни в коей мере не собирался им мешать.
      В конце концов мне удалось выбраться из зарослей, почти никого при этом не потревожив. Забавно предположить, что сейчас иное существо, намного больше моего, прикидывает, как ему пройти далее, не скинув меня с моей ветви.
      Какое-то время спустя я остановился и оглядел себя. Вместо повседневной одежды на мне был полный мелнибонэйский доспех. Причем не церемониальный, с вычурными латами, а боевой, простой и добротный, надежно защищавший от врага в битве. Он ничуть меня не тяготил: я не чувствовал его веса. Невольно могло показаться, что я умер и превратился в бродячего призрака. Если задержусь здесь надолго, сделаюсь, наверное, полупрозрачным, смешаюсь с воздухом, растворюсь в нем, стану для глаза смертного этаким мимолетным сгустком пыли...
      Я сбился с пути и вынужден был передвигаться вслепую, перебираясь с одной кривой ветки на другую, еще более кривую. Того и гляди под моими ногами окажется последняя ветвь в кроне великого дерева, и что тогда? В сердце закрался холодок - и тут я углядел дорожку, что вела в пещеру из переплетенных ветвей. Внутри пещеры виднелась хижина причудливых очертаний, крытая соломой, которую не меняли, должно быть, сотни лет; стены сложены из кирпича, понатасканного непонятно откуда, окна располагались в самых неожиданных местах и значительно отличались друг от друга размерами; над высокой и узкой дверью нависала таинственно изогнутая печная труба. Над крыльцом болтались корзины с яркими цветами, среди которых затесалась птичья клетка. Под клеткой, вывалив язык, точно бегала целый день без передышки, сидела черно-белая овчарка.
      Не знаю уж почему, но этот мирный деревенский вид заставил меня насторожиться. Пожалуй, я слишком привык к тому, что всюду подстерегают западни и ловушки. Мои враги с удовольствием давали обещания, которые не собирались сдерживать, как если бы им просто нравилось обманывать. Если этот идиллический пейзаж - очередной обман, он, надо признать, весьма хитроумен. Все выглядело правдоподобно, не забыли даже о дымке, что тянулся из трубы, о запахе свежеиспеченного хлеба, о звуках, доносящихся изнутри дома...
      Я оглянулся. За моей спиной раскинулась гигантская мультивселенная, по сравнению с которой все на свете казалось ничтожным. Светящаяся паутина заполняла мириады измерений, ветви тянулись в бесконечность. И отблеск паутины падал на эту хижину на краю бездны и на мрачный лес поодаль.
      Я сделал шаг и, к своему немалому изумлению, вдруг выяснил, что доспехи обрели тяжесть, да и тело стало вещественным. Мгновенно навалилась усталость. Вот она, плата за обретение плоти!
      Открыв калитку в невысоком заборчике, я побрел по посыпанной гравием дорожке к дому. Постучал в дверь, спохватился и сдернул с головы шлем. До чего же неудобно держать его под мышкой - он словно весь состоял из граней и шипов.
      - Добро пожаловать, принц Эльрик, - приветствовал меня веселый молодой голос. - Твое чутье тебя не подводит.
      - По-всякому бывает, - отозвался я, проходя в дверь. За дверью находилась просторная комната с низким потолком: черные стропила, белые стены, на полу роскошный ковер, на стенах шпалеры, с замечательным мастерством передававшие сценки из повседневной жизни. Меня поразило это несоответствие обстановки убогому виду хижины снаружи.
      Из соседней комнаты, вытирая испачканные в муке руки, появилась молодая женщина. Мука серебристым дождем осыпалась на ковер. Женщина наморщила носик, чихнула, извинилась и прибавила:
      - Принц, я ждала тебя целую вечность. Я молчал, ибо слова не шли на ум. Передо мной стояла женщина, облик которой до боли напоминал мой собственный. Точеные черты, раскосые глаза, маленькие, слегка заостренные кверху уши. Глаза - алые, как спелая клубника, кожа цвета выбеленной временем слоновой кости. Белые волосы густыми прядями ниспадали на плечи. Одета она была по-простому штаны да рубаха, поверх которой накинут грубый холщовый фартук.
      - Мой друг Джермейс показал тебе верный путь, - заметила она с улыбкой. Похоже, ей нравилось мое замешательство.
      - Это тот коротышка?
      - Ты с ним еще встретишься.
      - Наверное.
      - Мы все рано или поздно встречаемся. Когда наши судьбы начинают меняться. Порой изменения едва заметны, а порой меняется вся жизнь и рождается новая история. Новый миф переплетается со старым. И возникает новый сон.
      - Я сплю. Ты мне снишься. И наш разговор - только сон. Значит ли это, что я сошел с ума? Неужто заклятье, усыпившее меня, похитило вдобавок мой разум?
      - Все мы снимся друг другу, принц Эльрик. У каждого свои сны, и в этих снах мы враждуем со всем, что нас окружает, пытаясь выделиться из общей картины.
      И жесты у нее были мне знакомы. Где я видел эту женщину?
      - Госпожа, окажи мне честь, соблаговоли назвать себя.
      - Сестры зовут меня Белым Зайцем. Я выросла среди оборотней и похитительниц снов. А матушка дала мне имя Оуна, по обычаю предков.
      - Ее зовут Оуне?
      - Оуне, похитительница снов. А я - Оуна, дочь похитительницы снов. А мою дочь будут звать Оунни.
      - Дочь Оуне? - я помедлил. - Выходит, я - твой отец?
      Женщина расхохоталась и шагнула ко мне - Наконец-то ты догадался.
      - Я не знал, что.., э.., так вышло.
      - Вышло, вышло, отец.
      Меня словно обухом по голове ударило. Или окатило волной. Отец! Такой удар нелегко выдержать. Хотелось закричать, от всего отказаться, хотелось проснуться и забыть этот страшный сон. Но в то же время я знал, что Оуна не лжет. Достаточно было посмотреть на нее, чтобы удостовериться в правдивости ее слов. Весь ее облик говорил о том, что она - моя дочь. С Оуне, ее матерью, мы вместе когда-то искали Жемчужную Твердыню. Я мимоходом влюбился и...
      Внезапно мне пришла мысль, которая вновь пробудила сомнения.
      - Прошло мало времени, - проговорил я. - Ты слишком взрослая, чтобы быть моей дочерью.
      - В разных плоскостях, отец, время течет по-разному. Ты, видно, забыл, что время - не прямая дорога; время - океан. Кажется, вы с мамой подружились именно в этом мире?
      Мне понравилась ирония, прозвучавшая в ее словах.
      - А твоя матушка?.. - я не докончил фразу.
      - У нее нынче другие дела, хотя изредка она и навещает Край Времени.
      - Она родила тебя здесь?
      - Да. И не только меня. Нас было двое.
      - Двое?
      - Близнецы. Так она мне рассказывала.
      - А где второй? Умер?
      - Не знаю. Что-то случилось вскоре после нашего рождения. Мама не захотела вдаваться в подробности, сказала лишь, что нас разлучили. Что мой близнец ушел. Вот и все, что мне известно.
      - Похоже, судьба близнеца тебя не слишком заботит.
      - Время лечит раны, отец. Я долго считала, что мой близнец у тебя, что ты растишь его и воспитываешь, но недавно убедилась, что это не так, - она потянула носом и вдруг метнулась на кухню, откуда донесся аппетитный аромат пирога с крыжовником. Я усмехнулся. До чего же приятно вернуться к простым человеческим удовольствиям - хотя бы и во сне!
      Поскольку это был сон, я не нашел ничего удивительного в том, что меня пригласили к столу и накормили свежеиспеченным хлебом и свежевзбитым маслом, положили чандры, приправленной пряным соусом, а на десерт посулили пирог и глоток гласа.
      Теперь мне и в голову не приходило подозревать Оуну в обмане. Происки Порядка вынуждали к осторожности, но не здесь; в этой диковинной хижине, рядом со своей взрослой дочерью, я чувствовал себя в безопасности. Родная кровь мне ли не узнать ее? Будь Оуна оборотнем, лживым порождением Хаоса, я бы мгновенно это ощутил.
      И все же внутренний голос настойчиво твердил, что я не раскусил интригу Порядка, из-за чего оказался побежден и ввергнут в свое нынешнее состояние. Так стоит ли по-прежнему полагаться на чутье? Может, я давно его утратил и лишь теперь начинаю понимать, что со мной произошло? Может, Оуна все-таки очередная иллюзия, сотворенная, чтобы похитить остатки моей души?
      Мой нрав не позволял мне осторожничать. И потом, осторожностью ничего не добьешься. Как ни крути, особого выбора у меня не было, в этой хижине на краю бездны, в непосредственной близости от паутины лунных дорог.
      - Значит, ты не ведаешь, что сталось с твоей сестрой?
      - Сестрой? - с улыбкой переспросила Оуна. - Отец, с чего ты взял, что у меня была сестра? Матушка родила меня и моего брата.
      - Брата? - по спине побежали мурашки - то ли от страха, то ли от восторга. - Выходит, у меня и дочь, и сын?
      - Наверное, тебе лучше было не знать о нем, отец. Если он мертв - а я боюсь, что оно так и есть, - твоя радость обернется мукой.
      Я отмахнулся от ее слов. Сын, у меня есть сын! Это главное, а страдать будем потом - если, конечно, придется.
      Сын и дочь. Я с любовью поглядел на Оуну, испытывая невероятную сумятицу в мыслях. И сделал то, от чего пришел бы в ужас любой мелнибонэец, - притянул девушку к себе и крепко обнял. Она прижалась к моей груди - чуть стеснительно, будто тоже не привыкла выказывать свои истинные чувства. Но моя ласка была ей приятна.
      - Ты - похитительница снов, - сказал я задумчиво.
      Она затрясла головой. На ее отразились смешанные чувства.
      - Нет, я всего лишь дочь похитительницы снов. Меня учили ремеслу, и кое-что я умею, но призвания в себе не ощущаю. По правде говоря, отец, я порой словно разрываюсь на части. Что-то во мне, можно сказать, восстает против матушкиного ремесла и всего, что с ним связано...
      - Твоя матушка не раз выручала меня, когда мы с ней искали Жемчужную Твердыню, - Эльрику ли Мелнибонэйскому не знать, что такое душевные терзания?
      - Она часто вспоминала о вашем путешествии. И о тебе, отец, отзывалась тепло, что просто удивительно, если учесть, сколько у нее было любовников за минувшие годы. Сдается мне, ты единственный, от кого она завела ребенка.
      - Не знаю, радоваться мне или огорчаться. Нрав у нее всегда был крутой...
      - Я не слышала от нее ни единого дурного слова о тебе. Наоборот, она расхваливала тебя, называла великим воином, отважным и благородным рыцарем. И постоянно прибавляла, что из тебя получился бы самый ловкий на свете похититель снов. По-моему, она и во сне видела, как вы с ней занимаетесь общим делом. Как ты думаешь, отец, о чем мечтают похитители снов?
      - О сне без сновидений, - предположил я. Подумать только - мой ребенок. Эта красавица, эта умница - , а, насколько я мог судить, Оуна отличалась незаурядным умом - моя дочь. Которая приманила меня в свою хижину на краю мироздания. В то самое место, где она родилась...
      По словам Оуны, дальний лес, который показался мне суровым и опасным, изобиловал всевозможными диковинками. Моя дочь росла в этом лесу, среди друзей. И лес, и хижина находились под защитой, подобно Танелорну, и тут не страшны были ни оголтелый фанатизм Порядка, ни необузданность Хаоса. В хижине часто бывали гости - приятели матери, странствовавшие между мирами и забегавшие на огонек передохнуть и поведать о своих скитаниях.
      Когда девочке исполнилось пятнадцать, они с матерью отправились искать то измерение, где Оуне рассчитывала обрести пристанище, уйдя на покой. Моей дочери это измерение пришлось не по вкусу, и она решила отыскать собственное призвание и пустилась в странствия по мириадам миров мультивселенной. Чтобы придать своим скитаниям некий смысл в глазах окружающих, она всем говорила, что ищет брата. Но единственным альбиносом, про которого ей удалось хоть что-то узнать, был ее отец, грозный и ненавистный Эльрик Мелнибонэйский. Уж с кем, а с ним Оуне встречаться нисколько не хотелось.
      Позднее она все же отыскала и других альбиносов. Что-то вроде крохотного племени, следы которого терялись на просторах мироздания. Оуна почему-то верила, что, повидавшись с этими изгоями, она непременно вызнает нечто важное о своем брате. Верила, что тот жив и обосновался в каком-нибудь захолустном мирке наподобие того, который выбрала старшая из женщин в их роду. И не просто обосновался там, а, как говорится, пустил корни, обзавелся семьей и детьми.
      С каждым произнесенным Оуной словом я чувствовал себя все старше. Мне не слишком трудно было представить разный ход времени в разных измерениях, однако ощущать себя, человека сравнительно молодого, патриархом, прародителем рода было как-то неуютно. Это ведь громадная ответственность, от которой так и тянет сбежать куда подальше. В сердце снова закралось подозрение: а вдруг все происходящее - хитроумная уловка Порядка, часть грандиозного космического заговора, в котором мне отведена малая роль? Роль разменной пешки в игре богов - в игре, которой боги развлекаются, прогоняя скуку.
      Эта мысль воспламенила мой гнев. Если так оно и есть на самом деле, я приложу все усилия, чтобы расстроить их планы.
      - Отец, - сказала Оуна, - я заманила тебя сюда не из любопытства. Мне нужна твоя помощь. Я знаю, как тебя обмишулили. И знаю, почему, - она уловила смену моего настроения, - Миггея со своими приспешниками угрожает не только Танелорну, но и нескольким другим мирам, в том числе и тому, где живут твои потомки.
      - Мелнибонэйцы по виду, я надеюсь?
      - Они очень похожи на последнего императора Мелнибонэ. Мы с ними в союзе, ведь у нас общие враги. И среди них есть тот, кто поможет нам одолеть Порядок.
      - Дочка, - сказал я наставительно, - ты, видно, запамятовала, что я лишился своего тела. Превратился в призрака. В привидение, утратившее телесную оболочку. Иными словами, я все равно что умер. Когда бы не твое колдовство и не чары этого места, я бы и ложку со стола поднять не смог. Мое тело покоится в Танелорне, обреченном на гибель; Миггея, Герцогиня Порядка, владеет ныне Черным Клинком и вольна творить все, что ей заблагорассудится. Я потерпел поражение, остался вот с таким носом. Теперь я - сон во сне, не более того. И вокруг нас тоже сон. Бессмысленный, бесполезный сон.
      - Что ж, - Оуна принялась собирать тарелки, - что одному снится, другой создает наяву.
      - Банально, дочка.
      - Зато правда, - Оуна сняла фартук, повесила его на стену и встала подбоченясь посреди комнаты. - Скажи, отец, ты рад видеть меня?
      Я не моргнув встретил ее вопросительный, пронзающий насквозь взгляд.
      - Да, рад, - ответил я с улыбкой. - Хотя мне, верно, не следует в этом признаваться. Ни один мелнибонэец королевского рода меня бы не понял.
      - Хорошо, что я не из вашего королевского рода.
      - Ну, если допустить, что я был последним в роду...
      - Да уж, - перебила Оуна, - империя Мелнибонэ пала, а кровь сохранилась. Древняя кровь. Сплошные традиции.
      - Извини за прямоту, - сказал я, - но ты вроде упоминала, что привела меня сюда не из праздного любопытства. - Почему-то мне постоянно хотелось назвать дочь "госпожой".
      - Я могу помочь тебе, отец, - промолвила она. - Могу помочь тебе вернуть меч и даже, быть может, отомстить той, кто похитил у тебя оружие.
      Будь на месте Оуны кто-либо другой, я бы наверняка заподозрил ловушку, но своей нежданно обретенной дочери я верил безоговорочно. Наша встреча вполне могла оказаться иллюзией, частью заклинания, наложенного на меня Порядком. Но у Эльрика Мелнибонэйского все равно не было выбора: либо я доверюсь красавице, которая называет себя моей дочерью, либо останусь лежать без движения в осажденном Танелорне, не способный ни возвратить Бурезов, ни отомстить похитителю.
      - Ты знаешь будущее? - спросил я.
      - И не одно, - тихо ответила Оуна.
      Я попросил объяснить. Она растолковала, что мультивселенная состоит из тысяч измерений, каждое из которых лишь на малую толику отличается от нашего собственного. И в каждом из этих измерений есть люди, которые сражаются за справедливость. Иногда они бьются на стороне Порядка, иногда присоединяются к Хаосу, а порой вступаются за сохранение Равновесия. И большинство не подозревает, что они не одиноки, что их двойники в других мирах заняты тем, же самым.
      Все истории, все судьбы чуть-чуть отличаются друг от друга. Но - очень редко - случается так, что судьба человека коренным образом меняется. И становится возможным объединить двойников.
      Именно это и предлагала сделать моя дочь, уповая на ремесло, которому научилась от матушки.
      По ее словам выходило, что два воплощения могут одновременно существовать в одном общем теле - если у них схожая кровь. Мне требовалось тело и требовался меч. Оуна полагала, что сумела отыскать то и другое.
      Она рассказала мне о фон Беке, о том, как он безуспешно сражается с власть предержащими в своем мире. Прибавила, что наши с ним судьбы переплетаются в предначертанный мирозданием узор. Что мы оба - воплощения одного и того же существа. Я помогу фон Беку, а он поможет мне, одолжив тело и фамильную реликвию - рунический клинок.
      - Надо подумать, - сказал я.
      Отдохнуть по-настоящему, то есть поспать в хижине Оуны, на краю пространства и времени, в так называемом Миттельмарше, оказалось затруднительно, быть может, потому, что я и без того жил во сне, а спать во сне - это, пожалуй, чересчур. Утоляя мое любопытство, Оуна поведала мне кое-что из секретов матушкиного ремесла. Рассказала, как пользоваться дорогами между мирами. Как попасть в измерения, которые мы называли сверхъестественными, но которые были совершенно обыденными для тех, кто их населял. В разговоре выяснилось, что Оуна сохранила материнскую библиотеку. Она с гордостью показывала мне фолианты с рассуждениями древних и с современными философскими теориями относительно сновидений: везде сны определялись как обрывки впечатлений от путешествий по иным мирам. Некоторые мудрецы - древние и нынешние - понимали то, что Оуне было известно не по книгам: что мир сновидений вполне вещественен, что им не так-то легко управлять, что у каждого из нас тысячи двойников во множестве плоскостей бытия и что все наши поступки взаимосвязаны и вплетены в громадный космический гобелен, которого человеку попросту не представить, вплетены в самую суть мироздания, коей мы то грозим, то защищаем ее, подчиняясь то долгу, то честолюбивым устремлениям.
      Утром, разглядывая альбом акварелей, выполненных одним из предков Оуны, я спросил свою дочь, вправду ли она верит, что мы можем присниться друг другу. Правда ли, что люди - лишь продолжение собственной воли? Что мы создаем себя и наши миры благодаря некоему желанию, некоему стремлению, более могущественному, нежели физическая вселенная? И может ли быть так, что именно мы сотворили вселенную? Точнее, мультивселенную? Может, это смертные вырастили великое дерево, которое затем перестало им подчиняться?
      А раз так, не мы ли создали богов, Космическое Равновесие и духов-элементалов? Сам я, признаться, ни во что из этого не верил. Ведь из подобных размышлений следовало, что мы открыли для себя путь к спасению - и сами сковали себе цепи! Что боги - не более чем символы человеческой силы, человеческой слабости, человеческих желаний и вожделений.
      Оуна отмахнулась от моих рассуждений, они ее нисколько не заинтересовали выяснилось, что она слышала их и прежде, причем не раз и не два. "Что толку задаваться такими вопросами, - справилась она в ответ. - Мы - здесь. Какова бы ни была причина, мы существуем и должны радоваться этому и извлекать из бытия максимум пользы". И она не преминула напомнить, с какой целью привела меня сюда.
      - Как только ты освободишься, - сказала она, - уже никто не сможет удержать тебя. В Мо-Оурии ты сможешь дозваться своих сверхъестественных союзников. А фон Бек владеет одним из воплощений Бурезова. Он - твоя единственная надежда вернуть клинок. С помощью фон Бека ты сумеешь возвратить меч и спасти Танелорн. Я подсоблю вам, насколько у меня хватит сил и умения, но особо на меня не рассчитывай: я училась ремеслу, призвания во мне никогда не было.
      На следующее утро мы вместе вышли на крыльцо. Оуна заперла дверь, дала последние наставления птице в клетке и белой с черными пятнами овчарке. Те внимательно слушали.
      Потом она повернулась ко мне и проговорила с таким видом, будто мы собирались всего лишь побродить по городским окрестностям:
      - Мы пойдем лунными дорогами, которые приведут нас к сердцу мироздания. К Серым Жилам. А оттуда двинемся в Мо-Оурию, где тебя, отец, поджидает твоя судьба.
      Серые Жилы? Я не стану описывать это место, которое, как верит большинство, есть средоточие мироздания, эти призрачные равнины, над которыми ленты первозданной материи складываются в загадочные узоры, непрерывно меняющие форму, превращающиеся в миры, рассыпающиеся в прах и снова возникающие, населенные, что самое невероятное, безумными странниками. Эти странники не служили ни Порядку, ни Хаосу, они почитали только свою зубодробительную математику. Вполне дружелюбные, чудовищно умные, они способны были перемещаться по всей мультивселенной на своих "линейных" (от слова "линейка") кораблях, но поклонение математике изуродовало их тела и умы. По мере возможности мы с Оуной старались избегать встреч с Владыками Утонченного Беспорядка. Между прочим, даже они догадывались, что надвигается катастрофа. Что Порядок сошел с ума.
      Инженеры Хаоса провели нас сквозь Серые Жилы прямо в жуткий мир нацистов. После этого я большую часть времени проводил с фон Беком, хотя он меня почти не замечал. Я стал его ангелом-хранителем и всячески оберегал его жизнь, столь ценную для меня. Следуя наставлениям Оуны, я помог своему двойнику бежать из концлагеря, затем выручил его в подземелье Мо-Оурии, где и убедился в правоте слов моей дочери. Мне удалось войти - вклиниться, вселиться - в тело фон Бека!
      До нашего слияния сил у меня было в обрез. Но теперь, когда нас стало двое, я ощутил, что силы начинают возвращаться. Мы с ним были больше, нежели сумма двух слагаемых. Мы были крепче и сильнее, хотя слияние далось нам нелегко, а сохранить единство оказалось еще труднее.
      Я неоднократно пытался слиться с ним, но всякий раз что-то мешало: то он сопротивлялся, то время было выбрано неудачно. Дважды я почти преуспел, но в итоге все равно был вынужден отступить. И лишь когда он осознал, что я хочу ему помочь, и свыкся с этой мыслью настолько, что сам попросил меня о помощи, я наконец-то сумел войти в его тело, как меня учила Оуна. В то же мгновение мы стали единым существом, отождествились и воплотились друг в друге. Я перенял все его умения и привычки, он, разумеется, воспринял мои. И теперь у меня была мудрость фон Бека и его тренированная рука. Вот что откроет мне дорогу в Танелорн. Вот единственный способ снять заклятье с Эльрика Мелнибонэйского.
      Времени почти не оставалось. Мы возвратились в Танелорн, гадая, что Миггея, с Бурезовом в руках, успела натворить за наше отсутствие. Вполне возможно, ее войско покоряет Мо-Оурию...
      Брут дал нам своих лучших лошадей. И мы с Хмурником выехали из Танелорна на пепельную равнину, торчавшие над которой известняки глядели на нас с немым укором. По совету Оуны - лишь подкрепившему внезапно накатившее на меня желание добиться невозможного - мы отправились охотиться.
      Охотиться на богиню.
      Глава 7
      Новая измена
      Мир застыл, скованный стужей. Ни единого живого существа. Только ветер вздувал пепел и обметал известняковые утесы - казалось, будто идет снег. Стыло. Пусто. Жутко.
      Пустыня, сотворенная Миггеей, внушала страх. Вот что случается с миром, в котором восторжествовал Порядок. Хоть бы одинокий ястреб на безоблачном небе. Хоть бы мелкая зверюшка из-под копыт. Хоть бы жук или змейка. Ни воды, ни растений - даже лишайников. Лишь обледенелые иглы известняка, наполовину искрошенные ветром и похожие на древние, заброшенные надгробия, лишь пепел на равнине без конца и края...
      Длань Порядка прихлопнула все живое. Изничтожила самую мелкую, самую крохотную тварь. Пепел покрывал землю погребальным саваном.
      Мне вдруг подумалось, что люди, когда они преступают границы разумного и тщатся подчинить себе то, властвовать над чем попросту не в состоянии, - люди действуют по правилам Порядка.
      Хмурник молча ехал рядом. Он настоял на том, чтобы сопровождать меня, да я и не отказывался. Мало того, мне хотелось, чтобы он поехал со мной. Непривычно в этом признаваться, но дружбой Хмурника я дорожил. Он всегда чувствовал, когда на меня накатывала тоска, когда я погружался в пучину жалости к самому себе, и принимался сыпать шуточками, от которых на сердце становилось легко; благодаря его саркастическим замечаниям, стоило мне выкинуть что-нибудь этакое, я сразу спохватывался. Вдобавок он отлично дрался на мечах и привык сражаться и с простыми солдатами, и с чародеями. Имея за спиной такого друга, можно было лезть на рожон без оглядки.
      Мы ехали по пустыне, и я пытался растолковать своему спутнику, каким образом стал одновременно двумя людьми. Объяснил, что личности у нас разные, зато кровь общая, и мы оба заперты в одном теле. Сумели проникнуть в мир снов и отыскать в нем моего двойника. А объединившись, мы тем самым разрушили чары госпожи Миггеи.
      Хмурник слушал с кривой усмешкой. Ему явно не нравились мои слова.
      - Двое в одном теле? Брр! - он поежился. - Ладно, если б вы головами срослись. Это я еще могу понять. Но так. Два разума, вечные споры...
      - Мы не спорим, - возразил я. - Мы - один человек. Как если бы поэт сочинил драму в стихах: он и автор, и герой этой драмы - и ничего, живет спокойно. Так и мы с фон Беком. Когда он лучше знает, я подчиняюсь ему безоговорочно, а когда лучше знаю я - например, этот мир для меня привычнее, он подчиняется мне. У нас общие воспоминания, мы оба прожили две жизни - от рождения до сегодняшнего дня. Поверь мне, друг мой, у нас с фон Беком раздоров меньше, чем у меня с самим собой!
      - В это поверить нетрудно, - Хмурник хмыкнул и прищурясь поглядел на наполовину занесенные пеплом скалы впереди.
      Мы сами не знали, куда направляемся, и намеревались ехать, пока достанет воды - у нас были при себе большие фляги, которых должно было хватить на несколько дней. Где искать врагов, мы не имели ни малейшего представления. Миггея наверняка похитила мой меч не для того, чтобы повесить на стенку. Она собиралась продолжать завоевания. И нам оставалось лишь следовать за ней по отпечаткам копыт, оставленных ее конницей в пепле, и надеяться, что рано или поздно мы настигнем войско Порядка - или, по крайней мере, выясним, куда они подевались.
      Над головами голубело студеное небо. Ориентировались мы исключительно по известняковым колоннам, запоминали их очертания, чтобы не сбиться с дороги на обратном пути.
      Приблизительно в дне пути от Танелорна мы достигли широкого и неглубокого оврага, протянувшегося на добрый десяток миль. Стали спускаться - и где-то на середине склона, обогнув громадный валун, увидели впереди диковинное сооружение, явно рукотворное, но всем своим обликом говорившее о безумии его создателей.
      Это сооружение было сложено из костей, на многих из которых еще догнивала плоть. Лошадиные кости. Человеческие кости. По всей видимости, кости тех самых рыцарей Порядка, которые совсем недавно стояли под Танелорном. Которые горделиво промчались мимо города, преследуя маленького белого зайца. Вокруг сооружения в беспорядке валялись на земле серебряные доспехи - тысячи нагрудников, шлемов, поножей, перчаток. Ветер завывал в костях и наметал сугробы пепла над сваленными в груды копьями и мечами. Миггея ждала, что рыцари пожертвуют ради нее своими жизнями, - и, похоже, дождалась.
      Но против кого она возвела крепость? И крепость ли это? Или тюрьма? Чем ближе мы подъезжали, тем горестнее, тоскливее завывал ветер, и стоны мало-помалу превращались в вой, исполненный нечеловеческого отчаяния. Мы придержали лошадей и поехали медленнее прежнего, озираясь в поисках волков. Но тех не было и в помине.
      Костяная крепость возвышалась перед нами во всем своем отвратительном величии. Башни, стены, парапеты из костей. Куски плоти, обрывки одежд, пучки волос трепетали на ветру точно флаги. А вой не стихал ни на мгновение. И в этом вое была вся скорбь всех плоскостей мироздания. Все разочарование. Все отчаяние. Все обманувшееся в упованиях честолюбие.
      Кости были сложены так плотно друг к дружке, что заглянуть внутрь сооружения не представлялось возможным. Однако нам обоим почудилось, будто мы различили некое движение. Будто за костяной оградой металась одинокая фигура.
      Верно, обман зрения.
      - А вой-то изнутри идет, друг Эльрик, - заметил Хмурник, наклоняя голову и прислушиваясь. - Слышишь? Точно оттуда.
      Он гораздо лучше моего умел определять направление на звук, хотя мой слух был намного острее. Я не имел оснований не верить ему.
      Существо, завывавшее в крепости, то ли было в ней заперто, то ли охраняло ее. А может, в крепости Миггея, по-прежнему в обличье гигантской волчицы? Тогда понятно, кто воет и почему. Но что могло настолько расстроить планы герцогини Порядка?
      Мы вновь уловили движение в крепости. Как будто некто метался вдоль стены. Решили подойти еще ближе. Когда стена почти нависла над нами, в ноздри ударил запах - чудовищный, омерзительно сладковатый, тошнотворный запах гниющей плоти.
      В крепостной стене были ворота. Мы остановились. Никому из нас не хотелось въезжать внутрь.
      Наконец мы с Хмурником переглянулись, и я махнул рукой: мол, спешиваемся и входим, плечом к плечу. В этот миг ворота приоткрылись, выпустив человека в разноцветных лохмотьях. В каждой руке он держал по мечу. Один клинок был цвета выбеленной слоновой кости, с черными рунами по лезвию. Другой - другой был Бурезов, руны на лезвии которого отливали алым.
      А человека с мечами звали принцем Гейнором, наследным владетелем Миренбурга. Он был в серебряном нагруднике поверх драной эсэсовской формы.
      И улыбался во весь рот.
      Улыбался, пока я не извлек из ножен Равенбранд.
      Тут он прямо-таки зашипел от разочарования. Огляделся, словно высматривая подмогу или врагов, потом вновь повернулся к нам.
      - Я и не знал, что есть третий меч, - проговорил он с кривой усмешкой. По его взгляду легко было догадаться, что он просчитывает в уме возможные последствия своего открытия.
      - Нет никакого третьего меча, - отозвался я, - и второго тоже нет. Ты никогда не отличался сообразительностью, кузен. Меч только один, и ты его украл. Украл у своей хозяйки, верно?
      Он поглядел на свои руки.
      - Как видишь, я держу два клинка.
      - Один из них - фарун, фальшивка, выкованная, чтобы приманивать оригинал, и тебе это прекрасно известно. Фарун похищает души людей - и души мечей, он словно зеркало, которое впитывает в себя суть того, что в нем отражается.
      Я не сомневаюсь, что фарун дала тебе Миггея. Лишь владыкам Вышних Миров под силу выковать такой клинок. Признаюсь, я не ожидал, что столкнусь с подобными чарами. Вот каким образом вы обманули и заколдовали Эльрика. И похитили сперва мою силу, а затем силу меча, а потом и сам меч у меня отобрали. Я нарекаю твой второй клинок Лгуном и требую, чтобы ты вернул энергию, которую он похитил. Ты победил меня колдовством, кузен, хотя обещал честный бой. Гейнор фыркнул.
      - Кузен, ты всегда отличался несдержанностью. Я рассчитывал на то, что ты не устоишь перед соблазном вызова.
      - Больше я на эту уловку не попадусь, - твердо заявил я.
      - Посмотрим, посмотрим, - он пожирал глазами Равенбранд и отводил взгляд лишь для того, чтобы покоситься на Бурезов, будто пытался вообразить, что произойдет, если эти два клинка встретятся между собой в битве. - Ты говоришь, меч один, но...
      - Только один, - перебил я.
      Гейнор понял. Он не обладал моими познаниями и навыками, унаследованными от несчетных поколений предков, однако по сравнению с нечеловеческой мудростью его хозяев все мои навыки и все мои знания не стоили и ломаного гроша.
      - Могущественные чары, - проговорил он, и на его лице промелькнуло что-то вроде восхищения. - И как ловко все придумано, кузен! Подмогу, что ли, получил?
      - Можно сказать и так, - честно говоря, мне не хотелось пускать Равенбранд в ход. Я не имел ни малейшего понятия, какие от этого могут быть последствия. Чутье подсказывало, что воздух напоен колдовством, которое уже проникло в этот мир, но не спешит проявиться. Терпеливое колдовство - оказывается, бывает и такое... В подобном положении чувствуешь себя разменной фигурой на доске, на которой разыгрывают ставки владыки Вышних Миров (между прочим, ходили слухи, что владыки - мы сами, достигшие высот власти и лишившиеся разума).
      Я заставил умолкнуть внутренний голос. Навел порядок в мыслях, на мелнибонэйский манер., - в этом мне изрядно помог фон Бек - и мысленно потянулся в близлежащие сверхъестественные измерения, разыскивая друзей и почти не сомневаясь, что непременно наткнусь на врагов.
      Гейнор что-то сказал, но его слова заглушил душераздирающий вой из-за костяной стены. Он расхохотался.
      - Обидели даму! - воскликнул он. - Оскорбили в лучших чувствах! Сама виновата, старая стерва. Какая ирония, кузен, не правда ли?
      - Как ты ее поймал?
      - Завидно, да? Неужели ты не понимаешь, что даже мне не удержать в плену герцогиню Порядка, обитательницу Вышних Миров? - он помолчал, как бы давая мне возможность подумать. - Я всего лишь помог изловить ее, не более того.
      - И кому же ты помог, если не секрет?
      - Ее заклятому врагу, - отозвался Гейнор. - Герцогу Ариоху.
      - Ариоху? Но ведь ты служишь Порядку, а Ариох - из Хаоса. Вдобавок он мой покровитель!
      Гейнор пожал плечами.
      - Все течет, все меняется. Ариох - существо разумное, для князя преисподней это редкость. Когда стало ясно, что моя госпожа утратила рассудок, я просто-напросто заключил сделку с твоим покровителем, кузен, и обязался предать Миггею в его руки. Что я непременно и сделаю, как только он появится здесь. Обмануть ее, принц Эльрик, было даже проще, чем одурачить тебя. Старуха совсем из ума выжила. Целиком и полностью. Побед от нее ждать не приходилось; я должен был спасти доброе имя Порядка. Ей давно пришла пора выйти в отставку, на заслуженный отдых. Со своими рыцарями она сама расправилась. Их кости стали ей новым домом. Она думала, что мы направляемся на остров Морн...
      - Похоже, ей не очень-то здесь нравится, - вставил Хмурник. - По-моему, она понимает; что ты посадил ее под замок.
      - Для ее же собственного блага, - сказал Гей-нор. - Она потихоньку становилась опасной для всех, даже для себя самой.
      - Какие мы благородные, - съязвил я. - А под шумок ты стибрил у нее меч, который она похитила у меня.
      - План был мой, - ответил он, - значит, меч принадлежит мне. Миггея только колдовала.
      Гейнор взял белый клинок за рукоять и сорвал с себя обрывки разноцветных лент, словно вдруг перестал в них нуждаться.
      - Она сама не знала, чего хочет. Зато я твердо знал, к чему стремлюсь. И скоро у меня будет все, чего я добивался. Все загадочные сокровища наших предков, кузен. Все могучие артефакты. Все легендарные сокровища. Они принесут нам победу, и следующую тысячу лет никто не посмеет посягнуть на нашу власть. А о герре Гитлере скоро забудут, уверяю тебя. Разве что вспомнят иногда как о моем беспомощном предшественнике.
      Он многозначительно подмигнул мне, будто я был единственным, способным оценить его устремления и понять логику его поступков.
      - Я стану новым Парсифалем. Истинным фюрером. У меня будут чаша и меч, и я смогу доказать всему миру, что править человечеством мне суждено судьбой. Под мои знамена встанут и христиане, и мусульмане, и Восток, и Запад. Ариох поклялся мне в этом. Не найдется таких, кто отважится оспорить мое право на власть, ибо я буду править по воле небес. Я стану подлинным вождем германцев, я очищу мир от скверны во имя священной чистоты. И тогда наступит Золотой век - век Великого рейха! По мне, это был откровенный бред. Я слышал такое и раньше, сотни раз, еще до прихода Гитлера во власть, а после того как фюрер стал канцлером - и подавно. Но мне показалось, что, несмотря на всю свою браваду, Гейнор далеко не уверен в собственных силах. Он ввязался в игру, на кону в которой стояла судьба мироздания, и совершенно не учел, что в этой игре нет ни смысла, ни правил, какие можно выучить и каким должно следовать. Со временем участники этой игры пожинают плоды своего неразумия и неизменно оказываются в проигрыше.
      Меня куда больше интересовали его дела с Ариохом.
      - Скажи, как тебе удалось договориться с Ариохом? - спросил я напрямик.
      - Миггее нельзя было доверять, поэтому я исключил ее из своих планов. А насчет Ариоха мне было известно, что он целую вечность жаждал отомстить моей бывшей госпоже. Я разыскал его и предложил помощь в проникновении в эту плоскость. Как ты наверняка знаешь, иначе он сюда попасть не может. Ариох с радостью согласился - и поймал Миггею в западню. Она не может вырваться, ибо ей никто не служит. А если ты попытаешься освободить ее, твой покровитель будет очень недоволен. Не думаю, что выжившая из ума старуха стоит такой жертвы.
      Последние слова Гейнор произнес нарочито громко, чтоб услышал не только я, но и пленница за стеной.
      Ответом был тоскливый вой.
      Вне себя от гнева, я взмахнул мечом, пришпорил лошадь и направил ее на своего кузена.
      Гейнор засмеялся и даже не подумал сдвинуться с места.
      - Я забыл кое о чем упомянуть, кузен, - он скрестил свои мечи перед собой, будто защищаясь. - Я больше не часть твоего сна.
      Между мечами, образовавшими подобие буквы "X", возникло желтое с черным отливом свечение, настолько яркое, что я на мгновение почти ослеп. Прикрыв глаза рукой, я разглядел, что Гейнор удирает - словно призрак со свечой в руках, мой кузен улепетывал прочь. Вот он достиг двух громоздившихся рядом валунов - и исчез.
      Я поскакал за ним, обогнул костяную крепость под неумолкающий волчий вой и почти настиг Гейнора. Он снова скрестил мечи, снова последовала черно-желтая вспышка, и я, ослепленный сиянием, оглохший от воя, опять потерял Гейнора из вида. Хмурник что-то крикнул. Я огляделся, высматривая друга, но и его нигде не было видно. Перед глазами плясали искорки.
      Мой конь внезапно замер, попятился назад и тихонько заржал. Я попробовал успокоить его, это мне удалось с немалым трудом: он еще долго фыркал и перебирал копытами.
      Новая вспышка, на сей раз - с серебристым отливом, заполонившая собой все вокруг. И тишина...
      Я понял: Гейнор ушел.
      Некоторое время спустя волчица завыла вновь.
      Хмурник предложил вызвать Ариоха.
      - Никто другой не поможет нам отыскать Гейнора. Чего ты ждешь, друг Эльрик? Ведь Ариох свободно путешествует между мирами, пусть он и тебя научит! Ему теперь никто не мешает прийти - Миггея-то отошла от дел.
      Я ответил, что Ариох обычно требует себе кровавую жертву и что Хмурник единственная живая душа в ближайших окрестностях. А значит, выбор невелик. Мой друг потупился и сказал, что постарается придумать иной способ спасения.
      На что я предложил вернуться в Танелорн - не торчать же, в самом деле, под стенами крепости из костей, вслушиваясь в завывания Миггеи. Нужно посоветоваться с мудрыми. Если и вправду потребуется кровавая жертва, я предпочту убить какого-нибудь охотника на ведьм, что изрядно добавит мне популярности у горожан.
      Мы повернули коней и поскакали к города рассчитывая достичь Танелорна к ночи.
      Но к наступлению темноты заблудились окончательно и бесповоротно. Как мы и опасались, в сумерках отличить один известняковый утес от другого оказалось практически невозможно - они меняли свои очертания едва ли не у нас на глазах.
      Каково же было наше облегчение, когда несколько часов спустя, медленно продвигаясь неведомо куда под звездами, мы услышали, как кто-то выкликает наши имена. Этот голос я узнал бы из тысячи. Голос моей дочери. Нас нашла Оуна! Я поздравил себя с тем, что у меня столь сообразительный ребенок - в отличие от кузена.
      Нежданно меня пробрал озноб. А вдруг это происки Гейнора или последний привет Миггеи? Надо было поосторожнее действовать...
      Вскоре мы разглядели в полумраке женский силуэт: женщина приближалась одна и пешком, за плечом у нее висел лук. Я начал догадываться, что моей чародейке-дочери лошадь не очень-то нужна - у нее собственные средства передвижения.
      И вновь я будто приклеился к Оуне взглядом.
      Ее бледная кожа лучилась изнутри теплым светом, ее волосы тоже словно светились. Она взяла многое от своей матери, прежде всего - жизнерадостность, которой я никогда не знал. Я восхищался Оуне Похитительницей Снов и даже успел полюбить ее за время нашего короткого знакомства. Мы оба рисковали жизнями и душами ради общей цели. Мало того, мы любили друг друга; наша любовь была сумасшедшим притяжением тел. К дочери я испытывал совершенно иные, гораздо более глубокие чувства.
      Я гордился Оуной, радовался тому, что она пошла больше в мать, чем в отца. Мне доставляло удовольствие думать, что человеческое в ней перевешивает черты, унаследованные от мелнибонэйского аристократа. Я надеялся, что ей мало знакомы внутренние раздоры, изводившие меня самого. Пожалуй, я завидовал своей дочери.
      Вполне может быть, что все мы обречены непрерывно сражаться, однако некоторым, по прихоти судьбы, удается сохранить в себе особое тепло, которого не выстудит и самая кровопролитная схватка. Моя дочь, несомненно, принадлежала к этим избранным. Рядом с Оуной было спокойно; я чувствовал в ней все свои добродетели (а они у меня, как ни странно, имелись) и льстил себя надеждой, что моих пороков она не унаследовала.
      Из глубин сознания, пробужденное потоком мыслей, вдруг возникло побуждение, чисто мелнибонэйское по духу, - забыть обо всех чувствах, чтобы остаться сильным, чтобы привязанность не ослабила нас обоих перед лицом опасности, чтобы тепло души не обернулось могильным хладом. Я отогнал его. Удивительно, как часто в последнее время мне приходится обуздывать себя, как часто моя сила воли подвергается испытаниям на прочность...
      - Я думала, ты снова угодил в лапы Гейнору, - в голосе Оуны прозвучало облегчение. - Он ведь был здесь совсем недавно, правда?
      Я поведал ей, что случилось с Миггеей, сумрачно упомянул о фокусе Гейнора с мечами и о том, как наш враг сбежал. Обозвал его предателем, переметнувшимся от прежней хозяйки к моему покровителю Ариоху - которого он, вне сомнения, также предаст при первом подходящем случае.
      Оуна неожиданно расхохоталась.
      - Насколько Гейнор все-таки предсказуем! - воскликнула она. - Сам роет себе могилу, бежит навстречу смерти с распростертыми объятиями. Для него уже нет спасения. Предавать вошло у него в привычку, отец. А скоро он и дня не сможет прожить, не предав, и тогда погибнет окончательно. Ссылаясь на здравый смысл, он предает Порядок во имя Равновесия и предает Равновесие во имя Энтропии. Конечно же, он предаст Ариоха. И сколь горек будет его конец! Но на время он обретет могущество.
      - Значит, нам его не одолеть? - я посмотрел на дочь. - Значит, он разорит Мо-Оурию и свой собственный мир?
      Оуна взяла моего коня под уздцы. Я спешился и немного неловко обнял девушку.
      - Сдается мне, мы еще можем перехитрить Гейнора, - проговорила Оуна, обнимая меня в ответ.
      Хмурник ухмыльнулся.
      - Твоими устами да мед бы пить, госпожа. Вы, видать, крепко верите в удачу?
      - Верю, - согласилась она, - но сейчас, как мне кажется, разумнее будет положиться на силу сновидений. Возвращайтесь в Танелорн, а я навещу плененную богиню. Да, отец, теперь ты можешь вернуться в собственное тело и избавить бедного графа фон Бека от своего присутствия.
      С этими словами она двинулась к крепости и скоро исчезла из вида. Между тем над призрачным горизонтом встало багровое солнце. Вдалеке, отчетливо различимые в солнечном свете, виднелись крыши и трубы Танелорна, для которого опасность, похоже, миновала.
      Навстречу нам выехала компания, разношерстнее которой я в жизни не видывал. Впереди всех скакал Фроменталь, по-прежнему в форме Иностранного легиона. За ним следовали бравые парни Брагг, Блэйр и Брэй, а рядом с ними, облаченный, разумеется, в кружева, трусил на четырех лапах мэтр Ренар (выглядело это достаточно комично). Мало-помалу он обогнал своих спутников и приветствовал нас первым. Как выяснилось, они вернулись в город, услышали о нашей затее и отправились нам на выручку.
      Я вкратце пересказал наши приключения и предложил вернуться в Танелорн, перекусить и отдохнуть, но мое предложение с негодованием отвергли. Мне было сказано, что они проделали долгий путь от камней Морна, чтобы посчитаться с Гейнором. И Гейнор свое получит - нигде не спрячется. Быть может, кстати, Миггея подскажет, где его искать.
      Я вздохнул, объяснил, как добраться до костяной крепости, и пожелал удачи. Мне надо было спасти Танелорн, за Гейнором пусть гоняются другие - и я буду только рад, если им действительно повезет и они его отыщут. А самому за ним бегать - у меня достаточно иных забот.
      Скоро, очень скоро я вернусь в собственное тело, и наша общая с фон Веком судьба вновь разделится надвое, и каждый из нас будет сражаться с врагом в одиночку, как может и как умеет.