VI. ПОВОРОТ

Когда Марка очнулся, у него было ощущение, что он парализован. Онемение распространилось по всему телу, но, сделав попытку пошевелиться, он обнаружил, что тело прекрасно его слушается. Кловис улыбнулся Орландо Шарвису, наклонившемуся над ним.

— Спасибо, — сказал Марка. — Все сделано?

— Да. Останки бедняги Эзека я отправил в утилизатор пару часов назад. Жаль, но был лишь один способ…

— Как Фастина?

— С ней тоже все в порядке. Ты увидишь. Ее операция прошла гораздо легче.

— А что? Со мной были трудности?

— Могут возникнуть побочные эффекты. Увидим. Пойдем к Фастине.

Фастина была в зале Аллодия. Роман развертывал свое действие, временами слышен был голос самого Аллодия, зачитывающего прозаические части. Она выключила экран и бросилась Кловису навстречу. Ее лицо сияло радостью. Она показалась ему уже не такой прекрасной, как в их первую встречу, после его возвращения на Землю. Он не понимал, что с ним. Где же привычное удовольствие, когда он взял ее руки в свои странно онемевшие пальцы.

— Ах! — воскликнула она, — ты все тот же. Я не была уверена…

Она оглянулась на ученого.

— Орландо Шарвис сообщил тебе приятную новость?

— Какую?

— У меня могут быть дети. Он сумел изменить мои гены. Вот что он подразумевал под бессмертием! Я снова здорова. Он далеко не такой злодей, как нам его изображали.

Марка наморщил лоб:

— Но этого ведь недостаточно, если только ты одна способна рожать детей…

— С тобой тоже теперь все в порядке, — сказал ему Шарвис. — Надеюсь, вы назовете первого сына Орландо.

Марка не ощутил ожидаемых эмоций. Он попытался улыбнуться Фастине, но это оказалось невероятно трудно сделать. Ему пришлось прямо-таки заставить губы сложиться в улыбке. Она с тревогой взглянула на него:

— Что с тобой, Кловис?

— Не знаю, — его голос прозвучал совершенно безжизненно.

Позади раздался шорох одежды. Шарвис сложил на груди руки.

— Я просто чувствую себя каким-то онемевшим, вот и все, — сказал Марка. — Наверное, последствие операции. Это скоро пройдет, да, Шарвис?

— Боюсь, что нет. Это — побочный эффект, о котором я предупреждал. Я совершил ту же самую ошибку, что и с Тейком. Боюсь, теперь ты не способен к сильным эмоциям, Кловис Марка, прости.

— Ты знал, что так и случится? — обратился Марка к ученому. — Ты знал? Тейк был прав.

— Чепуха, ты привыкнешь. Я же привык.

— Так у тебя то же самое?

— Именно, вот уже несколько столетий. Но я по-прежнему еще нахожу, чему радоваться в жизни, — улыбнулся Шарвис. — Потерянное возмещается приобретенным.

— Дамьяго прав, ты даешь и отбираешь одновременно. Я должен был прислушаться к предупреждениям Тейка.

Марка ударил себя кулаком, но ничего не почувствовал, прикусил язык — боль была едва ощутима.

— И я должен жить таким? — спросил он. — Это лишает бессмертие смысла.

— Ты знал, что такая опасность существует. Тейк тебя предупреждал. Но он был слаб. Ты — силен, кроме того, у тебя будут дети.

— Но я же ничего не чувствую!

— Я сделал все, что в моих силах. Дети у тебя будут.

Марка кивнул и поглядел на Фастину.

— Я по-прежнему тебя люблю, Кловис, и останусь с тобой.

— Это мудро, — согласился Шарвис. — Если ты хочешь продолжить человеческий род, Кловис Марка, я дал вам обоим все, что вы просили.

— Наверное, — сказал Марка, — это жертва, которой я должен гордиться. Но я хотел бы чувствовать, чем жертвую…

— Не чувствующий мученик — это не мученик, — согласился Шарвис. — Если бы я мог, я бы этого избежал.

— Ты нейтрален? — спросил Марка. — Где в тебе добро, где зло?

Шарвис рассмеялся.

— Ты норовишь понять меня, словно я обычный человек. Уверяю тебя, я абсолютно нейтрален.

— Ты вынуждаешь эту женщину жить с человеком, который не сможет ответить на ее любовь, который будет только жалким орудием для воспроизведения потомства.

— Я не принуждаю ее ни в коей мере, она может поступать, как хочет, но она родит тебе детей. Это ее бессмертие, хотя ее жизнь будет довольно коротка… Ты же будешь жить вечно!

— Я неуязвим? Подобно Тейку?

— Да, ведь я вживил часть Тейка в твое тело.

— Понятно, — вздохнул Марка. — Что дальше?

— Можете покинуть меня. Но если хотите, останьтесь, посмотрите, как я попытаюсь исполнить просьбу Алмера.

— Это правда? Ты действительно можешь заставить Землю вращаться?

— Мне так кажется. Ну что, пошли?

Они последовали за ним и нашли Алмера в той же самой комнате, на том же самом месте, похоже, он так никуда и не выходил.

— Почему ты не последовал моему совету? — спросил Шарвис. — Ты мог осмотреть мои лаборатории.

— Я тебе не доверяю, — буркнул Алмер. — Они бессмертны теперь? Что-то не замечаю разницы.

— Он дуется, Кловис, — заметила Фастина с улыбкой. Несмотря на то, что произошло с ее возлюбленным, она, казалось, оставалась в хорошем расположении духа.

— Да, он бессмертен, — ответил Шарвис Алмеру.

— Я проголодался, — сказал Алмер.

— О-о, я плохой хозяин. Конечно, давайте поедим.

Поев, они все прошли в зал, который был пуст, если не считать двух бронзового цвета скутеров, украшенных в стиле барокко, и расположились в одном из них.

Они полетели по тоннелю, гораздо более узкому и более крутому, чем тот, который находился извне. Воздух приобрел вскоре густоту и соленый привкус, в ушах застучала кровь от увеличивающегося атмосферного давления. Тоннель освещался тусклыми, расположенными на большом расстоянии одна от другой лампами.

— Мы достигнем уровня дна океана, — сообщил им Шарвис. Он говорил еще что-то, но Марка почти не слышал его из-за постоянного звона в ушах. Шарвис, похоже, объяснял, как ему удалось пробить этот тоннель.

Наконец, они вылетели из тоннеля и оказались в огромной темной пещере. Шарвис подвел скутер к стене и включил освещение.

По стенам сочилась вода. Это, скорее всего, была естественная пещера. Внизу горбилась какая-то машина. Она была огромна, ее покрывал защитный слой желтого пластика. Рядом возвышалась колоссальная энергетическая станция. От нее вели кабели и трубы, сеткой окружавшие машину.

— Как вы понимаете, — услышал Марка шелестящий голос Шарвиса, — у меня еще не было шанса испробовать машину в действии. Модель работала довольно результативно, но не знаю, хватит ли энергии, чтобы успешно завершить эксперимент. Эта машина — ускоритель. Если повезет, она придаст Земле ускорение, достаточное, чтобы преодолеть инерцию ее массы.

Скутер подъехал и встал рядом с машиной.

— Механизм управления расположен здесь. Мне показалось это более надежным, чем руководить из лаборатории. Как я уже сказал, я только изобретаю и никогда не использую своих изобретений, если меня не попросят. Это — мое правило! Я благодарен тебе за возможность, которую ты мне предоставил, Андрос, — церемонно сказал Шарвис.

Марка посмотрел на забившегося в угол скутера Алмера. Тот, казалось, был всецело поглощен наблюдениями за Шарвисом, который, подойдя к машине, немного поколебался и нажал какую-то клавишу. Ничего не произошло.

Шарвис вернулся и забрался в скутер, нависнув над всеми.

— Я включил таймер, чтобы мы могли спокойно лететь в лабораторию.

Скутер взмыл вверх и влетел в тоннель.

Позже они сидели перед гигантским экраном. Очевидно, изображение на экран транслировалось со старого метеорологического спутника, и они видели Землю с огромной высоты.

Шарвис взял хронометр, и теперь все наблюдали за отсчетом секунд.

Вскоре они ощутили слабые колебания.

— Процесс будет постепенным, — предупредил Шарвис. — Он займет несколько часов. Иначе возможны были бы катастрофы на поверхности планеты. Эксперимент должен пройти довольно гладко, если я правильно все рассчитал.

Лабораторию потрясли несколько толчков, потом опять все стихло. Картина на экране показывала дневную сторону Земли. Пока не было никаких признаков движения.

— Конечно, — заметил Шарвис как бы между прочим, — есть шанс, что механизм начнет ускорение не в том направлении и снесет Землю с ее обычной орбиты. Надеюсь только, что не в сторону Солнца, — он хмыкнул и отвернулся.

— Земля движется, — прошептала Фастина.

Да, это было так. Тень начала понемногу перемещаться.

Лаборатория опять задрожала, на этот раз вибрация не прекращалась.

Молча они наблюдали, как тень окутала Азию, коснулась Африки, затем Южной Америки. Часы шли, вибрация продолжалась. Тень достигла Европы и разлилась по Атлантическому океану. Теперь они видели оба Американских континента. Вибрация заметно возросла. Шарвис спокойно оглядел приборы под экраном.

Теперь они видели слепящую белизну покрытого льдом Тихого океана и пики лунных гор.

Вибрация нарастала. Лабораторию сильно тряхнуло, картина на экране вздрогнула в последний раз и застыла. Откуда-то далеко снизу донесся мощный протяжный гул. Лабораторию опять тряхнуло.

Внезапно все стихло. Они поглядели друг на друга и на экран. Планета перестала вращаться. Алмер повернулся к Шарвису:

— В чем дело? Запускай машину.

Шарвис хихикнул:

— Ладно, ладно. Я повернул для тебя мир, Алмер, но ускоритель, должно быть, отключился…

— Пусть она вертится! — заорал Алмер.

— Не уверен, что смогу это сделать. Пошли, проверим.

Они последовали за ним к скутерам.

И опять они летели по узкому полутемному тоннелю в гигантскую пещеру.

Пахнуло невыносимым жаром. По стенам уже не стекала вода. Механизм ускорителя превратился в груду оплавленного, почерневшего металла.

— Не выдержал перегрузки! — крикнул Шарвис и принялся хохотать.

— Ты знал об этом? — возмущенно спросил Алмер. — Да?

Шарвис оглянулся:

— Нам лучше немедленно вернуться. Тоннель уже ненадежен. Если мы сейчас же не полетим, нас раздавит или затопит.

Алмер встал:

— Ты сделал это нарочно. Ты знал, что твоя машина не способна заставить Землю вращаться.

Шарвис засмеялся и уверенно, на большой скорости провел скутер в тоннель, по стенам которого уже текла сплошными потоками вода.

Алмер заколотил по массивному корпусу Шарвиса, но ученый продолжал смеяться. Марка и Фастина ухватились друг за друга, когда Шарвис еще увеличил скорость. Откуда-то снизу доносились странный треск и скрежет.

В конце концов, они вернулись в лабораторию, и Шарвис заторопился к двери, преследуемый Алмером, который твердил, как заведенный:

— Да? Да? Да?

Игнорируя Алмера, Шарвис вошел в соседнее помещение и принялся колдовать над приборной доской, не отрывая глаз от индикатора. Здание вновь задрожало.

Чуть погодя он вернулся и сказал:

— Я запечатал тоннель. Теперь нам ничего не грозит, — он облегченно вздохнул и повернулся к Марка и Фастине.

Алмер, казалось, выдохся. Он привалился к стене, что-то бормоча себе под нос.

— Ты знал, что механизм не справится с такой нагрузкой? — спросила Фастина невинно.

— Я уверен, что исполнил желание Алмера и сделал то, что он действительно хотел, — ответил Шарвис упрямо. — Он хотел повернуть мир. Я повернул. Его империя… Разве она по своей сути не принадлежит ночи?

— Люди, — сказала Фастина. — Как же обычные люди…

— Тот, кто хочет от него сбежать, сейчас так и сделает. Боюсь, таких немного. Тьма безопасна. Они могут затаиться и ютиться в ней, пока не придет смерть. Разве не этого они все хотят?

Марка посмотрел на него без всяких эмоций.

— Да, конечно, тьма отражает темноту их умов, — сказал он. — Но заслуживают ли они этого?

— Кто знает? — пожал плечами Шарвис. Алмер подошел к нему.

— Хочу домой, — голос его звучал ровно. Он явно оправился от потрясения и принял то, что произошло.

— Ты волен поступать, как хочешь. Никто тебя здесь не держит, — заметил Шарвис с издевкой. Казалось, он расплачивался с Алмером за его жалкое покушение. — Тебе помочь найти дорогу?

Алмер двинулся прочь.

— Спасибо, сам справлюсь, — бросил он через плечо.

— А как вы, Кловис Марка? — спросил Шарвис. — Что будете делать дальше?

— Мы вернемся в башню моего отца.

— И станете воспитывать своих детей? — спросил Шарвис. — Надеюсь, со временем ты поймешь, что приобрел больше, чем потерял.

— Может быть, — Марка взглянул на Фастину. — Но будешь ли ты думать так же, Фастина?

Она покачала головой:

— Не знаю, Кловис.

Марка с тоской взглянул на Шарвиса:

— Я только сейчас понял, ты сыграл еще одну шутку с нами.

— Нет, — ответил Шарвис, читая его мысли. — Излучение существует, это верно, но продолжительность жизни твоих детей будет короче, потому что твои гены изменены, и ты не сможешь обеспечить им долгожительство. У них будет время адаптироваться и продолжить воспроизводство. Я принял особые меры предосторожности, чтобы тебя излучение не затронуло. Без сомнения, ты поможешь появиться на свет отпрыскам своих детей. Насколько я знаю, это давно уже стало традицией в твоей семье.

Фастина взяла Марка под руку.

— Пойдем, Кловис, — мягко сказала она. — Вернемся домой.

— Если это хоть что-то значит, — сказал Шарвис им вслед, — то кое-что изменилось, и это может дать тебе стимул. Это сентиментально, я понимаю…

— О чем это ты? — спросила Фастина, оглядываясь.

— Ваши окна смотрели на закат, теперь вас будет встречать рассвет. Я желаю вам и вашему потомству всего хорошего. Может быть, я даже когда-нибудь наведаюсь к вам в гости, или вы пришлете ваших детей ко мне.

Даже теперь, навсегда уходя прочь, Марка все еще не был уверен, понимает ли он, что же двигало Шарвисом: коварство или жалость, или все же нейтральность, которой он так упорно придерживался? И основывалась ли она, эта нейтральность, на каком-то более глубоком понимании жизни, которое было доступно только загадочному бессмертному?

ЭПИЛОГ

Зыбкий предрассветный сумрак теперь окутывал башню. Бурая пыль продолжала устилать все ржавым слоем, и коричневый лишайник, как раньше, покрывал основание башни.

Тень ее теперь падала в другую сторону, но по-прежнему не двигалась с места… Однажды Фастина сказала Кловису Марка, что беременна.

— Это хорошо, — ответил он, сидя неподвижно подле окна, в которое лился тусклый свет нескончаемого рассвета.

Фастина обняла его, поцеловала в холодные губы и прижалась к бесчувственному телу. Теперь к ее любви примешивалась жалость.

Машинально он поднял руку и коснулся ее руки, продолжая смотреть в окно и думать об Орландо Шарвисе. Его по-прежнему мучил вопрос: действовал ли ученый из побуждений добра или зла, или же не испытывал ни того, ни другого. Размышляя, он вспоминал себя прежнего и удивлялся, почему его жена так тихо плачет? Почему он не может и никогда не сможет плакать вместе с ней? Он ничего не хотел, ни о чем не сожалел и ничего не боялся.