Их рассадили по трое, каждую тройку - перед экраном, воспроизводившим то же, что было изображено на громадном экране над головами. Просторный зал затемнен, светились только шкалы приборов и экраны. Под экранами, что поменьше, располагались два ряда по шесть совсем маленьких. Морден ввел Толфрина и Роффрея в комнату и вполголоса объяснил им назначение экранов. Роффрей слушал и приглядывался к окружающему.
      В трех секциях круглого зала были установлены экраны, перед ними сидели по трое операторы - бледные исхудавшие мужчины и женщины, державшиеся лишь на нервах и стимуляторах. На них были шлемы из стекла и металла, такие же, как на нем во время обследования. Когда Роффрей вошел, никто даже на поднял на него глаз.
       - Экран над нами, как легко видеть, просто панорамный монитор, который позволяет нам наблюдать за окружающим нас пространством,- сказал Морден.
      Каждая группа операторов - мы называем их Игроками - отвечает за определенный участок этого пространства, следит, не появились ли там признаки вторжения противника. Насколько мы понимаем, моральный кодекс чужаков предписывает им до начала раунда занять позиции в пределах дальности огня. Никаких иных предупреждений о скором начале нового раунда мы не получаем. Поэтому-то мы и ведем постоянное наблюдение. Можно предположить, что в Игре между собой чужаки применяют более изысканные дебюты, а этот предложен в качестве удобного нам компромисса.
      При обнаружении чужаков заметившая их команда поднимает по тревоге остальных, и все сосредоточивают внимание на опасном участке. Ряды маленьких экранов регистрируют воздействие, излучаемое нами на чужаков. Они фиксируют галлюциногенные импульсы и разбиты на секции, соответствующие различным видам чувственного восприятия, мозговым волнам различных частот, импульсам эмоций, которые мы способны у себя вызвать,- страха, гнева и тому подобных. Естественно, у нас есть проекторы, усилители и трансляторы команд, поступающих от Игроков. Но главным образом все зависит от воображения, быстроты реакции, интеллекта и способности воспроизводить эмоции - способности каждого отдельного Игрока.
       - Понимаю,- кивнул Роффрей, неожиданно для самого себя заинтересовавшись.- А потом что происходит?
       - Многие из наших эмоций и импульсов незнакомы чужакам и не воспринимаются ими, то же относится и к нам. По нашим предположениям, половина впечатлений и ментальных импульсов, которыми нас забрасывают, не производит желаемого чужаками действия или действует неожиданным для тех образом. Но те же трудности испытываем и мы.
      Эти люди,- он показал глазами на тройки у экранов,- участвуют в Игре достаточно долго и поэтому могут распознать, эффективны посылаемые ими психоимпульсы или нет, могут защищаться от наиболее опасных для нас воздействий. Как бы то ни было, сейчас победа в Игре во многом зависит от того, в какой степени мы можем оценить и проанализировать, что работает, а что нет. То же самое, конечно, можно сказать и о чужаках. Вы, к примеру, испытали галлюцинацию в виде чудовищного зверя, которая потрясла не только ваши инстинкты, высвобождая страх, панику и так далее, но и вашу способность к логическому мышлению, поскольку вы знали, что подобный зверь не может существовать в вакууме космического пространства…
      Роффрей и Толфрин кивнули.
       - На такого рода эффекты чужаки и рассчитывают, хотя общее развитие последних событий научило их действовать куда более изощренно, работать непосредственно на подсознании - все, что вы испытали после того, как у них не получилось с образом зверя. Соответственно и наши психологи собирали до последней крохи информацию, которую давал им каждый раунд, пытаясь составить четкое представление, какие воздействия наиболее разрушительны для подсознания чужаков. В этом смысле, как я уже говорил, мы находимся в абсолютно равных условиях: наш мозг столь же чужд им, как и их - нам
      Таким образом, главная цель в Багряной Игре - найти правильный импульс, способный разрушить то, что мы называем чувством собственного достоинства, силой характера, уверенностью в себе…
      Морден тяжело вздохнул.
      - О потерях можете судить сами, если я скажу, что в палатах корабля-госпиталя только мужчин и женщин, скорчившихся в позе утробного плода,- две сотни.
      - Что за мерзкие методы! - содрогнулся Толфрин.
      - Такие слова забудьте,- оборвал его Морден.- Стоит вам немного поучаствовать в Игре, и понятие моральных ценностей потеряет для вас всякий смысл Чужаки помогают нам осуществить то, к чему столетиями призывали наши философы и мистики. Помните,- "Познай самого себя",- было дело?
      Он покачал головой и окинул угрюмым взглядом Игроков, с посеревшими лицами сосредоточенно наблюдавших за экранами .
       - Тут-то вы и познаете себя, да еще как! И я уверен: то, что вы узнаете, не слишком придется вам по вкусу!
       - Нам, меланхолику да интроверту

, это можно бы и не объяснять,- сказал Роффрей.
       - Кто бы вы ни были и как бы глубоко ни пробовали влезть в свои инстинкты, самые сокровеннейшие из них, что-нибудь отбросит вас назад - на худой конец, чувство, самосохранения; с тем, что с вами могут сотворить чужаки, это ни в какое сравнение не идет,- отчеканил Морден.
       - Заманчивую вы картину рисуете,- сказал Роффрей.
       - Роффрей, черт вас побери, посмотрю я на вас после первого раунда! Я начинаю думать, что он может пойти вам на пользу, да еще как!
      Тут к ним присоединился мужчина - высокий, худой, нервный, очевидно Игрок с некоторым стажем; они уже различали этот тип людей.
       - Федор О'Хара,- буркнул он, и не думая протянуть руку. Представились и они, тоже не церемонясь.
       - Вы будете под моим попечением, пока не разберетесь как следует в Игре,- сказал О'Хара.- Будете подчиняться каждому моему приказу. Противоречить мне не советую. Чем быстрее вы обучитесь, тем скорее сможете играть самостоятельно. Я понимаю, Роффрей, вы, что называется, индивидуалист. Что ж, подчиняться вам придется, только пока не овладеете Игрой - а там ваш индивидуализм будет, безусловно, весьма полезен, от таких качеств мы все и зависим.
      Наша компания почти вся состоит из специалистов в различных областях психологии, но не так уж мало и непрофессионалов вроде вас, тех, кто благодаря достаточно высокому интеллекту воспринимает требования Игры почти инстинктивно. Желаю успеха и вам.
      Вы поймете, что сохранить раскованность и дееспособность собственного "я" можно лишь ценой величайшего напряжения, вот, в сущности, все, чему следует научиться на первых порах. Пока вы не узнаете достаточно, чтобы атаковать врага, вам придется придерживаться оборонительной стратегии. Пусть каждый из вас запомнит - ни физическая сила, ни отвага в этой войне не стоят ровным счетом ничего. Проигравший, возможно, остается в живых, но у него нет ни единого шанса сохранить разум.
      Роффрей почесал в затылке - ему уже не терпелось:
       - Тогда к делу наконец!
       - Да не дергайтесь,- вмешался Морден.- Начнется очередной раунд, поймете что почем.
      О'Хара провел их в свободную секцию - три кресла, обычный экран, ниже - экраны поменьше. Прямо перед ними - миниатюрные блоки управления, очевидно, для работы с сенсопроекторами и другим оборудова нием.
       - У нас тут сложился определенный язык, во время Игры мы будем общаться друг с другом только на нем,- сказал О'Хара, водружая на голову некое подобие ермолки.- К примеру, "дай звук" означает, что в какой-то момент, когда вы сосредоточены на передаче вкусовых ощущений, я решил, что более действенным оружием против врага окажется звук. Если скажу "дай вкус", вы будете посылать вкусовые ощущения. Проще некуда, понимаете?
      Кивнув, они расселись в ожидании своего первого - а возможно, и последнего - раунда Багряной Игры.
      Аскийоля мало беспокоило, согласуются ли с моралью действия человечества, вторгшегося в эту вселенную и пытающегося отвоевать господство в ней у коренной расы.
      - Какие там права! - ответил он Мордену, когда Лорд Галактики сообщил ему о некоторых сомнениях, тревожащих иных переселенцев.- Какие права у них? Какие права у нас? Если чужаки существуют здесь, это не значит, что у них есть какое-то особое право здесь существовать. Пусть они - или мы - докажут свои права. Посмотрим, кто победит в Игре.
      Аскийоля волновало нечто более глобальное, чем конфликт из-за права собственности, как бы страшно этот конфликт ни обернулся для человечества.
      У Человека была последняя возможность вступить в свое право первородства - сам Аскийоль, способный одновременно чувствовать целую вселенную, в него почти вступил,- перенять его у Родоначальников.
      Он, Аскийоль, должен каким-то образом научить свою расу реализовать ее потенциал. И для этого, пожалуй, пригодятся Игроки, вернее, те из них, кто сможет выжить. /
      Его расе следовало перейти к следующему этапу эволюции, и переход этот должен быть настолько внезапным и резким, что правильнее было бы говорить о революции.
      И ко всему - хоть это и его личное дело - ощущение собственной незавершенности; он испытывал мучительную неудовлетворенность, зная, что недостающая его часть, та, что смогла бы сделать его цельным, совсем рядом - это-то он чувствовал,- чуть не на расстоянии вытянутой руки. Но что она из себя представляет?
      Печальные мысли не покидали Аскийоля.
      Даже он не мог предугадать развитие событий в случае победы его расы в Игре. Конечно, он мог охватить их ход лучше, чем все остальное человечество, но в определенном смысле он пребывал в таком же временном вакууме, как и оно, и так же был совершенно не способен соотнести прошлый свой опыт с теперешним, а теперешний - с предвидимым будущим…
      Да, он существовал в каждом из множества измерений мультиверсума и все же, почти как любой другой, был скован единым для всего мультиверсума измерением - Временем. Он может сбросить цепи пространства, но, как, вероятно, и все когда бы то ни было обитавшие в мультиверсуме, не избавится от иных оков - от размеренной, непреклонной, вкрадчивой поступи Времени, ибо
      Время не знает остановок и не терпит вмешательства, равно направленного на ускорение или замедление его.
      Время изменяет все, но самое его изменить нельзя. Пространство, материальную среду завоевать, пожалуй, можно, Время - никогда. Оно несет тайну Первопричины, тайну, неизвестную даже Родоначальникам, выстроившим огромный и все же конечный мультиверсум - питательную почву, лоно для своих преемников. А должно ли человечество переживать родовые муки и наследовать Родоначальникам или нет - ключ к тайне не в этом, чувствовал Аскийоль.
      Быть может, через много поколений, если каждое из них сумеет стать этапом эволюции Человека, ключ и будет найден. Только во благо ли разгадка такой тайны? Не только современники Аскийоля, но, возможно, и их праправнуки не смогут усвоить и сохранить это Знание. Ибо стоит им сменить Родоначальников, и ляжет на них долг подготовить своихпреемников. Так, вероятно, и будет продолжаться, возможно, до бесконечности, но во имя какой, более великой цели?
      Тут Аскийоль отбросил бесплодные мысли. Он был в определенном смысле прагматиком и не позволял себе тратить время на абстрактные размышления.
      Сейчас в Игре наступило временное затишье. Возвращение корабля Роффрея и отпор, который он дал чужакам, на какое-то время привели тех в замешательство. Но у Роффрея пока не было опыта настоящего противоборства сознаний - сознаний, тому обученных, способных на самое разнузданное из вообразимых надругательств - на разрушение индивидуальности, "эго", тех самых качеств, что ставят человека над прочими животными.
      На миг он подумал о Толфрине, но тут же оборвал себя - а цепочка мыслей подводила его еще к одному мучительному вопросу.
      Он позволил себе на миг расслабиться, насладиться той щедрой поддержкой, что давало ему ощущение одновременного пребывания на всех плоскостях мультиверсума. Он думал: "Я подобен младенцу во чреве матери, с той лишь разницей, что знаю - я во чреве. Да и с той еще, что я младенец без некоей части и это чувствую. Что она такое? Что сделает меня цельным, довершит? Кажется, часть эта, довершив меня, тем самым довершит и себя…"
      Тут, как случалось все чаще, резкий сигнал коммуникатора прервал его размышления.
      Он наклонился к аппарату, не вставая с кресла, и вокруг заплясали диковинные тени, странные, полуреальные образы. Область пространства, что была заключена между ним и коммуникатором, казалось, разбрызгивалась, истекала, двигаясь судорожно и аритмично, будто вода, взбудораженная вторжением постороннего тела. Так было при любом его движении, хотя сам он полностью отдавал отчет лишь в одном - что рука его способна проходить сквозь множество предметов, почти не ощущая их.
      Он мог не только видеть мультиверсум, но и чувствовать его, обонять, ощущать его вкус. Правда, в делах с чужаками прок от этого невелик: понять подлинную психологию нападающих на них нелюдей ему было почти столь же трудно, как и остальному человечеству.
      Экран коммуникатора ожил.
      - Слушаю,- сказал Аскийоль.
      И опять Морден смотрел в сторону, чтобы избавить себя от утомительного для глаз зрелища мерцающего тела собеседника.
      - Несколько сообщений,- сбивчиво заговорил Морден.- Исчез корабль-госпиталь ОР-8. Оттуда передали, что поле интерконтинуального перемещения стало неустойчивым, занялись ремонтом и вдруг… вообще исчезли. Будут указания?
      - Я видел, как это случилось. Там, где они находятся сейчас, они в безопасности. Если им удастся подрегулировать свое поле, при некотором везении они смогут присоединиться к флоту.
      - Роффрей и Толфрин, те двое, что так успешно отразили нападение, прошли у профессора Зелински полный цикл обследования, сейчас он обрабатывает результаты. Тем временем они обучаются Игре.
      - Что еще? - Аскийоль видел, что Морден чем-то обеспокоен.
      - На корабле Роффрея были две женщины. Одна из них - безумная Мери Роффрей. Другая именует себя Уиллоу Ковач. Я уже доводил до вашего сведения эту информацию.
      - Да. Это все?
      - Мисс Ковач просила меня кое-что передать вам. Она утверждает, что поддерживала с вами личное знакомство на Мигаа и, похоже, на Призраке. Она хотела бы, чтобы вы, если выберете время, связались с ней. Для конфиденциальных переговоров на ее корабле зарезервирована волна 50 м.
      - Спасибо.
      Аскийоль отключил связь, откинулся в кресле. Какая-то часть сильного чувства, которое он некогда испытывал к Уиллоу, все еще жила в нем, хотя Аскийолю и приходилось дважды изгонять его. Сначала, когда Уиллоу отказалась последовать за ним на Рос, и потом, после встречи с Родоначальниками. Теперь образ ее казался чуть расплывшимся, столько с тех пор всего произошло.
      Взяв на себя управление флотом, он был вынужден отказаться от многих приятных эмоций. Не из честолюбия, нет, и не из жажды власти. Просто в его положении сознание должно быть максимально управляемым, а значит, эмоциями, которые не приносят непосредственной пользы делу, следовало пожертвовать. Он стал с точки зрения привычных человеческих взаимоотношений очень одиноким человеком.
      Восприятие мультиверсума с лихвой компенсировало вынужденный разрыв человеческих контактов, и все же он предпочел бы, чтобы на разрыв идти не пришлось.
      Обычно он никогда не действовал по первому побуждению, но сейчас с удивлением обнаружил, что настраивает коммуникатор на волну 50 м. И делает это с нетерпением, чуть не нервничает.
      Уиллоу заметила, что экран воспрял к жизни, и стала торопливо настраивать аппаратуру. Спешила, волновалась,- а то, что в результате увидела, заставило ее на миг оцепенеть.
      Потом Уиллоу немного пришла в себя, но движения стали медленнее, она как зачарованная не сводила глаз с экрана.
      - Аскийоль? - голос у нее срывался.
      - Привет, Уиллоу.
      В лице этого человека еще проглядывали черты прежнего Аскийоля, того, что некогда с хохотом бесчинствовал по всей галактике, оставляя за собой хаос.
      Она помнила беззаботного, легко поддающегося переменам настроения юношу, которого тогда любила. А тут… восседал воплощенный Люцифер, некое подобие падшего ангела; это мерцающее золотом изображение не имело никакого отношения к тому, кого она помнила.
      - Аскийоль?
      - Увы…- сказал он и улыбнулся; да, это был грустный и усталый падший ангел. На лице Уиллоу вспыхивала непередаваемая пляска цвета, отсветы бесчисленных изображений Аскийоля. Она отступила от экрана, плечи ее поникли. Теперь у нее осталась только память о любви.
      - Не надо было мне упускать свой шанс,- прошептала она.
      - Боюсь, он был единственным. Знай я это тогда, я бы, вероятно, попробовал уговорить тебя отправиться с нами. Но я не хотел подвергать твою жизнь опасности.
      - Понимаю…- сказала она.- Не сговоримся, да? Вместо ответа он стал вглядываться куда-то вдаль.
      - Я отключаюсь, противник начал новый раунд Игры. Всего хорошего, Уиллоу. Возможно, нам удастся еще поговорить - если победим.
      Сверкающее золото изображения уже исчезло с экрана, а она так и не нашлась, что сказать.
 

 
      О'Хара обернулся к партнерам.
      - Вот вам и проба,- сказал он.- Готовьтесь.
      В огромном круглом зале послышалось едва уловимое гудение.
      О'Хара подстроил экран - и они увидели, как корабли чужаков бороздят космос, подбираясь к их флоту. Всего в нескольких милях от флота они притормозили, сохраняя этот интервал.
      Роффрей неожиданно поймал себя на мыслях о детстве, о матери, о том, как он завидовал брату и каким ему казался отец. С чего это он вдруг решил?.. Он поспешил отогнать странную задумчивость, но в сознание вползла еще какая-то шальная мысль, вызывающая легкую тошноту. Знакомое ощущение, он когда-то испытал его, но сейчас оно было куда сильнее.
      - Роффрей, будьте внимательны - это начало,- спокойно сообщил О'Хара.
      Нет, не начало даже - так, разминка в сравнении с тем, что последовало.
      Чужаки пускали в дело все, чему их научило человеческое подсознание. Роффрей и вообразить не мог, что они накопили такой чудовищный объем информации, хотя люди-психиатры были готовы обратить против своих врагов не менее мощный арсенал подобного оружия.
      Оборудование чужаков вылавливало каждую постыдную мысль и каждую нездоровую прихоть, каждое мерзкое желание, когда бы ни случились они в жизни Игроков, и, усилив стократ, вдалбливало их в сознание противника.
      Контрприем, как инструктировал О'Хара, состоял в том, чтобы забыть о понятиях добра и зла, права и произвола и принимать -внушаемые впечатления за то, чем они, в сущности, и являлись,- за желания и мысли, которые в определенной мере присущи любому.
      Но Роффрею это давалось с трудом.
      И это не всё. Используемые чужаками изощренные и мощные средства внушения делали передаваемые мысли еще и невероятно впечатляющими - настолько, что разрушалось сознание…
      Теперь Роффрей едва мог разграничить зрительные и обонятельные, вкусовые или звуковые ощущения.
      И болезненной сущностью каждого из них был всепроникающий, кружащийся и взвихренный, крикливый и дребезжащий, вонючий и липкий, мучительный цвет, воспринимаемый как кроваво-красный.
      Сознание словно взрывалось. Содержимое его свернулось в сгустки, а те затопила кровь и агония оголенных мыслей, с которых сорвали привычные одежды предубеждения и самообмана. В мире, где внезапно очутился Роффрей, не было покоя, не было там и облегчения, передышки, надежды или спасения. Сенсорные проекторы чужаков заталкивали Роффрея во все более потаенные глубины его собственного сознания, подтасовывали то, что там было, если оно не отвечало их целям, придавая фальшивке видимость подлинника. Все его сознательные мысли были взболтаны, превращены в нечто аморфное, переиначены. Все его подсознательные ощущения маячили перед ним, как повешенные на виселице, а ледяная воля извне не позволяла отвести взгляд.
      Но в глубине его сознания теплилась искорка здравомыслия, она внушала ему вновь и вновь: "Будь разумным! Будь разумным! Не поддавайся на обман! Все в порядке!" А ему к тому времени уже и в собственном голосе чудились десятки других голосов, будто он плакал, как младенец, и выл, как собака.
      И все же вопреки всему, что обрушилось на него и его команду, вопреки отвращению, которое он начинал испытывать к себе и своим партнерам, искорка эта теплилась, оберегая его разум.
      Именно на нее нацеливали основные свои силы чужаки,- и точно так же более искушенные по человеческим меркам Игроки стремились загасить крохотную искорку здравомыслия, еще сохранившуюся в сознании чужаков.
      Никогда за всю свою историю человечество не сражалось в столь безжалостной битве, где воюющие стороны казались скорее порочными демонами, чем материальными созданиями.
      Все, что мог Роффрей, - не дать погасить эту искорку, пока он, обливаясь потом, отражал боевые колонны звука, огромную гудящую волну запахов в стонущем непокое цвета.
      И в такт с происходившим на поле боя кроваво-красное месиво восприятия наплывало и откатывалось, содрогалось и вздымалось во всем замученном естестве Роффрея; оно броском проскакивало нервные волокна, походя оскверняло клетки коры мозга, терзало синапсы, перемалывало тело и мозг в бесформенную, никчемную, желеобразную массу навязанных извне ощущений.
      Кроваво-красное… Теперь не существовало ничего), кроме кроваво-красного визга, текучего, ледяного, зловонного вкуса и парализующего чувства предельного отвращения к себе, которое прокрадывалось повсюду, в каждую трещинку и закоулок его сознания и индивидуальности,- и ничего так не хотелось Роффрею, как отряхнуть все это, бежать куда глаза глядят.
      Но он уже попался в кроваво-красную западню, и для побега ему был оставлен единственный путь- отступать коридорами времени, чтобы удобно свернуться калачиком во чреве…
      Искорка вспыхнула, на момент к Роффрею полностью вернулся рассудок. Он увидел обливающиеся потом, сведенные напряжением лица коллег-операторов. Увидел искаженное судорогой лицо Толфрина и услышал его стон, увидел худую руку О'Хара на своем плече и проворчал что-то в знак благодарности. Взглянул мельком на крошечный экран, мерцающий от пляски графиков и пульсаций света.
      Рука его потянулась вперед, к блоку управления, бородатое лицо породило некое подобие кривой улыбки, он заорал:
      - Кошки…
      …Карабкаются по вашим хребтам, рвут когтями нервы. ..
      …Прут валы грязи. На дно, твари. Тоните!
      Сами по себе слова не играли большой роли, да это от них и не требовалось, они высвобождали эмоции и впечатления собственного сознания Роффрея.
      Теперь нападал уже он. И оружием были те же эмоции и впечатления, которые посылали враги. Он уже кое-что понимал в их возможной реакции: несколько впечатлений, внушенных чужаками в их атаке, были лишены смысла в сенсуальном мире Роффрея. Их он и отбрасывал силой воли назад, в чужаков, и одновременно, в страшном ритме бешено работающего сознания, занялся возведением собственной надежной защиты.
      Для начала он отослал назад ощущения кроваво-красного: они, очевидно, соответствовали своеобразной разведке боем н служили основой для собственно Игры. Почему так заведено, он пока не понимал, но обучался Роффрей быстро. Чему-то он уже научился - в частности, понял, что в ходе Игры роль рассудка невелика, что оружием должен служить инстинкт. А копаться в результатах сейчас не время, позже ими займутся эксперты.
      И вдруг он почувствовал, что истерия спала и в помещении стоит тишина.
      - Стол! Стол, Роффрей! Раунд окончен, они победили. Боже, у нас и надежды не осталось!
      - Победили? Я не закончил…
      - Взгляните сюда.
      Несколько Игроков, лишившихся разума, ползали по полу, мяукая и пуская слюни. Остальные скрючились в позе утробного плода. К ним на помощь бежали медики.
      - Мы потеряли семерых. Значит, победили чужаки. Мы выбили, по-видимому, пятерых. Не так уж худо. Вы почти дожали соперника, Роффрей, но они вовремя отступили. Возможно, вам еще представится случай. Для дебютанта вы выступили исключительно удачно.
      Они обернулись к Толфрину; тот был без сознания, но это не беспокоило О'Хара:
      - Дешево отделался.. Похоже, вырубился на минутку, всего-то и дел. Думаю, теперь, когда он побывал в Игре, на раунд-другой сил у него вполне хватит.
      - Это было… мерзко,- сказал Роффрей.
      Его тело было сведено напряжением, нервы расстроены, голова раскалывалась, сердце выскакивало из груди. Даже О'Хара ускользал у него из фокуса зрения.
      Выглядит неважно, решил О'Хара, достал из кармана коробочку со шприцем и вкатил Роффрею укол, прежде чем тот успел запротестовать.