Рассказывая, Олег как бы заново пережил свою жизнь и, пережив, задумался о прошлом и о будущем.
      А в будущем неизбежно должен сменить его на княжеском престоле Игорь. Но не по плечу Игорю княжеские заботы, ох, не по плечу...
      Как-то раз Стемид рассказал старинное предание.
      - Жил в Чехии в давние времена славный старейшина Крок. У него не было мужского потомства, а были у него три дочери, которых природа щедро одарила мудростью не меньшей, чем обычно наделяет мужчин. Старшая дочь звалась Кази. Она имела дар прорицания, а в искусстве врачевания была столь искусна, что часто заставляла саму смерть бежать от ложа больного. И поныне у чехов говорят, когда отчаиваются уже вернуть потерянное: "Этого не смогла бы вернуть даже сама Кази". Вторая дочь, по имени Тэтка, умела беседовать с духами воды, лесов и гор и научила народ молиться и приносить им жертвы. Третья же, самая младшая, звалась Либуша и умом превосходила сестёр. Она так мудро решала споры и тяжбы, что после смерти Крока народ избрал её правительницей, и она многие годы правила народом, будучи гордостью и славой женского пола...
      Олег понял тайный намёк Стемида, потому что в последнее время сам часто думал с сожалением:
      "Эх, быть бы Ольге мужчиной..."
      И ещё одно недовершённое дело тяготило Олега: он знал, что лишь тогда русское княжество окончательно укрепится, когда гордый византийский император признает русского князя ровней себе. А заставить Царьград признать себя можно только силой.
      Много лет лелеял Олег тайную мечту о походе на Царьград. В давние времена Кий, первый князь киевский, ходил на Царьград и вернулся с великой честью. Аскольд ходил на Царьград, но его поход был неудачен.
      "Нет, нельзя мне умирать, пока не довершу недовершённого дела", - думал Олег.
      Подумав однажды о смерти, Олег уже не мог не думать о ней.
      Тогда позвал он волхвов и кудесников, которые случились в Киеве, и спросил:
      - От чего мне суждено умереть и чего следует опасаться?
      Откройте, если можете провидеть будущее.
      Самый старый волхв ответил князю:
      - Нам, господин, ведома твоя судьба. Есть у тебя, князь, любимый конь Летыш, и от того коня суждено принять тебе смерть.
      Нахмурился Олег. Не мог он поверить, что его любимый конь, которого он выходил с жеребят и который вот уже десять лет верно служит ему, ни разу не споткнулся, ни разу не подвёл в бою, станет причиной его смерти.
      За такое нелепое предсказание он решил убить волхвов.
      А решив, спросил:
      - А что, волхвы, ведаете вы о собственной смерти?
      - Хотя ты и убьёшь нас, - ответили волхвы, - тебе, князь, всё равно суждено принять смерть от коня.
      Подивился Олег тому, что волхвы проникли в его мысли, и сказал:
      - Своим ответом вы спасли себе жизнь. Точно, задумал я вас убить, но теперь раздумал.
      Олег позвал конюшего и сказал ему:
      - Отошли Летыша в дальнюю деревню, прикажи беречь и кормить вволю, но скажи конюхам, если он когда-нибудь попадётся мне на глаза, им не сносить головы.
      ПОД СТЕНАМИ ЦАРЬГРАДА
      В последний час третьей стражи по западному побережью Босфорского пролива запылали сигнальные огни. Это значило, что в Чёрном море показались враги и движутся к Царьграду.
      Богатства Царьграда всегда манили к себе разных завоевателей. Каких только врагов не видел под своими стенами Царьград! Они приходили и с запада, и с востока, и с юга, и с севера. Одних отражало византийское войско, других смиряли золотом. Не раз приходили и славяне, их в Византии называли Великая Скифия.
      На рассвете в Царьград прискакал гонец с побережья, его тотчас же призвали в императорский дворец.
      Византийский император Лев VI, бледность которого плохо скрывали даже румяна, густо положенные на щёки, хриплым, надтреснутым голосом, нарочито важно, стараясь этим скрыть волнение, проговорил:
      - Объяви, гонец, какую весть ты нам принёс.
      - Божественный, Великая Скифия приближается. Нет числа их кораблям, они покрыли всё море! Завтра они будут здесь.
      Императора окружали придворные. Он взглянул на доместика главнокомандующего войском, тот, выступив из толпы, поклонился и сказал:
      - Божественный, стратиги предупреждены и находятся на своих местах, столичные кавалерийские тагмы и пешие отряды приведены в боевую готовность. Посланы гонцы в фемы, с завтрашнего дня начнут подходить войска из провинций.
      - Но скифы завтра будут в Царьграде!
      - Их флот не пройдёт в залив, уже подняты цепи. Город способен выдержать сколь угодно долгую осаду.
      - Всё это хорошо, хорошо, - скривившись, быстро говорил император. - Но кто может поручиться, что скифы не возьмут город?..
      Тогда заговорил патриарх. Он сказал:
      - Государь, священство во всех храмах и я сам, мы все молим, чтобы он оборонил святой Царьград от нечестивых скифов. Господь услышит нашу молитву.
      Но император проявлял беспокойство, тревожным взглядом он искал кого-то в толпе придворных и не мог найти.
      Стоявший за его спиной паракимомен, начальник стражи императорской спальни, тихо шепнул:
      - Он сейчас придёт. Этой ночью он вопрошал звёзды и сейчас записывает, что они открыли ему.
      - Пошли кого-нибудь поторопить его, - так же шёпотом ответил император.
      Но в это время в зал вошёл маленький человек в простой тёмной одежде. Среди богатых, украшенных золотом и драгоценными камнями ярких одеяний придворных он выглядел странным и чужеродным явлением. Но по тому, как кланялись ему спафарии, патрикии, магистры, можно было понять, что он обладает властью, которая может соперничать с властью высших чинов государства.
      Маленький человек был астролог Феодигий, предсказаниям которого мнительный император верил безоговорочно.
      Феодигий приблизился к императору и склонился в низком поклоне.
      - Говори же, говори скорее, мой добрый Феодигий, что сообщили тебе звёзды, - торопливо проговорил император и, сжав подлокотники кресла, подался вперёд.
      - Марс находится в Водолее, поэтому возможна опасность нападения со стороны моря, - начал астролог.
      - Это мы и так знаем, - недовольно перебил его доместик. - Скифы уже в Босфоре.
      Император сделал знак доместику, чтобы тот молчал.
      Феодигий продолжал:
      - Но Юпитер, вошедший в область Льва, предрекает, что враги не смогут осуществить свои замыслы. Звёзды открыли мне, что Царьград падёт пред нечестивыми скифами лишь в том случае, если их корабли пойдут по суше, как по воде.
      Император с облегчением откинулся на спинку кресла.
      - Ну, того, чтобы корабли пошли по суше, как по воде, не может быть, сказал он.
      Идя в поход на Царьград, Олег оставил Игоря в Киеве, сказав: "Кому-то надо здесь престол беречь, а я остаться не могу - может, это мой последний поход, у тебя же ещё много лет жизни впереди".
      Игорь с Ольгой остались в Киеве. Олег с большой дружиной, с подручными князьями и воеводами на двух тысячах ладьях двинулся в поход.
      Ладьи Олега вошли в Босфор и плыли по проливу в виду берегов. Впереди показался Царьград.
      Белокаменные стены с могучими башнями окружали город. За стенами виднелись каменные храмы с золотыми куполами и крестами, крыши дворцов, зелень садов. Вокруг города широко раскинулись предместья.
      Справа, перед городом, в сушу вдавался залив Золотой Рог, где находился порт и где корабли приставали к берегу.
      Впереди же, вдоль Босфора, Царьград возвышался неприступной каменной стеной, обрывавшейся прямо в море.
      Было ясное утро, и солнце, взошедшее за спиной Олеговых ладей, освещало город, словно нарочно давая возможность рассмотреть его.
      Улицы были пустынны, как и пролив. На стенах стояли воины. Метательные машины торчали из-за низкой ограды.
      Подойти к стенам города можно было только со стороны залива. Олег приказал править к Золотому Рогу.
      Трубачи на его ладье поднесли к губам трубы и затрубили.
      Им ответили трубы с других ладей.
      Воины на ладьях взяли за поводья коней, лучники доставали из колчаков стрелы.
      Белопарусные ладьи заполнили собой весь пролив от берега до берега и, не сворачивая парусов, неслись к Царьграду.
      Одна ладья стремилась обогнать другую.
      Когда же передние ладьи заметили тяжёлые цепи, протянутые между башнями, стоящими на правом и левом берегах и преградившие путь в залив, было уже поздно. Послышался страшный треск. Упали белые паруса, закачались на волнах обломки, зализ огласился криками утопающих.
      Кормчий на Олеговой ладье положил ладью на борт, несколько человек и коней вылетело в море, но зато ладья, сделав крутой поворот, невредимой отошла от коварной преграды.
      Следовавшие за Олегом ладьи тоже повернули назад.
      Одни ладьи пристали на противоположном берегу залива, другие, огибая обращённую к морю стену, пошли дальше, к северо-западной части огромного города.
      РОКОВОЕ ПРОРОЧЕСТВО
      Раздосадованные тем, что не удалось взять Царьград с налёту, Олеговы дружины принялись разорять предместья.
      Огромная рать Олега - а приплыла она на двух тысячах ладей по сорока воинов в ладье - рассыпалась по всему побережью вокруг Царьграда.
      Город не мог укрыть за своими стенами всех окрестных жителей, множество народу осталось в своих домах без защиты.
      Горели дома, палаты, рушились разграбленные храмы.
      Дым, пламя, вопли несчастных, воинственные крики нападающих ветер доносил через стены в город, и всё это вселяло страх в царьградцев.
      Несколько раз Олеговы дружины подходили к самым стенам. Но, засыпанные стрелами и градом камней, ошпаренные кипятком и кипящей смолой, они откатывались, оставляя убитых. Тогда из ворот, им вдогон, выскакивали свежие, жаждущие мести византийские конники-катафракты и били в спину, удесятеряя урон.
      Население предместий - крестьяне, ремесленники, слуги и рабы брошенных господами поместий, мелкие землевладельцы и торговцы - не оказывали никакого сопротивления.
      Олег и Ролав ехали по полуразрушенной улочке. Вдруг Ролав увидел, как далеко впереди, из-за низкой полуобваленной стены, поднялся лохматый седой старик в каком-то рваном балахоне, вскочил на развалины, раскрутил над головой аркан, и верёвка обвилась вокруг шеи проезжавшего мимо дружинника в богатой броне.
      Дружинник дёрнулся и свалился на землю.
      Старик, перехватывая верёвку и хромая, бежал к жертве.
      - Эй, эй! - закричал Ролав и пришпорил коня.
      Старик оглянулся, увидел Ролава, но, вместо того чтобы убежать, он ещё быстрее заковылял к поверженному.
      И в тот самый миг, когда Ролав, осадив лошадь, хотел поразить старика копьём, тот упал на дружинника и вонзил ему нож в горло.
      Ролав бросил взгляд на убитого: это был Веред, старый знакомый, тот самый дружинник, у которого был нож Акуна.
      Старик повернул лицо к Ролаву и сказал:
      - Теперь убивай, я свой долг отплатил.
      Ролав поднял копьё, но неожиданно замер и, пристально глядя на старика, опустил копьё.
      Лицо старика пересекал глубокий шрам. Такой же шрам был у Акуна. Ролав попытался вспомнить лицо брата, но не смог. Помнилось только, что был шрам.
      - Ты славянин, старик?
      - Да.
      - Как твоё имя?
      - Теперь зовут Акинф.
      - А как звали прежде?
      - Я имел много имён.
      Ролав вглядывался в его лицо и старался вызвать в памяти черты Акуна, чтобы сравнить с этим изувеченным временем и превратностями судьбы лицом. Шрам на лице старика - через лоб, разорванную бровь и щёку - был похож и не похож на шрам Акуна. Помнится, на лице брата он выделялся резко, а тут был бледен и, сходя на нет, терялся в морщинах и других шрамах.
      Какой-то внезапно охвативший его страх мешал Ролаву спросить прямо: "Ты - Акун?" Он боялся услышать в ответ:
      "Нет".
      - Давно у тебя этот шрам? - спросил он.
      - О каком шраме ты спрашиваешь?
      - Что на лбу и щеке.
      - Давно.
      - Медведь?
      - Медведь.
      Внезапно осевшим голосом, почти шёпотом и как будто через силу Ролав произнёс:
      - Акун...
      Старик вздрогнул, поднял голову, и они с Ролавом впервые встретились глазами.
      - Акун, - повторил Ролав, - это ты?
      - Да, когда-то меня звали так.
      - Акун, ты меня не узнаёшь?
      - Нет, господин.
      - Я - Ролав... Твой брат Ролав... Ну? Узнаёшь? Смотри, вот твой нож... Я искал тебя везде...
      Старик покачнулся и упал.
      Ролав бросился к нему.
      - Кто это? - спросил подъехавший Олег,
      - Брат... Акун... - Ролав приложил ухо к груди старика и сказал: - Он жив.
      Когда Олег вернулся в лагерь, ему сообщили, что взяли в плен какого-то византийского военачальника, который с отрядом апелатов пытался прорваться к осаждённым.
      Олег захотел взглянуть на пленного и приказал привести его.
      Пленник был изранен и еле стоял на ногах.
      Два дружинника вели его, поддерживая и подталкивая.
      Глядя на Олега страдающими и полными ненависти глазами, пленный вдруг принялся что-то выкрикивать зло и отчаянно.
      - Кто он и что говорит? - спросил Олег Стемида.
      - Это стратиг, по-нашему, воевода, - объяснял Стемид. - А говорит он, что нам никогда не взять на щит Царьград, так как в былые времена и более могущественные, чем ты, князь, владыки приходили сюда, и те не смогли взять.
      - Что ещё он говорит? - спросил Олег замолчавшего Стемида.
      - Ругает нас и говорит, что им было откровение, будто Цррьград падёт перед нечестивыми скифами - они нас так зовут - лишь тогда, когда наши корабли пойдут по суше, как по воде.
      Олег задумался и неожиданно хлопнул стратига по плечу и весело рассмеялся.
      - Стемид, спроси, от кого он слышал про это пророчество.
      - Он отвечает, что о нём знают все в городе, так сказал император.
      - Скажи, что мы и есть те самые, чьи ладьи ходят по суху, как по воде.
      Пленный, выслушав Стемида, презрительно сплюнул и коротко ответил:
      - Он говорит, что такого чуда не может быть.
      - Это я и без перевода понял, - снова засмеялся Олег. - Воеводу этого не убивайте, пусть своими глазами посмотрит на чудо.
      В тот же вечер Олег повелел всем князьям и воеводам племён, пришедших с ним под Царьград - варягам, словенам, чуди, кривичам, мери, древлянам, радимичам, полянам, северянам, вятичам, хорватам, дулебам, тиверцам, собраться на совет к его шатру.
      Олег сказал:
      - Царьград можно взять только со стороны залива, а в залив преграждает путь проклятая цепь. Кабы не цепь, давно бы город был наш.
      - То-то, кабы не цепь, а что с ней поделаешь? - послышались голоса.
      - Если по морю ладьям не пройти через цепь, так переправим их по берегу, как переправляют у нас на волоках.
      - Дело говоришь, - обрадовались князья и воеводы.
      Наступила ночь. В Царьграде в домах горели огни.
      На противоположном берегу залива, в русском лагере, шло шумное веселье.
      У князя Олега пировали все воеводы, не было только Ролава.
      Он в своём шатре сидел у изголовья Акуна.
      Брат умирал.
      Он умирал спокойно, в полном сознании.
      - Теперь мне смерть не страшна, - сказал он. - Я отомстил. Тысячу раз у меня было желание умереть, потому что лучше смерть, чем такая жизнь, какая была у меня, проданного в рабство. Но каждый раз я прогонял эти мысли, потому что поклялся найти Вереда и отомстить ему.
      И теперь отомстил.
      Акун рассказал, как была разорена Освея.
      На следующий день, как Ролав ушёл проверять охотничьи угодья, на деревню нагрянула дружина варягов - свеев. Их привёл дружинник ладожского князя Рюрика Веред, его в деревне знали. Остальные же воины были не из дружины Рюрика, они, как Акун понял потом, промышляли сами по себе.
      Жители Освеи, думая, что они явились за данью, вынесли всё положенное. Дружинники забрали мёд, воск, меха, увязали во вьюки, под вьюки взяли ещё лошадей. Потом вдруг накинулись на людей. Часть дружинников стерегла людей на улице, часть побежала искать по домам.
      Молодых выгоняли, стариков убивали, потому что старики им были ни к чему, их не продашь.
      А Веред шастал со свеями из избы в избу и приговаривал:
      - Всех, всех убивайте, чтобы ни одной души живой здесь не осталось, ни одного глаза, который видел меня.
      Оставшихся в живых пересчитал по головам.
      Предводитель свеев Торстен - Собачий хвост сказал:
      - На твою долю, Веред, приходится пятнадцать человек.
      Получай плату за них, - и он отсчитал Вереду серебро. - Остальное получишь, когда выведешь нас из этих лесов к морю.
      Пленников погнали через леса.
      Акун пытался убежать по пути, но его поймали, избили, тогда-то Веред и отнял у него нож.
      У моря свей уплатили Вереду остальное. Он сказал им:
      - Только, как уговорились, чтоб ни один человек из них не попал в словенские земли.
      - Не бойся, - заверил его Торстен, - мы их увезём далеко.
      Свей поплыли на юго-запад, в тёплые моря. В Аквитанском море на них напали морские разбойники, свеев перебили, а рабы стали добычей победителей.
      Много стран и хозяев переменил Акун, пока очутился в Царьграде.
      И повсюду, куда ни забрасывала его судьба, он искал Вереда.
      Увидел он его с городской стены несколько дней назад и ушёл из-под защиты стен в горящее предместье. Он нашёл Вереда и следил за ним, ожидая удобной минуты...
      - Силы мои иссякли, - закончил свой рассказ Акун, - я не мог больше ждать, я должен был решиться. Я знал, что меня убьют, но мне было всё равно...
      Ночью Акун умер.
      ПО СУШЕ, КАК ПО МОРЮ
      После совета целую неделю под стенами Царьграда стояла тишина, ни одного приступа. Царьградцы недоумевали.
      А в русском лагере готовились к решительному бою.
      На волоках по суше переправляли ладьи по-разному. Где недалеко, то поднимали всей дружиной на плечи и несли.
      А где волок подлиннее, подлаживали под ладьи колёса на крепких дубовых осях и катили ладьи, словно телеги.
      Олег повелел ставить ладьи на колёса. Был у него умысел не только преодолеть преграду, но ещё и устрашить надменных царьградцев видом сбывшегося их же собственного пророчества.
      Ладьи поставили на колёса.
      Неделю спустя, на рассвете, подул ветер в сторону города, на Олеговых ладьях воины подняли паруса. Ударил ветер в паруса и понёс ладьи.
      Когда со стен города увидели, что бессчётные ладьи Великой Скифии бегут по равнинному Галатскому мысу под белыми парусами по суху, как по воде, великий страх объял царьградцев: сбылось роковое пророчество.
      Раскрылись царьградские ворота, и из них вышли навстречу Олегу царские послы - епископы, игумены монастырей, первые вельможи.
      Остановились ладьи. Олег вышел к послам.
      - Пощади, князь, наш город, не рушь палат и храмов, - взмолились послы. - Дадим тебе дань, какую скажешь, за то, чтобы ты удалился в свои земли с миром.
      Усмехнулся Олег, повернулся к своим воеводам:
      - Как мыслите, князья и воеводы, возьмём город на щит или, не бившись, заберём золото, серебро и иную дань?
      Горячие головы кричат:
      - Без боя нам достанется лишь часть их богатств, а с боем всё будет наше.
      Но верх взяли всё-таки разумнейшие из князей и воевод.
      - В битве не знаешь, то ли останешься жив, то ли убьют тебя, а мёртвому ничего не надобно. Лучше порешить дело миром, но дань взять большую.
      Выслушал их Олег и говорит послам:
      - Дань будет такая. Первое: дадите по двенадцать гривен на человека, а всех нас две тысячи кораблей и в каждом по сорок мужей. Второе: будете платить уклады русским городам Киеву, Чернигову, Переяславлю, Полоцку, Ростову и прочим городам, в которых сидят князья. А ещё дадите пищу и питие всему моему войску вволю. Когда же домой пойдём, дадите всё нужное на дорогу: еду, якоря, паруса, верёвки.
      Чем дальше говорил Олег, тем ниже склонялись головы послов. Когда же он замолчал, самый старший и чиновный среди послов - логофет дрома - сказал:
      - Мы согласны, князь.
      Казначей в ужасе шепнул логофету дрома:
      - Во всей Византии нет столько золота, сколько он спрашивает. Мы не в силах уплатить столько...
      - Сейчас надо во что бы то ни стало спасти город от разрушения, а потом сторгуемся, - быстро ответил логофет дрома и, поклонившись Олегу, торжественно проговорил: - Божественный император наш Лев VI приглашает тебя, князь Великой Скифии, с твоими стратигами посетить его дворец.
      Веем же твоим воинам будет доставлено угощение в лагерь.
      - Приглашает - придём, - ответил Олег.
      ОЛЕГ В ИМПЕРАТОРСКОМ ДВОРЦЕ
      У городских ворот Олега встретили, униженно кланяясь, патриарх, священники в полном облачении и весь синклит.
      Олег и дружина ехали по улицам на конях, а знатнейшие царьградские вельможи шля рядом, пешие.
      Князь смотрел по сторонам на дворцы, колоннады, торговые галереи, храмы и думал: действительно, богатый город, Смотрел на людей, которые стояли тесной и тихой толпой у стен и со страхом и подобострастием взирали на грозных победителей, были тут люди в богатых одеждах, но больше бедняков в лохмотьях.
      При входе в императорский дворец слуги преградили Олегу дорогу. Препозит - распорядитель дворцовым церемокиалом, - - кланяясь, что-то вкрадчиво сказал, обращаясь к Олегу.
      Стемид перевел.
      - Он говорит, что не положено входить в императорские покои с оружием и просит отдать слугам мечи.
      - Мечи привели нас сюда, и мы войдём с ними, - ответил Олег и оттолкнул препозита.
      Препозит, извернувшись, побежал впереди, указывая дорогу, и двери перед ними раскрывались как бы сами собой.
      Наконец вошли в обширный зал, в котором свет лился с потолка. В противоположном от входных дверей конце зала, сверкая и переливаясь золотом, возвышался императорский трои, на котором восседал император. Он был в пурпурной г-штии, на голове - диадема, на груди - золотая цепь, в руках - скипетр.
      Перед троном стояло золотое дерево с золотыми листьями, с-?эди листьев на ветках сидели золотые птицы. Как только Олег вступил в тронный зал, птицы захлопали крыльями и запели.
      По обеим сторонам трона сидели огромные золотые львы.
      Они раскрывали пасти, били хвостами об пол и издавали устрашающий рык.
      Услышав этот рык, Олег вздрогнул и схватился за меч, но, увидев, что львы не живые, успокоился.
      Император полагал, что эти львы нагонят на диких скифов страху, какой они нагоняли обычно на иноземцев, но тут он просчитался.
      Император сошёл с трона и двинулся навстречу Олегу, протягивая руки.
      - Мы желаем жить с вами в любви верной и нерушимой, - заговорил он, - и ради того приносим вам дары и даём торжественную клятву блюсти неколебимую и неизменную дружбу с русскими князьями.
      В зал вошли слуги с дарами. Подходя один за другим, они складывали к ногам Олега драгоценные блюда, кубки, златотканые одежды и материи. Гора сокровищ росла и росла...
      Затем Лев VI пригласил Олега с князьями и воеводами в другой зал, где было приготовлено всё для пиршества.
      Но Олег, боясь отравы, отказался от угощения и вернулся в лагерь.
      Писцы императора Льва VI составляли мирный договор, чтобы утвердить мир не только словесным согласием, но и записанными речами и условиями.
      Условий было много, всё надо было предусмотреть: и как мир соблюдать, и как купцам русским в Царьград, а царьградским на Русь ездить, чтобы ни тем, ни другим урона не чинить, и какие дани платить Царьграду Руси, и как споры решать, коли случатся, между Русью и царьградцами.
      Олег поручил Стемиду крепко следить за тем, чтобы всё правильно записали царьградские писцы в том договоре.
      И особо сказал, чтобы вписали условие о полонянниках: если кто из русских пленных окажется в рабстве в Царьграде, то возвратить его на Русь и возвратившему будет уплачена цена, за которую выкупил он полонянника, из княжеской казны.
      Отправляясь домой на Русь, Олег повелел укрепить вверху на главных Золотых воротах Царьграда свой боевой щит, чтобы царьградцы всегда помнили свои клятвы и обещания.
      РУССКАЯ ЗЕМЛЯ
      Олег возвратился в Киев с великой честью и богатой данью.
      И покатились спокойные дни, складываясь в благополучные годы. Замирённые, покорились соседи, богатая дань текла в Киев со всех сторон.
      У Ольги и Игоря родился сын. Мальчику дали имя многообещающее, пророчащее - Святослав.
      Покойное течение времени в пятое лето после похода на Царьград смутило непонятное небесное знамение. В конце месяца липеня каждый день с наступлением сумерек на западе являлась яркая, затмевающая все остальные вокруг себя звезда в виде копья.
      Волхвы говорили, что не к добру это небесное знамение.
      Десять дней всходила на небе копьевидная звезда, смущая умы и наводя страх.
      Однако десять дней спустя копьё стало бледнеть и пропало вовсе, а никаких бед не последовало: ни нашествия, ни засухи, ни ливней, ни морового поветрия. Волхвы ошиблись.
      Мало-помалу люди успокоились.
      Однажды на пиру вспомнил Олег своего коня Летыша и спросил конюшего:
      - - Где ныне мой любимый конь, от которого, как предсказывали волхвы, мне суждено принять смерть?
      - Господин, тому уже третий год, как Летыш пал, - ответил конюший.
      - Он пал, а я жив, - сказал Олег. - Отыщите тех волхвов и приведите сюда.
      Волхвов отыскали, привели на княжий двор.
      - Ложны ваши злые пророчества, лживы ваши слова, - сказал им Олег, а конюшему приказал: - Веди туда, где лежат кости Летыша, хочу увидеть их своими глазами.
      Княеь с воеводами и дружиной сел на коня и поехал в поле.
      Конюший привёл его к груде белых костей и белому конскому черепу.
      - Вот кости Летыша.
      Олег сошёл с седла и ступил ногой на конский череп.
      - От этих ли костей будет мне смерть? - усмехнулся он.
      Но вдруг из конского черепа выползла большая змея и ужалила князя в ногу, прокусив тонкий красный сапог,,.
      "И ДАЛИ ЕМУ ЛЮДИ ПРОЗВАНИЕ - ВЕЩИЙ..."
      На тризну по Олегу съехались князья и старейшины всех княжеств и земель, подвластных умершему князю.
      Вокруг Киева на холмах и в долинах встали бесчисленные лагеря, шатры, палатки, загорелись костры, послышалась разноязыкая речь. Буйные сотоварищи Олега по походам поминали князя, как положено, пиршествами и воинскими ристаниями, в которых полтора десятка бойцов лишились жизни, а ран и увечий никто не считал.
      Киев стал похож на осаждённый город.
      В княжьей гриднице на поминном пиру за столами сидели князья и воеводы.
      Во главе стола на княжеском престоле восседали Игорь и Ольга.
      К Игорю подошёл молодой воевода Свенельд, тихо сказал на ухо:
      - Князь, наши дружинники подрались с древлянами.
      Их розняли, а древляне орут, хвастают: "Старый волчище, что нас примучил, помер, а молодому мы сами брюхо распорем". Мы их связали на всякий случай. Что повелишь делать, князь?
      Ударила Игорю кровь в голову, рука сама схватилась за рукоять меча, кинул он гневный взгляд на древлянского князя Мала.
      Но Ольга перехватила его руку на рукояти, зашептала:
      - Опомнись, князь! Мечом голову снести не велик труд, да потом не приставишь. Надо прежде разузнать - то ли это пьяная похвальба, то ли они выболтали тайные мысли их князя.
      А в другое ухо Стемид шепчет:
      - Обнажишь меч - непоправимая беда может быть.
      Поверь моим сединам, не единожды бывало, что торопливым гневом в единую минуту разрушалось созидаемое долгими годами.
      - И то, князь, не годится на тризне свару устраивать, - сказал Ролав. Ужо будет время проучить Мала, если виновен.
      - Ну, что делать, князь, с древлянами? - снова спросил Свенельд.
      - Бес их знает, что с ними делать... Может, правда, не они сами, а хмель за них говорит. Что с ними делать, княгиня? - склонился он к Ольге.
      Ольга благодарно сжала его руку.
      - Вели древлян отпустить, попеняв, чтобы не пили до потери разума и не говорили дерзко о хозяевах.
      - Сделай, как говорит княгиня, - сказал Игорь Свенельду.
      Когда же воевода ушёл, Ольга добавила:
      - А слова их запомни.
      Только глубокой ночью обессиленно затих шум пиршества, и всё погрузилось в сон.
      Тёмен стал княжеский дворец.
      Лишь в покое Стемида, в маленькой горнице под крышей, светилось окно.
      При свете жёлтого, ласкового пламени восковой свечи Стемид выводил буквы на белом листе пергамента, выстраивая одну плотную строку за другой. Время от времени он отрывался от письма с поднятым вверх пером (как бы не капнуть чернилами), задумывался, вспоминая...
      С годами он всё более и более любил ночные тихие часы, когда ничто не отвлекает от размышлений и можно без помехи предаваться труду писания, требующего покоя и одиночества.
      Год за годом вёл Стемид летопись княжения Олега, ныне наступила пора сказать последнее слово.
      Писал Стемид.
      "Сей князь собрал под своею рукою многие племена Русской земли воедино, и стала единая могучая держава - Русь.
      И другие царства и княжества не смели воевать её, но желали жить с нею в согласии.
      На Руси же Олег поставил многие города, и дабы не было споров и свары, а был мир, установил раз и навсегда постоянную дань, которую должны племена платить ему и дружине.
      Был князь Олег - муж великого разума и мудрости.
      Было ему ведомо многое, чего не ведали другие, посему и дали ему люди прозвание - вещий".
      Так писал Стемид для далёких потомков, твёрдо веруя, что записанное памяти ради не будет предано забвению ни в какие предбудущие времена...
      ПОСЛЕСЛОВИЕ
      Девятый век был бурным временем в истории племён, живших на широких пространствах Восточной Европы.
      Тысячелетия люди здесь жили родами, то есть все родственники вместе.
      Всё у них было общее: добыча, урожай. Поэтому в роде не было ни богатых, ни бедных - все были равны. Руководили родом старейшины наиболее мудрые и уважаемые члены рода. Старейшины работали наравне со всеми.
      Несколько родов, родственных между собой, говорящих на одном языке и живших по соседству, составляли племя.