По роду работы Пат должен был записаться слушателем на курс каких-либо лекций. Он начал изучать гуманитарные предметы. При успешной сдаче всех экзаменов он получил бы звание юриста, не прекращая службу в участке. Пат был ненамного младше некоторых студентов, которые участвовали в войне и, приобретя льготы, поступили в университет.

Пата предупредили, что теперь он не должен производить никаких арестов без предварительной консультации с отделом разведки. Ему было приказано в течение всего срока службы по специальному назначению не появляться в здании участка, а докладывать только по телефону или во время встреч с руководителем работы.

Ему велели еженедельно записывать результаты своих наблюдений. В частной беседе Артур Марсери сказал ему, что лично он весьма интересуется аферами, связанными со спортивными играми. От этих тайных махинаций серьезно страдали крупные букмекеры, как например Фрэнк Эриксон, находящийся под защитой Костелло.

Игроки были настолько важными фигурами, что, распространяя слухи, влияли на ставки, а синдикат, образованный ими, причинял огромные убытки букмекерским конторам.

– Кто бы это ни был, – сказал Артур, – все равно они просто дилетанты, но имеющие влияние на наших противников. Так что если сможешь обнаружить кого-нибудь несли мы не можем воздействовать на них официально, дай мне знать об этом. Может быть, нам удастся справиться с ними собственными силами.

Артур предпочел не вдаваться в подробности, а Пат не стал расспрашивать, что он имел в виду.

Из слухов, циркулировавших в Вилледже, он знал, что все еще существует весьма тесная связь между Дженовезе и Костелло, хотя Дженовезе постоянно брал верх как шеф всех шефов – стал главой всего рэкета и связующим звеном между пятью Семьями Нью-Йорка.

Дело в университете относилось к тому редкому случаю, когда требования закона и нужды Семьи совпадали. Аферы со спортивными играми следовало пресечь. Пату разрешили просматривать отчеты детективов и другие данные, имевшиеся в департаменте на текущий момент. Подозревались три игрока команды Нью-йоркского университета: цветной центровой ростом шесть футов восемь дюймов из восточного Гарлема; маленький, но очень подвижный еврейский паренек с прекрасным боковым захватом и длиннорукий, длинноногий поляк из Питтсбурга, казавшийся простачком, но сражавшийся насмерть под щитом.

Обычно все трое играли в одном, первом, составе команды. Не бывало ни одной игры, в которой, по меньшей мере, двое из них не были бы активными. Идея состояла в том, что необходимо было выяснить, кто им платит и сколько, потому что аферы с играми не ограничивались только Нью-Йорком, а происходили в Кентукки, Огайо и других штатах.

Хотя Пата никто не обязывал сдавать экзамены, он обнаружил, что его интересует учеба, легко сочетавшаяся со службой. Конни оказывала ему неоценимую помощь в проведении множества необходимых исследований и в приготовлении многих домашних заданий. Он по-прежнему периодически встречался с Артуром Марсери, а также с Алом Сантини, Поли Федеричи и другими членами клуба на Малбери, прозвавшими его теперь "Профессором".

Артур объяснил важность работы Пата в качестве тайного агента для его карьеры:

– Ты и на этой работе не выбьешься из рядовых, но запись о таком назначении хорошо смотрится в послужном списке. Особенно, если удастся сделать несколько хороших арестов. После выполнения задания ты, быть может, на какое-то время вернешься в свою патрульную машину, но эту запись можно использовать, чтобы немного позже произвести тебя в детективы или, по меньшей мере, сделать постоянным тайным агентом. Студенты в Нью-йоркском университете отличались от других людей, с которыми Пату доводилось встречаться прежде. Они всегда были в курсе важнейших событий, больше других интересовались сообщениями в газетах и соответственно на них реагировали.

В студенческом кафетерии Пат вскоре заметил группу ребят, показавшихся ему наиболее оживленными и активными. Скорее всего, искать следы авантюр с баскетбольными играми или заговоров коммунистов нужно было именно среди них. Кроме того, их компания казалась ему наиболее интересной. Там велись оживленные беседы, сопровождавшиеся горячими спорами.

Многие из более старших студентов – ветеранов войны – находились в резерве и очень беспокоились, как бы их снова не призвали на войну с Кореей. Один из парней, которого призвали снова, был недавно убит в прорыве под Тейджоном. Арти Уинберг, высокий, худощавый, лысеющий ветеран из Провиденса, был потрясен этим сообщением, которое впервые появилось в студенческой газете "Вайолет":

– Если они призовут меня снова, я не пойду, и точка! Уговорили меня записаться в резервисты, чтобы сохранить звание. Много оно стоит, это их звание!

Джорджи Вайс, единственный из группы, имевший связи с членами баскетбольной команды, был помощником ее менеджера. Нервный, с блестящими глазами, похожий на белку мальчик из Бруклина имел собственное мнение по этому поводу – он считал Макартура маньяком:

– Вот увидите, он втравит нас в войну с Китаем еще до того, как мы выберемся из этой. Произойдет мировая атомная катастрофа. Вы, парни, лучше бы учились, как проползать под столами.

В тот день фирменным блюдом кафетерия был тост с тушеными в сметане кусочками говядины. Уинберг поглядел с отвращением на свой поднос.

– Дерьмо! – сказал он. – Черт подери, вот уж не думал, что снова увижу эту дрянь, да еще и буду есть ее опять!

Высокая полногрудая блондинка с прямыми волосами, свисающими по обе стороны ее лица, проходила мимо. Это была Элли Фогель, слывшая подружкой Уинберга. Она заканчивала биологический факультет.

– Не возражаете, если присоединюсь к вам, мальчики? – спросила Элли.

– Садись, садись, садись! – единодушно закричали все.

– Кто это? – задала вопрос Элли, указывая на Пата.

– Он – новичок, – ответил Уинберг. – Итальянец, но все же я думаю, что сможет научиться чему-нибудь.

– Я говорила тебе и раньше, – сказала Элли, – что не считаю такие шутки остроумными.

Пат улыбнулся:

– Благодарю за защиту, но я хорошо справлюсь с такими выпадами самостоятельно.

– Я и не защищаю вас, просто терпеть не могу эти шовинистические штучки.

– Это потому, что твой народ – фрицы, – возразил Уинберг, – а тебя это смущает.

Элли начала было вставать из-за столика, но Уинберг быстро извинился:

– Ладно, ладно, извини меня, ты права. Такие шутки абсолютно неуместны.

Пат надеялся, что, сидя за столом с Вайсом, сможет перевести разговор на баскетбол. Но после того, как к ним присоединилась Элли, они больше всего говорили о театре. "Парни и куколки" было самым популярным шоу на Бродвее, а Пат был единственным из всей компании, кто его видел. Наконец-то у него появилась тема, которую он мог развивать с большим авторитетом, чем остальные.

– Ну, я-то думаю, что все это глупо, – сказала Элли. – В конце подобного шоу игроки и мошенники превращаются в героев. Вот почему у нас происходят скандалы из-за таких личностей, как Гросс из Бруклина. Люди думают, что азартные игры – это смешно.

– А что серьезного можно найти в этом занятии? – сказал Вайс. – Людям нравятся игры. Ну и что из того?

– А то, что там всем заправляет рэкет, – со злостью ответила Элли, – а эти игроки вовлекаются в наркоманию, проституцию и в прочие виды насилия над личностью. Это все продукт вашего капиталистического общества.

"О, Боже, – подумал Пат. – Одним махом я убил всех мух!"

Он решил, что надо начать подстрекать Элли. Когда она волновалась, ее грудь вздымалась под тонким белым обтягивающим свитером.

– Тебе следует вести себя осторожней, – сказал Уинберг, – а не то Маккарти и его мальчики начнут охотиться за тобой. По-настоящему он еще не принялся за радикалов в университете.

– Хотелось бы мне посмотреть на эту охоту, – с пылом сказала Элли. – Иногда мне кажется, что я с удовольствием предстала бы перед этим комитетом. Многое могла бы им высказать. Именно из-за таких парней, как вы, которые трусливо молчат, страна скатилась в то положение, в котором сейчас и пребывает. А вот и Бэйли. Он у вас считается радикалом. Почему вы никогда не спросите его, что он думает по этому поводу?

Вайс окликнул Джима Бэйли, проходившего с подносом мимо их столика, и пригласил его присоединиться к ним. Это был высокий, серьезный негр со светло-коричневой кожей, длинным орлиным носом и тонкими губами. Только цвет кожи и густые вьющиеся волосы выдавали его черных предков. Бэйли познакомили с Патом. Оказалось, что он был вице-президентом студенческого совета и редактором "Вайолет".

– Как тебе кажется, собирается ли Комитет Маккарти спуститься вниз и заняться радикалами из студентов? – спросил Вайс.

Бэйли серьезно поглядел на него.

– Думаю, что если они позволят радикалам пройти в Конгресс и не зажмут деятелей кино, то скоро окажутся и у нас. Может быть, они уже здесь, среди нас. Наверное, прослушивают наши телефонные разговоры. А еще мне кажется, что в университете уже полно шпиков, шпионящих за нами.

В середине разговора часы пробили один раз, и Пат вышел из-за стола, направляясь в библиотеку. Бэйли шел рядом с ним.

– Какой курс лекций вы здесь слушаете? – осторожно спросил он.

– Гуманитарных наук, – ответил Пат. – Подумываю о получении юридического образования.

Бэйли недоверчиво покачал головой, но ничего не сказал.

– А чем занимаетесь вы? – спросил Пат.

– Политическими науками.

– Планируете стать политическим деятелем?

Бэйли рассмеялся:

– Ученые, занимающиеся изучением политики, не становятся политиканами. Но иногда создаются условия, когда они советуют политическим деятелям, что им делать, пишут для них речи, планируют предвыборные кампании. Никогда не слышал о том, чтобы ученый, занимающийся политическими науками, был избран в правительственные органы. Может быть, дело в том, что нас обучают не тем дисциплинам.

– Да, – сказал Пат, – дело не в том, что ты знаешь...

– Конечно, я прекрасно сознаю, что основная причина, по которой меня избрали вице-президентом студенческого совета, заключается в том, что в правлении нужен был черномазый. Сбалансированный список кандидатов, точно так же, как при организации предвыборной кампании мэра.

– Да, так было всегда, кроме последнего раза, – заметил Пат, – когда в списке оказались одни итальянцы.

Он сменил тему разговора:

– А что вы думаете о студентах-радикалах, о которых говорили в кафетерии? Как вы считаете, они действительно существуют? Неужели Элли – одна из них?

Бэйли пожал плечами:

– Она входит в актив в паре групп. Элли – член марксистского общества. Не думаю, что кто-нибудь из них отличит божий дар от яичницы. Большинство закончит учебу и войдет в отцовский бизнес, забыв о своем радикализме.

– Вы считаете, что ФБР и Сенат или еще кто-то внедрил к нам агентов. Не думаете ли, что коммунисты сделали то же самое?

Бэйли насмешливо взглянул на него:

– Думаю, я правильно принял вас за новичка. Ведь поэтому вы и задали столь глупый вопрос. Коммунисты у нас не заслуживают собственного дерьма с тех пор, как был заключен Пакт о ненападении перед войной.

Они расстались перед библиотекой – Бэйли направился в здание юридического факультета. Поднимаясь по гранитным ступеням, Пат думал, что впервые в жизни ему довелось беседовать с черным, который не был ни полицейским, ни преступником. После первого шока от этой встречи Пат забыл о цвете кожи Бэйли. Следовало признать, что, в то время как большинство черномазых глупы как пробки, Бэйли оказался самым умным за столом, и каждый сознавал это. Позже в баре "Ремингтон" – подвальчике вблизи площади Вашингтона, где обычно студенты встречались после лекций, – Пат снова беседовал с Вайсом:

– Как складываются дела у команды на этой неделе?

Вайс пожал плечами:

– У нас был вообще неудачный сезон, а "Кентукки" в этом году стали играть гораздо лучше.

– Вы считаете, что я должен поставить на соперников нашей команды?

Вайс опять пожал плечами:

– Я считаю, что не следует ставить на кого бы то ни было, даже если рассчитываете на чью-то победу.

– Да, но ведь всегда распространяются какие-то слухи. Ведь именно так и создается некий баланс вероятностей.

– Это несомненно, – сказал Вайс, – особенно если знаешь, что должно произойти.

– Что вы имеете в виду?

– Всегда существуют способы выяснить положение дел. Иногда утренняя версия оказывается неправильной, если вы понимаете, о чем я толкую.

– Нет, не понимаю.

– Есть несколько парней, которые в курсе всех дел. Есть даже такие, которые знают больше, чем профессиональные букмекеры.

– Вот это да! Я бы не возражал, если бы меня тоже просветили, – сказал Пат. – Для этого можно немного и потратиться.

Вайс качнул головой:

– Эти дела меня совершенно не касаются. Сам я играю, а игроки особенно не распространяются при мне о таких делах. Я знаком здесь с одним парнем, Эдди Шарфом. Он гоняет всюду на "мерседесе", путешествует во Флориду и Гавану, когда ему вздумается. А ведь он всего лишь студент, но все время сшивается возле игроков команды. Мне кажется, он знает что-то. Хотелось бы мне выведать, что именно.

Пат составлял докладные записки о наблюдениях каждую неделю. Он понимал, что они могут оказаться полезными для обоих направлений его расследований. Но никто ни разу не намекнул ему, что происходит с его докладными на самом деле. Его информация собиралась в Отделе разведки и дополняла материалы, поступавшие из других источников.

Пат начинал ощущать определенную лояльность в отношении сокурсников и обнаружил, что они ему нравятся куда больше, чем многие коллеги, с которыми он работал в участке. Он стал опускать в донесениях те части наблюдений, которые, по его мнению, могли повредить его друзьям и в то же время были не столь важными.

Он не мог оценить, насколько важным было любое из его донесений. Коммунисты, как ему казалось, вообще не представляли опасности. Что же касалось махинаций с баскетболом, то и к ним Пат относился довольно спокойно.

Во время одной из встреч Артур Марсери дал ему ясно понять, что его действительно не интересовали коммунисты. Эта проблема послужила лишь предлогом для назначения тайного агента, который расследовал бы также махинации с баскетболом. Пат рассказал Артуру о Шарфе прежде, чем написать о нем в докладной. Артур заинтересовался им и велел Пату не упоминать эту фамилию в докладных своему начальству.

Пат по-прежнему любил "отмечаться" у Луи и в кофейнях на Макдугал. Положение Пата как студента в некоторой степени повлияло на его поведение в заведениях Вилледжа. Он постоянно опасался, что может нечаянно наткнуться, например, на коллегу из Шестого, хотя вряд ли кто-то из них жил в Вилледже. Однажды Пат зашел в кафе Риенци. Он еще не успел оценить там обстановку, как вдруг в зале раздался резкий свист, потрясший воздух, и громкий женский голос позади него произнес:

– Эй, Конте! Давай сюда!

Свистела Элли Фогель. Она сидела за угловым столиком с Уинбергом за чашкой ледяного капуччино. Пат присел к ним за столик. Было видно, что Уинберг был сердит. Как только закончились приветствия, Арти обратился к Элли.

– Послушай, ты пытаешься убедить меня, что не существует такого явления, как коммунистическая угроза? Что этот Поль Дуглас – просто кусок дерьма?

– Да, это именно то, что я утверждаю, – ответила Элли. – Говорю, что весь Конгресс – не что иное, как фашистское сборище. Твои так называемые либералы – такие же ничтожества, как и остальные. Нет никакой разницы между партиями, ни одна из них не заслуживает какого-то внимания. И до тех пор, пока мы не признаем учение Маркса, простой народ никогда не добьется достойного существования.

– Хорошо, великолепно! – воскликнул Уинберг, собирая записные книжки, лежавшие перед ним на столике. – Увидимся после революции!

С этими словами он устремился к выходу и так сильно хлопнул дверью, что чуть не выбил из нее стекло.

– Боже, он рассердился по-настоящему!

– Ну и хрен с ним, – сказала Элли.

Пат постарался не выдать, насколько его шокировала эта их пикировка. Он до сих пор не мог привыкнуть к женщинам, говорящим, как мужчины, но при этом выглядевшим весьма женственно.

Он стал рассматривать меню.

– Слушай, да наплюй ты на всю эту дрянь, – сказала Элли. – Как ты посмотришь на то, чтобы мы пошли ко мне и выкурили несколько сигареток с марихуаной?

Она жила на Банк-стрит, западнее Гринвич-авеню, в аккуратно восстановленном старинном доме из песчаника, на четвертом этаже. Квартира представляла собой огромную студию с большим окном в потолке. В комнате стоял лабораторный стол, один край которого был завален химической посудой. Длинные ряды растений расположились под окном и свисали с потолка.

– Выглядит как настоящая оранжерея, – отметил Пат, погружаясь в шезлонг.

– Верно. Ты знаешь, ботаника – мое увлечение, – сказала Элли. – Вот, взгляни сюда.

Она подвела его к окну и указала на высокое растение с листьями, по форме напоминающими звезды.

– Вот отсюда я добываю себе травку.

Он оглядел растение с заметным интересом.

– Ты хочешь сказать, что выращиваешь ее сама?

– А почему бы и нет? Ведь я – ботаник.

– В этом заключается твоя специальность?

Она рассмеялась:

– Нет.

Элли подвела его к самому высокому растению, на конце которого было нечто, напоминавшее волосатую луковицу с отверстием посередине или ощетинившееся влагалище.

– Плотоядные растения, – сказала Элли, – моя специальность. Вот это ловушка Венеры для насекомых. Тебе следовало бы заглянуть ко мне тогда, когда я кормлю своих питомцев. Это действительно потрясающее зрелище.

– А что они едят? – спросил Пат. – Гамбургеры?

Она рассмеялась:

– Вообще-то они могут есть и такое, но любят питаться чем-нибудь живым, например тараканами. Похоже на то, что эти растения ощущают движение насекомых или их запах, который испускает насекомое. При приближении насекомого растение раскрывается и начинает испускать запах, привлекающий насекомое. Оно влетает прямо в ловушку, растение закрывается и переваривает добычу.

Элли стояла очень близко.

– Ты и сама издаешь весьма привлекательный запах, – заметил Пат. – Надеюсь, не собираешься есть меня?

Он покраснел:

– Я имел в виду... В действительности я подразумевал не это. Думал об этих растениях.

Элли расхохоталась:

– Ты и правда смешной. Ведь ты по-настоящему смутился, не так ли?

– Нет, не смутился, но вырвалось не то, что я хотел сказать на самом деле.

Элли подошла к столу, открыла один из стеклянных сосудов, заполненный коричневатой высушенной травой, и начала скручивать с ней две сигаретки из папиросной бумаги, лежавшей в ящике лабораторного стола.

– Ты курил когда-нибудь травку?

– Пробовал пару различных травок несколько раз на вечеринках.

– Это настоящая вещь. В моей сигаретке очень много марихуаны.

Она подвела Пата к высокой мягкой софе. За ней стоял длинный письменный стол, на котором расположился еще один островок джунглей из ее растений. Элли держала обе сигаретки во рту. Глубоко затянувшись дымом, она раскурила их и передала одну Пату.

– Сделай глубокую затяжку, – посоветовала она. – Задержи дым в легких как можно дольше, а затем выдохни, только очень медленно.

Они сидели несколько минут, не говоря ни слова, дымя скрученными сигаретками.

– Теперь попробуй просто расслабиться, – сказала Элли. – Вскоре наступит это состояние.

Оба погрузились в мягкие подушки. Пат лениво разглядывал Элли. Под белым свитером угадывались ее высокие, юные груди. Видимо, она носила тончайший лифчик или вообще не надевала никакого. Пат, сидевший недалеко от нее, потянулся и накрыл ладонью ее руку. И удивился быстроте ее реакции: ока обхватила его руку своей горячей, влажной ладонью и крепко сжала ее.

– Ты очень симпатичный, знаешь об этом?

Пат ничего не ответил. Элли отклонилась назад, устремив глаза в пространство. Дым медленно, но широкими струями выходил из ее ноздрей. Пат нагнулся и очень мягко поцеловал ее в полураскрытые губы. Она довольно сонно взглянула на него.

– Подожди, пока не выкурим сигаретки, – сказала она. – Спешить некуда.

Выражение ее глаз манило Пата. Он почувствовал, как напрягается его член, теснясь в узкой промежности его брюк цвета хаки. Элли с интересом поглядела вниз и заметила растущую выпуклость.

– Боже, ты так легко возбуждаешься, это правда? – сказала она. – Давай посмотрим, что у нас там имеется.

К его удивлению, она нагнулась и начала медленно расстегивать молнию на его брюках.

– Знаешь ли, – сказала Элли, – я действительно мясоед.

Она нагнулась и мягко и весьма искусно обхватила своими коралловыми губами его возбужденный член.

Пат был удивлен, но отнюдь не разочарован. Откинулся на подушки и в дремотном состоянии ждал, когда это произойдет. Марихуана отдаляла реальность, замедляла события, заставляла думать, что все происходящее с ним на самом деле относится к кому-то другому.

Рука Элли с мастерством эксперта скользнула в открытую ширинку и начала поглаживать яички Пата. Обычно он очень быстро достигал оргазма, впервые вступая с сексуальные сношения с какой-либо женщиной. Теперь же Пат пребывал в состоянии полного расслабления и просто лежал, опершись на подушки, с запрокинутой головой. После нескольких минут экзальтированных, но деликатных прикосновений языка Элли он внезапно почувствовал странный зуд и жжение на шее и принялся энергично ее чесать. Элли отвлеклась от своих занятий и поглядела на него вверх:

– В чем дело?

– Не представляю, – растерянно сказал он. – У меня на шее вдруг появилось что-то клейкое, и в этом месте зудит и жжет.

Ее рот перекосился в отчаянии:

– О, Боже! Снова это растение!

– О чем ты говоришь?

– Как бы тебе объяснить... В общем, плотоядные растения ощущают запах людей, занимающихся сексом. От этого возбуждаются их соки, иногда они начинают сочиться, капать. Видимо, немного этой жидкости попало тебе на шею, и теперь она как бы пожирает твою кожу. Оно не причинит никакого вреда. Надо просто смыть жидкость малым количеством воды. Подожди, я сделаю это сама. Она послюнила бледно-голубой носовой платок и осторожно протерла горящую кожу на шее.

Но все уже прошло. Его член поник и лежал, изогнувшись, словно кусок веревки. Пытаясь изо всех сил казаться расстроенным, Пат засунул его в брюки и устремился к двери.

– Послушай, сегодня мне надо изучить целую прорву лекций, – сказал он на ходу. – Но сигаретка была совершенно великолепна. Мне бы хотелось заглянуть к тебе еще как-нибудь.

Элли понимающе улыбнулась.

– Вот и загляни, – сказала она. – И не забывай: растения не пожирают людей. А я их ем.