Все до сих пор вспоминают Гиллиама. И жалеют его. Хобарт прекрасно знал, что они на самом деле имеют в виду. Жалеют, что вместо мягкотелого Гиллиама им приходится иметь дело с Хобартом. Гиллиам никогда не участвовал в деловой стороне жизни семьи. А после смерти родителей оказалось, что он настолько пристрастился к употреблению смолы старплекса, что уже ничто не могло его спасти, мозг был необратимо разрушен. Даже омоложение не помогло.

На следующем заседании Совета Гиллиама не будет, как не было и на предыдущих. А на стороне Хобарта… он еще раз мысленно пробежал весь список. Все мелкие династии, такие как Деррингеры, Хохли-ты, Тасси-Лиоти, просто мечтают о новом лидере, они пойдут за тем, кто окажется сильнее. Харлис Торн-бакл, брат Банни, слишком сильно занят мыслями о том, как завладеть поместьем на Сириалисе… по большому счету доверять ему нельзя. Если бы Кевил Мэ-хоней был здоров, он мог бы склонить многих сомневающихся на свою сторону. Но Кевил в больнице, поэтому оппозиция состоит лишь из представителей семейства Барраклоу, да и те больше заняты внутрисемейными разборками, они так и не смогли договориться, кто возглавит семейный септ. А раз Мэхоней не принадлежит к числу сторонников, то и пусть себе лежит в больнице. В будущем он постарается склонить его на свою сторону. Другом Банни Мэхоней стал по чистой случайности, так же спокойно он мог бы быть и другом Хобарта.

Если повезет, на этом заседании Большого Совета вообще не будет представителей семейства Банни. Они, скорее всего, решат, что заседание не такое уж серьезное, временный Спикер, по их мнению, не представляет никакой опасности, он избран просто, чтобы заменить Банни до конца текущего срока. Это и есть его шанс. Он может захватить слабый, неуправляемый корабль, воспользоваться подходящим попутным ветром и направить его в прекрасное будущее, которое известно ему одному.

И на этот раз к нему отнесутся серьезно. Он больше не будет тенью Гиллиама, он станет настоящим лидером. Он молод и энергичен. Когда же настанет время прибегнуть к омоложению, он-то уж точно будет знать, какими препаратами воспользоваться.

Прозвенел таймер, Хобарт нажал на кнопку. Подумал было пропустить тренировку, но по привычке вскочил на ноги. Ягин, маэстро фехтования, который тренировал его собственного тренера по фехтованию, два раза в год проверял успехи Хобарта.

В раздевалке витали ароматы кедра и сандалового дерева, и настроение Хобарта понемногу изменилось. Так и было задумано. Он сосредоточил внимание на предстоящей тренировке, снял деловой костюм и бросил его в корзину. Спортивная одежда висела на вешалке… для тренировки он выбрал обтягивающее трико и кожаные доспехи. Тренер был против доспехов из кожи, но сейчас Хобарту хотелось сделать по-своему.

Мельком взглянув в зеркало, он остался доволен собой. Грудь колесом, подтянутый живот, хорошо развитые ноги, прекрасная осанка, твердая линия рта. Никакой мягкости ни в теле, ни в мыслях. Такой человек призван быть лидером.

В тренировочном зале он начал с обычных упражнений для разогрева, потом занялся растяжкой. Он ненавидел эти растяжки и потому старался не смотреть на себя в зеркало, когда делал их, ему казалось, что все это выглядит крайне непристойно. И как раз в этот момент открылась дверь и в зал вошел маэстро фехтования. Его собственный тренер не осмелился бы войти в зал в такой момент, Хобарт ясно дал ему понять, что никакого присмотра во время разогрева ему не нужно. Но маэстро фехтования относились к особой породе людей, которые словно вышли из древности, гордые; независимые, и Хобарт мирился с этим в обмен на знания, которые получал. Банни так и не увлекся фехтованием, он наотрез отказался заниматься с настоящим маэстро, хотя у большинства династий были свои учителя. Ну и что получилось? Кто оказался в проигрыше?

— Лорд Конселлайн, — произнес маэстро фехтования. — Вы не в самой лучшей форме.

— Весь внимание, — ответил Хобарт, гордясь, что сумел подавить вспышку гнева.

Маэстро согнулся в ту же позу, в которой только что застал Хобарта, и какое-то время оставался в одном положении.

— У вас колено не втянуто, — сказал он откуда-то из-под мышки. — И вы слишком выгибаете позвоночник в грудном отделе, но недостаточно в поясничном. — Мастер выпрямился, он совсем не покраснел и дышал ровно, как и прежде. — Попробуйте еще раз.

Хобарт сделал, что от него требовалось. Он понимал, для чего нужны все эти узлы и скручивания, но все равно не любил их и всячески старался обойтись без этого. Маэстро подправил его, где-то потянул, где-то надавил… Хобарт почувствовал, как в позвоночнике что-то вытянулось, и сразу же стало очень легко, он и не подозревал, что так напряжен.

— Вот так, — проговорил маэстро. — Вам следовало бы несколько месяцев поработать над этим вместе с Оррисом.

— Я подумаю, — ответил Хобарт и медленно выпрямился.

— Хорошо. Если вы готовы… — И маэстро кивнул в сторону фехтовального зала.

— Скажите, — спросил по дороге в зал Хобарт, — правда ли, что все маэстро фехтования когда-то пользовались клинком, чтобы убивать?

— Такова традиция, — ответил маэстро. Хобарт хотел спросить, что же он испытывал при

этом, но воздержался. Интересно, каким оружием он это делал? Обычно мастера прекрасно владели всеми видами холодного оружия и тому же обучали своих учеников.

Оррис протянул им защитные маски, сделанные из прозрачного, армированного материала. В маску был встроен механизм, который при малейшем прикосновении издавал звуковой сигнал. Помимо масок, тренер подал им и оружие. Хобарт взглянул на Ор-риса. Что тот рассказал маэстро Ягину? Наверное, не только об успехах Хобарта в фехтовании. Хобарту приходилось иногда отвечать на звонки во время занятий, и Оррис, возможно, кое-что услышал. Но, наверное, ничего серьезного. Ничего, что могло бы заинтересовать маэстро.

Он надел маску, перчатки, взял в руки оружие и повернулся лицом к маэстро Ягину. Они стояли на фехтовальной полосе. Приветствие — старинное и, с точки зрения Хобарта, ничего не значащее, пустая трата времени, хотя оно задавало тон всему бою. Первые прикосновения… скучища. Хобарту хотелось как можно быстрее закончить этот бой и вернуться к своим политическим играм.

Маэстро Ягин коснулся кончиком рапиры лицевого щитка, и тот засветился красным светом. На секунду Хобарт задохнулся от гнева, потом произнес: «Касание».

— Мысли ваши были далеко отсюда, лорд Кон-селлайн, — заметил маэстро Ягин. Сквозь защитную маску его лицо казалось спокойным и немного строгим: ни гнева, ни упрека.

— Извините, — выдавил Хобарт.

Одной из причин, побудивших его серьезно заняться фехтованием, было желание научиться концентрироваться. Но Оррис всегда давал ему время на то, чтобы настроиться. Он никогда не нападал в самом начале занятия. Но… Маэстро фехтования имеет право делать, как он считает нужным. Он наверняка думает, что ничего, кроме фехтования, на свете не существует. Для него так оно и есть. Хобарт отбросил все мысли и сосредоточился на клинке маэстро Ягина.

И вовремя, потому что клинок снова метнулся в его сторону, и Хобарт едва успел защититься от удара. Через секунду он собрался и сделал свой выпад в ответ на выпад маэстро… и тут же маэстро ответил таким мощным выпадом, что пробил защиту Хобарта и коснулся его груди.

— Касание, — произнес Хобарт, на этот раз немного веселее. Ему все равно не одолеть маэстро, но он должен продемонстрировать свои мастерство и выдержку.

Он даже сумел сам коснуться маэстро. Это его взбодрило. Никогда раньше ему это не удавалось. Наверное, помогает то, что он стал тренироваться с подъемом тяжестей. Двадцать касаний: шестнадцать у маэстро, четыре у него. Перерыв, снова растяжки, потом более тяжелое оружие.

— Правая рука у вас стала заметно сильнее, лорд Конселлайн, — заметил маэстро.

— Оррис следит, чтобы я поднимал тяжести.

— Хорошо. Но обратите внимание на то, что левая рука у вас существенно слабее. Разница не должна превышать пяти процентов, если только дело не в травме. У вас все в порядке с рукой?

Хобарт оскалился:

— Она крепче, чем в прошлом году.

— Верно. Но разница в силе рук сказывается не только на вашем фехтовании, милорд. Она сказывается и на позвоночнике, и на походке. Надо обязательно стремиться к равновесию между левой и правой руками так же, как вы уравновешиваете работу и развлечения.

Хобарт еще больше оскалился и почувствовал, как напряглась шея.

— У меня совсем нет времени на развлечения, маэстро. Вы, конечно же, слышали о кризисе, который нам грозит? Лорда Торнбакла убили террористы…

— Конечно слышал, — ответил маэстро Ягин. — Но это только подтверждает мою мысль. Во всем нужно соблюдать равновесие, особенно когда вам грозят подобные удары. Ваше общество так ослаблено именно из-за отсутствия равновесия в нем, и когда наносят сильный удар, несбалансированные, недисциплинированные люди не выдерживают и падают навзничь.

— Я не намерен падать, — ответил Хобарт. Мельком он заметил свое отражение в зеркале на стене. Вид у него был свирепый, страшный.

— Вы и не упадете, милорд, я в этом уверен. Продолжайте заниматься. Вас поддерживает дисциплина, которую вы сами выработали, чтобы достичь вашего теперешнего уровня. Кроме того, у вас немало врожденных талантов и способностей. Но как при любом движении сокращение одной группы мышц уравновешивается растяжением другой, так же должны уравновешиваться напряжение и расслабление.

— Я расслабляюсь, когда занимаюсь этим. — Хобарт обвел рукой зал.

— Замечательно, — ответил маэстро Ягин. — У вас сердце воина, вы отдыхаете, набираясь сил.

Похвала, своеобразная, но похвала. Он не возражает против такой похвалы. Он знает, что у него сердце воина. И то, что он становится сильнее, он тоже знает.

После окончания занятия Хобарт пригласил маэстро Ягина отобедать в семейном кругу, но тот отказался.

— С вашего разрешения, милорд, я погуляю в вашем саду. Завтра мне предстоит длительное путешествие на космическом корабле, а возможность побродить по такому прекрасному саду представляется редко.

— Конечно. — Хобарт слабо понимал, что такого особенного находит маэстро Ягин в его саду, но особого внимания этому не уделял.

Он и раньше просил осторожно понаблюдать за мастером, и ему докладывали, что тот не приставал к служанкам, не пользовался никакими секретными средствами связи. Он всегда делал именно то, на что просил разрешение, — прогуливался по выложенным гравием дорожкам сада, иногда останавливаясь, чтобы понюхать тот или иной цветок, иногда делая вид, что фехтует с кустом, подстриженным в форме рыцаря. При появлении одной из кошек садовника он обязательно брал ее на руки и гладил, в дальнем конце сада останавливался у пруда с лилиями и наблюдал за рыбами с темными плавниками. Хобарт предполагал, что от маэстро фехтования можно было бы ожидать чего-то другого, но у большинства из них были свои причуды. И почти все, непонятно почему, любили сады.

За обедом Дельфина спросила, ушел ли маэстро. Хобарт посмотрел на нее таким взглядом, что она тут же замолчала, но потом ответил:

— Он еще здесь, уезжает завтра. Почему ты спрашиваешь?

— Я хотела повидать его…

— Тебе незачем с ним встречаться. Ты никогда не относилась серьезно к фехтованию.

Дельфина могла принять элегантную позу в белом фехтовальном трико и с рапирой в руке где-нибудь в саду на фоне розовых кустов. Но двигалась она из рук вон плохо и никогда не проявляла особого желания учиться. Хобарт, конечно, и не обрадовался бы, будь у нее такое желание, он считал, что из-за слабости характера жена не способна тягаться с ним даже в этом. Хорошо, что при рождении сыновей он мог выбирать подходящие наборы генов.

Дельфина положила себе устриц и сменила тему разговора:

— Я звонила сегодня Миранде, но ее личный секретарь так и не соединил меня с ней. Мне удалось договориться, что она встретится со мной завтра: она принимает соболезнования в определенные часы.

— Хорошо, — ответил Хобарт. Мимолетная вспышка гнева — как посмел этот секретарь не соединить его жену, леди Конселлайн, с Мирандой Торнбакл, но он быстро успокоился. Не так уж это и важно. Очень скоро Миранда поймет, что потеряла всю свою прежнюю власть, которую имела только благодаря Банни.

— Хобарт… тебе грозит опасность?

— Мне?! — Он усмехнулся, ее тревога польстила ему. — Нет, дорогая. У Банни были враги, но меня это не касается. — У Хобарта были свои враги, но никто из них не посмеет его убить. — И кроме того, я соблюдаю осторожность. У нас прекрасная охрана. Не волнуйся за меня. За себя и детей тоже не волнуйся.

— Все это просто ужасно, — сказала Дельфина, положив на стол вилку. — Сначала пираты захватили в плен Брюн, потом террористы…

— Больше такого не случится, — твердо сказал Хобарт. — Я прослежу за этим.

Она широко раскрыла свои голубые глаза, которые он так любил.

— Но, Хобарт, каким образом? Ты ведь не…

Если она скажет, что он никто, он убьет ее прямо на месте. Он почувствовал, как напрягается, и увидел по ее лицу, что она все поняла. Дельфина сжала губы, на глаза навернулись слезы, и она опустила ресницы.

— Я знаю, тебе тяжело в это поверить, — спокойно процедил Хобарт сквозь зубы, — но я не ничтожество…

— Ох, Хобарт, я не говорила… я не хотела этого сказать…

— И я смогу защитить тебя. И других. Это моя обязанность, я никогда не уклонялся от исполнения своего долга.

— Конечно нет, — ответила она и вытерла слезы салфеткой.

— Слишком много было расхлябанности там, где ее быть не должно, — уверенно сказал Хобарт, он четко произносил каждое слово. — При всем уважении к лорду Торнбаклу, а я знал Банни на протяжении всей жизни, ему просто-напросто не хватало… моральных качеств. Я не повторю его ошибок. Когда я стану Первым Спикером, а я стану им, Дельфина, уже через несколько дней, все пойдет по-другому. Никаких поблажек бюрократам, которые вечно боят ся каких бы то ни было перемен, боятся, что перемены приведут к ослаблению влияния. Я буду принимать решения сам, и именно я спасу королевство. — Он взглянул на жену, неотрывно смотревшую на него, и направил в ее сторону нож, который держал в руке. — А ты, моя дорогая, ничего никому не скажешь. Я не сомневаюсь, что Большой Совет с радостью изберет человека с ясным умом, но я бы не хотел, чтобы ты болтала об этом. Это понятно?

— Да, Хобарт.

— И Миранде завтра ты ничего не скажешь.

— Да, Хобарт.

— И перестанешь размазывать еду по тарелке.

— Хорошо, Хобарт.

Так-то оно лучше. Если она будет делать только то, что говорит ей он, перестанет спорить, то станет образцовой женой. Он легко может представить, как она приветствует приглашенных во дворец на званый обед. Дельфина всегда прекрасно справлялась с обязанностями хозяйки. Она красива, обходительна, умеет себя вести, всегда говорит спокойным, ровным голосом. Чем-то похожа на Миранду, вдову Банни. Но Дельфина его жена. Его помощница.

Корабль РКС «Джерфолкон"

Барин Серрано еще раз посмотрел на себя в зеркало. Как и все его одноклассники, не совершившие никаких дискредитирующих поступков, он получил повышение. Через час в каюте капитана должна пройти церемония посвящения энсинов в джиги. По традиции родители прислали ему свои знаки отличия) по одной паре от каждого. Еще они прислали кредитный чип, чтобы он, как и остальные, внес свой вклад в устройство праздничного ужина в офицерской столовой. Очень кстати, учитывая, что его жалованье теперь уходило на другие нужды. Родители ничего об этом не написали в сопроводительном письме. Может, когда они писали письмо, они еще не знали, как обстоят дела. А может, просто не знали, как отреагировать.

К счастью, на церемонию посвящения в джиги не требуется надевать парадную форму, а уж выглядеть, как должно, он умеет. Как всегда, мысли Барина перескочили на любимый предмет, он вспомнил, как Эс-мей Суиза бывает недовольна своими пышными каштановыми волосами, хотя ему они очень даже нравятся. Ей, наверное, никогда не понять, что он чувствует, глядя на эти разлетающиеся во все стороны волосы.

Он много недель ничего не слышал об Эсмей, которая так же, как он, несла службу на корабле. Они были готовы к разлуке, но Барин не ожидал, что разлука принесет такие страдания.

— Пойдем, Барин! — Кто-то позвал его из-за люка, ведущего в отсек энсинов.

Он бросил последний взгляд в зеркало (все в порядке, уши не покрылись шерстью) и последовал за остальными в каюту капитана.

Церемония была очень короткой, но последующий банкет затянулся. Каждый новоиспеченный джиг по традиции оплачивал двенадцать бокалов вина. Эти бокалы доставались тем, кому первому удавалось увидеть джига в его новом обличье. Барин столкнулся с тем, что члены экипажа устраивали специальные засады на новеньких джигов. Наконец все вино было выпито.

Четыре часа спустя на борт поднялись новые энсины. Их перевели с корабля «Кейп Хэй», который сопровождал их из сектора Главного штаба. Двое из них были уже на полпути от новоиспеченных энсинов к джигам, но трое других только в этом году закончили академию и были совсем зелеными. Барин оказался самым младшим из джигов на корабле, поэтому именно ему поручили препроводить новых энсинов в их каюту. С старшими двумя он встречался в академии. Кордас Стеттин даже приходился ему дальним родственником со стороны матери, а с Инди Хаёом они были вместе в кадетском корпусе. Оба выглядели совсем юными, Барину с трудом верилось, что недавно и он был таким. Когда один из новичков обратился к нему «сэр», Барин огляделся, пытаясь понять, кого можно было так назвать.

«Джерфолкон» занимался обычным патрулированием, хотя задача усложнялась тем, что все постоянно ожидали нового нападения со стороны колоний Нового Техаса. В обычное время седьмой сектор был самым спокойным из всех. Входы и выходы из транзитных коридоров были расположены таким образом, что враг попасть сюда не мог. Но в данный момент все были готовы к нападению, и работа на корабле велась по второму уровню режима тревоги. «Стоит поработать в таком режиме несколько дней, и люди начнут сдавать», — подумал про себя Барин. Очень трудно все время натягивать за собой взрывоопасные барьеры, затыкать сточные отверстия в душах после пользования, и сколько еще таких мелочей, которые при внезапном нападении могут спасти жизни экипажа.

Единственные, кто мог более-менее следить за выполнением всех этих правил, были младшие офицеры, сержанты и старшины. Но в ходе медицинской проверки сержантского состава с корабля было снято восемь человек. Они все прошли омоложение с использованием недоброкачественных медицинских препаратов. Барин так же, как и другие, участвовал в проверке соблюдения режима тревоги. Он понимал всю важность своей работы. Его дядя погиб из-за того, что кто-то не до конца натянул взрывной барьер. Барин еще в детстве слышал эту историю.

Но «Кейп Хэй» передал им новый приказ, и капитан Эсковар вызвал к себе Барина, чтобы обсудить его.

— Помните того профессора, которая оставалась с вашими женами… извините, подопечными?

— Да, сэр.

— Ну, так вот, мы сделаем остановку, чтобы взять ее на борт, и отвезем ее в Главный штаб первого сектора. А там мы должны встретиться с неким дипломатом из Конфедерации Одинокой Звезды. После этого нужно отвезти профессора на Касл-Рок. А вы подумайте и попробуйте убедить этих женщин не просто проедать флотские ресурсы. Может, они вас и не Послушают, но профессору Мейерсон они все время говорят, что ничего без вашего разрешения предпринимать не могут. И еще тут для вас есть почта.

Спустя несколько часов у Барина выдался свободный момент, и он прочитал куб с посланием. Послание было от родителей, но за ним чувствовалось все семейство Серрано.

Они считали, что ему еще рано жениться, а учитывая, что у него появилось столько официальных подопечных, разве можно думать о свадьбе? Они уверены, что лейтенант Суиза все поймет и, если она действительно его любит, постарается помочь ему. Совсем не нужно торопиться…

Барин про себя спорил с родителями. Как может он в такое время думать о женитьбе? А как ему о ней не думать? Не нужно торопиться? Они знают друг друга уже не первый год, они вместе были в сражении, вместе участвовали в операции по спасению Брюн, и пусть родители не убеждают его, что он слишком молод, слишком неопытен или слишком чего-нибудь еще, чтобы жениться. Он уже джиг, а не зеленый энсин, только что закончивший академию.

Он любит ее. Она любит его. Все так просто, только зачем в это вмешиваются чужие люди. Может, ей удастся взять увольнение, и тогда они встретятся где-нибудь… без посторонних. Он даже подумал, что они могли бы убежать и пожениться тайно, несмотря на мнение всех его родственников. Хотя по отношению к Эсмей это не очень честно. Невеста Земель Суиза захочет, естественно, чтобы ее свадьба была настоящей. Но может, все-таки им удастся повидаться.