Во-первых; диагноз Тимашук был совершенно верен, его подтвердило патологоанатомическое вскрытие.

Во-вторых, среди врачей, диагноз которых Тимашук оспаривала в своей записке, не было евреев!»[512]

Ошибается В. В. Кожинов – не мог ни Сталин, ни остальные члены Политбюро видеть эту записку в 1948 г.! Иначе бы Власик не врал, эта записка с распоряжением Сталина «В архив» – его алиби. А он врет, он утверждает, что записка была написана не ему, а Егорову, либо он, Власик, передал записку Егорову для доклада. Даже Столяров пишет о том, что записка Тимашук в 1948 г. миновала Политбюро:

Власик врет, что «после вскрытия тела т. Жданова комиссией было установлено, что лечение Жданова было правильным». Ведь Тимашук, а не Егоров, поставила правильный диагноз, следовательно, лечение Жданова изначально было неправильным! Как же Сталин и остальные члены Политбюро могли не принять меры и даже об этом забыть, ведь Егоров и их лечил?! Не сошли же они с ума все одновременно…

Как мог Егоров, лечивший Жданова, возглавить комиссию по правильности своего лечения?! Ведь это полностью исключено!

Власик не мог не скрыть записку Тимашук от Политбюро по простой причине – это посторонние могут считать, что врачи виноваты в смерти члена Политбюро А.А. Жданова, но Власик, который принял на работу всех этих врачей, отлично знал, что это он виноват – это его люди залечили Жданова. В случае вскрытия факта неправильности лечения это ему, Власику, надо будет объясняться на Политбюро, в первую очередь, почему он по протекции покровителя Абакумова секретаря ЦК А. А. Кузнецова пригласил из Ленинграда Егорова, а не нашел более подходящего врача.

Поэтому Власик и врет, поэтому и называет врача-кардиолога «медсестрой».

Кстати, о «медсестре». Лидия Феодосьевна Тимашук родилась в 1898 г. в семье унтер-офицера, закончила гимназию, одновременно работая, в 1918 г. поступила на медицинский факультет Самарского университета, но в 1920 г., прервав учебу, пошла на борьбу с эпидемией тифа и закончила медобразование уже в Москве в 1926 г. С тех пор она 38 лет работала в Лечебно-санитарном управлении Кремля, пока ее все же не выгнали «пострадавшие от ее доноса». Итак, вот что она писала Власику.[514]

Итак, вопреки заключению кардиолога с 22-летним стажем об инфаркте у Жданова три профессора и врач заставили этого кардиолога замолчать и продолжали убеждать Жданова, что тому необходимо увеличивать физические нагрузки. Как вам это нравится?

А как вам понравится реакция Власика на попытку Тимашук спасти Жданова? О ней Тимашук написала будущей «жертве сталинизма» секретарю ЦК А. А. Кузнецову.

Итак, как видите, Власик вместо того, чтобы вмешаться и спасти Жданова, или хотя бы разобраться, что же произошло, направляет заявление тому, на кого Тимашук жалуется – Егорову. Это, надо сказать, даже в сегодняшней России запрещено. И Егоров устраивает травлю Тимашук. За что? За то, что она правильно установила диагноз?

Но и секретарь ЦК Кузнецов в смерти Жданова не стал разбираться, а на письмо Тимашук, по ее утверждению, он просто промолчал. Промолчал и на второе письмо, которое Тимашук послала ему в декабре 1948 г.

Потом, после ХХ съезда, когда Хрущев объявил, что «дело врачей» якобы состряпано Сталиным по доносу Тимашук, Лидия Феодосьевна очень много писала всем, пытаясь добиться справедливости и восстановить свое честное имя. Вот прочтите отрывок из письма Тимашук министру здравоохранения СССР, написанного сразу после упомянутого съезда 31.01.1956 г.

И еще через 10 лет Тимашук все пытается достучаться до партноменклатуры. Вот отрывок из ее письма в Президиум XXIII съезда КПСС, съезда, который проводился уже после того, как Хрущева самого выгнали на пенсию и заклеймили позором «волюнтаризма».

Никто не ответил врачу Тимашук и она умерла оклеветанной в 1988 г.

А все потому, что Тимашук в те годы была слишком хитрой, но те, кого она хотела перехитрить, потворствовали ее хитростям только до того момента, пока не почувствовали себя в безопасности. Поэтому она, в конце концов, перехитрила только себя.

Давайте проанализируем все, что она написала и добавим к этому анализу факты, которые собрал Г. Костырченко в своем пасквиле на Сталина.[515]

Из ее слов в письмах следует, что Тимашук очень, ну просто очень-очень хотела спасти Жданова. Давайте поставим себя на ее место. Вот мы сделали кардиограмму и из нее узнали, что у Жданова инфаркт и для того, чтобы его спасти, нужно немедленно прописать ему строжайший постельный режим. Если мы честные врачи, то что бы мы сделали? Правильно, мы немедленно бросились бы к Жданову и убедили его лечь, не вставать и не сильно шевелиться. Спасать, так уж спасать! А что сделала Тимашук?

Она ни слова не говорит Жданову, по требованию Егорова и Виноградова меняет свой диагноз, а затем пишет записку Власику, причем находит где-то фотоаппарат, чтобы снять фотокопию кардиограммы. (Саму кардиограмму она приложила к записке). Как это понять? А понять это нужно только так.

Ей плевать было на Жданова, она заботилась только о себе. Ведь если бы Жданов умер, а вскрытие показало, что у него был инфаркт, то все врачи (Майоров, Егоров, Виноградов) хором бы указали пальцами на нее как на виновницу – ведь это она своей расшифровкой кардиограммы «убедила» их, что инфаркта нет. Вот Тимашук и застраховалась, послав письмо Власику. Теперь, в случае смерти Жданова от инфаркта, она могла кричать, что всех предупреждала, а если бы Власик ее записку и ленты кардиограммы уничтожил, то она бы предъявила их фотокопии. Мне думается, что она сама не сильно верила в свой диагноз и если бы Жданов выздоровел, то она бы оправдалась перед Власиком, что от старательности «перебдела», ведь в таких случаях лучше «перебдеть», чем «недобдеть».

Но Жданов умер и теперь она своей запиской поставила, как минимум, на грань увольнения Егорова, Виноградова и самого Власика.

31 августа 1948 г. Жданову делают вскрытие. Странно уже то, что для вскрытия было бы разумнее всего перевезти тело Жданова в Москву, в специализированную операционную, но вместо этого патологоанатом Федоров приезжает в санаторий на Валдай и делает это вскрытие в полутемной ванной комнате. При вскрытии тела члена Политбюро обязан быть и представитель Политбюро, которому патологоанатом обязан объяснить причины смерти. Таким представителем на Валдай вылетел секретарь ЦК А. А. Кузнецов. Мало того, хотя их никто не звал, но вместе с Кузнецовым на вскрытии присутствовали Вознесенский и Попков. Я уже писал, что эта троица была расстреляна за измену Родине через 2 года, в 1950 г. по так называемому «ленинградскому делу».

Вот эти «честные партийцы» и обеспечили, чтобы, по словам Костырченко, «…сделанное Федоровым описание обнаруженныхна сердце Жданова свежих и застарелых рубцов, свидетельствовавших о нескольких перенесенных им инфарктах, содержало массу неопределенных и туманных формулировок («некротические очажки», «фокусы некроза», «очаги миомаляции» и т.п.), имеющих цель скрыть эти инфаркты. Их также «не заметили» и участники организованного 31 августа в Москве консилиума, в котором участвовали профессора В. Н. Виноградов, В. Ф. Зеленин, А. М. Марков, В. Е. Незлин, Я .Г. Этингер и П. И. Егоров. Ознакомившись с соответствующей клинической и патологоанатомической документацией, а также с анатомическим препаратом сердца покойного, доставленным с Валдая на самолете, они, оставаясь верными принципам корпоративной солидарности, подтвердили правильность официального диагноза».

Костырченко пишет о «корпоративной солидарности», как будто речь идет не о смерти человека, а о распитии казенного медицинского спирта. Кроме этого, разве Кузнецов, Вознесенский, Попков и Власик были врачами? Их-то какая «корпоративная солидарность» заставила одобрить фальсификацию диагноза и доложить Сталину и стране, что Жданов умер не от инфаркта, а от «паралича болезненно измененного сердца при явлении острого отека легких» ?

Но оставалась Тимашук со своим заявлением. Вся профессорская братия начала на нее давить, но, видимо, боясь возможного следствия, Тимашук была в растерянности. Тогда Виноградов поставил министру здравоохранения СССР Е. И. Смирнову ультиматум, и Смирнов 7 сентября дал распоряжение о переводе Тимашук в районный филиал Кремлевской больницы.

Не стоит удивляться тому, что министр исполнил приказ академика Виноградова. Дело в том, что Виноградов был экспертом, доверенным лицом судебных органов. Он давал заключения судам, какой врач преступник, а какой – нет. В 1938 г. он был членом экспертной комиссии врачей, по заключению которой суд приговорил к расстрелу профессоров Левина и Казакова, а учителю Виноградова, профессору Плетневу, дал 25 лет лишения свободы.

Но Тимашук, однако, не собиралась соглашаться с тем, что ее так нагло отлучают от кремлевской кормушки. И она пишет новую жалобу. Но обратите внимание – кому! Жалобы пишут начальникам. У Тимашук они были такими: начальник Лечсанупра Кремля Егоров – начальник Главного управления охраны Власик – министр МГБ Абакумов – Предсовмина Сталин. Власику она уже писала, следовательно надо было писать либо Абакумову, либо Сталину, а если в партийные органы, то просто в ЦК. Но она пишет персонально тому, кто благословил фальсификацию диагноза, – Кузнецову. Простите, но это не жалоба, и не желание отстоять принципы, это шантаж. И шантаж срабатывает: Тимашук оставляют в Кремлевской больнице. Более того, она разохотилась и зачем-то еще раз обращается к Кузнецову в декабре 1948 г. (этого письма она не сохранила).

Возможно, она даже радовалась тому, как хитро она прищучила всех, и действительно ей очень долго потакали (о чем ниже). Но она стала соучастником преступления и отрезала себе пути назад: теперь, чем дальше уходило время, тем больше ее записка Власику становилась обвинением ей самой – почему она молчала о том, что Жданова залечили? Далее события по делу о лечении Жданова развивались так.

В связи с расследованием по делу о смерти Щербакова Тимашук 24 июля и 11 августа 1952 г. пригласили в МГБ как эксперта. Упомянутый мною Костырченко делает заключение, что в «ходе этого визита случайно выяснилось», что Жданова лечили неправильно. Это исключено, хотя формально Егорова и Виноградова арестовали после этих вызовов Тимашук в МГБ (18 октября Егорова и 4 ноября Виноградова). Во-первых, если бы следователи узнали о ее письме Власику, то первым бы арестовали его, а на самом деле Власика арестовали только в декабре. Во-вторых, сама Тимашук пишет, что по поводу ее письма Власику и неправильного лечения Жданова ее вызвали к следователю «в конце года», а июль и начало августа это не конец года. В-третьих, она слишком малая величина, чтобы по ее словам арестовали академика и профессора. Нет, Тимашук, как и полагается соучастнику, молчала и о письме Власику, и о неправильном лечении Жданова.

Арест Егорова и Виноградова был произведен после того, как назначенная следствием экспертная комиссия под председательством главного терапевта Минздрава СССР профессора П. Е. Лукомского рассмотрела все оставшиеся документы по лечению Жданова и пришла к выводу, что врачи его залечили. Я пишу про «оставшиеся документы», поскольку летом 1951 г., когда был арестован министр МГБ Абакумов, «Власик, почувствовав опасность, не только изъял у Егорова все документы, связанные с разбирательством жалоб и заявлений Тимашук, пытаясь тем самым утаить их от нового руководства МГБ, но потом доложил Сталину, что никаких оснований подозревать кремлевских медиков не существует», – пишет Костырченко.

Таким образом, о записке Тимашук следствие узнало только где-то в ноябре 1952 г. и скорее всего от начавших каяться Егорова или Виноградова. Егоров докладывал следствию: «Не подлежит никакому сомнению, что если бы Абакумов и Власик провели должную проверку заявления Тимашук сразу же после его поступления, то мы, врачи, виновные в гибели Жданова, были бы разоблачены еще в 1948 году».

Таким образом, в ноябре 1952 г. («в конце года» ) Тимашук осталось только подтвердить следствию, что она в 1948 г. такую записку Власику писала. И ей некуда было деться: факт своего письма Власику она подтвердила. Но я хочу, чтобы вы обратили внимание на следующие моменты.

Ни Егоров, ни Виноградов не знали и не могли сообщить следствию, что 7 сентября Тимашук написала еще одну записку – Кузнецову. И об этом ни следствие, ни Сталин так и не узнали. А ведь это было очень важно, поскольку вводило в круг подозреваемых в том, что они заинтересованы в смерти Жданова, не врачей-евреев, а партийную элиту.

Непонятно, почему следствие не арестовало саму Тимашук. Ведь следователи пытались раскрыть заговор, ошибочно считая, что это заговор врачей. Основанием так считать было то, что врачи неправильно лечили Жданова и скрыли это от правительства. Но ведь врач Тимашук делала то же самое! Более того, если Егоров и Виноградов могли добросовестно заблуждаться и не верить, что у Жданова инфаркт, то Тимашук 28 августа, наклеив ленты кардиограммы на бумагу, ниже без тени сомнения написала: «Инфаркт миокарда в обл. передней стенки и перегородки». Но не бросилась к Жданову и не предупредила его! Что толку от ее записки, о которой она после устройства своих дел 4 года молчала, позволяя тем же врачам так же плохо лечить советское правительство? Но следствие Тимашук не арестовало. Почему?

По существу непонятно и за что Тимашук наградили высшим орденом страны и прославили на весь Союз. Формальный ответ, что ее, дескать, сделали героем на фоне врачей-вредителей, должен быть принят – против потребностей агитации и пропаганды нечего возразить. Когда нужно, а героев нет, то их создают искусственно. Но ведь этот орден одновременно стал и ее иммунитетом от следствия: теперь ее уже и не могли допросить об участии Кузнецова в сокрытии причин смерти Жданова. Более того, этот орден вполне можно считать наградой именно за это молчание.

Непонятно, чья была инициатива в награждении Тимашук орденом. Сталина? Могло быть и так, что он, увидев все это дерьмо врачей Лечсанупра Кремля и «чекистов» МГБ, мог сгоряча распорядиться наградить единственного человека, который хоть что-то пытался сделать. Но во всех документах, что я прочел нет ни малейшего упоминания о том, чтобы Сталин хоть когда-нибудь вспоминал о Тимашук. Инициатором награждения могли также выступать непосредственные производственные и партийные начальники Тимашук, впрочем, даже если бы наградить Тимашук распорядился Сталин, то и тогда бы эти начальники обязаны были подготовить представление в Верховный Совет СССР.

Кто эти начальники. По линии государства Лечсанупр подчинялся Главному управлению охраны, а им в то время командовал Игнатьев, сам этот главк входил в состав МГБ, а министром МГБ был Игнатьев, кроме этого, следствие не должно было протестовать против награждения Тимашук и вывода ее из числа подозреваемых, а следствием руководил Игнатьев. Так что Тимашук за орден трижды обязана Игнатьеву – будущему убийце Сталина.

С партийными начальниками Тимашук сложнее. Известно, что до ареста Кузнецова куратором МГБ был он. Известно, что после смерти Сталина и назначения Берия министром объединенного МВД, куратором МВД стал Игнатьев. Кто был куратором органов госбезопасности в период между Кузнецовым и Игнатьевым – неизвестно. Это заинтересовало историка В. В. Кожинова и он путем косвенных вычислений пришел к выводу, что в это время партийным начальником чекистов был Хрущев. Таким образом, кто бы ни был инициатором награждения Тимашук, а обязана она орденами Хрущеву и Игнатьеву, обязана уже тем, что они, зная, что Тимашук надо арестовать, не выступили против ее награждения, если даже считать, что инициатором его все же был Сталин, а не они сами.

Вы можете усомниться в правильности вышеприведенных рассуждений: Кузнецов был уже два года как расстрелян. Ну смолчала Тимашук, ну рассказала бы следствию о своей записке ему, – какая разница? На данном этапе расследования эта разница пока не видна, но я хотел бы обратить ваше внимание на следующее.

Тимашук за 4 года получила 3 ордена. По тем временам это многовато даже для физика, занятого созданием водородной бомбы. Она не была изобретателем, не совершила никаких открытий. За что столько наград? Вот давайте сопоставим даты ее награждений с ключевыми этапами дела Кузнецова. Но прежде два момента.

Трудовые ордена СССР вне правил давались либо за какой-то исключительный трудовой подвиг, либо к юбилею, если награжденный был большой шишкой и его юбилей праздновался. Но Тимашук была скромным врачом, кроме этого, в 1950 и в 1954 гг. у нее не было никаких юбилеев, т.е. вне правила ее не должны были награждать. А правилом было давать трудовые ордена по итогам пятилетки: наиболее отличившимся в пятилетке предприятиям выделялись ордена, которые сами предприятия распределяли между наиболее отличившимися работниками. Но четвертая пятилетка 1950 годом только заканчивалась, пятая заканчивалась в 1955 г., следовательно, «орденоносными» годами были 1951-й и 1956-й. А Тимашук получила ордена в 1950-ом и в 1954-ом. За что?

Второй момент. В 1938 г., когда начался открытый суд над Рыковым и Бухариным с подельниками, уже в ходе процесса к суду с письмом обратился врач Белостоцкий, сообщив, что он из газет узнал, что судят врачей-убийц Горького и ему есть что по этому поводу сообщить суду. Сообщил он о том, что его однажды для подмены послали в качестве медсестры делать уколы больному Горькому. Профессор Левин, «лечивший» Горького, полагая, что не терапевт Белостоцкий не поймет что к чему, распорядился вкалывать больному писателю лошадиные дозы строфантина. Когда Белостоцкий удивился такому назначению и спросил об этом Левина, тот вдруг вообще отменил свое ранее данное назначение вводить Горькому строфантин. Такое «лечение» Горького запомнилось Белостоцкому, а когда он из газет узнал, что это не случайность, то решил сообщить об этом эпизоде суду. Я привожу этот момент вот к чему. В те годы, когда люди узнавали, что тот или иной деятель арестован, то они считали своим гражданским долгом сообщить о фактах деятельности арестованного, которые они до той поры не могли оценить.

Так вот, в 1949 г. арестовывают, а в 1950 г. судят «ленинградскую группу» – Кузнецова, Вознесенского, Попкова и пр. Тимашук знает, что Кузнецов скрыл от Политбюро то, что Жданова залечили. Ее гражданский долг сообщить об этом следствию или суду. Но она молчит. В 1950 г. суд приговаривает Кузнецова к расстрелу, так и не узнав, что тот замешан в смерти Жданова. А молчащая Тимашук получает орден «Знак Почета».

А.Кузнецов

В 1952 г., когда следствие установило, что Жданова все же залечили, Тимашук надо было бы сообщить, что в сокрытии этого участвовал Кузнецов. Но Тимашук молчит и получает орден Ленина.

В 1954 г., когда еще очень неуверенно себя чувствовавший во главе страны Хрущев начинает реабилитацию Кузнецова, Тимашук могла напомнить, что Кузнецов замешан в сокрытии смерти Жданова. Но Тимашук молчит и получает орден Трудового Красного Знамени.