# Существует прочная связь между «упадком нравов» (под которым, прежде всего, подразумевается сексуальная вседозволенность) и гибелью империи. Народы или бодро строят могучее государство, или широко и вольно разлагаются на его руинах. И в том, и в другом есть свой кайф. Во время строительства в чести крепкая семья и большая любовь, во время упадка культивируется личное наслаждение и, стало быть, процветают разные искусства.
 
      Бывает еще промежуточный этап жизни между строительством и разложением, когда народы как-то ухитряются под игом государства проворачивать свои делишки по-тихому. Для мирного обывателя это неплохой вариант, и он у нас был, и назывался «эпохой застоя». В это время все было - и как бы ничего не было. Были шлюхи и гомосексуалисты, распутницы и развратники, притоны и соблазнительные картинки - но над всем витал суровый дух умолчания и официального запрета. Сочинения Михаила Кузмина переписывались от руки и читались тайком в ночной тиши. Сведения по технологии орального секса передавались изустно, как священные предания. Скудость информации лишь усиливала главную составляющую секса, ту, о которой нынче лукаво умалчивают все авторы соответствующих пособий. Она называется «желание». Настоящее желание невозможно купить, достать, искусственно вызвать, спровоцировать его появление в себе с помощью еды, одежды и косметики. Можно, конечно, с помощью определенных средств кое-что наладить чисто технологически (скажем, решить проблему эрекции). Но физиологическая готовность к сексу не является самим Желанием. А оно - или есть или нет. Вот и все. Откуда же оно, загадочное, берется? Кто и что им управляет? Века идут, сексологи пишут, а мы так ничего особенно-то и не поняли. Единственное, что мы, кажется, сейчас начинаем понимать - это то, что широкое распространение информации о сексе, легко доступных сексуальных услуг и эротических картинок никакого особенного всплеска желания в массах не вызывают. Если вынести за рамки разговора подростковую гиперсексуальность, картина половой жизни России далека от блаженного изобилия и процветания. Скорее, муссирование эротических тем и перепроизводство обнаженки способствует секс-инфляции. Сто лет назад порядочную девушку от шлюхи можно было отличить по одежде и манерам. (Конечно, не без риска - выглядевшая порядочной могла оказаться тайной развратницей, но именно тайной!). Шлюхи красились и наряжались особенно - какая-нибудь там бронзовая кофточка в обтяжку, с глубоким вырезом, грубый макияж, вкрадчивая развратная походка. Их сразу замечали. Сегодня можно порядочную девушку принять за шлюху - именно по одежде и манерам - и жестоко ошибиться. Бедняжка, нацепившая зачаточную юбочку с топиком, открывающим ее беззащитный плоский животик и безобразно намазавшая свое полудетское личико, может оказаться единственной дочерью старушки-матери, студенткой-отличницей, невинной как новорожденный котенок. Голуба, что ж ты оделась, как проститутка? Да у дурочки и в голове нет, что она оделась как проститутка, предлагающая свое тело. «Все так делают». «Это модно». «В журналах все такие». Поди поспорь. Потом их насилуют в подвалах или грубо трахают с перепоя на этих их жутких «вечеринках», они плачут, злятся, всех ненавидят, ожесточаются и, в конце концов, становятся уже настоящими шлюхами. Нарочно и бестрепетно показывающими свой «товар». А кто виноват? Нельзя же ходить с голыми ногами и животом, пить водку и пиво наравне с мужиками, ругаться матом - и требовать бережного отношения, заботы и нежной любви! Стереотипы отношения к женскому поведению складывались веками, их так просто не переменишь. Сидящая в ночном баре полуголая девушка, идущая в постель сразу после знакомства, вправе ли рассчитывать на прочные длительные отношения, на уважение к себе? Четыре шлюхи из фильма «Секс в большом городе» так себя и ведут - но стоит ли подражать этим наглым бесстыжим тварям, на которых, как говорится, клейма ставить некуда? Вал обесцененной обнаженки и облегченного женского поведения провоцирует в мужчинах быстрое, грубое, скоротечное желание, которое моментально проходит от быстрого и грубого удовлетворения. Это не то желание, ради которого пишутся поэмы, затеваются войны, переплываются моря, ради которого идут на подвиги, совершенствуют себя, прыгают выше головы - сильное, чистое, неугасимое желание, двигатель мира! И вот, подобно больному у роскошного пиршественного стола, стоит иной современный человек посреди якобы сексуального изобилия равнодушно. Все вроде бы есть - а ничего не охота. За красивыми сладкими картинками - холод, корысть, гниль, мертвечина. Разрисованный купидонами и нимфами занавес скрывает помойку, где валяются опошленные и затрепанные бывшие ценности. Ведь секс- это всего лишь занятие. А Эрос- это бог. И без его участия человечья физиология превращается в мерзкую пародию. Что же делать, дабы разгорелось пламя настоящего желания? Конечно, в идеале надо было бы запретить половой акт законодательно. Боже, трудно себе представить, как повысилась бы рождаемость!! Но - это неосуществимая мечта. Нашим уделом остается лишь пытаться повлиять на общественное мнение. И здесь есть серьезные направления для работы. Следовало бы приступить к формированию корпуса порядочных девушек с культом невинности, верности и чистоты, с жестким регламентом поведения. Начать постепенное замалчивание и поэтизацию секса. Осторожной, но твердой рукой выметать из личного общения похабщину, болтовню на известные темы, словесную распущенность, снисходительность к пошлостям и разврату… Да многое можно сделать! При желании. Вы меня не собьете. Всегда есть выход. Как сказал один польский юморист, «безвыходным положением мы называем такое положение, ясный и очевидный выход из которого нам просто не нравится».

# Разнообразны человеческие пристрастия и причуды в еде.

 
      Бывают и глубинные, неуправляемые реакции организма на пищу. Одна женщина, бывший блокадный ребенок, ест абсолютно все, но как увидит молочный суп с лапшой - ее пробирает дрожь отвращения. Другая женщина не выносит помидоры ни в каком виде - начинается отек Квинке. Знаю мужчин, падающих в обморок от случайно съеденного вареного лука. Встречались мне люди, не переваривающие морских вкусных гадов и не употребляющие никаких внутренностей животных, люди, ненавидящие пиво - и люди, чей организм с порога отвергает водку. Чего только не бывает, сами знаете. Никаким объяснениям эти реакции не поддаются - это такой пищевой фатум. Говорят о нем люди почему-то с некоторой гордостью. Все-таки личные аллергии придают своеобразие характеру. Ты не просто «такой-то», а «такой-то», не переносящий «что-то». Конечно, когда несколько причудников собираются за одним столом, для хозяйки это чистое мучение. Один вегетарианец, другой не ест лука, третьему скорую вызывать насчет помидоров, четвертый питается только по Монтиньяку и всю дорогу что-то ковыряет и отшвыривает, вдобавок кто-то новоприбывший еще и выступает с заявлением, что у него аллергия на грецкие орехи, а у вас сациви… Но лично у меня есть только одна пищевая причуда - и то не знаю, насколько ее можно назвать пищевой. Во всяком случае, она неприятно осложняет мою жизнь. Из-за нее мне несколько раз пришлось покинуть рестораны, с виду заманчивые и обещающие прекрасный вечер. Я не выношу, когда в заведениях общепита чайник чая на 300-500 мл стоит от 150 рублей и выше. Когда я открываю меню и вижу такую цену на чай, у меня вот буквально начинается все сразу - дрожь отвращения, отек Квинке, спазм ненависти и бурное отвержение всего организма от данного заведения общепита. И хотя, как правило, я приглашена, и платить не мне, натура берет свое - приходится вставать и уходить. Почему?Объясняю. Чайник чая не имеет никакого права стоить 150 рублей. Его приготовление не требует искусства повара и времени. Те 6-8 граммов чая, которые чьи-то равнодушные и корыстные руки скупо насыпают в заварочный конус, не могут идти по цене серебра. Щепотка чая, даже дорогого, стоит реально не дороже 30 рублей. Да не заваривают в ресторанах самого дорогого чая - там идет обычный, средней паршивости, да еще купленный оптом и со скидками. Стало быть, накрутка идет неимоверная, ни с чем не сообразная, чудовищная, фантастическая - то есть обычная русская накрутка. А это значит, что в ресторане, где чайник чая стоит от 150 рублей, и все остальное будет таким же - претенциозным, бесстыжим, неоправданно дорогим. И в таких местах людям с честными трудовыми деньгами делать нечего. Я нынче нормально зарабатываю и вполне могу себе позволить сходить в дорогой ресторан. Это теперь даже можно сделать без риска для жизни - слава Богу, братва перестреляла друг друга, в общепите сидят обыкновенные лица и не требуют каждые десять минут спеть «Владимирский централ». Но пойти-то я могу, а меню видеть не могу. Конвульсии начинаются. Господи!- думаешь с горьким чувством.- Как же нас обирают-то! Каждый день! Каждый час! Кусок свинины с жареной картошкой, взятый в вагоне-ресторане поезда «Петербург-Москва» обойдется вам в 300 с лишним рублей. За десять евро вы могли бы съесть эту свинину на Елисейских полях! Филе утки величиной с ладошку восьмилетнего ребенка, заказанное на берегу Финского залива на перегоне Репино-Зеленогорск, утянет из кошелька около 500 рублей. Это невероятно, этого не может быть - но вот же оно есть, и я своими глазами это видела. Боже, я в Праге ела половину утки за сумму, составляющую примерно 90 рублей - в центре Праги, в знаменитом кафе, с музычкой, с лихими расторопными официантами, с красотищей вокруг, да какую утку еще я ела, это ж не рассказать… Да,- заметил однажды философски один мой друг,- жизнь на родине становится не по карману. На это мне могут сказать - что ж, значит сидите дома, не ходите в рестораны, раз вам дорого. Но почему это я должна сидеть дома? Я вполне себе потенциальный посетитель ресторанов Я могу заплатить. Только я хочу заплатить разумные деньги за качественные услуги, а не раскармливать чью-то неугасимую алчность. Но жить еще можно - даже в Москве и Петербурге. Надо только немного отойти от центра, но не съезжая совсем уж в окраины. Найти кафе типа «хуторок» или «огонек». И шагнуть - не в новорусскую навороченную дрянь, а в самую обыкновенную провинциальную «Расею». Которая, вопреки беспримерному заявлению группы «Любэ», простирается не «от Волги до Енисея», а от Балтики до Курил. - Борщ, пельмени. Сто граммов. Нарзан. Кстати, почем у вас чай? Тридцать рублей?Очень хорошо.

      # Дорога от Петербурга до Зеленогорска мне известна наизусть, как линии на моей ладони. В детстве я глазела на этот участок жизни из окна электрички, сейчас смотрю из окна автомобиля. Но, признаться, все те же глупые и праздные мысли приходят в голову: вот домики, да… а вот интересно, что за люди в них живут? Как живут? Во всяком случае, жители на перегоне Лахта - Ольгино априори люди небедные. Здесь даже половина деревянного дома, как я читала в объявлениях купли-продажи, стоит 90 тысяч у.е. Такие деньжищи! За 90 тысяч уе в любом другом направлении можно схватить коттедж с душем и настоящими унитазами. Не говоря уже о том, что за эту же сумму реально приобрести дом в Черногории, в Болгарии, в Испании…
 
      Про дачу под Севастополем и говорить не будем, чтоб не расстраиваться. За такие деньги там можно взять три дачи. Или, к примеру, целых тридцать лет отдыхать по два месяца на морских курортах! Для того чтобы отвалить 90 тысяч уе за половину деревянного дома без удобств, на крошечном участке земли, надо, чтобы в голове стоял прочный, густой туман. Навеянный чарами какой-то злой Фата-Морганы. Ведь что хорошего представляют из себя поселки Лахта и Ольгино? Решительно ничего. Ровная болотистая местность, скучная и скудная растительность, каменистый мелкий залив, в котором ни один санитарный врач не порекомендует купаться. Хроническое, как гастрит и вялотекущее, как шизофрения, строительство дамбы не улучшило, мягко и нежно говоря, состояние воды в нашей луже. Маленькие плохонькие магазины. Таинственные кафе и таверны, от которых тихо веет паленым мясом и сильной вероятностью уголовщины в стиле незабвенных криминальных сериалов питерского стиля. Единственное отрадное место - добродушно выкрашенная в приятный голубой цвет церковь, работающая, правда, только по выходным и праздникам. У этих мест нет никакого собственного внутреннего содержания, никакой гражданской жизни. Здесь даже гулять можно только по дорожкам-улицам от шоссе к железной дороге. Это никак не похоже на предел наших питерских мечтаний - на английскую деревню. Купившие себе здесь кусок миража сидят за своими двухметровыми заборами и, стараясь не глядеть на подступающий к горлу город, придвинувшийся к Лахте почти вплотную, старательно жарят пресловутый шашлык - обязательный атрибут рая на земле. Нажраться за своим забором - это, действительно, полное счастье. Но его в данной престижной местности достигнуть даже за 90 тысяч уе нереально. Ведь, как мы помним, за эти деньги вам будет принадлежать только половина дома! Что же позолотило эту грустную и скучную местность? Какая сила взметнула здесь цены в заоблачную высь? Как зовут эту Фату-Моргану? Ее зовут…ольгинский мотель. Здание, овеянное в восьмидесятых годах романтическим ореолом фарцовки и валютной проституции. Именно тогда Лахта-Ольгино становится золотым престижным местом встречи гордого прекрасного социализма с миром голого чистогана. И вот уже ольгинские проститутки давно стали шведскими бабушками, а послевкусие чего-то дорогого и чудесного у народа осталось. И мы по-прежнему покупаем не шампунь, а надежду, не дом - а мираж из собственной головы! Едем дальше. Оп-па! Снесли «Волну», ту самую «Волну», что в Репино у пляжа. Знаменитый с девяностых годов комплекс зданий из красного кирпича. Юность новорусского капитализма, первые кооперативные магазины, первые кафе! Но мир голого чистогана не знает сентиментальности. Теперь тут имеется заборчик с приветливой надписью «Строительство элитного поселка «Солнечный зайчик». Или «Счастливый утенок», я уж не помню. Что из себя будет представлять этот «утенок-зайчик», вообразить нетрудно. В Репино вдоль нижнего шоссе таких зайчиков понастроено немало. Это выглядит так: за забором, на участке земли примерно в тридцать-сорок соток, напихано несколько десятков домов неописуемого и не существующего нигде, кроме этих мест, стиля. Где учились горе-архитекторы, не знаю. Дома похожи на каких-то кривых-косых, хвастливых, придурковатых уродцев. Расстояние между этими двух-трех-этажными уродцами составляет примерно десять метров! Эдакая коммуналка за миллион долларов. Я не знаю ни одного человека, живущего в таком поселке - если бы мы даже познакомились, то и двух слов связать бы не смогли. Мы инопланетяне. Репино - тоже престижный мираж. С дорогими и скверными магазинами, которых нет более нигде в России. Потому что в глубинке магазины плохие, но дешевые, а здесь плохие - и дорогие. Для счастливых утят, которым не положено брать фуфырь дешевле ста баксов. С полным отсутствием собственной, внутренней, общей жизни поселения. Даже единственную ценность - пляж - никто ведь не убирает, не чистит как следует. А леса, которые считаются заповедными, находятся в безобразном, ужасном состоянии. Идет тихая браконьерская порубка, многие деревья повалены, попечения о лесе никакого. Я тут и лесника-то никогда ни одного не видела! «Мираж-престиж», таким образом, висит просто в воздухе. Ценообразование в этих местах целиком принадлежит любимому жанру всех подростков - фэнтези… Казалось бы, что может быть проще - посмотреть на жизнь спокойными, трезвыми глазами, врубив здравый смысл на первой скорости. Нет, не получается. Наш главный архитектурный стиль общества теперь - миражи за заборами. Наковырять где-то миллион уе, построить забор и сидеть за ним, и плевать на всех. Но мы, дети света, пионеры-герои, люди будущего, мы идем себе мимо заборов, и посмеиваемся, и напеваем веселые песенки. Нам принадлежит весь мир, а не жалкий мираж на шести аршинах земли.

      # В душе и в мире есть пустоты,
      Как бы от пролитых кислот…
      В.Ходасевич
 
      Пустота, как математический икс, может иметь разное значение: и чистого листа, где вот-вот нарисуют новое, свежее будущее - и могильной ямы, куда вот-вот опустят драгоценное прошлое.
      Вот - выбрался свободный денек. Иду гулять по городу знакомыми путями. Четыре года прошло с торжеств по случаю 300-летия Санкт-Петербурга. Скоропалительный ремонт исторического центра тогда многих тревожил, казался неосновательным: однако дома не падали, и многие привычные вещи находились на привычных местах.
      Теперь же повсюду - пустоты, пустоты, пустоты. Бедное сердце то и дело вздрагивает: Крюков канал - нет квартала! Литейный - нет дома! Угол Невского и Восстания - нет квартала!
      Конечно, скоро пустоты будут заполнены - всюду кипит работа, леса, известка, кирпич, тросы, все скрипит, шумит, грохочет… В лихорадке строительства валятся краны, мимолетом придавливая отдельных жителей во имя общего светлого будущего. Ведь в России будущее - обязательно светлое, а прошлое - обязательно темное: видимо, что-то кардинальное происходит с русским временем в момент прохождения через этап настоящего.
      При этом русская историческая материя явно сменила фактуру. Как-то все иначе проходит, без экстрима. Вроде бы в 90-х годах не было ни революции, ни гражданской войны - а общественный строй сменился на противоположный, и человеческие потери при этом были огромны. А в Петербурге не было войны, никто город не бомбил - а что ж это он стал выглядеть, точно после бомбежки, что же это в мирное время у нас падают крепкие, столетиями простоявшие дома?
      В одной книге нам дан хороший совет - «по делам их узнаете их». Если в результате чьей-то деятельности падают и разрушаются дома - значит, война все-таки ведется. Но кто враг, где он? Все мило улыбаются во все зубы, как кашалоты, и клянутся в вечной любви и преданности городу. Все, что ни делается - все обложено заверениями в самом скором наступлении светлого будущего. Во имя его застраиваются скверы и садики, и городу вот-вот станет нечем дышать; сносятся детские и спортивные площадки; захватываются куски территорий, прилегающих к школам (и на них вырастают домища); закрываются магазины с многолетней историей… Только что прошлась по Ординарной улице - а былой футбольной площадки нет, от детской площадки отхвачена половина, забор, пыль, иноплеменная речь строителей. Что же это за будущее такое, ради которого срубаются деревья и уничтожаются дома? Ради какого образа грядущего производятся такие опустошения в повседневном быту, в нашей общей петербургской-ленинградской памяти?
      Нет, враг существует. Он здесь, каждый день рядом с нами. Там, где бескорыстный взгляд видит красоту, историю, милый сердцу привычный быт - взгляд врага видит только свое. Источник дохода. Куски земли, чреватые огромной выгодой. Возможность квадратные метры превратить в рубли. И никакого такого образа грядущего алчность не имеет - просто для достижения своих целей она ни перед чем не остановится и никакой ложью не побрезгует.
      Алчность, то есть всепоглощающая, пламенная страсть к наживе, как любая страсть, деформирует картину мира. Те, кто спалит душу алчностью, не видит города как города, не замечает нагретой, сплетенной, исторически сложившейся жизни его жителей. Взгляд алчности - узкий, горячечный, лихорадочный - видит только конкретное место, из которого можно извлечь выгоду. Вот свободное пустое место. Это миллионы рублей, а бывает, что и долларов. На нем растут деревья? Срубить. Дети играют в футбол? Обойдутся. Моим детям, - думает слуга алчности, - есть где играть, они, славбогу, не в коммуналке на Одинарной улице живут, а в доме с няней и шофером, а до других детей мне дела нет.
      И те, кто воюет сейчас на стороне алчности, никогда своей вины ни в чем не признают - они будут на любом суде корчится как червяки, врать, показывать бумажки и справки, что дом сам потрескался и упал, а дерево никто не рубил, оно вообще было гнилое и неправильное, а на снос детской площадки было разрешение, потому что по документам там никогда никакой площадки и не было.
      Петербург пожирается алчностью! И его сегодняшний вид - это не результат продуманных, разумных изменений. Это результат каждодневных деформаций корыстью, плод усилий грызущих город обезумевших крыс, поселившихся в душе людей. В итоге у нас получается город, которого никто не хотел, который как-то так, сам собой сложился на мелких откусываниях и пожираниях. Тут впендюрили домик, там урезали садик, здесь надстроили, там понатыкали, тут впилили, там присобачили, здесь зафигачили…
      Безобразия, творимые алчностью, вполне можно было бы пресечь силой власти - если бы власть сама была хоть отчасти свободна от алчности. Но мы все ждем-ждем, когда же они накушаются и посмотрят, наконец, на город сытым взглядом того, кому уже ничего не надо и кто не видит в каждом метре городской земли источник наживы. Вот Юрий Лужков- Долгорукий, на Москве, уже вроде как… что-то даже в лице изменилось…
      Нет, у нас что-то не видать. Прямо, как у Лескова - у него где-то упоминается бесчеревная собачка, которая сколько ни ела, толку не было, все куда-то проваливалось. Вот им уже и Фрунзенский универмаг мешает. Не волнуйтесь за них: проглотят, не подавятся. У алчности пасть велика.
      И пустота, образованная беспамятством и бескультурьем в союзе с алчностью, все растет. Каждый год. Каждый день. «В душе и в мире…»
      Надо бороться, граждане! Если мы, конечно, пока еще граждане, а не вялые жильцы, обременяющие собой недвижимость и золотоносную городскую землю.

      # «Раздавите гадину»,- так знаменитый французский писатель Вольтер обычно заканчивал письма к друзьям, подразумевая под «гадиной» католическую церковь. Что ж, случилась во Франции революция, католическая церковь сильно потеснилась, уступив место революционному культу Чистого Разума. И никак нельзя сказать, чтоб французы зажили при таком положении дел умнее и благодатнее. Или другой пример: много веков спустя общественный трибун Валерия Новодворская слова не может вымолвить, чтоб не пригвоздить к позорному столбу ненавистных «коммуняк». Они тем временем давно не рулят, и посмотришь внимательно на эту небольшую группу пожилых людей предынфарктного возраста, которые что-то там себе наваривают насчет пропитания в бурях времени - и тоже уже непонятно, что было так волноваться-то.
 
      Во все времена были беспокойные люди, пытавшиеся выявить, отловить и прихлопнуть «гадину», мешающую людям жить светло и радостно. Но такое впечатление, что «гадина» куда изворотливее и хитрее! Вильнув хвостом, она преспокойно надевает новую личину, и гневные обличения знай свистят себе мимо.
 
      В наши дни на роль «гадины» довольно много претендентов. Одни считают, что это терроризм, другие - что глобализм, третьи уверенно числят «гадиной» пропагандистскую машину общества потребления. Чьи методы работы и схемы обольщения получили общее название - «гламур». Так ли это?
 
      К явлению гламура наша страна была отлично подготовлена десятилетиями унизительного дефицита во всех сферах потребления. Как писал Сергей Довлатов, «раздобыв югославский полиэтиленовый мешочек, женщина надолго избавлялась от тяжелых комплексов. С пачкой жевательной резинки можно было явиться на именины. Способность доставать заграничные вещи приравнивалась к ясновидению и медиумизму…»
 
      Дефицит вел к удивительной житейской изворотливости и прогрессу интеллекта. Попробуйте, к примеру, только взглянуть на выкройки из журнала «Бурда моден» двадцатилетней давности - и вы зарыдаете горькими слезами, ибо постичь это нагромождение путаных цветных линий и трехзначных цифр, немыслимо. А люди шили и носили! Брови выщипывали рейсфедером (это чертежный инструмент)- и преотлично выходило. Гигиена была на чудовищно низком уровне (и была таковой у всех, за исключением десятка тысяч гордых советских гомосексуалистов-интеллектуалов, которые своей безукоризненной чистотой протестовали против 121 статьи)…
 
      И вот, значит, к нам приходит заграничный волшебник Гламур со своими сундуками, набитыми товарами и услугами, и расстилает прекрасные глянцевые поляны. И наш человек преображается в массовом порядке, и его уже почти не отличить по внешности (ах, если бы не эта вечная хмурь в глазах!) от его европейского или американского собрата. И если бы Гламур ограничился улучшением внешнего вида нашего человека, привив ему вкус к гигиене и разумному выбору хороших и красивых вещей, то он бы заслужил почетное звание доброго волшебника.
 
      Однако правила жизни - вот что стал диктовать тот, кто притворился для начала добрым волшебником. Как вести себя, что читать, как строить отношения, к чему стремиться. И эти правила ничуть не менее круты, чем моральный кодекс строителя коммунизма.
 
      Да и вообще - между гламуром и коммунизмом есть нечто общее. Гламур, как и коммунизм - это вековая мечта человечества, только при коммунизме денег не должно было быть ни у кого, а при гламуре деньги должны быть у всех (иные варианты жизни не рассматриваются). В коммунистическом лозунге «от каждого по способностям, каждому по потребностям» гламур отсекает первую часть, и его лозунг - «каждому по потребностям». Коммунизм - это утопия, мираж, который жил только за счет коммунистической пропаганды, и гламур - это мираж, живущий только в иллюзионном мире гламурной пропаганды.
 
      Никакого гламура как реальности нет - как нет и не было никакого коммунизма. Есть смертные, тленные, в основном больные и, как правило, несчастные люди. Подавляющее большинство из них некрасиво. Они мечтают о другом мире, где они были бы красивыми, вечно цветущими и бессмертными. Гламур создает иллюзию существования такого мира, но не бескорыстно, а для навязывания потребителю товаров и услуг. Отсюда идет тотальная, удушающая безвкусица гламура и его врожденная, мертвенная пошлость. Гламур выдирает из жизни самые явные, бросающиеся в глаза, вопиющие признаки и свойства красоты, да еще их преувеличивает и выпячивает. Без всяких усилий наш глаз отличит простую фотографию красивой женщины от фотографии гламурной. Простая фотография будет решать простые человеческие задачи - показать красоту красивой женщины, настроение и мастерство фотографа, состояние времени года и дня жизни. В гламурной фотографии всегда есть агрессия, вызов, особая, чрезмерная эффектность, точно это не просто так фотография, а козырь в неведомой игре, удар, наступление, выигранная битва. Красота красивой женщины будет доведена до предела, до отвращения, до тошноты - короче, отгламурена.
 
      Но именно это нужно огромному количеству людей, в основном - женщин. Именно женщины выделяют и поглощают гламур как особую субстанцию. Гипертрофия гламура в жизни - это гипертрофия женского присутствия в мире.
 
      Можно и так сказать: у гламура, как положено, два родителя - черт и женщина. Гламур - осуществленная чертом мечта женщин о благополучном мире, о мире тотального эгоизма, где о страданиях приличествует читать воскресным вечером в «Караване историй». Гламурный путь спасения связан с главным - с красотой, женственностью и любовью. Не с их сущностью, а с их формами. Гламур можно было бы назвать демоническим двойником красоты…
 
      Но если вы, раскусив вражескую сущность гламура, пожелаете схватить и раздавить «гадину»- можете не сомневаться: она улизнет в другое место. Иначе получится, что мы умнее Вольтера, а этого никак не может быть!

      # Как только остановятся на полном скаку резвые лошадки главных федеральных новостей, на экране появляется надпись: «МЕСТНОЕ ВРЕМЯ». И мы понимаем, что вот жизнь в большом грозном мире и закончилась, и наступает время маленького кукольного театра. А он у каждого региона свой. Что Красноярску здорово, то Орлу не годится. О чем толкуют в Калининграде, загадка для Ставрополья. Да что далеко ходить, взглянем поближе - есть у нас самих прелестный казус.