А ведь жанровое кино-это достаточно конкретное понятие. И мы понимаем, что сфера жанрового кино-одна из важнейших в мировом кинопроцессе. Поэтому мы не можем делать вид, дескать, не знаем, насколько она чувствительна к качеству фильма, к уровню профессионализма всей постановочной группы-от продюсеров до специалистов по компьютерным спецэффектам. Да, художественные достоинства жанрового кино лежат в иной плоскости, нежели у кинематографа авторского. Но они, несомненно, имеются, иначе у этих фильмов не было бы зрителя.
У российского зрителя есть запрос, вызванный именно потребностью в качественном жанровом кино. Следовательно, кинематографисты должны на этот запрос ответить. Эта ситуация в ближайшие годы как-то разрешится и без нашего участия. А вот мы с вами сейчас не без ханжества делаем вид, будто нам неизвестно, что зрители бывают разные. Какому-то их числу-причем, весьма небольшому-фильм нужен для того, чтобы удовлетворять личные эстетические потребности и амбиции. Но большинству зрителей нужно именно кино жанровое. Нужно набраться смелости и признать: с того момента, когда мы открылись мировому кинопроцессу, востребованными публикой оказывались не те фильмы, которые любят критики, а «Властелин колец», «Матрица», «Звездные войны», военные фильмы, мелодрамы, молодежные комедии. Хотим мы этого или не хотим, но зритель во всем мире хоть и отличается национальной спецификой, но запросы у него примерно схожие: он хочет смотреть только то, что хочет.
Конечно, жанровое кино-это территория массовой культуры. Массовый потребитель экранных зрелищ-это тот зритель, благодаря которому полнится копилка проката, благодаря которому формируется структура кинопроизводства, и, благодаря вкладу которого-голосованию рублем, долларом или какой-то другой валютой,-киноискусство способно развиваться. Было бы наивным полагать, что все технологические открытия в нашем искусстве осуществляются силами, а главное, за счет доходов от проката шедевров авторского кино. Напротив, вся технологическая сторона обновления кинопроизводства связана именно со сферой жанрового кинематографа.
Татьяна Москвина говорила абсолютно справедливые вещи о менталитете наших начинающих кинематографистов. Похоже, сейчас для любого начинающего режиссера жанр-это дубина. Он ненавидит любой жанр, зачастую не понимая даже, почему. Он не знает, какие требования предъявить к оператору боевика или, к примеру, звукорежиссеру триллера, тогда как в этом жанре нужна особая работа над саундтреком. Думаю, что через жанровое кино проходит торный путь начинающих кинематографистов к вершинам своих профессий.
Мне кажется, что мы должны были бы говорить не о том, чем хорошее кино отличается от плохого, а о том, чем кино, на которое идет зритель, отличается от того кино, на которое зритель не ходит. Нельзя забывать, что кинопрокат в нашей стране зарабатывает не на отчислениях видеокомпаний и видеопроката (там большинство пиратских копий). Основной доход приносят те, кто пошел в кинотеатр и заплатил большие деньги за билет. Соответственно, нужно помнить и о структуре зрительской аудитории, которая сегодня посещает кинотеатры: это люди до 32 лет. Жанровым кино, как мне представляется, считается то, которое удовлетворяет запросы именно этой возрастной аудитории.
Разумеется, массовая аудитория в первую очередь ориентирована на потребление экранного зрелища как удовольствия. Далее, у нее есть потребность в стереотипном содержании, неразрывно связанном с жанром фильма. Балабанов в своих «Братьях» дал этой аудитории молодежного героя, что дорогого стоит. И не нужно обсуждать, умел ли покойный Бодров играть или не умел. Просто зрителям показали жанровое кино с современным по внешним проявлениям, но архетипическим по своей сути, национальным героем. Так уж получается в постсоветский период, что для молодежной публики фильмы о войне, о криминальных разборках типа «Бригады»-это, возможно, единственный социальный горизонт, где, с ее точки зрения, сегодня проявляются и человеческие качества, и происходит выбор модели жизненного пути, понятной любому парню или девушке.
Похоже, мы, уважаемые коллеги, не вполне отдавали себе отчет в том, о чем нам предстоит говорить. Увы, не об искусстве вообще, а о способности отечественного кино удовлетворить спрос массовой аудитории в экранном зрелище. Жанровое кино-это сложнейшая область, потому что она выходит за пределы собственно эстетического, собственно художественного. Она впрямую связана и с национальными особенностями, и с текущим политическим моментом, и с традиционными представлениями о том, что является искусством. Все это и придает жанровому кино остроту и популярность. Жанр-не догма. Жанр-это та традиция, которая позволяет кинорежиссеру найти контакт со зрительской аудиторией, каждый раз нащупывая его заново. Вот этого вот наши молодые режиссеры пока не умеют делать. Но, как мне представляется, это единственно возможный путь возрождения, а может, и развития отечественной кинематографии.
Яков Иоскевич: Когда Анжелика Артюх мне говорила об этом «Круглом столе», я думал, что речь пойдет о проблеме места жанра в развитии современной кинокультуры. Я не предполагал, что это будет носить такой чисто инструментальный характер, что нам предстоит разрабатывать стратегию заполнения жанровых лакун российского кино.
Татьяна Москвина: Но это же не значит, что мы все идиоты.
Яков Иоскевич: Это не значит, что мы идиоты. Я не хотел этого говорить. Просто не быть идиотом еще недостаточно для того, чтобы браться за решение неких практических задач кинокультуры, в которой все таки еще существует разделение компетенций и труда между практиками, организаторами, критиками и теоретиками. Мне кажется, что раскованность нашей современной отечественной кинокритики приводит к тому, что иногда способами свободного критического полета мысли стараются решать довольно серьезные проблемы, которые не решаемы таким способом. В то же время социокультурное состояние феномена киножанра, его эволюция в специфических условиях отечественного кино-это действительно интереснейший объект киноведческого осмысления.
Лариса Березовчук сейчас сказала, что проблема жанра-это не проблема искусства. Дескать, когда мы говорим о жанре, не о киноискусстве нужно говорить. Мне представляется, самое интересное из того, что сейчас происходит в киноискусстве, происходит как раз в процессе преодоления жанровых канонов. Годар-несомненно, знаковая фигура киноискусства, и все его первые фильмы были игрой с жанровыми стереотипами, преодолением черного фильма, детектива, мюзикла. С чего начал Тарантино, который продолжил специфический опыт жанровой игры, присутствовавший еще у Трюффо в фильме «Не стреляйте в пианиста»? После Тарантино пошли братья Коэны, которые утончили, сделали этот процесс манипуляции жанровыми компонентами более интеллигентным и углубленным. Для меня, как для исследователя современного кинопроцесса, это самое интересное.
Что касается сюжета с репой, я на сто процентов согласен с Олегом Коваловым. Это жуткая вещь, когда критики собираются и начинают обсуждать, что надо сделать с кинематографом. С другой стороны, когда одним критическим махом «Матрицу» объявляют каким-то барахлом, я этого не понимаю. Для меня «Матрица»-это знаковый фильм во многих отношениях. И в отношении киноформы, и в отношении философии. И дело не только в гностицизме; там затрагивается одна из важнейших проблем, которая сейчас всеми философами обсуждается как самая актуальная-проблема иерархии множественных реальностей.
Стремление кинокритика заполнить жанровые лакуны российского кино, вероятно, связано с заботой о неудовлетворенных потребностях кинозрителя. Но задумывался ли кто-нибудь над вот какой проблемой: основная масса фильмов, которые смотрит простой зритель, демонстрируется по телевидению, где четверть времени занимает реклама. Дело в том, что рекламные перебивки (до пятнадцати минут на час рекламного времени) в структуре художественного произведения разрушают прежде всего его ЖАНРОВЫЕ составляющие, его жанровый скелет. Что в той пище кинематографической, которую получают наши зрители, есть вот эти жанровые составляющие, что они собой представляют, как функционируют,-этого никто не знает, никто этого не исследовал. Я просто сейчас констатирую факт. Даже если мы будем рассматривать функциональное место жанра в развитии кинокультуры с позиции Ларисы Березовчук, что сам по себе жанр-это некая товарная упаковка продукта, то нам придется задуматься, как эта товарная упаковка нарушена в условиях массового просмотра. Мы все время, говорим: аудитория, публика, но о какой именно публике идет речь? Дело в том, что публике, которая может смотреть фильм на DVD, по спутниковым каналам без вмешательства рекламных перебивок, вряд ли требуется фильм в качестве учебника жизни. У такой аудитории есть достаточно других источников, чтобы выяснять свои отношения с действительностью, с будущим, со своим жизнеустройством. Потому если говорить о жанре как главной торговой упаковке массового кинематографа, следовало бы разобраться с потребителем этого товара.
Я думаю, что для потребителя современной аудиовизуальной продукции понятие национального кинематографа вообще очень размыто. Я знаю, что в американских университетах пишут дипломы, где пытаются выяснить, что такое американское национальное кино. Современное американское кино-это кино всего мира, американская кинокультура-это мировая кинокультура, которая в равной мере всеми одинаково потребляется, ну, может быть, с какими-то нюансами. Если зритель любит кинофантастику, неужели ему так уж жизненно необходим именно русский фантастический фильм? Тем более что отечественным режиссерам пока этого делать по ряду причин не хочется. С учетом этого обстоятельства возникает уже затронутый в ходе нашего обсуждения вопрос: нужно ли эту репу выращивать?
Заключая, я хотел бы сказать, что проблема жанров, на мой взгляд,-это объемнейшая номенклатура реальных проблем для всех уровней-и для нашего министра культуры, и для директоров киностудий, и для режиссеров-практиков, и для кинокритиков, и для киноведов, но ведь неизбежно и какое-то предметное разграничение. Потому что, если все будут действовать без учета своей функциональной компетентности, успокаивая себя тем, что мы не идиоты, вряд ли мы сможем получить достаточно продуктивный результат.
Олег Ковалов: Дима Комм тоже себе противоречит. Вы говорите, что в Италии не было вестерна, но вот пришел Серджио Леоне, и вестерн здесь появился. Но Леоне был разрушителем! Он как бы «возродил» жанр через его деструкцию. Статьи об этом советских критиков гораздо более историчны и точны, чем нынешнее безграмотное подверстывание фильмов Леоне к вестернам. Столь же плодотворной деструкцией занимались и Дарио Ардженто, и Коппола, нарушавшие каноны и правила гангстерского и готического фильма…
Вот, скажем, поразительный детектив Пьетро Джерми «Проклятая путаница». Его сюжет погружен в городскую среду, и места действия сменяются, как в калейдоскопе-от виллы аристократа до лачуги на окраине. Непринужденность, с которой изображены здесь аспекты римской жизни, заставляет вспомнить… «Сладкую жизнь» Феллини, снятую в том же 1959 году. В кино Италии происходила плодотворная диффузия авторского и жанрового кино.
Кто выберется в кинотеатр смотреть «Бедную Сашу»? Массовый зритель приходит в кинозалы за зрелищем, а любитель кино ходит «на авторов»-на Феллини, Сокурова, Юфита… По ТВ же невозможно наслаждаться не только авторским, но и жанровым кино.
Так, если в телепрограмме стоит фильм Хичкока, то будьте уверены, что гигантские блоки самой идиотической рекламы будут аккуратно врезаны именно в каждый саспенс, и виртуозно созданная режиссером музыкальная структура монтажа будет разрушена. Как-то 1 мая по ТВ показывали фильм Меньшова «Москва слезам не верит». Начавшись в пять вечера, демонстрация этого двухсерийного фильма затянулась чуть ли не заполночь. Фильм показывали небольшими ломтиками, прослаивая их то рекламой, то программами новостей, и вообще прерывали показ по самому ничтожному поводу.
В отечественном кинематографе немало совершенно неожиданных образцов того «не случившегося» у нас жанрового кино, о котором говорили Анжелика и Дима. Когда появлялись эти «странные» фильмы, критики то искренне пожимали плечами, то строчили разухабистые фельетоны. У новейшего зарубежного детектива много поджанров-есть детективы политические, пародийные, философские… Но и советское кино изображало не одного майора Пронина. Уникальной была лента «Десять шагов к Востоку». В шпионский сюжет вплетались здесь элементы восточных поверий, атмосфера фильма была пугающей и мистической, кадры-экспрессивными, а финал, вопреки всем детективным канонам, не прояснял всех сюжетных загадок. Сильнейшее недоумение критиков вызвали именно те элементы фильма, что несли в себе родовые черты модернистского детектива еще до того, как появились ленты Алена Роб-Грийе. Фильм сделал знаменитым оператора Германа Лаврова-именно после нее Михаил Ромм пригласил его снимать фильм «Девять дней одного года». Задолго до фильма Андрея Тарковского «Солярис» на экранах появилась лента, по своим идеям, поэтике и даже сюжетным мотивам невероятно ему близкая-«Таинственная стена». Один из участков тайги оказывается здесь словно заколдованным, вызывающим в сознании героев образы их прошлого, и они пытаются установить контакт с этим необъяснимым и непознаваемым началом. Критики фильм не оценили, а в прокате он провалился. Меж тем эта блестящая лента предвещала не только «Солярис», но и «Сталкер» Тарковского. Фильм Эльдара Рязанова «Человек ниоткуда»-редчайший пример абсурдистской комедии в советском кино.
В фильме «Один из нас» советский парень внедрялся в аппарат нацистской разведки и срывал ее планы. Идеологически безупречный сюжет решался в форме пародии на шпиономанские ленты 30-х годов и пародировал, по сути, саму зловещую мифологию «Великой эпохи». Фильм изображал, как человек становится заложником равно зловещих ведомств, и размышлял о цене личности в эпоху диктатур. Он был снят в эстетике ретро задолго до рождения этого стиля, а иронической интонацией напоминал ленты Пражской весны-тем удивительнее было его появление в Советском Союзе после ее разгрома.
Но и философская фантастика, и комедия абсурда, и пародия, переходящая в стилизацию, и другие жанровые образования-являются, в конечном счете, некими «обрубленными ветвями» отечественного кинопроцесса. Я предложил бы организовать фестиваль подобных «преждевременных» лент, сопровождаемый обстоятельными дискуссиями. Мы могли бы наглядно выяснить, какие тенденции отечественного кино были искусственно пресечены и почему не получили развития те или иные направления отечественного жанрового кино.
Татьяна Москвина: Замечательная идея. Действительно, что-то страшное есть в интеллектуалах, которые обсуждают: а что хотят потребители? Какое нам, в сущности, дело до того, что они хотят? Вот Лариса Березовчук очень волнуется, она хочет, чтобы зритель сидел в кинотеатре и смотрел жанровый фильм, а не дал ей по голове куском трубы. Я понимаю, ей хочется, чтобы массы были накормлены, пристроены к делу и знали свое место. Но на самом-то деле они всегда найдут свое, уверяю вас. Как они находят свое в мире пищи и питья, как они очень хорошо выбираются к свету, воде и теплу, точно также они найдут свое искусство без нас. А вот собраться в зале в составе восьми человек, посмотреть то, чего никто не видел-это кайф!
Яков Иоскевич: Зачем же вы тогда столько жизненной энергии тратите на кинокритику?
Татьяна Москвина: Мы все равно не сделаем боевиков лучше, чем в Америке, или, скажем, исторических фильмов лучше, чем в Англии. Но у нас есть Сокуров, например. И этого нет нигде. Зачем отказываться от того, что составляет силу, а не слабость? Создание отечественного мюзикла приведет к бесконечному умножению нашей слабости. Вот если автор придет в жанр-какой-нибудь Балабанов-и сделает фильм ужасов, это мне будет интересно. Мне интересен Балабанов, снимающий фильм ужасов. «Брат»-это авторский фильм Балабанова, там на каждом сантиметре отпечаток его личности. И этот фильм имел огромный кассовый успех. Если бы какой-нибудь автор пришел и сделал жанровый фильм, это было бы замечательно и интересно. Лично мне интересно, без всяких масс, положила бы я на них. Что вы так волнуетесь за массы? Вы за них не волнуйтесь, вы за себя волнуйтесь.
Дмитрий Комм: Я вам завидую: вы имеете возможность разграничить; сказать-вот есть «они», массы, и они свое найдут, свинья грязь найдет…
Татьяна Москвина: Конечно!
Дмитрий Комм:… а вот есть «мы»-и мы будем смотреть высокое.
Татьяна Москвина: Да не высокое, а просто другое. Вот вы не можете дать человеку по голове трубой? Не можете-и я не могу…
Яков Иоскевич: Смотря какому…
Татьяна Москвина: Любому. Причем, просто так, потому что скучно. У вас возникает такое желание?
Дмитрий Комм: Когда я смотрю фильмы Сокурова, у меня оно постоянно возникает.
Татьяна Москвина: Значит, именно это авторское излучение вам не нравится. Но вы любите какое-то другое, которое вам ближе.
Дмитрий Комм: Я просто не занимаюсь разделением-дескать, есть «они»-тупые и злобные, которые трубой друг друга бьют, и есть я-духовный и интеллектуальный. Зачем этот снобизм? Что я-вырос в аристократической семье с фамильной библиотекой в пять тысяч томов? Или, может быть, учился не в советской школе, как все, а в привилегированной гимназии? Да, простой человек не поймет мудреной фразы «Леоне возродил жанр через деструкцию», но я не могу его за это презирать, поскольку тоже не нахожу в ней никакого смысла.
Олег Ковалов: У замечательных наших людей, у простого человека нет потребности в выборе. Он кнопку в телевизоре нажмет-и смотрит. Вот я, например, в годы застоя, хотел купить Кафку, искал, рылся, трудно было достать. А простой человек находил какого-нибудь Пронина и был доволен. Государство на него работает, он хозяин. Все государство работает только на простого человека.
ХОЛОД КАК СРЕДСТВО ОТ ПОРЧИ
«Невское время» № 210, 02.11.1996. Татьяна МОСКВИНА см. тж. ответ П.Азбелева в той же газете на эту статью
Новостийные программы уступают по рейтингу разве что популярным сериалам, да и то не всегда: собственно, трансляция информации о мире и была первопричиной появления ТВ.
Информация приходит к нам, облеченная в образ, имеющая голос, глаза, лик, одежду. Информация владеет обширным штатом своих слуг, подчиненных, вестников. Между нами и миром расположен отряд посредников-информаторов, передающих материю новостей откуда-то (мы не знаем источник) куда-то (они не знают, что в это время происходит с нами). Огромный, загадочный и чаще всего враждебный мир заслонен для нас чередой лиц, которые вступают с нами в эфирно-эфемерную связь. Существует два способа трансляции новостей: в первом случае информатор считает, что он не несет ни малейшей ответственности за суть сообщения, и делается как бы прозрачным, холодным, бесстрастным, точно кусок льда; во втором - информатор душевно переживает все несомые им сообщения и старается всячески облегчить зрителю его участь с помощью теплой и ласковой игры глазами и губами.
Когда в свое время молодая команда "Вестей" Российского телевидения решила затмить страшный, угрюмый телевизионный официоз, она сделала это с помощью душевности. "Вестники" переживали каждый разбившийся самолет, каждую политическую заварушку, каждую слезинку ребенка. Именно тогда Светлана Сорокина выработала целый арсенал финальных улыбок: от горько-трагической до совершенно неподражаемой улыбки "с надеждой на будущее". Школа русской душевности по-прежнему процветает в "Вестях". Ведущие по-прежнему нежно, ласково и пронзительно глядят с экрана, желают нам здоровья, цитируют классиков, припоминают строчки из стихотворений… но то, что раньше утешало своей милой как бы человечностью, начинает, мне кажется, раздражать неуместностью.
Яркая эмоциональная окрашенность информационных сообщений сегодня смотрится как безвкусица, странная и неловкая попытка влезть между миром и человеком и начать подсказывать этому последнему, как он должен к чему относиться.
Помилуйте, зачем делать такие трагичные глаза и так горестно вздыхать, сообщая о катастрофе, когда я сама знаю, как следует оценить это событие? Зачем опережать мою реакцию, так сказать прогнозировать ее, а значит, лишать меня свободы выбора? "Вестники", упрямо остающиеся на позициях душевного комментария к информации, выглядят какими-то "актерами с погорелого театра". Они по-прежнему нежно заглядывают в глаза каждому, уверяя, что они всех любят и всем желают добра, счастья, мира и благоденствия. олучается уже не информация, а некий сеанс у экстрасенса, облучающего аудиторию лучами света и любви. "Вот и все на сегодня. Я прощаюсь с вами…" - говорит, например, В. Флярковский. Таким тоном, будто играет не меньше, чем финал "Гамлета". Не удивлюсь, если он однажды добавит: "Дальше - тишина…"
И команда "Вестей", и другие душевные ведущие новостийных программ, конечно, профессиональные, достойные люди, разбирающиеся в ТВ куда лучше меня. Но думаю, что они несколько заблуждаются относительно своей роли в эфире. Им кажется, что они должны пропускать все через свое сердце и передавать в таком виде людям. Эта операция сегодня отдает фальшью, притворством, несерьезным мессианством. Фигура "доброго друга человечества", который знает о мире много горестного и потому хочет помочь людям это переварить, вызывает скорее чувство мучительной неловкости, чем желание вновь и вновь повидать этого "доброго друга".
Идеальным посредником между информацией и зрителем мне сегодня видится ведущий другого типа. На Петербургском телевидении, в программе "Информ-ТВ" и "Международное обозрение" работает молодой человек, довольно близко подошедший к этому идеалу. Его зовут Иннокентий Иванов, и хотя я могу ошибиться, но он обладает всеми признаками крупной телевизионной звезды.
Будучи прозрачным, холодным и бесстрастным, не употребляя слова "я", не допуская на своем выразительном лице никаких чувств, Иннокентий Иванов тем не менее полностью транслирует некий собственный образ зрителю. Неизвестно как и непонятно почему, глядя в эти немигающие и всегда спокойные глаза, слушая эту размеренную, но не замедленную, весьма грамотную и литературно гладкую речь, понимаешь, что тебе изволит сообщать новости - как хочешь к ним относись - молодой европеец, петербуржец, профессионал, находящийся в гармоничных отношениях с собственным коэффициентом интеллекта и уровнем образования. Он не станет ронять своего достоинства, заигрывая с неведомым зрителем: он уважает его на самом деле, полагая равным себе и могущим принять его интонацию, его мировосприятие, вынести без кривляния и охов-ахов действующую картину мира. Образ, созданный Иннокентием Ивановым, не лезет в душу, а приносит пользу; он не предваряет зрительских оценок собственными эмоциями, а, как дельный рассказчик, ведет рассказ.
Никакого провинциального жеманства, никакой манерности, кокетливости. Довольно лестно для Петербурга, что он оказался в состоянии выработать такой тип телевизионного поведения, в котором без труда угадываются многие петербургские достоинства и нет петербургских недостатков.
И. Иванов не "парень из соседнего двора", он не вызывает у зрителя желания хлопнуть по плечу, скорее, хочется спросить с подозрением: "Откуда ты такой взялся?". Добро бы, с тех газонов, которые 300 лет подстригали, добро бы, из той жизни, где были "кофе на веранде, крокет после обеда и чтенье вслух под пенье сверчка" (это цитата из фильма "Утомленные солнцем") - нет ведь, отсюда, из современности такой-сякой…
Так что я голосую за "холодный" способ подачи информации. Холод - это здоровый образ жизни. Холод, знаете, верное средство от порчи материи.
САМОЛЕТ «ЖЕЛАНИЕ»
ЧАЙ ОДИН
Существует прочная связь между «упадком нравов» (под которым, прежде всего, подразумевается сексуальная вседозволенность) и гибелью империи. Народы или бодро строят могучее государство, или широко и вольно разлагаются на его руинах. И в том, и в другом есть свой кайф. Во время строительства в чести крепкая семья и большая любовь, во время упадка культивируется личное наслаждение и, стало быть, процветают разные искусства. Бывает еще промежуточный этап жизни между строительством и разложением, когда народы как-то ухитряются под игом государства проворачивать свои делишки по-тихому. Для мирного обывателя это неплохой вариант, и он у нас был, и назывался «эпохой застоя». В это время все было - и как бы ничего не было. Были шлюхи и гомосексуалисты, распутницы и развратники, притоны и соблазнительные картинки - но над всем витал суровый дух умолчания и официального запрета. Сочинения Михаила Кузмина переписывались от руки и читались тайком в ночной тиши. Сведения по технологии орального секса передавались изустно, как священные предания. Скудость информации лишь усиливала главную составляющую секса, ту, о которой нынче лукаво умалчивают все авторы соответствующих пособий. Она называется «желание». Настоящее желание невозможно купить, достать, искусственно вызвать, спровоцировать его появление в себе с помощью еды, одежды и косметики. Можно, конечно, с помощью определенных средств кое-что наладить чисто технологически (скажем, решить проблему эрекции). Но физиологическая готовность к сексу не является самим Желанием. А оно - или есть или нет. Вот и все. Откуда же оно, загадочное, берется? Кто и что им управляет? Века идут, сексологи пишут, а мы так ничего особенно-то и не поняли. Единственное, что мы, кажется, сейчас начинаем понимать - это то, что широкое распространение информации о сексе, легко доступных сексуальных услуг и эротических картинок никакого особенного всплеска желания в массах не вызывают. Если вынести за рамки разговора подростковую гиперсексуальность, картина половой жизни России далека от блаженного изобилия и процветания. Скорее, муссирование эротических тем и перепроизводство обнаженки способствует секс-инфляции. Сто лет назад порядочную девушку от шлюхи можно было отличить по одежде и манерам. (Конечно, не без риска - выглядевшая порядочной могла оказаться тайной развратницей, но именно тайной!). Шлюхи красились и наряжались особенно - какая-нибудь там бронзовая кофточка в обтяжку, с глубоким вырезом, грубый макияж, вкрадчивая развратная походка. Их сразу замечали. Сегодня можно порядочную девушку принять за шлюху - именно по одежде и манерам - и жестоко ошибиться. Бедняжка, нацепившая зачаточную юбочку с топиком, открывающим ее беззащитный плоский животик и безобразно намазавшая свое полудетское личико, может оказаться единственной дочерью старушки-матери, студенткой-отличницей, невинной как новорожденный котенок. Голуба, что ж ты оделась, как проститутка? Да у дурочки и в голове нет, что она оделась как проститутка, предлагающая свое тело. «Все так делают». «Это модно». «В журналах все такие». Поди поспорь. Потом их насилуют в подвалах или грубо трахают с перепоя на этих их жутких «вечеринках», они плачут, злятся, всех ненавидят, ожесточаются и, в конце концов, становятся уже настоящими шлюхами. Нарочно и бестрепетно показывающими свой «товар». А кто виноват? Нельзя же ходить с голыми ногами и животом, пить водку и пиво наравне с мужиками, ругаться матом - и требовать бережного отношения, заботы и нежной любви! Стереотипы отношения к женскому поведению складывались веками, их так просто не переменишь. Сидящая в ночном баре полуголая девушка, идущая в постель сразу после знакомства, вправе ли рассчитывать на прочные длительные отношения, на уважение к себе? Четыре шлюхи из фильма «Секс в большом городе» так себя и ведут - но стоит ли подражать этим наглым бесстыжим тварям, на которых, как говорится, клейма ставить некуда? Вал обесцененной обнаженки и облегченного женского поведения провоцирует в мужчинах быстрое, грубое, скоротечное желание, которое моментально проходит от быстрого и грубого удовлетворения. Это не то желание, ради которого пишутся поэмы, затеваются войны, переплываются моря, ради которого идут на подвиги, совершенствуют себя, прыгают выше головы - сильное, чистое, неугасимое желание, двигатель мира! И вот, подобно больному у роскошного пиршественного стола, стоит иной современный человек посреди якобы сексуального изобилия равнодушно. Все вроде бы есть - а ничего не охота. За красивыми сладкими картинками - холод, корысть, гниль, мертвечина. Разрисованный купидонами и нимфами занавес скрывает помойку, где валяются опошленные и затрепанные бывшие ценности. Ведь секс- это всего лишь занятие. А Эрос- это бог. И без его участия человечья физиология превращается в мерзкую пародию. Что же делать, дабы разгорелось пламя настоящего желания? Конечно, в идеале надо было бы запретить половой акт законодательно. Боже, трудно себе представить, как повысилась бы рождаемость!! Но - это неосуществимая мечта. Нашим уделом остается лишь пытаться повлиять на общественное мнение. И здесь есть серьезные направления для работы. Следовало бы приступить к формированию корпуса порядочных девушек с культом невинности, верности и чистоты, с жестким регламентом поведения. Начать постепенное замалчивание и поэтизацию секса. Осторожной, но твердой рукой выметать из личного общения похабщину, болтовню на известные темы, словесную распущенность, снисходительность к пошлостям и разврату… Да многое можно сделать! При желании. Вы меня не собьете. Всегда есть выход. Как сказал один польский юморист, «безвыходным положением мы называем такое положение, ясный и очевидный выход из которого нам просто не нравится». Разнообразны человеческие пристрастия и причуды в еде. Бывают и глубинные, неуправляемые реакции организма на пищу. Одна женщина, бывший блокадный ребенок, ест абсолютно все, но как увидит молочный суп с лапшой - ее пробирает дрожь отвращения. Другая женщина не выносит помидоры ни в каком виде - начинается отек Квинке. Знаю мужчин, падающих в обморок от случайно съеденного вареного лука. Встречались мне люди, не переваривающие морских вкусных гадов и не употребляющие никаких внутренностей животных, люди, ненавидящие пиво - и люди, чей организм с порога отвергает водку. Чего только не бывает, сами знаете. Никаким объяснениям эти реакции не поддаются - это такой пищевой фатум. Говорят о нем люди почему-то с некоторой гордостью. Все-таки личные аллергии придают своеобразие характеру. Ты не просто «такой-то», а «такой-то», не переносящий «что-то».