С 11 по 16 февраля 2007 года в первом российском наукограде Обнинске прошел II Международный Сретенский православный кинофестиваль "Встреча", на который съехались авторы игрового, анимационного и неигрового кино из разных регионов России, Белоруссии, Украины, Грузии, Сербии. На Кинофоруме было показано около 70 фильмов. Их отобрали из 250 присланных на конкурс. "Крылья фестиваля", то есть показ конкурсных и внеконкурсных картин, а также встречи с кинематографистами прошли в городах: Боровске, Жукове, Мещовске, Малоярославце и областном центре - Калуге.
      Событие это симптоматичное и значительное не только для жителей Калужского края, но, надеюсь, и для фестивального движения в целом. Пожалуй, впервые за всю историю кинематографа, тем более - отечественного, кинофестиваль придумала и возглавила монахиня. Мать София (Ищенко) по благословению митрополита Калужского и Боровского Климента (именно Владыка перерезал ленточку при открытии форума у дверей Обнинского Дома ученых 11 февраля) стала Президентом Сретенской "Встречи". Именно матери Софии принадлежит идея проведения смотра православного кино, которое реально существует и требует серьезного осмысления как явление культуры. Неслучайно теме: "Что такое "православное кино"?" - были посвящены дебаты обнинского кинофорума: и круглые столы, и мастер-классы священников - членов жюри - отца Алексия Дарашевича и отца Владимира Вигилянского, и вечерние дискуссии участников после дня просмотров и встреч со зрителями.
      Как сказал отец Владимир, пресс-секретарь Московской Патриархии, сам известный православный публицист: в век нынешний господствуют странные законы. Многие художники погубили свой талант, докапываясь до черноты. Нужно было время, чтобы понять, что "чернуха" времен перестройки стала естественным выплеском наболевшего, но не продуктивным путем искусства. Верх и низ оказались перевернутыми. Апологеты постмодернизма любое ориентированное искусство готовы объявить тенденциозным. Для православного же кино существуют четкие ориентиры: четыре Евангелия - в высшей степени художественные произведения. Спаситель, - считает о. Владимир, - убеждает нас художественными методами. Он часто прибегает к притче - развернутой метафоре. Художественное мышление освящено художественным послание на все века. Цель поэзии - идеал, но не нравоучение, - говорил Пушкин. Поэзия есть попытка прорваться к идеальному сквозь толщу грязи и ужаса. Так и в православном кинематографе: не внешние атрибуты Православия, а художественные образы, приближающие нас к Истине, любви и свободе, способны помочь увидеть в каждом человеке Христа.
      Своеобразие события
      Мать София, как и подобает монахине, открыто заявив о духовной составляющей Сретенского кинофестиваля, выбрала время его проведения в дни двунадесятого праздника - Сретения Господня, что и значит в переводе с церковнославянского "Встреча", встреча человека с Богом.
      Несколько слов для непосвященных о Празднике Сретения. В этот день, сороковой от Рождества Христова, Пресвятая Богородица принесла в храм Младенца Иисуса Христа, Который был встречен праведным Симеоном. По слову Ангела, старец, некогда усомнившийся в истинности слов Библии, не мог умереть до тех пор, пока своими глазами не увидит Деву Марию и Богомладенца. Принимая Спасителя в свои объятья, Праведный Симеон произнес слова, которые Святая Церковь поет в дни Праздника и ежедневно повторяет на вечернем Богослужении: "Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко, по глаголу Твоему с миром: яко видесте очи мое спасение Твое…"
      Участники Сретенского кинофестиваля, стоявшие 15 февраля в недавно построенном Храме Рождества Христова г.Обнинска слышали эти слова, звучавшие вновь и вновь. Единение в вере, обнявшее людей соборной радостью, легло в основание кинофорума. Многообразие касалось вопросов профессионализма, в главном были едины: кино может и должно свидетельствовать о вере, о Христе, о путях спасения в бушующем апостасийном мире. Таковы были и критерии жюри, - сказал о. Алексий Дарашевич, вручая вечером на Торжественном закрытии награды победителям: "Вера и профессионализм, польза для Церкви и России".
      Православный кинофестиваль "Встреча" в главных его составляющих обозначился привычно для уха верующего человека как фестиваль - свидетельство, фестиваль - проповедь, фестиваль - служение. Разномыслие проявилось в оценках, касающихся конкретных картин, кинотенденций и перспектив развития, точнее, формирования современной Православной культуры, частью которой является и религиозное кино.
      Тенденции в православном кино
      В ходе пятидневных дебатов обрисовались лишь приметы нарождающегося направления. Участники "Встречи" согласились с тем, что на кинофестивале были представлены фильмы, которые можно назвать "фильмами о Православии". Это путь катехизаторского, просветительского кино. Оно рассказывает об истории страны и Церкви, традициях, праздниках, святынях. Такого рода картины обращены к зрителям, недавно пришедшим к вере. Им интересно узнать о Православии как можно больше. В рамках конкурсной программы можно назвать как пример такой ветви "Почаев", режиссера Василия Киба, Украина (приз "За последовательное прославление Православных святынь").
      Говорили и о том, что "православного кино" в понимании "церковного искусства" быть не может. Церковными видами искусства были и остаются храмостроительство, иконопись и церковные песнопения. О "православном кино" можно говорить как о части культуры православной цивилизации. Наместник Оптиной пустыни, архимандрит Венедикт и оптинские иеромонахи, присутствовавшие на встрече с гостями и участниками кинофестиваля, подтвердили мысль о. Владимира Вигилянского о том, что после разгрома православной культуры в ХХ веке, в наши дни она вновь начинает складываться. Этот позитивный процесс происходит на наших глазах. Тому свидетельство - возникшие в последние годы литературные журналы, еженедельники, радиостанции, православные сайты, театральные фестивали и кинофорумы. Это движение привлекает к себе множество людей. Оно идет снизу, но уже услышано и поддержано Церковью и государственными мужами. Разработано несколько государственно-конфессиональных программ и проектов, которым еще предстоит объединиться в единое движение. Впереди, - считает отец-наместник, - формирование экспертной комиссии, которая могла бы компетентно объяснить автору, насколько его произведение находится в русле православной традиции. Нет ли в нем грубых нарушений, смущающих душу верующих. Речь идет не об идеологической цензуре. Но о голосе Церкви в вопросах культуры. К этому голосу верующий художник готов прислушаться добровольно.
      Что взять за образец?
      Фестивальное жюри отметило призами и дипломами более 20 работ, отобранных на конкурс - игровых, анимационных, неигровых. Номинации были подсказаны конкретными работами и общей идеей православного кинофестиваля, который сам, как живой организм, находится в состоянии поиска и становления.
      Жюри, присуждая награды, старалось четко сформулировать посыл фильма. Так, фильм "Благодарение" митрополита Исайи (Чантурия) из Грузии, снятый поначалу для семейного архива, получил приз "За воплощение темы сыновней любви". "Задворки" Алексея Погребного (Россия) - "За режиссерское мастерство". "Вешки над рекой" Бориса Лизнева - "За драматургию". "Вертолетчик" Эллы Короленко (Россия) - "За воплощение темы красоты и мужественности православного человека в современной России". "Хиландар" о. Александра (Коротаева) - "За святыни Афона"… Приз зрительских симпатий достался Сергею Сычеву за фильм "Я помню" (Белоруссия)…
      Члены жюри делились с участниками своими размышлениями по поводу того, как следует оценивать конкурсные картины. Татьяна Йенсен (кинокритик) говорила о том, что есть фильмы, снятые профессионально, грамотно, но в них не хватает живой непосредственности. В то время как несколько корявое, полулюбительское кино, порой дышит духом веры и свидетельства о Православии. Отец Алексий Дарашевич, развивая эту мысль, обратил внимание на одно противоречие: готовые рецепты, как известно, убивают искусство. Сомневающийся же в вере человек может далеко уйти от Божьего. Для верующего человека, - сказал о. Алексий, - опорой в искусстве является живой организм Церкви, хранящий традиции. Эту идею вполне продемонстрировал анимационный проект Екатерины Глущенко, получивший приз фестиваля в анимации ("Христос Воскресе", "Урок истории", "Солнышко, пригрей", "И было чудо"), который она делает с ребятами от 5 до 17 лет в детской анимационной студии "Шаг" (г. Мытищи).
      Обнинская "Встреча" как культурный проект - шире главной его составляющей - кино. В нем заложена идея театральных показов, художественных и фотовыставок, конкурса на лучший рассказ, стихотворение, фотографию фестивальной тематики, выпуск киносборников для просветительских и образовательных целей, литературно-публицистических альманахов с материалами форума. Первый такой сборник "Встреча" (Обнинск, 2007) получили в дар многие библиотеки и детские учреждения Калужской области.
      Гран-при - "Хрустальные птицы", работу дятьковских мастеров, увез с собой Валерий Залотуха за новый фильм "Портрет жены художника на фоне эпохи". Эта работа в полной мере соответствует идее фестиваля и критериям оценки как высокохудожественная проповедь служения Истине двух замечательных людей - мужа и жены. Художника, ставшего священником, и его спутницы, матушки, разделившей с мужем все тяготы жизни. Через личную историю двух любящих сердец первого послевоенного поколения, проживших "оттепель", "брежневские времена" и шагнувших через ельцинскую перестройку в новую историю, автор рассказал о тех, кто в юности начинал с вдохновенной жажды прекрасного, а в зрелые годы был удостоен высшей радости - служения Богу. Живописный, искренний, драматургически выверенный фильм поражает красотой каждого кадра и щемящей интонацией трагичности пути героев. "Портрет жены художника…" свидетельствует о сокровенном Православии, о красоте Божьего мира и самого человека, о его преданной и жертвенной любви к Богу и ближнему. Не это ли составляет смысл жизни бессмертной человеческой души даже тогда, когда она переходит в мир иной? Тогда протягивается в вечность проводок нашей памяти. Художественно-документальный фильм Залотухи снят в жанре "городского романса", с использованием кинонаблюдения и хроники, что делает его привлекательным для самой широкой аудитории.
      Лучшим игровым фильмом на фестивале стал дебют Татьяны Фирсовой "Птицы небесные". Эта работа и ее автор стали открытием "Встречи". Камерный, неброский, на первый взгляд, скучноватый фильм требует вдумчивой аудитории, способной оценить его психологическую точность, открытие характера юной героини и двух взрослых людей, за которыми стоит определенный образ жизни, ценностей, заблуждений. В успехе фильма на фестивале "Встреча" есть своя логика. Он рассказывает об оскудении любви в нашем мире, о том, как три одиноких человека, оказавшись рядом в заснеженных дачных домиках, никак не могут понять и принять друг друга и самих себя. Жаждущие праздника, они этот праздник пропускают. Ищущие любви и сочувствия, они, по черствости и жестокосердию своему, то и дело ранят друг друга и становятся причиной возможной и близкой гибели…
      P.S. На Торжественном закрытии было тепло и радостно. Адреналин творческих встреч на "Встрече" при расставании не позволил грустить. Всех объединяло чувство продолжения общего дела. Мать София сердечно благодарила Патриарха Московского и всея Руси Алексия II, митрополита Калужского и Боровского Климента, Полномочного представителя Президента РФ в ЦФО Г. Полтавченко, министра культуры А. Соколова, руководителя Федерального Агентства по культуре и кинематографии С. Лазарука, Председателя СК России Н. Михалкова; депутата Государственной думы А. Чуева; Центр-студию национального фильма "XXI век", губернатора Калужской области А.Артамонова и администрацию города Обнинска, - всех, кто оказал поддержку фестивалю. Она выразила надежду, что III Международный Сретенский православный кинофестиваль "Встреча" расширит свою географию, объединит усилия духовенства, деятелей культуры, учителей и воинов, что поможет нам сделать еще один шаг в Православный прекрасный мир.
      Татьяна Москвина: Интересная у нас дискуссия получается, в стиле «Нужна ли нам русская национальная алгебра?» Не может быть русской национальной алгебры, алгебра-это алгебра, она одна. Конечно, если речь идет о каких-то жанрах, которые человечество знало от века, как, скажем, комедия, тут все просто. Есть у комедии законы? Есть, и строгие. Это один разговор. Но если мы будем говорить о чем-то более новом, более близком по времени, даже имеющим, может быть, какие-то даты изобретения, здесь разговор пойдет иначе. Это разные вещи-жанры как нечто исходное от самого принципа искусства и известное нам несколько тысячелетий и жанры как способ популярного разговора с массами. Не следует преувеличивать их достоинства, они сорок лет могли быть одними, а потом стать совсем другими.
      В XIX веке мы в России подняли значение понятия искусства на какую-то нечеловеческую высоту, такие серьезные были требования к художнику, композитору, к литератору. Те, кто не выдерживал, подвергались разносам, причем это были хорошие писатели, приличные художники, которые изображали картиночки такие мирные, с цветочками. Но цветочков-то было нельзя, нужно было страдание народа, Христа в крайнем случае. А тут цветочки! Все это подвергалось страшному гонению. Авторитетные люди, даже не люди, а пророки совершенно нечеловеческих, невыносимых масштабов, с высоты своего понимания искусства, которое, конечно, уже было совсем не искусство, все и всех судили. Только к четырнадцатому году это удалось как-то преодолеть, и стали развиваться жанры. Появилась культура театров малых форм: кабаре, оперетта-то, что потом назвали музыкальной комедией. Литература началась юмористическая, детективная, приключенческая и какая угодно вообще. Уже намечался такой же кинематограф.
      После того как при большевиках вся эта цветущая сложность была поставлена в рамки и начала выстригаться, кое-что все-таки осталось. Я вот тоже думала о музыкальных спектаклях. Что такое зримая песня? Театр Воробьева, Марка Захарова. Был найден способ разговора со зрителем, выстроена музыкальная драматургия; актеры плясали и пели-и замечательно это делали. Другое дело, что не надо нам, наверное, очень сильно себя сравнивать: у них так, а у нас этак. Не нужно, конечно, опускать критериев, дескать у нас деревня Гадюкино, у нас сойдет и кое-как. Но и не следует переживать, что у нас не так, как в Америке, или не так, как во Франции. Традиция не могла быть забыта целиком. Смотрите, прошло четыре или пять лет, как Маринина победила Кинга. И что произошло с литературой? Десять лет назад не было ничего, а сейчас посмотрите-все есть. Есть женские романы, есть детективы, есть фэнтези, труднее с юмористическими романами-это, видимо, еще впереди. Ищутся формы комедийных представлений-то, что во всем мире есть-такие устойчивые комические труппы, которые производят быструю, понятную, забавную продукцию. Все это у нас появляется.
      Есть ли в этом оттенок русской национальной алгебры? И да, и нет. Когда, я, скажем, читаю детектив, я понимаю, что это малохудожественное произведение. И я не спрашиваю с него многого. Но я вижу, что там бьется некая авторская мысль. И эта мысль заключается в том, чтобы переварить максимальное количество существующей информации и сделать не хуже, сделать по-своему. Так, как это может женщина с высшим образованием, сорока лет, прожившая жизнь в России и пытающаяся написать детектив. И эту упорную мысль я вижу в литературе на каждом шагу. Люди учатся, они очень много читают и все время думают: хорошо или плохо то, что я делаю? Там сидят еще редакторы, издатели, которые тоже об этом думают.
      А думает ли об этом кинематограф? Наши кинематографические художники очень свободолюбивы. Как только ослабевает гнет заказа или цензуры, они начинают самовыражаться. Дескать, я выскажусь, потому что у меня под гнетом накопилось. И законы жанра они воспринимают, как еще одного начальника: «Мало мне вас всех, так еще вы мне говорите, что в комедиях так нельзя!» Наш художник убить может, когда ему такое говоришь. Поэтому они изобретают что-то совершенно свое. И это очень интересно. Пусть это русская национальная алгебра, пусть это модель телевизора из дерева в натуральную величину, пусть. Мне кажется, не стоит вот так отказываться от совершенно крошечного числа идей. Их всего-то человек 30-40 будет, и то с натяжкой. И пусть они делают свое. Их все равно надолго не хватит. Они выскажутся в двух-трех фильмах, а потом будут искать свое скромное место, свою здоровую нишу. И найдут ее, и, естественно, она будет жанровой. Эти-которые свободолюбивые, гордые-пусть себе самовыражаются. А нам нужен корпус здоровых профессионалов. Не гениальных хирургов типа Преображенского из «Собачьего сердца», которые чудеса творят, а нормальных врачей, которые могут аппендицит вырезать. Их никто не производит. А я представляю себе, как из стен учебного заведения выходит этакий специалист с чемоданчиком: «Вы кто?»-«Мелодрама»,-«Товарищ, дорогой, да мы вас заждались, мы исплакались все, проходите, пожалуйста». Ни на каком уровне, ни на сценарном, ни на режиссерском таких профессионалов не готовят. Без фантастики или, скажем, мюзикла я еще могла бы обойтись, но без мелодрамы или комедии… Это все-таки основополагающие вещи. Они во ВГИКе не производятся, но, видимо, все-таки получатся из нынешних телевизионных мучений. Я смотрю сериалы. Не все время, а так: оттуда две серии, отсюда-три. Вижу, как там идет поиск: чем привлечь зрителя, что для этого нужно делать? И что-то находится. Находится, скажем, принцип организации общности. Соотношение героев и общности. Или это группа ментов, или один человек. Если это героиня, то какая? Какие у нее отношения с обществом? Как она себя ведет в тех или иных ситуациях? На сериалах все это проверяется.
      Дойдет ли этот процесс до кинематографа и произойдет ли киновоплощение того, что накопится в массовых низовых жанрах этими добросовестными ремесленниками, пусть не имеющими высокой литературной одаренности и глаголом не жгущими сердца людей? Соединится ли принцип самовыражения и свободолюбия с тем, что уже найдено за эти годы? Я не знаю. Возможно, для этого нужен какой-то специальный разум, какая-то голова профессора Доуэля, которая бы сказала: вот ты иди сюда, а ты сюда. И мы вас всех соединим и начнем потихонечку осваивать жанр, скажем, русской трагедии. Очень может быть, что такое произойдет.
      Поэтому на вопрос о том, почему у нас нет жанрового кино и есть ли для него перспективы, я отвечаю, что, конечно, перспективы есть, потому что у нас очень хорошие традиции. Если человек не вчера на свет родился, он это чувствует. Есть и другие традиции русского искусства помимо той-великой, пророческой и недостижимой. Низовые традиции у нас здоровые. Скажем, меня очень порадовала на канале «Культура» экранизация Чарской, «Сибирочка». Ведь какой здоровый продукт! А кто над ней не издевался? Чуковский даже фельетон написал, всем миром гнобили. Сейчас смотришь-очень хорошо все, чисто, красиво, спокойно, на забавном уровне. Казалось бы, Чарскую уже никто не откроет, а она издается, присутствует. История возобновляется ровно с того же места, на котором прервалась, я это давно заметила. Так и с Чарской, и со всеми другими низовыми жанрами происходит. Неумолимость какая-то, предопределенность того, через что должно пройти данное ментальное сообщество, если оно решило жить жизнью разума и чувств, а не просто желудочно-кишечное существование влачить. Так что, я думаю, нас довольно интересные вещи ждут.
      Конечно, есть легкая нота печали из-за того, что государство будет обязательно вмешиваться во все это. Будет поддерживать лжепатриотическое направление. Но я не думаю, что большое количество фильмов они успеют за четыре года выпустить. Фильм ведь надо еще задумать, написать, снять. Это процесс долгий. Максимум, нам грозит семь-восемь фильмов такого рода. Что касается общества, то у него заказ совершенно понятный-молодежные комедии, и фильмы типа «Бумера».
      Но, видимо, какие-то потребности зрителя отечественные производители никогда не смогут удовлетворить. Ну не верю я, что будут производить русские компьютеры или телевизоры. Это уже навсегда не наше. И нужно с этим смириться. Может быть, утюги будем производить, но компьютеры-точно нет. Это в процессе мирового разделения труда так произошло, бананы лучше в Африке выращивать…
      Анжелика Артюх: У меня вопрос к Олегу Ковалову: а вы спросили у девушек, с которыми разговаривали в метро, что они смотрят? Если бы спросили, они наверняка бы ответили, что смотрят «Матрицу» и отнюдь не считают этот фильм примером архаического способа мышления.
      Олег Ковалов: Как и прочая научная фантастика, для меня этот фильм вполне архаичен-по операторской работе, монтажу и другим кинемато-графическим компонентам. Как можно смотреть фильм, где симфонический оркестр начинает, как в плохой анимации, озвучивать действие, начиная с титров?
      Татьяна Москвина: Не говоря уже о том, что по философии это гно-стическая ересь средней руки.
      Олег Ковалов: Но скверно даже не это, а то, что диалоги сняты примитивными «восьмерками», где одна говорящая физиономия механически сменяется другой, да еще под нескончаемые завывания симфонического оркестра. Так в кино не работают.
      Татьяна Москвина: Это было в 60-е годы.
      Олег Ковалов: Лучше делали, лучше. Но я хочу о другом сказать. Вот Анжелика Артюх сказала, что, работая над фильмом «72 метра», Владимир Хотиненко «не осмелился» делать фильм-катастрофу… А может быть, не хотел? Мне кажется, что и Хотиненко, и Николай Лебедев, снявший фильм «Звезда» с «виртуальными» самолетиками, делающими кадры похожими на компьютерную игру, сознательно ориентировались на жанр куда более популярный у отечественного зрителя-патриотический кич. К примеру, «Освобождение» Озерова было рекордсменом проката, а фильм Германа «20 дней без войны» я смотрел в абсолютно пустом зале Дома культуры железнодорожников. А фильмы-катастрофы вряд ли пользовались бы успехом там, где вся жизнь-катастрофа…
      Дмитрий Комм: А вы смотрели фильм «Экипаж»?
      Олег Ковалов: Смотрел.
      Анжелика Артюх: Между прочим, этот фильм тоже был чемпионом проката.
      Олег Ковалов: Многие смотрели его ради длиннейшей экспозиции, представляющую собой обычную мелодраму. Кроме того, в фильме были кадры с обнаженной девушкой…
      Мы говорим здесь, что отечественное кино не выполняет тех или иных функций. Но массовый зритель вовсе не чувствует себя обделенным. Послушайте, с каким увлечением бабушки на скамейках обсуждают увиденное накануне «кино». Они говорят о телесериалах-но для нынешнего зрителя это и есть «кино», разницы между сериалом и фильмом он просто не видит. И выбор ему не нужен.
      Анжелика Артюх: У него просто нет возможности смотреть что-то другое.
      Олег Ковалов: Есть. Много интереснейших лент показывает Дом кино. По ТВ тоже идут самые разные фильмы, продается множество кассет. Просто функцию обслуживания населения взяли на себя телесериалы, и в массовом сознании они идеально замещают роль, которую раньше играл кинематограф. Здесь массовый зритель и его любимое средство коммуникации удивительно «совпали»: ТВ показывает ему именно то, что он хочет видеть, иначе он ящик выключит.
      Кино для масс обычно воспроизводит самые дремучие стереотипы обыденного сознания. Оно словно поддакивает зрителю, говоря ему именно то, что он и хочет услышать-и как бы возвращает ему комплекс его же клишированных представлений о мире. Обмена энергией между зрителем и художником здесь не происходит, и о внутреннем обогащении зрителя говорить не приходится.
      Поэтому художественные качества фильма массовый зритель обычно оставляет за скобками-ему неважно, хорошо ли сделан фильм, а важно, чтобы он соответствовал уровню представлений о прекрасном самого потребителя. Поэтому не то что у Антониони, а у вполне жанровых Хичкока или Ардженто нет никаких шансов на массовый успех у российской публики, зато простенькая и мало кому известная даже у себя на родине мексиканская мелодрама «Есения» имела феноменальный успех в советском прокате. Она идеально выражала потребительский вкус и пристрастия реального, а не мифологизированного массового зрителя.
      При советской власти статистика кинопосещений вообще приравнивалась чуть ли не к государственной тайне: нельзя было обнародовать очевиднейший факт, что комедийную мелодраму «Цирк» зритель смотрит куда охотнее, чем фильмы «Ленин в Октябре» или «Клятва».
      Изучив доступные данные о прокате советских лент, Майя Туровская написала интереснейшее исследование о предпочтениях отечественного зрителя. Совершенной неожиданностью было, что абсолютным рекордсменом проката стал здесь именно мюзикл-фильм Андрея Тутышкина «Свадьба в Малиновке». Отечественный зритель хочет смотреть мюзиклы, подобные именно этой ленте, и никакого усложнения жанровой модели не примет-не нужны ему ни «Чикаго», ни тем более жанровые эксперименты Ларса фон Триера.
      Дмитрий Комм: Хочу поблагодарить Олега Ковалова за то, что он, как Александр Матросов, лег на амбразуру, выступив с тезисами, которые опровергать-одно удовольствие.
      Итак, первое: по поводу того, что зрителю не нужен выбор. Зритель смотрел «Освобождение», потому что он, как нормальный человек, любит масштабное военное кино. Точно так же, если зритель будет голоден, и у него окажется буханка черствого хлеба, он ее съест. Но это не значит, что он откажется от бутерброда с икрой. Если ему дают только буханку черствого хлеба, то с голодухи он будет есть только это. Будет смотреть фильм «Освобождение», однако это не доказывает, что он откажется от более качественного продукта, более честного, более откровенного, более талантливого.
      Второе: касательно замечательного сравнения с репой. Репа даже в космосе будет расти, если человек того пожелает. А для того, чтобы вырастить репу в кино, нужно лишь две вещи: талант и желание. Например, в Италии до Серджо Леоне вестерн «не рос», но пришел Леоне-и он начал расти. И более ста фильмов итало-испанского производства было снято за десять лет! Точно так же обстоит дело с фильмом ужасов, который в Италии не рос до конца 50-х годов. Когда в те годы Риккардо Фреда и Марио Бава переизобретали этот жанр для итальянской аудитории, им приходилось брать англоязычные псевдонимы-чтобы не так стыдно было. Сегодня ведущие американские мастера жанра гордятся, если их фильмы сравнивают со старыми картинами этих режиссеров.
      Что до ваших рассуждений о фантастике, то здесь и вовсе все замечательно. Вы сами, Олег, призываете смотреть на кассовые показатели фильма «Есения», но при этом игнорируете кассовые показатели фильма «Матрица», которые гораздо больше, чем у «Есении», и голословно утверждаете, что фантастика никому не интересна.
      Да, это гностицизм средней руки, как правильно сказала Татьяна Москвина. Но знаете, гностицизм-это ведь очень интересная штука. Историки религии, например, до сих пор спорят, какое влияние он оказал на православие…
      Возвращаясь к «Матрице»: она воплощает представление современного человека о том, что он не управляет своей жизнью. Это колоссальное открытие. Вы не найдете такого мироощущения в XIX веке, когда человек думал, что он-Бог, что он стоит на грани великих технических открытий, что вскоре он покорит весь мир, опустится на дно океана, улетит в космос, освоит другие планеты… Прошло сто лет, многие из этих открытий действительно свершились. И вот сегодня мы обнаруживаем, что человек не только не считает, что может контролировать Вселенную, но, напротив, убежден, что он не контролирует даже собственную жизнь, что он есть объект тотального обмана и манипуляций. Подобное представление мы найдем только в первые века эры Христовой, когда был расцвет гностицизма, когда весь материальный мир представлялся иллюзией, за пределы которой нужно выйти, преодолев заговор злого демиурга и его архонтов.
      Все это вещи нешуточные, потому что именно изменения в человеческой психологии служат причиной революций и войн. Юнг говорил: «Если кто-то вообразит, что я его смертельный враг и убьет меня, я стану жертвой простого воображения». Доминирование в массовой психологии подобного архетипа чревато серьезными катаклизмами в ближайшем будущем. Обратите внимание, это мироощущение утверждается не только в «Матрице», но в десятках фильмов и книг, начиная с «Господина Гексогена» Проханова и «Азазеля» Акунина и заканчивая «Клубом Дюма» Переса-Реверте, «Ангелами и демонами» Дэна Брауна, «Городами тьмы» Алекса Пройаса, «Пи» Даррена Аранофски… Можно сказать, что идея глобального заговора является общим местом современной массовой культуры. И всемирный успех «Матрицы»-это свидетельство сложных процессов в массовой психологии, которые нельзя игнорировать.
      Анжелика Артюх: И это вовсе не архаическое кино.
      Дмитрий Комм: Ну, если вести речь о визуальном ряде, о технической стороне картины, то можно говорить об историческом прорыве, изменившем само представление об экранном пространстве. Кстати, хочу сообщить Олегу Ковалову, что симфонический оркестр в «Матрице» на титрах не играет. Там на начальных титрах идет диалог по телефону, а на заключительных-звучат «Раммштайн» и Мэрилин Мэнсон. Так что вы, наверное, какой-то другой фильм смотрели.
      Лариса Березовчук: Знаете, уважаемые коллеги, я думала, что мы собрались поговорить именно о жанровом кино, а вольно или невольно разговор перешел на киноискусство вообще-каким оно должно быть, каким не должно.