— Нам всем плохо, — ответила бабушка, ласково гладя волосы Джесси. — Хороший парень нашел свою могилу, и нам будет очень недоставать его. Но мы должны подумать о том, как мы радовались, когда он был с нами. И как нам повезло, что мы вообще познакомились с ним.

— Он был моим другом, — сказал Джесси.

— Да, был, — ответила бабушка Пигготт. — И навсегда им останется.

После ужина, выждав немного для приличия, Джесси отослали в постель, и юноша, обессилев от слез, наконец, заснул в одиночестве на своем чердаке.

По настоянию бабушки Анри занял кровать в новой комнате.

— Мегги не захочет спать там сегодня ночью, если она вообще уснет. Иди и отдохни, Анри Бест! Завтра ей понадобится твоя помощь.

Старик неохотно удалился, и через несколько минут его равномерное похрапывание влилось в звуки ночи.

Бабушка помогла Мегги выжать только что окрашенное траурное платье и повесить его у огня.

— Тебе, должно быть, трудно поверить, что это — правда, — заметила старая женщина.

— Что ты имеешь в виду?

— Он был таким молодым, здоровым и полным жизни, когда уезжал, — сказала бабушка. — Не видя его больным или раненым, трудно смириться с мыслью, что он мертв…

Мегги ничего не сказала, питая отвращение к обману, который выдавала за правду, но горе, заполнившее ее сердце, было искренним.

— Я не могла поверить, что мой Пигготт умер, — продолжала бабушка. — Я по-прежнему думала, что в любую минуту он появится из-за угла, а в руках у него какая-нибудь штуковина — показать мне… — Голос ее стал тихим и задушевным. — И только когда я увидела его тело, то поняла, что все происходит на самом деле. Если бы я его не видела, то, наверное, с радостью продолжала бы обманывать себя и внушать мысль, что он умер не по-настоящему.

— Ах, нет! У меня все по-другому, — сказала Мегги. — Я уверена, что Ро Фарли мертв. В этом нет никаких сомнений.

Бабушка удивленно приподняла бровь, но восприняла слова Мегги в их прямом значении и больше эту тему не затрагивала. Они вместе вычистили красильный котел и подмели земляной пол.

Мегги собрала остатки черного крепа, хранившегося на дне сундука, и разгладила складки горячим камнем. Как только креп был развешен и комната убрана в траурный цвет, обе женщины сели на стулья возле огня — ждать наступления утра.

Мегги, мысли которой кружились в водовороте смятения и вины, была не в настроении вести беседу. Старая женщина не принуждала ее к пустой болтовне ради того, чтобы убить время. Молчание затянулось, и только скрип стульев иногда раздавался в полной тишине.

Бабушка достала из кармана глиняную трубку и набила ее приятно пахнущим табаком. Побег зеленого чикори послужил запалом. Потребовалось несколько сильных затяжек, чтобы табак разгорелся, и как только он вспыхнул, старая женщина глубоко затянулась и медленно выпустила дым в прохладный воздух комнаты.

— Хочешь затянуться? — спросила она Мегги, протягивая ей трубку.

— Нет-нет!

Бабушка кивнула, слабая улыбка приподняла уголки губ:

— Не любишь табак, не так ли? Я тоже не переносила его, когда была в твоем возрасте. Но мне нравится эта трубка, — сказала она. — Она успокаивает меня.

Старая женщина вытянула руку, удерживая трубку на расстоянии, с которого могла отчетливо видеть ее, и стала внимательно рассматривать длинный, загнутый конец трубки из синей обожженной глины, как будто долгое время не видела его.

— Знаешь, это ведь трубка моего муха… — Мегги удивленно раскрыла глаза:

— Я не знала этого! — Бабушка кивнула:

— Раньше я не курила, совершенно не выносила запаха табака и устраивала сцены, если курили в моем доме. — Она сделала глубокую затяжку. — Так было до того дня, когда я похоронила моего мужа. — Бабушка откинулась на спинку стула и уставилась на огонь, как будто видела там прошлое. — Царила такая суматоха, люди плакали, горевали и обнимали меня… — Она печально рассмеялась. — А я… я окоченела, как будто полдня простояла голой на морозе…

Старая женщина покачала головой и безрадостно улыбнулась:

— В тот день после похорон, когда я положила его в землю, я вернулась домой. Дом казался таким пустым, и я чувствовала себя такой одинокой! Хотя, конечно, я вовсе не была одна. Двое моих младших оставались со мной. И они плакали и горевали по умершему отцу. Мне пришлось быть сильной ради них. И я сделала это, потому что должна была сделать…

Она прервала свой рассказ, чтобы выбить трубку и еще раз разжечь ее.

— В ту ночь, уложив их в постель, я села возле очага. Я знала, что не смогу заснуть. Но снова начинать плакать мне тоже не хотелось, да и не было сил.

Старая женщина взглянула на Мегги.

— И тут я увидела его трубку — вот эту — и небольшой мешочек с табаком. Неожиданно показалось, что ничего в мире мне сейчас не хочется сильнее, чем снова почувствовать запах табака из трубки моего мужа…

Старая женщина пристально смотрела на огонь, покачивая головой.

— Итак, я сделала то единственное, что тогда могла. Я закурила его трубку. И курю с тех пор вот уже больше двадцати лет…

Бабушка тяжело вздохнула:

— Я остаюсь вдовой уже дольше, чем была когда-то замужем… Но мне все еще не хватает моего мужа, а эта трубка дает почувствовать, что он рядом…

Глаза Мегги наполнились слезами. Она потянулась и взяла тонкую костлявую руку старой женщины в свою.

— Бабушка, я хочу, чтобы ты знала: ты можешь курить эту трубку в моем доме в любое время и когда только захочешь!

Старая женщина приподняла бровь и весело рассмеялась.

— Да я всегда и курила! — честно призналась она. — Что бы там ни говорили другие люди, их осуждение не имело для меня никакого значения. Я все равно делала, что хотела и когда хотела!

В ее словах была правда, и они обе знали это. Мегги заметила, что тоже улыбается.

— Ты и твоя мать всегда отличались тем же, — продолжала бабушка. — Просто делали то, что взбредет вам в голову! — Она заговорщицки улыбнулась Мегги. — Думаю, вы брали пример с меня!

Мегги искренне рассмеялась сквозь слезы.

— А сейчас держу пари, — продолжала бабушка, — что в доме наверняка есть какая-нибудь вещь, которая будет напоминать тебе о муже, поможет представить его рядом тогда, когда тебе этого очень захочется!

Улыбка тут же исчезла с лица Мегги:

— О, нет!

— Да, да! Обязательно должно быть что-нибудь. — Мегги нервно теребила фартук:

— Ро не курил трубку. Он вообще не курил.

— Возможно, он знал, что ты не любишь запах табака в комнате, — ответила бабушка. — Но должно быть что-то, что напомнит тебе о нем…

— Есть пристройка к нашей хижине, которую он сделал…

Старая женщина обернулась на дверной проем, откуда доносился храп Анри.

— Да, — сказала она. — Твоя кровать всегда будет напоминать о нем, Мегги. Но, по правде говоря, она вряд ли даст тебе успокоение…

Мегги ничего не ответила, зная, что вот этого-то кровать ей никогда не давала и не даст.

— Он построил еще уборную, — сказала она. Бабушка лукаво улыбнулась:

— Ну что ж, полагаю, ты можешь уединяться там на долгое время, когда тебя одолеют приступы тоски по Ро. Но окружающие начнут склоняться к мысли, что у тебя проблемы с желудком!

К собственному удивлению, Мегги звонко расхохоталась.

Бабушка подождала, пока утихнет приступ смеха и снова вернутся тишина и тихое потрескивание огня.

— Я думаю, вон та вещь может оказаться тем, что нужно, — сказала она.

— Какая вещь?

Бабушка Пигготт указала на эдифон, все еще стоявший на столе, где оставила его Мегги.

— Этот Слушающий Ящик. Это принадлежало только ему. Его прибор. Его работа. Держу пари, что если ты проиграешь одну из записей, которыми он так увлекался, то снова ощутишь его близость.

Мегги долго смотрела на эдифон. Меньше всего на свете ей хотелось почувствовать близость Ро. Она боялась, что не сможет вынести нестерпимой боли.

— Я слушала одну из записей чуть раньше, сегодня вечером, — сказала она. — Джесси попросил меня.

— Ну, что ты при этом чувствовала? Мегги покачала головой.

— Не знаю. Не могу точно сказать. Это было пение Эбнера Пиза. Веселая песня, но меня она опечалила…

Бабушка кивнула:

— Выбери еще какой-нибудь из цилиндров, и давай послушаем его.

Мегги колебалась. Ей не хотелось этого делать.

— Уже очень поздно, шум может потревожить папу и Джесси…

— Давай, давай, девочка! — настаивала бабушка. — Надо посмотреть и убедиться, то ли это, что нам нужно!

Мегги с неохотой поднялась со стула и подошла к столу. Цилиндров было много, каждый аккуратно уложен в свой собственный круглый футляр. Мегги наобум взяла один из них и поставила на игровой диск. Еще раз за этот вечер она завела ручку и опустила на воск иглу. Она стояла рядом, наблюдая, как вращается и вращается цилиндр, и вместе с этим движением исчезли все мысли. Потом зазвучала песня.

Почти сразу Мегги узнала отдаленный мелодичный звук скрипки Джесси. Но знакомый голос, заполняющий комнату!.. Она слышала его поющим песню только однажды — дождливым днем в дровяном сарае…

«Рад нашей встрече, рад нашей встрече, любовь моя, Рад нашей встрече, рад нашей встрече», — сказал он мне. — Из дальних краев, из дальней поездки вернулся я, И все это только рада любви к тебе!»

Звук его голоса, такой близкий, как будто Ро был здесь, в комнате, вонзился в сердце Мегги, как нож. Она громко вскрикнула от боли, закрыла лицо руками и упала на колени.

— Что я наделала! — воскликнула она. В мгновение ока рядом оказалась бабушка, обнимая и успокаивая ее:

— Ну полно, полно, дитя! Я знаю, тебе надо хорошенько выплакаться. Я знаю, тебе сейчас плохо, но жизнь всегда полна страданий. Мы должны страдать, иначе никогда не смогли бы оценить мгновения счастья…

Они вместе стояли на коленях на полу, пока не умолкла песня. Затем Мегги, вытерев слезы и благодарно поцеловав бабушку в щеку, нашла в себе силы встать.

— Все не так, как ты думаешь, — виноватым голосом сказала она старой женщине. — Я недостойна твоей заботы.

— Пустяки! — прозвучал ответ бабушки, в то время как она помогала Мегги дойти до стула и сесть.

После того, как они вновь расположились у огня, Мегги удалось взять себя в руки и не давать волю чувствам. Она ненавидела ложь, которую сотворила, но сейчас ей хотелось выговориться до конца и погоревать о потере мужчины, которого она любила. Было слишком поздно даже пытаться разъяснить всю правду. Поэтому Мегги говорила только о своих чувствах, а не о том, что произошло в действительности.

— Я не знаю, почему так тоскую о нем, — сказала она.

— Ну вот! Такого глупого заявления я в жизни не слышала, — ответила бабушка. — Ты скучаешь по нему, потому что любила его!

Мегги печально кивнула.

— Да, я действительно любила его. Мне кажется, пора признаться в этом… — Мегги с тоской уставилась на огонь — Но поженились мы не по любви. В ту ночь на Свадебном Камне действительно появился скунс! Бабушка кивнула:

— Да, полагаю, что он там был. Неисповедимы пути господни…

Мегги почувствовала неловкость от перекладывания на небеса вины за их паническое бегство со Свадебного Камня.

— Мы пытались не обращать внимания, просто позволить людям думать, как им хочется, а самим поступать по-своему, — призналась она. — Но когда я с огромным желанием начала помогать ему в его работе, он, наверное, решил, что быть женатым на мне — не такая уж плохая штука… — Ив конце концов, все действительно оказалось неплохо!

— Да, думаю, что так. Но я совершенно не тот тип женщины, который ему нужен.

Старая женщина пожала плечами:

— Маловероятно, чтобы жена могла быть тем самым нужным типом женщины.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Женщин в мужчинах не всегда привлекают традиционные качества. А мужчины понятия не имеют, чего они вообще хотят, — сказала бабушка. — То зов плоти диктует, что им нужна неистовая красотка, заставляющая кровь закипать от страсти, то в следующее мгновение благоразумие напоминает, что в доме необходима трудолюбивая работница, достаточно крепкая, чтобы помогать обрабатывать поля и рожать детей. Они хотят женщину, которая выслушивала бы их с уважением и не долдонила бы им одно и то же. И в то же время им хотелось бы иметь под рукой девушку, которой можно пожаловаться в минуты неуверенности и печали, довольное смышленую, чтобы говорить с ней обо всем на свете.

— Значит, жена должна отвечать всем этим требованиям?

— Да нет, жена не отвечает ни одному из них! — ответила старая женщина. — Жена — это жена, и этим все сказано. — Бабушка наклонилась вперед и пристально взглянула на Мегги. — Ро Фарли женился на тебе, и ты была его женой! И нечего больше добавить к этому. — Зардевшись от смущения, Мегги отвела глаза:

— Но он не… он не любил меня!

— А ты думаешь, должен был любить? — На мгновение Мегги опешила:

— Ну, да, конечно!

— Боже всемилостивый, дитя! — воскликнула бабушка. — Любовь не похожа на дар, который раздают небеса — вроде хороших зубов или острого зрения. Любовь — это то, что двое создают вместе!

Покачивая головой, старая женщина вновь откинулась на спинку стула и выбила трубку.

— Любовь начинается незатейливо и испуганно, когда ложишься вместе в кровать, — сказала она. — Ты дрожишь, когда он пробегает руками по твоему телу, он выкрикивает твое имя, когда входит в тебя. Но это проще всего, Мегги! После этого с каждым днем становится все труднее. Чем больше ты узнаешь его, чем больше он узнает тебя, чем дольше вы являетесь частью друг друга, тем сильнее любовь и тем тяжелее вынести ее.

Мегги озадаченно нахмурилась:

— Папа говорит, что сплетаются воедино различия двух людей…

Бабушка кивнула:

— И он прав. Твоя жизнь становится частью жизни другого человека, все это дается с огромным трудом, большим усилием. Но, Мегги, поверь, это того стоит!

Мегги мысленно согласилась, что попытаться, конечно, стоит, но для любви все-таки нужны двое, и вряд ли один человек что-нибудь создаст.

— Если мужчина на самом деле не хочет жениться на тебе, а просто чувствует, что должен… — Мегги пожала плечами, как будто вывод напрашивался сам собой, — …тогда это не лучшее начало супружеской жизни!

— Я видела и кое-что похуже, если речь идет об этом самом начале! — сказала бабушка. После долгого молчания она тихо вздохнула и засмеялась. — Я любила моего мужа, и он любил меня, Мегги. Полагаю, ты, должно быть, думаешь, что он ухаживал за мной со всеми этими охами, вздохами, нежными словами, ленточками и прочими безделушками?

— А разве нет?

Бабушка глубоко затянулась, прежде чем ответить.

— Мегги, этот человек вообще не собирался за мной ухаживать. Он бегал за моей сестрой Асмин.

— Что?

— За Асмин, моей сестрой. Она была на год младше меня и слыла самой хорошенькой девушкой в нашей округе, — продолжала она. — Мой Пигготт твердо настроился жениться на ней и приходил ублажать ее дважды в неделю, ни разу не пропустив свиданий за ту долгую зиму…

Бабушка сделала еще одну затяжку.

— Я захотела этого мужчину в тот самый момент как увидела его. Асмин всегда получала любого парня, но я твердо решила, что этот ей не достанется.

Старая женщина покачала головой.

— Я так завидовала своей сестре, что ощущала горький привкус зависти каждый раз, когда глотала слюну. А Асмин играла Пигготтом, как рыбой на крючке. Дразнила его, сердилась, устраивала ссоры, флиртовала с другими парнями…

Бабушка опустила глаза, посмотрела па синюю глиняную трубку, потом взглянула на Мегги.

— Как-то вечером мы отправились за реку на танцы, — продолжила она. — Асмин не обращала внимания на Пигготта, и он принялся опрокидывать одну порцию виски за другой. После танцев я выскользнула из дома и пробралась к нему. Как я и предполагала, он спал пьяным мертвецким сном, соорудив постель из того, что первым попало под руку. Так вот, я залезла и легла рядом.

Бабушка на минуту задумалась, потом громко рассмеялась:

— Боже, когда он пробудился на следующее утро, у него началась истерика! Он думал, что переспал со мной, но при этом совершенно ничего не помнил! Старая женщина покачала головой.

— А мой отец вопил так громко, что перебудил всю округу! Он готов был убить Пигготта, будь его ружье заряженным. Он решил, что парень крутил и вертел с обеими его девчонками.

Бабушка прервала на мгновение рассказ, отдаваясь во власть воспоминаний, которые нахлынули волной, затопив сознание подобно черной патоке.

— Мы поженились довольно скоро, чтобы прекратить пересуды, — продолжала она. — Вот почему мы и переехали в это место. Пигготт так горевал, что упустил Асмин, что не мог даже жить неподалеку от нее. Я тоже чувствовала себя довольно скверно: она постоянно ныла и стонала, как больной поросенок, что я увела ее ухажера. Я подумала, что совершила ужасную ошибку, поступив так подло.

Бабушка поерзала на стуле.

— Вот тогда-то я и стала называть его «Пигготт», а не «мистер Пигготт», как он велел мне. Я решила, что не позволю ему обращаться со мной так же, как Асмин обращалась с ним. В конце концов, он тоже был кое в чем виноват — вот и пусть отвечает — за то, что оказался настолько глупым, что влюбился в мою глупую сестру, а не в меня!

Бабушка взглянула на Мегги, но та, казалось, онемела от изумления.

— Я думала, что мы никогда не будем счастливы, — продолжала она. — А мы были, Мегги! И мне кажется, что с Асмин у них бы ничего не получилось. Мы были предназначены друг для друга — вот почему все так и получилось.

Мегги вежливо кивнула. Она все еще не могла прийти в себя от неожиданного признания бабушки Пигготт.

— Я так рада, — наконец, сказала она, — что у вас все так хорошо кончилось, но у большинства людей любовь приходит сначала, а не потом!

Бабушка не согласилась:

— Я думаю, ты очень удивишься, дитя, но даже те, кто считают себя страстно влюбленными, позже зачастую обнаруживают, что в их отношениях нет и намека на это чувство!

— Они должны испытывать его, иначе не выглядели бы такими счастливыми на свадьбе, — возразила Мегги. — Вспомни Элти и Пейсли!

— Элти и Пейсли? — довольно долго бабушка молчала, ошеломленно уставившись на Мегги, потом вдруг залилась смехом. — Ты всерьез думаешь, что эти двое женились по любви?

— А разве нет?

Бабушка недоверчиво пощелкала языком.

— Элти надо было где-то жить. Ее дяде Незу до тошноты надоело содержать ее. Он год или даже больше приставал к ней, чтобы она вышла замуж за кого угодно и выметалась из его дома. А как отчаянно стремился поскорее жениться бедняга Пейсли! Он хотел этого даже больше, чем она! Его мамаша житья ему не давала с тех самых пор, как он вырос из детских штанишек, гоняла его до изнеможения. Единственный путь к спасению бедный парень видел в том, чтобы обзавестись собственной женщиной! — Бабушка захихикала. — Вот почему этот глупышка потратил полгода, стараясь заморочить тебе голову.

Мегги широко раскрыла глаза от удивления.

— Боже милостивый, Мегги, — продолжала бабушка. — Да ведь единственный брак по любви на этой горе — это между тобой и твоим мистером Фарли!