Глава 21

Подобно тому, как темнота, казалось, делалась все гуще и гуще, время тоже как будто уплотнялось. Бэленджер вдруг заметил, что Винни прихрамывает. Неужели он лгал, когда говорил, что нисколько не пострадал? Но в следующий момент он сообразил, что парень движется так неловко из-за мокрых штанов.

Они вновь вышли на балкон.

— Мне пока еще не хочется, — сказал профессор, — но, пожалуй, сейчас самое подходящее время. Не хочу задерживать нас всех позже. — Он вынул из своего рюкзака пластмассовую бутылку. — Мы точно знаем, что первые три комнаты, которые мы осмотрели, безопасны. Я использую одну из них.

— Безопасны-то безопасны, — сказала Кора. — А как насчет мертвой обезьяны в чемодане?

— Я имел в виду тот номер, где мы нашли плащ «Барберри».

— Профессор, — вмешался Винни, — один из нас должен пойти с вами. Просто в качестве дополнительной предосторожности.

— Да, предосторожности никогда не повредят, — согласился Конклин.

Бэленджер следил, как двое из его спутников открыли дверь и вошли в номер. Несмотря на то, что эта комната уже была обследована, они проверяли пол перед тем, как сделать следующий шаг. Свет от их фонариков удалялся в темноту.

Он приложил руку к стене балкона, нажал и, удостоверившись в том, что она достаточно прочна, опустился на пол и сел, опираясь спиной на стену. Хотя это вовсе не был полноценный отдых, но даже иллюзия отдыха все равно должна была пойти на пользу.

Рик и Кора опустились на пол рядом с ним. Судя по виду, они вымотались ничуть не меньше, чем он сам. «Вы гоняетесь за адреналином, — подумал Бэленджер, — так получайте ваш адреналин. Сначала он добавляет сил, а потом с лихвой забирает все назад».

— Пожалуй, можно провести время с пользой, — проворчал Бэленджер, поднимая скоросшиватель который выпустил из рук, услышав крик Коры.

«ПОЛИЦЕЙСКИЕ ДОНЕСЕНИЯ».

— Не хотите почитать? — Он протянул несколько страниц Рику и Коре, оставив верхнюю часть пачки себе.

Первый лист был датирован 31 августа 1968 года. Именно в этом году, как говорил профессор, отель прекратил принимать посетителей. Бэленджер ожидал увидеть в папке множество однотипных заявлений о случаях воровства из номеров — этот вид преступлений случается в гостиницах чаще всего, — но первый же рапорт оказался посвящен куда более серьезному происшествию — пропаже человека.

В августе, через неделю после того, как в «Парагоне» побывала женщина по имени Айрис Маккензи, туда явился полицейский детектив, расспрашивавший о ней. Выяснилось, что никто ее не видел и ничего о ней не слышал с тех пор, как эта дама оплатила счет и покинула отель. Кто-то из работников «Парагона» оставил рукописную запись, в которой дословно запечатлел весь ход беседы с детективом.

Айрис Маккензи, как стало известно Бэленджеру, жила в Балтиморе, штат Мэриленд. Незамужняя женщина тридцати трех лет, литературный сотрудник рекламной фирмы, работавшей с крупными нью-йоркскими агентствами. После командировки в Манхэттен она приехала в Эсбёри-Парк и провела уик-энд в «Парагоне». По крайней мере, в телефонограмме о бронировании было записано, что она намерена остановиться здесь на уик-энд. Приехать в пятницу вечером и выехать в понедельник утром. Но вместо понедельника она выехала утром в субботу. Бэленджер решил, что, вероятно, женщина поняла, насколько сильно просчиталась — Эсбёри-Парк больше не был местом, где можно тихо и спокойно отдохнуть в выходные.

Человек, составивший подробный отчет о визите детектива (судя по почерку, это, скорее всего, мог быть мужчина), отметил, что показал детективу карту бронирования и бланк, который Айрис Маккензи заполнила, когда расплачивалась по счету, чтобы выехать досрочно. В книге учета телефонных звонков был отмечен междугородный вызов из ее комнаты в 9:37 утра по номеру, который детектив идентифицировал как принадлежавший сестре Айрис, жившей в Балтиморе. Детектив тогда же пояснил, что к телефону подошел семнадцатилетний сын сестры и сообщил Айрис, что матери не будет дома до обеда. Айрис попросила мальчика передать матери, что она к вечеру вернется в Балтимор. Затем Айрис вызвала такси, чтобы доехать до вокзала, купила билет до Балтимора, но так и не доехала до места назначения.

«Поразительно болтливый детектив», — мысленно поморщился Бэленджер. По собственной инициативе выдает множество совершенно излишней информации. Ведь какое основное правило? Задавай вопросы. Не углубляйся в подробности. Пусть твой собеседник сам рассказывает тебе о них.

В записке подчеркивалось, что в отеле не имели никакого представления о том, что могло случиться с Айрис после ее отъезда. А далее отмечалось, что месяц спустя из Балтимора приехал частный сыщик, который задавал точно такие же вопросы, что и полицейский. Представитель отеля, составлявший итоговый отчет, особо отметил, что он делает это специально для того, чтобы ни у кого потом не сложилось впечатления, будто отель мог допустить ошибку.

Бэленджер почувствовал, что его пульс сделался чаще после того, как в голове мелькнула мысль о том, что этот документ мог написать сам Карлайл. Позабыв на мгновение о темноте, сгустившейся за балюстрадой балкона, он сосредоточился на заметно выцветших чернилах, которые теперь сделались почти фиолетовыми. Луч его мощного фонаря насквозь просвечивал ломкую желтую бумагу, и на ладони Бэленджера виднелась тень от рукописных строчек. Действительно ли в почерке угадывался намек на возраст, неточности в написании букв глубоким стариком, который уже с трудом удерживал авторучку в подагрических пальцах, или это ему лишь казалось?

Возвратились Винни и профессор. Конклин засунул бутылку в карман рюкзака. Когда он уже застегивал «молнию», Бэленджер обратился к нему:

— Карлайл делал записи в своем дневнике от руки?

— Да. А почему вы спрашиваете?

— Взгляните, не покажется ли это вам знакомым? — Бэленджер протянул листок.

От резкого света Конклин был вынужден прищуриться. Было очевидно, что он глубоко погрузился в раздумье.

— Да. Это почерк Карлайла.

— Позвольте мне взглянуть, — сказал Винни. Он всматривался в почерк, как будто перед ним была головоломка или ребус. Затем он передал документ Рику и Коре.

— Это помогает мне почувствовать себя немного ближе к нему, — сказал Рик. — Вы сказали, что Карлайл отличался... не помню точной фразы... Хотя это неважно. В общем, редкостно хорошей физической формой благодаря постоянным физическим упражнениям и употреблению стероидов. Но каким было его лицо? Его манеры? Он был привлекательным или невзрачным? Приветливым или властным?

— В молодости он был похож на преуспевающего актера, играющего героев-любовников. Сияющие глаза цвета аквамарина. Очень живой. Наделенный харизмой. Он буквально гипнотизировал окружающих.

Рик вернул Бэленджеру документ о пропавшей женщине и помахал пожелтевшей газетной вырезкой.

— А у меня здесь убийство. Тринадцатилетний мальчик разбил бейсбольной битой голову отца, пока тот спал. Ударил двадцать два раза, самым форменным образом вышиб мозги. Это случилось в шестидесятом году. Мальчика звали Рональд Уайтейкер. Оказалось, что его мать умерла, а отец на протяжении нескольких лет подвергал его сексуальному насилию. Учителя и ученики той школы, куда он ходил, говорили о нем как о тихом ребенке, сторонящемся товарищей. Капризном.

— Стандартная характеристика жертв продолжающегося сексуального насилия, — сказал Бэленджер. — Они пребывают в затянувшемся шоке. Им стыдно. Страшно. Они не знают, кому можно доверять, и поэтому не смеют ни с кем разговаривать, так как боятся случайно проговориться о том, что с ними происходит. Насильник обычно держит свою жертву в страхе, угрожает, что сделает что-нибудь ужасное — убьет любимое домашнее животное, отрежет член или грудь, — если жертва скажет кому-нибудь о происходящем. И одновременно насильник старается заставить жертву поверить, что происходящее между ними — это самая естественная вещь в мире. В конечном счете значительная часть подобных жертв начинает воспринимать всех окружающих как потенциальных насильников или таких же, как сами они, бессильных жертв, они приходят к выводу, что им не на кого положиться и не на что надеяться.

Рик снова помахал листочком:

— Отец приехал с Рональдом в Эсбёри-Парк на уик-энд Четвертого июля[10]. Нечто вроде летнего пикника. Детский психиатр потратил несколько недель на то, чтобы Рональд рассказал о том, что потом случилось. В конце концов он разговорился, и выяснилось, что отец Рональда взял у незнакомого мужчины деньги... Словом, продал мальчика на час. Незнакомец дал Рональду комплект для бейсбола: мяч, биту и дешевую перчатку. Когда этот человек ушел, отец вернулся в номер пьяный и заснул. А Рональд нашел для бейсбольной биты другое применение.

— Тринадцать лет... — Коре совершенно явно было не по себе. — Неужели после этого можно жить дальше как ни в чем не бывало?

— Поскольку он был еще ребенком, дело не должны были разбирать в суде, — ответил Бэленд-жер. — Будь он постарше, его, скорее всего, оправдали бы под предлогом временного помешательства. Что же касается этого случая... Думаю, что судья, вероятно, направил его в закрытое учебное заведение, где он должен был находиться под присмотром психиатров и психологов. Оттуда выпускают, как правило, в возрасте двадцати одного года. Его судебная и психиатрическая документация была засекречена и сдана в специальный архив, чтобы никто не мог узнать о его прошлом и использовать сведения против него. А потом ему оставалось лишь попытаться устроить свою жизнь.

— И все равно, в своей основе эта жизнь уже разрушена, — сказала Кора.

— Мне кажется, что надежда есть всегда, — ответил Бэленджер. — Перед каждым человеком открыт завтрашний день.

— Да, уверен, что вы хорошо разбираетесь в этом, — протянул Рик, всматриваясь в его лицо.

«Он что, снова пытается меня подловить?» — подумал Бэленджер.

— Мне пришлось как репортеру присутствовать на нескольких подобных разбирательствах.

— Этот отель весь пропитан болью, — сказал Винни. — Взгляните сюда. — В обеих руках он держал еще одну ветхую газету. — Женщина, которой принадлежал чемодан с мертвой обезьяной. Какое имя было написано на этикетке чемодана?

— Эдна Боман, — ответила Кора.

— Да, это о ней. Эдна Боман. Она совершила здесь самоубийство.

— Что?

— 27 августа 1966 года. Легла в горячую ванну и вскрыла себе вены.

— Кора, я не устаю восхищаться остротой твоих инстинктов, — сказал профессор. — Я запомнил, как ты попросила Рика заглянуть в ванну, потому что боялась, что там окажется еще что-нибудь.

Кора передернула плечами.

— Почти сорок лет назад...

— Двадцать седьмого августа, — сказал Рик. — Каким числом был датирован некролог ее бывшего мужа?

— Двадцать вторым августа, — ответил Бэленджер.

— Пять дней. Сразу же после похорон она возвратилась туда, где со своим тогда еще мужем провела предыдущий летний отпуск. — Винни на несколько секунд умолк, очевидно, собираясь с мыслями. — Возможно, о том лете у нее осталось последнее счастливое воспоминание. Как раз тогда была сделана фотография, на которой они вдвоем и обезьянка с ними. А через год ее жизнь оказалась разрушенной. Она решила вернуться туда, где когда-то была счастлива, и убила себя.

— Да, — сказала Кора, — этот отель действительно пропитан болью.

— Но почему полиция или кто-нибудь еще не забрал из номера чемодан с мертвой обезьяной? — удивленно спросил Рик. — Почему они оставили его там?

— Очень может быть, что они его не оставляли, — ответил Бэленджер.

— Я вас не понимаю.

— Возможно, Карлайл забрал его оттуда до прибытия полиции. А потом вернул на место.

Наступило молчание. Бэленджер что-то услышал и подумал в первый момент, что это ветер свистит снаружи, но затем понял, что звук донесся откуда-то сверху.

— Комната, в которой висел плащ «Барберри»... — сказал Конклин. — Когда я там находился, Винни догадался обыскать карманы.

— И нашел вот это. — Винни вручил Рику и Коре письмо.

Кора прочла вслух шапку бланка и дату:

— "Клиника Мейо. 14 февраля 1967 года. Дорогой мистер Тобин. Согласно результатам последнего рентгеновского обследования Вашей грудной клетки, первичная опухоль к настоящему времени распространилась с верхней доли правого легкого на прилегающие регионы. Вторичная опухоль образовалась на трахее. Мы предлагаем Вам безотлагательно пройти следующий курс радиотерапии".

— Тобин... — Рик быстро пролистал страницы, которые дал ему Бэленджер, и нашел еще одну пожелтевшую от старости вырезку из газеты. — Эдвард Тобин. Биржевой маклер из Филадельфии. Сорок два года. Самоубийство. 19 февраля 1967 года.

— Сразу же после получения письма.

— Февраль? — переспросил Винни. — Даже для человека, намеревающегося покончить с собой, зима странное время для посещения Джерси.

— Ничего странного, если учесть выбранный им способ самоубийства: замерзнуть насмерть, прежде чем утонуть. — Рик ткнул пальцем в листок. — Парень был одет в рубашку и брюки; его тело нашли на берегу, выброшенное прибоем. Он весь превратился в кусок льда.

И снова Бэленджер скорее ощутил, чем услышал, взвизгивание ветра высоко над головой.

— Странно то, что две соседние комнаты связаны с самоубийствами.

— Если подумать, то и в этом не будет ничего удивительного, — возразил Конклин. — Ведь в «Парагоне» за многие годы останавливались тысячи и тысячи постояльцев. Жильцы в каждом номере менялись через несколько дней. И так на протяжении десятилетий. Рано или поздно каждый одноместный номер должен был обрести связь с какой-нибудь трагедией. Сердечные приступы, выкидыши, инсульты. Смертельные травмы от падений в ваннах. Передозировки наркотиков. Помешательство на почве алкогольной горячки. Избиения. Изнасилования. Различные сексуальные извращения. Супружеские и деловые измены. Финансовые крахи. Самоубийства. Убийства...

— Ужасно весело... — пробормотал Рик.

— Мир в миниатюре, — отозвался Бэленджер. — Именно поэтому Карлайл шпионил за своими постояльцами.

— Словно кальвинистский бог, наблюдающий за проклятыми, способный вмешаться, но предпочитающий не делать этого. — Кора опять сидела, потирая руки, — несомненно, этот жест означал у нее высшую степень беспокойства.

— Если мы хотим закончить осмотр за эту ночь, то нам нужно двигаться дальше. — Рик аккуратно сложил страницы, которые они читали, взял из рук Бэленджера папку, вложил туда документы и опустил папку в боковой карман рюкзака.

— Нужно будет не забыть положить это на место, когда мы будем уходить, — напомнил профессор.

— Не знаю, какой в этом смысл, — возразил Винни. — Все равно скоро от этого отеля останется груда щебня.

— Но таково наше правило, — ответил ему Рик. — Если мы нарушим его хотя бы однажды, то потом начнем преступать и другие ограничения. И превратимся в вандалов.

— Ты прав. — Голос Винни прозвучал напряженно. — Когда будем уходить, положим бумаги на место.

Глава 22

Направляя лучи фонарей во все стороны, они покинули балкон и продолжили подъем по лестнице.

— На первый взгляд кажется прочной, — сказала Кора. — Но после того, что случилось с Винни, стоит быть поосмотрительнее. Я думаю, что нам нужно идти, растянувшись в цепочку. Так будет меньше давления на лестницу.

— Превосходная мысль. — Профессор не упускал ни единой возможности похвалить Кору, отметил Бэленджер. — И, кстати, будет разумно держаться друг от друга на известном расстоянии.

Растянувшись гуськом, они неторопливо поднимались по ступенькам. Лестница то и дело поскрипывала, отчего у Бэленджера всякий раз на мгновение холодела в жилах кровь, но доски под ногами не прогибались, и он решил, что этот звук, вероятно, на протяжении всего времени существования отеля сопровождал ходивших вверх и вниз людей.

Профессор вдруг вскрикнул, но причиной его испуга оказалась всего лишь спавшая на перилах птица, сорвавшаяся с места при неожиданном вторжении. Ослепленная яркими огнями нескольких фонарей, она ударилась о стену, отчаянно хлопая крыльями, удержалась в воздухе и в конце концов умчалась в полной панике куда-то вниз и исчезла в темноте.

— Ну, такие вот штуки и заставляют биться старые сердца, — сказал Конклин.

Бэленджер повернулся к нему:

— Вы уверены, профессор, что вам не стало хуже?

— Лучше просто не бывает. — Несмотря на напускную браваду, нельзя было не заметить, что немолодой толстяк дышит очень тяжело.

— Осталось подняться всего на два этажа.

— Потрясающе.

Сопровождаемые гулким эхом собственных шагов, они выбрались на пятый этаж.

— Ой! — воскликнул Рик, отскакивая в сторону.

— Что случилось? — испугалась Кора.

— Вот что, — Рик ткнул пальцем вверх. — Что-то прикоснулось к моему шлему.

Все дружно осветили пространство над головой Рика.

— Ради бога, это похоже...

— Это корни, — уверенно заявил Винни.

С балкона верхнего этажа свешивалось множество веревок и веревочек, к которым были привязаны нитки — тонкие боковые корни.

— Никогда не видел ничто подобного. Что там может расти?

Они подошли к началу очередного лестничного марша. Рик возглавил подъем, за ним следовали поодиночке Кора, Винни и Бэленджер, а профессор, который со все большим трудом передвигал ноги, замыкал шествие.

Бэленджер наконец получил возможность рассмотреть стеклянный купол. Он представлял собой большую, наверно, сорок на сорок футов в основании, квадратную остроконечную призму. В позеленевшем от старости медном каркасе еще оставались большие куски стекла.

Но многие фрагменты были полностью или частично разбиты. На протяжении долгих лет тяжелые снежные сугробы, превращающиеся в толстые слои льда, не могли не оказать разрушительного воздействия на металл и стекло. Бэленджер вспомнил хрустевшие под ногами осколки стекла у входа на лестницу в самом низу. «Да, вот так птицы и попадают сюда», — подумал он. Потом он увидел, как на луну набежало облако, спрятав половину диска. В дырах купола и крыши свистел ветер — это и был источник одного из тех звуков, на которые Бэленджер обратил внимание раньше. Воздух стал заметно холоднее.

Что-то здесь не так, решил он.

— Лестница выше не идет. Мы выходим на шестой этаж. Здесь должен быть еще один лестничный пролет, который вел бы на седьмой — в пентхауз Карлайла. Но лестницы нет. Как же мы туда попадем?

— Посмотрите-ка сюда! — Рик осветил фонарем открывшийся перед ним балкон.

Спутники последовали его примеру. Лучи фонарей скрестились на том участке, откуда свисали вниз корни.

— Что-то... — от изумления Кора не находила слов. — Во имя... Неужели это дерево?!

Да. Пяти футов высотой, сильно накренившееся над пропастью, без листьев. От корявого ствола и веток на стену ложились четкие тени.

— Но, черт побери, каким образом...

— Птица притащила семечко, — ответила, не дослушав, Кора. — Или же ветер.

— Да, но как это семечко умудрилось прорасти?

Бэленджер молча осветил разбитую урну. Между осколками фаянса возвышалась кучка перепревшего мусора. В этой кучке и росло дерево.

— Вот вам и объяснение. Немного дождевой воды сквозь дыру в крыше, и ему остается только расти и радоваться.

— Ему здесь вовсе не так хорошо, как вам кажется, — возразил Рик. — Похоже, что оно пытается использовать вместо почвы и ковер, и деревянный пол. Именно поэтому у него такие длинные корни. Оно отчаянно пытается отыскать питательные вещества.

— Пол там должен быть очень слабым, — заметил Конклин, остановившийся за спиной Бэленджера. — Нужно держаться подальше от этого места.

Рик первым шагнул на балкон. За ним Кора. Потом Винни. Бэленджер, покинув лестницу, сразу стал оглядываться в поисках пути в пентхауз Карлайла. Но его взгляд непроизвольно упал назад, туда, где все еще плелся вверх по ступенькам Конклин.

Крак!

Глава 23

Профессор застыл на месте.

— Я чувствую, — чуть слышно выдохнул он, — как лестница качается.

Крак!

Толстяк нерешительно сделал еще один шаг.

Крак!

— Совершенно определенно — качается.

— Не двигайтесь. — Бэленджер уже сам увидел, что лестница начала сдвигаться с места.

— Мне внезапно показалось, что я стою в лодке, — попытался пошутить Конклин.

Крак! Лестница заметно сдвинулась.

— Нет!

— Попытайтесь взять меня за руку, — Рик, стоявший на самом краю балкона, низко нагнулся и протянул руку профессору. — Кора. Винни. — Его голос звучал очень сухо и ровно. — Держите меня сзади, чтобы я не свалился на лестницу.

Крак!

— Если я наклонюсь, — рассудительно заметил Конклин, — мой центр тяжести переместится, и лестница...

Как будто услышав его слова, лестница просела еще немного.

Рик, опасно наклонившись, протянул руку еще дальше.

— Черт побери, я не могу...

Крак!

— Похоже, что она вот-вот... — Винни еще крепче вцепился в Рика, а тот, немыслимо извернувшись, сунулся еще немного дальше.

— Даже если я вытяну руку, то все равно не достану. — Голос Конклина явственно дрожал.

Крак!

— Мы не можем допустить!.. — Кора изо всех сил цеплялась за Рика.

— Веревка! — воскликнул Бэленджер. — Кто взял веревку?

— Она у меня, — отозвался Винни.

Бэленджер кинулся к нему, расстегнул «молнию» на рюкзаке и выхватил аккуратно свернутый в восьмерку моток. Отличный тонкий альпинистский нейлоновый канат из крученых прядей.

Бэленджер поспешно сделал на конце петлю со скользящим узлом и шагнул к Рику. В свете налобных фонарей был отчетливо виден испуг на лице профессора.

— Я сейчас накину на вас петлю, — внушительно произнес Бэленджер.

В глазах Конклина за стеклами очков читались самые наихудшие предчувствия.

— Поднимите руки и проденьте их через петлю, — приказал Бэленджер. — Пропустите петлю под мышками.

Крак!

Лестница снова просела, и профессор вздрогнул всем телом.

— Когда веревка окажется под мышками, затяните петлю. Постарайтесь, чтобы петля как можно туже охватывала вашу грудь.

Ответа не последовало.

— Профессор, вы понимаете меня?

Крак!

Лестница подалась так, чтоб это было заметно на глаз.

— Нет! — Бэленджер раскрутил петлю над головой и метнул в сторону Конклина. Она пролетела рядом с плечом толстяка. Он снова раскрутил веревку, бросил и почувствовал, что у него слегка отлегло от сердца: петля повисла на голове профессора и опустилась на левое плечо.

— Пропускай руки!

Конклин поднял руки и вцепился пальцами в петлю.

— Под мышки! Теперь затягивай узел!

Профессор, совершенно оцепеневший от страха, повиновался.

— Рик! Кора! Винни! Хватайте веревку! Мы должны ее удержать!

— Эта толстая балясина... — взволнованно предложил Рик. — Обмотайте веревку вокруг нее.

— Может не выдержать. Оберните веревку вокруг каждого из вас! — скомандовал Бэленджер. — Теперь подайтесь назад! Держитесь крепче! Должен быть страшный рывок. — Сам он умело пропустил веревку, по-альпинистски, через плечо и наискосок через грудь. — Профессор, попробуйте подняться!

— Подняться? — Конклин с трудом удерживал равновесие на все сильнее шатавшейся лестнице.

— Может быть, она выдержит.

Было видно, как у профессора дернулся кадык. Превозмогая страх, он сделал шаг вверх.

Лестница обрушилась.

Глава 24

Бэленджер чудом удержался на ногах. Раздался страшный грохот. Значительную часть рывка Бэленджеру удалось принять на руки и ноги, но все равно веревка с такой силой затянулась вокруг его груди, что у него перехватило дух. Он застонал, но все равно вцепился в веревку руками в перчатках и откинулся всем телом назад, пытаясь удержать тяжесть падавшего профессора. Его ноги скользили по полу.

— Тяните! — крикнул он Рику, Коре и Винни.

Те дружно потянули. Веревочная петля еще туже сдавила грудь Бэленджера. Он нисколько не сомневался, что, если бы не ветровка, канат прорезал бы насквозь свитер и рубаху и оставил бы на теле ожоги. Напрягая все силы, чтобы вдохнуть воздух, он почувствовал, что профессор перестал падать. Свет фонаря со шлема Бэленджера падал на край площадки, от которого только что оторвалась упавшая лестница. Было видно, что канат глубоко врезался в трухлявое дерево.

Бэленджеру наконец-то удалось набрать в грудь достаточно воздуха, чтобы заговорить:

— Профессор?

Молчание.

— Ради бога, профессор, вы меня слышите?

Конклин что-то чуть слышно пробормотал в ответ.

— Говорите со мной! — потребовал Бэленджер. — Вы ранены?

— М-м-м...

По лицу Бэленджера покатился обильный пот.

— Профессор?!

— Чувствую... удушье.

— Это веревка передавила вам грудь.

— Не могу дышать.

«Господи. Неужели у него сердечный приступ?» — испуганно подумал Бэленджер.

— Старайтесь дышать медленно и неглубоко. Только медленно, — подчеркнул он. — Если вы переберете кислорода, то можете удариться в панику.

— Паника — это еще слишком мягко сказано.

Веревка негромко потрескивала, растягиваясь.

Бэленджер попытался оглянуться.

— Рик, Кора, продолжайте удерживать веревку. Винни, подойди сюда и помоги мне вытащить его.

Винни торопливо подошел и ухватился за канат.

— Больно, — сообщил профессор, как только веревка пошла вверх.

— Мы скоро освободим вашу грудь.

— Это не веревка.

— А что?

— Нога.

Бэленджер и Винни, напрягая все силы, продолжали поднимать Конклина. Вот над краем балкона показался шлем с налобным фонарем, удерживаемый подбородным ремешком. Затем искаженное от мучительной боли, заметно побледневшее лицо. Очки профессора упали, и без них широко раскрытые от страха глаза сразу приобрели беззащитное выражение.

Бэленджер и Винни подтащили его повыше.

— Меня что-то держит, — выдохнул профессор.

Бэленджер чувствовал, как Рик и Кора у него за спиной налегали на веревку. Без их помощи он, скорее всего, сам свалился бы вниз. Он слышал их напряженное дыхании.

— Винни. — Голос Бэленджера был хриплым, как будто его связки засыпало песком. — Отпусти веревку и тащи его на балкон.

Винни не бросил канат, а постепенно ослабил свое усилие. Как только Бэленджер полностью принял на себя вес профессора, Винни подошел к краю, взял Конклина за руку и потянул.

Профессор дернулся и замер на месте.

— Я вижу, — сказал Винни. — Его куртка спереди зацепилась за доску.

— Вы же знаете, что делать. Нож. Именно для этого он и нужен. Режьте куртку.

Винни, похоже, совершенно забыл о своем ноже. После напоминания он торопливо вынул нож из кармана, раскрыл его одной рукой и послушно разрезал куртку Конклина. После этого он застыл и секунды две в ужасе смотрел в пропасть, куда обрушилась лестница.

— Готово. — Он быстро вернулся к Бэленджеру и схватился за веревку.

На сей раз им удалось сдвинуть профессора с места. Медленно, превозмогая боль, пожилой предводитель лазутчиков сумел помочь своим спасителям. Сначала он положил локти на край балкона, а потом, с большим трудом изогнувшись, смог закинуть наверх колено. Сдержав триумфальный возглас, Бэленджер, перехватываясь руками за веревку, продвинулся вперед, ухватился за куртку профессора и помог Винни вытащить его в безопасное место.

В следующее мгновение рядом с ними оказались Рик и Кора. Профессор лежал на спине и тяжело дышал. Бэленджер расслабил петлю и снял ее с Конклина.

— Сейчас-то вы можете дышать? — спросил Бэленджер, нащупывая пульс профессора.

Конклин торопливо заглатывал воздух; его грудь высоко вздымалась.

Бэленджер насчитал 140 ударов в минуту — таким бывает пульс у тренированного спортсмена после того, как тот пробежит пару-тройку миль. А для грузного немолодого нетренированного человека пульс был слишком учащенным.

— В груди все еще больно?

— Лучше. Уже намного лучше. Я вполне могу дышать.

— Вот дерьмо! — воскликнул Рик.

— Его левая нога, — указала Кора.

Бэленджер уже и сам почувствовал сильный медный запах. Опустив взгляд, он увидел, что штанина профессора от бедра до самого низа намокла от крови.

Конклин застонал.

Глава 25

— Ладно, теперь все слушайте меня, — приказал Бэленджер.

Штанина на бедре профессора все сильнее набухала от крови. Кора в ужасе отвернулась.

— Забудьте обо всех чувствах. Точно исполняйте то, что я буду говорить, — жестко произнес Бэленджер.

Рик поднес ладонь ко рту.

— У нас нет времени на такие глупости, — бросил Бэленджер. — Слушайте меня внимательно. Делайте, как я вам говорю. — Вынув из кармана нож, он открыл его, одним движением распорол штанину профессора от паха донизу и обнажил ногу. — У кого аптечка?

Конклин дернулся. В его бедре зияла глубокая и длинная — дюйма четыре — рана, откуда и хлестала кровь.

— Кто нес аптечку? — повторил Бэленджер. Винни оторопело заморгал.

— Рик. Мне кажется, что она у Рика.

— Достаньте ее. Живо! — Бэленджер обвязал веревкой бедро профессора выше раны. — У кого был молоток?

Кора заставила себя посмотреть на кровь. При свете фонаря ее мертвенно-бледные щеки представляли резкий контраст с рыжими волосами.

— У меня.

— Дайте его мне!

Кора с видимым усилием заставила себя отстегнуть от пояса небольшой молоток в чехле.

Бэленджер просунул рукоятку под веревку и повернул. Веревочный жгут туго сдавил бедро Конклин. Кровь сразу остановилась.

— Так и держите.

Бэленджер взял у Рика аптечку первой помощи.