— Надо было взять дедов меч, — заметил он, когда конь едва не поскользнулся на голом волчьем черепе, из глазницы которого недовольно высунулась гадючья морда. — В рукоять его еще в Святой Земле вделали мощи пустынника. Места поистине ведьмовские, уютно почувствует себя здесь один только вер-вольф.
— Все верно, — заметил Грейс, выбирая дорогу между поваленным деревом, заросшим зелеными мочалами мха, и покрытым слизью камнем. — Люди остерегаются сюда заходить. А ведь некогда тут было целое поселение.
— Да полно, — Роже вертел головой, стараясь не признаваться себе, что его начинает бить мелкая дрожь. — Эти леса стоят здесь, пожалуй, с сотворения мира.
— На самом же деле, — указал рукой шпион на частично проглоченные торфяным болотом развалины, усыпанные поганками, — тут совсем недавно, пять-шесть десятилетий назад, стояла богатая и знаменитая своими кузнецами деревня.
— Что же стало с ее жителями? — спросил Роже.
— Частично разбежались, частично погибли. — Шпион вздрогнул, когда со дна торфяника с громким хлюпанием всплыли гроздья зловонных пузырей. — Лес поглотил деревню с неимоверной скоростью, вместе с дорогой, тропинками и строениями. Потом подступило болото…
— Разве такое возможно, — подивился рыцарь, — чтобы люди, не из-за нашествия врагов или мора, а просто так покинули насиженный угол.
— Бывает, — криво усмехнулся Грейс. — Если вдруг поссориться с лесом и его обитателями.
— А как вышла та ссора?
— Разные ходят легенды, — нехотя ответил шпион, спрыгивая с коня. — Дальше пойдем пешком.
Роже, поспешая следом, настаивал:
— И все же, расскажи мне, Чернильный, что значит «поссориться с лесом»?
— На местном наречии этот лес именуется… — шпион отчего-то шепотом произнес название с обилием шипящих, типично ляхское, — что в переводе значит «Прах из-под копыт».
— Диковинное название.
— Однако поляки и литвины верили, что он возник здесь одновременно с приходом самых первых крестоносцев… будто бы из-под копыт их лошадей летели то ли зерна, то ли какая-то особенная земля, оплодотворившая пустошь. Рыцари-тевтонцы обожали посещать этот край, похожий на Арденнский лес, что к западу от Рейна, или на чащобы Баварии. Здесь водились вепри, которые могли клыками за два удара подрыть сосну в человеческий обхват, невероятное количество птиц, каких не сыщешь в славянских землях, а буйные головы утверждали, будто на полянах можно встретить единорога.
— Ну — это уже явное преувеличение, — развеселился Роже. — Для встречи с единорогом нужна девственница, а зная нравы первых крестоносцев…
— Я тоже думаю, — согласился шпион, обходя корягу, похожую на скрюченного моровым поветрием великана, — что единорогов тут не было. Но лес явно отличался от всех других на востоке Европы. Славяне его сторонились, но так вечно продолжаться не могло. Девственность чащи сохранялась вплоть до Грюнва-льдской битвы. Потом ляхи осмелели. И вот появились вырубки, застучали топоры и зазвенели пилы, на реках появились лодки. Словом, образовался в самой сокровенной части поселок.
— Весьма банальная история, — зевнул Роже. — Она длинна и скучна, как французская баллада. Что случиться раньше — я умру от болотных испарений, кончится повествование о славянских руинах, или мы придем на место?
— Первому не суждено случиться, — послышался скрипучий голос, да такой жуткий, что рыцарь едва не подпрыгнул на месте и выхватил кинжал из ножен, затравленно озираясь.
— Второе же и третье случилось одновременно. Из-за очередной коряги появилась старуха, одетая в невероятно грязные лохмотья. Возле ног ее крутилась собака, похожая на охотничью литвинскую породу, но с волчьим прямым хвостом и характерными желтыми глазами, внимательно и неотрывно уставившимися на кинжал, пляшущий в руке Роже.
— Отзови пса, — тихо произнес рыцарь. — Он мне не нравится.
Женщина положила скрюченные пальцы на голову собаки, та подняла морду, лизнула ладонь и потрусила по тропинке вглубь болота.
Роже спрятал кинжал.
— Вы пришли на место, — заметила старуха, с видом хлебосольного хозяина обводя рукой болотину. — А история Чернильного Грейса подошла к концу.
— Странный конец у этой басни, — усмехнулся рыцарь, успевший придти в себя после неожиданного появления старухи. — А что же деревня?
— А деревня нашла в лесу девочку-сиротку, — прокаркала старуха. — Приютил ее мельник. Она выросла, стала подолгу пропадать в чаще, беседовала с деревьями и туманами, с волками и совами. А с людьми не говорила, хоть и не была немая. В один прекрасный день мельник, заставший ее на поляне в окружении волков, попытался придушить девчонку.
— И тогда пришел лес, — с явным трепетом в голосе сказал шпион. — Корни деревьев подрыли забор, змеи вползли в амбары и клети, дикие свиньи вспахали клыками поля, а медведица перебила хребты коровам и тяглым лошадям. Аюди бежали, но многие из них так и не вышли из чащи, отбившись от испуганной толпы.
— Что же случилось с неразговорчивой особой? — спросил Роже.
— А она все так же живет на той самой мельнице, — заметила старуха. — Пойдемте со мной, люди из большого мира.
Пожав плечами, Роже зашагал вслед за старухой. Грейс семенил следом, явно робея.
Неверная тропа, прыгая по кочкам, подныривая под согбенные деревья и стелясь над промоинами, вывела их к могучей некогда мельнице, ныне являющей собой жалкую развалюху, нависшую над торфяником. Роже, поманив пальцем шпиона, шепнул ему:
— Грюнвальд был давно, не так ли? Мыслимое ли дело…
— Человеку не уразуметь сего, — откликнулась старуха, входя внутрь, словно у нее на спине имелась лишняя пара ушей.
Внутри также царило запустение, плесень и сырость. В углу, ковыряя клювом разбухшую доску, стояла болотная выпь, одним глазом следящая за пришельцами. Возле могучего сундука важно вычесывала блох собака, как две капли воды похожая на волчару, встретившего Роже и его спутника возле коряги. Рыкнув для порядка, зверь вернулся к своему вдумчивому занятию.
— Кыш, окаянные, — проворчала старуха, наподдав башмаком пса и махнув рукой в сторону птицы. — Не видите — гости у меня?
Выпь, обиженно покрутив шеей, убрела наружу, пес же только переместился поближе к выходу, но уходить не собирался.
— И что же надо от бедной Брунгильды друзьям негодницы Гретхен? — спросила старуха, грузно усаживаясь на сундук.
Роже, оглядев ее сморщенное, словно лист пергамента, лицо, волосатые бородавки на щеках и заячью губу, чертыхнулся про себя и уставился на осклизлые стены.
Заговорил Грейс:
— Есть человек, — сказал он, раскладывая прямо на полу свою ношу, — который должен умереть лютой смертью.
— И что же вы, люди, — усмехнулась старуха беззубым ртом, — так ненавидите себя?
«Интересно, — подумал Роже, — а ты себя к кому причисляешь, старая карга?»
— Это просьба фрау Гретхен, настоятельная просьба.
— А помнит ли моя молодая знакомая, — прошамкала старуха, сверля удивительно ясными глазами рыцаря, — какова может быть плата за подобную услугу?
— Помнит, — уверенно сказал Грейс, но от Роже не ускользнуло, как он передернулся всем телом, словно под рубахой у него появились злые земляные блохи.
— И обязательно даст тебе, старая Брунгильда, все, что нужно.
— Отчего же не принесли вы с собой мою плату? — спросила она.
— Торопились, — сказал шпион коротко. — Отнять жизнь потребовалось именно сегодня, а доселе мы почитали этого человека своим другом.
— Обычная история, — вздохнула старуха. — Сколько себя помню — одно и то же. И все же порядок должен быть соблюден. Я не оказываю услуг просто так, за кусочек сыра.
Тут она стала шумно и весьма противно принюхиваться.
— Кстати о сыре, — воскликнул, словно обрадовался чему-то Грейс, развернул узелок и протянул обитательнице мельницы белоснежный ломоть.
Старая Брунгильда резко и удивительно далеко вытянула сморщенную руку, схватила сыр и принялась не есть, а скорее пожирать его, чавкая и постанывая от удовольствия.
«Что я здесь делаю, — подумал Роже. — Это же сумасшедшая, умалишенная дура, живущая на болоте с парой волков и колченогой выпью! Пока мы кормим сыром это чудо лесное, наглец де Сото уплывает все дальше и дальше, весело хохоча и скаля свои белые зубы!..»
— Никуда не уйдет ваш красавчик, — прошамкала набитым ртом старуха, весело глядя Роже прямо в глаза, отчего рыцаря вновь пробрала дрожь. — Дайте почавкать несчастной старушке, лакомство ей перепадает из людских рук редко, слишком редко для этого смутного времени.
В ее словах, как понял Роже, скрывался какой-то скрытый и темный смысл, понятный одному лишь шпиону.
Старуха громко и мощно рыгнула, стерла с подбородка крошки и слюни, ухмыльнулась рыцарю и поманила Грейса костлявым пальцем:
— Считай, касатик, что подкупил старую Брунги-льду. На время, милый, на очень краткое время приобрел в ее лице заинтересованного слушателя. Ну? Где он, ваш недруг? На коне ли, пешком ли бежит, на пучине морской качается, или вместе с рекой в ладье струится?
— Он на море, Брунгильда, — сказал шпион. — На большом корабле. Плывет в сторону Руси.
— Украл чего? — ворчливо поинтересовалась старуха, вороша принесенное шпионом. — Может, девку отбил у этого молчаливого кавалера? И не мудрено — уж больно норовистый кавалер, спесь аж из ушей льется.
Роже было вспыхнул, но потом вновь безразлично уставился на стену, решив перетерпеть эту муку, а после задать Грейсу трепку.
— Кое-что он украл, — поддакнул шпион. — Но вряд ли удастся вернуть покражу.
— Нет ничего нового под луной, — прошамкала ведьма. — Как и нет ничего невозможного под луной. Достаточно увеличить обычную оплату… э-э… втрое, и я…
— Да что ты! — замахал на нее руками шпион, — Это же немыслимо, сама знаешь. И без того твои методы…
— Остаются самыми действенными, — ухмыльнулась старуха. — Что бы ни вычитывали в пергаментах алхимиков все эти Гретхен и прочие «фрау».
— Ты права, — закончил дискуссию Грейс, — лучше Брунгильды никто не может идти по следу. Но то, что ты требуешь — невозможно.
— Вырождается народец в здешних краях, — вздохнула старуха. — А были времена…
— Не стоит, — скривился Грейс, — вспоминать давно утекшую воду.
— Вода не может никуда утечь, балда, — рассмеялась старуха, словно ее насмешили изрядной шуткой или веселой басней. — Если бы хоть капля от века сотворенной влаги исчезла без следа — Брунгильда не смогла бы оказывать вам все эти мелкие услуги за кусочек сыра и жалкую плату.
— А ты, правда, можешь вернуть мои пушки? — вмешался Роже. — Они очень нужны мне и Ливонии. Оплата должна быть увеличена в три раза? Да хоть в десять — я не нищий ландскнехт, а комтур ливонский.
— Эка невидаль — комтур, — фыркнула старуха, но при этом очень внимательно смотрела на рыцаря, ожидая продолжения. — Видала я и Великих магистров, и иных… иерархов…
— Рыцарь Роже, — внезапно твердым и решительным голосом, так не вязавшимся с его натурой, вмешался шпион. — Вы сами не знаете, о чем просите, не ведаете, какова оплата. Опомнитесь, дайте мне закончить дела с Брунгильдой.
— Замолчи, раб, — Роже был полон решимости схватиться даже за самую безумную возможность вернуть пушки.
— Спесь, спесь и гонор, — прокаркала старуха, забавляясь происходящим. — Бывало, что мои товарки по ремеслу ловили таких напыщенных кавалеров на слове. Хвала Марие Тевтонской — я не из таких. Метода себя не оправдывает — хлопотно, да и Рок накликать можно.
— Оставь свои туманные речи, — разгневался рыцарь, — и скажи — можешь вернуть пушки, или нет, и что тебе надо — золото, серебро, земля?.. Я могу нагнать сюда сервов да кнехтов, и они осушат болото!..
— Забавная мысль, — размечталась старуха. — Начать все заново… Но нет, мне не нужно ни золото, ни работники, которые всюду нахаркают и все вытопчут, распугают лесных обитателей и вырубят деревья.
Она подумала немного, водя пальцами над предметами, принадлежащими де Сото.
— Я не умею переносить пушки по воздуху, как и никто в целом свете. Но могла бы попытаться заставить вашего недруга или слабого духом из его свиты вернуть украденное. Но это обошлось бы вам даже не в тройную, а в пятерную…
— Довольно, Брунгильда, — зло оборвал ее Грейс. — Говори, берешься ли извести его на обычных условиях.
— Попытаться можно, — проворчала старуха. — Следы какие-то неверные, выветренные…
Она капнула себе в рот из фляжки, скривилась и буркнула:
— Водка подслащенная, какая глупость. Как я соберу отсюда частички слюны, если она такая крепкая? Ты бы лучше мне вместо сыра такую вот полную флягу приволок…
— Приволоку, — недовольно вздохнул Грейс. — Ты дело говори, старая.
— Словом, — сказала старуха после долгого раздумья, — или вы обождете и принесете мне более ясные следы, или понадеетесь на Рок. А он, надо сказать, витает над вашим вором.
К вещам, вихляя из стороны в сторону, подошел пес, понюхал и, громко чихнув, вернулся на исходную позицию.
— Вот и я говорю, — обращаясь к волкоподобной собаке, повторила Брунгильда, — витают над ним Крылья Ночи. Непростой человечек, интересный, с ним бы повозиться…
— Некогда нам возиться, старая, — Грейс наклонился и заглянул в глаза старухе. — Используй то, что есть, другого не будет. Он не должен доплыть до московитов — важные сведения везет. А за плату свою не беспокойся — через дня три привезу.
— Не обмани, милый, — зловеще усмехнулась старуха, ногой подгребая к себе принесенные вещи. — Для себя я и бесплатно постараться могу.
— Не пугай зря. Когда Гретхен или я тебя обманывали? — спросил шпион.
— Пока что вы живы, — заметила старуха. — Значит — не обманывали.
— И сейчас не обманем.
— Тогда, милые, давайте с моего болота, — вдруг вскочила старуха. — И нечего тебе, кавалер, глазом на меня зыркать! Всякие тут были людишки, по всякому зыркали. Хочешь — зайдем за мельницу, покажу тебе останки тех, кто дозыркался?
— Сварливая дурная старуха, — плюнул в пол Роже и вышел вон.
Грейс, мрачно глядя на Брунгильду, растер плевок сапогом и погрозил кулаком:
— Этот человек нужен Фемгерихту, Брунгильда. Ты не в том возрасте, чтобы озорничать.
Старуха скорчила такую физиономию, какая случается у восьмилетней девицы, когда у нее отбирают медовый пряник, и тут же раскатисто захохотала.
— Ступай уж, чернильная душа, да присмотри мне гостинец.
Обратная дорога показалась Роже короткой, как будто к мельнице лес не хотел их пускать, заставляя вилять тропинки и смыкаться деревья, а сейчас сам гнал прочь. Иной раз, оборачиваясь, он видел желтые глаза в чаще и несущиеся в зарослях серые гибкие тени.
— Не стоит так крутить головой, — проворчал Грейс, когда они почти выбрались из зачарованного леса. — Шею можно натрудить.
— Это псы с мельницы нас провожали? — спросил все-таки Роже.
— Какие-то псы, не обязательно с мельницы, — в тон ему ответил шпион. — Лес большой, тянется на много дней конного пути. Волков и одичавших собак там хватает… как и всего остального…
— А эта Брунгильда…
— Рыцарь, — устало заметил Грейс, — я ничего не стану говорить о ней. Не потому что хочу скрыть от тебя что-то. Просто понять ее сущность не может никто.
— А толк с нее будет?
— Считай — испанцу конец. Почти наверняка. Лично я не слышал, чтобы старая ведьма оплошала в подобного рода делах. А вот нам придется выполнить уговор с ней, а сие…
Он сделал неопределенное движение рукой в воздухе, которое могло означать все, что угодно.
— Не верю я в эту в Брунгильду, — признался Роже. — Но если это может ускорить кончину испанца — моя казна к твоим услугам.
— Зачем ей на болоте деньги? — спросил Грейс вяло. — Лес ее кормит. Тут другое… Погреба и сундуки не понадобятся, а вот власть твоя над краем здешним…
— Хватит! — пуская коня вскачь, крикнул рыцарь. — Хватит тайн на сегодня! Я хочу надышаться ветром!
И он помчался по полю, распевая какую-то разудалую рыцарскую песню.
Нагнал его Грейс уже при въезде в замок.
— Ты обещал заплатить Брунгильде за работу, — сказал он.
— Ты что же, — нахмурился Роже, — сомневаешься в моем слове? Обещал — значит, сделаю все, чтобы оплатить.
Грейс помялся, и рыцарь спросил мрачно:
— Только скажи, что я должен сам отвезти на болото десять кругов сыра и скормить с ладони этой дочери вервольфа и мха — сразу же получишь в зубы латной перчаткой.
— Сыр возить ни к чему, — ответил Грейс. — Но присутствовать при том, как я беру оплату, придется.
— Когда?
— Завтра вечером, — сказал Грейс. — Встретимся прямо здесь. И не бери с собой никого, даже оруженосца, как и сегодня.
Глава 17
ЦЕНА БОЛОТНОЙ УСЛУГИ
Прошу заметить, — мрачно сказал Роже, кутаясь в подбитый мехом плащ. — Еще немного, и владения моей комтурии кончатся. За распадком начинается вотчина рыцаря Гуго фон Оппенгейма.
— Это весьма, весьма удачно, — пробормотал Чернильный Грейс. Он словно не замечал мелкого секущего дождика, настигнувшего путешественников буквально в часе езды от замка и преследующего всю дорогу.
— Что же удачного в том обстоятельстве, — не понял рыцарь, — что я не хозяин для здешних сервов?
— Рыцарь Гуго входит в число твоих сердечных друзей? — вопросом на вопрос ответил шпион.
— Вообще-то нас с ним связывают лишь узы Ливонского Ордена, — осторожно ответил Роже.
— И это также весьма удачное обстоятельство, — потер лапки Грейс. — Спешиваемся.
— Да ты просто какой-то фанатичный любитель пеших прогулок в неподходящих для этого местах, — проворчал рыцарь, и тут же едва не грохнулся в лужу.
— Не следует так шуметь, — прошипел Грейс. — Наша миссия требует тишины.
«Когда все закончится, — думал рыцарь, прокрадываясь вслед за шпионом сквозь чахлую рощицу, — я вышибу ему зубы и велю травить собаками. Гретхен станет возмущаться, но мне уже все равно. Сморчок допек меня окончательно, словно натертая нога в дальнем походе».
Деревня, к которой приближались нарвский соглядатай и благородный рыцарь ордена ливонского, стояла на отшибе. Наезженная тележная колея даже не пыталась вильнуть в эту сторону, к околице тянулись лишь едва заметные тропки.
За жалким подобием забора тявкнула собака, и Грейс скривился, словно наступил на коровью лепешку.
— Не люблю этих остронюхих тварей, — признался он, роясь в кошеле.
— Нам нужно внутрь? — спросил рыцарь, — Так, может, я отстегну рог и протрублю? У меня как-то шутки ради получилось повторить охотничий сигнал рыцаря Гуго, что весьма нелегко, ибо он фальшивит в каждом переливе. Староста примчится сюда, словно ошпаренный.
— Этого бы как раз не хотелось, — ворчал Грейс, осматривая забор.
Наконец он нашел слабину, слегка поднажал и выдернул жердину, потом другую.
Лай раздался прямо перед ними, истошный и какой-то жалкий.
Грейс метнул сквозь образовавшуюся в изгороди Щель кусок вяленого мяса и удовлетворенно сложил РУки на животе.
— Кажется, одним сторожем меньше, — заметил он, раскачивая новую жердь.
Небо прочертила ветвистая молния, в которой щуплый шпион представился рыцарю демоном-разрушителем, подкрадывающимся к жилью первобытных людей того ветхого века, когда предки еще не умели прогнать ему подобных постом и молитвой.
— Я пролезу внутрь, — сказал шпион, — возьму искомое и побегу к калитке. Наверняка изнутри ее распахнуть легче, чем снаружи.
— Не предлагаешь же ты мне лезть в эту собачью дыру? — возмутился рыцарь.
— Ни в коей мере. — Грейс протер грязными руками лицо, стирая капли дождя и оставляя темные полосы. — Но мне может потребоваться помощь при ретираде. Крестьяне не любят расставаться с добром, и бывают весьма злыми.
— Великолепно, — хохотнул Роже достаточно громко, заставив шпиона испуганно присесть. — Рыцарь прикрывает бегство вора. До чего я дожил, клянусь потрохами святых покровителей ордена ливонского!
— Мы пообещали Брунгильде, — напомнил Грейс. — Вспомни испанца и его слащавую улыбочку. Скоро этот рот исказит неземная мука, уверяю тебя, рыцарь.
— Ступай, червь, — с омерзением сказал Роже, — пока я не передумал. Буду ждать тебя возле калитки.
— Пожалуй, — окинул внимательным взглядом шпион фигуру кавалера, — запахни плащ на груди.
При свете молнии кто-нибудь может разглядеть твой приметный камзол.
— Надеюсь, — заметил рыцарь, — что ты воруешь не козу и не молочного поросенка? Представляю, что скажет магистр, если сервы пожалуются ему на кражу свиньи, совершенную комтуром.
— Магистр должен остаться в полном неведении, — серьезно сказал Грейс и, кряхтя, стал протискиваться в лаз.
Рыцарь, глупо ухмыляясь, снял с пояса меч, ремешком закрепил ножны на клинке, чтобы не слетели, и двинулся к калитке.
Вода уже не просто капала или лилась, а низвергалась с небес ручьями, потоками и целыми водопадами. Новый удар молнии осветил опушку рощи. Послышался треск одинокого вяза, в которого попал разряд небесного Перуна.
— Отличная ночь для светопреставления, — заметил рыцарь. — Не прокрасться ли мне следом, и не стянуть ли чего? Будет память об этой чудесной ночи…
Он и не подозревал, что память о происходящих событиях не покинет его никогда, даже на смертном одре.
В деревне послышался какой-то неясный шум, грохот и лай еще одной растревоженной собаки.
— Началось, — азартно вскрикнул Роже, натягивая на левую руку латную перчатку.
Не веря, что в творящемся вокруг мокром хаосе неуклюжий шпион сможет найти засов калитки, рыцарь ударом ноги опрокинул все ветхое сооружение и присел, силясь разглядеть, что же творится внутри двора.
При свете молнии стало видно, что к нему бежит, причем невероятно резво, Чернильный Грейс, прижимая что-то весьма ценное к груди, а следом несутся неясные тени.
Роже едва сдержался, чтобы не проорать боевой клич ордена — «Гот мит унс!», с нами бог. Азарт предстоящей схватки опьянил его и закружил в своих объятиях.
— Держи вервольфа! — крикнула одна из теней, несущихся за шпионом.
— Получай, — крикнул Роже, нанося удар латной перчаткой, сжатой в кулак, в центр сгустка тьмы, тянущегося к Грейсу.
— Их двое, — захлебываясь кровью, взвыл покалеченный, и тут же был погребен под ногами остальных бегущих.
— Тащите факелы!
— Смерть вурдалакам!
Воодушевляя себя этими криками толпа — а это была именно толпа, кинулась на Роже.
Шпион, воспользовавшись падением самого шустрого из преследователей, прижался к забору и засеменил, словно гном, в сторону рощи.
Первой на рыцаря прыгнула собака, совершив страшную ошибку, последнюю в своей жизни.
Она вцепилась клыками в пластинчатую перчатку, в то время как Роже взмахнул рукой и обрушил беспомощное собачье тело на подставленное колено.
Вяло скуля, пес с переломанным позвонком попытался отползти в сторону, но оказался затоптан рванувшимися в проем калитки селянами.
Ярко полыхнула молния, на миг ослепив Роже, и он прозевал удар палкой. Точнее сказать, в руках серва были вилы. Воспользуйся он ими более сноровисто и ткни в живот рыцаря — схватка окончилась бы, толком не начавшись. Но крестьянин, поднятый с полатей истошными криками и лаем, не был закаленным воякой со стальными нервами. Увидев при свете молнии фигуру мужчины, явно не принадлежащего к его деревне, он сделал то, что подсказал ему инстинкт — ударил наотмашь.
Черенок, рассекая лоб кавалера, с треском переломился. Слегка оглушенный, но все же не сбитый с ног рыцарь отступил, поднимая меч.
Следующий участник погони за Грейсом оказался более сообразительным и попытался проделать в рыцаре дыру с помощью охотничьей рогатины.
На этот раз кавалер оказался начеку. Отпарировав выпад, он пнул наугад ногой, угодив точно в пах ретивому селянину. Вой потряс ночную деревню, охваченную кутерьмой.
На плечах Роже повис дюжий серв, кинувшийся за околицу с голыми руками, но рыцарь легко стряхнул его и ударил мечом по шее следующего. Сила рыцарского удара оказалась велика, хотя сталь и была защищена ножнами, и серв умер на месте.
В следующий миг на рыцаря кинулось сразу несколько человек. Грабли, разрывая штаны из плотного сукна, подсекли ноги, на голову обрушилась какая-то доска, в грудь грянул пудовый кулак. Погребенный под телами орущих и колотящих друг друга крестьян, Роже умудрился сначала встать на четвереньки, а потом и подняться на ноги.
— Разорву всех, скоты! — прокричал он и принялся наносить во все стороны беспорядочные удары.
Физическая мощь, накопленная за годы тренировок в тяжелом ливонском доспехе, дала о себе знать. Он сокрушал ребра и сворачивал скулы, сбивал с ног и отшвыривал пинками нападающих, словно герой германских саг, воскресший в эту страшную ночь прямо на околице безвестной деревушки.
При свете очередной молнии он увидел свой меч, который неудачно упал меж двух камней и был переломлен чьей-то ногой. Осознание потери придало рыцарю новые силы. В приступе бешенства он вырвал из забора жердь и погнал перед собой оставшихся на ногах сервов, рыча и извергая богохульства.
Опомнился он у порога дома, внутри которого забаррикадировались сервы. Тяжело дыша, он отбросил оглоблю и поплелся к околице.
Навстречу полз мужчина, стеная на все лады и проклиная оборотней. Роже в последнем приступе ярости опустил ему на макушку свой бронированный кулак и двинулся дальше.
Переломленный меч оставался в плену обшитых толстой кожей ножен. Волоча его по земле Роже направился к роще. Совершенно внезапно дождь прекратился, только с ветвей продолжали стекать хилые ручейки, пополняя грязевые лужи, полные опавшей хвои.
Коней он нашел по ржанию бестолковой кобылы Грейса.
— Ну что, — прохрипел рыцарь разбитым в кровь ртом. — Трофей не посеял, ворюга?
— Я так волновался…
— Не ври… трогай… если я начну валиться из седла, прихвати ремнями…
Это последнее напутствие Роже буквально прошептал, проваливаясь в черное небытие.
Очнулся он на краю болота. Как он доехал и спешился, рыцарь не имел ни малейшего понятия.
Стоял ясный день, и лишь лужи под корнями сосен и елей давали понять, что ночная буря не была наваждением. Стреноженные кони бродили по кромке торфяника, вороша губами чахлую траву.
Роже осмотрел себя, ощупал и со стоном поднялся. Найдя промоину, он принялся умываться.
Потом достал кинжал и принялся счищать пропитанную своей и чужой кровью грязь, облепившую штаны и сапоги.
— А вот и я, — раздался голос шпиона. — Старая Брунгильда куда-то запропастилась, придется обождать.
— Пора заканчивать с этим делом, — прохрипел Роже. — Меня еще никогда так славно не били. Ребра наверняка сломаны, чертов пес умудрился прокусить сочленение перчатки, голова гудит, словно колокол в сочельник…
Он мокрыми пальцами полез в рот, чертыхнулся и вырвал висевший на ниточке зуб.
— Я решил поберечь здоровье и не участвовал в турнире, — заметил он с хриплым смехом. — И вот что вышло.
— Синяки и шишки заживут, — философски заметил шпион. — А вот обмануть ожидания Брунгильды… — Он передернул плечами. — Никому не пожелаю.
— И правильно сделаешь, — послышалось знакомое шамканье старухи.
Появилась она, как и в прошлый раз, в сопровождении пса. Этот ее спутник больше напоминал мелкого длинноного медведя, чем волка. Косматое чудовище обнюхало безразличного Роже, чихнуло и подошло к лошадям.
Бесстрашная рыцарская лошадь вдруг взвилась на дыбы с истошным ржанием. Старуха с невероятным для ее почтенного возраста проворством подскочила к коню и повисла на поводьях.
— Прочь, мохнатый! — пискнула она.
К изумлению Роже, лохматое чудище припустило вон с явным испугом.
Старуха с силой сдавила ноздри коню и тяжестью своего тела заставила того опустить передние копыта. Подскочивший Грейс принялся ей помогать. Роже наблюдал за успокоением своего коня отстраненно, словно следил на пиру за малоинтересными выходками заезжих акробатов.
— Досталось кавалеру, — с непонятным выражением произнесла старуха, подойдя к Роже.
— Там были собаки, — сказал Грейс. — Бестии мотались за белками в лесу, когда я присматривал этот тихий медвежий угол для нашего дела, а к ночи вернулись. Случился изрядный переполох.
— Милок, — сказала старуха, — может, погостишь на мельнице денек-другой? Косточки, чую, не все целы, да и вообще…
— Нет, — твердо покачал головой рыцарь. — Говори, старая ведьма, изведешь ли испанца?
— Гостинец привез? — спросила она у шпиона. Грейс торопливо закивал головой.
— Тогда попытаюсь извести, — сказала старуха. — Если нет у него могучих покровителей — почитайте, дело сделано. Но, в любом случае, ему не поздоровится.
— И то хорошо, — пробормотал Роже. Ночная схватка полностью измотала его, сладость мести испарилась, став еле заметной искорки в море безразличия и усталости.
Старуха сняла с седла лошади Грейса баул, выудила из него сверток й молча пошла по тропинке.
Проходя мимо рыцаря, она улыбнулась одними губами и сказала, словно бы не обращаясь ни к кому в особенности:
— Первый раз всегда тяжело.
Она медленно двигалась по хлюпающей под ногами тропинке, каждый след ее вминался в торф и быстро заполнялся зыбкой и грязной водицей. Из глубины торфяника потянулись струйки негаданного тумана, обвивая кривые ноги.
— А что там было, в свертке? — тупо спросил Роже, прикладывая к рассеченной губе лист лопуха.
Вместо ответа, сверток пришел в движение и тонко заверещал.
— Ребенок? — взревел, взвиваясь на ноги, рыцарь, — Ты украл в деревне ребенка?
Грейс умоляюще простер к нему руки и попятился, зайдя в болото до щиколоток.
Роже с искаженным лицом хватался за ремень, забыв, что его переломленный меч приторочен к седлу и бесполезен.
Тут он услышал громкий вой, пришедший из глубины болота.
Повернувшись к тропе, ведущей к мельнице, он увидел множество серых спин, стекающихся к одинокой фигуре удаляющейся старухи. Волки — тощие и толстые, огромные и мелкие, выходили на тропу и усаживались на пути болотной обитательницы. Она, проходя мимо каждого, чуть наклонялась, словно позволяя им заглянуть младенцу в лицо.