Судья в роли прокурора
      С основным докладом на съезде выступил Валерий Зорькин. Он подтвердил основной тезис заключения КС – что телеобращение президента от 20 марта в ряде своих положений не соответствует Конституции. Зорькин высказал мнение, что должностные лица, “которые ввели в заблуждение президента” при подготовке обращения к народу и соответствующего указа, “должны понести ответственность и отстранены от должности”.
      Утверждение, что кто-то управляет Ельциным и постоянно “вводит его в заблуждение”, в ту пору вообще имело широкое хождение среди ельцинских оппонентов. Чаще всего за ним скрывалась боязнь предъявить какие-то обвинения напрямую президенту: легче ведь адресовать их каким-то анонимным “лицам” из его окружения. Впрочем, нередко эти “лица” назывались и пофамильно: Шахрай, Шумейко, Чубайс, Батурин, Козырев, Полторанин, Филатов, Костиков…
      Зорькин огласил обращение Конституционного Суда к президенту, Съезду, Верховному Совету, к высшим органам представительной и исполнительной власти всех уровней. В нем предлагалось ускорить подготовку новой конституции, отказаться от института Съезда, провести выборы в двухпалатный парламент, срочно принять законы о выборах, референдуме, политических партиях и общественных объединениях, а также поправку к Конституции о возможности досрочных выборов президента и депутатов.
      Несколько позже, комментируя ту часть доклада Зорькина, где говорилось о телеобращении Ельцина и о его указе, Вячеслав Костиков заметил, что председатель КС превысил свои полномочия: по словам пресс-секретаря, Зорькин выступал как прокурор, а не как беспристрастный судья.
      26 марта на съезде выступил и Ельцин. Напомнив депутатам, что на предложенное им всенародное голосование 25 апреля он вынес вопрос о доверии президенту, Ельцин предложил также включить в бюллетень и вопрос о доверии самому Съезду.
      В выступлении президента прозвучали примирительные и даже “покаянные” нотки. Говоря о разразившемся в стране экономическом кризисе, Ельцин признал, что он был усилен “нашими ошибками”, в частности тем, что руководство страны возлагало чрезмерные надежды на внешнюю помощь. При этом, однако, в раскручивании маховика инфляции президент обвинил руководство Центробанка, который до последнего времени фактически был в подчинении Верховного Совета. Ельцин высказался за определенную корректировку экономического курса. “Необходимо сильное социальное наполнение экономических преобразований, и здесь нужен новый курс”, – отметил он.
      Наконец в самый канун съезда – вечером 25 марта – Ельцин совершил некий символический жест – принес в жертву консервативным депутатам головы двух ключевых членов правительства: министра экономики Андрея Нечаева и министра финансов Василия Барчука. Правда, замена Барчука – специалиста в области “советских” финансов – убежденным либералом Борисом Федоровым вряд ли понравилась народным избранникам, однако, выступая на съезде, президент сказал, что готов идти и на дальнейшие перестановки в правительстве. При этом он предложил субъектам Федерации и “ответственным” общественным организациям выдвигать своих кандидатов в министры.
      Пресса в своих комментариях отметила двойственный характер выступления президента – сочетание компромиссных интонаций с твердыми и непреклонными.
      “Коммерсант” от 27 марта:
      “Несмотря на то, что в своем выступлении президент формально отошел от поддержки жесткого, – гайдаровского – варианта экономической реформы, попытки превратить Гайдара в главного виновника падения жизненного уровня населения он не предпринял. Всю ответственность за взрыв инфляции Борис Ельцин возложил на “бесконтрольную политику” Центрального банка. Тем самым стало ясно, что после ухода Гайдара решающее влияние на формирование экономических взглядов президента стал оказывать вице-премьер Борис Федоров”.
      Среди других ораторов на съезде в первый его день выступил и Руцкой. Он заявил, что в данный момент требуется “не корректировка, а переосмысление и переориентация реформ”, формирование правительства “национального согласия и доверия”, подготовка антикризисной экономической программы. Руцкой вынес суровый приговор экономическим реформам, которые осуществляет правительство: они, дескать, проводятся в интересах “меньшинства, нагло грабящего народ”.
      Отвечая на обвинения в непорядочности в связи со своими действиями после обращения Бориса Ельцина к народу 20 марта, Руцкой заявил, что не давал “слова офицера тем, кто глумится и порочит российскую идею”, и что “бежать в угоду кому-то не в его правилах”.
      Это выступление очень понравилось Хасбулатову, который назвал его “образцом мужества”. “Кто-то же должен был сказать правду, – заявил спикер, – даже если она обернется против нас”.
      Непонятно, против кого именно могла обернуться “правда” о реформах, которую произнес с трибуны съезда вице-президент. Как мы знаем, он не уставал излагать эту “правду” с самого начала реформ, пальцем о палец не ударив, чтобы принести хоть малую толику реальной пользы в деле их подлинного усовершенствования (усовершенствовать ведь можно все, что угодно).
      Что касается самого Хасбулатова, он продолжал вести себя как ловкий восточный визирь. По завершении первого рабочего дня IX съезда он в очередном интервью сообщил, что не будет голосовать за импичмент президенту Ельцину. При этом заявил: его, дескать, сильно настораживает, что “в выступлениях депутатов не видно понимания опасности, которая исходит от угрозы государственного переворота”. Ведь, по его мнению, и выступление Бориса Ельцина 10 декабря на VII съезде, и недавнее обращение президента по телевидению – “это признаки антидемократического перерождения”. К сожалению, у депутатов, по словам Хасбулатова, замечается “привыкание к этой опасности”.
      Вот так: сам-то он не будет голосовать за отставку президента, но то, что другие депутаты столь благодушно смотрят на “государственный переворот”, затеянный Ельциным, – это его сильно удручает. Отсюда господа депутаты опять могли делать вывод, как им надлежит голосовать.
      Съезд против импичмента
      27 марта на съезде был распространен проект постановления “О неотложных мерах по сохранению конституционного строя Российской Федерации”, подготовленный редакционной комиссией. В нем, в частности, говорилось: “принимая во внимание личную ответственность” Ельцина и Хасбулатова за сложившуюся кризисную политическую ситуацию в стране, предложить им принять решение о добровольной отставке с постов президента Российской Федерации и председателя Верховного Совета РФ соответственно. Депутаты отказались принять этот проект даже за основу.
      Неожиданными оказались результаты голосования о включении в повестку дня вопроса об отрешении президента от власти. Собственно говоря, ради этого и созывался съезд. Для принятия положительного решения требовалось получить больше половины голосов от списочного состава депутатского корпуса, составлявшего, как уже говорилось, 1033 человека. “За” проголосовали 475 человек, “против” – 337, воздержались 46. Таким образом, съезд решил не рассматривать вопрос об импичменте президенту.
      Комментируя это решение, Вячеслав Костиков сказал: президент удовлетворен тем, что на IX съезде возобладала политическая мудрость у той части депутатов, которая заблокировала вопрос об импичменте. По словам Костикова, консервативная часть съезда потерпела серьезнейшее поражение: консерваторам не удалось совершить “политическое убийство президента”.
      Последующие события показали, что торжествовать победу президентской стороне было рано…
      Депутаты согласны на референдум
      В этот же день съезд принял за основу проект постановления о проведении референдума. Как и предлагал Ельцин, референдум намечалось провести 25 апреля. Тем не менее, проект вызвал решительные возражения президента. Документ предусматривал, что в ходе референдума люди должны ответить на четыре вопроса – о доверии самому президенту, о поддержке проводимого им курса социально-экономических реформ, о необходимости досрочных президентских выборов в 1993 году и о необходимости досрочных выборов депутатов в этом же году. Вице-премьер Сергей Шахрай, представлявший интересы президента на съезде, обратил внимание депутатов на абсурдную ситуацию: по существу, три из четырех предлагаемых вопросов суть вопросы о доверии президенту; достаточно отрицательно ответить хотя бы на один из них, и это уже можно будет толковать как выражение недоверия Ельцину. Вызывал возражения и предлагавшийся порядок подсчета голосов: проект предусматривал, что решение будет считаться принятым, если за него проголосует больше половины всех граждан России, имеющих право на участие в выборах. Как заявил Шахрай, вопрос о доверии президенту не затрагивает Конституцию, и, в соответствии с законом, решение должно приниматься большинством от принявших участие в голосовании (при условии, что на избирательные участки пришло более половины всех избирателей), а не большинством от списочного состава. Предложенный проект Шахрай назвал “лукавой попыткой уйти от честного ответа на поставленный президентом вопрос” о доверии ему.
      Восстанавливается цензура
      27 марта Хасбулатов между делом мастерски, в своем “дирижерском” стиле протащил проект постановления “О мерах по обеспечению свободы слова на государственном теле- и радиовещании” (это дело, как мы помним, затевалось еще на предыдущем, VIII-м, съезде). Авторы постановления сетовали на то, что в информационных программах радио и телевидения преобладает, дескать, точка зрения представителей исполнительной власти, то есть существует своего рода политическая цензура. Согласно постановлению, для устранения этой “цензуры” органам представительной власти предписывалось создать “наблюдательные советы по свободе слова”, которые обеспечивали бы “объективное” освещение на радио и телевидении общественно-политических проблем и событий (поскольку эти советы, по постановлению, создавались представительной властью, ясно, какова могла бы быть степень их объективности). Постановлением упразднялись такие не подвластные депутатам структуры, как Федеральный информационный центр и Телерадиовещательная служба “Россия”, вещающая из Санкт-Петербурга.
      Хасбулатов сходу поставил этот проект на голосование. При этом депутатам, имеющим особое мнение по данному вопросу, спикер – дело для него совершенно привычное – просто-напросто не дал слова. Вот как это было, например, с секретарем Комитета по средствам массовой информации, в данном случае профильного, Юрием Лучинским (отрывок из стенограммы):
      “Хасбулатов (обращаясь к Лучинскому):
      – Ну не шумите, ну что вы, ей-Богу! Так же нельзя работать!
      Идет голосование. Хасбулатов:
      – Ну не шумите! Идите отсюда подальше! Не шумите!
      Идет голосование. Хасбулатов:
      – Принимается. Отработайте. Следующий вопрос, уважаемые коллеги, по референдуму. (Шум в зале.) Депутат Лучинский, займите свое место, не мешайте президиуму работать! Депутат Лучинский, еще раз предупреждаю – пройдите на свое рабочее место!
      Лучинский:
      – Депутат Хасбулатов, требую, чтобы вы дали слово для особого мнения!
      Хасбулатов:
      – Пройдитесь-ка на свое место! Пройдите на свое место!
      Лучинский:
      – Да не пойду! Дайте слово!
      Хасбулатов:
      – Ну и будете стоять, сколько хотите.
      Лучинский:
      – Давайте стоять.
      Хасбулатов:
      – Хорошо, стойте… (Шум в зале)”.
      Проект постановления приняли за основу без обсуждения, альтернативный проект был проигнорирован.
      Непричесанный Ельцин
      27 марта произошел инцидент, весьма сильно навредивший Ельцину. В конце дня он неожиданно появился на съезде и вновь попросил слова. Был он явно не в себе – без привычной укладки волос (за которой всегда тщательно следил), взлохмаченный. К трибуне прошел не очень твердой походкой. И говорил не шибко связно. Не то что бы эта речь была совсем лишена смысла, но было вполне очевидно, что язык плохо слушается оратора. Вот, например, Ельцин говорит, что не только он нарушал Конституцию – ее нарушили и Хасбулатов, и Зорькин (цитируется по магнитофонной записи):
      – В отношении того, что лично я уже сказал, ответственные, я считаю, что, если писать лично, я согласен писать лично. Но тогда напишем “лично”: Ельцин – “лично”, “лично” – Хасбулатов, “лично” – Зорькин. Все три власти допустили отклонения, все три ветви власти допустили этот кризис, должны, соответственно, все три власти отвечать, а потому они должны в этом постановлении, все три ветви власти и их руководители, и фигурировать.
      Или взять призыв оратора к согласию:
      – Уважаемые народные депутаты, мы собрались для того, чтобы найти согласие. Неужели мы разойдемся с разногласием? Нас не поймут ни россияне, ни избиратели наши. Нас в этом не поймут. Я, конечно, тоже вместе с вами, может быть, наверно, не может быть, а на самом деле, в большей степени ответственен за такую ситуацию. Но вы тоже вместе принимали решения на предыдущих съездах, я не в обиде. Эти решения были правильные, но, к сожалению, мы не сумели их пока реализовать. Я считаю, что нужно успокоиться. По крайней мере давайте сделаем проект постановления спокойным, уравновешенным, чтобы люди у нас, россияне, успокоились, чтобы начали работать. А сегодня они занимаются, конечно, только политическими баталиями на всех уровнях: поселковых, сельских, районных, городских, областных, автономных и т.д., и т.д., и т.д.
      О каких таких “правильных” решениях Съезда, на которые оратор “не в обиде”, но которые “мы” не сумели “пока реализовать”, говорит Ельцин? Понять это невозможно. До той поры именно многие решения депутатов и сам Ельцин, и большинство его единомышленников считали источником всех российских бед.
      Трудно было вообще понять, для чего Ельцин вышел в таком виде на трибуну. Официальная версия заключалась в том, что президент, мол, перед этим “находился на плановой медицинской процедуре, во время которой ему был произведен усиленный массаж”. Дескать, во время процедуры Ельцин, узнав о последних событиях на съезде, решил немедленно ехать в зал заседаний, “не успев даже привести себя в протокольный порядок после горячего душа”. К тому же, как утверждалось, на состоянии Ельцина сильно отразились усталость последних суток и переживания, связанные со смертью матери.
      Не знаю, может, кого-то подобное объяснение и удовлетворило, но многие депутаты пришли к заключению, что Ельцин явился в Георгиевский зал просто сильно “поддатый”, и возмущению их не было предела. “Можно ли в болезненном состоянии управлять страной? – вопрошал депутат от Рязанской области Вячеслав Любимов. – Этично ли в непричесанном виде выходить к этой трибуне и произносить речь с призывами?”.
      “Маленькие слабости” Ельцина
      (Из записной книжки)
      Слабостью Ельцина, его ахиллесовой пятой, как известно, была приверженность Бахусу. Многие склонны смотреть на эту слабость снисходительно, чуть ли не с умилением: ну, какой же русский не любит… этого самого; как же русскому мужику без этого! Это наше родное, национальное. Я не принадлежу к числу таких умиляющихся. Ельцин оказался на стрежне великих событий, важнейших в современной российской истории, россияне оказали ему неслыханное доверие… И так бездарно это доверие растранжирить! Конечно, он сделал немало для России. Самое главное – доделал начатое Горбачевым: вывел ее из-под коммунистического ярма, не дал состояться коммунистическому реваншу. Но он не сделал и тысячной доли того, что мог бы сделать. Думаю, во многом как раз благодаря его пристрастию к традиционному на Руси способу достигать “веселья” (“Веселие Руси есть пити…”).
      Его противники на полную катушку использовали эту его слабость. Причем не особенно разбирались, когда Ельцин действительно “под мухой”, когда нет. Если не ошибаюсь, первым с этой стороны нанес главе государства удар депутат Владимир Исаков, один из активнейших тогда оппозиционеров (как многие из них, исчезнувший с политической сцены после октября 1993 года). Посмотрев 15 мая выпуск ночных новостей из “Останкина”, где показали выступление Ельцина на встрече лидеров СНГ в Ташкенте, Исаков решил, что он нетрезв. После чего выступил в Верховном Совете и обвинил президента в злоупотреблении алкоголем. Призвал депутатов дать оценку случившемуся.
      В Кремле всполошились, затребовали у телевидения видеозапись этого эпизода (сам сюжет мало кто увидел по причине позднего времени). Верный Санчо Панса ельцинский пресс-секретарь Вячеслав Костиков приложил все силы, чтобы погасить скандал – обзвонил главных редакторов телевидения, ведущих газет…
      В дальнейшем такое “гашение” удавалось не всегда. Все видели, как Ельцин, в доску пьяный, дирижировал военным оркестром в Германии, как он оказался не в состоянии выйти из самолета в Ирландии в аэропорту Шеннон…
      Если какие-то эпизоды еще можно было отцензурировать, предотвратить их показ в эфире, то заткнуть рот всем, кто так или иначе соприкасался с президентом, ясное дело, было невозможно. Помню, как один абхазский журналист мне рассказывал об одном таком случае. Он присутствовал на переговорах между представителями Грузии и Абхазии, где Ельцин выступал в качестве посредника. Поначалу все шло хорошо, сторонам удалось существенно продвинуться в переговорах, как раз благодаря Ельцину. Однако потом в заседании был объявлен перерыв. После него российский президент вышел в зал “в дребадан” пьяный. Переговоры были сорваны.
      В действительности, конечно, Ельцин не всегда бывал “под градусом”, когда его в этом обвиняли. Иногда просто чувствовал себя плохо – из-за этого мог покачнуться, оступиться (а это все внимательно отслеживалось). Но сам факт, что он действительно нередко прикладывается к рюмке, говорит за себя, в значительной степени это обезоруживало и самого Ельцина, и его сторонников.
      Хасбулатов постоянно намекал на эту ельцинскую слабость. Незадолго перед сентябрьско-октябрьскими событиями 1993 года, во время выступления на Совещании представителей Советов всех уровней, спикер заявил, что многие свои указы президент подписывает “под этим делом”, – тут оратор выразительно пощелкал себя пальцем по горлу. Зюганов и вовсе при каждом удобном случае без обиняков называл Ельцина пьяницей.
      Вот и этот случай на IX съезде… Растрепанная шевелюра, заплетающийся язык… Никто не доказал, конечно, что Ельцин был действительно пьян. Но зачем давать повод для подозрений? Ведь это было почти равносильно политическому самоубийству: дело-то происходило как раз накануне голосования по импичменту.
      За время своего президентства Борис Николаевич при необходимости не раз демонстрировал неслыханную способность концентрировать волю, собирать ее в кулак. Казалось бы, что стоит и здесь – в отношении к рюмке – сделать над собой усилие. Мог бы, наконец, если такое требовалось, призвать на помощь медиков. Лучших. На том посту, который он занимал, сделать это, наверное, не составляло труда. Не призывал. Стало быть, не хотел…
      Оппозиция бросается в атаку
      28 марта с утра события на съезде стали разворачиваться весьма стремительно. Рано утром (или, как сказал Хасбулатов, “ночью и сегодня утром”) состоялась встреча Ельцина, Хасбулатова, Черномырдина и Зорькина с участием представителей республик, краев и областей. На ней будто бы договорились вместо референдума провести досрочные выборы президента и депутатов. Эта договоренность легла в основу проекта постановления по первому пункту повестки дня – его депутаты получили утром.
      Однако здесь начинаются различия в толковании тогдашних событий. Хасбулатов в своих мемуарах уверяет, что, согласно договоренности, в постановлении должен был присутствовать тезис об ОДНОВРЕМЕННЫХ досрочных перевыборах депутатов и президента, но, дескать, Рябов и Шахрай, готовившие окончательный вариант текста, этот тезис своевольно опустили; получилось, что перевыбираться должны лишь депутаты. В истинность такого уверения трудно поверить: на протяжении всего предшествовавшего времени Ельцин твердо и последовательно отказывался от одновременных досрочных перевыборов, настаивая на том, что сначала должны быть перевыбраны депутаты и лишь потом, через какой-то срок, – президент. Собственно говоря, он и подтвердил эту свою позицию, взяв слово для короткого разъяснения непосредственно на съезде. Президент сказал также, что не отменяет свой указ от 20 марта, где предусматривается, в частности, всенародное голосование о доверии президенту, но если представленный проект постановления будет съездом принят без каких-либо существенных изменений, он приостановит упомянутый указ и не будет проводить такого голосования.
      Однако предложенный проект вызвал буквально бурю возмущения в зале заседаний съезда. Как так, помимо редакционной комиссии, за спиной Съезда, ночью придумывается какой-то примирительный “односторонний” документ и в готовом виде выносится на его рассмотрение! Больше всего возмущались представители фракций “Российское единство”, “Россия”, “Смена – Новая политика”, их единомышленники из других фракций. Один из самых непримиримых – Сергей Бабурин – заявил:
      – Субъектов, которые этот проект внесли, очевидно, попутал бес (это выражение с некоторых пор стало любимым у оппозиционеров. – О.М.). Просьба на всех собраниях фракций привлечь священнослужителей, чтобы этот бес был изгнан.
      Большинством голосов депутаты отказались принять предложенное постановление даже за основу. Депутат Владимир Исаков заявил, что президент и председатель ВС завели Россию в тупик. Он предложил одновременно отрешить от должности Ельцина и отозвать со своего поста Хасбулатова как соавтора разъярившего всех проекта. Съезд проголосовал за включение этих вопросов в повестку дня. При этом решили их не обсуждать, а сразу перейти к тайному голосованию через кабины. Началась подготовка бюллетеней.
      Забавно, что “против” Хасбулатова проголосовало больше депутатов, чем “против” Ельцина: за включение в повестку дня вопроса об отзыве спикера голосовали 614 человек (против – 251, воздержались – 48), в случае президента соответствующий расклад голосов был – 594, 276, 64. При этом и отозвать Хасбулатова было проще, чем отстранить от власти Ельцина: в первом случае требовалось простое большинство голосов, тогда как во втором – квалифицированное, две трети.
      И тем не менее бунт против Хасбулатова, конечно, имел всего-навсего характер некоей воспитательной процедуры, – депутаты намеревались, как говорится, лишь “поучить его маненько”, “чтобы злее был”. Всерьез же они стремились, разумеется, лишь к тому, чтобы отрешить от власти Ельцина. Причем это стремление к 28 марта обрело уже поистине маниакальный характер. Секретарь Конституционной комиссии Олег Румянцев так охарактеризовал ситуацию, сложившуюся в тот момент:
      – Мне кажется, что Съезд народных депутатов в последние часы сегодняшнего дня работы, я бы сказал, пошел вразнос. Какой-то охотничий азарт, ощущение, что вот жертва уже близка, ощущение, так сказать, известного привкуса на губах у многих депутатов перевешивает здравый смысл, перевешивает прагматическое отношение к ситуации.
      В это время Ельцин покинул Кремль и отправился на митинг своих сторонников на Васильевском спуске.
      Депутаты же, возбужденные свершившейся очевидной, хотя еще и не окончательной, победой, решили закончить и другое приятное дело – захват государственных электронных СМИ, вернулись к принятому накануне за основу проекту постановления о государственном телевидении и радиовещании. Постановление приняли в целом. Ни одна поправка, предложенная президентской стороной, не была учтена.
      Митинг на Васильевском
      Угроза импичмента Ельцину выплеснула на улицы десятки тысяч москвичей. Инициаторами уличных акций в поддержку президента выступили 84 демократические партии и движения. Давно среди демократов не было такого единства, такого забвения о разногласиях.
      Сбор на Триумфальной, недавно еще – площади Маяковского. С утра поехали туда вместе с женой. Опасались, что метро не справится с морем людским и выход наверх из подземки, по крайней мере на Маяковской, будет закрыт (в то время московской милиции приходилось прилагать много сил, чтобы справляться с огромными человеческими потоками). Но нет, выход наверх свободен. Вся площадь уже заполнена народом…
      В те годы, – начиная с 1989-го, – регулярно ходил на демократические митинги и демонстрации. Всякий раз это был подлинный праздник души. Никогда прежде не подозревал, что могу увидеть вокруг себя столько родных, интеллигентных, открытых, светлых, честных лиц. Откуда вдруг они появились, да в таком количестве? Дух родства, единства, великой общности витал над этим морем людским. Мгновенно возникшее осознание великой цели, чувство Великого Возрождения, внезапно наступившего после стольких лет беспросветной тьмы, буквально пронизывали всех.
      Потом суровая реальность вновь разметала этих людей по своим обособленным жизненным нишам и кельям. Многие разочаровались, многие не нашли своего места в круто изменившемся мире… Многие же просто занялись новыми для них практическими делами, не оставляющими времени ни для чего другого. Благо фронт этих новых дел открылся необозримый. Так что после 28 марта 1993 года эти люди, кажется, уже не собирались вместе в столь огромном числе.
      Но где-то же они все-таки существуют и ныне, эти подлинные граждане новой России! Не всех же их нелегкая жизнь перемолола и растерла в порошок и в пыль.
      Вернемся, однако, в тот памятный день – 28 марта. С Триумфальной огромная колонна, вбирающая в себя все новых и новых людей, двинулась по Тверской на Манежную, после в обход – на Лубянку, на Новую, на Старую площадь, спустилась к Москве-реке, поднялась к Васильевскому спуску, где и начался митинг. Здесь собралось около ста тысяч человек.
      Среди выступивших на митинге – Гавриил Попов, Егор Гайдар, Елена Боннэр, Сергей Филатов, Лев Пономарев… Впрочем, речь держат не одни демократы. В поддержку Ельцина выступают монархисты, руководители гуманистической партии, представители православной церкви… Ди-джей Сергей Минаев “разогревает” собравшихся – а среди них много молодежи – подходящим для такого момента шлягером “Тот, кто идет за мной”. На улице в самом деле холодно (в скобках замечу с печалью: на этом митинге простудилась и через несколько дней умерла от какого-то осложнения одна из моих сотрудниц, известный кинокритик Таня Хлоплянкина; она была горячей, непоколебимой сторонницей демократических перемен).
      Около двух часов дня к митингующим вышел президент. В своем выступлении он заявил, что, если Съезд проголосует за импичмент, он не подчинится этому решению.
      – Я думаю не им, этим шестистам, решать судьбу России. Я не подчинюсь, – твердо сказал Ельцин.
      Об этом ельцинском заявлении сразу же становится известно на съезде (выступление президента транслируется в зал). Реакция соответствующая. Михаил Челноков:
      – Уважаемые коллеги! Хотел бы обратить внимание на новое и чрезвычайно существенное обстоятельство. Сейчас президент на митинге заявил, что он не подчинится решению никакого Съезда. Он еще раз продемонстрировал свое отношение к Конституции. Учтите это, когда будете голосовать.
      Съездовскому голосованию митинг противопоставляет собственное волеизъявление. Его участники выдвигают требование отставки спикера ВС Хасбулатова, роспуска Съезда, проведения досрочных выборов депутатов. Принимается резолюция с предложением: если Съезд отрешит от должности президента, объявить “народный импичмент” самому Съезду и Верховному Совету.
      Организаторы митинга призвали собравшихся не расходиться, тем паче, что есть информация: к Красной площади движется колонна сторонников оппозиции, чтобы потребовать прекращения митинга демократов.
      Митинг на Васильевском спуске продолжался допоздна, пока не стали известны результаты голосования по импичменту.
      “Разобраться” с “дерьмократами”!
      В этот же день продемонстрировали свою непреклонную волю и те самые сторонники Съезда – в основном “Трудовая Россия”. 28 марта они совершили большие перемещения по Москве. Сначала выкрики “Банду Ельцина под суд!” раздавались возле Парка культуры. Здесь, по некоторым оценкам, собралось около двух тысяч человек. Затем митингующие направились к Белому дому. Там митинг продолжался. Следующий марш-бросок, вопреки запрету московских властей, – к центру города, с намерением добраться до Васильевского спуска, где, как уже говорилось, в этот момент проходил митинг сторонников Ельцина. Однако попасть туда “трудороссам” не удалось. Около трех часов дня колонна сторонников оппозиции достигла Манежной площади, где их и остановила милиция.
      Бросалось в глаза отличие этих демонстрантов от тех, что собрались на Васильевском спуске. Какие-то парни, похожие на привокзальных бомжей, скандировали: “Клинтон – параша! Аляска будет наша!” (кто бы мне объяснил, при чем здесь Клинтон и Аляска).
      Заключительную часть своей митингово-демонстрационной акции решили провести прямо здесь. Впрочем, желание “разобраться” с “дерьмократами” все еще не оставляло толпу. Лидер “крайне красных” Виктор Анпилов заявил на митинге, что по-прежнему не исключает похода своих соратников на Васильевский спуск. По его словам, он предупредил милицию, что снимает с себя ответственность за безопасность митингов, если “Демократическая Россия” не уйдет с Васильевского спуска.
      Не знаю, что именно произошло бы, если б в самом деле случилось “соприкосновение” двух враждебных человеческих масс. Думаю, ничего хорошего произойти не могло…
      Этот эпизод должен быть внесен в список многих других акций оппозиции, где проявлялась ее исключительная агрессивность, жажда крови (это при том, что она всегда любила приписывать подобные качества демократам – сторонникам Ельцина).
      Импичмент не состоялся
      Как предполагалось, голосование на Съезде должно было закончиться в восемь вечера, и к девяти счетная комиссия собиралась сообщить результаты.