Похождения Хаджи–Бабы из Исфагана
ModernLib.Net / Приключения / Мориер Джеймс Джастин / Похождения Хаджи–Бабы из Исфагана - Чтение
(стр. 27)
Автор:
|
Мориер Джеймс Джастин |
Жанр:
|
Приключения |
-
Читать книгу полностью
(876 Кб)
- Скачать в формате fb2
(405 Кб)
- Скачать в формате doc
(353 Кб)
- Скачать в формате txt
(344 Кб)
- Скачать в формате html
(393 Кб)
- Страницы:
1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30
|
|
Узнав из дальнейшего разговору, что он не имеет никакого предпочтительного вожделения к мусульманским трупам и что для него всё равно, кого бы то ни резать, правоверного, жида или христианина, я условился с ним о плате за всякое мёртвое тело, предаваемое на жертву его омерзительной страсти, и наслал к нему такое множество покойников, что мой плоторез наконец закричал:
– Стой! довольно!
Споспешествуя таким образом разным причудам неверных, я набивал свои карманы золотом и после нескольких подобных сделок мог уже считать себя богатым.
Наконец и сам посол озаботился нашим благоденствием. Он объявил, что подарит нам какой-то земной плод, вовсе неизвестный на Востоке, но весьма употребительный в западных государствах, который принесёт неисчислимые выгоды всему персидскому народу, улучшит его благосостояние, обеспечит его от ужасов голоду и будет истинным благодеянием для беднейших классов общества. Посол убедительно просил верховного везира содействовать великому его намерению и обещал не щадить с своей стороны никаких усилий, чтобы только видеть это предприятие увенчанным желаемым успехом.
Везир, которого нос мгновенно поднимался вверх, когда чуял где-нибудь поживу, по целым часам рассуждал со мною об этом необыкновенном предложении посла и не постигал, что оно значит и откуда у гяура взялась такая ревность к пользам Мухаммедова народу. Действительно, эта аллегория была для нас обоих неудобопонятнее самой «любви к отечеству». Но везир узнал через меня, что посол привёз с собою большой запас тонкого, широкого сукна. Это известие озабочивало его до крайности: он пламенно желал видеть хотя часть этого сукна в своей кладовой; только не знал, как бы до него добраться. Для этого он решился воспользоваться сказанным выше предлогом, позвал меня к себе и сказал:
– Ради имени Али, кому они хотят делать благодеяние? У нас есть всё: хлеб, мясо, соль, рис, ячмень, плоды такие, каких они и во сне не видали: словом, по благословению аллаха, мы изобилуем всем, что только может усладить жизнь и удовольствовать душу. На что нам быть благодарными неверным за то, в чём мы не имеем ни малейшей надобности? Правда, у нас есть множество бедных; но, по настоящее время, никто из них не умер с голоду: аллах создал их персами и наделил таким умом, что только любуйся да берегись; они, бедняжки, суетятся, плутуют и добывают себе пропитание – что ж им надобно более? Мне пришла в голову прекрасная мысль. Если посол согласится на моё предложение, то и он и мы выиграем от этого гораздо более. Поди к нему и скажи, что я искренне благодарен за его лестное к нам расположение, но что он сам, видно, хорошо не обдумал, какой ужасный труд принимает на себя, вызываясь быть благодетелем целого государства. Сделать всё то, что он обещает, предохранить навсегда Персию от голоду, миллионам бедных доставить средства к пропитанию – это не шутка! Если он того хочет, я готов помогать ему; но он сам увидит, каких это будет стоить ему хлопот и издержек! Притом же у нас нет обыкновения делать благодеяние целому народу. По-нашему, правительство обязано только сохранять в народе тишину и порядок и за то вправе брать с него что и сколько понадобится. Но если бы пришлось благодетельствовать народу, то ни шах не захотел бы быть шахом, ни я везиром. Итак, скажи послу, что я освобождаю его от того огромного труда и ещё большего расходу, которым желает он подвергнуться единственно в угождение нам, и прошу предполагаемое исполинское его благодеяние заменить другим, поменьше и полегче. Мы будем довольны, когда он сделает добро, вместо целого народу, одному человеку. Пусть он даст мне две половинки своего тонкого сукна: они будут приняты мною с такою же признательностью, как будто бы он облагодетельствовал всю Персию. Слава аллаху, ты человек быстровидный и в состоянии сладить это дело. Ступай и приходи ко мне с сукном.
Я пошёл и в немногих словах изложил послу существо государственных соображений моего начальника. В них, кажется, не было ничего смешного: однако посол и его безбородые чиновники все вдруг захохотали так громко, как будто я и везир были прямые «отцы нелепости».
– Мы хотели дать вам картофелю, а вы просите сукна! – сказал один из этих отверженных.
– Мы предлагали доставить бедному классу жителей вкусную и дешёвую пищу, – промолвил другой.
– Ваш везир, – присовокупил третий, – выгоды всех желудков хочет обратить на свою спину. Хороши вы, ребята!
Посол, однако ж, показал себя умнее всей своей неверной стаи. Он велел тотчас же принесть две половинки лучшего сукна и весьма вежливо вручил их мне, прося представить везиру этот маленький подарок и доложить, что это нисколько не уменьшит любви его к персидскому народу и что, во всяком случае, он даст нам картофелю и спасёт Персию от голоду.
Я возвратился к везиру в необыкновенном восторге. Удачное исполнение нескольких подобного рода поручений доставило мне совершенную его милость. Я преодолел всех моих соперников и сделался главным его наперсником.
Глава XXXV
Хаджи-Баба назначен секретарём посольства, отправляемого в Лондон. Заключение
Переговоры с неверными приходили к окончанию. Для утверждения взаимной дружбы между обоими государствами, определено было отправить в Англию блистательное посольство.
На другой день по подписании трактату везир позвал меня к себе в хельвет и сказал:
– Хаджи, повесь ухо! Сообщу тебе важное обстоятельство, и как ты исключительно мой, то надеюсь на твою верность и содействие.
Я только что принялся за пламенные клятвы в своей беспредельной преданности, ревности, как он перервал меня следующими словами:
– Хорошо или худо, дела наши с английским послом кончены совершенно, и шах склонился на его просьбу отправить в Англию посольство. Ты знаешь, как наши персы не любят оставлять свою родину. Я, право, не могу приискать человека, который охотно принял бы на себя это поручение.
Я хотел перебить речь везира и сказать, что для него я готов пожертвовать собою и сам ехать послом к неверным, но он промолвил:
– Есть у меня в виду один человек, которого желал бы я послать туда; но не знаю, как его поймать за бороду.[153] Для меня чрезвычайно важно удалить его на известное время из Персии и от Средоточия вселенной. Не можешь ли ты убедить его принять на себя посольство?
– Скажите мне, кто он таков, – отвечал я, – а раб ваш в состоянии купить своею кровью согласие его на ваше желание.
– Хорошо! Вот люблю таких служителей! – воскликнул везир, потрепав меня по плечу. – Слушай же. Мне хочется послать в Англию мирзу Фируза. Я заметил, что с некоторого времени благоволение шаха к этому пустодому чрезвычайно усилилось. Он владеет языком так быстро и искусно, льстит так грубо, лжёт так безбожно, что Убежище мира его только и слушает. Как далеко зайдёт он своим болтанном, того знать нельзя; но благоразумие требует принять наперёд свои меры. Притом же он мне тайный враг, хотя явно выдаёт себя за вернейшего моего слугу. По теперешнее время я не боялся ничьих козней, а с ним должен быть осторожным! Послав его к неверным, в Дом вражды и нечестия, надеюсь не увидеть его более. Куда ему возвратиться оттуда! Неверные, вероятно, или убьют его, или отравят ядом; если же и отпустят назад живого, то, если угодно аллаху, в его отсутствие я устрою всё так, что не бывать ему более в милости у шаха!
Полагая, что поручение кончено, я хотел уже удалиться, когда везир удержал меня, сказав:
– Постой, это не всё: в то же время я думал и о тебе. Ты, Хаджи, человек удивительный, я люблю тебя, как родного сына; поезжай, ради моей дружбы, вместе с послом к этим сумасшедшим неверным! Я назначу тебя первым мирзою, или секретарём посольства. Ты мой доверенный приятель; знаешь всё, что у нас происходило с франками, и создан для этого места. Я буду крайне одолжен тобою и надеюсь, что ты привезёшь мне из Англии подарочек.
Я думал, что гром разразил меня на месте. Как? Мирзу Фируза он посылает туда на погибель, как своего злодея, а меня вместе с ним за подарочком, как лучшего своего приятеля! Как бы благие его ожидания и не сбылись в рассуждении первого, то, отлучаясь из Тегерана на край свету, я всё-таки лишался надежды на своё повышение, и блистательные мои виды опять были расстроены. Сверх того, я был напитан предрассудками моих соотчичей – боялся плавания по морю, лютых чудовищ океана, поглощающих корабли с людьми и товарами, козней и кровожадности неверных. Я ужаснулся, вспомнив, что случилось с известным Синдбадом, который с судном своим причалил к прекрасному, зелёному острову, вышел с товарищами на берег и развёл огонь; вдруг весь остров потрясся, и оказалось, что это была не земля, а огромная зелёная рыба, которая грелась на солнце и, почувствовав на спине жжение огня, проснулась, оборотилась на другой бок и опрокинула несчастных мореплавателей в воду. Тысяча подобных приключений могло так же легко случиться со мною, как случилось со многими правоверными. Но положим, что моя звезда спасёт меня от морских опасностей: каково же будет мне, мусульманину, жить среди отверженного племени гяуров, в стране, где, говорят, нет и солнца? Этот окаянный доктор режет здесь трупы, а там, в потёмках, он, или его сообщники, готовы поймать меня живого на улице и изрезать на мелкие куски, для вящей пользы человечества. Признаюсь, я был в отчаянии и отвечал везиру рядом приветливых, но холодных выражений готовности, которые у перса всегда вьются на языке, что бы ни происходило в его сердце, Я сказал:
– На мой глаз! На мою голову! Кладу своё ухо в ваши руки! Я ваш раб! Приказывать ваше дело! Раб обязан повиноваться! – и онемел камнем.
Но старый плут понимал меня насквозь.
– Если предложение моё тебе не нравится, то воля твоя, братец: найдутся другие, которые охотно поедут на твоё место. Но ты не знаешь собственной своей пользы. Франков бояться нечего: они те же люди, и мы видим, что в Индии наши мусульмане уживаются с ними прекрасно и блаженствуют, обманывая их на всяком шагу. Что бы ни приключилось с послом, ты, как лицо подчинённое, всегда будешь вне опасности. Я надеялся иметь случай наградить тебя по возвращении и сперва хотел послать в Исфаган в качестве шахского доверенного чиновника. У нас решено наложить на этот город поставку подарков для английского шаха. При сборе подарков ты мог бы обогатиться удивительным образом.
Я не допустил везира продолжать. Искушённый лестною мыслию поблистать в родимом моём городе званием полномочного чиновника правительства, я поцеловал руку своего благодетеля и воскликнул с радостным восторгом:
– Клянусь солью вашего высокопорожия! Клянусь вашею смертью и бородою шаха! Я готов ехать. Не говорите мне более: бегу, куда ни пошлёте меня, хотя бы вытащить отца франков с самого дна аду и представить его в ваш приказ.
– Да будет так! – промолвил везир. – Но прежде всего ступай к мирзе Фирузу: польсти его самолюбию, скажи, что, кроме его, в целой Персии нет ни одного человека, способного исполнить с честью, с белым лицом, подобного роду поручение; что богатства, благоволение шаха, моё покровительство ожидают его по возвращении из Фарангистана; что аллах ведает, каких через то не достигнет он почестей и отличий. Понимаешь ли меня?
– Понимаю. Нет бога, кроме аллаха! Ваше высокопорожие колодезь мудрости, море соображений.
– Но, чтобы поддеть его удобнее, скажи, что есть сильный соперник, который ищет для себя этого места и клевещет на него, будто он человек неспособный, пустой, болтать умеет много, а по делам осёл. Он тотчас вспылит и пожелает доказать свету, что только он достоин быть послом. Понимаешь ли?
– Машаллах! машаллах!
– Не теряй же времени. Аллах твой покровитель!
Я вышел на улицу, исполненный неизъяснимой бодрости духу, и шагал уже не по мостовой, а по чистому воздуху. Думаю, что все проходящие приметили, как голова моя беспрестанно возвышалась более и более и наконец упёрлась в самое созвездие Быка. «Слава аллаху, и опять слава, и опять слава! – воскликнул я про себя. – Сбылись искреннейшие мои желания; звезда моего счастья воссияла над самою моею макушкою – я ворочусь в Исфаган в халате славы, верхом на коне величия! Посмотрим, как запляшут те, которые прежде безнаказанно обижали бедного Хаджи-Бабу, когда увидят в нём доверенное лицо шаха! Я некогда брил их головы, теперь по их головам буду ходить, как по этому булыжнику».
Устраивая мысленно въезд мой в Исфаган: на каком явлюсь я коне, как украшу его золотою цепью кругом шеи и кистями под горлом, в каком порядке поведут передо мною заводных лошадей, как около меня будут бежать слуги и скороходы с моими туфлями, плащами и кальянами и что буду отвечать депутатам города, высланным мне навстречу, я очутился у дверей дому мирзы Фируза, с которым всегда жил дружно, несмотря на мою приязнь с везиром. Он уже знал о деле, потому что английский посол делал ему то же самое предложение, желая, чтоб не кто иной, как он, был назначен послом в Англию.
Мирза согласился на всё и был чрезвычайно доволен известием, что я поеду с ним вместе. Мы стали предначертывать план будущего образу жизни в земле неверных и кончили воспоминаниями о давно прошедших наших похождениях. Он спросил меня, смеясь, не захочу ли я теперь, в проезд через Стамбул, пожурить турок и принудить их к возврату любезной Шекерлеб; но я стряхнул свой ворот обеими руками и подул себе на плечи, как будто от нечистой силы.
На другой день шах объявил всенародно, во время поклону, что мирза Фируз назначается послом в Англию, и везир приказал мне заняться приготовлениями к путешествию в Исфаган, пока напишут нужный фирман о сборе подарков.
Описание этих приготовлений было бы слишком утомительно для меня и для читателя. Довольно сказать, что я отправился туда со всею пышностью значительного мирзы, любимца первого в государстве сановника и человека в полном случае. Счастье начинало мне благоприятствовать: меня ожидали новые успехи и, может быть, новые и горькие неудачи.
СЛОВАРЬ
Ага – господин, сударь, «милостивый государь».
Агадж – мера длины, верста.
Азан – призыв к молитве, провозглашаемый муэдзином с минарета.
Али – мученически погибший халиф Али, зять пророка Мухаммеда и наиболее почитаемый персами (шиитами – см. словарь), как непосредственный преемник Мухаммеда. Сторонники халифа Али («партия Али» – «шиат Али») считали, что наследовать могут только его прямые родичи и потомки, а именно зять Мухаммеда (муж дочери его Фатимы) – Али и его дети (внуки Мухаммеда) Хасан и Хусейн. Противоположная «партия», сторонники «традиции» («сунны») считала, что кровное родство необязательно и преемникам передаётся от пророка и духовное руководство. Сунниты признавали четырёх «халифов правильного пути»: Омара, Абу Бекра, Османа и Али. Шииты считали Омара узурпатором и признавали истинным халифом лишь Али.
Аман – безопасность; призыв к пощаде, милости.
Андарун – внутренняя, женская половина персидского дома.
Арак – местная водка.
Аргамак – породистый конь.
Арк – дворец.
Афрасияб – туранский легендарный богатырь, воевавший с Ираном.
Бей – в Турции высокий чин, в Персии – рядовой чиновник.
Бейлербей – губернатор провинции.
Бек – так именовали сановников, местных правителей, феодальных владетелей и т п.
Бостанджи-баши – начальник полиции в Стамбуле.
Ваххабит – последователь секты Абдул-Ваххаба, выступавшей против турецкого султана; нарицательное имя для бунтовщика.
Везир – министр.
Газ – а) мера длины, аршин; б) мелкая монета, грош.
Гебр – огнепоклонник, безбожник, «неверный».
Гуль – горный или лесной дух, леший.
Гурия – волшебная, райская красавица.
Гяур – неверный, немусульманин.
Дараб – царь Дарий I Ахеменид (521—485 до н э.).
Делихан – удалец, сорвиголова.
Дели Петрун – кличка Петра I, удалец Пётр.
Дервиш – бродячий монах, проповедник мистического учения (суфизма), нищенствующий мистик-суфий (обычно прикрывавший благочестивостью паразитический образ жизни). Дервиши во главе со старцем (шейх, пир) объединялись в братства (ордена), противостоящие официальному духовенству.
Джалинус – Гален, античный врач, проживал в Александрии (131—210 гг. до н э.).
Джамшид – мифический древнеиранский царь, описанный в «Шах-наме».
Див – сказочное существо, злой дух, бес, демон.
Диван – совет министров (везиров).
Динар – монета.
Замзам – знаменитый, чудотворный источник (колодезь) в Мекке.
Ибн – сын.
Иншаллах – если богу угодно, дай бог!
Исфаганй – исфаганец.
Каджавэ – крытое, верблюжье седло (для женщин).
Казий – судья.
Кальян – прибор для курения табака.
Караван-сарай – постоялый двор; место стоянки караванов.
Кассия – растение: применяется в медицине как слабительное средство.
Каук – тюрбан.
Каюмарс – мифический иранский первоцарь-первочеловек, описанный в «Шах-наме».
Кебаб – мелкорубленное жареное мясо, шашлык.
Кейф – блаженное ничегонеделание, нега.
Кызыл-баш – «красноголовый», шахский солдат, носивший головной убор красного цвета.
Кыбла – сторона, куда мусульмане поворачиваются при молитве (намазе); переносный смысл: самое дорогое, любимое.
Кяфир – «неверный», немусульманин, богохул.
Лукман – легендарный арабский мудрец, которому приписываются афоризмы и басни.
Лядунка – зарядница, патронница.
Майдан – площадь.
Ман – мера веса различного значения в разных местностях: 10 фунтов, 40-84 фунта.
Мангал – жаровня.
Машаллах – как угодно богу, не дай бог, браво.
Медресе – высшее духовное учебное заведение.
Меснед – царский трон.
Мирахор – конюший.
Мирза – писец; принц.
Мискаль – золотник (24 г.).
Михмандар – сановник, принимающий шахских гостей, предводительствующий и представляющий их.
Мохтасеб – надзиратель за нравственностью, чиновник, наблюдающий за точностью мер и весов на базаре и за выполнением мусульманами положенных обрядов.
Муджтехид – богослов, высшее духовное лицо в Персии.
Муфтий – законовед, знаток мусульманской юриспруденции (шариата), выдающий фетву (см. словарь).
Муэдзин – служка мечети, провозглашающий азан (см. словарь) с высоты минарета.
Наиб – заместитель, помощник.
Намаз – молитва, совершаемая пять раз в день.
Насакчи – жандарм, урядник.
Насакчи-баши – начальник, шеф жандармов.
Нуширван – прославленный царь Хосров Ануширван из династии Сасанидов (531—578).
Омар – первый «халиф праведного пути» у суннитов (туркмен, турок).
Падар-сохтэ – «сгоревший отец», ругательство: сын дурного отца, «сукин сын».
Пайандаз – дорогие ткани, которыми выстилался путь шаха в места приёма, после чего обычно расхватывались челядью.
Пахлава – сладкий пирог с мясом, орехами.
Пашалык – область.
Пиастр – монета; пиастр испанский равнялся пяти рублям (бумажными знаками).
Пилав – блюдо из варёного риса; плов.
Пократ – то есть Гиппократ Косский (прибл. 460—377 до н э.) знаменитый древнегреческий врач и философ. Ему приписывается ряд медицинских трактатов, в основном законченных к середине IV в. до н э. и переведённых на арабский язык.
Пери – фантастическое существо женского рода, доброе или злое (колдунья).
Рамазан – месяц мусульманского поста.
Реис-эфенди – господин реис (главный везир, премьер).
Риал – монета.
Рустам – легендарный богатырь, защитник Ирана, которому посвящена значительная часть «Шах-наме» Фирдоуси.
Руфиян – сводник, хулиган, головорез – ругательство.
Саади – великий поэт, писавший на фарси (род. между 1203—1208 г., умер в 1291—1292 г.), родом из Шираза, классик персидско-таджикской литературы. Наиболее популярны его дидактические произведения, написанные в ярко-художественной форме – в 1250—1256 «Бустан» («Плодовый сад» – весь стихотворный) и в 1257—1258 – «Гулистан» («Розовый, сад» – орнаментированная проза, перемежающаяся стихами) – источник поговорок, цитат, мудрости.
Сам – иранский легендарный богатырь, праотец Рустама.
Сардар – военачальник.
Селямлык – мужская часть персидского дома.
Софа – ложе, тахта.
Суннит – одно из направлений в мусульманстве. Выделяют два направления – шииты и суниты. Сторонники халифа Али («партия Али» – «шиат Али») считали, что наследовать могут только его прямые родичи и потомки, а именно зять Мухаммеда (муж дочери его Фатимы) – Али и его дети (внуки Мухаммеда) Хасан и Хусейн. Противоположная «партия», сторонники «традиции» («сунны») считала, что кровное родство необязательно и преемникам передаётся от пророка и духовное руководство. Сунниты признавали четырёх «халифов правильного пути»: Омара, Абу Бекра, Османа и Али. Шииты считали Омара узурпатором и признавали истинным халифом лишь Али. Турки – сунниты; персы – шииты.
Суфий – см. дервиш в словаре.
Тар – музыкальный, многострунный инструмент.
Туман – золотая монета, стоимостью 10-12 рублей.
Улемы – учёные, богословы.
Улус – кочевая область одного племени (или рода); стойбище.
Учкуры – завязки панталон.
Фарангистан – Европа.
Фарамуши – франкмасон.
Фарсах – мера длины, 5 вёрст.
Фатима – дочь пророка Мухаммеда, супруга Али. Её могила, находящаяся в Куме, на юге Ирана, служила местом паломничества и пользовалась правом «беста», убежища: кто укрывался в ограде подобного святилища, не мог быть схвачен и арестован.
Ферраш – постельничий, шатроносец, экзекутор, бивший осуждённых по пяткам.
Ферязь – род одежды (персид. фераджэ).
Фес – головной убор, феска.
Фетва – юридическое решение по шариату (см. словарь), утвержденное муфтием.
Фирдоуси – знаменитый поэт, классик персидско-таджикской литературы (род. 934—941 г., ум. около 1020 г.), автор «Шах-наме».
Франк – европеец.
Хакан – владелец, царь, хан.
Хаким – врач, лекарь.
Ханум – госпожа.
Харам – запрещённое по шариату (см. словарь); нечисть.
Хафиз – великий поэт-лирик, писавший на фарси (1300—1389), родом из Шираза, классик персидско-таджикской литературы. Его лирические стихи (газели), изучавшиеся в начальной конфессиональной школе, широко известны в народе, часто цитируются.
Хельвет – внутренние покои персидского дома, кабинет.
Хоршид-Колах – примерно; «Солнцевенчанная», буквально: «та, у которой головной убор – солнце», прозвище русской императрицы Екатерины Второй (1729—1796).
Цоуган – искажённое чоуган (см. словарь).
Чауш – жандарм, унтер-офицер.
Чоуган – клюшка в игре в поло (деревянный мяч).
Шай – мелкая монета.
Шам – вечернее угощение, ужин.
Шариат – мусульманское право, религиозная юриспруденция.
Шах-заде – царевич, принц.
Шейх-ул-шлам – глава мусульманской церковной организации у шиитов.
Шиит – одно из направлений в мусульманстве. Выделяют два направления – шииты и суниты. Сторонники халифа Али («партия Али» – «шиат Али») считали, что наследовать могут только его прямые родичи и потомки, а именно зять Мухаммеда (муж дочери его Фатимы) – Али и его дети (внуки Мухаммеда) Хасан и Хусейн. Противоположная «партия», сторонники «традиции» («сунны») считала, что кровное родство необязательно и преемникам передаётся от пророка и духовное руководство. Сунниты признавали четырёх «халифов правильного пути»: Омара, Абу Бекра, Османа и Али. Шииты считали Омара узурпатором и признавали истинным халифом лишь Али. Турки – сунниты; персы – шииты.
Эфенди – в Турции: господин, сударь.
Ялапа – лекарственное растение, применяется в медицине как сильное слабительное средство.
Ярлык – государственное распоряжение, документ, письменный указ, приказ.
Ятаган – кривой турецкий кинжал.
РАЗГОВОР С ЧИТАТЕЛЕМ
О КНИГЕ «ПОХОЖДЕНИЯ ХАДЖИ-БАБЫ», О ЕЁ АВТОРЕ И ГЕРОЕ И КОЙ О ЧЁМ ПРОЧЕМ
ОБРАЩЕНИЕ К ЧИТАТЕЛЮ
Если Вы ещё не читали эту книгу, непременно
прочтите, а если читали, перечитайте – жалеть не будете!
из статьи иранского учёного М.Минови
Можно не сомневаться, что каждый, кто начнёт читать книгу «Похождения Хаджи-Бабы», не захочет оторваться от неё, пока не дочитает до конца. Уместно ли вклиниваться в увлекательное чтение предварительным «Разговором»?
Но столь же твёрдо можно предсказать, что не раз во время чтения появится морщинка на лице читателя. Он остановится и задумается над тем, что так смешно и весело описано в книге. Только ли о Персии начала XIX века говорится в книге? Нет ли аналогий и с современной действительностью? Возможно, что предисловие поможет читателю в подобных раздумьях и разгонит набежавшую морщинку?
К ИСТОРИИ КНИГИ
Habent sua fata libelli.
(И книги имеют свою судьбу)
Латинская поговорка
История всякой книги связана прежде всего, а вероятно, и больше всего с жизненной судьбой её автора. Автором книги назван Дж. Мориер[154]. О нём в своё время настолько кратко и занимательно рассказал Виктор Шкловский в предисловии к первому советскому изданию книги, что можно ограничиться приведением выдержки:
«Джемc Юстиниан Мориер – автор «Хаджи-Бабы» и многих других романов – по своей биографии и биографии своей семьи для нас может быть интересен не менее, чем его романы.
Отец Джемса Мориера, потомок гугенотов, бежавших в Англию из Франции от религиозных преследований, был уже вполне англичанином и служил в Смирне по дипломатической части. Впоследствии он был генеральным консулом Деванской Компании, то есть дипломатическим служащим крупнейшей торговой компании… В Смирне в 1780 году родился Джемс Юстиниан Мориер. Он учился в Англии. Вся семья состояла из отца и четырёх братьев. Все братья были дипломаты. Один из них даже исполнял в Египте тонкую дипломатическую работу – был шпионом-путешественником. Попался, но отделался одной высылкой. Дети братьев Мориер впоследствии тоже занимались дипломатической службой. Вся эта компания постоянно работала на Востоке. Молодой Мориер поэтому, после окончания своего воспитания в Англии, был отправлен в Персию секретарём посла. В Персии он пробыл только три месяца и был отправлен обратно в Англию, вероятно, с поручением осмотреть дорогу. Ехал он из Персии в Англию сухим путём, по Азиатской Турции. Добравшись до Константинополя, Джемс Мориер попал в свою семью. В Константинополе его отец был консулом, младший брат – секретарём посольства. Старший же брат в это время был генеральным консулом в Албании и тоже, вероятно, хотя бы письменно, мог сообщать своему брату необходимые сведения… Джемс Мориер пробыл в Лондоне несколько месяцев и был снова отправлен в Персию, уже не секретарём посла, а секретарём посольства… В 1814 году английский посол… вернулся в Англию, и Мориер остался главой посольства. В 1815 году Мориер был отозван обратно в Англию по собственной просьбе.
Персия, которую описывает Мориер, это – та самая Персия, которую знал Грибоедов. Те условия, в которые попал Грибоедов и в которых он погиб, вероятно, в значительной мере были подготовлены Джемсом Юстинианом Мориером, умевшим не только писать романы.
В 1817 году Джемс Мориер получил за свою сравнительно недолгую, но, очевидно, плодотворную службу пенсию. После этого он занимался главным образом литературой и только в 1824—1826 годах был особоуполномоченным по подписанию договора между Англией и Мексикой». Умер Джеймс Мориер в преклонном возрасте – в 1849 году. Такова история жизни автора «Похождений Хаджи-Бабы». Какова же история самой книги?
Предысторией её можно, пожалуй, считать публикацию в 1812 году первых записей Мориера. «Путешествие по Персии, Армении и Малой Азии до Константинополя в 1808 и 1809 годах». Некоторые записи и эпизоды, например о шахском гареме, о дервишах, о придворном поэте, о лекарях, о любовной паре Юсуф и Мариам и многие другие, предвосхищают иные страницы в «Похождениях Хаджи-Бабы».
В двух первых изданиях книги (первое – в Лондоне, 1824 г.) имя автора не было указано. Во втором и в некоторых последующих изданиях приводилось письмо некоего анонимного «персидского паломника», направленное священнику из шведского посольства в Стамбуле. В письме «паломник» напоминал о разговоре, который произошёл у него со священником шестнадцать лет тому назад, когда священник утверждал, что иностранцу-европейцу, сколько бы он ни прожил на Востоке, невозможно полностью постичь его. И вот сейчас – пишет «паломник» – он может сообщить священнику о случайной встрече в турецком городке с одним персом, Хаджи-Бабой; этот перс передал «паломнику» свои записи, которые и просил опубликовать в Англии. Публикуемые «Похождения» являются переводом этих записей.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30
|
|