Внезапно Паоло приподнялся, заглянул ей в лицо, откинув в сторону упавшие пряди. Глаза прищурились.
Она моргнула.
— Вполне.
— Или младенцу? — закончила она за него. Недавнее тепло ушло, вытесненное холодной реальностью. Понятно, это волнует его в первую очередь. Чего и следовало ожидать — нельзя же было надеяться завоевать его в один день. Хочется верить, что шести месяцев хватит. — Мы не повредили ребенку. Я уверена.
— Вероятно, ты просто здорово меня измотал.
— О, нет, — улыбнулась она в ответ, принимая брошенный вызов. — Не надейся.
— Хорошо, — заявил Паоло. — Потому что я только начал с тобой заниматься.
Он перекатил ее со спины так, что теперь Элен оказалась на нем верхом. Она дрогнула, когда его ладони вновь накрыли ее груди.
— Тебе не кажется, что следует спуститься вниз, чтобы присоединиться к остальным?
— Спустимся, — ответил он, устраиваясь поудобнее. — Когда-нибудь.
Следующие несколько дней желание Паоло не уменьшилось ни на йоту. Всему миру они, должно быть, казались настоящими новобрачными. Паоло все время тянулся к ней, искал глазами. Напряжение, не отпускавшее его в Нью-Йорке, исчезло без следа. Он выглядел гораздо счастливее.
Даже начал втягивать Элен в ежевечерние разговоры с его матерью.
А днем они отправлялись смотреть достопримечательности страны. Паоло возил ее в Милан, с гордостью коренного жителя демонстрируя все мало-мальски интересное. Она замирала в восхищении перед грандиозным Миланским собором, для строительства которого потребовалось пять веков, его мозаичными окнами и тысячами статуй.
Вместе они наслаждались великолепием эпохи Возрождения, представленным в музеях, а после рука об руку бродили по улочкам города, заходя по пути в кондитерские и кафе. Лишь однажды благодушие Паоло исчезло, лицо стало жестким.
Ей ничего не надо было спрашивать. Прямо перед ними красовались крупные буквы вывески. «Бацелли». Крупная фирма модных моделей. Та, где когда-то работала Сапфир.
Сердце Элен сжалось. Понятно, что для того, чтобы забыть Сапфир и позволить Элен занять ее место, нужно нечто большее, чем секс. Но дни шли, и она почти убедила себя, что делает успехи. А теперь одного взгляда на его сумрачное лицо было достаточно, чтобы понять — ей очень далеко до победы.
— Тебе не хватает ее, — тихо произнесла она, когда Паоло потянул ее прочь.
Он взглянул на нее сверху вниз, удивляясь ее проницательности.
— Я подвел Сапфир. Отправил прямиком к нему в объятия. Никогда себе не прощу.
Боль пронзила Элен при виде его пустых глаз.
Этой ночью их любовные ласки были иными. Нежными и исполненными отчаяния, полными сожалений об утраченном, о том, чего не вернуть.
Ей хотелось утешить его своей любовью, освободить от вины и раскаяния, но ему не нужна была ее любовь. Никогда не была нужна. Женщина, которую он любил, чьей любви добивался, навсегда потеряна для него, и виной тому Элен.
И она отдала ему единственное, что могла дать, — свое тело, погрузившись вместе с ним бездну, на дне которой надеялась найти забвение.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
— Ты кажешься счастливой.
Элен почувствовала, как руки Паоло обхватили ее за талию, прижимая крепче. Она оторвала взгляд от водной глади озера и посмотрела на него. Легкий ветерок растрепал его волосы. Господи, какой он красивый! Самый лучший мужчина в мире.
Возможно, он не принадлежит ей, но сейчас она с ним, и этого довольно, чтобы все проходящие мимо женщины преисполнялись завистью. И кто их осудит?
— Разве может быть иначе в таком месте?
Оба взглянули вдаль. Он привез ее на озеро Комо, находящееся совсем близко от его фамильной виллы в Милане. И немедленно они перенеслись в другой мир, совершенно отличный от надоевшей городской суеты. Насыщенная зелень деревьев и белоснежные пики гор, в воздухе разлиты спокойствие и умиротворенность, несущие радость всему живому.
Но были у Элен и другие причины для счастья. Ей казалось, Паоло стал внимательнее к ней, позволяя ощутить свою ценность для него. Их ласки стали не так порывисты, но исполнены нежности, и она начала надеяться, что он сможет полюбить ее, ну хотя бы чуть-чуть.
Паоло крутанул Элен к себе, оглядел задумчиво.
— Пойдем. Нам надо поговорить.
Что-то новенькое, подумала она с опаской. Им давно уже не требовалось оговаривать необходимость поговорить. К чему такая предупредительность?
— О чем?
Не отвечая, Паоло нашел в ближайшем кафе отдельно стоящий столик и, мгновенно сделав заказ, отослал официанта.
— О чем ты хочешь поговорить? — поторопила она.
Он откинулся на стуле и сосредоточенно уставился на нее. Наверное, новости не слишком хорошие.
— О деле, которое я вел в Нью-Йорке. Там возникли сложности: подана апелляция. — Он помолчал. — Мне придется прервать отпуск и вернуться к работе.
— Но это же твоя фирма! Разве нельзя найти кого-нибудь другого?
— Нет никого другого. Я знаю дело лучше всех. И не могу их так бросить.
— А разве нельзя работать из миланского офиса? Существует же электронная почта…
— Иногда мне придется уезжать в Нью-Йорк. Это неизбежно. Но я постараюсь основную часть времени быть в Милане.
— Все ясно. — Слова упали жестко и отрывисто.
Его щека дернулась.
— Что значит «ясно»?
— Ты не представляешь, как можно доверить кому-то вести твое дело. Отдать хоть малую крупицу своей власти.
Он протяжно вздохнул.
— Я надеялся, ты поймешь.
— Конечно, я понимаю. Ты свято блюдешь традиции.
Его брови сошлись у переносицы.
— О чем ты толкуешь?
— Именно так должен поступать всякий пещерный человек. Вначале притащить женщину в свое логово, чтобы вынашивала потомство, а потом отправиться добывать мамонта.
— Оставь свой пафос!
— Я просто ушам не верю! Ты привозишь меня сюда, чтобы следить, правильно ли я себя веду, и вдруг уезжаешь в Нью-Йорк. В толк не возьму. Или плата столь высока, что невозможно уступить ее кому-то еще?
Лицо его перекосилось от ярости.
Снова она разозлила его. Но ведь если ее плану влюбить Паоло в себя суждено претвориться в жизнь, то лишь при условии, что он сам будет здесь присутствовать. Последние несколько дней Паоло уже шел в нужном направлении. Она делает успехи, но если он уедет — все пропало.
— А мне нельзя сопровождать тебя? — Это было бы идеальное решение. Пусть он много работает, но хоть ночью они будут вместе.
— Нет, — разом отмел он все ее надежды. — Тебе будет лучше здесь.
— И что прикажешь мне делать, пока ты будешь озарять мир права?
— Развлекаться. Расслабляться.
— А после того, как я сделаю маникюр и вымою голову?
— Я предлагаю тебе роскошную жизнь на блюдечке, а ты ворчишь? Я же говорю, ты можешь делать что угодно — ходить по магазинам, ездить на экскурсии, валяться у бассейна. Многие бы заплясали от радости, предложи им такой стиль жизни.
— Тогда у меня есть идея получше. — Ее щеки раскраснелись. — Попробую-ка я потрудиться для своего бюро. Можно устроиться прямо на вилле, превратить одну из маленьких спален в кабинет, подключиться к Интернету…
— Нет!
От неожиданности она подскочила на стуле.
— Но мне нравится работать. У меня хорошо получается, и это важно для меня.
— Я не позволю тебе работать. Это часть нашего соглашения.
— Нашего соглашения? Это никогда не было «нашим соглашением». Ты всегда делал, как сам хотел, а меня никогда не принимал в расчет. Ты же работаешь! Почему и мне не заняться тем же?
Он пресек ее протесты одним взмахом руки.
— Вопрос не обсуждается.
— Ну уж нет, как раз обсуждается! — Сердце переполняла горькая ярость. Ну просто вылитый отец. Тот тоже постоянно указывал ей, как жить. — Мне надо что-нибудь делать. Возможно, моя работа не настолько актуальна для благоденствия всего человечества, как твои многомиллионные сделки, но деятельность бюро сильно меняет жизнь многих женщин, особенно в странах третьего мира. Почему я не могу работать, пока я здесь?
Смуглое лицо потемнело, быстро бьющаяся на виске жилка выдавала силу его гнева.
— Забудь. Сейчас твоя главная забота — о ребенке.
Элен отвернулась, удивляясь, что когда-то надеялась достучаться до него. Оживленная болтовня ресторана не предложила ей ответа, решение не было написано огненными буквами в воздухе. Она поняла, что все равно придется посмотреть на него.
— Хотелось бы знать, собираешься ли ты так же контролировать жизнь этого младенца, как контролируешь мою. Что, вцепишься в него и станешь указывать, как поступать? Принимать за него все решения? Мне уже жаль бедного малыша. Иногда даже хочется, чтобы его вообще не было.
— Я не позволю тебе так говорить о нашем ребенке!
Он что, действительно думает, будто она может отказаться от своего ребенка?
Ее рука легла на уже ясно обозначившийся живот. Возможно, он рассчитывает расписывать по дням всю жизнь этого младенца, но пока малыш принадлежит ей.
— Я не имела в виду…
— Слишком поздно ты спохватилась, — прошипел Паоло, обрывая ее. — Ребенок есть, и нам всем придется смириться с последствиями.
Подошел официант с их заказом.
— Есть еще кое-что, — сказал Паоло, когда официант наполнил их бокалы и удалился, — что мне хотелось бы с тобой обсудить.
— Не представляю, как ты сумеешь удержать меня от работы, находясь в Нью-Йорке. Кроме того, только так я смогу быть в курсе, что происходит в бюро. В противном случае я безнадежно отстану, когда в будущем году вернусь на службу.
Брошенный им взгляд был из разряда тех, которыми усмиряют многотысячную толпу.
— Именно об этом я и хотел с тобой поговорить. Ты не вернешься на службу.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
— Что ты хочешь этим сказать?
— Не вижу причины, зачем тебе возвращаться. У тебя будет ребенок, о котором надо заботиться.
Элен не спешила радоваться. Сколько раз ее надежды оказывались обманутыми, не стоит тешить себя безосновательными иллюзиями.
— Ты.., ты хочешь, чтобы я осталась?
— Мне кажется… — начал Паоло, мысленно ругая себя, что изначально повел разговор неверно. Зная, как ей дорога ее карьера, не следовало сразу говорить, что он собирается уехать по работе. Теперь будет сложнее уговорить ее пожертвовать службой ради ребенка. — Мне кажется, тебе не нужно возвращаться в Париж после рождения малыша.
Ее сердце громко заколотилось, ей даже пришлось приложить руку к груди.
— И.., почему же?
— Ты будешь кормить малыша. Мама говорит, да и Мария тоже, что так для него лучше.
— Вот как. — Тон ее никак нельзя было назвать обнадеживающим.
— Ты что-то имеешь против грудного вскармливания?
— Я не говорила ничего подобного.
Он изучал ее лицо, ища правды в холодно поблескивающих зеленых глазах. После того как мать спросила его, собирается ли Элен сама кормить малыша, его неотступно преследовали одни и те же образы. Их малыш, чмокающий у полной груди Элен, его ротик, крепко присосавшийся к ней.
Паоло хотелось видеть это зрелище. Что удивительно, секс тут был ни при чем. Просто странное ощущение, инстинктивное знание, что именно так должно быть. Так будет правильно.
Он сглотнул, вернувшись в настоящее. Вначале надо убедить ее остаться.
— Ты ведь хочешь для малыша самого лучшего.
— Да, конечно.
— Тогда останься и присмотри за ним.
Элен с сомнением наморщила лоб. О чем она думает? Сравнивает степень значимости ребенка и карьеры?
— И как долго мне придется кормить? Паоло стиснул зубы. Так и есть. Она мысленно рассчитывает, на какое время сможет оторваться от работы без ущерба для карьеры.
Он растерянно провел рукой по волосам.
— Кармелла очень полюбила тебя, да и все остальные тоже. Она уже привыкла, что ты рядом, и расстроится, если ты уедешь в Париж.
— В Нью-Йорке ты говорил, что она быстро утешится.
— Пусть так, но все равно ей будет трудно. И детям. Они уже воспринимают тебя как свою тетю. Разве есть причина их разочаровывать?
— И что, задержка сделает расставание легче? Я не понимаю, о чем ты говоришь, Паоло. Что именно ты предлагаешь? Мне кажется, тебе стоит выразиться точнее.
— Все предельно просто. Моя семья считает нас мужем и женой, принимает тебя. Кроме того, наш первенец родится как раз перед Рождеством.
— Погоди, — она подняла руку. — Ты сказал «первенец».
Возникла неловкая пауза.
— Точно, — наконец согласился Паоло. — Хотим мы или нет, ребенок свяжет нас навсегда. Я хочу еще детей. — Он пожал плечами. — Моя семья тебя любит. Так почему нам не остаться вместе? Почему я не могу иметь других детей от тебя?
Как ни мало знала Элен о предложениях руки и сердца, она подозревала, что делают их обычно более эмоционально. Хотя бы для видимости стараются. Но все равно. С ее стороны глупо колебаться. Именно об этом она мечтала: чтобы он смягчился и предложил ей остаться с ним и малышом.
Правда, Элен рассчитывала услышать от Паоло настоящее признание в любви…
— Скажем прямо, — начала она. — Ты хочешь продлить нашу договоренность?
— У меня имеются к тому достаточные основания. У ребенка будут два родителя, а со временем, возможно, и братья с сестрами.
— А получится?
— Почему нет? Последние несколько недель ты была достаточно счастлива, разве не так? Мы доказали, что вполне совместимы. У многих пар и того нет.
Неужели он абсолютно ничего к ней не чувствует?
— А как же любовь? Любовь разве ничего не значит?
Вот, она произнесла это. Затаив дыхание, Элен ждала, что теперь будет, не представляя, как признается ему в своей любви, даже если он спросит. Хотя сейчас вопрос не поднимается.
Он отодвинул тарелку с почти нетронутой едой, провел салфеткой по губам.
— Если бы не ребенок, ты была бы в Париже, а я, вероятно, остался бы в Нью-Йорке. Думаю, стоит смотреть на вещи реально. Наш брак нельзя отнести к нормальным при всем желании, но я готов примириться с ним. Вопрос в том, согласна ли ты?
«Если бы не ребенок». Она тупо вновь и вновь прокручивала в уме одну и ту же фразу. «Хотим мы или нет, ребенок свяжет нас навсегда».
Все предельно ясно. Без ребенка они никогда не были бы вместе. Просто и понятно.
У нее пересохло в горле, хотя бокал был почти пуст. Их горячая дискуссия свела на нет увлажняющий эффект выпитой жидкости.
— А что я буду с этого иметь? Кроме регулярного секса, естественно. — Ее губы произносили вызывающие слова сами по себе, не реагируя на внутренний голос, вопящий, что надо хвататься за предложенное раньше, чем он передумает.
У нее будет именно то, что она хочет, — семья, дети… Вот только получать это так…
Его глаза пронзали ее насквозь, желваки на щеках угрожающе заиграли.
Злится. Превосходно, значит, они квиты. Она тоже не собирается унимать свою злость.
— Я, значит, бросаю свою работу, квартиру, кардинально меняю жизнь. Скажи мне, Паоло, что ты предлагаешь мне взамен за эти милые отношения, подразумевающие обслуживание твоих сексуальных потребностей и вынашивание твоих детей?
По тому, как перекосился его рот, она поняла, что челюсти сцеплены намертво.
— Похоже, я совершил ошибку, — произнес он сквозь зубы. — Мне казалось, тебе самой этого хочется.
В мозгу полыхнула вспышка ярости.
— А не приходило тебе в голову, что у меня есть собственные соображения по этому поводу? Кем ты себя мнишь — моим отцом?
Он выпрямился на стуле.
— О чем ты?
— Он тоже строил для меня планы. И никогда не спрашивал моего мнения.
— Я спас тебя от отца!
— Да, но теперь ты делаешь то же самое — говоришь мне, что надо и что не надо. Я думала, что могу сама распоряжаться своей жизнью, — и целых двенадцать лет так и было. А потом явился ты.
Минуту они ели друг друга глазами. Потом он взглянул на часы и поднялся.
— Пора возвращаться. — Не дожидаясь ее, сунул официанту несколько банкнот и вышел из ресторана.
Всю дорогу до виллы оба молчали. «Феррари» слушался Паоло, как дополнительная часть его тела, четко вписываясь в повороты, уверенно пожирая километры. Неудивительно, что Паоло так любит свою удивительно покорную машину.
Элен радовалась тишине. От их споров и жарких лучей солнца голова у нее раскалывалась. Затормозив у крыльца, Паоло задержался ровно настолько, чтобы вывести Элен из машины, после чего немедленно скрылся в доме.
— Как тебе понравилось озеро? — спросила Кармелла, направляясь к машине. Даже одетая для работы в саду, с прядями, выбившимися из строгой прически, мать Паоло выглядела собранной и элегантной.
— Оно восхитительно, — ответила Элен, улыбаясь пожилой женщине. — Я даже не представляла такого великолепия. Как вам повезло иметь его совсем рядом.
— А где же Паоло? Я думала, мы выпьем кофе вместе. — Кармелла взмахнула рукой в садовой перчатке. — Хотя он, конечно, торопится собираться. Вот несчастье, что ему приходится уезжать так поспешно.
— Поспешно?
Кармелла слегка нахмурилась.
— Он ведь сказал тебе о поездке в Нью-Йорк? Сегодня ночью он уезжает.
— Ах, да, — ответила Элен, стараясь скрыть тот факт, что время его отъезда — новость для нее. — Конечно.
Элен направилась в их комнаты, чтобы найти Паоло. Ей следовало принести извинения, и это, учитывая события дня, совсем ее не радовало.
Войдя в спальню, она увидела лежащий в ногах их кровати открытый чемодан.
Из гардеробной появился Паоло, держащий в руках рубашки и несколько шелковых галстуков. Бросив взгляд в ее сторону, он направился прямо к чемодану, затем принялся освобождать от вешалок рубашки. Его подчеркнутое невнимание было как пощечина.
— Почему ты не сказал мне, что уезжаешь так скоро?
— Какая разница?
Его слова больно укололи ее.
— Как долго тебя не будет?
Он аккуратно уложил рубашки и галстуки в чемодан, снова направился к гардеробной.
— Неделю, может, две.
У Элен сжалось сердце. Ей хотелось все время находиться рядом с Паоло. Сворачиваться ночью рядом с ним, засыпать, убаюкиваемой его ласками. После многих лет одиноких ночей никакой охоты возвращаться к ним у нее не было.
— Мы долго разговаривали с твоей матерью. — Ее слова были встречены ледяным молчанием. Элен собралась с мужеством. Подождала его возвращения в комнату, чтобы продолжить:
— Она сказала, что ты работаешь ради самой работы — ни ты, ни фирма не получат за это денег.
— Это правда, — пожал он плечами. — Что с того?
— Ранее я сказала, что тебе не обязательно браться за это дело, потому что у тебя денег и так достаточно. Хочу попросить прощения. Я ведь не знала.
— Но ты была права. У меня действительно достаточно денег. Ты невысокого мнения обо мне, зачем портить общую картину?
— В общем, я просто хотела сказать, что мне очень жаль.
Слабое оправдание. Готовя кофе, Кармелла сообщила ей, что его фирма ведет борьбу с картелем могущественных фармацевтических компаний, имеющих деловые интересы на трех континентах. Речь шла о компенсациях жертвам фальшивых медикаментов. Многие из пострадавших были дети.
А это перекликается с ее работой, связанной с образовательными программами для женщин и детей стран третьего мира, которой она так гордилась.
— Я понятия не имела, как важно твое участие. Продолжая перебирать вещи в чемодане, Паоло все же повернул голову, впервые удостоив ее должным вниманием.
— А если бы я работал за деньги, то это было бы неважно? Боюсь, твое понимание важности какого-то дела мне недоступно. К примеру, с чего ты решила, что выполнение твоей работы важнее, чем забота о ребенке?
— Это не правда! Я так не считаю. Теперь он повернулся к ней всем корпусом.
— Тогда почему ты хочешь вернуться в Париж, к старой жизни?
— Я никогда этого не говорила. Ты сам распланировал мое поведение именно так.
Он буркнул несколько слов по-итальянски, дополняя их ожесточенной жестикуляцией.
— А о чем мы разговаривали сегодня утром? Ты ясно дала понять, что между работой и воспитанием ребенка выбираешь работу.
— Не помню, чтобы мы обсуждали возможность выбора. Ты сообщил мне, каковы твои планы и как мне надлежит их исполнять. Относительно выбора ты не сказал ни слова. И уж конечно, ты не потрудился проконсультироваться со мной относительно моего мнения.
Никогда он не считал зеленый горячим цветом, но сейчас ее глаза прожигали его, как два лазерных луча. Щеки пылали от негодования, грудь поднималась и опадала.
Замерев, Паоло пытался сохранить спокойствие. Страстность, ощущаемая в ней сегодня, будила его собственные подавляемые инстинкты. Она всегда была красива, но злость делала ее величественной. Уставившись на ее грудь, он едва не застонал.
Ему вовсе не хотелось, чтобы она злилась. Хотелось, чтобы ее грудь трепетала совсем по другим причинам. Он должен обладать ею до сегодняшнего отъезда.
Паоло выдавил смешок, пытаясь смягчить напряжение. Положил руки ей на плечи.
— Ты принимаешь все слишком близко к сердцу. Сестра предупреждала меня, что беременные часто бывают излишне эмоциональны. Сегодня мне следовало это учесть, избавив тебя и от слов, сказанных в запальчивости, и от извинений.
— Нет! — Она отбросила его руки. — Не смей меня опекать. Беременность тут ни при чем!
— Тогда объясни, — покладисто предложил он, придвигаясь ближе и обнимая ее за шею. — В чем дело?
Смена тона застигла Элен врасплох. Глаза ее внезапно стали слишком большими для побледневшего лица, дыхание оставалось прерывистым, выдавая внутреннее смятение другого плана.
— Речь о моем праве самой принимать решения, — откликнулась она. Ее голова уступала его руке, хотя в глазах отражалось нежелание подчиниться.
— А я тебе не позволяю, так? — Его другая рука присоединилась к первой, их пальцы осторожно перебирали ее волосы.
— Вот именно. Ты ждешь, что я буду вести себя, как твой драгоценный «феррари».
— Разве?
— Да! Крутишь руль налево — машина едет налево. Крутишь направо — машина направо.
— Что тут скажешь? — Его руки переместились к ней на спину. — Это же машина.
— А я нет. Тем не менее ты ждешь от меня того же. — Задрожав, она почувствовала, как его пальцы забрались под юбку и скользнули внутрь трусиков.
Он закрыл ей рот поцелуем, обволакивая ее своим запахом.
Элен вскинула руки к нему на плечи, вцепились в них, словно боялась упасть. Ее глаза не отрывались от его глаз.
— Твоя проблема в том, что тебе не нравится, когда я не хочу подчиняться. Тебе невдомек, что иногда мне хочется самой сесть на место водителя. И я вполне в состоянии управлять.
Он опустил голову к ее шее, ощущая дрожь во всем теле.
— Дьявол, — пробормотал он. — У меня и правда проблемы.
— Ты согласен? — Ее голос прервался, потому что его пальцы сновали сейчас вокруг чувствительной плоти.
— Никогда еще я не чувствовал себя настолько неадекватным. Там, где замешана ты, я теряю контроль над ситуацией. Желание полностью подчиняет меня, сводит с ума.
Она дышала с огромным трудом, слова становились все сбивчивее.
— Ты знаешь, что я имею в виду.
— Но это правда. Оставляю это на твое усмотрение. — Паоло неохотно отнял свои руки, снял ее ладони со своих плеч. Изумленная, она моргнула, пошатнулась, внезапно утратив поддержку, а он медленно спросил:
— Чего ты хочешь? Предоставляю тебе возможность выбирать, будем ли мы сегодня заниматься любовью или нет. Решай.
Ее тело уже пылало, дыхание прерывалось в предвкушении того, что должно случиться. Она была полностью готова к сексу, все чувства обострились, нервы обнажились. Так какой же, спрашивается, может быть выбор?
Паоло думает, что сделал достаточно, чтобы возбудить ее. Что она зашла слишком далеко и отдастся ему, стоит только протянуть руку. Вожделение исходило из его темных уверенных глаз, свиваясь вокруг нее в ожидании. Но не такого рода выбор ее устраивает, хоть ей и потребуется сейчас вся имеющаяся в наличии решимость.
Ладно, пусть смотрит. Медленно, чувственно она провела ладонями вдоль своего топа и скрестила руки, словно собираясь сорвать его с себя. Паоло следил за ней, отмечая каждое ее движение. Вот его зрачки расширились, он чуть качнулся вперед, словно мысленно подстегивая Элен. Она прочла в его глазах жажду, физически ощутила предвкушение.
— Вообще-то, — сказала она, плавно заканчивая начатое движение, невинно сложив руки на груди, — учитывая, что тебе так скоро ехать, может, это не самая лучшая идея. Давай не будем прерывать твои сборы.
Его ноздри раздулись, глаза недоуменно расширились.
— Ты говоришь «нет»?
Настала ее очередь приподнять одну бровь.
— Разве что ты действительно хочешь.
До постели они не добрались, по крайней мере с первого раза. Паоло овладел ею там, где она стояла, со страстным безумием приподняв, прижимая к себе. И только когда волны последних содроганий затихли, оба рухнули в постель, чтобы снова заняться любовью.
Прошло немало времени, прежде чем они опомнились.
— Теперь мне пора идти, — прошептал Паоло ей в ухо, быстро поцеловав. Должно быть, она задремала, пока он принимал душ и переодевался. — За мной скоро придет машина.
Ее придавила страшная тяжесть, а головная боль, оставшаяся после дня, проведенного на озере, стала невыносимой. Даже усталость от любовных ласк откликнулась болью. В панике она подскочила, села на кровати.
— Я не хочу, чтобы ты уезжал.
— Мне надо. Но относительно нашего разговора за ланчем.., ты была права. Я никогда не спрашивал, чего ты хочешь. Но я совершенно уверен, что мы сможем построить семью. — Он быстро поцеловал ее в губы, взял пиджак и направился к двери.
Ее сердце ухнуло в груди. Надо ли сказать ему, пока он не уехал? Сказать ему правду — что она любит его и останется с ним на любых условиях?
— Паоло. — Даже раньше, чем зубы вонзились в нижнюю губу, она знала, что не сможет. Паоло не любит ее, раз оставляет так неожиданно. Последнее, что ему захочется услышать, — это ее признание. Да он и не поверит. Но нельзя позволить ему уйти, не оставив себе хоть каплю надежды, что-нибудь, за что она могла бы зацепиться. — Мне надо спросить тебя кое о чем.
— О чем?
— Я знаю, что этот ребенок очень важен для тебя. Но мне надо знать… — она замешкалась, — мне надо знать, важна ли и я тоже для тебя.
Паоло прищурился и усмехнулся, словно удивляясь наивности вопроса.
— Ты спрашиваешь после всего, что между нами было? Конечно, ты важна для меня. Не говоря уж о сексе, ты носишь моего ребенка.
Боль пробудила ее от беспокойного сна. Волны боли поднимались изнутри, судорогами сводило все тело. Потом к горлу подступила тошнота, и почти с облегчением она двинулась в сторону ванной. Это, должно быть, просто пищевое отравление, хотя она и помнит, что едва касалась ланча, а об ужине вообще забыла из-за усталости.
Конечно, это отравление, иначе и быть не может.