16

– У вас частичная потеря памяти. – Доктор Лейн присел на край кровати Натали. – Это абсолютно типичное явление для пациентов, находившихся в коматозном состоянии.

Натали задумалась.

– Вчера доктор Парат сказал, что я закончила юридический факультет. А всего неделю назад я думала, что мне семнадцать.

– А две недели – что десять. – Доктор Лейн встал и подошел к окну, чтобы обдумать, что говорить дальше. – Вам сейчас тридцать один.

– Не могу себе представить. – Натали помотала головой.

– И тем не менее придется, – твердо сказал Лейн. – А как только вы поверите – мой совет – начинайте без промедления нормальную жизнь. Я бы на вашем месте как следует попутешествовал, надо вспомнить то, чего вы недополучили. Насколько мне известно, у мистера Райкена имеется еще весьма значительная сумма, которая принадлежит вам.

– У кого?

Лейн вел себя очень беспокойно. Вначале он устремился к двери и, выглянув наружу, убедился, что вокруг никого нет, затем снова подошел к Натали.

– У Райкена, – повторил он, – у Джуда Райкена. Он был назначен вашим опекуном.

Лицо Натали выражало недоумение.

– Мне стыдно, но я совсем ничего не помню.

– Ничего, вспомните.

– Я что-то неправильно понимаю, да, доктор?

Чутье, на которое Натали с каждым днем полагалась все больше и больше, подсказывало ей, что здесь какой-то подвох.

– Неправильно? Да нет, все нормально. Доктор Лейн вздохнул и улыбнулся ей. – Как вы себя сегодня чувствуете?

Пожалуй, наконец-то в его голосе звучала заботливая интонация, которая, как ей казалось, непременно должна присутствовать в разговоре врача с пациентом. Доктор был явно не слишком хорошо воспитан, к тому же Натали не нравилась его привычка нервно расхаживать по палате, произнося отрывистые фразы. Натали прилегла, оперлась на локоть и направила на него указательный палец другой руки.

– Вчера я узнала, что потеряла семь лет жизни. Сегодня мне, видимо, предстоит пройти урок истории, и потому вы сейчас здесь.

Лейн рассмеялся.

– Вы прирожденный юрист. Нет, я здесь не потому. Доктор Парат скоро придет и все с вами обсудит. Но все же это моя больница, И я, а не Парат, заведую отделением, в котором вы находитесь. – Лучше было бы… – он запнулся, поняв, что речь его становится все более бессвязной. Обернувшись, он заметил, что Натали на него очень пристально смотрит.

– Договаривайте, – похоже, Натали была способна быстрее сосредоточиться, чем он.

– Видите ли, когда вас привезли сюда после аварии... то... так сказать, были кое-какие трудности.

Она удивленно вскинула на него глаза:

– Трудности?

Лейн пожалел, что выпил с утра всего одну порцию виски.

– Вы пострадали в результате аварии на воде, ваша лодка столкнулась с моторкой, и вы сильно ударились головой. Пришлось утрясать вместо вас кое-какие вопросы.

– Понятно. – Натали согласно кивнула и приготовилась слушать дальше. – Вопросы какого рода?

Лейн не успел ответить, потому что в палату вошел Парат в сопровождении старшего инспектора Вольфера.

Вольфер просиял, увидев, насколько лучше выглядит сейчас Натали.

– Привет! – поздоровался он. – Помните меня?

Натали улыбнулась в ответ.

– Мне кажется, я видела вас здесь на прошлой неделе.

– Ага, верно, я заходил поглядеть на вас. Только думал, вы не заметили.

– Я многое замечаю. – Произнося эти слова, она покосилась на доктора Лейна.

Доктор Парат решил поддержать разговор.

– А вы, случайно, не помните чего-нибудь еще про инспектора Вольфера?

В ответ Натали, любезно улыбнувшись, лишь пожала плечами.

– Все в порядке, не огорчайтесь, зато я много чего помню про вас, – приободрил ее Вольфер.

Доктор Парат обратился к доктору Лейну:

– Мы договаривались встретиться сегодня утром, я вас повсюду искал.

– Извините, доктор Парат, но я задержался на обходе. А сейчас мне пора в операционную, надеюсь, вы все на меня не обидитесь. – Он двинулся к выходу, но Вольфер перегородил ему дорогу. Было заметно, что полицейский сделал это нарочно, чтобы заставить Лейна еще сильнее разволноваться. Впрочем, Лейн и так был очень неспокоен, хотя и напустил на себя равнодушный вид. – Я могу быть вам чем-то полезен, инспектор?

– Нет, нет, что вы. – Вольфер отступил на шаг, чтобы дать Лейну пройти в дверь.

Доктор Парат обратился к Натали:

– Я подумал, вам будет приятно познакомиться с человеком, который спас вам жизнь.

– Ну, не стоит, – смутился Вольфер.

Натали пожала ему руку.

– Я вам от души признательна, сержант. Доктор Парат рассказывал мне, что вы предвидели несчастный случай и заранее вызвали «скорую».

– Сейчас я старший инспектор, – поправил ее Вольфер, – меня уже давным-давно никто не называл сержантом.

– Сержантом? – с любопытством переспросил Парат. – Вы что, назвали его сержантом?

Натали посмотрела на него виновато:

– Простите, инспектор, я не хотела вас унизить, у меня как-то само вылетело...

– Неважно – так мне даже больше нравится. Для вас я привык быть сержантом, – он засмеялся, – и терпеть ваши ехидные штучки.

Натали смотрела на него смущенно, понимая, что Вольфер имеет в виду события семилетней давности. Вероятно, он намекает, что она не всегда вела себя достаточно корректно по отношению к человеку, который впоследствии стал ее спасителем. Она виновато сказала:

– Простите, что в предыдущей жизни я вам грубила.

– Ваши манеры изменились к лучшему, заверил ее Вольфер, – такой вы мне нравитесь куда больше, чем когда вы с Джор...

Доктор Парат предостерегающе поднял руку.

– Пока достаточно, инспектор, этой молодой даме необходимо еще немного окрепнуть.

Вольфер кивнул и пошел к двери.

– Я еще зайду, – сказал он.

Именно в это мгновение в комнату Натали на предельной скорости вкатилось кресло Франчески Луккези. Вольфер не успел отскочить и, споткнувшись, чуть не упал ей на колени, но все же сумел удержаться на ногах, извинившись за неловкость.

Однако Франческа была, скорее, довольна.

– А-а, рада приветствовать блюстителя порядка, – проговорила она нараспев, – в котором часу вы сегодня заканчиваете работать?

Натали расхохоталась.

– Забудь о нем, Франческа, у него дома трое детей и собака. – Она внезапно замолчала, заметив на лицах Парата и Вольфера недоумение.

– Что побудило вас это сказать, Натали?

Натали выглядела не менее удивленной, чем ее собеседники, она вздрогнула и еще раз огляделась вокруг.

– Само выскочило, я отчего-то решила, что у сержанта… – Она не закончила фразы.

Доктор Парат пришел в восхищение.

– Вы начали вспоминать, и это прекрасный признак.

Вольфер напустил на себя суровость:

– Я вам не сержант, девушка, я старший инспектор Вольфер и просил бы не забываться.

– Я постараюсь.

Вольфер лукаво подмигнул ей.

– Да, заодно, я хотел бы внести маленькое уточнение – детей у меня не трое, а семеро. Франческа изумилась:

– Семеро детей?

– Увидимся позже. – Вольфер уже взялся за ручку двери, но доктор Парат снова задержал его, протянув папку для бумаг.

– Я подумал, вам может понадобиться экземпляр, шеф. Мне не удалось установить, по какой причине отсутствуют четыре месяца.

Вольфер взял папу. Когда он ушел, они расхохотались.

– Семеро детей, – повторяла Франческа, жизнь не стоит на месте. Мужчина многого может добиться за семь лет, да? Ах, мужчины, мужчины, – продолжала она, покачивая головой, – думаешь, что знаешь его как облупленного, и вдруг на тебе – семеро детей!

Доктор Парат наблюдал за Натали, лицо которой стало задумчивым, она, вероятно, обдумывала то, что нечаянно сказала.

– Честно говоря, не знаю. Я ни разу не была достаточно долго знакома ни с одним муж чиной. – Она взглянула на Парата, и ей показалось, что он прячет от нее глаза.

– Нам пора начинать урок истории, – заявил он, направился к двери и настежь открыл ее для Франчески, – если вы не против, я бы хотел остаться с Натали наедине.

Франческа послушно поехала к выходу.

– Увидимся сегодня, – сказала она, обращаясь к Натали.

– Эй, погоди секунду! – Франческа повернула голову, и Натали взглянула на нее заговорщицки. – Это сделала случайно не Люси Эвинг? Она его просто ненавидела за...

Засмеявшись, Франческа отрицательно покачала головой и больше ничего не сказала.

Доктор Парат плотно закрыл за ней дверь и подошел поближе.

– Итак, приступим к занятиям. Вы уверены, что готовы?

Натали очень волновалась. Доктор Парат взял ее руку в свою.

– Я обещаю касаться лишь того, что, как мне кажется, вам совершенно необходимо знать именно сейчас. Остальное вы постепенно восстановите в памяти сами. Договорились?

Натали согласно кивнула.

– Да, но вначале вы должны мне сказать самое главное.

– Что вы имеете в виду?

Она откинулась на подушку и посмотрела в потолок.

– Мне необходимо знать ответ немедленно.

– Я готов сказать все, что знаю.

Она помолчала еще мгновенье и, собравшись с духом, спросила:

– Я была влюблена?

Парат улыбнулся.

– У нас имеется немало записей, содержащих сведения о вашем прошлом. Некоторые из них исчерпывающи, в других есть пробелы. Похоже, когда вы попали в больницу… – Он колебался.

Натали села на кровати и ждала.

– Я слушаю?

Доктор Парат судорожно соображал, что ответить. Он предполагал поговорить сегодня о ее матери. Хотел коснуться средней школы, колледжа. Что же касается юридического факультета университета, то он полагал разумным вспомнить лишь кое-какие даты, учебные предметы, а через день-два, возможно, мимоходом упомянуть о соседке Натали по квартире.

Он выбрал частичный компромисс.

– Так что же все-таки помните вы сами? – осторожно начал он.

Натали думала долго и напряженно. Она забыла все о несчастном случае, юридический факультет был полным провалом, о давних друзьях или соседях у нее не осталось и тени воспоминания.

– Кажется, кое-что всплывает. – Она отвернулась. – Когда-то у меня был мальчик, его звали Деннис.

– Деннис? А фамилия?

– Деннис Бреннер.

Парат с интересом переспросил:

– Бреннер?

– Э-э… – Натали собиралась с мыслями. – Бреннер, да именно так, Деннис Бреннер. – Она улыбнулась Парату. – Мой первый друг, в школе.

– Вы уверены? Две недели назад, когда вы считали, что вам семнадцать, вы называли его Паркером.

Натали еще чуть-чуть подумала.

– Да, Паркер, ну конечно, вспомнила – Джордан Паркер.

Парат молчал, ожидая, что она поправится.

– Деннис Паркер, – наконец подсказал доктор. – Он был вашим другом в старших классах.

Натали с вниманием следила за тем, как доктор помогает ей вернуться в дни ранней юности, прошедшие в штате Нью-Йорк. Она очень любила велосипедные прогулки, участвовала в викторинах и была отличной гимнасткой – не раз побеждала в соревнованиях на кольцах и разновеликих брусьях. Училась она отлично, а вместо обеда любила, удрав из школы, выпить кока-колы в кафе напротив. Там еще была рядом чистка Кэмбелла и пиццерия Дино, а кегельбан находился на третьем шоссе, за городом. Они с Деннисом часто играли в кегли.

– Значит... один раз я была влюблена, – сказала Натали.

– Да, однажды вы были влюблены. – Парат ждал, чтобы она продолжила сама.

Натали чувствовала, что Парату очень интересно узнать что-нибудь еще о ее первой любви, но, увы, больше память ничего не сохранила.

Однако доктор продолжал внимательно глядеть на нее, и она пришла к выводу, что, скорей всего, упустила что-то очень важное.

– А другого парня, о котором вы тоже упомянули, вы помните?

– Другого? – Натали удивленно вскинула брови. – Какого еще другого?

– Ладно, его мы оставим на следующий раз.

Натали вздохнула с облегчением.

– Должен вам сказать – ваши успехи просто блестящи. Думаю, пора присоединять адаптационную психотерапию. Вполне можно говорить о том, что вы являетесь объектом весьма необычного и ответственного эксперимента. И психотерапевт сумеет помочь вам вывести некоторые ощущения из подсознания.

Натали не возражала.

– Вы, конечно, правы, порой меня охватывают самые нелепые чувства, – заметила она, будто сама себе удивляясь. – Иногда я бываю счастлива, от того, что мне возвратили жизнь, а в следующее мгновенье меня охватывает ярость, потому что мне пришлось такое перенести.

Доктор Парат сочувственно улыбался:

– То, что вы только что сказали, – лишний раз свидетельствует о том, что у вас все прекрасно. Я должен обсудить кое-какие вопросы со специалистами и сделать соответствующие распоряжения.

– Хорошо, – согласилась Натали, но потом добавила: – Мне бы хотелось поговорить с человеком, который будет со мной работать. Мне кажется, здесь очень важна психологическая совместимость, а не одно искусство врача.

Доктор Парат снова не мог скрыть восхищения. Его последняя пациентка была на удивленье красива и умна.

– Думаю, вы рассуждаете очень разумно. Он сжал ее руку в знак одобрения и, подойдя к двери, спросил: – Вам хочется поскорее отсюда выписаться?

Натали энергично замотала головой. Другие больные, наверное, стремятся вернуться домой, в семью, но для нее домом стала больница. Она ничего другого не помнила, а здесь ей было хорошо. Мир, который открывался за стенами этого здания, был чужим, неуютным и неприветливым, во всяком случае, так ей казалось. Она предпочитала оставаться здесь столько, сколько будет возможно.

Но у доктора Парата, оказывается, были другие планы.

– На следующей неделе мы прогуляемся по городу. А завтра я хочу попытаться устроить для вас одну встречу, если вы не возражаете.

– С кем?

– С Шейлой Райкен.

Нет, Натали не возражала.

– Ладно, готовьте кресло на колесах, попутешествуем.

Почему бы и нет? Она не помнила женщины, которую так звали, но ей уже говорили, что когда-то у нее действительно была соседка по квартире. Так почему, собственно, не верить? А потом, может эта Шейла встряхнет ее память.

– Отдохните немного, – посоветовал доктор.

– Только после того, как я выясню очень важную вещь.

Парат уже усвоил, что переубеждать Натали бессмысленно. Если ей требовалось что-то немедленно выяснить, значит ей требовалось именно это, и никакая сила не могла ее заставить сейчас не задать вопроса.

– Кто стрелял в Дж. Р. Эвинга? – спросила она.

Запрокинув назад голову, он от души расхохотался.

– Не имею ни малейшего представления, – сказал он и, трясясь от смеха, вышел в коридор.

Старший инспектор Вольфер, поставив патрульную машину прямо около въезда на больничную стоянку, терпеливо просидел в ней целых четыре часа. На переднем сиденье возле него лежала обертка от биг-мака и несколько слипшихся кусочков хрустящего картофеля. Из радиоприемника доносилась музыка в стиле кантри, а потрепанный экземпляр «Спортс иллюстрейтед» валялся прямо под ногами.

«Четыре часа – время немалое, чтобы увидеть много интересного, – думал он, – даже если это и не то, что тебе нужно». В два тридцать довольно большая компания сестер собралась в машине скорой помощи, чтобы посмотреть мыльную оперу; без десяти три – доктор Кесслер, самый знаменитый гинеколог в городе, вышел на лужайку, находившуюся под окнами его кабинета, и принялся забрасывать шары для гольфа в консервную банку; в четыре двадцать пять ординаторов выползли на улицу через запасной выход рентгеновской лаборатории, чтобы устроить перекур.

А в общем-то ничего необычного не произошло. Пока. Еще раз скользнув взглядом по стоянке, Вольфер раскрыл папку, в которой лежала больничная карта с именем Натали Парнелл на обложке. Он посмотрел ее раз пять и собрался заняться тем же в шестой.

«Целых четыре месяца, – произнес он вслух, – куда могла провалиться девочка?» Ее наверняка отвезли в частную клинику, но недавняя проверка даже не навела их на след. Нахмурившись, Вольфер пролистывал толстую подшивку, пока не наткнулся на справку о выписке – подпись на ней была совсем неразборчивая. Кто-то все-таки должен знать – когда и почему?

Не успел Вольфер положить карту назад в папку, как человек, которого, собственно, он тут и дожидался почти полдня, появился из бокового выхода и направился к машине. Он ступал нетвердо, будто примеривал каждый шаг.

– Как всегда прячем бутылку, а, Лейн?

Вольфер следил за ним без отрыва. Он точно знал, как все будет. Если алкоголик начал пить с утра, он не остановится до вечера.

Сейчас было уже больше пяти, и доктор Майкл Лейн, неуверенно подойдя к машине, с трудом залез в нее, тронулся с места, едва не задев заднее крыло стоявшего рядом «мерседеса», и выехал со стоянки на улицу.

– Господи! – воскликнул потрясенный Вольфер. – И этот парень сегодня оперировал?

Вольфер ехал за ним, держась на расстоянии метров в двести. К счастью, машина Лейна шла теперь ровнее, а движение не было особенно оживленным.

– Ну, давай, Лейн, – пробормотал Вольфер, – сделай-ка какую-нибудь глупость.

Похоже, что Лейн услышал его и решил послушаться. На следующем углу он совершил незаконный левый поворот и проскочил знак «стоп».

Вольфер, просияв, включил фары, сирену и с нескрываемым удовлетворением произнес:

– Есть, попался! Опять.

17

Вернувшись домой в половине первого ночи, Джордан, осторожно отперев дверь, постарался прикрыть ее за собой как можно тише. В гостиной было темно, и он прошел на цыпочках, мягко ступая по ковру, очень надеясь избежать скандала.

Но на этот раз ему не повезло.

– Я не сплю. – Шейла неожиданно включила свет, не дав ему незаметно проскользнуть. На ней был купальный халат, небрежно стертая косметика размазалась по лицу, и Джордан с первого взгляда заметил, что она сильно пьяна.

Он посмотрел на нее с огорчением.

– Почему ты не ложишься?

– Жду тебя.

Он вздохнул и поставил на пол портфель.

Он так и не сумел притерпеться к ночным стычкам с Шейлой, которые затягивались глубоко за полночь.

– Я слишком устал, чтобы ссориться.

– А ты всегда слишком устал... чтобы делать, что угодно.

Джордан насторожился.

– Прошу тебя, ложись в постель.

– В чью постель? – зло прошипела она: – В твою или мою?

– Ш-шш... ты разбудишь ребенка. – Джордан начал подниматься по лестнице наверх.

– Может, и ему уже пора знать, что родители не спят вместе?

Сердце у Джордана оборвалось, он растерялся, не зная, что ответить, и молча продолжал медленно подниматься по ступеням.

Шейла посмотрела на него мстительно.

– Ты все еще любишь ее, не так ли?

Он спиной чувствовал ее взгляд. Ясно, что сейчас все начнется сначала, и она нарывается на ссору, которую он не в состоянии выдержать. Ему невыносимо ей лгать, причинять боль. Пусть она оскорбляет его как угодно, лишь бы оставила в покое. Сердце его заныло от жалости. Он виноват больше, чем она, и готов в этом признаться. Она изо всех сил старалась быть образцовой женой, но, чем больше она хотела ему угодить, тем сильней раздражала. Он просто ничего не мог с собой поделать. Она любила его когда-то, как умела, и он делал все, чтобы полюбить ее. Она была ему опорой, она утешала его, когда он отчаянно нуждался в сочувствии, и она была матерью его ребенка. И при всем том, Шейла так и не сумела завоевать его сердце в отличие от Натали, которая совсем не прилагала к этому усилий. Джордан давно оставил бесплодные попытки выкинуть из головы Натали. Он понимал, что очутился в ловушке и что только мысли о ней приносят ему хотя бы слабое успокоение. Жить с Шейлой стало невыносимо, но и уйти от нее было нельзя. А она знала, что он ее никогда не бросит, будучи порядочным человеком. Год за годом он давал себе слово, что еще постарается и станет наконец преданным мужем, и год за годом они все больше отдалялись друг от друга. Вначале она находила утешение, работая в своих общественных комитетах, потом – в развлечениях, а теперь, когда даже спасительное притворство, к которому они так долго с успехом прибегали, перестало помогать, – в бутылке. Дольше было уже бессмысленно цепляться за зыбкую надежду, что их отношения улучшатся. Они оба отлично знали, что теперь ничего не склеить, и Джордан каждый раз отчаянно проклинал себя, заметив в глазах жены страх. Он не мог ничем помочь ей. Он не мог помочь самому себе. Он даже испытал облегчение, узнав о ее первой измене, и не без удивления понял, что не имеет ничего против, тем более что она проделала все осторожно, так, что никто не узнал. Это было забавно – он не смог скрыть, что совсем не ревнует, ни капли, а его безразличие огорчило его самого только потому, что он видел, как оно огорчает ее.

Он почти добрался до лестничной площадки, умудрившись не вымолвить ни единого слова, но Шейла не желала сдаваться.