6

Около пятидесяти громоздившихся одна на другой картонных коробок ожидали погрузки. Вся мебель без труда уместилась возле стены небольшого дома, и Шейла наблюдала, как два добровольца из Армии спасения с легкостью расправляются с тем, что осталось от их с Натали университетских лет. Забрасывая в кузов своего грузовика вертящийся стул Натали, они совершенно не раздумывали о том, как много с ним связано. Вот на этом стуле Натали ужасно любила крутиться туда-сюда, когда ей надо было всерьез о чем-нибудь поразмыслить.

«Интересно, может и Джордан сиживал на нем, устроив Натали у себя на коленях», – подумала Шейла. Но она постаралась отогнать непрошеную мысль. Сегодня увозят мебель Натали, завтра увезут ее саму. А Джордан Бреннер, должно быть, сейчас где-то на полпути в Южную Америку. Удачно, что ее отец сумел так ловко все организовать. Еще раз спасибо тебе, папа. Всегда он умеет придумать и устроить все наилучшим образом. Джордан отправился на работу в Корпус мира, в какую-то Богом забытую глушь, где нет ничего, кроме глиняных хижин и змей. Обычно, чтобы устроиться в Корпус мира, требовалось несколько месяцев, но ее отец кое-кому позвонил, нажал на некие рычаги... «Как угодно», – вспомнила она и усмехнулась. Она снова взглянула на грузчиков, как раз когда они подхватили ее диван.

– Прощай, юность, – произнесла она, и взгляд ее скользнул по коробкам Натали, на большинстве которых было крупными буквами написано название города Таксона, в штате Аризона. Шейла, поежившись, отвернулась. Пока она стояла, наблюдая, как грузчики расправляются с частицами ее прошлого, к грузовику Армии спасения подкатил отцовский «бентли» с шофером за рулем. Джуд, выйдя из машины, приблизился к одному из рабочих и протянул ему бланк, который, вероятно, надо было заполнить. Это было так на него похоже! В минуты сильных потрясений у ее отца всегда оказывались под рукой бумаги, которые необходимо было срочно подписать.

Джуд пожал руку бригадиру и подошел к дочери. Она заметила, что он чем-то озабочен. «Что еще?» – подумала она с тоской. После той безумной ночи с Джорданом, пожалуй, ничто не могло ни удивить ее, ни расстроить. Но, вероятно, она все же ошибалась.

– Шейла, есть одна новость. Нам надо поговорить. – Он взглянул на рабочих и жестом велел ей войти в дом. – Без свидетелей.

Единственным подходящим местом была сейчас кухня, потому что всю мебель из комнат успели вынести на улицу. Шейла подумала, что увереннее всего она себя чувствовала всегда именно в этом помещении. Как-то так получалось, что ее отец безошибочно выбирал место, когда ему надо было сообщить ей нечто важное. Однако сейчас он сначала подошел к холодильнику, затем к раковине, как будто искал, где ему будет удобнее. Это означало, что он намерен сообщить дочери нечто из ряда вон выходящее. Была середина рабочего дня, а Джуд Райкен никогда не позволял себе радости простого человеческого общения между рассветом и закатом.

Она ждала, пока он начнет, но, кажется, на ее памяти у отца впервые возникли сложности с тем, чтобы выбирать нужные слова. Привычная сдержанность юриста на его лице сменилась растерянностью. Похоже, ему было не до шуток, и Шейла со страхом подумала, что к добру или к худу, но ей предстоит наконец-то увидеть настоящего Джуда Райкена. Она судорожно глотнула.

Ей еще ни разу не удалось заранее угадать, о чем собирался говорить с ней отец, но сейчас она почувствовала, что дело касается чего-то очень личного, не предназначенного для посторонних ушей. Она уставилась на него широко раскрытыми глазами.

– Что-нибудь насчет Натали?

Джуд имел обыкновение соблюдать между собой и собеседником стратегическую дистанцию, но сейчас он подошел очень близко и, положив руки ей на плечи, заглянул глубоко в глаза.

Она хотела отвернуться, вдруг испугавшись, но он зажал ее подбородок между большим и указательным пальцами, повернул ее лицом к себе, и их взгляды встретились.

– Что случилось, папа?

Глаза Джуда Райкена оставались серьезными.

– Ты отвезла сегодня Джордана в аэропорт, не так ли?

Шейла кивнула.

– Вы стали с ним очень близки после того, что случилось.

Она не сразу поняла, к чему он клонит. Вопрос был достоин искушенного юриста. Не конкретный, но с намеком.

– Мы с ним дружны. – Она попыталась поддержать его игру, но Джуд, похоже, был настроен серьезно, и Шейла сдалась. – Думаю, мы были друг другу нужны. – Она снова спрятала глаза. – Слишком тяжело было выносить все это в одиночку.

– Тяжело выносить в одиночку... тебе? – Он снова взял ее за подбородок. – Или ему?

Она хотела ответить, что обоим, но, видимо, ей не надо было ничего отвечать. У Джуда уже был готовый ответ. Шейла сжалась, ожидая, чтобы он поскорее все выложил.

– К чему ты клонишь?

Джуд отпустил ее. Этот символический жест означал, что она должна подумать сама.

– Джордан очень способный парень, – сказал он, – и будет глупо, если он упустит свои возможности.

– С каких пор ты забеспокоился о Джордане Бреннере? – закричала она, не сдержавшись.

– С тех же, что и ты.

Шейла отвернулась. Джуд попал в самую точку. Присяжные могут быть свободны. Она виновна, и остается только просить о снисхождении.

Джуд снова положил руки ей на плечи. Теперь его прикосновение призвано успокоить ее. Он давно не был с ней ласков, и она немного расслабилась. Ей, как никогда, сейчас нужен отец.

– Ты знаешь, Шейла, что я желаю тебе только добра. Когда умерла твоя мама, нам было тяжело обоим. Я очень старался заботиться о тебе.

Шейла посмотрела на его накрахмаленную белую рубашку, стараясь изо всех сил удержаться от слез.

– Ты всегда делал, что мог.

– Нет, не всегда. – Он замолчал, и Шейле показалось, что он думает о той старой истории с Джорданом. – Но я хочу все исправить.

Он обнял ее, крепко прижав к себе, и его жест показался Шейле сердечным и искренним. Отец с ней. И неожиданно она почувствовала огромное облегчение от того, что он на ее стороне. Тому, чью сторону принимал Джуд Райкен, победа была обеспечена.

– Я знаю, как важно для тебя иметь собственную семью, Шейла. – Джуд улыбнулся. Помнишь твой кукольный дом с греческими колоннами?

– Мой плантаторский дом? – Шейла тоже не смогла сдержать улыбку. У нее остались такие теплые, чудесные воспоминания о тех днях. Она любила играть под отцовским письменным столом, когда он работал, чувствуя там себя в безопасности. – Какой только крошечной мебели не было в домике, и еще тоненькие шторки и искусственные цветы. – Она испытующе смотрела на него, силясь угадать, к чему он ведет.

– Ты забыла самое важное.

Сердце у нее застучало, она ждала, чтобы он продолжил.

– Там жил маленький мальчик, так ведь? По-моему, ты называла его...

– Адам, – прошептала она.

– Да, Адам. – Кажется отец и вправду помнил имя. – Адам, – повторил он еще раз.

Кровь 6росилсь ей в голову.

– Ты что, забыл, что у меня не может быть детей?

Когда ей исполнилось четырнадцать, у нее обнаружилось тяжелое гормональное расстройство: она оказалась единственной девочкой в девятом классе, у которой все еще не начались месячные. Последующее лечение показало, что помочь способно разве что чудо. Шейла посмотрела на отца в упор, стараясь не показывать глубоко скрытую горечь.

– Зачем тебе понадобилось сегодня вспоминать об этом?

– Затем, что Джордан сейчас держит путь в никому неведомую перуанскую деревушку. И у тебя появился отличный повод вернуть его обратно. – Джуд на секунду запнулся. – Разумеется, если у тебя есть желание вернуть его обратно. Все зависит именно от тебя.

– Ничего не понимаю.

Джуд кивнул. Он огляделся, чтобы лишний раз убедиться, что их никто не слышит, но из предосторожности все же подошел к двери и прикрыл ее. Вернувшись, он опять крепко сжал ее руки.

– Послушай, Шейла, мне совсем нелегко сказать тебе то, что я собираюсь. Но прежде, чем ты ответишь, я хочу, чтобы ты поняла. По-моему, у тебя появилась возможность получить то, что ты хочешь.

– Я все равно не понимаю, папа, но я попытаюсь… – Голос ее немного дрожал, но в душе забрезжил робкий призрак надежды, с которой не хотелось расставаться.

– В общем так, дочка… – Он сделал паузу, чтобы еще раз собраться с мыслями и выбрать самые подходящие слова, затем заговорил так, будто на нем лежала ответственность за некий сверхсекретный проект. – Натали беременна.

Шейлина реакция на эту невероятную новость была заторможенной. Она, ничего не понимая, уставилась на отца.

– У нее должен быть ре6енок, – повторил Джуд.

– Ребенок? – Шейла продолжала оторопело глядеть на него, стараясь сосредоточиться.

Джуд не стал продолжать, видимо желая дать ей время подумать.

– Но это невозможно!

Джуд решил теперь рубануть с плеча:

– Доктор сказал, ее состояние позволяет надеяться, что она выносит ребенка.

Неожиданно до Шейлы дошел смысл его намеков. На нее словно нашло озарение, все оказалось предельно ясным, и она, глубоко потрясенная, вырвалась из рук отца.

– Это безумие. Я не пойду на подобную низость. Это подло. Это ребенок Натали. Он принадлежит ей и Джордану!

Джуд наблюдал за ней, ожидая, чтобы захлестнувшие ее чувства выплеснулись наружу. Как обычно, он выждал, зная, что ей надо дать сначала успокоиться, а затем продолжать. Правда, две минуты показались ему очень долгими.

– Ваша близость с Джорданом была полной, если я правильно понял?

Шейла стала немного спокойнее, но все еще возбуждена.

– Я понимаю, на что ты намекаешь, но ни за что не поддамся на твои уговоры. Одно дело обмануть подружку, совсем другое украсть у нее ребенка!

Джуд снова превратился в опытнейшего юриста и пустил в ход непревзойденную силу убеждения.

– У Натали не осталось ни малейшего шанса выжить. Ребенок отнимет у нее последние силы. Это дитя никогда не узнает своей матери. – Он выдержал паузу, прежде чем нанести последний, сокрушительный удар. – Вспомни, как ты сама росла, лишившись матери в раннем детстве.

Это был запрещенный прием, и, хотя Шейла это отлично понимала, он безошибочно сработал. Глубоко затаившаяся боль всколыхнулась вновь.

– Ребенок вправе иметь свою семью, и именно ты можешь сделать так, чтобы у него появилась семья.

– Ребенок? Я? – Все это звучало неправдоподобно. Прошло уже много лет, с тех пор как ей объяснили, что у нее никогда не будет собственных детей, и за это время она постепенно смирилась со своей трагедией. Конечно, всегда оставалась возможность взять ребенка на воспитание, но Джуд, судя по всему, имел в виду совсем другое. Шейла опустила голову, чтобы отец не мог видеть ее лица. Он всегда умел читать ее мысли, и это помогало ему решать за нее. Ей нужно было хотя бы несколько минут, чтобы суметь во всем разобраться самой. Ребенок. Сердце у нее до того сжалось, что ей показалось, оно вот-вот остановится. Крохотное, забавное существо в ползунках, которое будет любить ее, зависеть от нее и которое будет обожать она...

– Если это будет мальчик... могу я... могу я назвать его Адамом? Я всю жизнь мечтала, чтобы у меня был сын, которого будут звать Адамом.

Джуд подошел к своей дочери, и Шейла позволила ему себя обнять. Она вновь почувствовала, какой он сильный и могущественный, какая он для нее опора, и закрыла глаза, упиваясь его восхитительной надежностью. «Джуд Райкен дел не проигрывает, – говаривал он, – для того и работает». У Шейлы не должно быть сомнений в том, что он всегда сумеет ее защитить и все устроить.

– Адам – превосходное имя для мальчика, – сказал он.

Шейла улыбнулась.

– Я буду звать его Адам Райкен Первый.

Ее последнее замечание обескуражило Джуда. Очевидно, она все же не могла взять в толк, что именно он намеревался сделать. Ладно, у нее еще будет время. Самое главное, что теперь он уверен, – Шейла готова иметь ребенка.

– Да, – отозвался он, – звучит красиво. Они еще раз обнялись, и размечтавшаяся Шейла принялась болтать о детской, об игрушках, одежках и бело-голубых обоях.

– У него будет все, что надо, – заверил ее отец, после того как ее прежде запретные мечты о материнстве расцвели пышным цветом. Сейчас ее лицо было полно жизни, глаза сияли, щеки разгорелись. Она не выглядела так хорошо уже много недель.

– Адам Райкен, – повторила Шейла, – восхитительное имя. – Она посмотрела на отца: – Ты уверен, что тебе нравится?

Джуд рассеянно кивнул, но он уже не слушал ее. Он думал сейчас о Джордане Бреннере, вернее, о том, как и когда лучше преподнести ему новость. Пожалуй, это была труднейшая часть задачи, и время здесь было решающим фактором. Если Джордан узнает сейчас – весь его план полетит к черту, потом – может быть будет слишком трудно подгадать. И он в конце концов остановился на том, что Джордан должен получить телеграмму через три месяца, в точно выбранный день.

Все вышло именно так, как он решил.

7

Семь лет спустя

Чэпл-Хил пережил семь весен, почти не изменившись. Вечно юные студенты приезжали в город полные надежд и покидали его через четыре года полные юношеской самонадеянности. И хотя товары в магазинах подорожали, ценные бумаги подешевели, свободный дух учености продолжал витать над Чэпл-Хилом, ставя его в особое положение. В городе поднялось несколько новых зданий, а один из множества разношерстных книжных магазинов закрылся, но ничто не могло изменить неподвластного времени изящества краснокирпичных зданий с колоннами, широких, окаймленных деревьями улиц и мягкой прелести свежего весеннего воздуха.

Джуд Райкен стал теперь президентом торговой палаты, казначеем яхт-клуба и подумывал о государственном посте.

Зять работал в его фирме, жил в двух шагах от него, внук ходил в детский сад, расположенный в десяти минутах ходьбы от его офиса.

Наступил самый подходящий сезон, чтобы подготовить лодку, снова заняться гольфом и обдумать возможность провести отпуск в Европе. Дела в фирме шли неплохо, двое молодых юристов, которых он взял на работу, трудились без устали, и в данный момент Джуд с аппетитом поглощал незамысловатый завтрак, сидя за рабочим столом и наслаждаясь проникающими сквозь окно солнечными лучами. Кофе был сварен именно так, как он любил, ореховую булочку с утра испекла и принесла ему дочь Шейла, а в воскресной газете были напечатаны статьи его любимых журналистов.

Джуд полюбил работать по воскресным дням, когда все уезжали на уик-энд. Именно в эти часы, когда его никто не дергал и не мешали телефонные звонки, ему лучше всего удавалось сосредоточиться. Он успевал внимательно просмотреть бумаги, а иногда позволял себе просто посидеть и почитать газету. Его рабочий кабинет не уступал в роскоши его дому, и он этим гордился. Тратил деньги он с не меньшим удовольствием, чем делал, и чересчур просторное помещение, арендуемое фирмой, лишний раз об этом свидетельствовало. Посетители входили на верхний этаж административного здания через затененные стеклянные двери, за которыми их встречали обшитые панелями стены, приглушавшие звуки толстые серые ковры – свидетельство богатства и власти. Его собственный кабинет занимал самое большое помещение, и главным его украшением служил отличной работы стол красного дерева, расположившийся напротив четырех широченных окон. Возле двери был уголок для посетителей с удобным обитым темно-красной тканью диваном и низким столиком из толстого темного стекла.

Время от времени Джуд поглядывал в окно, любуясь мирным пейзажем. В парке школьники играли в футбол, и он наблюдал за ними, думая о том, до чего упорядоченной теперь стала его жизнь. Он был одним из немногих людей, которые с чистой душой могли сказать, что им не о чем беспокоиться, и он принял все меры предосторожности, для того чтобы эту восхитительную жизнь и впредь ничего не нарушило. Это давало ему чувство глубочайшего удовлетворения. Он сам создал свой мир. Он сам сделал выбор, сам действовал, просчитывая каждый шаг. Совершенство не бывает случайным.

Солнце отбрасывало сквозь деревья пятнистую тень на фотографию его внука в серебряной рамке. Джуд улыбнулся и на мгновенье, одно мимолетное мгновенье, в его памяти промелькнуло воспоминание о настоящей матери ре6енка.

Не то чтобы это было важно, но в такой красивый, будто с картинки весенний день, Натали Парнелл, которой сейчас был тридцать один год, по-прежнему лежала в коме, ничего не зная ни о весне, ни о резвящихся на зеленой лужайке детях. Для нее время перестало существовать. Для нее семь лет было все равно, что семь минут.

В ста милях от офиса Джуда яркие весенние лучи тоже пытались проникнуть в окно сквозь закрытые шторы, отсчитывая время, как солнечные часы, на белоснежной простыне, накрывающей пролежавшую последние семь лет в кровати Натали.

Сестра Тереза запоздала открыть шторы. Она была новенькая, и глаза у нее еще оставались мечтательными, даже после того как она, приняв постриг, стала работать в больнице. Она забыла о правилах обращения с пациенткой из 521 палаты. Она не хотела ее будить, та ведь так мирно спала.

Молодая монахиня вышла в прохладный коридор санатория Святого Иуды и остановилась, удивившись собственным нелепым мыслям. Интересно, что заставило ее подумать, что пациентка спит, ведь несчастная девушка без сознания.

– А я почему-то подумала, что разбужу ее, – произнесла она вслух, засмеялась и снова вошла в комнату. – Доброе утро, дорогая, – нараспев сказала она.

Подойдя к окну, она широко раздвинула шторы, позволив очень яркому свету упасть на худое, бледное лицо Натали. Сестра Тереза посмотрела на неподвижно лежавшую девушку и быстро прочитала молитву, прося Мадонну избавить бедняжку от страданий.

Девушка казалась удивительно спокойной и хрупкой. Наверное, лицо у нее раньше было красивым – четко очерченный овал, прямой нос и аккуратный рот говорили об этом, но сейчас трудно судить наверняка. Она была похожа на тень кого-то, кто некогда существовал, но ныне странное неподвижное тело казалось не принадлежавшим никому, а без искры Божьей подлинной красоты не бывает. Волосы у девушки были гладкие и ровно подстриженные до подбородка, чисто вымытые и блестящие, и романтической, склонной к фантазиям юной монахине показалось, что пациентке стоит лишь открыть глаза и улыбнуться, чтобы снова стать очень красивой.

– Бедняжка, – сказала сестра, привычно перекрестившись, – не живешь и не умираешь. Для тебя земля превратилась в чистилище, несчастное создание.

Возле двери стояло ведро и швабра, и сестра Тереза не стала больше терять времени. Ей надо успеть убрать за утро еще тридцать комнат. Но, протирая пол, она не могла удержаться, чтобы не поглядеть краешком глаза на бедную молчаливую девушку, которая, как всегда, лежала, бессильно вытянув белые руки вдоль тела.

– Твою комнату убирать легче, чем другие, – протирая пол под кроватью, говорила сестра. – Одному Богу известно, как я молилась, чтобы ты устроила тут беспорядок. – Она посмотрела еще раз на ту, что звалась когда-то Натали Парнелл, и улыбнулась: – Святой Иуда не случайно не давал тебе умереть все эти годы.

Она кивнула с убежденностью, рожденной верой.

В следующую минуту добрая сестричка прислонила швабру к кровати и пошла сменить воду в туалет, находившийся в коридорчике возле палаты. Она наполнила ведро, но неожиданно остановилась, прислушиваясь к странному звуку, сама не понимая, что ее беспокоит. Закрутив кран, сестра Тереза насторожилась. Может, кому-то из пациентов срочно требуется помощь? Она подождала еще несколько секунд, потом пожала плечами и наполнила ведро до краев.

Вернувшись к Натали, она поставила тяжелое ведро на пол и потянулась за шваброй. Швабра, вместо того чтобы стоять, прислонившись к кровати, упала. Без лишних раздумий сестра нагнулась за ней, и ей показалось, что она видит, как что-то зашевелилось. Она хотела набрать воздуха, но спазм сдавил ее горло.

– О, Матерь Божья, будь благословен Святой Иуда...

Она кинулась вон из комнаты, пронеслась через холл, оставляя позади удивленных пациентов и врачей, и, добежав до кабинета Матери-настоятельницы, распахнула дверь. Без стука влетев туда, она заставила настоятельницу удивленно вскинуть на нее глаза.

– Она пошевелилась! Я видела! Пошевелилась!

И без того невозмутимая настоятельница делалась еще невозмутимей в ответственных случаях.

– Кто? – только и спросила она. – Объясните спокойно.

– Пятьсот двадцать первая. Девушка в коме.

– Это исключено.

Сестра Тереза почти что плясала от радости.

– Нет, Матушка, случилось чудо!

Мать-настоятельница поднялась с большим достоинством, желая лично проверить, насколько правдоподобен сей невероятный рассказ.

Две монахини направились через холл к 521 комнате, причем одна из них двигалась куда медленнее, чем другая. Возле коридорчика, ведущего к двери, уже собрались люди, и настоятельнице, напустившей на себя вид, означавший, что она не потерпит здесь всяких глупостей, пришлось пробивать себе дорогу локтями. Она несколько минут понаблюдала за Натали, повернулась и отдала приказ:

– Немедленно пошлите за доктором Шварцем! – Потом перекрестилась и, обращаясь к сестре Терезе, спросила: – Вам известно, почему наше заведение носит имя святого Иуды?

Сестра Тереза кивнула:

– Он покровитель безнадежных больных.

8

К тридцати двум годам Джордан Бреннер был весьма преуспевающим юристом. За семь долгих лет, миновавших с того дня, когда Натали Парнелл впала в коматозное состояние, он добился многого, отказавшись от благородных намерений решить социальные проблемы. Юношеский пыл и идеализм потеснили условности корпоративной и супружеской жизни. Справиться с горем Джордану помогла его недолгая служба в Корпусе мира. Владевшее им жестокое отчаяние утихло за год, что он провел в дикой горной местности. Работа, конечно, не избавляла целиком от болезненных воспоминаний, но отодвигала их в глубины сознания. Заперев их на замок как можно крепче, Джордан старался не позволять им вырываться наружу.

Существовавшая вне времени деревня, с ее примитивным укладом, оказалась очень подходящим местом, чтобы укрыться от мира. Ничто здесь не было связано с прежней жизнью. Сильное физическое и умственное напряжение помогли ему не сойти с ума. Джордан и сам понимал – это именно то, что ему необходимо, и был благодарен тому, кто сумел ему быстро помочь.

Да уж, Джуд Райкен, непревзойденный мастер все устраивать, стал для него большой поддержкой в несчастье. И хотя методы Джуда представлялись не всегда порядочными идеалисту Джордану, он все же не возражал против его вмешательства. Джуд был рядом во время тяжких испытаний. Именно он решил, что Джордану не вынести затяжного судебного процесса. Если бы ему пришлось годами бывать в суде, снова и снова возвращаясь к случившемуся, то его возвращение к нормальной жизни произошло бы с большим опозданием, а возможно, не состоялось бы вовсе.

Ничего не могло быть страшнее для Джордана, чем напоминание о роковом дне, а уж суд бы никак не позволил ему о нем забыть.

Приходилось воспользоваться советом Джуда Райкена, пускай это и означало предать кое-какие идеалы. Джордан был вынужден думать о собственном здоровье и подорванных нервах. И он в конце концов сдался, отказавшись от права начать процесс. Разнообразные механизмы были пущены в ход, чтобы все быстро урегулировать. Настолько быстро, что Джордан совсем запутался, оформляя документы. Изможденный жестокой бессонницей, он сам стал казаться себе бумагой, которую передают из учреждения в учреждение, перестав не только понимать, но и заботиться о том, что давал ему подписывать Джуд. Больше всего ему хотелось просто исчезнуть, и к тому времени, как все было закончено, Джордан понял, что Джуд Райкен сумел пустить в ход все свои связи, чтобы добиться самого быстрого соглашения сторон в истории Северной Каролины.

Спустя ровно четыре недели после несчастного случая, Натали было разом выплачено содержание в размере 12 миллионов долларов. Джордан, не смотря ни на что, был доволен, хотя, как всегда, если за дело брался Джуд, газеты безмолвствовали. Лишь маленькое объявление в конце раздела деловой хроники, помещенное по соседству с некрологами, сообщало об окончании связанных с происшествием юридических процедур. Составленное по стандартной для подобных сообщений форме, оно было набрано до того мелким шрифтом, что, читая его, приходилось всматриваться в каждую букву. Фамилии виновных не упоминались. Это означало, что не следовало привлекать внимания к сыну известного судьи, а также называть другого юнца, чей отец владел сетью автомобильных магазинов. Лишь одно имя было названо – имя истицы. Истицы, которая не только не заявляла претензий, но и вообще понятия не имела о разбирательстве.