— Кстати о похоронах, — вступила в разговор Селия Риз. — Когда я была еще девочкой, у нас в Моубрей Нерроуз имели место очень странные похороны. Стентон Лейн уехал в Виннипег, и потом оттуда пришло известие, что он умер. Родственники послали телеграмму, чтобы тело отправили домой, и вскоре прибыл гроб. Макалистер из похоронного бюро посоветовал не открывать его. И вот, только в церкви началось отпевание, как открылась дверь и вошел не кто иной, как Стентон Лейн собственной персоной, живой и здоровехонький. Мы так и не узнали, кто же лежал в гробу.
      — А что сделали с гробом? — спросила Агата Друк.
      — Закопали в землю, конечно. Макалистер сказал, что дело надо довести до конца. Но похоронами это по сути дела назвать было нельзя — так все радовались возвращению Стентона. Мистер Доусон даже поменял последний псалом. Вместо «Утешьтесь, христиане!» мы спели «Возрадуйтесь свету!». Хотя многие считали, что он это сделал напрасно.
      — А знаете, что вчера спросила у меня моя Мэри? «Мама, а пасторы все-все знают?»
      — Мистер Доусон в критические минуты всегда терял голову, — продолжала Джейн Бэрр, словно не слыша слов миссис Дональд. — В то время он служил пастором в Верхнем Глене и как-то раз распустил прихожан, забыв собрать пожертвования. И что, вы думаете, он сделал? Схватил блюдо для пожертвований, выскочил вслед за нами в церковный двор и стал всех обходить с этим блюдом. Знаете, в тот день он получил деньги даже с тех, кто не жертвовал ни гроша ни до этого случая, ни после. Как-то было неудобно отказывать самому пастору. Но все-таки это было недостойно его сана.
      — Что меня раздражало в мистере Доусоне, — сказала миссис Корнелия, — так это то, что он невыносимо затягивал отпевание — все читал и читал молитвы. Доходило до того, что некоторые начинали завидовать покойнику. А на похоронах Летти Грант он превзошел сам себя. Я гляжу — ее мать вот-вот упадет в обморок от изнеможения. Тогда я толкнула его локтем и сказала, что пора заканчивать.
      — Он отпевал моего бедного Джервиса, — со слезами прошептала миссис Карр. Она всегда плакала, вспоминая мужа, хотя со времени его смерти прошло уже двадцать лет.
      — Да, а вот с похоронами Стентона Лейна вышла промашка, — вспомнила Эмма Поллок, — но все же это лучше, чем когда люди приезжают на похороны, а хоронить некого. Помните, как получилось у Кромвеллов?
      Все засмеялись.
      — Расскажите, пожалуйста, — попросила миссис Кемпбелл. — Я здесь человек новый, миссис Поллок, и не знаю фамильных саг.
      Эмма не знала, что значит слова «сага», но рассказывать она любила.
      — У Абнера Кромвелла была большая ферма неподалеку от Лоубриджа. Он был членом парламента провинции, важной шишкой у тори и знал всех мало-мальски влиятельных лиц на острове. Мать его жены Джулии Флэгг была из Ризов, а бабушка принадлежала к семейству Клоу, так что чуть ли не каждая семья в бухте Четырех Ветров была в родстве с Кромвеллами. И вот однажды выходит наша газета «Дейли энтерпрайз», а в ней объявление, что мистер Абнер Кромвелл скоропостижно скончался в Лоубридже и что похороны состоятся завтра в два часа дня. Каким-то образом Кромвеллы не заметили этого объявления… а телефонов у нас тогда не было. На следующий день Абнер уехал в Кингспорт на конференцию. И вот в два часа начали съезжаться гости на похороны. Многие приехали пораньше, чтобы занять в церкви места получше. На похоронах такого человека, как Абнер, наверняка соберется много народу, рассуждали они. Толпа таки собралась. Коляски ехали одна за другой по всем дорогам, а местные подходили пешком аж до трех часов. Миссис Кромвелл чуть с ума не сошла, пытаясь их убедить, что ее муж вовсе не умер. Некоторые ей просто не верили — чуть ли не подозревали, что она куда-то спрятала труп, — а когда наконец поверили, то страшно обиделись, словно Абнер сыграл над ними злую шутку. Затоптали ей все клумбы в садике, которыми она так гордилась. Кроме того, среди прибывших были родственники из отдаленных мест, которые предполагали, что их накормят и оставят на ночь, а у нее нечего было им предложить. Джулия, по правде говоря, была не слишком-то хлебосольной. Когда Абнер через два дня вернулся домой, то застал жену в постели в нервной горячке, и она оправилась от нее только через несколько месяцев. Шесть недель ничего не ела… ну почти что ничего. Передавали, будто она сказала, что не расстроилась бы так, если бы на самом деле похоронила Абнера. Но я не верю, что она такое сказала.
      — Кто знает, может, и сказала, — вмешалась миссис Маккрири. — Чего только люди не говорят, особенно когда расстроены. Тут-то правда и выскакивает наружу. Кларисса, сестра Джулии, как всегда, пела в церковном хоре через неделю после похорон мужа.
      — Ну, Клариссу ничем нельзя было пронять, даже похоронами мужа, — сказала Агата Друк. — Все-то, бывало, поет да танцует.
      — Я тоже раньше пела и танцевала на берегу, где меня никто не мог увидеть, — призналась Мира Мюррей.
      — Ну, с тех пор ты поумнела, — изрекла Агата.
      — Нет, поглупела, — возразила Мира. — Что умного в том, чтобы никогда не танцевать на берегу?
      — Так вот, — продолжала Эмма, которая хотела непременно досказать свою историю до конца, — сначала Кромвеллы решили, что объявление в газете было чьей-то глупой шуткой… потому что за несколько дней до этого Абнер проиграл на выборах. Но оказалось, что в нем речь шла о мистере Амасе Кромвелле, который жил в глуши с другой стороны Лоубриджа и который даже не был им родственником. Вот он-то на самом деле и умер. Но многие до самой смерти Абнера не простили ему разочарования, которое они пережили.
      — Что ж, их тоже можно понять, — высказалась миссис Чабб. — Ехать в разгар сева в такую даль и узнать, что приехали зря.
      — Да, на похороны все любят ездить, — согласилась миссис Дональд. — Мы все в какой-то степени дети. Я взяла Мэри на похороны ее дяди Гордона, и ей там очень понравилось. И знаете, что она сказала: «Мама, а нельзя его выкопать и устроить еще одни похороны?»
      Это заявление Мэри все-таки рассмешило слушательниц… всех, кроме миссис Бакстер, которая поджала тонкие губы и изо всей силы ткнула иголкой в одеяло. Она считала, что в мире не осталось ничего святого. Люди надо всем потешаются. Но она, жена церковного старосты, не собирается смеяться над такой серьезной вещью, как похороны.
      — Кстати, об Абнере, — сказала миссис Милгрейв. — Помните, какой некролог его брат Джон напечатал в газете на смерть своей жены? Он начинался так: «Господь, по причинам, известным лишь Ему Самому, счел нужным забрать на небо мою красивую жену, а жену моего кузена Уильяма, известную уродину, оставил жить дальше».
      — Кто же такое напечатал? — спросила миссис Бест.
      — А он тогда был редактором «Энтерпрайза». И он обожал свою жену… в девичестве Берту Моррис… и ненавидел жену кузена, потому что она долго препятствовала его женитьбе на Берте, считая, что у той ветер в голове.
      — Но она была очень красивая, — вставила миссис Керк.
      — Удивительно красивая, — согласилась миссис Милгрейв. — У Моррисов в семье все девушки были хороши собой. Но жутко ветреные. Все удивлялись, что она все-таки вышла замуж за Джона. Говорят, это ее мать не дала ей передумать. Берта вообще-то была влюблена в Фреда Риза, но тот был пустой парень — вечно менял девушек. «Лучше синица в руках, чем журавль в небе», — сказала Берте мать.
      — Всю жизнь слышу эту поговорку, — произнесла Мира Мюррей, — но не знаю, соответствует ли она истине. Синица лучше себя чувствует, когда она не в руках, а на дереве. Там она поет.
      На это никто не нашелся, что ответить, но на всякий случай миссис Чабб воскликнула:
      — Такие тебе в голову приходят фантазии, Мира, просто диву даешься.
      — А знаете, что на днях сказала моя Мэри? — снова вмешалась миссис Дональд. «Мама, — говорит, — а что будет, если меня никто не возьмет замуж?»
      — На это можем ответить мы, старые девы, — Селия Риз толкнула локтем Эдит Бейли. Селия не любила Эдит, потому что та была все еще довольно миловидна и не совсем потеряла надежду найти мужа.
      — А Гертруда Кромвелл и вправду была уродиной, — улыбнулась миссис Клоу. — Фигура у нее была, как доска. Но хозяйка была отличная. Занавески на окнах стирала каждый месяц, а Берта дай Бог раз в году. И жалюзи у нее всегда висели косо. Гертруда говорила, что ей делалось нехорошо, когда она проезжала мимо дома Джона Кромвелла. И все-таки он боготворил свою жену, а Уильям только что терпел Гертруду. Странные все же они, мужчины. Говорят, Уильям в день своей свадьбы проспал и одевался в такой спешке, что явился в церковь в старых ботинках и разных носках.
      — А Оливер Рэндом еще почище номер отколол, — хихикнула миссис Карр. — Он забыл заказать на свадьбу новый костюм, а его старый выходной костюм уже ни на что не был похож. Представляете — на локтях заплаты! Так он взял костюм у брата, а тот ему был в плечах узок, в рукавах короток.
      — Но, по крайней мере, Уильям и Гертруда все-таки поженились, — сказала миссис Саймон. — А ее сестра Каролина так и не вышла замуж. Они с Ронни Дью поссорились из-за того, какого пастора следует пригласить их венчать. Ронни до того разозлился, что, не дав себе остыть, женился на Эдне Стоун. Каролина присутствовала на венчании. Голову она держала высоко, но была бледна как смерть.
      — Ну, по крайней мере помалкивала, — вздохнула Сара Тейлор. — Не то что Филиппа Эбби. Когда Джим Моубрей ее бросил, она отправилась на его свадьбу и то и дело перебивала пастора во время церемонии. Чего она только не наговорила на Джима! Впрочем, они все англиканцы, — заключила Сара, словно это объясняло любое чудачество.
      — А правда, что она потом пошла на свадебный ужин, надев на себя все побрякушки, которые ей подарил Джим, пока они были обручены? — спросила Селия Риз.
      — Ничего подобного! Откуда только берутся такие сплетни? Некоторым, видно, делать нечего, кроме как повторять разные нелепости. Кстати, Джим Моубрей, наверное, потом пожалел, что не женился на Филиппе. Жена держала его под каблуком… Зато стоило ей уехать, он тут же пускался в загул.
      — А я Джима Моубрея видела только раз в жизни, — сказала Кристина Крофорд, — в тот день, когда майские жуки чуть не сорвали службу в Лоубридже. Вечер был очень теплый, окна в церкви открыли, и налетела масса майских жуков. На следующее утро на хорах собрали восемьдесят семь мертвых жуков. Некоторые женщины взвизгивали, когда жук пролетал близко от лица. На другой стороне прохода от меня сидела молодая жена пастора… миссис Аоринг. На ней была гипюровая шляпа с широкими полями.
      — Она всегда одевалась чересчур вызывающе для жены пастора, — вставила миссис Бакстер.
      — И вот слышу, Джим Моубрей шепчет — он сидел позади миссис Лоринг: «Сейчас скину этого жука!» Наклонился вперед и прицелился в жука, который сидел на шляпе жены пастора. Но в жука не попал, а вместо этого сшиб у нее с головы шляпу. Шляпа покатилась по проходу, а Джима чуть удар не хватил. Пастор же, когда увидел, что к нему катится шляпа его жены, потерял место в проповеди и, не найдя его, закончил службу. Хор, отмахиваясь от жуков, спел последний псалом, и тогда Джим пошел и подобрал шляпу и принес ее миссис Лоринг. Он думал, что женщина будет сердиться, но она надела шляпу на свою красивую белокурую головку и со смехом сказала ему: «Если бы не вы, Питер продержал бы нас еще добрых двадцать минут, и мы бы с ума сошли от этих жуков». Конечно, было очень мило со стороны жены пастора не рассердиться, но некоторые считали, что ей не следовало так непочтительно отзываться о муже.
      — А вы помните, как она родилась? — спросила Марта Кротерс.
      — Нет. Как?
      — В девичестве ее звали Бесси Талбот, ее родители жили на западе острова. Так вот однажды ночью их дом загорелся, сбежались люди тушить пожар, и во всей этой суматохе мать и родила Бесси — в саду… под звездами.
      — Как романтично, — восхитилась Мира Мюррей.
      — Романтично? — воскликнула Марта. — А по-моему, это просто неприлично.
      — Нет, вы только представьте: родиться под звездами, — мечтательно повторила Мира Мюррей. — Она и была яркой, как звезда… красивой… смелой… верной… и глаза у нее так и искрились весельем.
      — Да, такая она и была, — подтвердила Марта, — не знаю только, при чем тут звезды. И ей нелегко жилось в Лоубридже, где считали, что жена пастора должна ходить по струнке. Однажды церковный староста увидел, как она танцует вокруг колыбели своего новорожденного сына, и сделал ей внушение: дескать, она не должна радоваться ребенку, не узнав, угоден ли он Богу.
      — Кстати, о детях, — ввернула миссис Дональд. — Знаете, что у меня на днях спросила моя Мэри: «Мама, а у королев бывают дети?»
      — Это, наверное, был Александр Уилсон, — игнорируя миссис Дональд, сказала миссис Аллан. — Другого такого брюзги свет не видывал. Говорят, он запрещал своим домашним разговаривать за столом. А уж смеяться в его доме вообще никто не смел.
      — Подумать только — дом, в котором никто никогда не смеется… — проговорила Мира Мюррей. — Это просто… святотатство!
      — А иногда на Александра находило, и он по три дня не разговаривал с женой, — продолжала миссис Аллан. — Тут-то она и отдыхала от него, — добавила она.
      — Во всяком случае, Александр Уилсон был честным человеком и добрым семьянином, — натянуто произнесла миссис Клоу. Александр Уилсон приходился ей троюродным братом, и Уилсоны всегда горой стояли друг за друга. — Когда он умер, он оставил жене сорок тысяч долларов.
      — Вот небось жалел, что не может взять их с собой, — фыркнула Селия Риз.
      — А его брат Джефри и цента не оставил, — продолжала миссис Клоу. — Непутевый был парень — в кого только уродился? Зато смеялся сам и другим не запрещал. Тратил все, что зарабатывал, выпивал с приятелями по поводу и без повода… и умер нищим. Ну, и что хорошего он взял от жизни — хоть и денег пошвырял и посмеялся вволю?
      — Может быть, немного, — сказала Мира, — зато много отдал. Он давал людям веселье, сочувствовал их бедам, был хорошим другом. А у Александра за всю жизнь не было ни одного друга.
      — Однако друзья Джефри не стали его хоронить за свой счет, — отрезала миссис Аллан. — Хоронить пришлось Александру, и памятник он поставил брату отменный. Сто долларов стоил.
      — Однако когда Джефри попросил у него взаймы те же сто долларов на операцию, которая, может быть, спасла бы ему жизнь, Александр отказал, — вставила Селия Друк.
      — Давайте не будем всех осуждать, — возразила миссис Карр. — В конце концов наш мир не соткан из сплошных маргариток и незабудок. У всех есть недостатки.
      — Лем Андерсон сегодня женится на Дороти Кларк, — предложила новую тему миссис Миллисон — сколько можно толковать о похоронах и прочих неприятностях! — А ведь всего год назад грозился застрелиться, если Джейн Эллиотт не выйдет за него замуж.
      — Да, молодые люди нынче странно себя ведут, — отозвалась миссис Чабб. — Скрывали помолвку… мы о ней узнали только три недели тому назад. Я с его матерью разговаривала на прошлой неделе, и она даже словом не обмолвилась, что у них скоро свадьба. Не понимаю, зачем из этого устраивать тайну.
      — А меня удивляет, что Дороти Кларк согласилась за него выйти, — сказала Агата Друк. — Прошлой весной у них все вроде было на мази с Фрэнком Клоу.
      — Дороти при мне сказала, что Фрэнк — более завидный жених, но мысль, что ей каждое утро придется видеть, как из-под одеяла торчит его длинный нос, отбила у нее всякую охоту выходить за него замуж.
      Миссис Бакстер неодобрительно поежилась и не присоединилась к смеющимся.
      — Такого не следует говорить в присутствии девиц, — Селия кивнула на Эдит.
      — А Ада Кларк помолвлена наконец? — спросила Эмма Поллок.
      — Да нет, не совсем, — ответила миссис Миллисон. — Только надеется. Но она его поймает на крючок. Все ее сестры заполучили хороших мужей. Полина так вышла за владельца лучшей фермы на другом берегу бухты.
      — Полина очень хорошенькая, но ума у нее в замужестве не прибавилось, — заметила миссис Милгрейв. — Видно, так и не поумнеет.
      — Поумнеет, — сказала Мира Мюррей. — Вот появятся у нее дети и научат уму-разуму.
      — А где Лем и Дороти собираются жить? — спросила миссис Мид.
      — Лем купил ферму Кэрри в Верхнем Глене. Ту самую, где бедняжка миссис Кэрри убила своего мужа.
      — Убила мужа?
      — По правде говоря, он это заслужил, но все-таки все считали, что она зашла слишком далеко. Положила гербицид ему в чай… или в суп, что ли? Все про это знали, но ей ничего за это не было. Селия, дай мне, пожалуйста, катушку.
      — То есть, как, миссис Миллисон, ее не судили… и никак не наказали? — изумленно проговорила миссис Кемпбелл.
      — Нет, до этого дело не дошло. У Кэрри полно родственников в Верхнем Глене. И потом, Роджер же сам ее до этого довел. Конечно, никто не одобряет убийство, но, если кто и заслуживал того, чтобы его убили, так это Роджер Кэрри. А миссис Кэрри уехала в Штаты и там опять вышла замуж. Но это было давно, она уже умерла. Ее второй муж ее пережил. Все это случилось, когда я была совсем молоденькой девушкой. У нас говорили, что в доме видели призрак Роджера.
      — Неужели в наш просвещенный век кто-то еще верит в привидения? — вопросила миссис Бакстер.
      — А почему бы нам не верить в привидения? — воскликнула Тилли Макалистер. — Это же очень интересно! Я знаю человека, у которого в доме было привидение. Оно все время над ним злорадно хохотало, а он очень злился. Дайте, пожалуйста, ножницы, миссис Макдугал.
      Молодая женщина, еще не привыкшая к тому, что ее называют миссис Макдугал, не поняла, что обращаются к ней, и просьбу пришлось повторить дважды. Тогда она, вспыхнув, протянула ножницы.
      — В старом доме Трувэксов много лет водились привидения, — сообщила Кристина Марш. — По ночам там слышались разные таинственные стуки и скрипы.
      — У всех Трувэксов было плохое пищеварение, — отрезала миссис Бакстер.
      — Конечно, тем, кто не верит в привидения, они не являются, — обиделась миссис Макалистер. — А вот моя сестра служила в одном доме в Новой Шотландии, где по ночам кто-то все время хихикал.
      — Какое веселое привидение, — сказала Мира. — Я бы от такого не отказалась.
      — Совы небось на чердаке поселились, — упорствовала миссис Бакстер.
      — А моя мать, когда умирала, видела ангелов, — объявила Агата Друк.
      — Ангелы — не призраки, — ответила миссис Бакстер.
      — Кстати, о матерях, как себя чувствует твой дядя Паркер, Тилли? — спросила миссис Чабб.
      — Иногда ему очень плохо. Не знаю, чем это кончится. Мы не знаем, что себе шить на зиму. Но я на днях сказала сестре: «Надо заказать черные платья. Тогда мы будем готовы, как бы дело ни обернулось».
      — А знаете, что позавчера сказала моя Мэри? «Мама, — говорит, — я больше не буду просить Бога, чтобы у меня сделались кудрявые волосы. Я Его вот уже неделю прошу каждый вечер, а Он и не думает выполнять мою просьбу».
      — Я Его уже двадцать лет кое о чем прошу, — с горечью произнесла миссис Дункан, которая до этого не вымолвила ни слова и не поднимала глаз от одеяла. Она слыла мастерицей стежки — может быть, потому, что никогда не участвовала в разговоре и сосредоточенно работала иголкой.
      На секунду все замолчали, догадавшись, о чем именно просит Бога миссис Дункан. Но это не была подходящая для обсуждения тема. Больше миссис Дункан не сказала ни слова.
      — А это правда, что Мей Флэгг и Билли Картер поссорились и он теперь встречается с девушкой из деревни по ту сторону бухты? — выждав приличное время, осведомилась Марта Кротерс.
      — Да, но никто не знает почему.
      — Жаль, что иногда пары распадаются из-за чистых пустяков, — вздохнула Кендес Крофорд. — Возьмите хоть Дика Пратта и Лилиан Макалистер. Он начал было на пикнике делать ей предложение, и вдруг у него из носа пошла кровь. Он отправился к ручью помыть лицо и там встретил незнакомую девушку, которая одолжила ему носовой платок. Он в нее влюбился, и через две недели они поженились.
      — А вы слышали, что случилось в субботу вечером с Большим Джимом Макалистером в магазине Милта Купера? — спросила миссис Саймон, решив, что пора рассказать что-нибудь веселое, а не толковать о привидениях и молодых парочках. — У него за лето возникла привычка садиться там на чугунную печку. Но в субботу вечер был холодный, и Милт ее затопил. И когда бедняга Джим на нее сел, он обжег свою…
      Миссис Саймон не решилась вслух сказать, что именно обжег Большой Джим, но выразительно похлопала по соответствующей части собственного тела.
      — Свою попку, — подсказал Уолтер, просовывая голову между плетями дикого винограда. Он искренне думал, что миссис Саймон забыла слово.
      Все в ужасе замолчали. Неужели Уолтер Блайт сидел там все это время? И стали спешно припоминать рассказанные истории — не слишком ли они были откровенны для юных ушей? Миссис Блайт, говорят, строго оберегает детей от неподходящих разговоров. Но прежде чем к дамам вернулся дар речи, из дома вышла Энн и пригласила их ужинать.
      — Еще десять минут, и мы закончим оба одеяла, миссис Блайт, — сказала Элизабет Керк.
      Одеяла действительно вскоре были закончены, подняты для всеобщего обозрения и получили самые лестные оценки.
      — Интересно, кто под ними будет спать, — задумчиво произнесла Мира Мюррей.
      — Может быть, под одним мать будет обнимать своего первенца, — предположила Энн.
      — Или дети укроются им в холодную ночь в прерии, — подхватила миссис Корнелия.
      — А может, оно согреет какого-нибудь бедного старика, страдающего от ревматизма, — сказала миссис Мид.
      — Надеюсь только, что под ними никто не умрет, — заметила миссис Бакстер.
      — А знаете, что заявила моя Мэри, когда я собиралась сюда? «Мама, не забудь, что ты должна съесть все, что тебе положат на тарелку», — сообщила миссис Дональд, когда они пошли ужинать.
      Затем все расселись за столом и принялись пить и есть во славу Господа Бога: они сделали благое дело, и в общем-то не были злыми женщинами, хоть и любили посплетничать.
      После ужина все разошлись по домам.
      — Не забыть бы описать маме сервиз и цветы, — сказала Джейн Бэрр миссис Миллисон, не зная, что мисс Бейкер пересчитывает ложки. — Она уже никуда не может ходить сама, но любит, когда я ей рассказываю, что видела. Ей будет интересно узнать, как выглядел стол.
      — Да, прямо как на картинке в журнале, — со вздохом согласилась миссис Миллисон. — Приготовить ужин я могу не хуже любого другого, но с таким вкусом сервировать стол не умею. А Уолтера я бы самого отшлепала по попке,чтобы в другой раз не подслушивал. Как он меня напугал!
      — Ну как, черной краски на всех хватило? — тем временем спрашивал жену Джильберт.
      — Я над одеялами не работала, так что сплетен не слышала, — ответила Энн.
      — Вы никогда их и не услышите, милая, — заявила миссис Корнелия, которая задержалась, чтобы помочь Сьюзен свернуть и упаковать одеяла. — В вашем присутствии у них связаны языки. Они считают, что вы не любите пересудов.
      — Ну, смотря про что, — сказала Энн.
      — Вообще-то сегодня никто ничего особенно ужасного не сказал. Все больше говорили о тех, кто уже умер или должен был бы умереть, — миссис Корнелия улыбнулась, вспомнив историю о неудавшихся похоронах Абнера Кромвелла. — Только миссис Миллисон опять притянула за уши эту старую историю о том, как Мадж Кэрри убила своего мужа. Я прекрасно помню, как все было. Никаких доказательств вины Мадж не было и в помине… не считая того, что кошка, которая поела этого супа, издохла. Но кошка до того болела целую неделю. По-моему, Роджер Кэрри умер от аппендицита, хотя в то время никто не знал про аппендикс.
      — Лучше бы и дальше про него не знать, — вздохнула Сьюзен. — Все ложки на месте, миссис доктор, голубушка, и скатерть тоже не испачкана.
      — Ну, ладно, пора мне домой, — сказала миссис Корнелия. — На следующей неделе, когда Маршалл зарежет поросенка, я вам пришлю отбивных.
      А Уолтер сидел на крыльце и глядел в темный сад, дав волю воображению. Опускались сумерки. Откуда они берутся? Может, какой-нибудь дух с крыльями, как у летучей мыши, поливает сумерками мир из большого кувшина чернил?
      — Детка, — позвала сына Энн, выходя на крыльцо, — пора в дом. Уже холодно. Не забудь, что у тебя еще не совсем прошло горло.
      — Мама, а ты мне расскажешь, что случилось на похоронах Питера Керка?
      Энн подумала минуту, передернула плечами и ответила:
      — Нет, милый, сейчас не расскажу. Может быть, как-нибудь в другой раз.

Глава тридцатая