Дом мечты

      Рождество, которое Энн первый раз отмечала в своем собственном доме, прошло так хорошо, как только она могла мечтать. День выдался погожим и солнечным. Все вокруг выглядело очень красивым. Гавань все еще была открыта и поблескивала на солнце.
      Капитан Джим и мисс Корнелия пришли на обед. Лесли и Дик тоже были приглашены, но Лесли передала свои извинения. Она сказала, что на Рождество всегда ездит к дяде Исааку Весту.
      "Ей просто больше ничего не остается делать, - сказала мисс Корнелия. Она ведь не может взять Дика в гости туда, где есть незнакомые люди. Рождество всегда очень тяжелое время для Лесли. Когда-то она и ее отец всегда очень весело отмечали рождественские праздники".
      Мисс Корнелия и миссис Речел не очень понравились друг другу. Но между ними не было ни одного конфликта. Миссис Речел помогала на кухне Энн и Марилле с обедом, а Гилберту пришлось развлекать капитана Джима и мисс Корнелию, или, точнее, они его развлекали. Разговор двух старых друзей или врагов никогда не бывает скучным.
      - Как много лет прошло с тех пор, когда здесь последний раз отмечалось Рождество! - сказал капитан Джим. - Мисс Рассел всегда уезжала на Рождество к своим друзьям в город. Я был здесь на первом рождественском обеде, его готовила невеста школьного учителя. Это было ровно шестьдесят лет назад, миссис Блайз. День стоял очень похожий на сегодняшний. Намело немного снега, и холмы стали белыми, а гавань была такой же голубой, как в июне. Я был тогда еще мальчишкой, меня никогда раньше не приглашали на обеды. Мне было неловко съесть столько, сколько мне хотелось. Потом я с этим справился.
      - Как и большинство мужчин, - сказала мисс Корнелия, вышивая с неимоверной быстротой. Даже на Рождество мисс Корнелия не собиралась сидеть сложа руки, ведь дети рождаются и в праздники, и в будни, не считаясь ни с чем. Как раз на Рождество в некоторых бедных семьях Долины Сент-Мэри ожидалось появление новорожденных. Мисс Корнелия послала в такие дома праздничные лакомства для их маленьких обитателей. Это позволило ей с чистой совестью есть свой собственный рождественский обед.
      - Вы ведь знаете, что путь к сердцу мужчины лежит через его желудок, Корнелия, - пояснил капитан Джим.
      - Охотно поверила бы, если бы только у него было и сердце, - возразила мисс Корнелия. - Я предполагаю, именно поэтому многие женщины убивают себя через готовку, как это сделала бедная Амелия Бакстер. Она умерла на следующее утро после прошлогоднего Рождества. Она сказала, что это было первое после ее замужества Рождество, когда ей не пришлось готовить большой рождественский обед на двадцать персон. Для нее это должно было быть приятной переменой. Сегодня исполняется год после ее смерти, так что скоро вы услышите речь Хораса Бакстера.
      - Я слышал, он уже говорил сегодня, - сказал капитан Джим, подмигивая Гилберту. - Разве он не был у вас в одно из недавних воскресений в траурном черном костюме?
      - Нет, он не приходил, - сказала Корнелия. - Да он и не обязан это делать. Бакстер мне и раньше не нравился, а теперь он мне и подавно не нужен. Я не собираю второсортные вещи, можете мне поверить. У Хораса Бакстера прошлым летом были какие-то финансовые трудности, и он молил Бога о помощи. И когда его жена умерла, он получил се страховку и счел, что это Бог услышал его молитвы. Как это похоже на мужчин!
      - Вы уверены, что он действительно так сказал, Корнелия?
      - Мне сказал это методистский священник. Его брат Роберт Бакстер сказал мне то же самое, но я не поверила. Он не часто говорит правду.
      - Да нет, мисс Корнелия. Он обычно говорит правду. Просто он так часто меняет свои мнения, что кажется, будто он врет.
      - Все-то вам кажется. Один мужчина всегда готов оправдать другого, можете мне поверить. Я не нахожу ничего хорошего в Роберте Бакстере. Он ушел из методистской церкви, потому что, когда после своей свадьбы шел со своей Маргарет домой, пресвитерианский хор пел гимн во славу жениха и невесты для сбора пожертвований. Он слишком поздно перешел в правильную веру. Он всегда настаивал на том, чтобы в день его женитьбы хор приветствовал именно его, как будто он представляет собой что-то важное. На самом же деле это был обычный сбор пожертвований. Семейство Бакстеров всегда воображало из себя больше, чем они были на самом деле. Брат Роберта - Элифалет - вбил себе в голову, что в нем сидит дьявол. Сомневаюсь, что дьявол стал бы тратить на него время.
      - Я не знаю, - сказал капитан Джим задумчиво. - Элифалет Бакстер слишком долго был один. У него не было даже кошки или собаки, ни одного живого существа, чтобы поддержать в нем человеческие чувства. Когда мужчина один, он склоняется к тому, чтобы быть с дьяволом, если он не с Богом. Мне кажется, ему приходится тогда выбирать, в какой компании он будет. Если в Бакстерах всегда сидел дьявол, значит, так распорядилась жизнь, значит, иначе быть не могло.
      - Как это похоже на мужчин! - сказала мисс Корнелия и на некоторое время замолчала, уплетая сладости, пока капитан Джим умышленно не нарушил установившееся согласие. Он растормошил мисс Корнелию ему одному известным способом.
      - Утром в прошлое воскресенье я был в методистской церкви.
      - Лучше бы ты остался дома и почитал Библию, - упрекнула его мисс Корнелия.
      - Я не вижу никакого вреда в том, чтобы ходить в методистскую церковь, если в нашей нет проповедей. Я был пресвитерианином семьдесят шесть лет. И я не укрепился в богословии, даже дожив до таких почтенных лет.
      - Здесь нечем хвастаться, - пробурчала мисс Корнелия.
      - Кроме того, - продолжал капитан Джим, - мне хочется послушать хорошее пение. У методистов хороший хор. И вы не можете отрицать, мисс Корнелия, что пение в нашей церкви стало ужасным с тех пор, как хор распался.
      - Ну и что, если пение не очень хорошее?
      Они стараются изо всех сил, и для Бога нет разницы между голосом вороны и голосом соловья.
      - Говорите, говорите, Корнелия, - сухо заметил капитан Джим. - Я лучшего мнения о слухе Всевышнего, чем вы.
      - Что послужило причиной распада вашего хора? - спросил Гилберт, давясь от безудержного смеха.
      - Это случилось тогда, когда была построена новая церковь, три года назад, - ответил капитан Джим. - Ужасное было время, когда мы строили эту церковь. Под церковь было отведено не больше чем две сотни ярдов, но они стали тысячами в результате споров и горячих ссор. Мы раскололись на три фракции. Одна была за расположение на востоке, другая - на юге, а третья - за старую церковь. Споры велись дома, на кораблях, в церкви и на рынке. Все старые скандалы трех поколений снова всплыли, восстали из могил. У нас были митинги, на которых мы хотели решить наши проблемы. Корнелия, помнишь то собрание, когда Лусер Берне поднялся и произнес речь? Как убедительно он высказал свое мнение.
      - Называйте вещи своими именами, капитан Джим! Берне поднялся, багрово-красный, и растолкал всех в разные стороны. Но они этого заслуживали: сброд, сборище ни на что не годных людей. Но чего же еще можно было ожидать от комитета, состоявшего из мужчин? Этот строительный комитет провел двадцать семь заседаний. И на двадцать восьмом заседании они были так же далеки от начала строительства, как и на первом. К тому же они поспешили снести старую церковь. Так что мы остались вообще ни с чем, только с коридором от старого здания, которому вряд ли можно было поклоняться.
      - Методисты предлагали нам свою церковь, Корнелия.
      - Церковь Долины Сент-Мэри не была бы построена и по сей день, продолжала мисс Корнелия, полностью проигнорировав замечание капитана Джима, если бы мы, женщины, не взяли все в свои руки. Мы сказали, что нам нужна церковь, и если мужчины собираются спорить до второго пришествия, то мы устали быть посмешищем для методистов. Мы провели одно собрание, выбрали комитет и проголосовали. У нас тоже были споры, но, когда мужчины пытались упрекнуть нас, то мы напоминали им об их собственных дебатах. Ведь они два года обсуждали строительство церкви, а теперь за дело взялись мы, женщины. Мы быстро заткнули им рты, можете мне поверить. И через шесть месяцев у нас была церковь. Когда мужчины увидели, что мы решительно взялись за дело, они перестали спорить и драться. А потом они вернулись к работе, когда увидели, что больше им ничего не остается делать. Как это похоже на мужчин! Женщины не могут проповедовать или быть главными, но они могут построить церковь или отыскать для этого деньги.
      - В методистской церкви женщина может проповедовать, - сказал капитан Джим.
      Мисс Корнелия свирепо посмотрела на него.
      - Я никогда не говорила, что у методистов нет здравого смысла. Я говорила, что сомневаюсь, есть ли у них вера.
      - Мне кажется, вы всегда за женщин, мисс Корнелия, - сказал Гилберт.
      - Я не стремлюсь к этому, можете мне поверить, - презрительно ответила мисс Корнелия. - Я знаю, что значит убирать за мужчинами. В один прекрасный день, когда мужчины осознают, до какого ужасного беспорядка они довели мир, когда они не смогут разобрать весь этот хаос, они будут рады отдать нам свои голоса и переложить на нас все трудности.
      Таков их план. Ох, хорошо, что женщины терпеливы, можете мне поверить.
      - А как насчет Джоба? - не сдавался капитан Джим.
      - Джоб! Это такой редкий человек. Так трудно найти терпеливого мужчину, что, если такой обнаруживается, о нем долго не забывают, - торжественно изрекла мисс Корнелия. - В любом случае добродетель не зависит от имени. В гавани еще не было такого раздражительного мужчины, как Джоб Тейлор.
      - Ну, ты знаешь, этому способствовало много обстоятельств. У него было много возможностей для тренировок. Ведь даже ты не можешь сравниться с его женой. Я никогда не забуду, что Вильям Мак-Алистер сказал на ее похоронах:
      "Нет сомнений, что она была христианкой, но у нее был дьявольский нрав".
      - Я допускаю, что она перестаралась, - сказала мисс Корнелия. - Но это не оправдывает слов, сказанных Джобом на похоронах. В день похорон он вернулся домой с кладбища вместе с моим отцом. По дороге он не проронил ни слова, пока они не приблизились к дому. Тогда он глубоко вздохнул и сказал: "Ты можешь мне не верить, Стефан, но это счастливейший день моей жизни!" Как это похоже на мужчин!
      - Мне кажется, бедная старая, миссис Джоб действительно сделала его жизнь нелегкой, - заметил капитан Джим.
      - Но существует такое понятие, как приличие, не правда ли? Даже если сердце мужчины ликует от радости, что его жена умерла, он не должен объявлять это всему свету. И счастлив был в тот день Джоб или нет, но он не долго проходил во вдовцах, заметьте это. Его вторая жена знала, как обращаться с ним. Первое, что она сделала - заставила его поставить надгробие над могилой первой миссис Джоб. Она и для себя оставила место на табличке надгробного камня. Она сказала, что потом некому будет заставить Джоба поставить монумент на ее могилу.
      - Да, кстати, раз мы заговорили о Тейлорах, как поживает миссис Льюис Тейлор? - спросил капитан Джим.
      - Ей становится лучше, но она слишком много работает, - ответил Гилберт.
      - Ее муж тоже много работает. Он занимается выращиванием дорогих поросят, - сказала мисс Корнелия. - Он и известен-то благодаря своим красивым свиньям. Он намного больше гордится своими поросятами, чем родными детьми. Хотя, по правде сказать, свиньи у него самые хорошие, какие только могут быть. О детях ничего подобного сказать не могу. Он нашел для них мать и морил ее голодом, пока она воспитывала их. Своих свиней он кормит сливками, а детей - плохим молоком.
      - Таковы времена, Корнелия. Хотя мне и больно это сделать, но придется согласиться с вами, - сказал капитан Джим. - Что же касается Тейлора, то ваши слова - чистая правда. Когда я вижу его несчастных детей, лишенных всего, что обычно имеют дети, у меня сжимается сердце.
      Гилберт вышел на кухню - его звала Энн. Она закрыла дверь и прочитала ему длинную лекцию.
      - Гилберт, ты и капитан Джим должны перестать травить мисс Корнелию. Я слышала ваш разговор, и я просто не позволю вам этого делать.
      - Энн, мисс Корнелия получает огромное наслаждение. Ты же знаешь, что ей это нравится.
      - Это не важно, - Не надо подбивать ее на такое. Обед уже готов, и не позволяй, Гилберт, миссис Речел разрезать гусей. Я знаю, она предложит тебе помощь, потому что считает, что ты не сможешь сделать это как следует. Покажи ей, что ты можешь.
      - Я смогу, обязательно. В прошлом месяце я как раз изучал технологию резки, - сказал Гилберт. - Только не разговаривай со мной, когда я буду резать, Энн. Если ты будешь капать мне на мозги, то я окажусь в худшем положении, чем ты в старые времена, когда занималась геометрией.
      Гилберт разрезал гусей очень красиво. Даже миссис Речел признала это. И все ели и хвалили. Первый рождественский обед Энн удался на славу, и она светилась от счастья. Веселье длилось долго, а потом гости расселись вокруг камина, и капитан Джим начал рассказывать свои истории, пока солнце не спустилось к самому горизонту и длинные тени от тополей не упали на тропинки, усыпанные снегом.
      - Я должен возвратиться на маяк, - произнес наконец капитан Джим. - До заката осталось совсем немного времени. Спасибо за чудесное Рождество, миссис Блайз. Заходите ко мне с мистером Блайзом.
      Глава 16
      Канун Нового года
      После Рождества обитатели Грин-Гейблз уехали. Марилла обещала приехать на месяц весной. Выпало еще больше снега, гавань замерзла, хотя залив был еще открыт. Поля белели от снега. Последний день уходящего года был одним из тех холодных, ослепительных зимних дней, которые покоряют нас своей красотой. Такие дни овладевают всеми нашими чувствами, кроме чувства любви. Небо было чистым и голубым. Куда ни глянь - всюду ослепительно сверкали снежинки. Окоченевшие деревья стояли голыми, не чувствуя при этом стыда. Они выглядели вызывающе красиво. Холмы были покрыты остроконечными шапками льда. Даже тени казались более отчетливыми, застывшими. Все красивое при ярком освещении стало в десять раз красивее, а уродливое - в десять раз уродливее. Не осталось ничего среднего, просто симпатичного. Все стало или очень красивым, или очень уродливым. Не осталось мягких сочетаний или неясностей, мистицизма или неяркого блеска. Единственное, что осталось неизменным, - это пихты. Они по-прежнему стояли в тени, избегая зимнего сияния.
      Последний день старого года подходил к концу. Приближался вечер, и яркие дневные краски начинали меркнуть. Все вокруг стало задумчивым. Правильные очертания теней, яркий блеск постепенно исчезали. Белая гавань покрылась серыми и розовыми тонами, а далекие холмы - аметистовыми.
      - Как красиво умирает старый год, - сказала Энн. Она, Лесли и Гилберт направлялись к маяку Четырех Ветров. Там они намеревались встретить Новый год. Солнце зашло. Небо на юго-западе покрылось золотистыми отблесками. И стало совсем золотым, когда Венера подошла к своей сестре - Земле на самое близкое расстояние.
      - Посмотрите, это тень Венеры, да? - прошептала Энн.
      - Я слышала, что тень Венеры можно увидеть только раз в жизни. И в тот год, когда ее увидишь, к тебе придет самая чудесная на свете девушка, сказала Лесли. Слова давались ей с трудом. Наверное, она думала, что даже тень Венеры не изменит ее жизнь в лучшую сторону. Энн улыбнулась. Она-то знала, что обещает ей эта тень.
      На маяке они встретили Маршалла Эллиота. Сначала Энн почувствовала негодование на этого длинноволосого, бородатого, эксцентричного мужчину за его вторжение. Но вскоре он доказал законность своих прав на дружбу с теми, кто знает Джозефа. Он был остроумным, образованным, начитанным человеком. А в мастерстве рассказчика он мог соперничать с самим капитаном Джимом. И все были очень рады, когда Маршалл согласился встретить в их компании Новый год.
      Еще раньше к капитану Джиму привели его маленького племянника Джо. Он уже уснул, лежа на софе вместе с Фест Мэйтом, который свернулся клубочком в ногах ребенка.
      - Посмотрите, какой чудесный маленький мужчина, - сказал капитан Джим. Обожаю смотреть на спящих детей, миссис Блайз. Полагаю, это самое красивое зрелище в мире. Джо очень любит оставаться у меня на ночь. Дома ему приходится спать со своими двумя братьями, а он этого вовсе не любит. "Почему я не могу спать со своим отцом, дядя Джим? - спрашивает он меня. - Ведь в Библии все спят вместе со своими отцами". Джо вообще часто задает мне такие вопросы, на которые даже священник не ответил бы. Он просто засыпает меня своими "почему". "Дядя Джим, а если бы я не был собой, то кем бы я был?" или: "Дядя Джим, а что случится, если Бог умрет?" Он и сегодня задал мне два вопроса, прежде чем уснуть. На этот раз его фантазия пошла гораздо дальше. Он может придумывать самые невероятные истории. За это мать часто запирает его в чулане. Он сидит там и придумывает следующую. И когда мать разрешает ему выйти, история уже готова, и Джо сразу начинает ее рассказывать. Сегодня он заготовил кое-что и для меня. "Дядя Джим, - сказал он с серьезным лицом, - сегодня в Долине со мной произошло опасное приключение". - "Да? И что же с тобой случилось?" спросил я, приготовившись слушать его очередную выдумку. "Сегодня на улице я встретил волка, - начал он. - Огромного волка с большим красным ртом и длиннющими зубами, дядя Джим!" - "Не знал, что у нас в Долине водятся волки", - сказал я. "О, он пришел к нам издалека, - сказала Джо. - Я думаю, он хотел съесть меня". - "Ты испугался?" - спрашиваю я его. "Нет, потому что у меня было большое ружье, - отвечает мне Джо. - Я выстрелил, и он умер. А потом он улетел на небо и покусал там Бога", - сказал он. Я был ошеломлен, миссис Блайз.
      Время летело незаметно. Веселая компания сидела у камина. Капитан Джим рассказывал истории, а Маршалл Эллиот пел старинные шотландские баллады. У него был прекрасный голос. Затем капитан Джим снял со стены свою старую скрипку и стал играть. Он неплохо играл, что по достоинству оценил Фест Мэйт. Он как угорелый спрыгнул с софы, издав пронзительный крик протеста, и взлетел наверх по лестнице.
      - Никак не могу развить слух у этого кота, - сказал капитан Джим. - Он не способен усидеть достаточно долго, чтобы полюбить музыку. Как-то раз, когда в нашей церкви в Долине был еще орган, старый Элдер Ричарде подскочил на месте, когда орган заиграл. Он скатился в проход и выбежал из церкви, громко ругаясь. Это напомнило мне безудержный плач Фест Мэйта, когда я первый раз заиграл на скрипке, и я громко расхохотался на всю церковь, чего раньше со мной никогда не случалось.
      В веселой игре капитана Джима было что-то настолько заразительное, что Маршалл Эллиот не мог усидеть на месте. В юности он прекрасно танцевал, чем славился на всю округу. Маршалл не выдержал, вскочил и протянул руку Лесли. Она тут же согласилась. Они начали кружиться по комнате, освещенной камином. Лесли чудесно танцевала. Казалось, что красивая быстрая музыка покорила ее. Энн с восторгом смотрела на молодую женщину. Она никогда не видела ее такой. Врожденное очарование ее натуры вырвалось наружу, вдохновение зажгло ее глаза, щеки покрылись румянцем. Даже вид Маршалла Эллиота с длинной бородой и длинными волосами не мог испортить впечатления. Наоборот, он только усиливал всю прелесть. Маршалл Эллиот выглядел как викинг из древних времен, танцующий с одной из голубоглазых, золотоволосых дочерей Севера.
      - Никогда не видел такого красивого танца, а я кое-что повидал в жизни, заявил капитан Джим, когда смычок упал из его уставших рук. Лесли села в свое кресло, задыхаясь и смеясь.
      - Я люблю танцевать, - сказала она, обернувшись к Энн. - Я не танцевала с шестнадцати лет, но я не разлюбила танцы. Музыка входит в меня, быстро пробегает по венам, и я забываю обо всем на свете. Я не чувствовала ни пола под ногами, ни крыши над головой. Я порхала среди звезд.
      Капитан Джим повесил скрипку на место.
      Напротив нее висела рама с несколькими банкнотами.
      - Есть ли среди ваших знакомых человек, который, как я, может позволить себе вешать банкноты на стены вместо картин? - спросил капитан. - Здесь двадцать десятидолларовых банкнот, но они и гроша ломаного не стоят. Это банкноты старого островного банка.
      Банк разорился, я забрал эти бумажки и вставил в рамку. Это будет служить предостережением тем, кто захочет доверить свои деньги банкам. Кроме того, они дают мне ощущение, будто я миллионер. Привет, Мэйти. Не пугайся. Теперь ты можешь вернуться. Музыки и шума больше не будет. У старого года остался в запасе один час. Это будет семьдесят шестое Рождество, которое я встречу здесь, миссис Блайз.
      - Вы увидите и сотый Новый год, - сказал Маршалл Эллиот.
      Капитан Джим помотал головой.
      - Нет, мне уже не хочется. Когда мы стареем, смерть становится нам подругой. Хотя это не значит, что кто-то из нас хочет умирать, Маршалл. Теннисон был прав, когда сказал это. Жила в Долине когда-то старая миссис Вэйлес. Ей, бедняжке, выпало в жизни столько разных испытаний. Она потеряла почти все, что было для нее дорого. Она всегда говорила, что будет рада, когда придет ее время. Она не хотела долго задерживаться в этом мире слез. Но как она засуетилась, когда заболела! Приехали доктора из города, опытные медсестры, сиделки. Ей прописали кучу медикаментов, которых хватило бы, чтобы вылечить слона. Жизнь может быть океаном слез, это правда, но некоторые любят поплакать.
      Последний час уходящего года наши друзья провели, тихо сидя у камина. За несколько минут до двенадцати капитан Джим поднялся и открыл дверь.
      - Мы должны позволить Новому году войти внутрь, - сказал он.
      За окном стояла тихая голубая ночь. Ленты лунного света покоились над заливом. Вдалеке, как перламутровое ожерелье, светился берег. Они стояли около двери и ждали. Часы на маленькой полке над камином отбили полночь.
      - Добро пожаловать, Новый год, - сказал капитан Джим, когда стих последний удар. - Я желаю вам всем самого лучшего года в вашей жизни, друзья. Мне кажется, что бы Новый год ни принес нам, это будет самым лучшим, что Великий Капитан приготовил для нас. Так или иначе, пусть все мы найдем порт в хорошей гавани.
      Глава 17
      Зима в Четырех Ветрах
      После Нового года зима энергично взялась за дело. Вокруг маленького белого дома намело большие белые сугробы, а мороз разрисовал окна большими пальмами. Лед в гавани становился крепче и толще, пока наконец жители Четырех Ветров не стали ходить по реке, как обычно в это зимнее время. Безопасные пути были превращены щедрым правительством в трассу для саней. И день и ночь Энн слышала доносившийся оттуда звон колокольчиков. Гавань замерзла, и маяк Четырех Ветров больше не работал. В течение месяца, когда навигация была закрыта, работа капитана Джима превратилась в синекуру <Хорошо оплачиваемая должность, не требующая большого труда.>.
      "Фест Мэйту и мне абсолютно нечего делать до весны, не считая того, что нам все же придется поддерживать тепло в доме и развлекать самих себя, говорил капитан. - Сторож, который работал на маяке до меня, всегда уезжал на зиму подальше в Долину. Но я лучше останусь здесь. Там Фест Мэйта могут покусать или затравить собаки. Я чувствую себя довольно одиноко, можете быть уверены, когда нет ни электрического света моего маяка, ни воды, чтобы составить мне компанию. Но если мои друзья будут часто навещать меня, то я перенесу это".
      У капитана Джима были сани для катания по льду. Много прекрасных веселых ночей Энн, Гилберт и Лесли проводили с ним в гавани. Энн и Лесли, если не было шторма, много катались на лыжах по окрестным полям или по льду гавани. Они стали хорошими подругами. Часто гуляли вместе или сидели дома у камина. У каждой было что-то, что одна могла дать другой. Каждая чувствовала, что стала богаче после очередной беседы или даже дружеского молчания. Каждая смотрела на покрытые снегом поля, разделяющие их дома, с сознанием того, что там, за полем, живет друг. Но несмотря на все это, Энн всегда чувствовала барьер между ней и Лесли, который никогда не исчезал.
      - Не знаю, почему я не могу стать ей ближе, - сказала как-то вечером Энн капитану Джиму. - Она так мне нравится, я так ею восхищаюсь, я хочу, чтобы она была в моем сердце, а я - в ее. Но я не могу преодолеть барьер.
      - Вы были счастливы всю свою жизнь, миссис Блайз, - сказал капитан Джим задумчиво. - Я думаю, именно поэтому ваши души не могут сблизиться. Барьер между вами - это ее горький жизненный опыт. Она не несет за это ответственности, и вы не несете. Но барьер существует. И никто из вас не в силах преодолеть это препятствие.
      - Мое детство не было очень счастливым, пока я не переехала в Грин-Гейблз, - сказала Энн, поглядывая в сад, где на снегу чернели тени деревьев, на которые падал лунный свет.
      - А может быть, вы были несчастны, как и любой ребенок, за которым некому как следует присматривать. Но в вашей жизни не было ни одной трагедии, миссис Блайз. А жизнь Лесли только из них и состояла. В ее жизни есть что-то ужасное, чего вам не понять. Поэтому она и не подпускает вас. Ваше вторжение причинило бы ей только боль. Ведь если в нас что-то болит, то мы никому не позволяем дотрагиваться до больного места. Для души это так же верно, как и для тела, мне кажется. В душе бедной Лесли много ран, поэтому ничего удивительного, что она никого не пускает в нее.
      - Если бы дело было только в этом, я не обращала бы внимания, я поняла бы, капитан Джим. Но временами мне кажется, что я совсем не нравлюсь Лесли. Иногда я замечаю какое-то недоумение в ее глазах, которое говорит мне, что я ей неприятна. Это выражение быстро проходит, но я успеваю заметить его, можете быть уверены. Это причиняет мне боль, капитан Джим. Я не привыкла не нравиться. Я изо всех сил старалась завоевать дружбу Лесли.
      - И вы завоевали ее, миссис Блайз. Выбросьте из головы все эти мысли, что вы неприятны Лесли. Если бы это было так, она не стала бы иметь с вами никаких дел, она была бы гораздо менее любезна с вами. Я слишком хорошо знаю Лесли, чтобы не быть в этом уверенным.
      - Когда я впервые увидела ее пасущей гусей там внизу, на холме, она посмотрела на меня с тем же выражением, - настаивала Энн. - Я почувствовала это, даже несмотря на то, что была так очарована ее красотой. Да, она посмотрела на меня с обидой, с негодованием.
      - Обиделась она, должно быть, на что-нибудь другое, миссис Блайз, а вам просто досталось заодно. Лесли часто впадает в плохое настроение, и сейчас и раньше это часто с ней случалось. Бедная девочка! Я не могу обвинять ее, потому что знаю, с чем ей пришлось смириться. Я и доктор много говорили об источниках зла, но так и не нашли ответа. В жизни очень много непонятного, не правда ли, миссис Блайз? Иногда кажется, что все идет как надо, например, в случае с вами и доктором. А потом вдруг жизнь летит кувырком. Возьмем, к примеру, Лесли. Она так умна и красива! Можно подумать, что она создана, чтобы быть королевой. А она заперта здесь, как в клетке, лишенная всего, чего заслуживает... У нее нет никаких перспектив на будущее, кроме присмотра за Диком Муром. Хотя, заметьте, она не выбирала себе такую жизнь ни сейчас, ни раньше, когда жила с Диком, еще до его исчезновения. Это нечто такое, куда старый неуклюжий моряк не должен совать свой нос. Но вы очень помогли Лесли. Она здорово изменилась с тех пор, как вы приехали в Четыре Ветра. Мы, ее старые друзья, видим эту перемену, происшедшую в ней, если вы ничего на замечаете. На днях мы с мисс Корнелией как раз говорили об этом. Так что выбросьте из головы мысль о том, что вы ей не нравитесь.
      Но Энн все же не могла полностью избавиться от своего чувства, она помнила, что видела ненависть в глазах Лесли. Энн инстинктивно чувствовала, что права, несмотря на разуверения капитана Джима. Временами это чувство омрачало их дружбу, а иногда Энн почти забывала о нем. Но она всегда чувствовала, что острие наготове и в любой момент может уколоть. Она чувствовала это с тех пор, когда сказала Лесли, чего они ждут весной. Лесли посмотрела на нее тяжелым недружелюбным взглядом.
      - И у тебя тоже, - сказала Лесли приглушенным голосом. И, не сказав больше ни слова, она развернулась и пошла через поле к дому. Энн была задета. На какое-то мгновение она почувствовала, что никогда больше не будет любить Лесли. Но как-то вечером через несколько дней Лесли пришла в гости. Она была такой приятной, дружелюбной, откровенной, остроумной и обаятельной, что Энн сразу все ей простила и обо всем, что случилось между ними, забыла. Но она больше не напоминала Лесли о своих надеждах, и Лесли никогда не спрашивала ее. Но однажды вечером, когда в воздухе уже пахло весной, Лесли пришла в их дом. А когда уходила, то оставила на столе маленькую белую коробочку. Энн обнаружила ее, когда подруга уже ушла, и с удивлением открыла ее. В коробочке лежало крошечное белое платье тонкой ручной работы. Каждый стежок был произведением искусства, в каждую строчку было вложено столько настоящей любви. А внизу лежала записка: "С любовью от Лесли".
      "Сколько же часов она потратила на это! - сказала Энн. - И материал должен стоить гораздо больше, чем она может себе позволить. Это действительно очень мило с ее стороны".
      Но Лесли была настолько внутренне сжатой, когда Энн стала благодарить ее, что все опять стало по-прежнему.
      Подарок Лесли не был последним подарком в маленьком доме, где жили Энн и Гилберт.
      Мисс Корнелия, закончив шить для нежеланного и нежданного восьмого ребенка, взялась за подготовку одежды для очень желанного первенца Энн. Филиппа Блайк и Диана Райт тоже прислали восхитительную одежду. Несколько платьев прислала и миссис Линда Речел. Ее подарки были украшены вышивкой и оборками. Энн и сама нашила много вещей и все без единого машинного стежка. За шитьем она провела счастливейшие часы счастливой зимы.
      Капитан Джим был самым частым гостем в маленьком доме. И никто, кроме него, не был таким желанным гостем. С каждым днем Энн все больше и больше любила старого моряка с простой душой и правдивым сердцем. Он был оживленный, как морской бриз, и такой же интересный, как античная рукопись. Энн никогда не уставала слушать его истории, забавные замечания и остроумные комментарии. Капитан Джим был редким человеком. В нем удачно сочетались доброта и мудрость. Казалось, ничто не может вывести капитана Джима из душевного равновесия.