Пролог

Рейвен-Холл

Весна 1825 года

– Моя мама уйдет к ангелам?

Джаред, подрезавший розовый куст высотой в семь футов – выше его собственных шести футов, – услышал голосок Ханны, и его руки замерли в воздухе. Он обернулся к девочке и ответил ей со всей возможной честностью:

– Я не знаю.

Маленькие пальчики Ханны сжали передничек. Жаркое английское солнце сверкало на белой ткани.

– Я не хочу, чтобы она уходила к ангелам. Я хочу, чтобы она осталась здесь.

Большие глаза наполнились слезами, и Джаред наклонился, чтобы взять малышку на руки. Он отвел с ее лица прядки длинных черных волос, так похожих на его собственные, и попытался молча утешить девочку. Ханна и в остальном внешне очень напоминала его. У них были темно-карие глаза, а сердитые взгляды обращали в бегство не одну горничную. Они были настолько похожи, что жители деревни и работники имения не сомневались в его отцовстве.

Но Джаред не был отцом Ханны.

Эта честь принадлежала чудовищу с черным сердцем, которое изнасиловало Мэри, когда она жила в имении того монстра и работала компаньонкой его матери. От него она и забеременела.

– Милорд, Мэри зовет вас.

Не утруждая себя ответом слуге, Джаред повернулся и пошел обратно в дом, не спуская с рук Ханну. Лакей отскочил в сторону, когда Джаред прошел мимо него.

Добравшись до комнат экономки, Джаред пересек гостиную и дважды постучал в прочную деревянную дверь спальни. Она распахнулась, и показалось встревоженное лицо служанки.

– Входите, милорд. Мэри все время о вас спрашивает. – Она не смотрела в лицо хозяину и разговаривала, глядя на его галстук. Стиснув руки, девушка добавила: – Может, вы позволите мне отвести малышку на кухню и угостить чаем с печеньем, милорд?

Глядя мимо нее на женщину, лежавшую на кровати, Джаред кивнул. Кожа Мэри походила на высохший пергамент, под глазами залегли глубокие черные круги. В воздухе этой обычно веселой комнаты витал запах болезни. На улице ярко светило солнце, но занавески здесь задернули, и в комнате стоял полумрак.

Джаред протянул Ханну служанке. Плотная девчушка была ростом едва ли не с женщину, взявшую ее на руки, и, несмотря на подавленное из-за болезни Мэри настроение, Джаред невольно улыбнулся. Служанка, собиравшаяся что-то сказать, сжала губы и заспешила с Ханной по коридору.

Джаред вздохнул. Он давным-давно привык к такой реакции слуг, но время от времени это его раздражало. Подавив досаду, он понадеялся, что девушка не собиралась сообщить ему ничего важного, и шагнул к кровати.

– Ты меня звала?

– Да. – Единственное слово, казалось, полностью лишило Мэри сил, и она надолго замолчала. А когда снова заговорила, пересохшие губы едва шевелились. – Мне потребуется твоя помощь.

– Говори, я все для тебя сделаю.

Она была дочерью викария из деревни неподалеку от Лэнгли-Холла. Впервые они встретились вскоре после того, как ужасный шрам изуродовал лицо Джареда. Даже ребенком Мэри была ласковой и привлекательной, она ни разу в ужасе не отшатнулась от него.

Джаред со своей стороны делал все, что мог, чтобы помочь ей реализовать ее замыслы. Викарий не мог дать дочери достойное образование, поэтому Джаред оплатил его. Впоследствии неоднократно пожалел об этом, потому что Мэри никогда не смогла бы стать компаньонкой вдовствующей герцогини Клэрборн без такой подготовки. Джаред не мог забыть, что косвенно имеет отношение к последовавшей беременности Мэри. Именно от него она получила те средства, с помощью которых Мэри вошла в жизнь подлеца, герцога Клэрборна. Она никогда не винила Джареда, но сам он не мог себя простить.

А сейчас по ее лицу скользнуло подобие прежней улыбки, и она с трудом произнесла:

– Отвези Ханну к Ангелу.

Просьба так потрясла Джареда, что он не сразу сумел ответить. Черт побери! Мэри что, бредит? Не может она хотеть, чтобы он отвез невинное дитя к вдове того чудовища.

– Нет.

Мэри беспокойно пошевелила головой.

– Ты не понимаешь… – Ее прервал приступ сухого кашля. Судорожно вздохнув, она продолжила: – Она не такая, как он.

Мэри говорила шепотом, едва слышно, но Джаред понял, и ее слова рассердили его.

– Она была его женой, когда он изнасиловал тебя, и ничего не сделала, чтобы защитить. Она ничуть не лучше его.

– Нет. Она другая. Пожалуйста, обещай! – Каждое слово давалось Мэри с таким трудом, что Джаред не смог проигнорировать ее мольбу.

– Ты думаешь, она захочет воспитать Ханну? Ты считаешь, она будет испытывать какие-то обязательства перед незаконной дочерью покойного мужа? – Джаред ласково взял руку Мэри в свою. – Не тревожься о Ханне. Я о ней позабочусь. Я ее выращу. – Он говорил искренне.

Он позаботится о малышке так же, как заботился и о ее матери. Может быть, даже больше. Мэри была ему другом, а Ханну он уже считал своей дочерью. Эта связь была на удивление прочной, она существовала и не подвергалась сомнению. После рождения Ханны Мэри заболела, и он сам возился с младенцем, привязавшись к девочке так, как никогда не позволил бы себе привязаться к взрослому человеку.

И даже если бы он верил, что вдова Клэрборна и вправду ангел, каким объявил ее высший свет, он бы все равно не бросил Ханну.

Глаза Мэри закрылись, а дыхание сделалось совсем поверхностным. Джаред хотел позвать слугу и послать за доктором, но она крепче сжала его руку. Джаред решил подождать. Он молча просидел несколько минут; наконец ресницы Мэри затрепетали и глаза снова открылись. Их обычная ясная и глубокая синева затуманилась болью и жаром, не спадавшим вот уже две недели, несмотря на все усилия доктора и отвар шиповника, приготовленный Джаредом.

– Обещай. Отвези ее к Ангелу.

Он не мог выдержать отчаяния в глазах Мэри.

– Я расскажу ее светлости о Ханне.

Он не мог и не хотел обещать чего-либо другого. Мэри слабо кивнула в ответ:

– Хорошо.

Ее глаза снова закрылись, и она заснула.

Проснулась Мэри еще всего лишь раз, чтобы попрощаться с дочерью. Священник не разрешил хоронить ее на церковном кладбище, потому что она родила, не будучи замужем. Джаред не вынес бы, если бы место последнего упокоения Мэри оказалось среди разбойников и воров, поэтому он похоронил ее в небольшом гроте на краю своего розового сада.

Ханна захотела посадить в изголовье могилы куст ярко-красных роз. Джаред пообещал срезать черенок со своей знаменитой аптекарской розы. Лекарства, изготовленные из ее плодов, не смогли спасти жизнь Мэри, но очень хорошо, если эти прекрасные алые цветы будут напоминать о ней.

Глава 1

Эштон-Мэнор Лето 1825 года

Лорд Чудовище.

Виконт Рейвенсвуд.

Очень опасный человек.

Каланта с опаской, сама не понимая, чего ждет, наблюдала, как огромный мужчина через небольшой бальный зал направляется к ней. Черно-белый вечерний костюм плотно облегал его крупное мускулистое тело, а двигался он с грациозной легкостью, невероятной для такого роста. Наблюдение за ним полностью поглотило Каланту. Игра мышц под плотно облегающими брюками завораживала. То, как окружающие торопливо шарахались от него в сторону, тоже.

Собственная непостижимая реакция на этого мужчину так напугала Каланту на первом балу в доме леди Эштон, что она под предлогом головной боли сбежала сразу же, как только дамы после обеда оставили джентльменов наедине с портвейном. И не выезжала до сегодняшнего вечера.

Она пообещала леди Эштон, что посетит этот бал, а Каланта всегда выполняла свои обещания. Кроме того, ей нравилась дружелюбная леди Эштон, поэтому она и пришла. А теперь наблюдала за мужчиной, которого в обществе называли лордом Чудовище, с той же сосредоточенностью, которую приберегала для своих исследований, рисования и сада.

Однако ничто из перечисленного не заставляло Каланту трепетать от подобного пронизанного страхом наслаждения. И пульс ее от этих занятий не учащался.

По правде говоря, ничто не могло заставить ее пульс биться быстрее. Потому что подобная реакция слишком эмоциональна, а Каланта давно поняла, что гораздо безопаснее жить без эмоциональной невоздержанности и суеты. Ее сердце превратилось в ледышку, душа продувалась холодными ветрами… если у нее вообще была душа.

– О нет! Он идет сюда. Он не забыл про танец. Что мне делать? – Юная дебютантка стояла прямо перед Калантой.

А, так он идет, чтобы танцевать с дебютанткой! Каланту охватило смешанное чувство облегчения и разочарования. Разумеется, он не может стремиться к знакомству с ней. Она красива, но скучна. Каланта слышала, как о ней отзываются, и думала, что так оно и есть. Женщина, глубоко спрятавшая свое истинное «я», не может быть интересной, зато может чувствовать себя в безопасности.

Всем известно, что лорд Чудовище разговаривает только с теми людьми, которые ему интересны. Ходили слухи, что он порвал отношения со своим отцом, графом Лэнгли. А теперь собирается танцевать с этой жеманной девчонкой, что стоит перед Калантой.

Ей-то не придется с ним разговаривать. Ей не придется отказывать ему в танце или – того хуже – принимать его приглашение, как она опасалась.

– Успокойся, Беатрис. Это всего лишь танец. Лорд Чудовище не собирается сожрать тебя прямо в бальном зале, – ответила вторая юная леди безо всякого сочувствия к затруднительному положению своей подруги.

– Тебе легко говорить. Тебе-то с ним не нужно танцевать. А я просто в ужасе при мысли о том, что он ко мне прикоснется, – жаловалась глупышка Беатрис. – Я имею в виду тот кошмарный шрам. И потом, он такой громадный!

Каланта понимала свой собственный страх перед Рейвенсвудом, но почему его так боится дебютантка?

Разве она не видит, что за громадным ростом и свирепой, наружностью скрывается человек, знающий, что такое доброта? Каланта уже давно научилась внимательно присматриваться к окружающим и разбираться в их истинных характерах – после того, как совершила колоссальную ошибку, выйдя замуж за герцога, которого стоило бы назвать дьяволом.

Это было несложно. Она вела себя спокойно, оставаясь на заднем плане, – защитное поведение, которому Каланта научилась за годы своего брака. И с этой выигрышной позиции она собирала и анализировала информацию об окружавших ее людях.

В тот первый вечер, когда Каланта увидела Рейвенсвуда, она не смогла сосредоточиться ни на ком другом, и такое пристальное изучение принесло весьма неожиданные плоды.

Он очень трепетно относился к своим сестрам и уважал мужчин, за которых те вышли замуж. По-своему он был очень даже терпеливым. Это не сразу бросалось в глаза, но Рейвенсвуд обладал невероятной способностью не обращать внимания на грубость тех, кто видел его шрамы, а не личность и не его положение в обществе.

Говорили, что Рейвенсвуд, будучи совсем молодым юношей, сражался с волком, чтобы спасти жизнь своей сестры, – так он и заработал эти шрамы. Неужели дурочка Беатрис и остальные члены общества не видят красоты в отваге и самоотверженности подобного поступка?

Даже слуги, и те нервничали, находясь рядом с ним. Во время обеда служанка подошла к нему слишком близко и брызнула на него супом, и он не только не устроил ей разноса и не потребовал наказания, как поступили бы многие из общества, а напротив – выручил ее, причем так деликатно, что сумел не расстроить еще сильнее.

И все же его терпение имело предел. Каланта видела, как он одним взглядом обратил лакея в бегство, и слышала, как он повысил голос в споре с местным сквайром, которого Каланта считала особенно закостеневшим в своих отсталых взглядах на жизнь.

Помимо всего прочего, она заметила, что это человек сильный… Возможно, в нем достаточно силы, чтобы растопить лед, сковавший сердце Каланты. При мысли об этом по ее спине пробежал озноб. Если подобное когда-нибудь произойдет, снова будет боль, и волна боли утопит ее под собой раз и навсегда.

Может быть, дебютантка боится Рейвенсвуда, потому что тоже ощущает его силу, хотя Каланте трудно было представить такую прозорливость в этой девчонке. В конце концов, ее жалобы относились исключительно к его внешнему облику. Как и многие другие, она беспокоилась из-за шрама. Глупое дитя!

Каланта могла бы ей рассказать, что истинное зло прячется внутри и не имеет ничего общего с физическим несовершенством. Зло, которое способно уничтожить человека. Покойный супруг преподал Каланте отличный урок.

Рейвенсвуд остановился перед Беатрис и протянул ей руку:

– Идемте.

Спутница Беатрис услышала этот категоричный приказ, и глаза ее расширились. Джентльмены из общества не приказывают своим партнершам идти танцевать. Они высказывают вежливую просьбу, на которую леди может с легкостью ответить отказом.

Беатрис ахнула. Каланта с интересом наблюдала, как побледнела девушка.

– Я не могу, милорд. Я… я… я уже обещала этот танец. Мой партнер вон там. – Она махнула веером, показывая в другую сторону зала. – Он ждет меня.

Неужели Каланта заметила боль, мелькнувшую в его сузившихся глазах? Неужели это наспех состряпанное извинение задело его гордость или уязвило самолюбие? По неясной дли нее самой причине она не могла этого вынести.

Каланта старалась не обращать внимания на растущее в ней сочувствие – сочувствие к мужчине, которого по всем законам логики не может задеть глупость неразумной девчонки.

Каланта научилась подавлять в себе подобную реакцию в самом начале своего брака, когда поняла, что ее любовь к окружающим ставит их под угрозу. Это давало супругу возможность наказывать ее за несовершенство, причиняя боль тем, кого она любит. Каланта безуспешно попыталась подавить воспоминание о своей единственной близкой подруге, Мэри.

Каланта подружилась с этой девушкой в первые месяцы своего брака и тут же обнаружила, что, пылая праведным гневом, ее супруг был способен на любые жестокие поступки по отношению к тем, кто ей дорог. Она до сих пор не сомневалась, что именно ее супруг был причастен к исчезновению Мэри на втором году их брака. Каланта не могла поверить, что ее подруга просто ушла, не сказав ни слова на прощание.

Она и по сей день сожалела, что не проявила достаточного внимания к Мэри – так же, как горько раскаивалась во многих других своих слабостях и недостатках.

И разумеется, только недостаток ума заставил ее сделать шаг вперед, обойти Беатрис, встать прямо перед Рейвенсвудом и произнести:

– Прошу прощения. Если вы не заняты, милорд, может быть, вы не откажетесь сопроводить меня на танец? Я так устала стоять без движения. – «Лгунья! Лгунья!» – буквально вопило ее сознание, но Каланта ничего не могла с собой поделать. Она танцевала редко и никогда не уставала, находясь в покое. В этом преимущество обитания на периферии жизни.

Его глаза расширились, и снова ахнула дебютантка, на этот раз от изумления. Каланта молча застыла, дожидаясь ответа. Она давно научилась не дергаться в тревожном ожидании, если оказывалась во взрывоопасной ситуации, и эта выучка ей сейчас пригодилась. Она просто ждала.

Наконец, убежденная, что он откажет, Каланта попятилась к выходу из зала, смущенная и сконфуженная собственным поведением. Она чувствовала, что щеки заливает румянец, и мечтала прикрыть их затянутыми в перчатки руками.

Мужчина, исполненный силы, не захочет танцевать с такой слабой женщиной, как она.

Ее терзала одна мысль – ведь он хотел сопровождать эту безмозглую дурочку Беатрис!

Каланта не думала, что это так сильно ее ранит. Усилием ноли она заставила себя улыбнуться, скрывая боль. Каланта уже и не помнила, когда ей доводилось улыбаться по-настоящему искренне.

Джаред видел, как лицо Ангела становится похожим на лицо фарфоровой куклы – те немногие чувства, что отражались на нем, теперь исчезли окончательно. Она отступала назад, но не потому, что боялась его, как многие другие, а потому, что не сомневалась – он отвергнет ее приглашение на танец. Он заметил эту уверенность в ее глазах, и она обескуражила его. Инстинктивно Джаред понял, что причинил ей боль.

Он и не собирался стоять молча, но на этот раз именно он, привыкший шокировать окружающих, был захвачен врасплох поступком Ангела. Леди не приглашают джентльменов на танец – и все-таки она его пригласила. Она открыла рот, чтобы произнести что-то еще, но не успела.

Рейвенсвуд опередил ее, низко поклонившись и сказав:

– Я в восторге от такой чести, ваша светлость.

Синие глаза оттенка английского летнего неба расширились, и она перестала пятиться. У Мэри тоже были синие глазa, но даже после того, что ей довелось пережить, в них не возникало такой настороженности, как в глазах Ангела.

Беатрис – эта жеманная девица, которую его сестра предназначила ему в партнерши, – уставилась на них с благоговейным ужасом. Разумеется, она и представить себе не могла, чтобы какая-нибудь леди добровольно составила ему пару. Своей придуманной историей о другом партнере она ясно дала понять, что сама она точно не захотела бы.

Желание Ангела потанцевать с ним удивило виконта. А также и его отчаянный порыв обнять ее, пусть даже в таком быстром танце, как контрданс. Он не ожидал ничего подобного по отношению к этой женщине, когда давал обещание Мэри.

Рейвенсвуд протянул ей руку. Его не удивило, но несколько разочаровало то, что она вздрогнула от его прикосновения. Потом она, похоже, собралась с силами, и Рейвенсвуд повел ее к танцующим. Музыканты заиграли, они присоединились к остальным. Движения Ангела были изысканны.

Впрочем, ничего другого он от Ангела и не ожидал. Она выглядела и вела себя так, словно являлась воплощением женского совершенства, а ее безукоризненная красота казалась сверхъестественной. Высокая для женщины, она тем не менее производила впечатление хрупкой.

Светлые волосы, собранные в греческий узел, подчеркивали стройность шеи и усиливали ощущение того, что перед ним неземное создание. Если учесть полупрозрачную кожу и невозмутимые черты лица, она казалась мраморной статуей богини, а не простой смертной женщиной.

Синее шелковое платье идеально подходило к ее глазам и безо всякой вульгарности обнажало верхнюю часть невысокой груди.

Совершенство!

Почему она пригласила его на танец? Это никак не вязалось с ее обликом, а также с образом хладнокровной дряни, которой он ее считал – а вовсе не ангелом, как полагали в обществе. В конце концов, ангелы не танцуют с чудовищами.

Рейвенсвуд знал, как его называют в обществе, и его это нисколько не трогало. Он привык к тому, как остальные реагируют на его шрамы. Когда он стал старше и сделался намного крупнее, чем другие джентльмены из общества, подобная реакция только усилилась.

Черт побери, только двое мужчин из числа его знакомых могут соперничать с ним в росте – это мужья его сестер, но они уникальны и во всех остальных отношениях. Ни один из них никогда его не боялся, и обоим хватило мужества жениться на весьма волевых женщинах. Его сестры были такими же упрямыми, как и он сам. Так почему же Ангел пригласила его танцевать? Рейвенсвуд нахмурился, размышляя. Леди напротив него тут же забыла замысловатые движения танца и споткнулась. Рука Джареда метнулась вперед, чтобы поддержать леди, их взгляды встретились, и он прочел в ее глазах удивление, когда мягко подхватил партнершу и продолжил фигуру танца. Встретившись в следующей фигуре с герцогиней, Джаред испытал облегчение.

– Вы остановились не в Эштон-Мэноре? – спросил он, заранее зная ответ, но желая еще раз услышать ее мелодичный голос.

– Нет. Я живу неподалеку, и ваша сестра любезно пригласила меня на сегодняшний вечер.

Он знал, что Айрис пригласила Ангела на все запланированные развлечения, но герцогиня посетила только два из них. Она пришла на обед в первый день, и Джаред исподтишка изучал ее, собираясь подстеречь где-нибудь и поговорить после того, как джентльмены снова присоединятся к дамам. И с разочарованием узнал, что она пожаловалась на головную боль и рано покинула дом.

Он ждал, что она снова появится, но герцогиня не приходила, и Джаред решил, что сам посетит ее. Прежде чем выполнять данное Мэри обещание, он хотел понять, что она за человек. Первоначально Джаред собирался приехать на завершающий бал светского сезона и встретиться с ней там, но Ханна, играя в саду, упала, и путешествие пришлось отложить.

Узнав, что поместье зятя находится рядом с домом герцогини и что сестра хочет пригласить ее вместе с другими погостить на несколько дней, Джаред буквально потряс Айрис своим появлением. Он всегда охотно встречался с обеими сестрами и их семьями, но предпочитал делать это в своих имениях, и сестры об этом прекрасно знали.

Общество и его манерные правила раздражали Джареда. И дело было не только в том, как окружающие реагировали на его внешность. Он презирал людей, забывавших о долге и чести в угоду мнению света. Так случилось и в его собственной семье. Было невыносимо сознавать, что обе сестры и мать, которую ему так и не позволили узнать, пострадали из-за трусости отца.

Контрданс закончился, и Каланта в сопровождении Джареда покинула площадку для танцев.

– Не желаете бокал шампанского или пунша? – спросил Джаред, надеясь побеседовать и получить ответы на кое-какие вопросы, продолжавшие возникать у него.

– Бокал шампанского – это чудесно. – Мелодичные интонации словно окутали его, и Джареду захотелось, чтобы она поговорила с ним еще немного, но прежде следовало отыскать лакея с подносом шампанского.

Каланта сидела в кресле, к которому проводил ее Рейвенсвуд, идеально выпрямив спину. Она боялась, что, расслабившись, полностью утратит самообладание. Танцевать с Рейвенсвудом оказалось еще опаснее, чем она предполагала.

Будучи замужем, она, как могла, избегала прикосновений к себе, а уж после смерти мужа и вовсе их исключила. И все-таки не было никакого сравнения между отвращением и ужасом, которые она испытывала, когда муж мимоходом прикасался к ней, и реакцией, испытанной от близости Джареда.

Каланта обнаружила, что страшно ревнует Рейвенсвуда в те минуты, когда он выполняет фигуры танца с другими дамами. Она мечтала, чтобы он танцевал только с ней. В какой-то момент джентльмены обнимали своих партнерш за талию, и Каланте хотелось оттолкнуть леди, стоявшую напротив Рейвенсвуда, и занять ее место. Ей потребовалось все самообладание, чтобы подавить этот порыв.

Он не развлекал ее пустой болтовней, что остальные партнеры считали необходимым, и, в сущности, задал один-единственный вопрос – ночует ли она в доме с другими гостями. Каланта почувствовала облегчение от того, что он больше ни о чем не спрашивал, не интересовался, как сможет отыскать ее, потому что знала – она не должна с ним видеться. Каланта не могла рисковать своим с таким трудом завоеванным покоем.

Оглядев комнату, она удивилась, какими яркими кажутся ей краски, словно все вокруг внезапно ожило, – и это испугало ее. Каланте хватало своих занятий, цветов и рисунков. Она не могла позволить себе увлечься таким мужчиной, как Рейвенсвуд. И все-таки какой-то частью сознания понимала, что уже увлеклась.

Каланта хотела бежать прочь, но тут он вернулся.

– Шампанское, ваша светлость.

– Пожалуйста, зовите меня Калантой. – Она ненавидела титул, напоминавший ей о том, чем она не смогла стать, и о браке, наполненном адскими мучениями. И почему-то больше всего ей не нравилось, когда этот титул слетал с уст Рейвенсвуда.

– Очень хорошо, Каланта. А меня зовут Джаред. – Виконт произнес это с торжественностью, с которой обычно объявляют о своем королевском происхождении.

– Рада познакомиться, Джаред.

– Я знал, кто вы такая, еще до нашего танца.

– Да. – Каланта тоже знала, кто он такой, но теперь они познакомились. Было что-то очень интимное в подобном знакомстве, когда никто не представлял их друг другу. – Вы брат леди Эштон.

Он кивнул.

– Каланта – имя греческое.

Ей нравилась его прямота. Не нужно тратить усилия, пытаясь уловить скрытые нюансы и двусмысленные значения слов. Каланта не улыбнулась, хотя ей этого хотелось, и такое желание удивило ее.

– Мой отец был викарием и почти все свободное время проводил, переводя Библию с греческого и иврита. Мама ему помогала.

Их обоих потрясло рождение дочери в весьма почтенном шпрлсте.

– Оно означает «прекрасный цветок». Интересно, они предполагали, что вы станете такой красавицей?

– Думаю, они на это надеялись.

– Их надежды оправдались.

– Они так считали, – согласилась Каланта.

Они верили, что ее красота – это благословение и дар Господа Всемогущего. Родители, умершие в первый год ее супружества от инфлюэнцы, так и не узнали об истинном характере ее мужа и того, что красота дочери оказалась проклятием и сломала ей жизнь. Каланта радовалась, что им не пришлось наблюдать за страданиями любимой дочери, хотя после их смерти одиночество навалилось на нее с новой силой.

Джаред сделал глоток шампанского. Каланта во все глаза смотрела, как двигается его кадык. Исключительно мужественно – даже это зачаровывало ее. Он не надел воротничка с высокими углами, модного среди мужчин его круга, и это ее порадовало. Она бы не сумела заглянуть Джареду в глаза, если бы он не мог наклонять голову. Он слишком высокий.

Ей нравились его глаза. Они полны жизни. Не веселья, нет, но жизни. Джаред чувствовал, и Джаред жил.

Каланта завидовала его мужеству.

– Почему вы не приходите на другие развлечения, устроенные моей сестрой? – поинтересовался он.

– Я была занята. Сейчас очень непростое время для цветов в моей оранжерее. Они нуждаются в постоянном уходе.

Он кивнул, и Каланта ощутила шокирующее желание протянуть руку и коснуться черного шелка его волос. Большинство мужчин связали бы их лентой на затылке, но Джаред оставил волосы распущенными, и они падали ему на плечи, что добавляло необузданности к его внешности, несмотря на облачение джентльмена.

Каланта крепко сцепила руки на случай, если они вдруг решат совершить глупость, как сделали ее губы, пригласив его на танец.

– Я тоже не люблю покидать свой розовый сад и оставил строжайшие инструкции по уходу за ним, – произнес Джаред.

– Вы выращиваете розы? – Голос прозвучал совсем слабо, но Каланта ничего не могла поделать. Все в этом мужчине затягивало ее в паутину, и она чувствовала себя бабочкой, которую завораживает паук.

– Да. В основном французскую «галлику» и дамасские.

«Галлику».

– У вас действительно есть французская аптекарская роза? – Возбужденный голос Каланты невольно прозвучал громче ее обычных хорошо смодулированных интонаций.

Аптекарская роза «галлика» плохо прижилась в оранжерее, и хотя у Каланты был садик под открытым небом, она не смогла получить хороший черенок. В нескольких рецептах, оставшихся от матери, требовались плоды именно этого растения, и Каланте очень хотелось испытать их на практике.

Его лицо посуровело, он замкнулся, но Каланта успела заметить в темных глазах вспышку гнева.

– Да.

Ей захотелось вжаться в стенку при виде молниеносно подавленной ярости, но она этого не сделала. Каланта по собственному опыту знала – стоит показать свою слабость, и ты станешь в два раза уязвимее. Она заставила себя выпрямиться и улыбнуться Джареду, напомнив себе, что не сделала ничего плохого.

Даже если Джаред догадался, что она хочет попросить черенок, но не желает его дать, достаточно просто сказать «нет». Кроме того, теперь она даже не решится попросить.

И все же гнев обычно не нуждался в объяснениях, как Каланте было хорошо известно. Поэтому она предпочла молча сидеть и смотреть на Джареда. Сделав маленький глоток шампанского, она ждала, чтобы он заговорил первым.

– Надо полагать, вы интересуетесь розами? – Голос звучал не сердито, но Каланта не доверяла этому спокойствию.

Ее муж часто переходил от снисходительных оскорблений к бешеной ярости буквально в мгновение ока.

– Да.

– И выращиваете их в оранжерее? – заинтересованно продолжал выспрашивать Джаред.

Каланта не собиралась рисковать.

– Да.

– Поэтому вас и заинтересовала моя аптекарская роза? – Вместо ответа она слегка склонила голову, не подтверждая и не опровергая. Так казалось безопаснее.

– А вы знаете, что она не вырастает в полную силу, если постоянно находится в теплом помещении или в горшке?

– Да.

– Черт возьми, Каланта, не нужно отвечать мне односложно! Мои сестры скажут вам, что это моя прерогатива. А вы женщина. Вам положено разговаривать предложениями и даже целыми чертовыми абзацами. Предполагается, что вас учат этому с детства, – обиженно заявил Джаред, сердито уставившись на нее.

Каланта едва не рассмеялась от изумления и прикрыла рот обтянутой перчаткой рукой, почти мгновенно задушив неуместную веселость. Собственная смешливость настолько поразила ее, что она несколько секунд не могла ничего ответить.

Если танцевать с Джаредом просто опасно, то беседовать с ним – смертельно для душевного спокойствия.

– Прошу прощения. Я постараюсь исправиться. – Она сделала глубокий вдох, пытаясь придумать какую-нибудь новую интересную тему. – Я выращиваю в оранжерее маленькие китайские и чайные розы. Они очаровательные и очень хрупкие. Я чувствую, что нужна им.

Каланта не собиралась произносить эту последнюю фразу. Ей было непросто разговаривать длинными предложениями, она не привыкла к этому. Ответы в одно слово были намного безопаснее, а безопаснее всего – молчание. Меньше шансов, что ее слова выдернут из контекста или неправильно истолкуют.

– Вы потанцуете со мной еще раз?

Его вопрос застал Каланту врасплох, и она потрясенно уставилась на Джареда, в точности как он на нее раньше. Черная бровь изогнулась в язвительном вопросе.

– Что, мысль повторить эксперимент настолько отвратительна?

– Нет.

Она слишком, слишком привлекательна. Джаред повелительно протянул руку:

– Ну так идемте!

Каланта смотрела на эту руку и чувствовала соблазнительное притяжение его тепла и жизненной энергии. Как это может ей повредить? Она больше не вернется в дом леди Эштон во время этих увеселений. И больше никогда не увидит Джареда. Уж конечно, она сможет выдержать еще один танец с ним!