– И я согласен с мисс Бойд: Оливер самый удивительный среди них. Не возможно понять, насколько он сам верит в то, что утверждает. Кто он – мошенник или безумец? Обманывает себя или смеется исподтишка над теми, кто принимает его всерьез? Не знаю. Мне известно лишь то, что он много путешествовал, владеет большим количеством языков и обширными сведениями в области литературы по оккультизму. По-моему, нет такой книги по черной магии, с которой он не был бы знаком. Понимаю, что рассержу этим моего друга Артура, но вынужден констатировать, что не слишком удивился бы, услышав, что Хаддо обладает способностью творить чудеса.
Они уже пришли в Лион де Белфор, и Артур не успел ответить. Ярмарка была в полном разгаре. Стоял оглушительный шум. Уличные музыканты изо всех сил наяривали популярные мелодии, под аккомпанемент которых вертелись веселые карусели. У входа в балаганы люди в яркой одежде громко зазывали посетителей. Из тиров доносился беспрерывный ружейный грохот. Эти звуки тонули в выкриках и смехе огромной толпы, валившей по центральной аллее, в топоте и шарканье ее несметных ног.
Темноту ночи прорезал мертвенно-бледный свет газовых фонарей, издававших непрерывное монотонное потрескивание. В целом зрелище было любопытным: полужалким, полувеселым. Казалось, люди с остервенением набрасывались на всевозможные аттракционы, словно утомленные скучным кругом ежедневных забот, они делали отчаянные усилия, чтобы развлечься.
Едва группка несколько иронично настроенных англичан во главе с доктором Поро вступила на ярмарку, как к ним подошел Оливер Хаддо. Ему было безразлично, что они явно не рады его обществу. Хаддо привлекал всеобщее внимание своим экстравагантным видом и манерами. Сюзи отметила про себя: мистер Хаддо получает удовольствие от того, что люди указывают на него друг другу. Он перебросил через плечо бархатной подкладкой наружу свою плащ-накидку, латиноамериканское пончо. Голову его украшало широкополое сомбреро. Несмотря на свой рост, он не казался слишком высоким из-за своей полноты и именно ею выделялся из толпы тщедушных людей.
Компания приглядывалась к различным увеселениям, избегая мелодраматических представлений, цирков-шапито и эксцентричных шоу, на которые громогласно зазывали публику. Вскоре они подошли к человеку, вырезавшему силуэты из черной бумаги, и Хаддо захотел ему позировать. Столпились зеваки, не скупившиеся на шутки по поводу его необычной внешности. Мистер Хаддо принял свойственный ему надменный вид повелителя. Маргарет предложила воспользоваться тем, что он занят, и скрыться, но мисс Бойд не согласилась уйти.
– Он самый удивительный человек из тех, кого я встречала, – прошептала она. – Я ни за что не хочу потерять его из виду.
Когда силуэт был готов, Хаддо решил отдать его Маргарет.
– Прошу вас принять единственный имеющийся портрет Оливера Хаддо, – с галантным видом произнес он.
– Благодарю вас, – холодно ответила она.
Портрет был ей ни к чему, но она не знала, как отделаться от подарка шуткой, а быть грубой не хотелось. Оливер бережно вложил свой черный профиль в конверт и вручил его мисс Донси, не сомневаясь, что оказывает ей большую честь. Они пошли дальше и вскоре очутились возле балагана, на вывеске перед которым красовалось восточное имя. На парусине грубыми мазками были нарисованы зачарованные змеи, а над ними – какие-то слова арабской вязью. У входа, скрестив ноги, сидел араб и апатично постукивал по барабану. Увидев их группу, он обратился к ним на плохом французском языке, приглашая войти.
– Не напоминает ли это вам мутный Нил, доктор Поро? – спросил Хаддо. – Зайдем глянем, что этот малый хочет нам показать.
Доктор Поро выступил вперед и обратился к заклинателю по-арабски. Тот просиял, услышав родной язык.
– Он египтянин из Ассиута, – сказал доктор.
– Плачу я, – заявил Хаддо.
Он откинул брезент, закрывавший вход. Доктор Поро и Сюзи вошли, следом за ними без особой охоты двинулись Маргарет и Артур Бардон. Араб опустил брезент. Они очутились в грязной маленькой палатке, освещенной двумя тусклыми лампами; десяток стульев расставлены прямо на земле. В одном из углов неподвижно сидела женщина в какой-то бесформенной хламиде. Над глазами удерживаемая на голове причудливым украшением по середине лба грязная накидка – видны только глаза, огромные, темные ресницы насурмлены, пальцы рук ярко окрашены хной. Когда вошли посетители, араб протянул ей барабан, женщина провела по нему дрожащими пальцами, извлекая протяжную, монотонную дробь. Загадочную, нездешнюю. В палатке стоял специфический запах, на минуту перенесший доктора Поро в зловонные улочки Каира – едкая смесь ароматов ладана, розового масла и какой-то отвратительной плесени. Пришедшим стало трудно дышать, и Сюзи по просила у мужчин сигарету. Услышав английскую речь, хозяин обнажил в улыбке блестящие ровные зубы.
– Мое имя Мохаммед, – сказал он. – Моя показывала змей лорду Китчнеру. Подойдите и посмотрите. Змеи очень ядовитые. http://beth.ru/
На его плечах висело длинное синее гуляби, более подходящее для солнечных берегов Нила, чем для ярмарок в Париже. Былой цвет его одеяния с трудом угадывался под слоем грязи. На голове – турецкая феска.
В другом углу палатки что-то было прикрыто ковриком. Из-под него араб извлек мешок из овчины, положил его на землю посередине круга, образованного стульями, и опустился на четвереньки. Маргарет вздрогнула, увидев, что поверхность мешка странно зашевелилась. Хозяин развязал его. Женщина продолжала бить по барабану, иногда издавая нечленораздельные выкрики. Блеснув зубами в улыбке, араб сунул в мешок руку и стал рыться там, будто собираясь набрать в горсть пшеницы. Вытащил длинную, извивающуюся змею. Положив перед собой и помедлив несколько мгновений, провел над ней рукою.
Змея сразу неподвижно застыла. Если бы не злобно горящие в полумраке глазки, ее можно было бы принять за каменное изваяние.
– Заметьте, – сказал Хаддо. – Это именно то чудо, которое Моисей сотворил перед фараоном.
Араб достал тростниковую дудочку, похожую на свирель козлоногого бога Пана, мелодия которой некогда сопровождала на холмах Греции танцы дриад, и стал насвистывать странный тягучий мотив. Внезапно змея очнулась от оцепенения, вздернула головку, и ее свернувшееся в кольца длинное тело начало приподниматься, пока не вытянулось вверх, опираясь лишь на хвост. Тогда пресмыкающееся принялось ритмично раскачиваться из стороны в сторону.
Оливер Хаддо, как зачарованный, следил за происходящим. Он подвинулся ближе и впился глазами в заклинателя. Маргарет в ужасе отшатнулась.
– Не бойся, – шепнул Артур. – Эти люди работают только с теми змеями, у которых удалены ядовитые зубы.
Оливер Хаддо обернулся и пристально вгляделся в него. Казалось, он изучал Артура.
– Этот человек может заклинать змей потому, что не прибегает ни к каким ухищрениям и лекарствам. Он и так защищен от самых опасных змеиных ядов.
– Вы так считаете? – спросил Артур.
– Мне довелось присутствовать при гибели самого знаменитого заклинателя змей из Мадраса. Он умер через два часа после того, как его укусила кобра, – ответил Оли вер. – Ходило много рассказов о его храбрости; я как-то попросил одного моего друга познакомить меня с ним. Когда мы пришли, его не было дома. Решили подождать, и вскоре он появился с несколькими приятелями. Мы сказали, что хотелось бы увидеть его манипуляции со змеями.
Он был пьян, вернулся со свадьбы, но согласился, послал за змеями и продемонстрировал нам чудеса, о которых этот наш араб никогда и не слыхивал. Под конец он достали из своего мешка большую кобру и начал играть с ней. Вдруг она метнулась к его подбородку и оставила там две метки, похожие на булавочные уколы. Чародей отпрянул. «Я конченый человек», – прошептал он. Присутствовавшие хотели убить кобру, но несчастный остановил их. «Пусть живет, – махнул он рукой. – Она сможет служить другим людям, моей профессии, хотя мне больше не нужна. Ничто не может меня спасти». Его друзья и другие заклинатели собрались вокруг него и помогли сесть в кресло. Через два часа он умер. В сильном опьянении он забыл произнести не которые заклинания, и это его погубило.
– Вы владеете великолепной коллекцией небылиц, – усмехнулся Артур. – Но мне все же хотелось бы иметь более убедительные доказательства ядовитости именно этих тварей.
Оливер повернулся к заклинателю и о чем-то перемол вился с ним по-арабски. Потом ответил Артуру:
– У этого человека есть очковая змея, которую вы, ученые мужи, знаете под именем Cerastes. Это самая ядовитая из всех египетских змей. Обычно ее называют «Аспид Клеопатры», поскольку именно такая была прислана любовнице Цезаря в корзине с винными ягодами, чтобы Клеопатра не смогла увидеть триумф Августа.
– Что вы собираетесь делать? – спросила Сюзи.
Хаддо улыбнулся и не ответил. Войдя в центр круга, мистер Оливер опустился на колени и пробормотал несколько арабских слов, которые доктор Поро тут же перевел:
«О, змея, я заклинаю Тебя великим, всемогущим Богом, появись. Ты лишь змея, а Бог Могущественнее всех змей. Подчинись моему приказу и появись».
Дрожь прошла по мешку из овчины, и через мгновенье оттуда высунулась голова, а затем, извиваясь, выползло и гибкое тело гада. Змея была светло-серого цвета, над глазами возвышался рог. Она легла, свернувшись в клубок.
– Узнаете? – обратился Оливер к доктору.
– Узнаю.
Заклинатель не шевелился. Женщина, сидевшая в полу мраке дальнего угла, перестала барабанить. Хаддо схватил змею и открыл ей пасть. Мелькнули ядовитые клыки, и челюсти сомкнулись на обнаженной руке. Артур напряженно ожидал вскрика боли, но Хаддо даже не поморщился. Змея болталась на его руке, извиваясь всем телом. Он произнес арабское заклинание. И вдруг, как капля воды с крыши, змея упала на землю. Брызнула кровь. Хаддо трижды поплевал на кровоточащую ранку, пробормотав несколько слов, которые его спутники не могли расслышать, и трижды коснулся следа от укуса пальцами. Кровотечение прекратилось. Он протянул Артуру руку.
– Перед вами то, что хирург наверняка назовет исцелением первичным натяжением, – сказал он.
Бардон был поражен, но Хаддо раздражал его, и он не желал признать, что в остановке кровотечения было что-то чудесное.
– Вы еще не доказали, что змея ядовита.
– Я еще не закончил, – улыбнулся Хаддо.
Он опять повернулся к арабу, и тот что-то приказал женщине. Не произнеся ни слова, она вытащила из ящика, стоявшего неподалеку, белого кролика. Подняла его за уши, и тот задрыгал лапами. Хаддо положил его перед змеей. Прежде чем кто-либо успел шевельнуться, змея метнулась вперед и, как молния, поразила кролика. Бедный зверек коротко вскрикнул, по его тельцу прошла волна судороги, и он упал замертво.
Маргарет с воплем вскочила на ноги.
– О, как жестоко! Как отвратительно жестоко!
– Ну, теперь вы убедились? – холодно спросил Хаддо. Женщины поспешили к выходу. Им было страшно и противно. Оливер Хаддо остался один на один с заклинателем.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Доктор Поро пригласил Артура прийти в воскресенье с Маргарет и мисс Бойд к себе, он жил на острове Сан Луи, и влюбленные решили по дороге к доктору заглянуть на часок-другой в Лувр. Сюзи, которой они предложили со провождать их, предпочла явиться в гости самостоятельно.
Чтобы избежать толп, осаждавших в воскресные дни картинные галереи, Бардон и его невеста пошли в ту часть Лувра, где стояли античные скульптуры. Здесь было сравнительно пусто, в длинных залах царила та умиротворяющая атмосфера, которая бывает там, где собраны произведения искусств. Маргарет испытывала какое-то новое для себя чувство и, хотя не могла проанализировать его, как сделала бы это Сюзи, любившая предаваться рефлексии, оно странным образом возбуждало ее. Она как бы возвысилась над суетностью, была охвачена ощущением свободы, столь же восхитительным, сколь и не поддающимся анализу. Артур раньше не интересовался искусством, пока увлеченность Маргарет не открыла ему, что существует такая сторона жизни, о какой он и не подозревал. Хотя прекрасное мало что говорило его практичной натуре, любя Маргарет, он хотел понять, что же так восхищает ее в произведениях художников, доводя порой до упоительного экстаза. Поэтому покорно брел вслед за ней, внимательно и уважительно выслушивал ее восторженные высказывания. У греков ему нравилось безупречное знание анатомии. Один из мраморных атлетов надолго привлек внимание хирурга, поскольку мускулатура его была изображена скульптором с такой же точностью, как на иллюстрациях в учебнике хирургии. Когда Маргарет говорила о божественном спокойствии греков, об их радостном жизнелюбии, он поражался ее уму, хотя, услышав такие рассуждения от мужчины, почувствовал бы раздражение.
Однако одна статуя, прелестная статуя, известная как изображение Дианы Габийской, особенно понравилась ему. Он предложил постоять возле нее подольше. Маргарет со смехом возражала, но в душе была рада. Она поняла, что его интерес к Диане вызван не красотой скульптуры, а сходством, которое Артур находил между богиней и ею самой.
Диана Габийская стояла в широкой светлой галерее рядом с насмешливым юным фавном и бюстом незрячего старца Гомера.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.